Страница:
– Из-за его дурного глаза?
– Совершенно верно. И не смейтесь надо мной, прошу вас, – добавила она сухим тоном.
– Я и не думаю смеяться над вами. Естественно, у вас есть доказательства?
– Я не нуждаюсь в доказательствах. Я знаю то, что чувствую. И решительно осуждаю господина Монферье за то, что он ни с того ни с сего увлекся этой дурочкой Денизой Фалез и задумал похитить ее у Ломье. Ломье уже и раньше пытался нам нагадить, а господин Монферье своим поведением вообще сделает его своим заклятым врагом. Мне это не нравится, потому что Ломье человек мстительный и...
– И у него дурной глаз.
– Вы смеетесь?
Она не дала мне времени на ответ и продолжала:
– Я вам уже сказала, что мне пришли на память некоторые подробности. Вы слышали когда-нибудь о Пьере Люнеле?
– Пьер Люнель?
Интересно, кончится когда-нибудь эта фантасмагория с именами? Почему каждый раз, когда я слышу одно из имен, мои чувства обостряются, я чувствую необычное напряжение, как будто за ним кто-то стоит, кто-то странный... Мельгано, Ломье... а сейчас еще Пьер Люнель...
– ...Смутно.
– Был такой актер. Вы, безусловно, видели его игру. Примерно два года тому назад он должен был подписать контракт с Ломье. Но дело не состоялось, потому что Люнель предпочел ангажироваться у другого продюсера. Ломье рвал и метал, а также поклялся, что это никому не принесет счастья. И действительно, Пьер Люнель был наркоманом, вылечившимся наркоманом, но...
– Да, да. Монферье мне рассказал эту историю, я ее вспомнил. Этот Люнель предался прежнему греху с небывалым пылом, и начатый фильм не был окончен, или был окончен плохо – все на этом деле погорели.
– Совершенно верно.
– И вы думаете, что Ломье...
– Я сделала вывод об эффективности его дурного глаза... И поэтому считаю желательным, чтобы вы продолжали за ним следить.
– Отлично. Я сделаю все, что могу.
Я вышел из телефонной кабины, плавая в поту. Вернувшись в "Космополитен", справился в администрации, не валяется ли у них где-нибудь биографический справочник деятелей кино. У них этот товар был, я удивился бы, будь это не так. Поискал в справочнике статью, посвященную режиссеру Жаку Дорли, записал адреса и телефоны, по которым с ним можно было связаться, и опять пошел крутить диск. Дорли я нигде не застал, но зато узнал, что имею шанс встретить его в ресторане "Фукетс" в девять часов вечера. Хорошо. Между прочим, пользуясь удобным случаем, я посмотрел в справочнике, что там говорилось о Ломье. Новой для меня оказалась всего одна деталь: кроме уже известных мне – "Космополитена", "Приморских сосен" и бюро своей фирмы – толстяк-продюсер мог обитать еще в одном месте – частном особняке на Московской улице. Похоже, это был дом супругов, и, когда они разошлись, Ломье, наверное, оставил его своей жене. Я решил заглянуть туда и посмотреть, действительно ли мадам Ломье такая ведьма, как ее представляют.
Получилась осечка. Я уже приготовил целую кучу хитроумных вопросов для вытягивания информации из консьержки, но этот запас остался неизрасходованным.
– Господин и госпожа Ломье жили здесь, – сообщила мне привратница, – но они переехали уже почти два года назад.
– И у вас нет их нового адреса? – спросил я.
– Он у меня был, чтобы переправлять почту, вы понимаете? Где-то валяется, надо будет поискать... Но все-таки два года.
Я сунул ей в руку одну купюру:
– Если вы его найдете... Мое имя Бюрма. Живу в "Космополитене" на Елисейских полях. Заранее спасибо.
– Это вам спасибо, но я не могу ничего вам обещать, месье.
– Посмотрим. А как шли их семейные дела?
– Как у всех.
– То есть?
– Часто ругались.
– Извините меня, месье Дорли, – сказал я.
Он посмотрел на меня.
– Мы с вами уже встречались, – добавил я.
Он веселился меньше, чем все остальные. Тут он вообще прекратил смех.
– Я не скоро забуду, – вздохнул он. – Что...
– Могу я поговорить с вами?
Он встал, извинился перед своими друзьями и отошел со мной в сторону.
– Да?
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал я ему. – Учтите, что вы вовсе не обязаны на них отвечать. Я не официальный полицейский...
– Гм... потому что официальные полицейские (он нахмурился) ...Очевидно, возникли осложнения?
– Нет. Можно задать вам вопросы?
– Давайте.
– Когда вы предложили мадемуазель Люси Понсо роль в вашем фильме, она не снималась уже много лет. Это я знаю. Но кто-нибудь из других продюсеров предлагал ей сниматься, прежде чем ваш подписал с ней контракт на фильм "Хлеб, брошенный птицам"?
– Никто не вспоминал о Люси. Только у меня одного возникла мысль снова начать ее снимать.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен.
– Ладно. Итак, вы сняли этот фильм. Но уже в ходе работы прошел слух, что ваша кинозвезда была просто изумительна, не так ли?
– Да.
– И в этот момент не пытались ли конкурирующие продюсеры договориться с мадемуазель Люси... на будущее?
– Да, пытались.
– А их имена?
– Не знаю, надо ли...
– В любом случае, я их найду, месье.
– Гм... Приходили два продюсера: Шонель и Руже. Но Люси выпроводила их, и они не настаивали.
– Два продюсера?
– Да.
– Только Шонель и Руже?
– Да.
– Других не было? Подумайте получше, месье Дорли.
– Зачем? Я все же больше в курсе, чем вы, не так ли?
– Без всякого сомнения. Но разве... Видите ли, мне дали понять, что месье Ломье... Анри Ломье...
– Ломье? – засмеялся он. – Где вы выудили подобную мысль? (Он посмотрел на меня удивленными глазами и, по-видимому, подумал: "Да, старина, как детектив... Если бы в наших сценариях только такие и были, нас бы давно освистали!") ...Ломье никогда не интересовался Люси, к тому же она не была актрисой такого рода, какую он мог бы использовать.
– Вы абсолютно в этом уверены?
– Абсолютно.
– Тогда извините, что я вас побеспокоил.
Мы пожали друг другу руки, и он вернулся к своим друзьям. Посасывая трубку, я какое-то время ходил взад и вперед по проспекту. Итак... Тони Шарант, бывший наркоман, который, как кажется, не собирается приниматься за старое... Люси Понсо, женщина, которая никогда не принимала наркотиков, но кончила жизнь при помощи опиума... Пьер Люнель, парень, который снова возвращается к своему пороку, и все вокруг него летит вверх тормашками... А кто был тот, другой, из той же среды, упомянутый Монферье? Раймон Мург, а? Да, именно так. Раймон Мург.
Я зашел в первое попавшееся бистро. Телефон. Хорошо бы мадемуазель Анни была на месте и ответила мне... Она была на месте.
– Опять я, – сказал я. – Но у меня для вас нет ни каких сведений, наоборот, я хочу получить их от вас. Кроме той истории с Пьером Люнелем, месье Монферье рассказал мне аналогичную – о Раймоне Мурге. Тоже экс-наркоман, не устоявший перед соблазном и сорвавший фильм, в котором снимался. Вы лучше, чем я, можете узнать, был ли этот актер в то или иное время связан с Ломье. Конечно, вы не сумеете ответить мне на это так вот, сразу?
– Нет, – сказала мадемуазель Анни. – Но я могу поинтересоваться.
– Сделайте это, пожалуйста.
– Прямо завтра утром. Это имеет отношение?..
– Еще не знаю. Я хотел бы это знать, вот и все.
– Да, вы хотели бы знать, не было ли у Раймона Мурга переговоров с Ломье насчет фильма, – медленно сказала она. – И если это имело место... если Раймон Мург оставил Ломье ради другого продюсера и в результате этого разрыва снова взялся за наркотики...
– Что-то вроде этого, да.
– А если дела обстояли именно так? – продолжала она с торжеством. – Вы, наконец, поверите в его дурной глаз?
Я усмехнулся:
– Нет же, мадемуазель. Я в это не поверю. Ни в коем случае.
И я положил трубку.
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
– Совершенно верно. И не смейтесь надо мной, прошу вас, – добавила она сухим тоном.
– Я и не думаю смеяться над вами. Естественно, у вас есть доказательства?
– Я не нуждаюсь в доказательствах. Я знаю то, что чувствую. И решительно осуждаю господина Монферье за то, что он ни с того ни с сего увлекся этой дурочкой Денизой Фалез и задумал похитить ее у Ломье. Ломье уже и раньше пытался нам нагадить, а господин Монферье своим поведением вообще сделает его своим заклятым врагом. Мне это не нравится, потому что Ломье человек мстительный и...
– И у него дурной глаз.
– Вы смеетесь?
Она не дала мне времени на ответ и продолжала:
– Я вам уже сказала, что мне пришли на память некоторые подробности. Вы слышали когда-нибудь о Пьере Люнеле?
– Пьер Люнель?
Интересно, кончится когда-нибудь эта фантасмагория с именами? Почему каждый раз, когда я слышу одно из имен, мои чувства обостряются, я чувствую необычное напряжение, как будто за ним кто-то стоит, кто-то странный... Мельгано, Ломье... а сейчас еще Пьер Люнель...
– ...Смутно.
– Был такой актер. Вы, безусловно, видели его игру. Примерно два года тому назад он должен был подписать контракт с Ломье. Но дело не состоялось, потому что Люнель предпочел ангажироваться у другого продюсера. Ломье рвал и метал, а также поклялся, что это никому не принесет счастья. И действительно, Пьер Люнель был наркоманом, вылечившимся наркоманом, но...
– Да, да. Монферье мне рассказал эту историю, я ее вспомнил. Этот Люнель предался прежнему греху с небывалым пылом, и начатый фильм не был окончен, или был окончен плохо – все на этом деле погорели.
– Совершенно верно.
– И вы думаете, что Ломье...
– Я сделала вывод об эффективности его дурного глаза... И поэтому считаю желательным, чтобы вы продолжали за ним следить.
– Отлично. Я сделаю все, что могу.
Я вышел из телефонной кабины, плавая в поту. Вернувшись в "Космополитен", справился в администрации, не валяется ли у них где-нибудь биографический справочник деятелей кино. У них этот товар был, я удивился бы, будь это не так. Поискал в справочнике статью, посвященную режиссеру Жаку Дорли, записал адреса и телефоны, по которым с ним можно было связаться, и опять пошел крутить диск. Дорли я нигде не застал, но зато узнал, что имею шанс встретить его в ресторане "Фукетс" в девять часов вечера. Хорошо. Между прочим, пользуясь удобным случаем, я посмотрел в справочнике, что там говорилось о Ломье. Новой для меня оказалась всего одна деталь: кроме уже известных мне – "Космополитена", "Приморских сосен" и бюро своей фирмы – толстяк-продюсер мог обитать еще в одном месте – частном особняке на Московской улице. Похоже, это был дом супругов, и, когда они разошлись, Ломье, наверное, оставил его своей жене. Я решил заглянуть туда и посмотреть, действительно ли мадам Ломье такая ведьма, как ее представляют.
Получилась осечка. Я уже приготовил целую кучу хитроумных вопросов для вытягивания информации из консьержки, но этот запас остался неизрасходованным.
– Господин и госпожа Ломье жили здесь, – сообщила мне привратница, – но они переехали уже почти два года назад.
– И у вас нет их нового адреса? – спросил я.
– Он у меня был, чтобы переправлять почту, вы понимаете? Где-то валяется, надо будет поискать... Но все-таки два года.
Я сунул ей в руку одну купюру:
– Если вы его найдете... Мое имя Бюрма. Живу в "Космополитене" на Елисейских полях. Заранее спасибо.
– Это вам спасибо, но я не могу ничего вам обещать, месье.
– Посмотрим. А как шли их семейные дела?
– Как у всех.
– То есть?
– Часто ругались.
* * *
Терраса ресторана "Фукетс" была полна посетителей, сидевших за запотевшими стаканами с разноцветной жидкостью. Гарсон любезно указал мне, где находился Жак Дорли среди всей этой толпы – в конце террасы, в компании двух господ, а также Софи Демаре. Очаровательная дочь бывшего директора зимнего велодрома, очевидно, оживляла беседу своими привычными остроумными репликами, поскольку за их столом вся компания смеялась.– Извините меня, месье Дорли, – сказал я.
Он посмотрел на меня.
– Мы с вами уже встречались, – добавил я.
Он веселился меньше, чем все остальные. Тут он вообще прекратил смех.
– Я не скоро забуду, – вздохнул он. – Что...
– Могу я поговорить с вами?
Он встал, извинился перед своими друзьями и отошел со мной в сторону.
– Да?
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал я ему. – Учтите, что вы вовсе не обязаны на них отвечать. Я не официальный полицейский...
– Гм... потому что официальные полицейские (он нахмурился) ...Очевидно, возникли осложнения?
– Нет. Можно задать вам вопросы?
– Давайте.
– Когда вы предложили мадемуазель Люси Понсо роль в вашем фильме, она не снималась уже много лет. Это я знаю. Но кто-нибудь из других продюсеров предлагал ей сниматься, прежде чем ваш подписал с ней контракт на фильм "Хлеб, брошенный птицам"?
– Никто не вспоминал о Люси. Только у меня одного возникла мысль снова начать ее снимать.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен.
– Ладно. Итак, вы сняли этот фильм. Но уже в ходе работы прошел слух, что ваша кинозвезда была просто изумительна, не так ли?
– Да.
– И в этот момент не пытались ли конкурирующие продюсеры договориться с мадемуазель Люси... на будущее?
– Да, пытались.
– А их имена?
– Не знаю, надо ли...
– В любом случае, я их найду, месье.
– Гм... Приходили два продюсера: Шонель и Руже. Но Люси выпроводила их, и они не настаивали.
– Два продюсера?
– Да.
– Только Шонель и Руже?
– Да.
– Других не было? Подумайте получше, месье Дорли.
– Зачем? Я все же больше в курсе, чем вы, не так ли?
– Без всякого сомнения. Но разве... Видите ли, мне дали понять, что месье Ломье... Анри Ломье...
– Ломье? – засмеялся он. – Где вы выудили подобную мысль? (Он посмотрел на меня удивленными глазами и, по-видимому, подумал: "Да, старина, как детектив... Если бы в наших сценариях только такие и были, нас бы давно освистали!") ...Ломье никогда не интересовался Люси, к тому же она не была актрисой такого рода, какую он мог бы использовать.
– Вы абсолютно в этом уверены?
– Абсолютно.
– Тогда извините, что я вас побеспокоил.
Мы пожали друг другу руки, и он вернулся к своим друзьям. Посасывая трубку, я какое-то время ходил взад и вперед по проспекту. Итак... Тони Шарант, бывший наркоман, который, как кажется, не собирается приниматься за старое... Люси Понсо, женщина, которая никогда не принимала наркотиков, но кончила жизнь при помощи опиума... Пьер Люнель, парень, который снова возвращается к своему пороку, и все вокруг него летит вверх тормашками... А кто был тот, другой, из той же среды, упомянутый Монферье? Раймон Мург, а? Да, именно так. Раймон Мург.
Я зашел в первое попавшееся бистро. Телефон. Хорошо бы мадемуазель Анни была на месте и ответила мне... Она была на месте.
– Опять я, – сказал я. – Но у меня для вас нет ни каких сведений, наоборот, я хочу получить их от вас. Кроме той истории с Пьером Люнелем, месье Монферье рассказал мне аналогичную – о Раймоне Мурге. Тоже экс-наркоман, не устоявший перед соблазном и сорвавший фильм, в котором снимался. Вы лучше, чем я, можете узнать, был ли этот актер в то или иное время связан с Ломье. Конечно, вы не сумеете ответить мне на это так вот, сразу?
– Нет, – сказала мадемуазель Анни. – Но я могу поинтересоваться.
– Сделайте это, пожалуйста.
– Прямо завтра утром. Это имеет отношение?..
– Еще не знаю. Я хотел бы это знать, вот и все.
– Да, вы хотели бы знать, не было ли у Раймона Мурга переговоров с Ломье насчет фильма, – медленно сказала она. – И если это имело место... если Раймон Мург оставил Ломье ради другого продюсера и в результате этого разрыва снова взялся за наркотики...
– Что-то вроде этого, да.
– А если дела обстояли именно так? – продолжала она с торжеством. – Вы, наконец, поверите в его дурной глаз?
Я усмехнулся:
– Нет же, мадемуазель. Я в это не поверю. Ни в коем случае.
И я положил трубку.
Глава тринадцатая
Покушение
Я вернулся в "Космополитен", заказал в комнату ужин, съел его и улегся в постель. По моему мнению, на данный момент это был оптимальный вариант. Взял в руки книгу и начал читать, покуривая трубку. Героиня, как и многие другие героини современных романов, не выдерживала более трех страниц без того, чтобы не почувствовать срочной необходимости предстать перед читателем в костюме Евы. И вот, когда она начала расстегивать свой корсаж, я задремал. Это было великолепно, но телефон вернул меня в реальный мир.
– Алло!
– Добрый вечер, месье Нестор Бюрма. Я...
Это был Адриен Фроман.
– А! Добрый вечер, – произнес я, – вы подумали?
– Ну да... я решил, что второе небольшое свидание...
Он внезапно смутился и замолчал, как будто сожалея о чем-то. Я сказал:
– Вы у себя? Я могу подскочить к вам?
Он вздохнул:
– Если вам будет угодно.
И положил трубку.
Одеваясь, я сказал себе, что Адриен Фроман теряет педали. Он не смог заключить сделку с Ломье, и при всей его хитрости и изворотливости нужда в деньгах вынуждает его забыть о предосторожностях. Надо ехать и поводить его за нос еще разок, чтобы Монферье, получив достаточную информацию, принял необходимые меры. Я спустился вниз, вывел из гаража свою взятую напрокат машину и поехал по авеню Георга Пятого в направлении улицы Жан-Гужон.
Это произошло на площади Альма.
Движение было невелико. Время спокойное. Большая встречная машина внезапно включила фары, погасила их в ту же секунду и резко повернула в мою сторону явно с дурными намерениями. Я рванул руль вправо, но попробуй-ка спастись в таком идиотском месте! Уже много лет эта площадь Альма превращена в строительную площадку. И все эти годы я кляну всех и вся, проезжая это место. И я был прав, когда ругался и косо смотрел на эти ремонтные работы. Избегая столкновения с этим психом, который хотел меня протаранить, под звонкий аккомпанемент разлетающегося в мелкие осколки стекла, я пробил забор, своротил столбики с красными фонариками, предупреждающими об опасности, и нырнул в сырую и вонючую яму. Мне показалось, что кто-то приветствовал это сальто-мортале выстрелом из пистолета, но не уверен в этом. После знакомства с дубинкой Кловиса в моем черепе часто возникали шумы различного рода.
На первый взгляд, это был типичный сторож со стройплощадки, курчавой шевелюрой немного напоминающий цыгана. Его мудрое заключение относилось более или менее и к тачке, взятой напрокат (маловероятно, что в этом гараже мне дадут еще одну). Она воткнулась носом в кучу земли, возможно, осыпавшейся сверху в результате ее же падения, на волосок от стальной балки, которая едва не проткнула ее насквозь. Эта катастрофа не произошла только потому, что тот псих, желая как можно лучше выполнить свое дело, все же немного задел меня и тем самым изменил траекторию падения. На моей тачке лобовое стекло практически больше не существовало и одно крыло подлежало замене. Что касается моей персоны, то мне повезло, что я слетел с сиденья, иначе рулевое колесо врезалось бы мне в грудную клетку. Я немного ударился головой, но ей давно пора уже привыкнуть к этому. Я открыл дверь, которая осталась цела, и вылез из наклоненной машины. Полдюжины зевак, разочарованных тем, что я не пострадал, сгрудились на краю ямы. С помощью сторожа стройплощадки я выбрался на поверхность.
– Ну и прыжок! – сказал кто-то.
– Неплохой, – подтвердил я, – вы видели что-нибудь?
– Вашу машину стукнули.
– Кто?
– Большая машина.
– "Кадиллак"?
– Я в этом не разбираюсь. Большая машина, каких много.
– Полиции сообщили?
– Можно сказать, она уже здесь.
Сирена полицейской машины уже приближалась.
– Скажите им, что я сейчас вернусь, – бросил я.
Я растолкал зевак, взял ноги в руки, обогнул маленький сквер на площади Королевы Астрид, затем двинулся по улице Жан-Гужон. Дверь дома Адриена Фромана открыла мне служанка.
– Мне надо видеть вашего хозяина, – сказал я.
– Он вышел, месье.
– Давно?
– Не очень.
– На машине?
– Господин Фроман всегда уезжает на машине.
– Знаете ли вы, куда он поехал?
– Нет, месье.
Я вернулся на площадь Альма. Толпа зевак несколько увеличилась, и теперь среди них было еще четыре-пять полицейских.
– А вот и он, – сказал сторож со стройплощадки.
– Откуда вы идете? – спросил один из полицейских.
– Я прогулялся на пару сот метров, чтобы прийти в себя.
– Гм... Все это кажется мне подозрительным. Пошли в участок.
Они заставили меня сесть в машину и отвезли в участок на улице Клеман-Маро, где местные писаки так начали приставать ко мне с дурацкими вопросами, что я понял: есть только один способ от них избавиться – позвать на помощь, если это можно так назвать, Флоримона Фару.
– Разрешите мне позвонить Фару, – сказал я, – в криминальную полицию или домой.
– Позвоним сами, – ответил один из полицейских. Через пару минут он вернулся, широко улыбаясь: – Один к одному: комиссар Фару как раз хочет вас видеть.
Он взял меня под руку, боясь, чтоб я не улетел, хотя ветра не было.
Он зажег свою самокрутку и выпустил перпендикулярно вверх струю дыма. Дым покрутился в абажуре настольной лампы и ушел в потемки под потолком. Зеленый абажур освещал нездоровым светом усталое лицо комиссара.
– Да, вы и ваши машины! Что это было? Авария?
– Давайте не будем играть в кошки-мышки, кто кого обдурит. Скорее всего это покушение. В этих киношных кругах очень легко нажить себе врагов.
– Кино! Да оставьте вы это кино. Если бы было только одно кино! Вы подозреваете кого-нибудь?
– Никого.
– Ладно. Как вам будет угодно. Во всяком случае, мы встретимся на финише. Как всегда... Итак... Кстати, о кино и о машине. Ваша машина, которая еще находится в наших руках, – это настоящая тачка с сюрпризами из детективного фильма. Мы изучили отпечатки пальцев, найденных на вашем катафалке. За исключением двух серий отпечатков, все они не известны в картотеке криминальной полиции. Ни один из них не принадлежит никому из известных нам членов банды Вентури, но он, может быть, обновил свой персонал. Как бы то ни было, остаются еще две серии отпечатков. Оставим в стороне первую, которая принадлежит одному ничтожному типу по имени Марсель Помье, который в последнее время попытался немного развернуться, его-то мы очень скоро заберем, а с ним, возможно, и другого; тот тип, давно уже не младенец, он работает в перчатках, но знаете, когда так жарко, как теперь, руки потеют, и перчатки малоэффективны...
Он передохнул и продолжал:
– Отпечатки несколько размыты, но, думаю, что это то, что мы ищем. Так вот, если мы наколем этого типа, то это будет благодаря вам и вашей привычке вмешиваться в то, что вас не касается, потому-то я и не могу слишком придираться к вам.
Подняв глаза к потолку и скрестив на животе руки, он, казалось, был в экстазе.
– Послушать вас, – заметил я, – можно подумать, что речь идет об Адольфе Гитлере. Я думал, что он уже умер.
– Того также считали умершим. Ан, нет. Кажется, этот Бланшар по-прежнему на этом свете.
– Так, так! – присвистнул я. – Бланшар! Жером Бланшар, не так ли?
– Да, вы его знаете?
– У меня было одно небольшое расследование...
Я повторил ему то, что мне рассказал Ритон-с-иголочки, не называя своего осведомителя.
– Все произошло именно так, – подтвердил Фару. – Этот Бланшар – крепкий орешек. Его разыскивает Интерпол. Я сейчас покажу вам его карточку...
Он поискал в своих бумагах и ничего не нашел.
– Она была нужна Фабру. Посмотрю в его кабинете...
Он встал, прошел в соседнюю комнату, оставив меня наедине с моей трубкой. Внезапно мне показалось, что я нахожусь здесь по иному делу, а не по поводу моей псевдоаварии. Бланшар – наркотики, Интерпол и компания. Я находился тут для... Туман. Никакого сомнения! У меня в голове была утечка. Тишину разорвал телефонный звонок. В соседнем кабинете Фару снял трубку, послушал, выругался, положил трубку, Я по-прежнему старался сосредоточить свои мысли. В кабинет влетел Фару и спугнул мотылька догадок, который порхал вокруг моего нахмуренного лба. Он тяжело сел за стол, выругался и сказал:
– Фабр, видимо, унес с собой карточку Бланшара. Я покажу вам ее завтра. Но не думаю, что у вас когда-либо представится случай встретить этого ловкача.
– Выводы из всего этого?
– Выводы? Люси Понсо умерла, и я не хочу ее обвинять, но чем больше копаю, тем больше у меня уверенность в том, что она была связана со всеми этими бандитами, которые в течение нескольких дней путаются у нас под ногами: банды Вентури, Мельгано, Бланшара. Ее самоубийство привело к событиям, значение которых мы еще не улавливаем, но, тем не менее, они безусловно имели место.
– Мельгано, – сказал я. – Еще один, которого я знаю только по имени.
– Да, – скривился Фару.
– На вашем месте я поискал бы вокруг этого итальянца. В течение последнего времени бизнес наркотиков как будто дремал, но, видимо, начал просыпаться? И Бланшар, укравший самый большой запас зелья, снова выплыл на поверхность; Вентури, якобы отошедший от дел, смылся, как вор; а этот Мельгано прибыл прогуляться по Франции... Я пошарю, где смогу, насчет этого итальянца. Может быть, у него было свидание с Бланшаром и через него...
– Это – идея, – с горечью усмехнулся комиссар. – У вас всегда хорошие идеи. У меня тоже хорошие идеи. К несчастью, у других они тоже бывают. Я тоже думал о Мельгано, старина. И связался с Лионом, где он сидел. Они только что мне звонили. Мельгано бежал и имели место потери. Подробности придут позже. Мне глубоко наплевать на их подробности!
– Алло!
– Добрый вечер, месье Нестор Бюрма. Я...
Это был Адриен Фроман.
– А! Добрый вечер, – произнес я, – вы подумали?
– Ну да... я решил, что второе небольшое свидание...
Он внезапно смутился и замолчал, как будто сожалея о чем-то. Я сказал:
– Вы у себя? Я могу подскочить к вам?
Он вздохнул:
– Если вам будет угодно.
И положил трубку.
Одеваясь, я сказал себе, что Адриен Фроман теряет педали. Он не смог заключить сделку с Ломье, и при всей его хитрости и изворотливости нужда в деньгах вынуждает его забыть о предосторожностях. Надо ехать и поводить его за нос еще разок, чтобы Монферье, получив достаточную информацию, принял необходимые меры. Я спустился вниз, вывел из гаража свою взятую напрокат машину и поехал по авеню Георга Пятого в направлении улицы Жан-Гужон.
Это произошло на площади Альма.
Движение было невелико. Время спокойное. Большая встречная машина внезапно включила фары, погасила их в ту же секунду и резко повернула в мою сторону явно с дурными намерениями. Я рванул руль вправо, но попробуй-ка спастись в таком идиотском месте! Уже много лет эта площадь Альма превращена в строительную площадку. И все эти годы я кляну всех и вся, проезжая это место. И я был прав, когда ругался и косо смотрел на эти ремонтные работы. Избегая столкновения с этим психом, который хотел меня протаранить, под звонкий аккомпанемент разлетающегося в мелкие осколки стекла, я пробил забор, своротил столбики с красными фонариками, предупреждающими об опасности, и нырнул в сырую и вонючую яму. Мне показалось, что кто-то приветствовал это сальто-мортале выстрелом из пистолета, но не уверен в этом. После знакомства с дубинкой Кловиса в моем черепе часто возникали шумы различного рода.
* * *
– Можно сказать, отделался легким испугом, а? – спросил меня какой-то тип, спустившийся в яму и смотрящий на меня через дверцу.На первый взгляд, это был типичный сторож со стройплощадки, курчавой шевелюрой немного напоминающий цыгана. Его мудрое заключение относилось более или менее и к тачке, взятой напрокат (маловероятно, что в этом гараже мне дадут еще одну). Она воткнулась носом в кучу земли, возможно, осыпавшейся сверху в результате ее же падения, на волосок от стальной балки, которая едва не проткнула ее насквозь. Эта катастрофа не произошла только потому, что тот псих, желая как можно лучше выполнить свое дело, все же немного задел меня и тем самым изменил траекторию падения. На моей тачке лобовое стекло практически больше не существовало и одно крыло подлежало замене. Что касается моей персоны, то мне повезло, что я слетел с сиденья, иначе рулевое колесо врезалось бы мне в грудную клетку. Я немного ударился головой, но ей давно пора уже привыкнуть к этому. Я открыл дверь, которая осталась цела, и вылез из наклоненной машины. Полдюжины зевак, разочарованных тем, что я не пострадал, сгрудились на краю ямы. С помощью сторожа стройплощадки я выбрался на поверхность.
– Ну и прыжок! – сказал кто-то.
– Неплохой, – подтвердил я, – вы видели что-нибудь?
– Вашу машину стукнули.
– Кто?
– Большая машина.
– "Кадиллак"?
– Я в этом не разбираюсь. Большая машина, каких много.
– Полиции сообщили?
– Можно сказать, она уже здесь.
Сирена полицейской машины уже приближалась.
– Скажите им, что я сейчас вернусь, – бросил я.
Я растолкал зевак, взял ноги в руки, обогнул маленький сквер на площади Королевы Астрид, затем двинулся по улице Жан-Гужон. Дверь дома Адриена Фромана открыла мне служанка.
– Мне надо видеть вашего хозяина, – сказал я.
– Он вышел, месье.
– Давно?
– Не очень.
– На машине?
– Господин Фроман всегда уезжает на машине.
– Знаете ли вы, куда он поехал?
– Нет, месье.
Я вернулся на площадь Альма. Толпа зевак несколько увеличилась, и теперь среди них было еще четыре-пять полицейских.
– А вот и он, – сказал сторож со стройплощадки.
– Откуда вы идете? – спросил один из полицейских.
– Я прогулялся на пару сот метров, чтобы прийти в себя.
– Гм... Все это кажется мне подозрительным. Пошли в участок.
Они заставили меня сесть в машину и отвезли в участок на улице Клеман-Маро, где местные писаки так начали приставать ко мне с дурацкими вопросами, что я понял: есть только один способ от них избавиться – позвать на помощь, если это можно так назвать, Флоримона Фару.
– Разрешите мне позвонить Фару, – сказал я, – в криминальную полицию или домой.
– Позвоним сами, – ответил один из полицейских. Через пару минут он вернулся, широко улыбаясь: – Один к одному: комиссар Фару как раз хочет вас видеть.
Он взял меня под руку, боясь, чтоб я не улетел, хотя ветра не было.
* * *
– Ну? – произнес Флоримон Фару, скручивая себе папиросу. – Что это еще за история приключилась с вами и машиной? Вы и ваши машины, будь они неладны!Он зажег свою самокрутку и выпустил перпендикулярно вверх струю дыма. Дым покрутился в абажуре настольной лампы и ушел в потемки под потолком. Зеленый абажур освещал нездоровым светом усталое лицо комиссара.
– Да, вы и ваши машины! Что это было? Авария?
– Давайте не будем играть в кошки-мышки, кто кого обдурит. Скорее всего это покушение. В этих киношных кругах очень легко нажить себе врагов.
– Кино! Да оставьте вы это кино. Если бы было только одно кино! Вы подозреваете кого-нибудь?
– Никого.
– Ладно. Как вам будет угодно. Во всяком случае, мы встретимся на финише. Как всегда... Итак... Кстати, о кино и о машине. Ваша машина, которая еще находится в наших руках, – это настоящая тачка с сюрпризами из детективного фильма. Мы изучили отпечатки пальцев, найденных на вашем катафалке. За исключением двух серий отпечатков, все они не известны в картотеке криминальной полиции. Ни один из них не принадлежит никому из известных нам членов банды Вентури, но он, может быть, обновил свой персонал. Как бы то ни было, остаются еще две серии отпечатков. Оставим в стороне первую, которая принадлежит одному ничтожному типу по имени Марсель Помье, который в последнее время попытался немного развернуться, его-то мы очень скоро заберем, а с ним, возможно, и другого; тот тип, давно уже не младенец, он работает в перчатках, но знаете, когда так жарко, как теперь, руки потеют, и перчатки малоэффективны...
Он передохнул и продолжал:
– Отпечатки несколько размыты, но, думаю, что это то, что мы ищем. Так вот, если мы наколем этого типа, то это будет благодаря вам и вашей привычке вмешиваться в то, что вас не касается, потому-то я и не могу слишком придираться к вам.
Подняв глаза к потолку и скрестив на животе руки, он, казалось, был в экстазе.
– Послушать вас, – заметил я, – можно подумать, что речь идет об Адольфе Гитлере. Я думал, что он уже умер.
– Того также считали умершим. Ан, нет. Кажется, этот Бланшар по-прежнему на этом свете.
– Так, так! – присвистнул я. – Бланшар! Жером Бланшар, не так ли?
– Да, вы его знаете?
– У меня было одно небольшое расследование...
Я повторил ему то, что мне рассказал Ритон-с-иголочки, не называя своего осведомителя.
– Все произошло именно так, – подтвердил Фару. – Этот Бланшар – крепкий орешек. Его разыскивает Интерпол. Я сейчас покажу вам его карточку...
Он поискал в своих бумагах и ничего не нашел.
– Она была нужна Фабру. Посмотрю в его кабинете...
Он встал, прошел в соседнюю комнату, оставив меня наедине с моей трубкой. Внезапно мне показалось, что я нахожусь здесь по иному делу, а не по поводу моей псевдоаварии. Бланшар – наркотики, Интерпол и компания. Я находился тут для... Туман. Никакого сомнения! У меня в голове была утечка. Тишину разорвал телефонный звонок. В соседнем кабинете Фару снял трубку, послушал, выругался, положил трубку, Я по-прежнему старался сосредоточить свои мысли. В кабинет влетел Фару и спугнул мотылька догадок, который порхал вокруг моего нахмуренного лба. Он тяжело сел за стол, выругался и сказал:
– Фабр, видимо, унес с собой карточку Бланшара. Я покажу вам ее завтра. Но не думаю, что у вас когда-либо представится случай встретить этого ловкача.
– Выводы из всего этого?
– Выводы? Люси Понсо умерла, и я не хочу ее обвинять, но чем больше копаю, тем больше у меня уверенность в том, что она была связана со всеми этими бандитами, которые в течение нескольких дней путаются у нас под ногами: банды Вентури, Мельгано, Бланшара. Ее самоубийство привело к событиям, значение которых мы еще не улавливаем, но, тем не менее, они безусловно имели место.
– Мельгано, – сказал я. – Еще один, которого я знаю только по имени.
– Да, – скривился Фару.
– На вашем месте я поискал бы вокруг этого итальянца. В течение последнего времени бизнес наркотиков как будто дремал, но, видимо, начал просыпаться? И Бланшар, укравший самый большой запас зелья, снова выплыл на поверхность; Вентури, якобы отошедший от дел, смылся, как вор; а этот Мельгано прибыл прогуляться по Франции... Я пошарю, где смогу, насчет этого итальянца. Может быть, у него было свидание с Бланшаром и через него...
– Это – идея, – с горечью усмехнулся комиссар. – У вас всегда хорошие идеи. У меня тоже хорошие идеи. К несчастью, у других они тоже бывают. Я тоже думал о Мельгано, старина. И связался с Лионом, где он сидел. Они только что мне звонили. Мельгано бежал и имели место потери. Подробности придут позже. Мне глубоко наплевать на их подробности!
Глава четырнадцатая
День начинается
Я возвратился в "Космополитен" усталый, весь вымотанный, с таким ощущением, будто я забыл что-то сделать на Кэдез-Орфевр: задать вопрос или поподробнее осветить какую-то деталь. Я отдал распоряжение ни под каким предлогом не будить меня до полудня, поднялся к себе и лег спать. Не знаю, понравилось бы все это мисс Грас Стендфорд. Это была кинозвезда скорее спокойного нрава.
– Мы давно не виделись, – сказал он.
– Да.
– Я думаю, с вами что-нибудь случилось за это время?
– Да.
Я рассказал ему все. Едва закончил свой рассказ, как зазвонил телефон. Это была резвая мадемуазель Анни:
– У меня есть сведения о Раймоне Мурге, – сказала она. – Ломье никогда не имел его в своей конюшне, как говорится. Никогда даже не было намека на совместную работу. Ломье и Мург всегда были друг для друга незнакомцами. Мне придется пересмотреть мою теорию дурного глаза, – добавила она, смеясь.
– Может быть. Извините, что я вас побеспокоил. О! Подождите... Не имела ли каких-либо столкновений с Ломье продюсерская фирма, на которую работал этот актер в то время, когда он снова принялся за наркотики?
– О! Знаете, Ломье постоянно находится в состоянии конфликта со своими собратьями.
– Вот как? Ну что ж, спасибо. Сегодня я предполагаю повидаться с месье Фроманом. Буду держать вас в курсе.
И я закончил разговор.
– Ну и как? – заинтересовался Марк Ковет.
– Кинематограф обязывает. Я тоже начинаю сопоставлять... Кажется, из вашего кармана торчат газеты...
– Последний номер "Крепю".
– Говорят о побеге Еррико Мельгано?
– Вовсю.
Я взял протянутый мне экземпляр. Побег произошел в тот момент, когда торговца наркотиками перевозили из одного места заключения в другое. "Черный ворон" подвергся нападению моторизованных гангстеров, сообщников заключенного. На месте остались двое убитых, но сожалели только об одном: страже порядка по имени Лаверюн. Другой был бандит. Его никак не звали. При нем не нашли никаких документов, никакой метки на одежде, но так как это, наверняка, был рецидивист, его вскоре опознают. Мельгано исчез на автомашине атаковавших, и все предпринятые поиски до настоящего времени остались тщетными...
Все это было мне известно еще ночью из уст самого Флоримона Фару. Но я не знал, как выглядел убитый гангстер. Мастер сенсаций "Крепюскюль" публиковал его фотографию. Он был молод, с тонкими губами, которые стали еще тоньше после смерти. Его безжизненные неподвижные глаза были слегка выпучены. Месье Кловис. Больше он не сможет лупить дубинкой по драгоценным головам частных детективов. Он...
Телефон напомнил о своем существовании. Незнакомый голос сказал:
– Месье Бюрма?
– Да.
– Это мадам Мишон. Помните? Мадам Мишон – консьержка с Московской улицы.
– Ах! Да, да. И что же?
– Я нашла новый адрес месье и мадам Ломье. Уехав из нашего дома, они поселились на бульваре Мальзерб, 78-бис. У меня даже есть их номер телефона и номер телефона консьержки. Это шикарный дом. У консьержки есть телефон, это очень удобно. Итак, вот эти номера: Мадлен 12-34 и Мадлен 56-21.
– Спасибо, мадам Мишон... (я положил трубку) ...Мадлен 56-21... Я все же спрошу по телефону, находится ли сейчас в Париже мамаша Ломье...
Я соединился с Мадлен 56-21, и консьержка этого богатого дома, особа с молодым голосом, ответила мне, что мадам Ломье уехала за границу в январе, между 10 и 15. Очень хорошо. Так вот почему Ломье не боялся, если не показываться повсюду с Денизой Фалез, то, по крайней мере, поселиться у нее, когда той не было дома. Его тигрица была за границей с 10 или 15 января.
– 15 января, – повторил я. – О! Проклятье! 15 января. Между 10 и 15 января.
– Ну и что? – сказал Ковет. – Эта дата вам что-нибудь напоминает?
– Да. Срок. Боже мой! Ковет! Мне надо выпить что-нибудь покрепче. Здесь у них есть все необходимое, но я хочу, по крайней мере, литр. Пойдите раздобудьте что-нибудь подходящее...
Это была услуга такого рода, в какой мой алкаш-журналист никогда не отказывал. Он тут же направился к двери, выходящей в коридор, открыл ее и задержался в проеме:
– Вы мне кажетесь в полной форме. Это благодаря дате 15 января или делу Мельгано?
Я издал нечто вроде рычания.
– Эй! – сказал Ковет. – Что случилось?
– Я вот-вот рожу... Повторите, да повторите же!
– Что повторить?
– Мельгано!.. И не двигайтесь, Ковет!.. Я вижу вас... я вижу вас... (я протянул руки, точно собирался произнести заклинание) ...У вас хорошенькая мордашка, немного глупенькая, но хорошенькая. Красные губки, длинные черные ресницы, открытая шея и великолепная каштановая шевелюра... И знаете, что от всего этого осталось? Ничего!
– К счастью для меня, – усмехнулся он. – Если бы видение задержалось...
– Ничего. Или очень мало. Труп в морге... Идите за литрягой. Нет. За двумя. А впрочем, нет. Я спускаюсь вместе с вами. Мне надо съездить к фараонам.
Я знал теперь, что я хотел найти там, у полицейских. Какую деталь, увиденную вскользь, когда я еще находился под действием удара Кловиса, и мучавшую меня с того времени.
– Идея? – спросил инспектор.
– Да. Только идея. Я благодарю вас... Вы можете отточить ваши карандаши, – сказал я Ковету, когда мы были на улице. – Но сначала я закончу одно дело на улице Жан-Гужон.
– Ладно, – сказал я, – прежде чем доложить обо мне, проводите в гараж.
– В гараж?
– Я хочу взглянуть на его "кадиллак".
– Но...
– Если я его не увижу, то пришлю фараонов осмотреть его.
– Полиция... Хорошо.
Она проводила меня в гараж, расположенный в другом углу двора, за бывшими конюшнями позади деревьев. "Кадиллак 980-ВС-75" сверкал, как новая монета. Нигде никакого следа удара. Я это подозревал, но мне надо было убедиться. Тремя минутами позже я стоял перед его хозяином:
– Извините за опоздание, – сказал я ему. – Этой ночью у нас было назначено свидание.
– Вот-вот, – проворчал Фроман. – А так как сегодня – уже не вчера...
– Вот именно, я скоро уйду. Но вы должны как следует понять одну вещь. Не пытайтесь обставить Монферье. Та группа, которую я представляю, с ней покончено. Я представляю Монферье. Так вот, действуйте прямо. Иначе я вас уберу с дороги. И немедленно. Мне всего лишь надо кликнуть полицейских.
– А вы странный тип, сказал бы я.
– Мы двое составляем прекрасную пару.
– Позвать полицейских! Но к кому это? Не заливайте, месье Нестор Бюрма.
– Я не заливаю.
* * *
На следующий день я встал в полдень, а в четверть первого появился Марк Ковет.– Мы давно не виделись, – сказал он.
– Да.
– Я думаю, с вами что-нибудь случилось за это время?
– Да.
Я рассказал ему все. Едва закончил свой рассказ, как зазвонил телефон. Это была резвая мадемуазель Анни:
– У меня есть сведения о Раймоне Мурге, – сказала она. – Ломье никогда не имел его в своей конюшне, как говорится. Никогда даже не было намека на совместную работу. Ломье и Мург всегда были друг для друга незнакомцами. Мне придется пересмотреть мою теорию дурного глаза, – добавила она, смеясь.
– Может быть. Извините, что я вас побеспокоил. О! Подождите... Не имела ли каких-либо столкновений с Ломье продюсерская фирма, на которую работал этот актер в то время, когда он снова принялся за наркотики?
– О! Знаете, Ломье постоянно находится в состоянии конфликта со своими собратьями.
– Вот как? Ну что ж, спасибо. Сегодня я предполагаю повидаться с месье Фроманом. Буду держать вас в курсе.
И я закончил разговор.
– Ну и как? – заинтересовался Марк Ковет.
– Кинематограф обязывает. Я тоже начинаю сопоставлять... Кажется, из вашего кармана торчат газеты...
– Последний номер "Крепю".
– Говорят о побеге Еррико Мельгано?
– Вовсю.
Я взял протянутый мне экземпляр. Побег произошел в тот момент, когда торговца наркотиками перевозили из одного места заключения в другое. "Черный ворон" подвергся нападению моторизованных гангстеров, сообщников заключенного. На месте остались двое убитых, но сожалели только об одном: страже порядка по имени Лаверюн. Другой был бандит. Его никак не звали. При нем не нашли никаких документов, никакой метки на одежде, но так как это, наверняка, был рецидивист, его вскоре опознают. Мельгано исчез на автомашине атаковавших, и все предпринятые поиски до настоящего времени остались тщетными...
Все это было мне известно еще ночью из уст самого Флоримона Фару. Но я не знал, как выглядел убитый гангстер. Мастер сенсаций "Крепюскюль" публиковал его фотографию. Он был молод, с тонкими губами, которые стали еще тоньше после смерти. Его безжизненные неподвижные глаза были слегка выпучены. Месье Кловис. Больше он не сможет лупить дубинкой по драгоценным головам частных детективов. Он...
Телефон напомнил о своем существовании. Незнакомый голос сказал:
– Месье Бюрма?
– Да.
– Это мадам Мишон. Помните? Мадам Мишон – консьержка с Московской улицы.
– Ах! Да, да. И что же?
– Я нашла новый адрес месье и мадам Ломье. Уехав из нашего дома, они поселились на бульваре Мальзерб, 78-бис. У меня даже есть их номер телефона и номер телефона консьержки. Это шикарный дом. У консьержки есть телефон, это очень удобно. Итак, вот эти номера: Мадлен 12-34 и Мадлен 56-21.
– Спасибо, мадам Мишон... (я положил трубку) ...Мадлен 56-21... Я все же спрошу по телефону, находится ли сейчас в Париже мамаша Ломье...
Я соединился с Мадлен 56-21, и консьержка этого богатого дома, особа с молодым голосом, ответила мне, что мадам Ломье уехала за границу в январе, между 10 и 15. Очень хорошо. Так вот почему Ломье не боялся, если не показываться повсюду с Денизой Фалез, то, по крайней мере, поселиться у нее, когда той не было дома. Его тигрица была за границей с 10 или 15 января.
– 15 января, – повторил я. – О! Проклятье! 15 января. Между 10 и 15 января.
– Ну и что? – сказал Ковет. – Эта дата вам что-нибудь напоминает?
– Да. Срок. Боже мой! Ковет! Мне надо выпить что-нибудь покрепче. Здесь у них есть все необходимое, но я хочу, по крайней мере, литр. Пойдите раздобудьте что-нибудь подходящее...
Это была услуга такого рода, в какой мой алкаш-журналист никогда не отказывал. Он тут же направился к двери, выходящей в коридор, открыл ее и задержался в проеме:
– Вы мне кажетесь в полной форме. Это благодаря дате 15 января или делу Мельгано?
Я издал нечто вроде рычания.
– Эй! – сказал Ковет. – Что случилось?
– Я вот-вот рожу... Повторите, да повторите же!
– Что повторить?
– Мельгано!.. И не двигайтесь, Ковет!.. Я вижу вас... я вижу вас... (я протянул руки, точно собирался произнести заклинание) ...У вас хорошенькая мордашка, немного глупенькая, но хорошенькая. Красные губки, длинные черные ресницы, открытая шея и великолепная каштановая шевелюра... И знаете, что от всего этого осталось? Ничего!
– К счастью для меня, – усмехнулся он. – Если бы видение задержалось...
– Ничего. Или очень мало. Труп в морге... Идите за литрягой. Нет. За двумя. А впрочем, нет. Я спускаюсь вместе с вами. Мне надо съездить к фараонам.
Я знал теперь, что я хотел найти там, у полицейских. Какую деталь, увиденную вскользь, когда я еще находился под действием удара Кловиса, и мучавшую меня с того времени.
* * *
Флоримона Фару на месте не было. Инспектор Фабр без всяких возражений вытащил из ящика пакет с одеждой несчастной Моники, неосторожной старлетки. С замиранием сердца я снова увидел туфли на высоком каблуке, чулки, юбку, блузку, мелочи из кармана юбки: тюбик губной помады и два шелковых платка – один сиреневый и один желтый...– Идея? – спросил инспектор.
– Да. Только идея. Я благодарю вас... Вы можете отточить ваши карандаши, – сказал я Ковету, когда мы были на улице. – Но сначала я закончу одно дело на улице Жан-Гужон.
* * *
Я оставил Марка Ковета в кафе на площади Альма и отправился посмотреть, дома ли Адриен Фроман. Служанка ответила мне утвердительно.– Ладно, – сказал я, – прежде чем доложить обо мне, проводите в гараж.
– В гараж?
– Я хочу взглянуть на его "кадиллак".
– Но...
– Если я его не увижу, то пришлю фараонов осмотреть его.
– Полиция... Хорошо.
Она проводила меня в гараж, расположенный в другом углу двора, за бывшими конюшнями позади деревьев. "Кадиллак 980-ВС-75" сверкал, как новая монета. Нигде никакого следа удара. Я это подозревал, но мне надо было убедиться. Тремя минутами позже я стоял перед его хозяином:
– Извините за опоздание, – сказал я ему. – Этой ночью у нас было назначено свидание.
– Вот-вот, – проворчал Фроман. – А так как сегодня – уже не вчера...
– Вот именно, я скоро уйду. Но вы должны как следует понять одну вещь. Не пытайтесь обставить Монферье. Та группа, которую я представляю, с ней покончено. Я представляю Монферье. Так вот, действуйте прямо. Иначе я вас уберу с дороги. И немедленно. Мне всего лишь надо кликнуть полицейских.
– А вы странный тип, сказал бы я.
– Мы двое составляем прекрасную пару.
– Позвать полицейских! Но к кому это? Не заливайте, месье Нестор Бюрма.
– Я не заливаю.