Страница:
– Ты был у моих? – удивился Семашко. – Как попал? Что там у них?
Опираясь на руки, узник подтянулся ближе и сел рядом с Арсеном.
– Все живы и здоровы. Беспокоятся о тебе… Мы заходили к ним с Семеном Гурко.
– С Семеном Гурко? – еще больше удивился Семашко. – А он как тут очутился?
Арсен рассказал о встрече с Семеном и о причине их приезда в Немиров. Когда все узники, возбужденные неожиданным появлением запорожца, успокоились и забылись тяжелым сном, Арсен встал и вытянул руку вверх, пытаясь дотянуться до края ямы. Но как он ни поднимался на цыпочки, как ни подпрыгивал, усилия его были тщетными.
Мирон Семашко горько заметил:
– Напрасно, брат, стараешься! Тут ничего не придумаешь: яма глубже твоего роста вдвое. И стены гладкие – зацепиться не за что…
– А если встать на плечи друг другу?
– Так получишь от стражника боздуганом или саблей по голове! А поутру вытащат окоченевшего и бросят в прорубь… ракам на поживу… Нет, брат, оставь эту затею, если не хочешь раньше времени отправиться на тот свет…
– Гм, значит, без посторонней помощи никак не выбраться отсюда?
– Нечего и мечтать… Не яма – настоящая могила! – Мирон закашлялся. Легкие его свистели, как кузнечные мехи. Когда кашель утих, он добавил: – Сам сатана не придумал бы мучений более тяжких, а Юрась выдумал. Проклятущий!
«И вправду могила, – вздохнул Арсен, ощупывая рукой холодную стену, которая вверху взялась тонким ледком. – И попал-то я сюда благодаря своему старому знакомцу Многогрешному! Интересно, что он придумает завтра? Неужели будет пытать?» Осторожно лег рядом с Мироном Семашко, прижался к нему плотнее, и они долго еще шептались, пока их не сморил сон.
6
7
8
9
Опираясь на руки, узник подтянулся ближе и сел рядом с Арсеном.
– Все живы и здоровы. Беспокоятся о тебе… Мы заходили к ним с Семеном Гурко.
– С Семеном Гурко? – еще больше удивился Семашко. – А он как тут очутился?
Арсен рассказал о встрече с Семеном и о причине их приезда в Немиров. Когда все узники, возбужденные неожиданным появлением запорожца, успокоились и забылись тяжелым сном, Арсен встал и вытянул руку вверх, пытаясь дотянуться до края ямы. Но как он ни поднимался на цыпочки, как ни подпрыгивал, усилия его были тщетными.
Мирон Семашко горько заметил:
– Напрасно, брат, стараешься! Тут ничего не придумаешь: яма глубже твоего роста вдвое. И стены гладкие – зацепиться не за что…
– А если встать на плечи друг другу?
– Так получишь от стражника боздуганом или саблей по голове! А поутру вытащат окоченевшего и бросят в прорубь… ракам на поживу… Нет, брат, оставь эту затею, если не хочешь раньше времени отправиться на тот свет…
– Гм, значит, без посторонней помощи никак не выбраться отсюда?
– Нечего и мечтать… Не яма – настоящая могила! – Мирон закашлялся. Легкие его свистели, как кузнечные мехи. Когда кашель утих, он добавил: – Сам сатана не придумал бы мучений более тяжких, а Юрась выдумал. Проклятущий!
«И вправду могила, – вздохнул Арсен, ощупывая рукой холодную стену, которая вверху взялась тонким ледком. – И попал-то я сюда благодаря своему старому знакомцу Многогрешному! Интересно, что он придумает завтра? Неужели будет пытать?» Осторожно лег рядом с Мироном Семашко, прижался к нему плотнее, и они долго еще шептались, пока их не сморил сон.
6
Для многих в Немирове эта ночь была тревожной.
Своим неожиданным появлением в доме гетмана Арсен отвел на некоторое время грозу от Златки, и весь приступ гетманской ярости обрушился на него.
Как только Свирид Многогрешный со стражниками вывел Звенигору, Юрась окинул жестким взглядом присутствующих, дольше, чем на других, задержал его на Златке со Стехой и, ничего не сказав, стремительно вышел в соседнюю комнату.
Гости начали расходиться.
Младен, Якуб и Ненко повели девушек домой.
Дом опустел. Один Азем-ага молча сидел на лавке у края стола, подперев тяжелую челюсть кулаком.
Вскоре вернулся Многогрешный, примостился на другом конце стола. Они долго ждали, думая каждый о своем. Наконец скрипнула дверь, неслышной походкой вошел Юрась Хмельницкий.
Многогрешный подскочил как ужаленный. Азем-ага поднялся медленно, степенно, но поклонился с почтением.
Юрась остановился посреди гостиной, поманил пальцем своих подчиненных и, когда те приблизились, наполнил вином три бокала.
– За вас, моих верных и преданных друзей и помощников. За ваше здоровье!
– Спасибо, – коротко ответил Азем-ага.
– За здоровье ясновельможного пана гетмана! – воскликнул Многогрешный.
Выпили.
Вытерев рукой губы и переведя дух, Юрась поставил бокал, поднял голову.
– Кажется, я сегодня пьян и наделал глупостей, – тихо произнес он.
– Что вы, что вы, пан гетман! – замахал руками Многогрешный. – Каждое ваше слово было мудрым и сказано с достоинством!
– А-а!.. – Юрась поморщился. – Помолчи, Свирид! Исполнитель ты превосходный, а советчик никудышный… – И обратился к турку: – Что ты скажешь, Азем-ага? Как распишешь меня в донесении великому визирю о сегодняшнем вечере?
Азем-ага и глазом не моргнул, услышав не просто намек на свою тайную роль соглядатая при гетмане, а прямое утверждение этого. Ответил расчетливо:
– Я согласен со Свиридом-агой. Ты вел себя с достоинством, как и подобает верному подданному падишаха. А что касается той дивчины, то вот что скажу… Если твои намерения серьезны, мой повелитель, то, безусловно, нужно писать и каменецкому паше, и великому визирю, и муфтию, и самому падишаху. Думаю, у них не будет причин возражать против такого брака. Ведь он скрепит твой союз с высочайшей Портой… Насколько мне известно, твой отец, гетман Богдан, женил своего старшего сына Тимоша на дочери молдавского властителя Василия Лупула – Розанде, чтобы укрепить военный союз двух держав. Так почему бы тебе не скрепить союз наших держав браком с турчанкой?.. Сам Аллах освятит его!
– Нет! – воскликнул Юрась. – Об этой девке не может быть и речи! Она оскорбила меня! Это была моя минутная слабость, которой я стыжусь теперь… Я прожил сорок лет один и останусь одиноким до самой смерти… Видно, судилось мне не изведать семейного счастья, а всего себя посвятить делу, которому здесь мы сообща отдаем все силы и жизнь!
– Значит, ты отказываешься от нее?
– Для себя – да. Отказываюсь!.. Но я не могу простить ей и родственникам того позора и стыда, которому подвергся сегодня… Я… – Юрась умолк на полуслове. В сенях затопали, заговорили.
– Кто там?
Многогрешный открыл дверь. В клубах холодного сизого пара в светлицу шагнули две заснеженные фигуры – незнакомый турецкий ага в сопровождении Младена.
Младен поклонился.
– Омар-оглу, чауш[38] каменецкого паши, ваша ясновельможность! – представил он спутника. – Только что прибыл в сопровождении охраны из Каменца с важным письмом от великого визиря.
Юрась Хмельницкий и Азем-ага подошли к чаушу. Тот низко поклонился, вытащил из-за пазухи плотный бумажный свиток и протянул Азем-аге.
– Что там? – нетерпеливо спросил Юрась, заглядывая через руку Азем-аги в желтоватый лист, испещренный красивой турецкой вязью. В душе он боялся вестей из Каменца и Стамбула, ибо каждая из них так или иначе могла касаться его самого и его будущего, которое казалось очень неопределенным.
Азем-ага молча дочитал до конца, свернул свиток и торжественно провозгласил:
– Великий визирь Мустафа оповещает войска о подготовке к новому походу, который начнется в конце весны этого года…
– Против кого поход? Куда?
– Против урусов… На этот раз на их древнюю столицу Киев… Визирь приказывает всем пашам, бейлербеям, военным гарнизонам в Валахии и на Украине снабдить свои отряды всем необходимым для трехмесячного похода, главная цель которого – захват Киева, Левобережья и разгром урусских войск. Кроме того, султан Магомет приказывает крымскому хану совершить летом опустошительный набег на Украину, на Левобережье, чтобы отвлечь силы урусов от Киева, куда будет направлен наш основной удар… Нам, ясновельможный гетман, приказывается вместе с Белгородской ордой произвести разведывательный поход на Киев, чтобы выявить силы врага и его слабые места.
– Слава Богу, что султан решил не останавливаться на полпути! Значит, уже в этом году вся Украина объединится под моей булавой!
– По воле Аллаха и нашего всемогущего повелителя падишаха Магомета! – торжественно произнес Азем-ага, воздев молитвенно руки.
Юрась Хмельницкий посмотрел на агу, и его поразила вдруг неожиданная мысль: если турки завоюют всю Украину, то они, чего доброго, смогут обойтись и без него и вообще без любого гетмана, а разделят ее на пашалыки и назначат пашей, как назначили в Каменце пашу Галиля, который заправляет теперь тем краем. От этой мысли ему стало тоскливо и жутко. Нет, он должен удержаться! Во что бы то ни стало удержаться и сохранить в руках булаву… Но как? На кого опереться? До Аллаха высоко, до султана далеко… Один лишь великий визирь Мустафа близко, в его руках жизнь и смерть всех, кто проживает в Анатолии, на Балканах и во всех подвластных Порте землях… Значит, от него зависит и впредь будет зависеть и его судьба. А что, если…
Юрась задумался. С Кара-Мустафой его крепко связал прошлогодний поход на Чигирин, за время которого он хорошо изучил потайные струны души великого визиря. Этими струнами прежде всего были два чувства – властолюбие и стяжательство. Так, может, ему, Юрию, сыграть на них?
Гетман оживился. В усталых глазах блеснули искорки. Пристально взглянув на чауша, он сказал:
– Ага устал?
– Да, эфенди, – ответил тот.
– Но утром, пораньше, придется тронуться в обратный путь… Ага должен отвезти важное письмо паше и подарок великому визирю.
– Слушаюсь, эфенди, – вытянулся чауш.
Юрась повернулся к Многогрешному:
– Свирид, распорядись: Омар-оглу и его людей хорошенько накормить и поместить на ночевку в теплых хатах, потому что отдых у них будет недолгим. Они должны выехать из Немирова вместе с крымчаками, а те обычно трогаются до восхода солнца.
– Понимаю, пан гетман, – поклонился Многогрешный и вместе с чаушем и Младеном вышел из покоев.
Спустя некоторое время он вернулся и доложил, что весь отряд чауша уже размещен в Шполовцах и что Омар-оглу ожидает новых распоряжений.
– Свирид, ты поедешь с ним в Каменец, – приказал гетман. – Повезешь подарки великому визирю и паше Галилю.
– Я? Подарки?.. – Видно было, что Многогрешному это не по нраву, однако он вовремя спохватился и сказал: – Как прикажете, ясновельможный пан гетман!
– Но подарки будут необычными… – Юрась выдержал паузу, оба его собеседника выжидательно смотрели на него. – Это – девчата…
– Какие девчата?! – одновременно воскликнули Многогрешный и Азем-ага.
– Адике и Стеха.
Многогрешный и Азем-ага удивленно переглянулись.
– Но они не пленницы!
– Ну так что? Их согласия никто не спрашивает. Вы тайно схватите их, передадите Омар-оглу – никто и знать не будет, куда они делись… А сами пустим слух, что их захватили с собой крымчаки. Это вполне правдоподобно. Они еще ни разу не возвращались с Украины без ясыря… Вот почему Омар-оглу должен выехать из Немирова вместе с ними.
Оба подчиненных Юрася долго молчали, ошеломленные услышанным. И хотя они хорошо знали непостоянство и неуравновешенность гетмана, у которого частенько случалось семь пятниц на неделе, такое для них было полной неожиданностью.
– А что скажут родные этих девчат? – спросил наконец Азем-ага.
– Гм, родные!.. – пренебрежительно усмехнулся Юрась. – О Стехиных нечего и говорить… Двое стариков… Зато брат Адике будет счастлив, когда узнает, что его сестра – жена или наложница великого визиря… Перед ним откроются пути к высшим должностям в войсках падишаха. А тем временем пускай щенок кусает себе локти с досады и горя. Если же Аллах лишит его разума, пусть гонится за крымчаками…
Азем-ага склонил голову, давая понять, что он согласен с этими доводами. Действительно, они показались ему достаточно обоснованными. Видимо, гетман, запершись в спальне после скандала, все досконально обдумал. Сам же Азем-ага тоже не останется в накладе. Если подарок великому визирю понравится – а в этом можно было не сомневаться, – то визирь не обойдет и его, Азем-агу, своим вниманием. Благосклонность же второго после султана человека в империи чего-то да стоила!..
В разговор вмешался Многогрешный:
– Нелегко будет взять девчат. В хате три воина. И все трое – турки.
Намек был достаточно прозрачен.
– Азем-ага на эту ночь отошлет их в караул куда-нибудь подальше, – резко ответил Юрась. – А ты, Свирид, с надежными людьми переоденешься в татарскую одежду и сделаешь по-тихому все, что требуется. Понял?
– Да, ясновельможный гетман.
– Вот и ладно. Идите, а я немного отдохну…
Своим неожиданным появлением в доме гетмана Арсен отвел на некоторое время грозу от Златки, и весь приступ гетманской ярости обрушился на него.
Как только Свирид Многогрешный со стражниками вывел Звенигору, Юрась окинул жестким взглядом присутствующих, дольше, чем на других, задержал его на Златке со Стехой и, ничего не сказав, стремительно вышел в соседнюю комнату.
Гости начали расходиться.
Младен, Якуб и Ненко повели девушек домой.
Дом опустел. Один Азем-ага молча сидел на лавке у края стола, подперев тяжелую челюсть кулаком.
Вскоре вернулся Многогрешный, примостился на другом конце стола. Они долго ждали, думая каждый о своем. Наконец скрипнула дверь, неслышной походкой вошел Юрась Хмельницкий.
Многогрешный подскочил как ужаленный. Азем-ага поднялся медленно, степенно, но поклонился с почтением.
Юрась остановился посреди гостиной, поманил пальцем своих подчиненных и, когда те приблизились, наполнил вином три бокала.
– За вас, моих верных и преданных друзей и помощников. За ваше здоровье!
– Спасибо, – коротко ответил Азем-ага.
– За здоровье ясновельможного пана гетмана! – воскликнул Многогрешный.
Выпили.
Вытерев рукой губы и переведя дух, Юрась поставил бокал, поднял голову.
– Кажется, я сегодня пьян и наделал глупостей, – тихо произнес он.
– Что вы, что вы, пан гетман! – замахал руками Многогрешный. – Каждое ваше слово было мудрым и сказано с достоинством!
– А-а!.. – Юрась поморщился. – Помолчи, Свирид! Исполнитель ты превосходный, а советчик никудышный… – И обратился к турку: – Что ты скажешь, Азем-ага? Как распишешь меня в донесении великому визирю о сегодняшнем вечере?
Азем-ага и глазом не моргнул, услышав не просто намек на свою тайную роль соглядатая при гетмане, а прямое утверждение этого. Ответил расчетливо:
– Я согласен со Свиридом-агой. Ты вел себя с достоинством, как и подобает верному подданному падишаха. А что касается той дивчины, то вот что скажу… Если твои намерения серьезны, мой повелитель, то, безусловно, нужно писать и каменецкому паше, и великому визирю, и муфтию, и самому падишаху. Думаю, у них не будет причин возражать против такого брака. Ведь он скрепит твой союз с высочайшей Портой… Насколько мне известно, твой отец, гетман Богдан, женил своего старшего сына Тимоша на дочери молдавского властителя Василия Лупула – Розанде, чтобы укрепить военный союз двух держав. Так почему бы тебе не скрепить союз наших держав браком с турчанкой?.. Сам Аллах освятит его!
– Нет! – воскликнул Юрась. – Об этой девке не может быть и речи! Она оскорбила меня! Это была моя минутная слабость, которой я стыжусь теперь… Я прожил сорок лет один и останусь одиноким до самой смерти… Видно, судилось мне не изведать семейного счастья, а всего себя посвятить делу, которому здесь мы сообща отдаем все силы и жизнь!
– Значит, ты отказываешься от нее?
– Для себя – да. Отказываюсь!.. Но я не могу простить ей и родственникам того позора и стыда, которому подвергся сегодня… Я… – Юрась умолк на полуслове. В сенях затопали, заговорили.
– Кто там?
Многогрешный открыл дверь. В клубах холодного сизого пара в светлицу шагнули две заснеженные фигуры – незнакомый турецкий ага в сопровождении Младена.
Младен поклонился.
– Омар-оглу, чауш[38] каменецкого паши, ваша ясновельможность! – представил он спутника. – Только что прибыл в сопровождении охраны из Каменца с важным письмом от великого визиря.
Юрась Хмельницкий и Азем-ага подошли к чаушу. Тот низко поклонился, вытащил из-за пазухи плотный бумажный свиток и протянул Азем-аге.
– Что там? – нетерпеливо спросил Юрась, заглядывая через руку Азем-аги в желтоватый лист, испещренный красивой турецкой вязью. В душе он боялся вестей из Каменца и Стамбула, ибо каждая из них так или иначе могла касаться его самого и его будущего, которое казалось очень неопределенным.
Азем-ага молча дочитал до конца, свернул свиток и торжественно провозгласил:
– Великий визирь Мустафа оповещает войска о подготовке к новому походу, который начнется в конце весны этого года…
– Против кого поход? Куда?
– Против урусов… На этот раз на их древнюю столицу Киев… Визирь приказывает всем пашам, бейлербеям, военным гарнизонам в Валахии и на Украине снабдить свои отряды всем необходимым для трехмесячного похода, главная цель которого – захват Киева, Левобережья и разгром урусских войск. Кроме того, султан Магомет приказывает крымскому хану совершить летом опустошительный набег на Украину, на Левобережье, чтобы отвлечь силы урусов от Киева, куда будет направлен наш основной удар… Нам, ясновельможный гетман, приказывается вместе с Белгородской ордой произвести разведывательный поход на Киев, чтобы выявить силы врага и его слабые места.
– Слава Богу, что султан решил не останавливаться на полпути! Значит, уже в этом году вся Украина объединится под моей булавой!
– По воле Аллаха и нашего всемогущего повелителя падишаха Магомета! – торжественно произнес Азем-ага, воздев молитвенно руки.
Юрась Хмельницкий посмотрел на агу, и его поразила вдруг неожиданная мысль: если турки завоюют всю Украину, то они, чего доброго, смогут обойтись и без него и вообще без любого гетмана, а разделят ее на пашалыки и назначат пашей, как назначили в Каменце пашу Галиля, который заправляет теперь тем краем. От этой мысли ему стало тоскливо и жутко. Нет, он должен удержаться! Во что бы то ни стало удержаться и сохранить в руках булаву… Но как? На кого опереться? До Аллаха высоко, до султана далеко… Один лишь великий визирь Мустафа близко, в его руках жизнь и смерть всех, кто проживает в Анатолии, на Балканах и во всех подвластных Порте землях… Значит, от него зависит и впредь будет зависеть и его судьба. А что, если…
Юрась задумался. С Кара-Мустафой его крепко связал прошлогодний поход на Чигирин, за время которого он хорошо изучил потайные струны души великого визиря. Этими струнами прежде всего были два чувства – властолюбие и стяжательство. Так, может, ему, Юрию, сыграть на них?
Гетман оживился. В усталых глазах блеснули искорки. Пристально взглянув на чауша, он сказал:
– Ага устал?
– Да, эфенди, – ответил тот.
– Но утром, пораньше, придется тронуться в обратный путь… Ага должен отвезти важное письмо паше и подарок великому визирю.
– Слушаюсь, эфенди, – вытянулся чауш.
Юрась повернулся к Многогрешному:
– Свирид, распорядись: Омар-оглу и его людей хорошенько накормить и поместить на ночевку в теплых хатах, потому что отдых у них будет недолгим. Они должны выехать из Немирова вместе с крымчаками, а те обычно трогаются до восхода солнца.
– Понимаю, пан гетман, – поклонился Многогрешный и вместе с чаушем и Младеном вышел из покоев.
Спустя некоторое время он вернулся и доложил, что весь отряд чауша уже размещен в Шполовцах и что Омар-оглу ожидает новых распоряжений.
– Свирид, ты поедешь с ним в Каменец, – приказал гетман. – Повезешь подарки великому визирю и паше Галилю.
– Я? Подарки?.. – Видно было, что Многогрешному это не по нраву, однако он вовремя спохватился и сказал: – Как прикажете, ясновельможный пан гетман!
– Но подарки будут необычными… – Юрась выдержал паузу, оба его собеседника выжидательно смотрели на него. – Это – девчата…
– Какие девчата?! – одновременно воскликнули Многогрешный и Азем-ага.
– Адике и Стеха.
Многогрешный и Азем-ага удивленно переглянулись.
– Но они не пленницы!
– Ну так что? Их согласия никто не спрашивает. Вы тайно схватите их, передадите Омар-оглу – никто и знать не будет, куда они делись… А сами пустим слух, что их захватили с собой крымчаки. Это вполне правдоподобно. Они еще ни разу не возвращались с Украины без ясыря… Вот почему Омар-оглу должен выехать из Немирова вместе с ними.
Оба подчиненных Юрася долго молчали, ошеломленные услышанным. И хотя они хорошо знали непостоянство и неуравновешенность гетмана, у которого частенько случалось семь пятниц на неделе, такое для них было полной неожиданностью.
– А что скажут родные этих девчат? – спросил наконец Азем-ага.
– Гм, родные!.. – пренебрежительно усмехнулся Юрась. – О Стехиных нечего и говорить… Двое стариков… Зато брат Адике будет счастлив, когда узнает, что его сестра – жена или наложница великого визиря… Перед ним откроются пути к высшим должностям в войсках падишаха. А тем временем пускай щенок кусает себе локти с досады и горя. Если же Аллах лишит его разума, пусть гонится за крымчаками…
Азем-ага склонил голову, давая понять, что он согласен с этими доводами. Действительно, они показались ему достаточно обоснованными. Видимо, гетман, запершись в спальне после скандала, все досконально обдумал. Сам же Азем-ага тоже не останется в накладе. Если подарок великому визирю понравится – а в этом можно было не сомневаться, – то визирь не обойдет и его, Азем-агу, своим вниманием. Благосклонность же второго после султана человека в империи чего-то да стоила!..
В разговор вмешался Многогрешный:
– Нелегко будет взять девчат. В хате три воина. И все трое – турки.
Намек был достаточно прозрачен.
– Азем-ага на эту ночь отошлет их в караул куда-нибудь подальше, – резко ответил Юрась. – А ты, Свирид, с надежными людьми переоденешься в татарскую одежду и сделаешь по-тихому все, что требуется. Понял?
– Да, ясновельможный гетман.
– Вот и ладно. Идите, а я немного отдохну…
7
Выйдя из гетманского дома, мурза Кучук взял под руку салтана Гази-бея, быстро оглянулся по сторонам и, убедившись, что их никто не услышит, сказал:
– Завидую тебе, салтан: какую-нибудь неделю или две спустя ты будешь дома… Желаю счастливого пути!
– Благодарю, мурза. Тебе тоже недолго осталось тут околачиваться, весною помчишься в свой Буджак…
– Да, но ты забываешь, что со мною здесь сын… Совсем затосковал парень, рвется домой. Не мог бы ты прихватить его с собой, салтан?
– Но я не намерен заезжать в Аккерман, мурза…
– Не нужно заезжать… Твой путь лежит мимо северных буджакских улусов, там он со своими спутниками отделится от тебя и повернет к дому…
– Ладно. Пускай едет!
Кучук еще раз оглянулся и понизил голос:
– Но он будет не один…
– Кто же едет с ним?
– Полонянки…
– А-а, понимаю, – улыбнулся салтан. – Чора влюбился? Или, может, ты, мурза?.. Якши, охотно помогу вам… Ведь у меня жена гяурка. Да и у тебя, насколько я помню.
– Да. Аллах позволяет правоверным брать в жены гяурок… По правде говоря, среди них много красавиц…
– О-о, да еще каких! – восторженно воскликнул салтан.
– Благодарю тебя, Гази-бей. – Мурза пожал собеседнику руку. – Об одном прошу тебя – никому ни слова!
– Охотно обещаю. Тем более что это мне ничего не стоит! – Салтан весело рассмеялся.
– Когда выезжаешь?
– До рассвета тронусь… Теперь день короткий, а я хочу по дороге заглянуть в окрестные села, чтобы не с пустыми руками возвращаться в Крым. Ха-ха-ха!
– Чора не заставит себя ждать. Будет вовремя!
Они расстались, и каждый пошел своей дорогой: Гази-бей к воротам, а Кучук нашел сына и с ним, никем не замеченный, скрылся между постройками. Переждав там некоторое время, пока все разошлись с площади, выглянул из-за угла и шепнул:
– Пошли!
Они прокрались мимо гетманского дома, мимо заметенных снегом конюшен, откуда слышалось фырканье лошадей, и быстро направились к дому, отведенному гетманом для семьи Звенигоры и трех янычарских старшин. Там из окон струился свет. Кучук остановился у плетня, заглянул во двор и, приложив ко рту ладони, трижды глухо кашлянул:
– Кх, кх, кх!
Из темноты в ответ донесся такой же кашель. Скрипнул под ногами снег – из-за плетня показалась островерхая татарская шапка.
– Сюда, мурза! Сюда! – Дозорный поднялся во весь рост.
– А где остальные? – спросил Кучук.
– Все здесь, в засаде.
Кучук и Чора перепрыгнули через невысокий плетень и пошли следом за сейменом, который провел их в укромное место между сараями, откуда были видны крыльцо и окна хаты. Здесь, закутавшись в теплые кожухи, стояли еще трое. Увидев мурзу, они поклонились ему.
Это были преданные Кучуку люди, готовые выполнить все, что бы он ни приказал.
– Одежду захватили? – спросил мурза.
– Захватили.
– За хатой следили все время?
– Да.
– Ну и что?
– Девчата вернулись в сопровождении двух турок. Третьего с ними не было.
– Придется отправить их к праотцам, – твердо сказал мурза. – Жаль, что нет третьего: и его б заодно, чтобы не поднял тревоги прежде времени… Ну, ладно, подождем, пока все уснут!
Он оперся о деревянную стену и не отрываясь смотрел на освещенные окна. Ждать пришлось недолго. Вскоре скрипнула калитка – и во дворе возникла темная фигура.
– А вот и третий, – прошептал Кучук удовлетворенно. – Всех разом и накроем.
Но этот третий повел себя совсем не так, как подобало бы хозяину. Он перебежал через двор и, вместо того чтобы подняться на крыльцо, стал дубасить кулаком в окно.
В дверях появился Сафар-бей.
– Кто здесь?
– Азем-ага приказал, чтобы ты, Сафар-бей, с Якубом-агой немедленно прибыли к нему! – послышался голос незнакомца.
– Что там стряслось?
– Не знаю… Приказано – немедленно!
Сафар-бей помолчал с минуту, потом скрылся в хате. Немного погодя вышел с Якубом, и в сопровождении посланца Азем-аги они вышли со двора.
– Кажется, нам помогает сам Аллах! – снова прошептал Кучук. – В хате остались одни женщины да немощный дед, который не сможет оказать сопротивления…
– Что мы с ними сделаем, отец? – спросил Чора.
– Посмотрим…
– Мне не хотелось бы их убивать!
– Свяжем – и пускай лежат до утра.
Переждав некоторое время, Кучук дал знак своим людям и, озираясь вокруг, начал медленно приближаться к хате. Но вдруг замер, прислушался и быстро присел за сугробом. Чора и сеймены затаились около него.
Кто-то вошел во двор и направился прямо к крыльцу. Мурза мысленно выругался. Все так удачно складывалось, могло обойтись без драки и кровопролития, а главное, без шума и крика. Так нет – принесла нелегкая кого-то из этих зазнавшихся турок! Что ж, придется пускать в ход оружие!.. Он напряженно вглядывался в темноту, лихорадочно прикидывая, что делать: прикончить непрошеного свидетеля сейчас или дать ему подняться на крыльцо?
Но пока незнакомец проходил освещенное место у окна, Кучук узнал в нем переодетого в татарскую одежду Свирида Многогрешного. Мурза удивился: что ему здесь нужно, да еще в таком виде?
Не менее поразительным оказалось и появление вслед за Многогрешным его пахолков, тоже в татарской одежде.
«Эге-ге! Тут пахнет жареным, черт подери! – едва не присвистнул мурза, но вовремя удержался. – Что же затевает этот бешеный Юрась? Ведь Многогрешный здесь явно не по своей воле, а по приказу гетмана…»
Мурза подал знак своим людям, чтобы оставались в укрытии и не выдавали себя ни шорохом, ни звуком, а сам улегся в пушистый снег и, осторожно выглядывая из-за сугроба, продолжал следить за тем, что делается возле хаты.
Тем временем Свирид Многогрешный подошел к двери и забарабанил в нее. За шумом ветра мурза не услышал, что он сказал, но видел, как на пороге показался лысый дед. Пахолки тут же толкнули старика в грудь и стремглав бросились в хату. Многогрешный остался на крыльце.
В хате послышались приглушенные крики, шарканье ног. Потом наступила тишина. Только ветер свистел да жалобно скрипела старая корявая груша у крыльца.
Вскоре дверь распахнулась, пахолки вынесли два длинных тяжелых свертка и растворились с ними в ночной тьме.
Кучук вскочил и со злостью топнул ногой. Проклятье! Из-под самого носа вырвана редкая добыча, которую он облюбовал еще за Днепром! У него не осталось сомнений, что Многогрешный выкрал девчат.
Мурза поднял своих людей.
– Видали?.. Мы не должны потерять их след! Пошли! – коротко приказал он и первым тронулся вслед за похитителями.
Чора поравнялся с отцом, спросил взволнованно:
– Они выкрали девчат?
– Да.
– Для гетмана?
– Должно быть.
– О Аллах, мы потеряем их!
Но Многогрешный миновал площадь, гетманский дом и повернул к посадским воротам. Значит, девчат несут не к гетману? Куда же тогда?
Видно было, как Многогрешный, а за ним и его пахолки со своей добычей без всякой задержки прошли мимо стражи и торопливо направились в сторону Шполовцев.
Это затрудняло преследование. Шполовцы – предместье большое, со множеством запутанных улиц и закоулков, в которых легко сбиться со следа. Кроме того, здесь живет много горожан, размещены татарские и турецкие отряды. О том, чтобы отбить девчат, как надеялся Кучук, нечего было и думать. Такой шум начнется – поднимется весь город.
Давно раскусив характер Юрася Хмельницкого, человека жестокого и мстительного, Кучук теперь понял: гетман не простил обиды и готовит над девушками мерзкую расправу. Вот только какую? Убийство? Вряд ли. Да и не посмеет он сделать это в Немирове, поскольку дело касается турчанки, брат которой служит в войске падишаха. Продажа? Тоже маловероятно… Тогда остается подарок?.. Но кому? Конечно, какой-то высокопоставленной особе, которая своей властью может покрыть преступление гетмана! Паше Галилю? Великому визирю? Или… самому падишаху?
Кучуку стало жарко. Он расстегнул кожух. О шайтан! Неужели и вправду этих девчат Юрась предназначил падишаху? Если так, то не сносить тебе, мурза, головы!
Он представил себе голубые озерца Стехиных глаз, ее пышные густые волосы, крутой пшеничной волной ниспадающие на округлые девичьи плечи, нежные розовые щеки и прелестную, по-детски немного наивную улыбку; представил смуглую красу Адике, затуманившую разум даже гетману, – и будто хмель ударил Кучуку в голову. Он не мог еще разобраться в своих чувствах. Сам не знал, которой из девушек отдаст предпочтение. Хотел обеих иметь в своем гареме. А время покажет…
Но все же ему больше нравилась златовласая гяурка Стеха. Почему – не мог понять. Может, потому, что, в отличие от него, черноволосого и смуглого, у нее была молочно-нежная кожа и русые волосы?..
«Э-эх, будь что будет! – решил Кучук. – Не выпущу из рук этих птичек!»
Мурза тронул сына за плечо.
– Чора, слушай внимательно… Мчись в наш стан за помощью! Возьми человек двадцать – тридцать конных и останься в засаде у подъема на Шаргородском шляхе… Там увидимся. Кажется, я начинаю догадываться, что задумал гетман. Он хочет отправить девчат в Каменец. Назовешь меня шелудивым ишаком, если я ошибусь!.. Мы выследим Многогрешного, и, когда он тронется в путь, ты догонишь его, отобьешь девчат и присоединишься у Браилова к отряду салтана Гази-бея. Он будет ждать тебя… Понял?
– Все ясно.
– Привезешь девчат домой – матери не показывай! Незачем ей знать про них. Видел, как она переживает за ясырь, который мы приводим отсюда? Когда вернусь весной, найду, куда их пристроить…
– Хорошо, – глухо ответил Чора.
– Ну, тогда трогай! Вся надежда на тебя… Утром я должен быть со своими воинами в посаде, чтобы и тень подозрения не коснулась меня. Все свалим на Гази-бея, а он в то время будет уже далеко… Поминай как звали!
– Завидую тебе, салтан: какую-нибудь неделю или две спустя ты будешь дома… Желаю счастливого пути!
– Благодарю, мурза. Тебе тоже недолго осталось тут околачиваться, весною помчишься в свой Буджак…
– Да, но ты забываешь, что со мною здесь сын… Совсем затосковал парень, рвется домой. Не мог бы ты прихватить его с собой, салтан?
– Но я не намерен заезжать в Аккерман, мурза…
– Не нужно заезжать… Твой путь лежит мимо северных буджакских улусов, там он со своими спутниками отделится от тебя и повернет к дому…
– Ладно. Пускай едет!
Кучук еще раз оглянулся и понизил голос:
– Но он будет не один…
– Кто же едет с ним?
– Полонянки…
– А-а, понимаю, – улыбнулся салтан. – Чора влюбился? Или, может, ты, мурза?.. Якши, охотно помогу вам… Ведь у меня жена гяурка. Да и у тебя, насколько я помню.
– Да. Аллах позволяет правоверным брать в жены гяурок… По правде говоря, среди них много красавиц…
– О-о, да еще каких! – восторженно воскликнул салтан.
– Благодарю тебя, Гази-бей. – Мурза пожал собеседнику руку. – Об одном прошу тебя – никому ни слова!
– Охотно обещаю. Тем более что это мне ничего не стоит! – Салтан весело рассмеялся.
– Когда выезжаешь?
– До рассвета тронусь… Теперь день короткий, а я хочу по дороге заглянуть в окрестные села, чтобы не с пустыми руками возвращаться в Крым. Ха-ха-ха!
– Чора не заставит себя ждать. Будет вовремя!
Они расстались, и каждый пошел своей дорогой: Гази-бей к воротам, а Кучук нашел сына и с ним, никем не замеченный, скрылся между постройками. Переждав там некоторое время, пока все разошлись с площади, выглянул из-за угла и шепнул:
– Пошли!
Они прокрались мимо гетманского дома, мимо заметенных снегом конюшен, откуда слышалось фырканье лошадей, и быстро направились к дому, отведенному гетманом для семьи Звенигоры и трех янычарских старшин. Там из окон струился свет. Кучук остановился у плетня, заглянул во двор и, приложив ко рту ладони, трижды глухо кашлянул:
– Кх, кх, кх!
Из темноты в ответ донесся такой же кашель. Скрипнул под ногами снег – из-за плетня показалась островерхая татарская шапка.
– Сюда, мурза! Сюда! – Дозорный поднялся во весь рост.
– А где остальные? – спросил Кучук.
– Все здесь, в засаде.
Кучук и Чора перепрыгнули через невысокий плетень и пошли следом за сейменом, который провел их в укромное место между сараями, откуда были видны крыльцо и окна хаты. Здесь, закутавшись в теплые кожухи, стояли еще трое. Увидев мурзу, они поклонились ему.
Это были преданные Кучуку люди, готовые выполнить все, что бы он ни приказал.
– Одежду захватили? – спросил мурза.
– Захватили.
– За хатой следили все время?
– Да.
– Ну и что?
– Девчата вернулись в сопровождении двух турок. Третьего с ними не было.
– Придется отправить их к праотцам, – твердо сказал мурза. – Жаль, что нет третьего: и его б заодно, чтобы не поднял тревоги прежде времени… Ну, ладно, подождем, пока все уснут!
Он оперся о деревянную стену и не отрываясь смотрел на освещенные окна. Ждать пришлось недолго. Вскоре скрипнула калитка – и во дворе возникла темная фигура.
– А вот и третий, – прошептал Кучук удовлетворенно. – Всех разом и накроем.
Но этот третий повел себя совсем не так, как подобало бы хозяину. Он перебежал через двор и, вместо того чтобы подняться на крыльцо, стал дубасить кулаком в окно.
В дверях появился Сафар-бей.
– Кто здесь?
– Азем-ага приказал, чтобы ты, Сафар-бей, с Якубом-агой немедленно прибыли к нему! – послышался голос незнакомца.
– Что там стряслось?
– Не знаю… Приказано – немедленно!
Сафар-бей помолчал с минуту, потом скрылся в хате. Немного погодя вышел с Якубом, и в сопровождении посланца Азем-аги они вышли со двора.
– Кажется, нам помогает сам Аллах! – снова прошептал Кучук. – В хате остались одни женщины да немощный дед, который не сможет оказать сопротивления…
– Что мы с ними сделаем, отец? – спросил Чора.
– Посмотрим…
– Мне не хотелось бы их убивать!
– Свяжем – и пускай лежат до утра.
Переждав некоторое время, Кучук дал знак своим людям и, озираясь вокруг, начал медленно приближаться к хате. Но вдруг замер, прислушался и быстро присел за сугробом. Чора и сеймены затаились около него.
Кто-то вошел во двор и направился прямо к крыльцу. Мурза мысленно выругался. Все так удачно складывалось, могло обойтись без драки и кровопролития, а главное, без шума и крика. Так нет – принесла нелегкая кого-то из этих зазнавшихся турок! Что ж, придется пускать в ход оружие!.. Он напряженно вглядывался в темноту, лихорадочно прикидывая, что делать: прикончить непрошеного свидетеля сейчас или дать ему подняться на крыльцо?
Но пока незнакомец проходил освещенное место у окна, Кучук узнал в нем переодетого в татарскую одежду Свирида Многогрешного. Мурза удивился: что ему здесь нужно, да еще в таком виде?
Не менее поразительным оказалось и появление вслед за Многогрешным его пахолков, тоже в татарской одежде.
«Эге-ге! Тут пахнет жареным, черт подери! – едва не присвистнул мурза, но вовремя удержался. – Что же затевает этот бешеный Юрась? Ведь Многогрешный здесь явно не по своей воле, а по приказу гетмана…»
Мурза подал знак своим людям, чтобы оставались в укрытии и не выдавали себя ни шорохом, ни звуком, а сам улегся в пушистый снег и, осторожно выглядывая из-за сугроба, продолжал следить за тем, что делается возле хаты.
Тем временем Свирид Многогрешный подошел к двери и забарабанил в нее. За шумом ветра мурза не услышал, что он сказал, но видел, как на пороге показался лысый дед. Пахолки тут же толкнули старика в грудь и стремглав бросились в хату. Многогрешный остался на крыльце.
В хате послышались приглушенные крики, шарканье ног. Потом наступила тишина. Только ветер свистел да жалобно скрипела старая корявая груша у крыльца.
Вскоре дверь распахнулась, пахолки вынесли два длинных тяжелых свертка и растворились с ними в ночной тьме.
Кучук вскочил и со злостью топнул ногой. Проклятье! Из-под самого носа вырвана редкая добыча, которую он облюбовал еще за Днепром! У него не осталось сомнений, что Многогрешный выкрал девчат.
Мурза поднял своих людей.
– Видали?.. Мы не должны потерять их след! Пошли! – коротко приказал он и первым тронулся вслед за похитителями.
Чора поравнялся с отцом, спросил взволнованно:
– Они выкрали девчат?
– Да.
– Для гетмана?
– Должно быть.
– О Аллах, мы потеряем их!
Но Многогрешный миновал площадь, гетманский дом и повернул к посадским воротам. Значит, девчат несут не к гетману? Куда же тогда?
Видно было, как Многогрешный, а за ним и его пахолки со своей добычей без всякой задержки прошли мимо стражи и торопливо направились в сторону Шполовцев.
Это затрудняло преследование. Шполовцы – предместье большое, со множеством запутанных улиц и закоулков, в которых легко сбиться со следа. Кроме того, здесь живет много горожан, размещены татарские и турецкие отряды. О том, чтобы отбить девчат, как надеялся Кучук, нечего было и думать. Такой шум начнется – поднимется весь город.
Давно раскусив характер Юрася Хмельницкого, человека жестокого и мстительного, Кучук теперь понял: гетман не простил обиды и готовит над девушками мерзкую расправу. Вот только какую? Убийство? Вряд ли. Да и не посмеет он сделать это в Немирове, поскольку дело касается турчанки, брат которой служит в войске падишаха. Продажа? Тоже маловероятно… Тогда остается подарок?.. Но кому? Конечно, какой-то высокопоставленной особе, которая своей властью может покрыть преступление гетмана! Паше Галилю? Великому визирю? Или… самому падишаху?
Кучуку стало жарко. Он расстегнул кожух. О шайтан! Неужели и вправду этих девчат Юрась предназначил падишаху? Если так, то не сносить тебе, мурза, головы!
Он представил себе голубые озерца Стехиных глаз, ее пышные густые волосы, крутой пшеничной волной ниспадающие на округлые девичьи плечи, нежные розовые щеки и прелестную, по-детски немного наивную улыбку; представил смуглую красу Адике, затуманившую разум даже гетману, – и будто хмель ударил Кучуку в голову. Он не мог еще разобраться в своих чувствах. Сам не знал, которой из девушек отдаст предпочтение. Хотел обеих иметь в своем гареме. А время покажет…
Но все же ему больше нравилась златовласая гяурка Стеха. Почему – не мог понять. Может, потому, что, в отличие от него, черноволосого и смуглого, у нее была молочно-нежная кожа и русые волосы?..
«Э-эх, будь что будет! – решил Кучук. – Не выпущу из рук этих птичек!»
Мурза тронул сына за плечо.
– Чора, слушай внимательно… Мчись в наш стан за помощью! Возьми человек двадцать – тридцать конных и останься в засаде у подъема на Шаргородском шляхе… Там увидимся. Кажется, я начинаю догадываться, что задумал гетман. Он хочет отправить девчат в Каменец. Назовешь меня шелудивым ишаком, если я ошибусь!.. Мы выследим Многогрешного, и, когда он тронется в путь, ты догонишь его, отобьешь девчат и присоединишься у Браилова к отряду салтана Гази-бея. Он будет ждать тебя… Понял?
– Все ясно.
– Привезешь девчат домой – матери не показывай! Незачем ей знать про них. Видел, как она переживает за ясырь, который мы приводим отсюда? Когда вернусь весной, найду, куда их пристроить…
– Хорошо, – глухо ответил Чора.
– Ну, тогда трогай! Вся надежда на тебя… Утром я должен быть со своими воинами в посаде, чтобы и тень подозрения не коснулась меня. Все свалим на Гази-бея, а он в то время будет уже далеко… Поминай как звали!
8
Оттолкнув стражу, в комнату вбежали крайне взволнованные, раздраженные Ненко и Младен. Не соблюдая правил этикета, установленных при гетманском дворе, они ринулись к Юрасю Хмельницкому, который стоял у стола с Азем-агой и мурзой Кучуком.
– Гетман, что это все означает?! – воскликнул Ненко, сверкая черными глазами. – Куда девались девушки? Где моя сестра?
– Я тоже хотел бы это знать, – словно не замечая тона, которым осмелился обратиться к нему молодой ага, ответил Юрась. – Мне вот только что доложили, что салтан Гази-бей, уезжая в Крым, опустошил ближайшие села, взяв ясырь…Я не допущу, чтобы союзники грабили и разоряли мой край! Я напишу великому визирю…
– Но кому-то ведь известно об этом! – вмешался Младен. – Где была стража?
– Стража ничего не знает, – подал голос мурза Кучук и высокомерно посмотрел на распаленных турок. – После полуночи у ворот стояли мои люди, и никто из воинов не заметил ничего подозрительного.
– Нечистый дух, что ли, вынес их из посада, мурза? – вдруг дико закричал Юрась. – Ты первый обязан заботиться о безопасности города и всех нас!.. Если и дальше будет так продолжаться, то в одну прекрасную ночь, чего доброго, выкрадут не только нареченную гетмана, но и самого гетмана!
Он разошелся не на шутку, метал громы и молнии. Побледнел. Изо рта брызгала слюна. Правая рука судорожно шарила на боку, где должна была быть сабля, но не находила ее.
Никто еще не видел Юрася таким взбудораженным и злобным. И главное, его возмущение и ярость казались вполне естественными и искренними.
Ненко переглянулся с Младеном. Глаза воеводы были полны безмерной тоски. Идя сюда, он надеялся увидеть Златку здесь, уверен был: похищение ее и Стехи – дело рук гетмана. Теперь же он не знал, что и подумать. Если крымчаки взяли ясырь, то могли выкрасть и девушек, тем более что мать Стехи и дед Оноприй в один голос твердят: напали на них татары.
Мурза Кучук пытался оправдываться, но Юрась и слушать его не хотел. Мурзе не оставалось ничего другого, как отойти к окну и, сложив на груди руки, углубиться в свои мысли. Никому из присутствующих, кроме него, истина не известна. Гетман уверен – Свирид Многогрешный везет девчат в Каменец и там передаст кому следует. Азем-ага, вероятно, считает то же самое, ибо вряд ли Юрась утаил бы от него свою затею… И не предполагают они, что он, Кучук-бей, обвел их обоих вокруг пальца. Девчата в это время в сопровождении Чоры и верных сейменов мчатся совсем в противоположную сторону – на восток…
Кучук-бея распирала радость. Представив, как рассвирепеет – на этот раз не притворно, а на самом деле – гетман, когда узнает, что девчат у Многогрешного отбили, он едва сдержал злорадную улыбку.
Только Азем-ага был невозмутим, хотя в душе и удивлялся умению гетмана строить из себя невинную овечку.
– Надо бросить всех людей на поиски! – потребовал Ненко. – Надо искать!
– Да, мы пошлем всех на поиски, – согласился гетман. – И прежде всего погоню за Гази-беем… Думается мне, что девушки не миновали его рук.
– Я поеду! – воскликнул Ненко. – Дайте мне отряд воинов!
– Нет, поеду я! – вдруг шагнул вперед мурза Кучук. – Моя вина, что стража ничего не заметила, так я и должен ее искупить… Клянусь Аллахом, если девчат выкрал Гази-бей, то ему несдобровать!.. Я отберу их и привезу в Немиров!
Юрась молча кивнул, давая согласие, и Кучук вышел из покоев.
– А вы, – гетман глянул на Ненко и Младена, – переверните весь Немиров! Не исключена возможность, что девчата где-то здесь.
Когда все вышли, он повернулся к Азем-аге:
– Дорогой мой Азем-ага, тебе же придется проследить, чтобы никто не вздумал кинуться за Многогрешным… И чтобы вообще всюду был надлежащий порядок…
– Хорошо, гетман, – коротко ответил Азем-ага и не торопясь, с независимым видом вышел.
– Гетман, что это все означает?! – воскликнул Ненко, сверкая черными глазами. – Куда девались девушки? Где моя сестра?
– Я тоже хотел бы это знать, – словно не замечая тона, которым осмелился обратиться к нему молодой ага, ответил Юрась. – Мне вот только что доложили, что салтан Гази-бей, уезжая в Крым, опустошил ближайшие села, взяв ясырь…Я не допущу, чтобы союзники грабили и разоряли мой край! Я напишу великому визирю…
– Но кому-то ведь известно об этом! – вмешался Младен. – Где была стража?
– Стража ничего не знает, – подал голос мурза Кучук и высокомерно посмотрел на распаленных турок. – После полуночи у ворот стояли мои люди, и никто из воинов не заметил ничего подозрительного.
– Нечистый дух, что ли, вынес их из посада, мурза? – вдруг дико закричал Юрась. – Ты первый обязан заботиться о безопасности города и всех нас!.. Если и дальше будет так продолжаться, то в одну прекрасную ночь, чего доброго, выкрадут не только нареченную гетмана, но и самого гетмана!
Он разошелся не на шутку, метал громы и молнии. Побледнел. Изо рта брызгала слюна. Правая рука судорожно шарила на боку, где должна была быть сабля, но не находила ее.
Никто еще не видел Юрася таким взбудораженным и злобным. И главное, его возмущение и ярость казались вполне естественными и искренними.
Ненко переглянулся с Младеном. Глаза воеводы были полны безмерной тоски. Идя сюда, он надеялся увидеть Златку здесь, уверен был: похищение ее и Стехи – дело рук гетмана. Теперь же он не знал, что и подумать. Если крымчаки взяли ясырь, то могли выкрасть и девушек, тем более что мать Стехи и дед Оноприй в один голос твердят: напали на них татары.
Мурза Кучук пытался оправдываться, но Юрась и слушать его не хотел. Мурзе не оставалось ничего другого, как отойти к окну и, сложив на груди руки, углубиться в свои мысли. Никому из присутствующих, кроме него, истина не известна. Гетман уверен – Свирид Многогрешный везет девчат в Каменец и там передаст кому следует. Азем-ага, вероятно, считает то же самое, ибо вряд ли Юрась утаил бы от него свою затею… И не предполагают они, что он, Кучук-бей, обвел их обоих вокруг пальца. Девчата в это время в сопровождении Чоры и верных сейменов мчатся совсем в противоположную сторону – на восток…
Кучук-бея распирала радость. Представив, как рассвирепеет – на этот раз не притворно, а на самом деле – гетман, когда узнает, что девчат у Многогрешного отбили, он едва сдержал злорадную улыбку.
Только Азем-ага был невозмутим, хотя в душе и удивлялся умению гетмана строить из себя невинную овечку.
– Надо бросить всех людей на поиски! – потребовал Ненко. – Надо искать!
– Да, мы пошлем всех на поиски, – согласился гетман. – И прежде всего погоню за Гази-беем… Думается мне, что девушки не миновали его рук.
– Я поеду! – воскликнул Ненко. – Дайте мне отряд воинов!
– Нет, поеду я! – вдруг шагнул вперед мурза Кучук. – Моя вина, что стража ничего не заметила, так я и должен ее искупить… Клянусь Аллахом, если девчат выкрал Гази-бей, то ему несдобровать!.. Я отберу их и привезу в Немиров!
Юрась молча кивнул, давая согласие, и Кучук вышел из покоев.
– А вы, – гетман глянул на Ненко и Младена, – переверните весь Немиров! Не исключена возможность, что девчата где-то здесь.
Когда все вышли, он повернулся к Азем-аге:
– Дорогой мой Азем-ага, тебе же придется проследить, чтобы никто не вздумал кинуться за Многогрешным… И чтобы вообще всюду был надлежащий порядок…
– Хорошо, гетман, – коротко ответил Азем-ага и не торопясь, с независимым видом вышел.
9
Поиски в Немирове ни к чему не привели. Вечером вернулся Кучук. С его слов получалось, что Гази-бей, набрав по дороге пленных, быстро скрылся в Диком поле, где вьюга замела все следы. Итак, мурза тоже возвратился ни с чем.
Поняв, что больше надеяться не на что, Младен и Ненко решили, пока не поздно, спасать Арсена. Ненко разыскал хатенку, где скрывались друзья Арсена, и рассказал обо всем, что случилось с казаком и девушками. Палий приказал выступать. Когда стемнело, отряд запорожцев скрытно пробрался к руинам старой каменной церкви, неподалеку от Выкотки. Ненко нашел на Шполовцах Иваника, предупредил, чтобы все дубовобалчане, кто захочет бежать из Немирова, запрягли коней и были наготове.
Поняв, что больше надеяться не на что, Младен и Ненко решили, пока не поздно, спасать Арсена. Ненко разыскал хатенку, где скрывались друзья Арсена, и рассказал обо всем, что случилось с казаком и девушками. Палий приказал выступать. Когда стемнело, отряд запорожцев скрытно пробрался к руинам старой каменной церкви, неподалеку от Выкотки. Ненко нашел на Шполовцах Иваника, предупредил, чтобы все дубовобалчане, кто захочет бежать из Немирова, запрягли коней и были наготове.