Исмет словно не понимал, чего от него хочет казак. С налитыми кровью глазами он мрачно смотрел на Адике, которая стояла в углу на кровати в белой сорочке, скрестив на груди руки. В ее глазах светился ужас. Мертвенная бледность разливалась по лицу. Она, кажется, не узнавала Звенигору, считая его одним из убийц.
Видя, что Исмет старается обойти его и ударить девушку саблей, Арсен схватил юношу за руку и изо всех сил рванул ее назад, за спину. Исмет вскрикнул от резкой боли. Сабля упала на пол.
Боль отрезвила повстанца.
– Чего ты хочешь, Арсен? Зачем остановил меня? – спросил вяло.
– Хочу, чтобы ты не трогал эту девушку! Ты же слышал, она сама – жертва Гамида. Понимаешь? – и отпустил руку парня.
Исмет, понурив голову, немного помолчал, а потом с глубокой скорбью в голосе сказал:
– Делай как знаешь. Мне теперь все равно. Нет моей Ираз!.. Нет моего счастья!.. Зачем мне жить на этом свете?
Он поднял саблю и, убитый горем, поплелся из комнаты.
Арсен повернулся к Адике. Девушка, все еще не веря, что опасность миновала, стояла в углу и расширенными от ужаса глазами смотрела на струйку крови, тоненькой змейкой вползавшей из коридора в комнату.
– Адике, не бойся меня, – произнес казак, подавая ей руку. – Иди сюда. Я защищу тебя. Пошли! Здесь оставаться опасно. Сходи с кровати, Адике… Или лучше я буду звать тебя Златкой… Ты знаешь это имя? Его только что сказала твоя няня…
– Где она? – прошептала девушка, не отводя взгляда от крови, которая уже достигла середины комнаты.
– Ее уже нет… Но ценой своей жизни она спасла тебя…
Девушка закрыла лицо руками. Плечи затряслись от рыданий. Арсену показалось, что он увидел, как под тонкой сорочкой затрепетало ее сердце. Он глухо произнес:
– Не плачь… Одевайся быстрее. А я подожду за дверью.
Выйдя в коридор, оттащил труп няни в соседнюю комнату, чтобы не попал на глаза девушке.
Со двора доносились радостные крики повстанцев. Где-то там затерялся и Яцько. Но о нем теперь можно не тревожиться. Не маленький, воин уже – и доказал это в бою. Арсена мучила мысль, как быть со Златкой. Куда ее деть? Взять с собою в отряд? А потом?
Вскоре девушка вышла одетая. Взяв ее за руку, нежно сказал:
– Пойдем. Не отставай от меня. И не бойся – все лихое позади!
Во дворе к ним подбежал Яцько, возбужденный, с горящими глазами.
– Арсен, я тебя всюду ищу! Надо освободить невольников! Я уже пытался, но у меня не получается…
Арсен задумался, а потом сказал строго:
– Яцько, я поручаю тебе охранять эту дивчину… Отвечаешь за нее головой. Чтоб пальцем никто ее не тронул! Понял? – Это – Адике. Златка. Я тебе рассказывал о ней. Смотри мне!.. А я открою подземелье.
– Понял, – сказал паренек, но по тому, как он взглянул на девушку, было видно, что это ему совсем не понравилось. Однако перечить Арсену не посмел. Ответил по-взрослому, степенно: – Коль надобно, о чем говорить…
Тем временем небо становилось ярко-голубым, даже бирюзовым. Где-то за горами всходило солнце.
Повстанцы сносили во двор дорогие вещи, оружие, тащили из погребов съестные припасы. Всюду стоял тот нестихающий галдеж и крики, что так присущи восточным базарам и стихийным народным бунтам.
Сбив с двери подвала замок, Арсен сбежал вниз. Невольники давно не спали. Разбуженные выстрелами и криками, столпились у окошка, стараясь понять, что творится наверху.
– Братья, воля! Выходите все!..
Подвал сразу наполнился радостными восклицаниями. Все кинулись к выходу. Пан Спыхальский, не стыдясь слез, стекавших по его рыжим усам, зажал запорожца в своих могучих объятиях.
– А най его шляк трафил, я знал, что настанет для нас такой день! Ты слышишь, пан Квочка? Не говорил ли я тебе, что мы еще будем на воле? А то, что сказал Мартын Спыхальский, то, проше пана, есть правда, то… всегда сбывается! А ты скулил – пропадем, пропадем!.. Теперь не пропадем, разрази всех гром среди ясного неба!..
Квочка расправил свои согнутые плечи и сразу на целую голову стал выше Звенигоры и пана Мартына. На его узком продолговатом лице появилась блаженно-радостная улыбка. Он так хватил кулачищем Спыхальского под бок, что тот аж охнул.
– Не пропадем, пан Мартын! А если и пропадем, то со славой!
Каждый невольник старался пробиться вперед, пожать руку Арсену, обнять, поблагодарить освободителя. Но Арсен торопился. Хотелось поскорее увидеть Якуба. Он вырвался из чьих-то объятий, бросился через двор к темнице Якуба и столкнулся с Ахметом Змеей, который нес перед собой охапку женской одежды.
– Будь другом, кузнец, – усмехнулся Арсен, вспомнив, как тот едва не обул его в огненные сапоги, – раскуй моих земляков! Век буду Аллаха молить за тебя!
Тот бросил свою ношу на землю.
– А чем? Не голыми же руками!
– Здесь кузница есть. Пошли!
Крохотная кузница расположилась у самых ворот. Ахмет Змея быстро нашел зубило, молоток, призывно стукнул по наковальне:
– А ну, подходи!..
Его обступили радостно-возбужденные невольники. А тем временем Арсен, схватив тяжелый молот, выбежал из кузницы. Дверь темницы массивная, а запоры крепкие. Хотя во дворе уже почти рассвело, здесь стоял густой мрак.
От нескольких ударов замок слетел. Дверь с грохотом и визгом распахнулась.
– Якуб-ага, ты жив?
Сквозь открытую дверь внутрь струился голубоватый утренний свет. Меддах заворочался, прикрывая глаза рукой. Седая косматая грива спадала ему на плечи. Загремели кандалы. На исхудалом, измученном лице промелькнула слабая недоверчивая улыбка:
– Это ты, Арсен? Я рад снова слышать твой голос, друг!
– Я пришел освободить тебя, Якуб-ага. Ты сам говорил – ничто не вечно под луной. Сегодня – конец твоей неволе!..
– Пусть будут благословенны дни твои! – пожелал меддах. – Что случилось? Как ты очутился здесь? И с оружием…
– Замок в руках восставших крестьян, Якуб! – И Арсен с силой ударил молотом по шкворню, вмурованному в стену.
Шкворень сломался. Арсен подхватил Якуба под руки, помог выйти из темницы.
Тем временем из-за далеких гор взошло солнце.
Появление меддаха произвело на повстанцев подавляющее впечатление. Во дворе сразу утих шум. Все молча смотрели на выходца с того света.
Якуб брел с закрытыми глазами: боялся ослепнуть от солнечных лучей. Длинная седая грива спадала на плечи и на бледное восковое лицо. Одежда на нем истлела, – оставшиеся лохмотья едва прикрывали тело. Руки и ноги коротко скованы тяжелой цепью.
– Правоверные, вы думаете – это гяур перед вами? – воскликнул Арсен. – Ничего подобного! Это такой же, как и вы, правоверный магометанин, турок!.. Смотрите, что сделал с ним Гамид-бей!.. Скажите, кто-нибудь из вас убил этого презренного пса? А может, его схватили живым? Пусть он ответит перед нами за мерзкие дела свои!
Повстанцы угрюмо молчали. Ответил Мустафа Чернобородый:
– Гамид исчез. Мы обыскали весь замок. Нет никаких следов.
– Он спрятался где-то! Сидит, как хитрый лис в норе. Ждет, пока мы не оставим замок.
– А мы его выкурим! – воскликнул Бекир. – Ребята, дайте огня!
– Предать огню! Поджечь! – гремело вокруг.
Исмет метнулся к деревянной галерее с факелом, швырнул его в кучу хлама. Вспыхнул огонь. Затрещало сухое дерево. Малиновые язычки взобрались наверх, на второй этаж, и над галереей быстро взметнулось пламя.
Во дворе поднялся галдеж. Каждый торопился вынести добычу за ворота замка. Раскованные невольники сбрасывали с себя лохмотья, надевали одежды Гамида или его челяди. Наиболее проворные вооружились копьями, а то и саблями.
Ахмет Змея разрубил кандалы меддаха Якуба, большими кузнечными ножницами укоротил ему волосы. Арсен принес одежду. Старик суетился, торопясь одеться, все еще не веря в счастье, так нежданно свалившееся на него. Он жмурился, из глаз его то ли от яркого непривычного света, то ли от радости текли слезы.
А огонь разгорался все сильней. Покончив с галереей, он перекинулся на крышу и внутренние помещения. Во дворе, как в каменном котле, становилось жарко. Повстанцы торопливо оставляли замок.
Пока Мустафа Чернобородый наводил в отряде порядок, самые бойкие подожгли маслобойню, кошары. Долину Аксу затягивало удушливым бурым дымом.
3
Видя, что Исмет старается обойти его и ударить девушку саблей, Арсен схватил юношу за руку и изо всех сил рванул ее назад, за спину. Исмет вскрикнул от резкой боли. Сабля упала на пол.
Боль отрезвила повстанца.
– Чего ты хочешь, Арсен? Зачем остановил меня? – спросил вяло.
– Хочу, чтобы ты не трогал эту девушку! Ты же слышал, она сама – жертва Гамида. Понимаешь? – и отпустил руку парня.
Исмет, понурив голову, немного помолчал, а потом с глубокой скорбью в голосе сказал:
– Делай как знаешь. Мне теперь все равно. Нет моей Ираз!.. Нет моего счастья!.. Зачем мне жить на этом свете?
Он поднял саблю и, убитый горем, поплелся из комнаты.
Арсен повернулся к Адике. Девушка, все еще не веря, что опасность миновала, стояла в углу и расширенными от ужаса глазами смотрела на струйку крови, тоненькой змейкой вползавшей из коридора в комнату.
– Адике, не бойся меня, – произнес казак, подавая ей руку. – Иди сюда. Я защищу тебя. Пошли! Здесь оставаться опасно. Сходи с кровати, Адике… Или лучше я буду звать тебя Златкой… Ты знаешь это имя? Его только что сказала твоя няня…
– Где она? – прошептала девушка, не отводя взгляда от крови, которая уже достигла середины комнаты.
– Ее уже нет… Но ценой своей жизни она спасла тебя…
Девушка закрыла лицо руками. Плечи затряслись от рыданий. Арсену показалось, что он увидел, как под тонкой сорочкой затрепетало ее сердце. Он глухо произнес:
– Не плачь… Одевайся быстрее. А я подожду за дверью.
Выйдя в коридор, оттащил труп няни в соседнюю комнату, чтобы не попал на глаза девушке.
Со двора доносились радостные крики повстанцев. Где-то там затерялся и Яцько. Но о нем теперь можно не тревожиться. Не маленький, воин уже – и доказал это в бою. Арсена мучила мысль, как быть со Златкой. Куда ее деть? Взять с собою в отряд? А потом?
Вскоре девушка вышла одетая. Взяв ее за руку, нежно сказал:
– Пойдем. Не отставай от меня. И не бойся – все лихое позади!
Во дворе к ним подбежал Яцько, возбужденный, с горящими глазами.
– Арсен, я тебя всюду ищу! Надо освободить невольников! Я уже пытался, но у меня не получается…
Арсен задумался, а потом сказал строго:
– Яцько, я поручаю тебе охранять эту дивчину… Отвечаешь за нее головой. Чтоб пальцем никто ее не тронул! Понял? – Это – Адике. Златка. Я тебе рассказывал о ней. Смотри мне!.. А я открою подземелье.
– Понял, – сказал паренек, но по тому, как он взглянул на девушку, было видно, что это ему совсем не понравилось. Однако перечить Арсену не посмел. Ответил по-взрослому, степенно: – Коль надобно, о чем говорить…
Тем временем небо становилось ярко-голубым, даже бирюзовым. Где-то за горами всходило солнце.
Повстанцы сносили во двор дорогие вещи, оружие, тащили из погребов съестные припасы. Всюду стоял тот нестихающий галдеж и крики, что так присущи восточным базарам и стихийным народным бунтам.
Сбив с двери подвала замок, Арсен сбежал вниз. Невольники давно не спали. Разбуженные выстрелами и криками, столпились у окошка, стараясь понять, что творится наверху.
– Братья, воля! Выходите все!..
Подвал сразу наполнился радостными восклицаниями. Все кинулись к выходу. Пан Спыхальский, не стыдясь слез, стекавших по его рыжим усам, зажал запорожца в своих могучих объятиях.
– А най его шляк трафил, я знал, что настанет для нас такой день! Ты слышишь, пан Квочка? Не говорил ли я тебе, что мы еще будем на воле? А то, что сказал Мартын Спыхальский, то, проше пана, есть правда, то… всегда сбывается! А ты скулил – пропадем, пропадем!.. Теперь не пропадем, разрази всех гром среди ясного неба!..
Квочка расправил свои согнутые плечи и сразу на целую голову стал выше Звенигоры и пана Мартына. На его узком продолговатом лице появилась блаженно-радостная улыбка. Он так хватил кулачищем Спыхальского под бок, что тот аж охнул.
– Не пропадем, пан Мартын! А если и пропадем, то со славой!
Каждый невольник старался пробиться вперед, пожать руку Арсену, обнять, поблагодарить освободителя. Но Арсен торопился. Хотелось поскорее увидеть Якуба. Он вырвался из чьих-то объятий, бросился через двор к темнице Якуба и столкнулся с Ахметом Змеей, который нес перед собой охапку женской одежды.
– Будь другом, кузнец, – усмехнулся Арсен, вспомнив, как тот едва не обул его в огненные сапоги, – раскуй моих земляков! Век буду Аллаха молить за тебя!
Тот бросил свою ношу на землю.
– А чем? Не голыми же руками!
– Здесь кузница есть. Пошли!
Крохотная кузница расположилась у самых ворот. Ахмет Змея быстро нашел зубило, молоток, призывно стукнул по наковальне:
– А ну, подходи!..
Его обступили радостно-возбужденные невольники. А тем временем Арсен, схватив тяжелый молот, выбежал из кузницы. Дверь темницы массивная, а запоры крепкие. Хотя во дворе уже почти рассвело, здесь стоял густой мрак.
От нескольких ударов замок слетел. Дверь с грохотом и визгом распахнулась.
– Якуб-ага, ты жив?
Сквозь открытую дверь внутрь струился голубоватый утренний свет. Меддах заворочался, прикрывая глаза рукой. Седая косматая грива спадала ему на плечи. Загремели кандалы. На исхудалом, измученном лице промелькнула слабая недоверчивая улыбка:
– Это ты, Арсен? Я рад снова слышать твой голос, друг!
– Я пришел освободить тебя, Якуб-ага. Ты сам говорил – ничто не вечно под луной. Сегодня – конец твоей неволе!..
– Пусть будут благословенны дни твои! – пожелал меддах. – Что случилось? Как ты очутился здесь? И с оружием…
– Замок в руках восставших крестьян, Якуб! – И Арсен с силой ударил молотом по шкворню, вмурованному в стену.
Шкворень сломался. Арсен подхватил Якуба под руки, помог выйти из темницы.
Тем временем из-за далеких гор взошло солнце.
Появление меддаха произвело на повстанцев подавляющее впечатление. Во дворе сразу утих шум. Все молча смотрели на выходца с того света.
Якуб брел с закрытыми глазами: боялся ослепнуть от солнечных лучей. Длинная седая грива спадала на плечи и на бледное восковое лицо. Одежда на нем истлела, – оставшиеся лохмотья едва прикрывали тело. Руки и ноги коротко скованы тяжелой цепью.
– Правоверные, вы думаете – это гяур перед вами? – воскликнул Арсен. – Ничего подобного! Это такой же, как и вы, правоверный магометанин, турок!.. Смотрите, что сделал с ним Гамид-бей!.. Скажите, кто-нибудь из вас убил этого презренного пса? А может, его схватили живым? Пусть он ответит перед нами за мерзкие дела свои!
Повстанцы угрюмо молчали. Ответил Мустафа Чернобородый:
– Гамид исчез. Мы обыскали весь замок. Нет никаких следов.
– Он спрятался где-то! Сидит, как хитрый лис в норе. Ждет, пока мы не оставим замок.
– А мы его выкурим! – воскликнул Бекир. – Ребята, дайте огня!
– Предать огню! Поджечь! – гремело вокруг.
Исмет метнулся к деревянной галерее с факелом, швырнул его в кучу хлама. Вспыхнул огонь. Затрещало сухое дерево. Малиновые язычки взобрались наверх, на второй этаж, и над галереей быстро взметнулось пламя.
Во дворе поднялся галдеж. Каждый торопился вынести добычу за ворота замка. Раскованные невольники сбрасывали с себя лохмотья, надевали одежды Гамида или его челяди. Наиболее проворные вооружились копьями, а то и саблями.
Ахмет Змея разрубил кандалы меддаха Якуба, большими кузнечными ножницами укоротил ему волосы. Арсен принес одежду. Старик суетился, торопясь одеться, все еще не веря в счастье, так нежданно свалившееся на него. Он жмурился, из глаз его то ли от яркого непривычного света, то ли от радости текли слезы.
А огонь разгорался все сильней. Покончив с галереей, он перекинулся на крышу и внутренние помещения. Во дворе, как в каменном котле, становилось жарко. Повстанцы торопливо оставляли замок.
Пока Мустафа Чернобородый наводил в отряде порядок, самые бойкие подожгли маслобойню, кошары. Долину Аксу затягивало удушливым бурым дымом.
3
Увидев, как через проломленные двери в селямлик ворвалась толпа повстанцев, Гамид понял, что все потеряно и надо спасать свою жизнь. Он бросил родных на произвол судьбы и метнулся к потайному ходу. Пока телохранители сражались в коридоре, Гамид спустился в подземелье. А через полчаса, грязный, вспотевший, вылез через хорошо замаскированный выход и оказался в долине, поросшей кустарником.
Убедившись, что поблизости никого нет, он быстро пересек узкую полянку, на другой стороне которой стоял небольшой сарай, сплетенный из хвороста. Навстречу ему кинулся лохматый пес, но, узнав хозяина, замолчал. На лай собаки из сарая вышел заспанный старик-сторож.
– Кого тут носит? – спросил он, всматриваясь в тьму.
– Быстрее коня! – приказал Гамид.
Сторож, услыхав знакомый голос, молча повернул назад и вывел оседланного коня. Гамид вырвал из его рук поводья, вскочил в седло. Застоявшийся конь рванулся вскачь. На оторопевшего сторожа полетели комья влажной земли.
К вечеру Гамид почувствовал, что силы совсем оставляют его и что коню тоже необходима передышка. Вместо того чтобы ехать прямо к санджак-бею[71], он повернул вправо, переправился паромом через Кызыл-Ирмак и вскоре въехал на просторный двор своего давнего приятеля и свата Энвера Исхака.
Слуга, приняв повод, помог Гамиду сойти с коня.
– Что случилось, дорогой Гамид-бей? – поспешил навстречу ему с протянутыми для приветствия руками высокий и черный, как ворон, Энвер Исхак-бей. – В таком виде! Конь весь в мыле… Ты будто бежал от смертельной опасности.
– Это и вправду так, дорогой друг. Мой жалкий вид и разодранная одежда сами говорят, что я едва спасся. Аксу взяли приступом повстанцы, мерзкие каратюрки. Не знаю, остался ли кто в живых, кроме меня…
– О Аллах, что творится на свете! – воскликнул Исхак-бей. – Я думал, что горе посетило только меня…
– У тебя тоже горе? Какое?
– Неизвестный разбойник едва не убил нашего дорогого Ферхада. Твоя дочка могла остаться вдовой, Гамид-бей. Спас его верный слуга из гяуров. Теперь Ферхаду лучше, и он будет рад дорогому гостю… Прошу, заходи, Гамид-бей.
К ужину вышел и Ферхад. Он знал от отца о несчастье тестя и сдержанно поздоровался, потому как не к лицу правоверному проявлять чрезмерный интерес к несчастью ближнего.
Гамид уже выглядел лучше: помылся и переоделся в пристойную одежду.
После того, как гость немного утолил голод и выпил пиалу сладкого шербета, хозяин сказал:
– Мы с сыном собирались на днях к тебе, дорогой Гамид-бей.
– Я был бы рад видеть вас у себя, – учтиво ответил Гамид, не спрашивая о причине предполагавшегося визита и ожидая, пока Исхак-бей сам объяснит ее.
– Мой невольник-пастух сообщил, что покушение на Ферхада совершил твой невольник-беглец…
– Мой невольник? – возбужденно воскликнул Гамид. – Проклятый урус! Это он одним из первых ворвался в мой замок и пытался убить меня! О, если бы он попал в мои руки!..
– Мы поймаем его, – заговорил Ферхад. – Если он в отряде повстанцев, то мы найдем пути проникнуть туда.
– Как?
Вместо ответа Ферхад хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
– Позови Свирида!
После того, как пастух Свирид спас молодого хозяина, Исхак-бей окружил невольника невиданным до сих пор вниманием. Дал ему новую одежду, приказал кормить с хозяйской кухни, обещал даже отпустить на волю. Свирид будто помолодел. Плечи его расправились. Щеки округлились, в глазах появился хищный блеск. На товарищей-невольников стал смотреть с нескрываемым превосходством.
Войдя в комнату, он низко поклонился и тихо произнес приветствия:
– Мир вам, о правоверные! Приветствую тебя, мой добрый господин Гамид-бей! – отдельно поклонился он прежнему хозяину.
Исхак-бей указал на войлочный коврик, лежавший у порога. Это была высокая честь для вчерашнего раба.
– Алейкюм селям, Свирид-ага, – ответил старший хозяин. – Садись, садись. С тобой хочет говорить мой сын Ферхад.
– Свирид-ага, очевидно, хорошо запомнил того разбойника, который совершил на меня нападение? Не так ли? – спросил Ферхад.
– Да, эфенди.
– Мой высокочтимый отец и я обещали тебе, Свирид-ага, волю за то, что ты спас меня… Но ты должен сделать для нас еще одно одолжение. После этого я сам отвезу тебя в Стамбул, разыщу польских или молдавских купцов, и они за вознаграждение, которое я им дам, доставят тебя на Украину…
– Что я должен сделать? – спросил с плохо скрытой радостью Многогрешный.
– Ты должен разыскать того мерзавца и убить его или сообщить мне, где он находится. Есть сведения, что он пристал к шайке грабителей и убийц, которые называют себя повстанцами. Ты проникнешь к ним под видом беглеца. Узнаешь, сколько их, какое у них оружие и где их лагерь. Постарайся понравиться их главарям и выведать их ближайшие намерения. Если все это закончится удачно, ты станешь свободным и не бедным человеком.
– Благодарю, эфенди. Я сделаю все, что смогу.
Когда пастух вышел, Гамид поднялся:
– Позволь мне, уважаемый Исхак-ага, немного отдохнуть, так как на заре я должен ехать дальше. Завтра с войском санджак-бея тронусь в обратный путь, и дня через два-три мы вступим в бой. Я жду тебя, Ферхад, с твоим отрядом. Думаю, что у вас наберется сотня преданных и отважных людей…
На другой день утром во двор влетел султанский чауш – гонец. С коня клочьями падала желтая пена, а сам он едва держался на ногах. Слуги ввели его в селямлик, где Исхак-бей, Ферхад и Гамид завтракали после утреннего намаза.
– Воля и слово падишаха, – устало объявил вместо приветствия чауш.
– Пусть славится имя светлейшего повелителя! – склонились в низком поклоне спахии.
– Что привело тебя к нам, почтенный чауш повелителя Полумира? – спросил хозяин, когда гонец отпил из пиалы глоток шербета.
Тот молча вынул из-за пазухи бумажный свиток. Исхак-бей удивленно воскликнул:
– Фирман[72] султана! О Аллах, война с неверными! С урусами!
Гамид и Ферхад переглянулись: фирман обязывал их в недельный срок собраться вместе со своими людьми в поход. Но кого мог теперь выставить Гамид? Вся его стража погибла, а оружие разграблено. Ехать одному?
Когда чауш, поев и отдохнув немного, уехал, Исхак-бей дал волю чувствам.
– О вай, вай! – закачался он вперед и назад, подняв молитвенно руки вверх. – Какое несчастье! Гордыня обуяла сердце падишаха! Мало ему победы над Ляхистаном! Хочет покорить еще и урусов… Однако той земле ни конца ни края, народу – не счесть, леса непроходимые, а зимы такие лютые, что птицы замерзают на лету!.. О вай, вай, горе мне! Единственный мой сын, единственное утешение моей старости, должен идти в поход, в тот далекий край!.. Три моих сына уже сложили головы во имя и славу падишаха!.. Ферхад – последняя моя радость и надежда!.. И его забирают у меня! О вай, вай!
– Не все погибают в походе, – старался утешить отца Ферхад. – Зачем ты заранее оплакиваешь меня?
– Я знаю, что такое война, сынок. На ней гибнут люди…
Гамид некоторое время хмуро молчал. Потом заявил:
– Высокочтимый Исхак-бей, мой дорогой Ферхад, послушайте меня. Аллах разгневался на меня, наслал шайку разбойников, которые разорили мое гнездо, мое имущество. Я не знаю, остался ли кто в живых из моих… Сердце мое обливается кровью, а разум отказывается верить в то, что случилось… Мести! Вот чего я жажду. Кровавой мести!.. И, клянусь Аллахом, я сумею отомстить, хотя бы пришлось уничтожить все население Аксу!.. Но не об этом речь. Мне жаль Ферхада, мужа моей любимой Хатче. Хотя я намного старше его, но сумею еще удержать в руке саблю. И если будет ваша милость и согласие, мой дорогой Исхак-эфенди, я стану во главе вашего отряда вместо Ферхада. А Ферхад останется дома. У него и причина есть – он еще не поправился после нападения гяура.
Убедившись, что поблизости никого нет, он быстро пересек узкую полянку, на другой стороне которой стоял небольшой сарай, сплетенный из хвороста. Навстречу ему кинулся лохматый пес, но, узнав хозяина, замолчал. На лай собаки из сарая вышел заспанный старик-сторож.
– Кого тут носит? – спросил он, всматриваясь в тьму.
– Быстрее коня! – приказал Гамид.
Сторож, услыхав знакомый голос, молча повернул назад и вывел оседланного коня. Гамид вырвал из его рук поводья, вскочил в седло. Застоявшийся конь рванулся вскачь. На оторопевшего сторожа полетели комья влажной земли.
К вечеру Гамид почувствовал, что силы совсем оставляют его и что коню тоже необходима передышка. Вместо того чтобы ехать прямо к санджак-бею[71], он повернул вправо, переправился паромом через Кызыл-Ирмак и вскоре въехал на просторный двор своего давнего приятеля и свата Энвера Исхака.
Слуга, приняв повод, помог Гамиду сойти с коня.
– Что случилось, дорогой Гамид-бей? – поспешил навстречу ему с протянутыми для приветствия руками высокий и черный, как ворон, Энвер Исхак-бей. – В таком виде! Конь весь в мыле… Ты будто бежал от смертельной опасности.
– Это и вправду так, дорогой друг. Мой жалкий вид и разодранная одежда сами говорят, что я едва спасся. Аксу взяли приступом повстанцы, мерзкие каратюрки. Не знаю, остался ли кто в живых, кроме меня…
– О Аллах, что творится на свете! – воскликнул Исхак-бей. – Я думал, что горе посетило только меня…
– У тебя тоже горе? Какое?
– Неизвестный разбойник едва не убил нашего дорогого Ферхада. Твоя дочка могла остаться вдовой, Гамид-бей. Спас его верный слуга из гяуров. Теперь Ферхаду лучше, и он будет рад дорогому гостю… Прошу, заходи, Гамид-бей.
К ужину вышел и Ферхад. Он знал от отца о несчастье тестя и сдержанно поздоровался, потому как не к лицу правоверному проявлять чрезмерный интерес к несчастью ближнего.
Гамид уже выглядел лучше: помылся и переоделся в пристойную одежду.
После того, как гость немного утолил голод и выпил пиалу сладкого шербета, хозяин сказал:
– Мы с сыном собирались на днях к тебе, дорогой Гамид-бей.
– Я был бы рад видеть вас у себя, – учтиво ответил Гамид, не спрашивая о причине предполагавшегося визита и ожидая, пока Исхак-бей сам объяснит ее.
– Мой невольник-пастух сообщил, что покушение на Ферхада совершил твой невольник-беглец…
– Мой невольник? – возбужденно воскликнул Гамид. – Проклятый урус! Это он одним из первых ворвался в мой замок и пытался убить меня! О, если бы он попал в мои руки!..
– Мы поймаем его, – заговорил Ферхад. – Если он в отряде повстанцев, то мы найдем пути проникнуть туда.
– Как?
Вместо ответа Ферхад хлопнул в ладоши. Вошел слуга.
– Позови Свирида!
После того, как пастух Свирид спас молодого хозяина, Исхак-бей окружил невольника невиданным до сих пор вниманием. Дал ему новую одежду, приказал кормить с хозяйской кухни, обещал даже отпустить на волю. Свирид будто помолодел. Плечи его расправились. Щеки округлились, в глазах появился хищный блеск. На товарищей-невольников стал смотреть с нескрываемым превосходством.
Войдя в комнату, он низко поклонился и тихо произнес приветствия:
– Мир вам, о правоверные! Приветствую тебя, мой добрый господин Гамид-бей! – отдельно поклонился он прежнему хозяину.
Исхак-бей указал на войлочный коврик, лежавший у порога. Это была высокая честь для вчерашнего раба.
– Алейкюм селям, Свирид-ага, – ответил старший хозяин. – Садись, садись. С тобой хочет говорить мой сын Ферхад.
– Свирид-ага, очевидно, хорошо запомнил того разбойника, который совершил на меня нападение? Не так ли? – спросил Ферхад.
– Да, эфенди.
– Мой высокочтимый отец и я обещали тебе, Свирид-ага, волю за то, что ты спас меня… Но ты должен сделать для нас еще одно одолжение. После этого я сам отвезу тебя в Стамбул, разыщу польских или молдавских купцов, и они за вознаграждение, которое я им дам, доставят тебя на Украину…
– Что я должен сделать? – спросил с плохо скрытой радостью Многогрешный.
– Ты должен разыскать того мерзавца и убить его или сообщить мне, где он находится. Есть сведения, что он пристал к шайке грабителей и убийц, которые называют себя повстанцами. Ты проникнешь к ним под видом беглеца. Узнаешь, сколько их, какое у них оружие и где их лагерь. Постарайся понравиться их главарям и выведать их ближайшие намерения. Если все это закончится удачно, ты станешь свободным и не бедным человеком.
– Благодарю, эфенди. Я сделаю все, что смогу.
Когда пастух вышел, Гамид поднялся:
– Позволь мне, уважаемый Исхак-ага, немного отдохнуть, так как на заре я должен ехать дальше. Завтра с войском санджак-бея тронусь в обратный путь, и дня через два-три мы вступим в бой. Я жду тебя, Ферхад, с твоим отрядом. Думаю, что у вас наберется сотня преданных и отважных людей…
На другой день утром во двор влетел султанский чауш – гонец. С коня клочьями падала желтая пена, а сам он едва держался на ногах. Слуги ввели его в селямлик, где Исхак-бей, Ферхад и Гамид завтракали после утреннего намаза.
– Воля и слово падишаха, – устало объявил вместо приветствия чауш.
– Пусть славится имя светлейшего повелителя! – склонились в низком поклоне спахии.
– Что привело тебя к нам, почтенный чауш повелителя Полумира? – спросил хозяин, когда гонец отпил из пиалы глоток шербета.
Тот молча вынул из-за пазухи бумажный свиток. Исхак-бей удивленно воскликнул:
– Фирман[72] султана! О Аллах, война с неверными! С урусами!
Гамид и Ферхад переглянулись: фирман обязывал их в недельный срок собраться вместе со своими людьми в поход. Но кого мог теперь выставить Гамид? Вся его стража погибла, а оружие разграблено. Ехать одному?
Когда чауш, поев и отдохнув немного, уехал, Исхак-бей дал волю чувствам.
– О вай, вай! – закачался он вперед и назад, подняв молитвенно руки вверх. – Какое несчастье! Гордыня обуяла сердце падишаха! Мало ему победы над Ляхистаном! Хочет покорить еще и урусов… Однако той земле ни конца ни края, народу – не счесть, леса непроходимые, а зимы такие лютые, что птицы замерзают на лету!.. О вай, вай, горе мне! Единственный мой сын, единственное утешение моей старости, должен идти в поход, в тот далекий край!.. Три моих сына уже сложили головы во имя и славу падишаха!.. Ферхад – последняя моя радость и надежда!.. И его забирают у меня! О вай, вай!
– Не все погибают в походе, – старался утешить отца Ферхад. – Зачем ты заранее оплакиваешь меня?
– Я знаю, что такое война, сынок. На ней гибнут люди…
Гамид некоторое время хмуро молчал. Потом заявил:
– Высокочтимый Исхак-бей, мой дорогой Ферхад, послушайте меня. Аллах разгневался на меня, наслал шайку разбойников, которые разорили мое гнездо, мое имущество. Я не знаю, остался ли кто в живых из моих… Сердце мое обливается кровью, а разум отказывается верить в то, что случилось… Мести! Вот чего я жажду. Кровавой мести!.. И, клянусь Аллахом, я сумею отомстить, хотя бы пришлось уничтожить все население Аксу!.. Но не об этом речь. Мне жаль Ферхада, мужа моей любимой Хатче. Хотя я намного старше его, но сумею еще удержать в руке саблю. И если будет ваша милость и согласие, мой дорогой Исхак-эфенди, я стану во главе вашего отряда вместо Ферхада. А Ферхад останется дома. У него и причина есть – он еще не поправился после нападения гяура.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента