Малицкий Сергей. Вакансия

   – Евгений Константиныч? Заходи, дорогой! Сейчас чаевничать будем!

Глава 2
Гость и еще один гость

   Люди, которые часто попадают впросак, или, если быть более точным в формулировках, не вполне уверены в том, что собственная судьба хотя бы в мало-мальской степени покорна их воле, порой обретают умение соединять в единое целое два таких разных чувства, как обреченность (именуемую также покорностью року) и любопытство к развитию собственных злоключений. Пожалуй, Дорожкин, уставившись на досуге во все тот же низкий потолок хрущобы, не согласился бы с данным утверждением, потому как продолжал бы со смешками трепыхаться даже на сковородке, но именно любопытство заставило бы его одновременно и озираться по сторонам. Сковородка пока, к счастью, была занята яичницей, которая скворчала или даже шкварчала и издавала донельзя аппетитный запах.
   – Только так, – снова разгладил топорщащиеся усы мужичок, соскакивая со стула и обнаруживая удивительно малый рост. – Яичница должна жариться только на сливочном масле. Я, конечно, милый друг, готов согласиться, что само по себе сливочное масло не самый полезный продукт, но тут ведь как… – мужичок приподнялся на носках и потянулся к сковородке носом-картошечкой, – что в рот полезло, то и полезно, а то вкусно, от чего не грустно. Сам посуди, если перед тем, как раскокать яички, обжарить сухарик дарницкого, да с чесночком, да пару помидорных кружочков, да перевернуть…
   «Три последних яйца, последняя помидорина и комочек масла из масленки», – почти безразлично отметил про себя Дорожкин, с удивлением разглядывая галоши на ногах мужичка.
   – Жаль, колбаски нет, – прищурился мужичок и тут же заковылял к Дорожкину, оказавшись ростом тому по пояс. – С чем пожаловал, Евгений Константиныч? А ну-ка? Так-так. Колбаски опять нет, однако. Но это пока. Молочко. Хлебушек. Яички опять. Рисок. Хорошо, что не пропаренный. Баловство это, пропаренный-то. Сыр. Дешевенький сыр-то, Евгений Константиныч, берешь. Но ничего, на горячие макарошки, да через терочку – при случае и такой сойдет. Сахарок. Кефирчик. А мясного совсем ничего нет? Ты чего, дорогой? Не травоед, случаем?
   – Нет, – закашлялся Дорожкин.
   – Ну тогда ничего, ничего, мы это поправим, – расплылся в улыбке, показав ряд ровных, чуть крупноватых зубов мужичок. – Ты садись, сердешный, садись. Я сейчас яишенку-то располовиню.
   – А вы, собственно, кто? – наконец вымолвил положенную фразу Дорожкин. – И как вы вошли в квартиру? Вам хозяин ключи дал?
   – Хозяин? – звякнул тарелками мужичок и задрал брови куда-то немыслимо высоко. – Какой хозяин? Вот этой халупы? Да какой же он хозяин? Так… недоразумение. Хозяин – это кто-то вроде меня. Не этой, конечно, квартирки, другой, но… неважно, в общем. Я здесь, правда, по другой надобности. Кстати!
   Мужичок подхватил сковородку и ловко сбросил по половине яичницы на каждую тарелку, вернул сковородку на плиту, прикрутил газ и вытер крепкие ладони с короткими толстыми пальцами о белую вышитую рубаху.
   – Извольте знакомиться. Фим Фимыч или Ефим Ефимыч. Загоруйко.
   – Дорожкин, – пожал Дорожкин теплую ладонь. – Евгений.
   – Константиныч… – подмигнул Дорожкину гость и с ухмылкой полез на оставленный ненадолго табурет. – Налегай на яичницу, дорогой, налегай. Разговор предстоит долгий, а долгие разговоры пустым желудкам вредят. Да и мысли не на то отвлекаются.
   Дорожкин хотел было возмутиться и потребовать отчета, по какому такому праву в его доме оказался неизвестный ему Фим Фимыч, почему он позволяет себе распоряжаться остатками его продуктов и с какой стати он, Дорожкин, должен вести с ним разговоры, но вместо этого неожиданно для себя уселся напротив карлика и взял в руку вилку.
   – Ой, – воскликнул мужичок, резво соскочил со стула, нырнул под стол и через мгновение показался оттуда с мутной бутылью, заткнутой свернутым в чопик газетным листом. – Про надобность-то я едва не забыл. Семь секунд. Надо, надо опрокинуть по шкалику, пока закуска горяча.
   Чпокнула пробка, Дорожкин поморщился, ожидая запаха сивухи, слишком памятна была деревенская «табуретовка», которая при каждом глотке занозила горло, но по кухне неожиданно пополз аромат аниса.
   – Свойская, пятерной очистки, – захихикал мужичок. – Мягонькая. – Он зацокал языком. – Да еще на смородиновой почке настоянная. Ну и, кроме того… разное там. Есть в наших лесочках корешки не хуже женьшеня. Потому и выходит… эликсир, можно сказать. Ну Константиныч, за знакомство?
   Дорожкин подхватил стаканчик, наклонился, чтобы чокнуться с мужичком, поднес стеклянный ободок к ноздрям, втянул дивный запах и опрокинул все пятьдесят граммов мутноватой настойки в горло. Гортань наполнилась теплом, которое тут же поползло в грудь, в живот, в руки и ноги.
   – А? – довольно крякнул мужичок и загремел вилкой. – Ты закусывай, закусывай сразу. В ноги ее спускай. В ноги. А то в голову вдарит, а голова тебе, Константиныч, светлая нужна.
   Дорожкин ткнул вилкой в яичницу, которая запузырилась прозрачными поджаренными пленками, поймал кислинку помидорки и вдруг подумал, что жизнь-то у него не так уж и плоха. Работу он разыщет, лет ему еще немного, а как проплатит хозяину квартиры еще месяца за два, так и задумается, что и как поменять в собственном существе, чтобы не срывать шлицы у отвертки, а найти свой собственный шуруп. И откручивать его. Или закручивать.
   Яичница все не кончалась, или Фим Фимыч сообразил новую, благо в сумке, принесенной из магазина, был и десяток яиц тоже, только во рту стало вкусно, в горле тепло, а засиженная мухами лампа под потолком вдруг растроилась или распятерилась светящимся хороводом. Дорожкин было удивился, отчего это горит лампа, если на улице белый день, посмотрел в окно, увидел сумрак, удивился еще больше, перевел взгляд на Фим Фимыча, но вместо него разглядел незнакомого, впрочем, нет, того самого мужика, что сидел возле подъезда на скамье. Плаща теперь на мужике не было, но и синий костюм с синим галстуком поверх голубоватой рубашки показался Дорожкину все тем же плащом, только поделенным на части. И поверх этого «разделенного» на части плаща обнаружился пристальный, чуть мрачноватый взгляд.
   – Удивительно, – с трудом шевельнул языком Дорожкин. – Вот вы сидели у подъезда? Ведь так? И я точно знаю, что я видел вас там впервые, почему же тогда мне кажется, что мы уже встречались где-то еще?
   – Потому что я вас видел еще раньше, – сухо ответил незнакомец и покачал головой. – Однако удивительно, как вы, Евгений Константинович, быстро преодолеваете действие загоруйковской настойки? Помнится, даже Марк Содомский сутки лежал пластом после каких-то двух стопок, а вы с Фимой без малого литр уговорили на двоих. Конечно, Фима – мужичок, можно сказать, огнеупорный, но вы-то рохля рохлей… а ведь туда же… Впрочем, это даже и неплохо. Но на будущее я бы не рекомендовал…
   – Я вообще не пью, – почти твердо выговорил Дорожкин и понял, что если голова у него и начинает проясняться, то ноги не просто не слушаются, а даже и находятся где-то так далеко, что и не докричишься.
   – Это еще лучше, – кивнул незнакомец и критически окинул взглядом крохотную пятиметровую кухню. – Только зря вы сейчас, Евгений Константинович, голову забиваете всякой ерундой. Никто вас спаивать не собирался, хотя испытать вас следовало. Но не таким образом, как вы себе уже напридумывали. Ну посудите сами, зачем кому-то везти вас в лес, да еще и пытать, чтобы переоформить на кого-то эту квартиру? Я уж не буду апеллировать к ее убожеству, она же просто не ваша. Вспомнили? Вот. Получайте облегчение. И не думайте, что я могу читать ваши мысли. У вас на лице все написано.
   – А… зачем… тогда? – снова шевельнул непослушным языком Дорожкин и постарался смахнуть с лица еще более непослушной рукой какие-то там надписи.
   – Хороший вопрос, – едва заметно качнулся незнакомец и протянул руку. – Вальдемар Адольфович Простак. Мэр одного маленького подмосковного городка. Можно называть просто, Адольфыч.
   – Дорожкин, – протянул руку Дорожкин и едва не отдернул ее – столь холодной ему показалась ладонь собеседника. – Только… что-то мне кажется, что вы далеко не простак.
   – Старая шутка, – кивнул Адольфыч. – Со своей стороны могу ответить, что вы, Евгений Константинович, не простак во всех смыслах, хотя вроде бы проще некуда. Поэтому позвольте перейти сразу к делу.
   – Слушаю вас, – поставил локти на стол, чтобы поддержать заваливающуюся на грудь голову, Дорожкин.
   – Я хочу пригласить вас на работу, – твердо сказал мэр.
   – В к…к…каком качестве? – сдвинул брови Дорожкин.
   – Ну скажем так… – Адольфыч ненадолго задумался. – Младшим инспектором. Для начала.
   – Инсп…пектором чего? – не понял Дорожкин.
   – Охраны правопорядка, – объяснил мэр. – Нет, конечно, речь не идет о патрулировании улиц города, этим есть кому заниматься, но представлять городскую власть при разборе правонарушений, возможно даже при расследовании каких-то преступлений, придется. Да вы не волнуйтесь уж так. В штате мэрии есть еще один инспектор, есть и старший инспектор, начальник управления, наконец, администрация города не поплевывает через плечо, один на один с проблемами не останетесь. Да и проблем-то у нас не так чтобы…
   – Да вы что? – удивился Дорожкин. – В органы? Никогда.
   – Никаких органов, – покачал головой мэр. – Дело в том, что органов в нашем городке вовсе нет. Городок… почти научный. Закрытая территория. Режимный объект, можно сказать. Так что ни милиции, ни ФСБ, ни, извините, ГИБДД. Все своими силами.
   – П…подождите… – Дорожкин заморгал. – Вы, н…н…наверное, не в курсе. У меня нет образования. То есть вроде бы есть, но… я педвуз окончил. По специальности «Технология и предпринимательство». Трудовик, по-старому. В армии тоже ничему не научился. Копать, спать и отбиваться во всех смыслах. А так-то логист, менеджер… очень среднего звена. Офисный планктон. Самоучка.
   – Это вы бросьте, – не согласился Адольфыч. – Планктон планктону рознь. Или вы думаете, что я просто так приехал в столицу да ткнул пальцем в первого попавшегося менеджера среднего звена? Да еще пожаловал к нему в гости? Все не так просто. Почему мне нужны именно вы, я еще скажу, а вот почему я здесь, объясню немедленно. Я здесь потому, что уверен: вы мне не откажете.
   – Неужели? – пьяно рассмеялся Дорожкин.
   – Вот смотрите. – Адольфыч побарабанил пальцами по столу. – Вы – безработный, причем внезапно безработный. Так?
   – Так, – нехотя согласился Дорожкин.
   – Это во-первых. Во-вторых, вы не москвич, с жильем у вас проблемы, да и вообще положение у вас довольно сложное, – продолжил мэр. – Нет, с вашей ответственностью вы, безусловно, найдете работу, но в нынешней ситуации на рынке работу найдете менее оплачиваемую, так что концы с концами сводить будете труднее. Вряд ли сможете помогать матушке так, как помогали раньше, да и цену на данную лачугу хозяин явно собирается задрать к новому году тысяч до тридцати.
   – Можно снять комнату, – икнул Дорожкин. – Простите. Найти приятелей…
   – Приятелей у вас нет, – усмехнулся Адольфыч. – Вы неприятелеспособный, Евгений Константинович. Иначе говоря, нелюдимый. Даже эта ваша веселость ведь на самом деле всего лишь способ защититься, не так ли? Вы слишком погружены в себя, в работу. А для той работы, что я вам предлагаю, это только на пользу. Опять же – вы одиноки, что тоже упрощает дело. Убедить в переезде нужно только вас.
   – В переезде? – поднял брови Дорожкин.
   – Для начала пятьдесят тысяч рубликов в месяц, – прищурился мэр. – Освоитесь, через полгода можно будет прибавить. Хорошо прибавить. Учтите, что закрытый городок в нашем случае подобен зоне дьюти-фри. Цены на бытовые товары в магазинчиках ниже, чем на Большой земле. Общественного транспорта почти нет. Четыре маршрутки. Бесплатные, кстати. Весь городок меньше чем два на два километра, плюс поселок, еще пара деревенек и промзона. Воздух аж звенит от чистоты. Озеро, река, лес, болото. Да, да. Болото. Знаете какая клюква? Как вишня. А какие девушки у нас? В Москве, чтобы таких сыскать, ноги собьешь. А найдешь, так соискатели затопчут.
   – Подождите, – почти окончательно протрезвел Дорожкин.
   – От Москвы не так уж далеко, прямиком где-то километров сто, по трассе чуть больше. Причем, когда я говорю, что городок закрытый, это то и значит, что он закрытый. Для тех, кто не в городе, – первый раз улыбнулся мэр. – Ну кроме командированных, гостей и прочее. А все горожане вправе поехать куда угодно. Да хоть за границу. Уровень допуска вполне себе позволяет.
   – А жилье дорогое? – начал растирать ладонями виски Дорожкин.
   – Не слишком, – сложил брови домиком мэр. – Свободного жилья немало, но то, что есть, – все под мэрией. И если вдруг освобождается, что случается крайне редко, его обычно сразу выкупает администрация.
   – Почему? – не понял Дорожкин.
   – Вот из-за таких случаев, как ваш, – проникновенно объяснил Адольфыч. – Да и зачем нам запредельные цены на жилье? И как еще привлечь специалистов? Все сейчас Москву окучивают, мотыгами друг другу по ногам стучат. Я вот что вам скажу. Наш городок, конечно, не столица, но все провинциальные неудобства перебиваются преимуществами влет. Может быть, у нас и не самые большие зарплаты, но с учетом всего остального – куда уж там Москве? Для вас жилье будет бесплатным, Евгений Константинович. Квартирка из особого резерва. По умолчанию вам будет начисляться сумма, превышающая пятьдесят тысяч, разница пойдет на оплату жилья. Причем, я бы подчеркнул, на оплату в смысле его выкупа. Через лет пять оно перейдет в вашу собственность полностью. Захотите переехать куда-то, администрация обратно его у вас выкупит. По хорошей цене, заметьте. Или найдете покупателя сами.
   – И что за жилье? – постарался говорить как можно небрежнее Дорожкин. – Хорошее?
   – Хорошее, – кивнул мэр. – Дома старой постройки, послевоенные, немцы трудились. Потолки три с половиной метра. Но коммуникации все современные. Комнаты большие. Вам я бы предложил двухкомнатную квартиру. Комнаты изолированные, санузел не просто раздельный – а их два, кладовка, просторный коридор. Балконов вот только у нас нет. Зато кухня – просто замечательная. Двадцать четыре метра. Как вам?
   – Такие бывают? – удивился Дорожкин.
   – Бывают, – изобразил улыбку Адольфыч. – Вот только мебель пока в квартирке обычная. Инвентарная. Но со временем прикупите, если захотите. У нас и мебельный магазин есть, да и краснодеревщик собственный имеется, и печник, если к камину претензии случатся…
   – К камину? – эхом отозвался Дорожкин.
   – К камину, – со всей серьезностью кивнул Адольфыч. – Кстати, в квартире имеется неплохая библиотека, к вашему приезду мы и холодильничек пустым не оставим.
   – Но почему я? – недоверчиво прищурился Дорожкин.
   – Почему именно вы… – задумался мэр. – Важный вопрос. Я отвечу, тем более обещал. Понимаете, городок наш расположен в особом месте. В особой зоне, так сказать. Слышали о разломах в земной коре? Нет, не волнуйтесь, никаких землетрясений у нас не бывает. Да и ближайшее пересечение разломов южнее нашего городка, но в земной коре бывают не только разломы. Но и отверстия. Даже в материковых плитах. Как дырки в сыре.
   – Вулканы, что ли? – сделал умное лицо Дорожкин.
   – Ну только не в Московской области, – рассмеялся Адольфыч. – К тому же за миллионы, может быть, миллиарды лет Земля сама залечила свои, так сказать, раны. Заполнила их, чем придется. Но раны оставляют шрамы. Иногда невидимые, но дающие о себе знать. Своеобразным путем. Воздействием, можно сказать, на людей. Может быть, газом радоном или еще каким, может быть, какими-то особыми факторами магнитного поля, может быть, еще чем-то. Незаметным воздействием, микроскопическим, проживи всю жизнь, у тебя от этого и насморка не случится, но за столетия, за поколения так вышло, что народ у нас получился… особенный. Со способностями.
   – То есть? – не понял Дорожкин.
   – Ну способности различные, – потер подбородок Адольфыч. – Люди-то в основном простые. И те, что были, и те, что после приехали. Те, что были собраны по всему бывшему Союзу. Собраны в месте, в котором их и так была самая большая концентрация. Причем подавляющее большинство и не подозревает о собственном потенциале. Тем более что теперь-то, в смысле приезжих, речь идет уже о третьем, четвертом поколении. А так-то в основном имеются способности к телекинезу, чтению мыслей, предсказанию, ну и прочее по мелочи и не только по мелочи. Но все не оформлено, дико, хотя народец-то в основном мирный. В свое время был построен даже институт для изучения этого феноменального свойства территории, под этот институт, собственно, и прочее народонаселение подбиралось. Хотели использовать аномальные способности человеческого фактора на пользу народному хозяйству. Да и разобраться, что да к чему. Высказывалось предположение, что под бывшей деревенькой залежи каких-то особых ископаемых. Было организовано даже предприятие, научное производство, пробиты шахты, пробурены скважины. Ничего, правда, кроме неплохой минеральной водички, не нашли, но к тому времени уж и городок появился, и народец… осел, можно сказать. Семьями обзавелись. Но прошло время, да и в стране многое поменялось. Институт с тех пор перепрофилировали, потом вовсе законсервировали, опытное научное производство, сиречь лаборатории, забрало военное ведомство, а ввиду неразумения своего засекретило их еще сильнее, чем они были, и что оно там с ними делает теперь, не нашего ума дело. А городок-то остался. И причем благодаря всем этим обстоятельствам сохранил особый статус. Понятно?
   – Не очень, – признался Дорожкин. – А как же эти… ну телеки…ки…незисты, чтецы мыслей, предсказатели?
   – А что им сделается? – пожал плечами Адольфыч. – Живут себе. Рабочие места мы стараемся организовать на месте. Поддерживаем предпринимательство. Так что социальной напряженности в городе нет. Как и не было никогда. Смотрите, – Адольфыч стал загибать пальцы, – мигрантов нет, бандитов нет, наркоманов нет, милиции, что в наше время весьма важно, тоже нет. Признаюсь, что и «гостей с юга» практически нет. Горожане даже радуются, что городок закрытый. Нас ведь не только голодные восьмидесятые, лихие девяностые да гнилые нулевые пощадили, до нас даже Хрущев Никита Сергеевич в свое время не добрался. Пытался, правда, Конотоп Василий Иванович, был такой правитель Московской области, разворошить наше гнездышко, тем более что рядышком были его охотничьи угодья, но интересы военного ведомства возобладали. Да и не так просто до нас добраться. Так что живем себе. И если кто и читает чужие мысли, так он, скорее всего, и сам не понимает, что в его голову приходит. Чужие мысли – это, Евгений Константинович, обычно такая каша…
   – И вы думаете, что я в это поверю? – недоверчиво усмехнулся Дорожкин.
   – А верить я вас и не заставляю, – ответил усмешкой мэр. – Я хочу, чтобы вы работали в нашем городе, потому что именно вы нам нужны. Ваши потенциальные способности и даже уже имеющиеся возможности нас устраивают. В том числе и черты характера.
   – Откуда вы знаете о чертах моего характера? – удивился Дорожкин.
   – Вы вменяемы, – сказал Адольфыч. – Эта самая загоруйковская настойка, влияние которой вы преодолели феноменально быстро, кроме всего прочего будит в человеке самые низменные инстинкты. Если бы в вас была хотя бы сотая часть мерзости, она неминуемо всплыла бы и засияла во всей красе. А вы только смеялись и мрачнели от каких-то раздумий. Впрочем, мрачнеть-то вам и в самом деле есть из-за чего. Откажись вы от моего предложения, одна вам дорога – возвращаться в родную деревню.
   – Не самый худший выбор, кстати, – огрызнулся Дорожкин. – Там хотя бы опытов над людьми не проводят… с помощью загоруйковки.
   – Там их травят «табуретовкой», – отрезал Адольфович. – А мы угощаем полезным для здоровья продуктом. Травы-то в напитке и в самом деле знатные. К тому же мы не можем просто так довериться первому встречному.
   – Я, выходит, – скривился Дорожкин, – все-таки первый встречный?
   – Не первый, но тот самый, – смягчил тон мэр. – Нам хватило бы и вашей выпивки с Фим Фимычем, но мы проверили вас досконально. Поверьте, за сутки можно сделать многое. Побывать в вашей деревне под Рязанью, оценить вашу заботу о матери, отвагу на пожаре. Отзывы односельчан немалого стоят. Ни одного злого слова. Удивительно. И это при той дремучей непосредственности, которая свойственна истерзанной русской глубинке. Поговорили с вашим знакомым Мещерским, интересный тип, кстати, любопытный, весьма любопытный, заинтересовал он нас, знаете, всегда приятно обнаружить под оболочкой какого-нибудь растолстевшего циника хорошего специалиста, ну да ладно. Всему свое время. И у него мы тоже получили весьма благожелательную характеристику на вас. И ваша бывшая девушка, Маша, не сказала о вас ни одного злого слова. Вы уж простите, что пришлось так влезть в вашу жизнь, но все люди, с которыми мы разговаривали, уже забыли об этом разговоре.
   – Забыли? – не понял Дорожкин.
   – Забыли, – кивнул мэр. – Кое-кто в нашем городке все– таки владеет своими способностями. Но вы не забудете. И в этом одно из ваших достоинств. На вас это не действует. Понимаете?
   – Что «это»? – поморщился Дорожкин: голова все-таки побаливала.
   – Это, – щелкнул пальцами Адольфыч. – Называйте как хотите. Гипнозом, внушением, колдовством. «Это» работает. Почти всегда. Но не против вас. Согласитесь, это немаловажно. Это – способность. И эта способность нам необходима. Нам нужен человек, который, скажем так, не поплывет, когда кто-то из местных попытается окоротить его своими особыми способностями.
   – Это все? – спросил Дорожкин, чувствуя странную, накатывающую на него из какой-то глубины тоску.
   – Нет, – качнулся на стуле мэр. – Вы видите.
   – Вижу? – не понял Дорожкин.
   – Нимб, – пояснил мэр. – Над головой женщины. В метро, в давке, среди тысяч, десятков тысяч москвичей находилась женщина с нимбом, но увидел его только один человек – вы, Евгений Константинович. Это редчайшая способность. Это чудо! Как и то, что вместо прекрасной девушки, которую видели все в вагоне, вы один разглядели обычную женщину, правда, с нимбом. Как и то, что, когда Марк Содомский попытался вами… управлять, у него ничего не вышло. Но еще более удивительное, редчайшее, почти невозможное чудо то, что все эти способности совпали в одном человеке. Это тоже очень важно.
   – Настолько важно, что вы сделали мне подножку? – потрогал распухший нос Дорожкин. – Вот, выходит, откуда ноги растут?
   – Подножку Марк сделал по другой причине, – объяснил мэр. – Чтобы проверить вашу человеческую реакцию и поймать ваш образ. Зафиксировать, не упустить. Для этого ему нужна была ваша кровь. Должны же мы были как-то отследить вас?
   – Это ваши обычные методы? – огорчился Дорожкин.
   – Только при проверке будущих сотрудников, – твердо сказал Адольфыч. – Мы должны быть уверены в них на все сто.
   – Это все? – спросил Дорожкин.
   – Это – самое главное. То, что вы должны знать, чтобы принять правильное решение, – улыбнулся мэр.
   – Сколько у меня есть времени на раздумья? – посмотрел на ночь за окном Дорожкин.
   Воспоминание о падении в метро не добавило ему хорошего настроения. Но и не убавило тоже. В животе разливалось приятное тепло, в голове клубилась некая легкость и, что было странно, ясность. Хотя и тоска оставалась где-то поблизости.
   – Ну… – Адольфыч посмотрел на часы. – Минут десять.
   – А если я не соглашусь? – готовясь совершить явное сумасбродство, вздохнул Дорожкин.
   – Вы согласитесь, – переплел пальцы мэр. – Вероятность – девяносто восемь процентов. Вы уже согласились, я вижу. Хотя хлопоты с вами все равно будут. Излишняя доброта и порядочность сотрудников, знаете ли, – это бремя для руководителей. Ну а если бы не согласились, я был бы огорчен. Вы нет. Вы же не знаете, от чего вы можете отказаться. Ведь мои слова – это пока что только слова.
   – От чего я могу отказаться? – повторил слова мэра Дорожкин.
   – От шанса, который выпадает один раз, – отчеканил Адольфыч. – От возможности прожить очень интересный кусок жизни.
   Повисло молчание. Мэр демонстративно посмотрел на часы и начал, негромко посвистывая, оглядывать крохотную кухню. Дорожкин, преодолевая слабость в ногах, поднялся, плеснул в стакан воды.
   – Наверное, есть какие-то условия, о которых я должен знать? Бумаги надо подписать?
   – Бумаги никакие не нужны, – пожал плечами мэр. – Достаточно честного слова. Но некоторые предварительные условия имеются. Городок у нас маленький, режимный, хотя несколько тысяч населения – это вам не какое-нибудь сельцо заспиртованное. Порядок в городе – почти идеальный. Частного транспорта, как я уже говорил, нет. Для тех, кто прибывает на своих машинах, на подъезде имеется охраняемая стоянка. По городку курсирует, повторяюсь, бесплатная маршрутка, но весь город можно пересечь пешком за полчаса. Причем не торопясь. В мэрии имеются грузовики на случай каких-то перевозок, пара комфортабельных автобусов. В городке не работает сотовая связь, но родным можно звонить с почты, опять же бесплатно. Соответственно и с Интернетом, только с почты. Режим. И болтать лишнего не следует. В случае чего, мы – «почтовый ящик». Тем более что по соседству с нами имеется подобный «почтовый ящик»^[4]. Для окрестных, кто в курсе, мы называемся просто – городок. А так-то секрета нет. Название у города самое обычное – Кузьминск. Но на карте его искать бесполезно. Да, последнее: первый отпуск через одиннадцать месяцев после поступления. Так что почти на год всякий новичок становится почти невыездным. Исключая выходные дни. Видите, и тут никакой дискриминации, столица-то рядом.