- Он такой же, как всегда, и даже еще более, - сказал дядюшка Одиссей. - Наверно, весь день поливал себя этим веществом. Может, даже пил его.
   А судья и шериф закивали головами. Бам! - грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дунера. Гомер и его друг Фредди были тут же и с любопытством смотрели на еще более сонного дядюшку Одиссея, еще более важного судью, еще более подозрительного шерифа и на еще более невыносимого из горожан по имени Далей Дунер и по прозвищу Дунер-Плюнер.
   - А как себя чувствуешь ты, Гомер? - спросил дядюшка Одиссей.
   - Очень хорошо, - ответил Гомер. - А вот у вас ужасно сонливый вид. Может, сенная лихорадка?
   - Что ты сделал со своей банкой этого "иещеболее"? - спросил дядюшка Одиссей, с трудом отгоняя сон.
   - А, с этим... - сказал Гомер. - Мы с Фредди побрызгали как следует радиоприемник, чтобы слышимость была лучше. Вроде немного помогло, но зато стало больше помех и избирательность хуже. Тогда мы взяли отвертку и вскрыли эту банку с "иещеболее".
   - Ну? - спросили все.
   - Ну, и вот, - сказал Гомер.
   - Она была пустая, - сказал Фредди и пожал плечами.
   - Вещество невидимое, - напомнил судья.
   - Она пустая была! - повторил Фредди с вызовом.
   - Пустее пустого, - сказал Гомер. - И еще более!
   - Выходит, нас окунули, то есть обманули! - закричал шериф. - Я все время так думал!
   - Наше богатейшее воображение, - сказал судья, - увело нас немного в сторону.
   - Профессор здорово облапошил нас, - произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно.
   - Вот, судья, - сказал Далей, вручая ему свою банку с "иещеболее", теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов.
   - Угощайтесь пончиками, ребята, - ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди.
   Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь.
   - Вот что, ребята, - сказал он потом, - главное, смотвите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет.
   Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал:
   - Он уже знает.
   - Что?! - вскричали шериф и дядюшка Одиссей. - Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие цтуки, вы знаете.
   - Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? - спросил шериф.
   - Он сказал... - ответил Гомер, - что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой...
   - Так-так, продолжай, молодой человек, - сказал судья.
   - Еще он говорил, - продолжал Гомер, - что никогда жизни не пробовал это самое "иещеболее" и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше...
   Ну, и продал ему свою банку за доллар...
   - Да, ты мой племянник! - воскликнул дядюшка Одиссей. - И еще более!
   - Нас всех обманули! - повторил шериф. - Жаль, я не упрятал его за решетку!
   - У нас нет такого закона, - сказал судья. - У нас свобода торговли.
   - Привет всем! - услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес.
   - Как поживаете? - спросил его судья.
   - Лучше всех, - ответил папаша Герк.
   - Куда вы ее девали? - спросил Далей.
   Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал:
   - А, ты, наверно, про эту банку с "иещеболее". Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая...
   - Ну, и что же? - спросил дядюшка Одиссей.
   - После этого, - сказал папаша Герк, - я полил этой и еще более мокрой водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь, до Китая...
   А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел, как все кругом прекрасно - как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал:
   В каком хорошем мире мы живем! Только сделать бы нам его еще лучше... и еще более. Привет всем. И папаша Геркулес вышел из кафе.
   Глава 9. "РЕЖЬТЕ БИЛЕТЫ".
   Дядюшка Одиссей стоял почти у самого выхода из своего кафе, небрежно облокотившись на блестящий корпус новенькой автоматической музыкальной машины.
   Пока он так стоял, глядя через витрину кафе на потонувшую в сумерках центральную площадь города Сентерберга, лицо его потеряло вдруг свой обычный розовый оттенок и сделалось багровым, как свекла. Но и этот цвет продержался недолго, его сменил бледно-лиловый, который, в свою очередь, уступил вскоре место зеленому и сочному, как первая весенняя трава.
   Нет, не подумайте, что дядюшка Одиссей почувствовал тошноту или что-нибудь в этом роде. Вовсе нет! Просто уже несколько дней, с тех пор как в кафе привезли и установили новейший музыкальный автомат, уже несколько дней дядюшка Одиссей почти не отходил от этого автомата... А в автомате все делается автоматически:
   ставится и начинает вращаться пластинка, опускается на нее игла, а полукруглое стеклянное окошко, за которым все это происходит, автоматически освещается разного цвета лампочками, свет от которых и падает на лицо дядюшки Одиссея, как, впрочем, и на все другие лица, находящиеся не дальше футов десяти от музыкальной машины...
   Итак, дядюшка Одиссей не ощущал никакой тошноты, но зато чувствовал некоторое нетерпение, потому что ему давно уже хотелось отлучиться в парикмахерскую, но Гомера все не было и не было. А ведь обещал прийти пораньше.
   И только когда лицо дядюшки Одиссея в семнадцатый раз приобрело бледно-лиловый оттенок, только в этот момент, и ни на секунду раньше, отворилась дверь, и в кафе ворвались Гомер и Фредди.
   - Здравствуйте, - сказал Гомер, - Мы немного опоздали, извините. Были в библиотеке, набрали уйму книг. Она ведь закрывается на целых две недели.
   - Библиотекарша уходит в отпуск, - объяснил Фредди. - Поэтому мы и взяли побольше. А пока выбирали...
   - Я слышал, она уезжает в Еллоустонский парк. - пеЬебил его дядюшка Одиссей, который знал в городе все и про всех. - Вместе с одной вашей учительницей, с той, что работает в шестых классах.
   - Да, - сказал Гомер, - и они обещали прислать нам оттуда красивые открытки.
   - Это очень хорошо с их стороны, - одобрил дядюшка Одиссей и, не теряя времени, добавил: - Вот что, ребята. Мне нужно ненадолго сходить в парикмахерскую. Так что вы тут орудуйте сами. Можете поесть пончиков... Только смотрите, чтобы все было в ажуре.
   - Не беспокойтесь, дядюшка Одиссее - заверил Гомер. - В первый раз, что ли?
   И он без видимого нетерпения стал наблюдать за тем, как, прежде чем уйти, дядюшка Одиссей прошел по всему фронту своего автоматического войска: по нескольку раз включил и выключил каждую машину, начиная с пончикового автомата и кончая кофеваркой, похлопал их по блестящим бокам, что-то отвернул, подвернул. И все его действия были разноцветными: похлопывание - розовым, отвертывание - синим, завертывание - багровым.
   У дядюшки Одиссея появилась эта немного раздражающая привычка все проверять, с тех самых пор как его пончиковый автомат сошел с ума и никак не хотел остановиться.
   С трудом оторвав зеленую руку от зеленого бока кофеварки, дядюшка Одиссей подошел к музыкальной машине, которая недолго думая сделала его лимонно-желтым, и погладил ее особенно нежно. (Нежность дядюшки Одиссея была на этот раз оранжевого цвета.) Затем дядюшка Одиссей нажал кнопку № 5 (пластинка под названием "Симфония буги-вуги") и опустил в машину монетку (синего цвета).
   Раздался щелчок, и после этого медленно и важно пластинка № 5 выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе с ним.
   - Ух ты, - сказал Фредди. - Как живая!
   Дядюшка Одиссей фиолетово улыбнулся, и все трое стали слушать "Симфонию буги-вуги" в исполнении знаменитого оркестра.
   - Здорово! Просто гипнотизирует, - сказал Гомер, глядя словно завороженный на черный вращающийся диск и на игру красок.
   - А музыка как запоминается! - воскликнул Фредди. - сто раз лучше, чем при одном цвете.
   Дядюшка Одиссей с гордостью кивал головой, кивал почти все время, пока играла музыка, и особенно когда она закончилась и автоматические пальцы медленно и важно подхватили пластинку № 5 и убрали на принадлежащее ей место среди других пластинок.
   - Ну ладно, - сказал дядюшка Одиссей. - Работает прекрасно и останавливается тоже хорошо! Вот вам несколько монет, ребята, можете послушать музыку, когда я уйду. Только осторожней!
   Гомер и Фредди сказали "спасибо" и, после того как дядюшка Одиссей направился в сторону парикмахерской, сразу пододвинули стулья поближе к музыкальной машине, уселись и некоторое время молча наблюдали за медленной сменой красок внутри автомата.
   - Ух, - сказал Фредди, первым нарушив молчание, - ну и страшный ты в синем цвете!
   - Сам не лучше, - ответил Гомер. - Посмотрел бы на свою зеленую рожу!.. Ладно, Фредди, хватит любоваться, давай бери пончик, и будем делить библиотечные книжки.
   Ребята прикончили по паре пончиков и стали разбирать книги, в жарких спорах решая, какие интересней, что читать сначала, а что потом, и какие именно каждый из них заберет к себе домой.
   Как вдруг дверь в кафе открылась, и сквозь нее проник незнакомый мужчина.
   Ребятам показалось, что вошел он как-то крадучись, но это, наверно, им только показалось.
   - Добрый вечер, - тихо сказал незнакомец, потрясав пло-ским бумажным свертком, который он держал в руке^ {^постепенно меняя свою окраску (вместе со свертком) - с темно-фиолетовой на лимонно-желтую. - У меня тут с собой одна пластинка, - продолжал незнакомец, отчаянными усилиями распутывая веревку и разрывая на свертке бумагу. - Так вот, хочу ее проиграть на вашей музыкальной машине. Это будет, увидите, лучшая пластинка сезона. Включишь - и будешь ты на волосок от...
   Незнакомец внезапно оборвал фразу и, видно, очень разволновался. Некоторое время он стоял молча, меняя окраску вместе со своим свертком и постепенно приходя в себя и успокаиваясь.
   Гомер и Фредди тоже меняли окраску и тоже молчали, ожидая, чтобы незнакомец договорил. И он договорил, когда пришел в себя настолько, что почти без дрожи в голосе мог произнести:
   - Сами услышите, тогда поймете.
   Одновременно он развернул наконец свой сверток, достал пластинку и ребята просто обомлели! - кинул эту пластинку под потолок. Но и после этого он вовсе не стал даже пытаться ее поймать, а наоборот - сунул руки в карманы пальто и спокойно стоял, глядя, как она вот-вот упадет и разобьется.
   Она действительно упала с громким стуком прямо посреди кафе. Гомер и Фредди вскрикнули, а незнакомец горько рассмеялся.
   - Небьющаяся, - сказал он с печальным видом. Он поднял пластинку с пола и согнул ее пополам. - И неломающаяся, - добавил он. - Да, - заговорил он опять, - крепкая до безобразия! Небьющаяся до отвращения! Неломающаяся до... до... не знаю до чего!
   Он опять страшно разволновался, а когда немного успокоился, подошел к музыкальной машине и открыл верхнее полукруглое стеклянное окошко над панелью с кнопками.
   - Я поставлю ее, - сказал он, - между "Симфонией буги-вуги" № 5 и "Полькой буги-вуги" № 6. Ладно?
   И он быстро втиснул свою пластинку в общую кучу.
   - Вот, - сказал он, вздыхая с огромным облегчением и меняя в это же самое время цвет лица с желтого на синий. - Вот, значит, таким образом...
   Ребята тоже почувствовали себя легче. Уж ьчень странно повел себя незнакомец с самого начала, а вот сейчас, кажется, успокоился наконец, перестал дергаться и переживать неизвестно из-за чего. Гомер вспомнил о своих обязанностях, прошел за прилавок и оттуда спросил:
   - Хотите чего-нибудь поесть, сэр? Сандвич? Чашечку кофе? Или, может, вкусный свежий понч...
   - Нет! Нет! Нет! - отчаянным голосом завопил незнакомец, прежде чем Гомер успел произнести "ик". - Нет! Нет! Ни за что! - Он извивался всем телом, кашлял и грозил пальцем. - Я никогда, ни при каких обстоятельствах не ем их, - объяснил он, когда немного успокоился. А затем облокотился на прилавок и таинственно прошептал: - Ведь в них, вы это прекрасно понимаете, очень много дырок! Просто полным-полно дырок!
   Гомер с минуту подумал, оценивая это заявление, потом по-кал плечами и сказал:
   - Ну, может, томатный сок? Он у нас очень...
   - Молчи! - трагическим шепотом произнес незнакомец. И громко икнул. Умоляю, ни слова больше! - Он снова икнул. - Я не пью томатный сок! Никогда!
   Он замолчал и снова икнул. Гомер быстро наполнил стакан водой и протянул незнакомцу со словами:
   - Задержите дыхание, когда будете пить, и сосчитайте до десяти. Я всегда так делаю.
   - А еще лучше, - вмешался Фредди, - сказать про себя, например, так: "Икота, икота, перейди на мистера Скотта, со Скотта на кого-то, с кого-то на того-то..."
   Или спеть...
   - Не нужно! - закричал незнакомец. - Ради бога, не нужно!
   - А вообще я не понимаю, - продолжал Фредди, - почему, когда Гомер сказал вам про пончики и про...
   - Ни слова больше! - зашипел незнакомец и чуть не выронил из рук стакан. - Умоляю, ни слова! Иначе... Я ведь уже говорил вам, что никогда не ем пончиков...
   Он с укором посмотрел на Фредди, потом повернулся к Гомеру и сказал:
   - Спасибо. Спасибо за угощение... За воду то есть... Икота у меня почти прошла... А теперь я, пожалуй, пойду. Всего хорошего!
   Он ринулся к двери так, словно убегал от чего-то страшного, что вот-вот должно было произойти...
   - Одну минуту, мистер! - крикнул ему Гомер. - Вы ведь хотели послушать пластинку... И потом, как она называется?
   - Ах да, - сказал незнакомец, останавливаясь в дверях. - Как называется?
   Называется она "Пон... сим... пон"... Впрочем, у нее нет названия... И вообще скажу вам, ребята, по правде: не ставьте вы ее! Не надо! Прошу вас... и даже умоляю! Пусть никогда, - голос незнакомца зазвучал торжественно, - пусть никогда не опустится иголка на ее небьющуюся и неломающуюся поверхность, и пускай ни один звук не исторгнет ваща чудесная, ваша прекрасная машина из этой... "Пон...
   сим...".
   Он внезапно замолчал, а ребята закивали головами и с трудом перевели дыхание.
   Они были взволнованы и напуганы поведением незнакомца и особенно последними его словами.
   Так же внезапно, как замолчал, незнакомец расхохотался, но при этом лицо его оставалось совершенно серьезным.
   - Ха, ха, ха, - произнес незнакомец, и все эти "ха" музыкальная машина немедленно окрасила в зловещий фиолетовый цвет.
   - Ха, ха, ха... - И, перейдя на свистящий шепот, добавил: - Но она исторгнет! Вы совершите это своими руками! - Приобретая на прощание кроваво-красный оттенок, он закончил так: - А теперь прощайте, мои милые, чреватые бедами Пандоры' в штанах!
   Под эти слова дверь за ним бесшумно закрылась, озарившись зеленым цветом, и ошеломленные мальчишки остались одни.
   Долгое время никто из них не произносил ни слова. Потом наконец Фредди повертел пальцем около висками произнес:
   - А он все-таки, наверно, того, этот мужчина^А? Как ты думаешь? И потом, что он хотел сказать, когда обозвал нас "чреватыми Пандорами в штанах"?! Наверно, это животное какое-ни-"удь? Почему же этот псих решил назвать нас животными , штанах?
   - Чепуха, - сказал Гомер. - Ты думаешь от слова "панда"? то, правда, енот. Живет в Гималаях. А здесь никакая не "панда", "Пандора"... По-моему, это просто девчачье имя.
   - Значит, этот тип обозвал нас девчонками! - закричал Фредди, сжимая кулаки. - Да еще сказал, что мы в штанах и чреватые бедами! А что такое "чреватые бедами"?
   То же, что "угреватые"?
   - Думаю, что нет, - неуверенно сказал Гомер. - И он вовсе не назвал нас девчонками. Во всяком случае, не совсем девчонками. Пандора, мне кажется, это что-то такое знаменитое... Древнее... Вроде какогй-нибудь Навуходоносора или Пенелопы[3]... Где-то я чего-то читал про нее, но вот не помню где и что... Я знаю одно, - голос Гомера сделался увереннее, пока мы не выясним, что за женщина эта Пандора и что она сделала, загадки нам не разгадать! Поэтому начнем с Пандоры, а там доберемся и до этого "чреватого" с его "бедами". Согласен?
   Тогда давай разыграем, кому бежать в библиотеку и разыскивать это слово в каком-нибудь словаре.
   И Гомер взял одну из монеток, оставленных дядюшкой Одиссеем, и двумя пальцами подбросил ее над прилавком.
   - Орел! - сказал он, накрывая монетку рукой.
   - Ладно, теперь я, - сказал Фредди. - Тоже орел. Потом они отняли ладони от прилавка и увидели, что обе монеты лежат решкой кверху.
   - Еще раз, - сказал Гомер. - Решка! И снова монетки одна за другой блеснули над прилавком. На этот раз Гомер угадал, а Фредди нет.
   - Тебе идти, - сказал Гомер.
   - Ладно, - ответил с неохотой Фредди. - Пойду, конечно, если надо. Только я все-таки уверен, что этот тип сбежал из сумасшедшего дома... Ладно, пойду, - повторил он. - "Чреватый" я посмотрю в словаре, а вот где я найду "Пандору"? - Наверно, в энциклопедии, - посоветовал Гомер. - Или спросишь у библиотекарши.
   Должна же она знать.
   - Тьфу! - с отвращением сказал Фредди. - Сколько хлопот из-за этой дурацкой женщины! И он пошел к дверям, со злостью бормоча про себя:
   - Милые чреватые бедами Пандоры... Чреватые бедами... Пандоры... Тьфу, язык сломаешь! Пусть он подавится своей Пандорой! Тоже свалился нам на голову! Псих несчастный...
   Гомер уселся за прилавком, и выражение лица у него было удивленно-выжидательное.
   С таким выражением он и досидел до возвращения Фредди.
   - Ну что?! - закричал он, когда Фредди, едва волоча ноги, ввалился в кафе. - Нашел? Говори скорей!
   - Да, нашел, - расслабленным голосом сказал Фредди и уселся на стул с видом человека, только что принесшего жертву ради своих ближних. Конечно, нашел, а как же иначе? Действительно, она была не девчонка, а взрослая, из Древней Греции, и у нее был такой ящик, который она ни за что не должна была открывать, хоть ты тут не знаю что!.. А она все-таки взяла да открыла - и оттуда посыпались разные беды и несчастья... Только они, наверно, сейчас уже не существуют, - утешил Фредди, - потому что все это случилось страшно давно.
   - А "чреватый"? - спросил Гомер.
   - Ну, это самое легкое. Это значит "наполненный чем-то и готовый что-то произвести". Так сказано в словаре. Я точно запомнил... Так что видишь, Гомер, сначала он сказал нам "не надо", потом сказал, что мы все равно сделаем, потом - что мы не должны, а потом этот тип обозвал нас "чреватыми" и значит, мы вроде готовы что-то произвести... Разве не ясно, что он просто сумасшедший... Давай бросать монету - кто первый поставит пластинку!
   Гомер ответил не сразу.
   - А может, - сказал он потом, - может, лучше не надо? Подождем, пока дядюшка Одиссей вернется?
   - Испугался? Так и скажи. А я вот ни капли не боюсь, - сказал Фредди. Да и что может быть от пластинки? Самое худшее, это если она будет хрипеть или завывать каким-нибудь козлетоном! Ну, а тогда мы закроем уши ладонями или просто остановим. Чего тут страшного?
   Страшного, в самом деле, как будто ничего не было, поэтому Гомер не нашел что ответить Фредди, а тот продолжал:
   - Взрослые всегда так, ты сам знаешь не хуже меня! Говорят: "Не смей смотреть по телевизору про убийства", а сами постоянно включают только про них. Или запрещают читать комиксы, а сами продают их на любом углу, как горячие пирожки... Наша учительница только и знает говорить, что "ни один порядочный человек не должен жевать резинку". А ее муж в своем кондитерском магазине продает, наверно, не меньше ста штук в день этой самой жевательной резинки...
   Поэтому я не знаю, чего мы должны бояться.
   - Я и не боюсь! - крикнул Гомер, глубоко оскорбленный повторными предположениями о его трусости. - Откуда ты взял?!
   С этими словами он сунул руку в карман, достал монету и проследовал прямо к музыкальной машине. Затем решительным движением нажал кнопку на панели под полукруглым стеклянным окошком, ту самую кнопку, которая без номера, и уже менее решительным движением опустил в прорезь монету.
   Раздался громкий щелчок, и после этого медленно и важно пластинка без номера выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе с ним.
   Гомер и Фредди напряженно ждали, какие же звуки раздадутся из недр музыкальной машины. Будет ли это что-нибудь таинственное и сверхъестественное, непонятное для нормального уха, или просто какая-то какофония, от которой зажимай уши и беги вон, или, наконец, один только грохот... Ребята стояли выжидательно, как на старте, готовые в любую минуту молниеносно прикрыть руками уши или, если надо, выскочить из кафе на улицу.
   Машина издала первые звуки, и то, что мальчики услышали, заставило их вздохнуть с облегчением и улыбнуться. А услышали они всего-навсего веселую легкую мелодию в танцевальном ритме.
   - Вот пожалуйста, и ничего особенного, - сказал Гомер, подошел еще ближе к музыкальному автомату и остался стоять там, автоматически меняя цвет лица и покачивая в такт музыке головою.
   - А что я говорил? - сказал Фредди и начал притопывать ногой под музыку. - Ух ты, какая хорошая мелодия, правда?
   Он еще сильнее стал притопывать ногой, а также кивать головой, и через минуту нога Гомера тоже не удержалась на месте,так что вскоре оба они уже дергались, как в танце, и даже что-то мурлыкали про себя.
   Но вот музыкальное вступление окончилось и послышались слова песни вот такие:
   Ем я только пончики,
   Симпо-симпомпончики!
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Чики-пон, чики-пон,
   Нет для пончиков препон!
   Тесто ем сперва я,
   Дырку - на закуску,
   Красота какая,
   Очень это вкусно!
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Чики-пон, чики-пон,
   Нет для пончиков препон!
   Чтоб они не кончились,
   Чтоб они не пончились,
   Собирайте дырки
   В чистые пробирки!
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Чики-пон, чики-пон,
   Нет для пончиков препон!
   Откусив один кусок
   И глотнув томатный сок,
   Будешь ты на волосок
   От счасть-я!
   Откусив другой кусок,
   Распусти-ка поясок
   И ложись ты на часок
   В пос-тель-ку!..
   Здесь голос немного передохнул, дал поиграть музыке, а потом продолжал:
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Чики-пон, чики-пон,
   Нет для пончиков препон!
   Чтоб они не кончились,
   Чтоб они не пончились,
   Собирайте дырки
   В чистые пробирки!
   Мы облепим дырки тестом,
   Будет дыркам в тесте тесно,
   Будет тыркам в десте десно,
   Будет просто расчудесно!
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Голос умолк, послышались заключительные аккорды, и пластинка остановилась.
   И сразу Фредди закричал:
   - Это, наверно, лучшая пластинка, какую я только слышал! И слова что надо! Давай еще заведем!
   Он схватил с прилавка монету, опустил в щелку автомата, и снова они с Гомером стали слушать песню, кивая, притопывая и отбивая ритм пальцами по воздуху и по прилавку. И прежде чем игла дошла до половины пластинки, Гомер и Фредди уже во все горло распевали вместе с музыкальной машиной:
   Пончики, пончики
   Целые вагончики!
   Чики-пон, чики-пон,
   Нет для пончиков препон!
   Чтоб они не кончились,
   Чтоб они не пончились,
   Собирайте дырки
   В чистые пробирки!..
   - Эта пластинка просто симпо-симпомпончик! - сказал Гомер.
   - Да, - сказал Фредди, - откуси один кусок и глотни томатный сок. Вот здорово будет!
   - Лучше знаешь что? - сказал Гомер. - Откуси другой кусок, распусти-ка поясок и...
   - Ой, Гомер! - Перебил его Фредди. - Тебе не кажется, что мы как-то странно говорим?.. Пончики, пончики - целые вагончики!..
   - Чики-пон, чики-пон, - подхватил Гомер, - нет для пончиков препон!
   - Это все верно, - согласился Фредди, - но все-таки как-то не так... А в общем, чтоб они не кончились, чтоб они не пончились...
   - Собирайте дырки в чистые пробирки, - завершил его мысль Гомер и тут же с удивлением сказал: - Что это получается, а? Как мы разговариваем?
   - А что такого? - ответил Фредди. - Тесто ем сперва я, "дырку - на закуску...
   - Красота какая, - сказал Гомер, - очень это вкусно!
   - Пончики, пончики, - запел Фредди, - целые вагончики! И в ответ ему Гомер тоже запел в полный голос:
   - Чики-пон, чики-пон, нет для пончиков препон! После этого они уже подхватили дуэтом:
   Мы облепим дырки тестом,
   Будет дыркам в тесте тесно,
   Будет тыркам в десте десно,
   Будет просто расчудесно!
   Пончики, пончики
   Целые вагончики! ...
   Ребята закончили песню и замолкли, удивленно тараща друг на друга глаза.
   Фредди первым прервал молчание.
   - Здорово! - Хотел сказать он, но получилось так, что это слово он не сказал, а спел: - 3до-ро-во!
   - Да, - пропел Гомер, - будем мы на волосок от счасть-я! Они пропели все это и с испугом взглянули один на другого.
   - Слушай, Гомер, - печально запел Фредди, - что же это... нет для пончиков препон... делается?
   - Ох, Фредди, - с не меньшей печалью спел в ответ Гомер, - Я и сам ничего... откусив один кусок... не понимаю... Распусти-ка поясов - повысил он вдруг голос до фортиссимо, - и ложись ты на часок в пос-тель-ку!
   - Да, действительно, - чуть слышным пиано пропел Фред-ди, - Будет дыркам в тесте тесно, будет тыркам в десте десно...
   - Будет просто расчудесно, - закончили они, снизив голоса до грустного пианиссимо.