Мале Лео. Коррида на Елисейских Полях

   – И где она находится, ваша тачка?
   – Недалеко от ресторана "Беркли". Со вчерашнего вечера.
   – Неверно, старина. Она в полиции.
   – В полиции? Так это все еще продолжается? Не говорите мне, что у меня сперли тачку и использовали ее для нападения на банк. Это будет уже комплект.
   – Да, нападение на банк весьма оригинально дополнило бы картину, – сказал он саркастически. – Но до этого мы еще не дошли. А пока мы поедем посмотрим вашу тачку. Всей компанией.
   Мы вышли из "Космополитена" через черный ход, в нескольких метрах от которого стоял полицейский "рено". Мы заняли свои места, и автомобиль тронулся.
   – Кажется, у вас шишка на основании черепа, – заметил Фару.
   – Я ударился о дверной косяк.
   – Вы передвигаетесь задним ходом?
   – Конечно.
   – Ну что ж! Система Нестора Бюрма. Никогда ничего не делать, как все. Если одна дамочка кончает жизнь самоубийством – быть у ее постели; если молодой человек получает смертельный удар по голове – быть его знакомым по бистро; если воруют автомобиль, то это именно ваш. Вы перебираете, Бюрма.
   – А вы преувеличиваете, – сказал я.
   После этого все мы надолго закрыли рты. Мишлин, видимо, начала раскаиваться в том, что пришла ко мне. Я похлопал ее по руке.
   На площадке для бесхозных машин полдюжины парней крутились вокруг одной тачки. Моей.
   – Ну и как? – спросил Фару. – Никакой ошибки, а? Это она?
   – Она, – ответил я. – Но у нее на крыле не было вмятин.
   – Результат столкновения.
   – Можно вас спросить, как она тут оказалась?
   – Ее обнаружили брошенной на одной маленькой улочке. Мелкая неполадка в моторе.
   – Мелкая неполадка? Вы хотите сказать – разбитая вдрызг, а?
   – Нет. Трижды нет.
   – Я бы предпочел такой вариант. Когда я смогу ее забрать?
   – Когда мы покончим с ней... (Он обратился к парням, окружившим машину.) Вы сняли все отпечатки пальцев?
   – Да, шеф, – ответил один из парней. – Но не знаю, пригодится ли это. Когда их слишком много... А уж здесь их предостаточно.
   – Посмотрим. А теперь, Нестор Бюрма, поедемте, пожалуйста.
   Мы снова уселись в полицейскую машину. Тем временем инспектор Фабр и Мишлин куда-то исчезли. Я осведомился о том, где они.
   – Увидимся с ними попозже, – сказал комиссар.
   – А куда мы едем?
   Он не ответил. Я нахмурил брови. И нахмурился еще больше, когда мы остановились перед... моргом, выглядевшим очень нарядно под горячим июньским солнцем. Но ничего не сказал. Не знаю, что я мог бы тут сказать. По-прежнему молча, в тишине, если не считать стука наших каблуков по необычайно чистому кафельному полу, мы дошли до зала с холодильниками.
   – 15-й, – сказал Фару служащему в сером халате с лицом того же цвета. Тот принялся шарить по своим ящикам с мертвецами. Фару произнес: – Вот почему я считаю, что вы перебираете, Нестор Бюрма. Из-за того, что лежало в багажнике вашей тачки.

* * *

   Она была совсем голая. Так она всегда будет голая! Ее тело не имело больше того теплого и тонкого янтарного оттенка и приобрело неприятный цвет слоновой кости. Груди, крепкие и полные, казалось, поднялись еще выше в последнем гордом рывке. Ее каштановая шевелюра, рассыпавшаяся в беспорядке, скрывала часть лица, прежде такого красивого, такого вызывающего; хорошенькая мордашка, теперь перекошенная от ужаса, недоверия и боли, на которой постепенно тускнел макияж, приобретая ядовитые отталкивающие краски. На шее виднелось маленькое противное отверстие. Крошечная дырочка, через которую выплеснулась жизнь этой жрицы любви. Да уж, Фару подавал те еще аперитивчики!
   – Боже мой! – воскликнул я. – Моника!
   – Да. Моника Гранжон, – сказал комиссар. – Проживавшая в отеле "Дьепп". Где также проживает ее подружка Мишлин Колладан, с которой вы, кажется, в прекраснейших отношениях... (Движением подбородка он указал на тело.) ...Вы были хорошо с ней знакомы?
   – Я видел ее один раз.
   – Людям, с которыми вы встречаетесь случайно, чертовски не везет. Это самое малое, что можно сказать. Ладно... Можете убрать, Альфред. Пошли, Нестор Бюрма. Едем в контору.
   Я, спотыкаясь, последовал за ним. Мне казалось, что за мной тянется струя трупного запаха. Совсем, как накануне.

* * *

   Флоримон Фару уселся на своем стуле позади заваленного бумагами письменного стола. Он выдохнул, расстегнул пуговицу на воротничке, ослабил галстук и принялся методично промокать пот на затылке, на шее, подбородке и лбу. Я тоже обливался потом. От жары и от иного. У меня даже не было сил вытереть его. Капли пота текли у меня по лицу, проступали сквозь сорочку. Комиссар достал сигарету и зажег ее:
   – Вы не курите? – спросил он.
   – Мне больше хочется блевать, – признался я.
   – Трубка может помочь вам в этом.
   – Черт! Ну и работенка. Что вы сделали с Мишлин?
   – Она здесь. Она была подругой мертвой девушки, не забывайте об этом. Мне необходимо ее свидетельство... Так же, как и ваше. (Он встал со стула и пристроился на краю стола прямо передо мной) ...Я не подозреваю вас в убийстве девицы, которую мы только что видели там, в холодильнике... В холодильнике! (Он вздохнул, поднял глаза к небу и принялся еще основательнее вытирать пот.) ...Но, проклятье, признайтесь же чистосердечно, что все это просто немыслимо. Вы присутствуете при последнем вздохе актрисы, которая кончает жизнь самоубийством при помощи опиума; одному из ваших приятелей вышибают мозги; ваша тачка служит катафалком для девицы, о которой вам известно хотя бы ее имя, подругу этой девицы, Мишлин, встречают у вас, кстати, кажется, из-за нее вы подрались с незнакомцами... Да, эта Мишлин побеспокоила одного полицейского, и ваше имя было при сем упомянуто... Послушайте, старина Бюрма, каково ваше место во всей этой истории?
   – Никакого. В настоящее время у меня есть один клиент, но он стоит вне всего этого. Однако, лучше рассказать вам об этом. Его зовут Монферье...
   Я изложил все опасения продюсера, и почему я должен присматривать за Тони Шарантом. Я также рассказал о моем плане в отношении актера.
   – Ваш план – это хорошая идея, – высказался Фару. – Но идея, которая могла возникнуть лишь у частного детектива. Не думаю, что она приведет вас далеко. И потому вам понадобилась красотка?
   – Да. Лично меня даже со спины трудно было бы выдать за Мартину Кароль. Впрочем, для меня это даже лучше.
   – Да. Следовательно, вы подумали об этой Монике. Почему?
   – Потому что в ней соединялись все качества, необходимые для этой роли. Достаточно глупа, чтобы ничего не понять в том, что она может увидеть или услышать, но, однако, способна все повторить мне, и достаточно доступна, чтобы стать любовницей Тони Шаранта через десять минут после их знакомства.
   – Скажите, а вы не преувеличиваете?
   – Если бы вы ее знали в ином месте... то увидели бы, что нет.
   – А как вы-то с ней познакомились?
   – Три дня назад. В моей комнате. Она... спала в моей постели. В "Космополитене" немало киношников, они там арендовали дансинг и устроили танцы. Видимо, она там тоже была. Ей захотелось отдохнуть, и она ошиблась комнатой или вошла в первую попавшуюся... Немного под газами, понимаете?
   – В вашу комнату... (он бросил на меня игривый взгляд) ...Ну и везунчик!
   – Ужасный везунчик! Я вижу эту девицу одно мгновение, а потом ее находят в виде трупа в моей машине. Не знаю уж, какого качества это везение, но, во всяком случае, оно мне кажется чрезмерным.
   – Вернемся к нашим баранам. Итак, вчера вы искали Монику, чтобы пристроить ее к Тони Шаранту?
   – Да...
   Я рассказал о хлопотах Марка Ковета, встрече в дансинге "Элефан" с Мишлин, обо всем, что она мне говорила про отсутствие Моники, о нашем выходе на улицу Понтье и о том, что там на меня набросились какие-то парни.
   – Парни какого рода?
   – Сейчас скажу. Они врезали мне как следует по башке и похитили, словно какую-то богатую наследницу... Вот почему, когда полицейский, к которому обратилась Мишлин, пришел на место происшествия, там никого не было... Они проводили меня немного побеседовать с их шефом. Некоторое время спустя я очнулся, весь запутавшись в цепях, окружающих Триумфальную арку, по-видимому, выброшенный из автомобиля. Можете проверить. Мое присутствие возле Неизвестного солдата показалось подозрительным одному из охранников, и он попросил меня показать документы.
   – Гм... – произнес Фару. – Что за парни? Какой шеф?
   – Боюсь, что придется кое-что от вас скрыть, – ответил я ему. – Я обещал не подавать жалобу, а также ничего не рассказывать о нашей встрече. Но смерть этой крошки несколько меняет пейзаж. Не считая удара дубинкой, моя беседа с этими господами носила скорее сердечный характер. Если поразмыслить, даже слишком сердечный. И пока мы беседовали, кто мог им помешать подстроить мне ловушку? А допуская, что они шлепнули Монику... Кажется, один из них приставал к ней, легко могу себе представить, с какой целью. Они могли знать – я говорил об этом Мишлин, – что мой автомобиль припаркован перед рестораном "Беркли". Пока шеф развлекает меня, другие парни забирают мою тачку, суют тело в багажник...
   – Еще раз, – стукнув кулаком по столу, проворчал Фару, – какие парни и какой шеф?
   – Вентури и его клика.
   – Вентури?
   Лицо его помрачнело.
   – Международный жулик, если не больше. С недавних пор проживающий в одном из отелей на Елисейских полях. Извините, если я обучаю вас вашей профессии, Флоримон.
   – Вы ничему не обучаете меня. Мы присматриваем за ними... (он вздохнул) ...О! Черт! Вентури сбавил обороты в своей игре. Он больше не убивает, но, кто знает, с этой стороны тоже можно что-нибудь почерпнуть, потому что... (он на минуту замолчал) ...Он и его дружки сегодня утром отвалили... Мы следили за ними, и они, видимо, узнали о нашем наблюдении, уж не знаю, как... Короче, они смылись. (Он еще раз стукнул кулаком по столу и выругался) ...Черт, побери! Если когда-либо... кое-кому здорово влетит.
   Я дал ему успокоиться, потом спросил о подробностях смерти Моники.
   – Пистолетный выстрел, – ответил он. – В затылок.
   – У вас есть пуля?
   – Прошла навылет.
   – Когда наступила смерть? Давно?
   – На первый взгляд – нет. Скорее всего, вчера. При этой жаре и, если судить по состоянию тела, маловероятно, что ее убили раньше.
   – У вас есть теория? Конечно, не считая той, согласно которой вы все приписываете мне.
   Он не ответил на мой сарказм:
   – Теория? Где я могу ее выудить? Все, что я знаю, так это то, что сегодня утром на дальней улочке обнаружили брошенную машину с этой пассажиркой в багажнике. И все, что я могу вообразить, заключается в следующем: какие-то типы – парни Вентури или другие – вчера убили ее и, стараясь избавиться от тела, использовали вашу тачку, потому что такова ваша судьба всегда быть замешанным в историях подобного типа, а впоследствии они рассчитывали все скинуть в Сену. Произошла авария с мотором, которая вынудила их все оставить на месте... И единственная информация, которой мы располагаем, – вздохнул он, – водители они никудышные – о чем свидетельствует помятое крыло – и дрянные механики. Ремонт не требовал большого мастерства...
   С горькой иронией я думал о последних словах Моники, когда я выпроваживал ее из своей комнаты: "До встречи на днях, когда я найду своего механика". Надо же было ей напасть на таких жалких типов!
   – Мы очень быстро установили личность жертвы, – продолжал Флоримон Фару. – На нее была здесь карточка. Эта сволочная молодежь! И также очень быстро установили ее гнездышко. В гостинице "Дьепп" хозяйка сказала нам, что ее жиличка исчезла два дня назад. Но ей случалось часто не ночевать дома. Хозяйка же навела нас на подружку убитой. Это – Мишлин, которую я застал у вас в "Космополитене", когда пришел просить объяснений по поводу вашего автомобиля...
   – Да. А в багажнике она... она была голая?
   – Нет. Вы хотите посмотреть ее шмотки? Они ни на что нас не навели, но, быть может... Два осмотра лучше, чем один, если посмотреть свежим взглядом... (Он постучал в перегородку. Один из его подчиненных появился в дверях.) ...Одежду той рыжей, Андре. Фабр допрашивает ее подругу?
   – Он только что закончил.
   – Что-нибудь интересное?
   – Нет.
   – Принеси мне ее показания тоже.
   Инспектор вышел и тут же вернулся с пакетом в руке и отпечатанным листком бумаги. Фару развязал пакет. Не без чувства неловкости я увидел, как он по очереди извлекал оттуда туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки, прикрепленные к подвязкам, черный эластичный пояс с позолоченной застежкой, легкую широкую юбку, сильно декольтированную блузку с подозрительным коричневым пятном на букве "О" в вышитом имени. Запах духов, которым все это было пропитано, еще держался. В кармане юбки лежали тюбик губной помады, два шелковых носовых платка – один желтый, другой сиреневый, – пудреница. Ни ключей, ни денег, ни удостоверения личности. А также – ни бюстгальтера, ни...
   – Трусов не было? – спросил я.
   – Не было. Так, вероятно, удобнее.
   – Пожалуйста, не надо. Никакого особого насилия?
   – Нет... Итак?
   – Итак, ничего. Именно эту одежду я видел на ней при жизни, вот и все. Медицинский осмотр?
   – Ноль... (Он кое-как перевязал пакет, положил на стул, взялся за показания Мишлин, быстро проглядел их.) ...Тут тоже ноль, – пробурчал он. – Кроме того, что она настойчиво повторяла свое утверждение относительно того типа, который все эти дни приставал к Монике – тот же самый, который повздорил с вами... Проклятье! Клика Вентури! Однако, эти типы больше не грешат убийствами! И в то же время, этот поспешный отъезд...
   Он посмотрел на меня.
   – Я вам больше ничего не могу сказать, – произнес я, – Что вы будете делать с Мишлин?
   – Что мне с ней делать? Вы можете пойти с ней пообедать, если вам хочется... Неважно! Люси Понсо, Рабастен, Моника Гранжон... Все сходится, Бюрма.
   – Я тоже так думаю. Что нового по поводу Рабастена?
   – Ничего. За исключением того, что, по словам судебно-медицинского эксперта, вполне возможно, что он получил смертельный удар много времени спустя после первого, который только оглушил его, и что он умер почти в то же время, что и Люси Понсо.
   – А! А!
   – Я сказал то же самое.
   – Но этого, очевидно, недостаточно для дедуктивных выводов. А о самой Люси Понсо?
   – Тоже ничего нового... Скажите, пожалуйста, ведь ваш Тони Шарант был ее любовником, а? Его фотография была в ее альбоме... семейном альбоме, как я называю. А исходя из того, что вы мне говорите, он в это время принимал наркотики? Гм... гм...
   – Послушайте, Фару. Мне платят за то, чтобы я последил за Тони Шарантом, и...
   – А мне платят за то, чтобы я следил за всеми, – завопил он. – И я не ленюсь в своем деле. Мне наплевать на вашу болтовню и на ваших клиентов. Я буду делать то, что мне следует делать.
   – Прошу вас, – сказал я ему, – не орите так. Подумают, что я вас укусил.

* * *

   Некоторое время спустя вместе с Мишлин я покинул Кэдез-Орфевр. Бедная девушка была в полной растерянности, и мне пришлось как следует выложиться, чтобы вызвать бледную улыбку на ее губах. Мы пошли вместе пообедали, затем я вернулся в "Космополитен", весь разбитый, подавленный, покачиваясь и спотыкаясь среди гуляющих по Елисейским полям, толкая некоторых из них, пугая голубей, которых даже не различал, и создавая у всех впечатление, и у людей, и у животных, что я здорово набрался.
   – Меня ни для кого нет, – сказал я консьержу отеля, вежливому, спокойному и соболезнующему. – Ни для кого, слышите? За исключением некоего Ребуля.
   Я добрался до своей комнаты, одетый бросился на постель и тут же заснул.

* * *

   Меня разбудил телефонный звонок. В темноте я открыл глаза. Посмотрел на светящийся циферблат своих часов. Десять с минутами. Снял трубку.
   – Господин Ребуль, месье.
   – Пусть поднимется.
   – По телефону, месье.
   – А! Хорошо.
   – Ребуль на проводе, – сказал Ребуль. – Я здесь вместе с одним парнем, у которого есть какие-то сведения. Можно к вам зайти?
   – Да, если ваш парень не слишком смахивает на бродягу. В конце концов, персонал "Космополитена" станет коситься на меня, если я буду принимать слишком смешанное общество. Полицейские, шпана...
   – Ритон в порядке. В свое время его звали "С-иголочки". Кое-что у него с тех пор осталось.
   – Тогда двигайте сюда.
   Я надел халат, набил трубку, отдал соответствующие инструкции внизу и пошел в гостиную в ожидании гостей. Они появились через десять минут. Ритон-с-иголочки вовсе не был оборванцем, но костюм темно-синего цвета начинал изнашиваться. Он огляделся с видом знатока:
   – Некогда в Милане у меня было такое же жилье. (Он сел и посмотрел на меня.) Я никого не хочу закладывать. Все, что я хочу вам рассказать, полицейским уже известно или напечатано в газетах. Если вы пойдете и просмотрите подшивку "Детектива" или других газет, узнаете все это сами. Я просто помогу вам сэкономить время. Считаю, что это стоит нескольких ассигнаций в тысячу франков, и, честно говоря, я не против вытянуть их у частного сыщика.
   – Валяйте, – сказал я ему.
   – Вот что...
   Когда Ритон-с-иголочки отвалил, снабженный некоторой суммой и по-прежнему сопровождаемый моим одноруким другом, я стал размышлять над тем, что узнал (теперь я припомнил, что в свое время до меня доходили фрагментарные отголоски того или иного события): чуть больше года тому назад банды гангстеров по продаже наркотиков были разгромлены при драматических обстоятельствах. Ассоциация из трех банд – банда Люка, банда Гродюбуа и банда Вербрука – имела в своем владении запасы морфия, кокаина, героина и опиума, и это был невиданный прежде в анналах торговли наличный запас наркотических веществ. Оценивавшийся в сотни миллионов, он хранился на одной вилле в парижском пригороде, а сторожили его самые отпетые бандиты. Но в один прекрасный день этим отпетым бандитам нанесли визит еще более отпетые, которые прикончили их всех, прежде чем забрать всю наличность наркотиков. Никто не знал, чьих это рук было дело. Но в воровском мире прошел слух: главой тех незнакомцев был некий Бланшар, который неожиданно исчез. С тех пор этого Бланшара, так же, как и товар, больше никто не видел. А возвращаясь к краже этого запаса, можно сказать, что она развязала настоящую войну внутри ассоциации банд, которые стали соперничать и обвинять друг друга в этом налете. С этого времени торговля наркотиками не возобновлялась в прежних масштабах. Возможно, Вентури примыкал к банде Гродюбуа. Ритон-с-иголочки не знал... или не хотел ничего сказать. Что же касается Мельгано, то он поддерживал "торговые отношения" со всеми этими командами, не входя ни в одну из них.
   Ритон-с-иголочки честно меня предупредил. Он не был доносчиком. Все это рассказано подробно и многократно в газетах по мере развертывания событий. Он мне просто сэкономил время, если допустить, что во всем этом для меня было что-нибудь полезное.

Глава одиннадцатая
Никакого отпуска для Нестора

   На следующий день я встал в одиннадцать часов. Солнце сияло, и это само по себе было счастьем. После ухода Ребуля и его осведомителя я снова улегся в постель. Предупредил консьержа внизу, что меня ни для кого нет. Он сказал, что мне звонил месье Марк Ковет. Я ответил, что меня это не удивляет. И также пять минут тому назад звонил месье Тони Шарант. Ах, да. Тони Шарант? Теперь уж для него я ничего не мог сделать. Не мог же я помешать Флоримону Фару зайти к нему и задать несколько вопросов. Насчет Фару. Я позвонил на Кэдез-Орфевр:
   – Ничего нового? – спросил я.
   – Ничего.
   – А моя тачка?
   – Мы ее еще немного подержим.
   – Отпечатки пальцев дали что-нибудь?
   – Их изучают.
   Я положил трубку, снова поднял ее и попросил соединить меня с резиденцией Монферье. Слуга подозвал мне Тони Шаранта.
   – А! Нестор Бюрма, – сказал актер. – Я позвонил...
   – Знаю. Я как раз хотел вас повидать. Это очень удачно.
   – Приходите, когда захотите. Мы устроим партию на троих.
   – Партию?..
   – Ваша секретарша уже тут.
   – Моя секретарша? Элен?
   – Мне кажется ее не так зовут. Скорее Мишлин.
   – А!.. А! Да, конечно. До скорой встречи.
   Я вышел из "Космополитена" через черный ход, чтобы не наткнуться на Марка Ковета, если он караулит меня в холле. Отправился на улицу Шатобриан в специальный гараж взять напрокат автомобиль без шофера, потом взял курс на Нейи.

* * *

   – К счастью, вы сказали мне, что будете действовать без обиняков, – бросил мне упрек вместо приветствия Тони Шарант.
   – Не горячитесь, – посоветовал я ему. – Вас, кажется, заносит.
   – Вот именно. Вам нужны объяснения?
   – Нет. А где моя... секретарша?
   – В бунгало. Нетронутая. Мне надо было только дунуть на ее одежду, чтобы она улетела, но я этого не сделал. Я тотчас же понял весь расклад... Вы, кажется, забыли свою трубку.
   Я направился к бунгало. Ладно. Я недооценил его. Эх, Нестор... Мишлин сидела на диване и играла с псом. Она наклонилась вперед, и ее фирменное декольте полностью открыло взорам грудь.
   – Здравствуйте, – сказал я.
   – Здравствуйте, месье.
   – Оставьте нас на некоторое время, пожалуйста. Пойдите прогуляйтесь у бассейна с этим псом и попробуйте его утопить...
   Она вышла. Тони Шарант тихонько посмеивался.
   – Да уж, право! – сказал он. – Хороши уловки, знаменитый Нестор Бюрма! Я думал, что вся эта история с наблюдением – выдумки. Вы сами это сказали. А присылаете ко мне шпионку. Классический случай, если не считать того, что обычно шпионки бывают блондинками, а ваша – брюнетка.
   – Это нарочно. Вопрос камуфляжа. А если говорить откровенно, то я сам себя спрашиваю, что надо было вам сказать? Позавчера вы мне рассказали почти всю свою жизнь, но забыли сообщить, что были любовником Люси Понсо.
   – А что вам с того?
   – Ничего. Но поскольку вы все сечете так быстро, поймите следующее: фараоны перетряхивают теперешние и прошлые связи старой актрисы...
   – Почему? Разве это не самоубийство?
   – Да, но особого рода. Они доберутся и до вас в своих грубых башмаках, потому что нашли вашу фотографию, украшенную посвящением, не оставлявшим никакого сомнения насчет ваших отношений с Люси Понсо. Не знаю, в какие времена...
   – О! Очень давно.
   – Давно или нет, вопрос не в этом. Они знают, что было время, когда вы баловались наркотиками. Короче, делайте выводы сами. Это нетрудно.
   Он сел, внезапно поддавшись отчаянию:
   – Черт! Что я сделал Господу Богу, проклятье? О! В конце концов, пусть приходят эти легавые, забирают меня в кутузку, а Монферье выпутывается, как хочет. И если только эта чокнутая Дениза Фалез может спасти его фильм, пусть расхлебывает...
   Он чертыхнулся еще несколько раз.
   – Не пытайтесь темнить, припутывая Денизу Фалез к тому, к чему она не имеет никакого отношения, – сказал я. – Не будете же вы мне рассказывать, что она участвует в распределении ролей?
   – Почти. Вы знаете столько всего, но не в курсе этого, да? Сейчас ее стараются навесить мне в качестве партнерши. Она охмурила Монферье. Он снова отправился на Лазурный берег, взяв ее с собой в качестве дополнительного багажа. И у меня нет другой надежды, кроме той, что самолет развалится.
   – Я считал, что у нее контракт с Ломье. В настоящее время она уже снимается у него.
   – Монферье заплатит неустойку. Он не впервые занимается похищениями такого рода. А Ломье, тот всегда без гроша и будет рад получить какой-нибудь кусок. И когда она закончит тот фильм, о котором вы говорите, я буду иметь ее в работе. Бесподобная зануда! Завистливая и все прочее. А при том, ничего больше! Кажется, она чувствует в себе душу великой актрисы. Смешно! Великая актриса! С каких это пор?
   – Говорят, всегда была.
   – Ах, да? Вы тоже об этом слышали? Она никогда этого не доказала.
   Он снова начал заводиться. Я перевел разговор:
   – Вернемся к вам. Не понимаю, зачем вам скрывать вашу связь с Люси Понсо? Вы стыдитесь ее?
   – Ни в коей мере! Можно испытывать только гордость, что женщина такого рода, такая великая актриса, была твоей любовницей, потому что она-то уж была действительно великой актрисой...
   – Тогда почему?
   – У меня не было никакой причины рассказывать вам об этом. И потом, черт возьми! Поставьте себя на мое место. Смерть Люси здорово подействовала на меня, но я не хотел быть впутанным во все это. И давно уже забрал все свои письма и фотографии... Как видно, забыл одну из них. Нет, я был вне всего этого. И хотел оставаться в том же состоянии из-за особых обстоятельств этого самоубийства и моих старых привычек... к которым я вернусь. Боже мой! Если бы это могло вразумить Монферье!
   – Только не делайте этой глупости.
   – Я сказал это для смеха. Выпьем что-нибудь?
   Он полез в холодильник:
   – Пригласим вашу шпионку чокнуться с нами?
   – Нет никакой шпионки. Мишлин – одна из тех девушек, которые мечтают работать в кино и быть рядом с такой кинозвездой, как вы. Она знала, что я с вами немного знаком, и воспользовалась моим именем, чтобы проникнуть к вам... Не сердитесь на нее и даже, если сможете, сделайте для нее что-нибудь... Она далеко не глупа.
   Он не ответил ни да, ни нет, и наполнил стаканы.
   – К тому же больше нет никаких шпионов, – продолжал я. – Я бросаю это дело и возвращу все бабки Монферье...
   Я не мог поступить иначе после того, как все выложил Фару.
   – Монферье заболеет от этого, – ухмыльнулся Тони Шарант. – Он тут же увидит меня напичканным наркотиками и свою неспособность предотвратить катастрофу. Моя месть начинается с ваших добрых слов, Нестор Бюрма!