Страница:
Горка сена рядом с ним зашевелилась. Появилась корявая мускулистая рука, почесала рыжеватые волосы, вытащила комки сена из большущих ушей.
— Снова дикий жеребец? — раздраженно проворчал Руф Наб.
Тим кивнул:
— Сущий единорог. Я еще ни одной ночи спокойно не спал с тех пор, как чародей привел его. Пойду брошу ему сена — может, успокоится.
Он спустился с сеновала по крепкой приставной лестнице и быстро прошел между рядами стойл к тому, из которого слышались удары копыт.
— Тихо ты, зверюга! Успокойся и дай людям поспать! — приказал конюх.
В конюшне было темно. Тим едва различал гордые очертания головы жеребца. Он прищурился, неуверенно всматриваясь в темноту. То ли ему показалось, то ли он на самом деле видел блестящий глаз и прижатые остроконечные уши. Белая звездочка на морде лошади, казалось, на мгновение неподвижно повисла в воздухе, а затем стрелой метнулась к руке Тима.
Тим слишком поздно понял, что происходит. Он и глазом моргнуть не успел, как лошадиные зубы железной хваткой впились в его плечо. Тим закричал от неожиданности и боли и принялся колотить жеребца по голове.
— Назад! — прогремел голос Руфа Наба.
Вбежав в двери, гном схватил вилы и взмахнул ими перед лошадиной мордой. Жеребец отвлекся и выпустил Тима. Он щелкал зубами, раздувая ноздри. Тим, освободившись, рухнул на пол и почувствовал, как сильные руки Руфа Наба подхватили его и тащат в безопасное место.
В сушильне гном зажег фонарь и закатал порванный рукав рубашки Тима. На тощем предплечье синели два идеальных полукруга: каждый лошадиный зуб отпечатался идеально. Отметины стремительно опухали.
— Тебе повезло, нет крови. Можешь двигать рукой?
— Чуть-чуть. — Тим согнул пальцы и сморщился от боли.
— Переломов нет, — заметил гном, осторожно ощупав руку. — Тебе надо к чародею сходить.
— Не нужен мне чародей, и так заживет. — Заботливо прижав руку к груди, Тим раскачивался на стуле. Похоже, он больше страху натерпелся, чем боли.
— Дело твое. — Гном разжег огонь в очаге и поставил воду. Они сидели рядом — стройный человек раскачивался на стуле, на голову возвышаясь над приземистым крепышом гномом, — и слушали, как жеребец лягает стенки стойла.
— Разве это подарок для Ньяла? — возмутился Тим. Зубы его едва заметно стучали. — Необъезженный жеребец! Да его чтобы привязать, четверо конюхов нужно, а иначе его и не вычистишь. Ньял слишком горяч для такого коня. Он хороший парень, — поспешил уверить конюх. Руф Наб согласно кивнул. — И от работы не бегает. И к животным подход имеет. Но частенько не задумается, пока не угодит в беду. Ему нужна верховая лошадь, послушная и поосторожнее. — Эти качества Тим ценил и в себе.
— Верно, но чародей владеет мудростью Магии, — . возразил Руф Наб. — Может статься, он что-то задумал.
— Может статься, он просто ничего не смыслит в лошадях, — проворчал Тим и погрузился в молчание. Он родился не в Морбихане. Его молодость прошла далеко на севере, он был тогда мореходом. Он питал глубокое уважение к богам моря, неба и парусов, поскольку видел их в деле, но с предубеждением относился к чародеям Морбихана и к Магии вообще.
Между тем наступило утро, а предплечье Тима на малейшее движение отзывалось острой болью. Он попытался уговорить конюшенных помочь почистить лошадь, но каждый, взглянув на руку Тима и услышав, как мечется в стойле жеребец, вдруг вспоминал о чем-то срочном. Удрученный тем, что конь будет иметь столь неприглядный вид, когда его вручат Ньялу на церемонии, Тим нехотя отправился на розыски чародея Фаллона.
И нашел его на скамье во дворе, где тот грелся на утреннем солнце. Известный последователям Древней Веры как Мастер Превращений и Фаллон Дважды-испытанный, он был единственным Мастером Чародеем в Морбихане. Он был еще более худ, чем Тим, и вид имел внушительный, что дало Тиму надежду: этот свое дело знает. Как и Телерхайд, чародей уже был не молод: большие мешки под глазами, седина в некогда песочных волосах. Его борода вилась по небесно-голубому балахону.
Рядом с чародеем сидела девушка, также одетая в небесно-голубой балахон, говорящий о причастности к Магии, Ее прямые черные волосы были гладко зачесаны назад и сколоты на затылке грубой костяной заколкой. Глаза у нее были большими, темно-зелеными — цвета зимнего моря. Она с любопытством посмотрела на Тима.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Тим и робко поклонился: — Леди,
— Что-то случилось? — Глаза чародея поразили Тима. Они были такими же бледно-голубыми, как балахон, и излучали свет подобно летнему небу.
— Я слуга Ньяла, сэр. Я ухаживаю за жеребцом, которого вы привели для Ньяла. Такой горячий конь. — Чародей взглянул тревожно, и Тим неловко переступил с ноги на ногу. — Вы порадуетесь — конь замечательный, сэр. Но он укусил меня. Я бы не стал беспокоить вас из-за этого, но я не могу шевелить пальцами. Ни сена дать, ни почистить… Все конюшенные боятся его, сэр. Я подумал: не смогли бы вы вылечить меня, сэр, чтобы я мог почистить коня до того, как Ньял вернется домой.
— Садись, парень. Дай я посмотрю.
Тим застенчиво закатал порванный рукав и показал укус. Фаллон, нахмурившись, повернул голову к девушке:
— Сина, взгляни-ка.
— Да, Мастер Фаллон, — отозвалась девушка сиплым шепотом. Холодными кончиками пальцев она провела по укусу на руке Тима. — Болит? — спросила она, нажимая на ушибленное место.
— Ай! — взвизгнул Тим. — Да, ваша милость. Сильно болит.
— Полегче, Сина, — предостерег чародей. — Во-первых, надо как следует осмотреть. Видишь Припухлость, синяки?
Сина кивнула.
— Во-вторых, ты должна собрать сведения, но смотри, не делай больнее. Парень, — обратился Фаллон к Тиму, — можешь двигать рукой?
— Да, сэр, — ответил Тим, энергично сгибая локоть. — Это же просто лошадиный укус, ваша милость. — Он хотел, чтобы его поскорее вылечили и он смог бы вернуться к работе.
— Потерпи, парень, пусть моя ученица осмотрит тебя. Сина?
После долгого молчания Сина задумчиво сказала:
— Ну… перелома нет.
— Откуда ты знаешь? — спросил Фаллон.
— Сужу по тому, как он двигает рукой, — ответила Сина.
— Это же всего-навсего лошадиный укус, — повторил Тим нетерпеливо. — Ну, немножко больно. Может, у вас мазь какая найдется?
— Сина? — снова окликнул ученицу чародей, внимательно наблюдая за ней.
— Это растяжение, — сказала девушка наконец. — И сильный ушиб.
— Верно, — подтвердил Фаллон. — Ну, как мы будем его лечить?
— Припаркой, — ответила Сина уже увереннее. — Лужайник и окопник, чтобы унять боль.
— Очень хорошо! — воскликнул Фаллон. — Ты сможешь взять их из моего сундука для трав. А также щепотку пижмы, чтобы снять припухлость. Но только щепотку.
Старинный деревянный ящик с кожаными ручками стоял на земле рядом с ними. Сина подняла крышку, ее пальцы любовно погладили полированную поверхность. Внутри было множество крохотных отделений, в них стояли бутылочки и лежали полотняные мешочки. На Тима пахнуло незнакомыми ароматами трав и пряностей.
— Я принесу кипяток из кухни, — сказала Сина и скрылась за дверью.
— Ты грум на конюшне? — спросил Фаллон Тима.
— Нет, сэр, я слуга Ньяла. Я делаю, что он велит, и забочусь, чтобы его снаряжение было в порядке. Можно сказать, приглядываю за ним, подстраховываю на охоте и в бою.
Фаллон задумчиво кивнул:
— Наименование его Меча несколько задержалось.
— Это не его вина, сэр. Телерхайд был так занят всю весну с городскими лордами. Ньял — хороший мальчик, из него выйдет прекрасный лорд.
Чародей с любопытством посмотрел на слугу, но промолчал. Тим тоже неловко помалкивал, пока не вернулась Сина с котелком. От воды шел пар. Под бдительным взглядом чародея девушка засыпала травы в воду. Когда они заварились, она опустила тряпку в отвар, вытащила ее палкой и положила на голую руку Тима. Тим задохнулся, стиснул зубы и почувствовал, что на лбу у него выступил пот.
— Нет, нет, Сина! — воскликнул чародей. — Мы же хотим вылечить его, а не обварить. Помаши тряпкой, остуди ее и только потом положи на руку.
Тим страшно желал поскорее очутиться в конюшне, но долго просидел, пока Сина под руководством Фаллона делала припарку. Наконец чародей кивнул:
— Хорошо. Теперь ты умеешь делать припарку настоящему живому человеку.
— Да, Мастер Фаллон.
— Но что важнее, каковы твои мысли?
— Осмотреть, собрать сведения, — перечислила девушка, — поставить диагноз…
— Да, верно. Но когда ты поставила диагноз и решила, как лечить, тогда о чем думать будешь?
— Выбрать травы. Нет. Кипяток? — Сина запуталась. Тим сдержал улыбку.
— Для того чтобы исцелить, твои мысли должны быть чисты, — решительно заявил Фаллон. — Ты должна думать об этом парне, но не о таком, каков он сейчас — укушенный лошадью, страдающий. Когда ты лечишь его, ты должна представлять его здоровым, с чистой рукой. Только тогда, когда ты ясно увидишь это своим мысленным взором, исцеление станет полным. Лечение — не в зельях и травах, а в мыслях Целителя. Понимаешь?
— Да, Мастер Фаллон, — ответила Сина.
— Сделай так.
Сина закрыла глаза. Чародей тоже закрыл глаза. А Тим сидел между ними и чувствовал себя не в своей тарелке.
— Видишь его исцеленным? — спросил Фаллон после долгого молчания.
— Да, Мастер.
— Хорошо. Теперь сними припарку. Парень, дай мне руку.
Он взял руку Тима и с минуту крепко сжимал ее. Холодное покалывание разлилось по руке Тима от пальцев до плеча.
— Да, уже лучше, — сказал Фаллон. — Вздремни после обеда. К вечеру будешь почти как новенький.
К радости Тима, Фаллон оказался прав. К полудню синяки побледнели. Не зная точно, когда вернется Ньял, Тим именем Телерхайда приказал полудюжине недовольных конюшенных помочь ему стреножить жеребца и привязать его менаду двумя самыми крепкими яблонями во дворе.
Конь был ярко-ореховый. Передние ноги в белых чулках он перемазал в грязи, когда брыкался в стойле. Тим увернулся от угрожающе выставленного копыта и энергично заработал скребницей и тряпками. Жеребец щелкнул зубами рядом с ухом Тима.
— Эй, глядите за ним! — гаркнул Тим, легонько ударив лошадь между глаз тыльной стороной щетки. — Тихо ты, разбойник!
Прижав уши к голове и оскалившись, жеребец вскинул голову. Веревки удержали его, не дали взбрыкнуть. Тим чистил бока коня, и шкура нервно подрагивала. К концу чистки шерсть жеребца блестела, как начищенная медь. Тим накрыл его легкой попоной, отвел в стойло, где вновь стреножил, чтобы тот не баловал. Позже Тим соснул на тихом теплом сеновале. Был уже почти вечер, когда звуки труб разбудили его и привели к двери конюшни.
Тим надеялся увидеть возвращение Ньяла. Но вместо Ньяла у ворот остановилась маленькая процессия. С десяток всадников и несколько тяжело нагруженных вьючных лошадей сопровождали большую крытую повозку со множеством странных резных символов и полированных бронзовых украшений. Стражники сердито кричали. Тим заметил Руфа Наба, тот о чем-то спорил с всадником, сжимая рукоять меча.
Когда дверь большого зала распахнулась, толпа умолкла. В дверях стоял Телерхайд, высокий даже по человеческим меркам, широкогрудый и сильный. Его когда-то черные волосы блестели серебром, как рукоять его меча. Алый плащ мел землю позади него, когда он шагал по голубым камням двора к воротам. Люди почтительно расступались.
— Кто здесь? — требовательно спросил Телерхайд.
— Эйкон Глис просит приюта, милорд. — Голос Руфа Наба был больше похож на рычание.
Как только он это сказал, вычурная повозка закачалась и заскрипела, застонала под чьей-то огромной тяжестью. Занавески раздвинулись. На бортик дверцы легли пальцы в перстнях. Вышедший человек изумил Тима не только своим ростом — он был таким же высоким, как сам Телерхайд, — но и габаритами. «Да он здоровенный, как лошадь», — подумал Тим, с трудом расставаясь с неверием в слышанные рассказы.
Эйкон Глис был в великолепной пурпурной мантии, застегнутой на пухлой шее крупной золотой пряжкой. Его волосы, по моде Моерского Укрепления, были коротко острижены и завиты на концах, из-за чего голова казалась маленькой в сравнении с объемистым телом. Тим незаметно пробрался через двор, чтобы лучше разглядеть эйкона. Черты его лица были самыми красивыми, какие Тиму доводилось видеть у мужчины: большие, глубоко посаженные глаза, длинный орлиный нос и полные округлые губы. Когда губы раздвинулись в великодушной улыбке, Тим ощутил трепет страха, будто услышал, как змея ползет по сеновалу.
— Мой дорогой лорд Телерхайд! — мелодично поприветствовал хозяина эйкон, но не было тепла в голосе Телерхайда:
— Эйкон Глис.
— Прости меня за этот неожиданный визит, но я услышал в Элии, что твой младший сын достиг Наименования Меча. Я подумал, что мне следует заехать и принести сердечные поздравления.
— Благодарю, — ответил Телерхайд с холодным достоинством.
— Это твой младший сын, не так ли? Рожденный в Гаркинском лесу? — Не дожидаясь, когда Телерхайд ответит, эйкон Глис продолжал: — Кроме того, боюсь, я должен просить тебя о милости. Я возвращаюсь в Укрепление — ездил по делам. Мы прибыли сегодня утром после тяжелого плавания и в этот поздний час оказались без крова. Я бы предпочел не беспокоить тебя по такому поводу, но со мной ребенок. — Он отдернул занавески мясистой рукой, и все увидели нежную хорошенькую девочку, белокурую и светлокожую.
«Слишком взрослая, уже не ребенок, — подумал Тим, — но, впрочем, еще не девушка». Она отпрянула в глубь кареты, увидев мужчин во дворе, и спрятала лицо.
— Это дочь моей бедной покойной сестры, Меллорит. Я бы не хотел, чтобы она ночевала в поле.
Его слова, такие простые, оказали странное действие на Тима. Хотя он знал, кто такой эйкон, он почувствовал прилив сострадания к белокурой девушке и ее могучему спутнику.
— Все, что у нас есть, к вашим услугам, — сказал Телерхайд с притворной учтивостью. — Руф Наб, найди комнату для эйкона и ребенка. Его люди могут остановиться в конюшне. — Он снова повернулся к эйкону. — Ужин — поздно вечером, когда взойдет луна. Милости просим пожаловать к нам в большой зал.
— Вы на редкость любезны, лорд Телерхайд, — ответил эйкон, отвешивая поклон настолько глубокий, насколько позволяла его непомерная тучность.
Глава 3
Глава 4
— Снова дикий жеребец? — раздраженно проворчал Руф Наб.
Тим кивнул:
— Сущий единорог. Я еще ни одной ночи спокойно не спал с тех пор, как чародей привел его. Пойду брошу ему сена — может, успокоится.
Он спустился с сеновала по крепкой приставной лестнице и быстро прошел между рядами стойл к тому, из которого слышались удары копыт.
— Тихо ты, зверюга! Успокойся и дай людям поспать! — приказал конюх.
В конюшне было темно. Тим едва различал гордые очертания головы жеребца. Он прищурился, неуверенно всматриваясь в темноту. То ли ему показалось, то ли он на самом деле видел блестящий глаз и прижатые остроконечные уши. Белая звездочка на морде лошади, казалось, на мгновение неподвижно повисла в воздухе, а затем стрелой метнулась к руке Тима.
Тим слишком поздно понял, что происходит. Он и глазом моргнуть не успел, как лошадиные зубы железной хваткой впились в его плечо. Тим закричал от неожиданности и боли и принялся колотить жеребца по голове.
— Назад! — прогремел голос Руфа Наба.
Вбежав в двери, гном схватил вилы и взмахнул ими перед лошадиной мордой. Жеребец отвлекся и выпустил Тима. Он щелкал зубами, раздувая ноздри. Тим, освободившись, рухнул на пол и почувствовал, как сильные руки Руфа Наба подхватили его и тащат в безопасное место.
В сушильне гном зажег фонарь и закатал порванный рукав рубашки Тима. На тощем предплечье синели два идеальных полукруга: каждый лошадиный зуб отпечатался идеально. Отметины стремительно опухали.
— Тебе повезло, нет крови. Можешь двигать рукой?
— Чуть-чуть. — Тим согнул пальцы и сморщился от боли.
— Переломов нет, — заметил гном, осторожно ощупав руку. — Тебе надо к чародею сходить.
— Не нужен мне чародей, и так заживет. — Заботливо прижав руку к груди, Тим раскачивался на стуле. Похоже, он больше страху натерпелся, чем боли.
— Дело твое. — Гном разжег огонь в очаге и поставил воду. Они сидели рядом — стройный человек раскачивался на стуле, на голову возвышаясь над приземистым крепышом гномом, — и слушали, как жеребец лягает стенки стойла.
— Разве это подарок для Ньяла? — возмутился Тим. Зубы его едва заметно стучали. — Необъезженный жеребец! Да его чтобы привязать, четверо конюхов нужно, а иначе его и не вычистишь. Ньял слишком горяч для такого коня. Он хороший парень, — поспешил уверить конюх. Руф Наб согласно кивнул. — И от работы не бегает. И к животным подход имеет. Но частенько не задумается, пока не угодит в беду. Ему нужна верховая лошадь, послушная и поосторожнее. — Эти качества Тим ценил и в себе.
— Верно, но чародей владеет мудростью Магии, — . возразил Руф Наб. — Может статься, он что-то задумал.
— Может статься, он просто ничего не смыслит в лошадях, — проворчал Тим и погрузился в молчание. Он родился не в Морбихане. Его молодость прошла далеко на севере, он был тогда мореходом. Он питал глубокое уважение к богам моря, неба и парусов, поскольку видел их в деле, но с предубеждением относился к чародеям Морбихана и к Магии вообще.
Между тем наступило утро, а предплечье Тима на малейшее движение отзывалось острой болью. Он попытался уговорить конюшенных помочь почистить лошадь, но каждый, взглянув на руку Тима и услышав, как мечется в стойле жеребец, вдруг вспоминал о чем-то срочном. Удрученный тем, что конь будет иметь столь неприглядный вид, когда его вручат Ньялу на церемонии, Тим нехотя отправился на розыски чародея Фаллона.
И нашел его на скамье во дворе, где тот грелся на утреннем солнце. Известный последователям Древней Веры как Мастер Превращений и Фаллон Дважды-испытанный, он был единственным Мастером Чародеем в Морбихане. Он был еще более худ, чем Тим, и вид имел внушительный, что дало Тиму надежду: этот свое дело знает. Как и Телерхайд, чародей уже был не молод: большие мешки под глазами, седина в некогда песочных волосах. Его борода вилась по небесно-голубому балахону.
Рядом с чародеем сидела девушка, также одетая в небесно-голубой балахон, говорящий о причастности к Магии, Ее прямые черные волосы были гладко зачесаны назад и сколоты на затылке грубой костяной заколкой. Глаза у нее были большими, темно-зелеными — цвета зимнего моря. Она с любопытством посмотрела на Тима.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Тим и робко поклонился: — Леди,
— Что-то случилось? — Глаза чародея поразили Тима. Они были такими же бледно-голубыми, как балахон, и излучали свет подобно летнему небу.
— Я слуга Ньяла, сэр. Я ухаживаю за жеребцом, которого вы привели для Ньяла. Такой горячий конь. — Чародей взглянул тревожно, и Тим неловко переступил с ноги на ногу. — Вы порадуетесь — конь замечательный, сэр. Но он укусил меня. Я бы не стал беспокоить вас из-за этого, но я не могу шевелить пальцами. Ни сена дать, ни почистить… Все конюшенные боятся его, сэр. Я подумал: не смогли бы вы вылечить меня, сэр, чтобы я мог почистить коня до того, как Ньял вернется домой.
— Садись, парень. Дай я посмотрю.
Тим застенчиво закатал порванный рукав и показал укус. Фаллон, нахмурившись, повернул голову к девушке:
— Сина, взгляни-ка.
— Да, Мастер Фаллон, — отозвалась девушка сиплым шепотом. Холодными кончиками пальцев она провела по укусу на руке Тима. — Болит? — спросила она, нажимая на ушибленное место.
— Ай! — взвизгнул Тим. — Да, ваша милость. Сильно болит.
— Полегче, Сина, — предостерег чародей. — Во-первых, надо как следует осмотреть. Видишь Припухлость, синяки?
Сина кивнула.
— Во-вторых, ты должна собрать сведения, но смотри, не делай больнее. Парень, — обратился Фаллон к Тиму, — можешь двигать рукой?
— Да, сэр, — ответил Тим, энергично сгибая локоть. — Это же просто лошадиный укус, ваша милость. — Он хотел, чтобы его поскорее вылечили и он смог бы вернуться к работе.
— Потерпи, парень, пусть моя ученица осмотрит тебя. Сина?
После долгого молчания Сина задумчиво сказала:
— Ну… перелома нет.
— Откуда ты знаешь? — спросил Фаллон.
— Сужу по тому, как он двигает рукой, — ответила Сина.
— Это же всего-навсего лошадиный укус, — повторил Тим нетерпеливо. — Ну, немножко больно. Может, у вас мазь какая найдется?
— Сина? — снова окликнул ученицу чародей, внимательно наблюдая за ней.
— Это растяжение, — сказала девушка наконец. — И сильный ушиб.
— Верно, — подтвердил Фаллон. — Ну, как мы будем его лечить?
— Припаркой, — ответила Сина уже увереннее. — Лужайник и окопник, чтобы унять боль.
— Очень хорошо! — воскликнул Фаллон. — Ты сможешь взять их из моего сундука для трав. А также щепотку пижмы, чтобы снять припухлость. Но только щепотку.
Старинный деревянный ящик с кожаными ручками стоял на земле рядом с ними. Сина подняла крышку, ее пальцы любовно погладили полированную поверхность. Внутри было множество крохотных отделений, в них стояли бутылочки и лежали полотняные мешочки. На Тима пахнуло незнакомыми ароматами трав и пряностей.
— Я принесу кипяток из кухни, — сказала Сина и скрылась за дверью.
— Ты грум на конюшне? — спросил Фаллон Тима.
— Нет, сэр, я слуга Ньяла. Я делаю, что он велит, и забочусь, чтобы его снаряжение было в порядке. Можно сказать, приглядываю за ним, подстраховываю на охоте и в бою.
Фаллон задумчиво кивнул:
— Наименование его Меча несколько задержалось.
— Это не его вина, сэр. Телерхайд был так занят всю весну с городскими лордами. Ньял — хороший мальчик, из него выйдет прекрасный лорд.
Чародей с любопытством посмотрел на слугу, но промолчал. Тим тоже неловко помалкивал, пока не вернулась Сина с котелком. От воды шел пар. Под бдительным взглядом чародея девушка засыпала травы в воду. Когда они заварились, она опустила тряпку в отвар, вытащила ее палкой и положила на голую руку Тима. Тим задохнулся, стиснул зубы и почувствовал, что на лбу у него выступил пот.
— Нет, нет, Сина! — воскликнул чародей. — Мы же хотим вылечить его, а не обварить. Помаши тряпкой, остуди ее и только потом положи на руку.
Тим страшно желал поскорее очутиться в конюшне, но долго просидел, пока Сина под руководством Фаллона делала припарку. Наконец чародей кивнул:
— Хорошо. Теперь ты умеешь делать припарку настоящему живому человеку.
— Да, Мастер Фаллон.
— Но что важнее, каковы твои мысли?
— Осмотреть, собрать сведения, — перечислила девушка, — поставить диагноз…
— Да, верно. Но когда ты поставила диагноз и решила, как лечить, тогда о чем думать будешь?
— Выбрать травы. Нет. Кипяток? — Сина запуталась. Тим сдержал улыбку.
— Для того чтобы исцелить, твои мысли должны быть чисты, — решительно заявил Фаллон. — Ты должна думать об этом парне, но не о таком, каков он сейчас — укушенный лошадью, страдающий. Когда ты лечишь его, ты должна представлять его здоровым, с чистой рукой. Только тогда, когда ты ясно увидишь это своим мысленным взором, исцеление станет полным. Лечение — не в зельях и травах, а в мыслях Целителя. Понимаешь?
— Да, Мастер Фаллон, — ответила Сина.
— Сделай так.
Сина закрыла глаза. Чародей тоже закрыл глаза. А Тим сидел между ними и чувствовал себя не в своей тарелке.
— Видишь его исцеленным? — спросил Фаллон после долгого молчания.
— Да, Мастер.
— Хорошо. Теперь сними припарку. Парень, дай мне руку.
Он взял руку Тима и с минуту крепко сжимал ее. Холодное покалывание разлилось по руке Тима от пальцев до плеча.
— Да, уже лучше, — сказал Фаллон. — Вздремни после обеда. К вечеру будешь почти как новенький.
К радости Тима, Фаллон оказался прав. К полудню синяки побледнели. Не зная точно, когда вернется Ньял, Тим именем Телерхайда приказал полудюжине недовольных конюшенных помочь ему стреножить жеребца и привязать его менаду двумя самыми крепкими яблонями во дворе.
Конь был ярко-ореховый. Передние ноги в белых чулках он перемазал в грязи, когда брыкался в стойле. Тим увернулся от угрожающе выставленного копыта и энергично заработал скребницей и тряпками. Жеребец щелкнул зубами рядом с ухом Тима.
— Эй, глядите за ним! — гаркнул Тим, легонько ударив лошадь между глаз тыльной стороной щетки. — Тихо ты, разбойник!
Прижав уши к голове и оскалившись, жеребец вскинул голову. Веревки удержали его, не дали взбрыкнуть. Тим чистил бока коня, и шкура нервно подрагивала. К концу чистки шерсть жеребца блестела, как начищенная медь. Тим накрыл его легкой попоной, отвел в стойло, где вновь стреножил, чтобы тот не баловал. Позже Тим соснул на тихом теплом сеновале. Был уже почти вечер, когда звуки труб разбудили его и привели к двери конюшни.
Тим надеялся увидеть возвращение Ньяла. Но вместо Ньяла у ворот остановилась маленькая процессия. С десяток всадников и несколько тяжело нагруженных вьючных лошадей сопровождали большую крытую повозку со множеством странных резных символов и полированных бронзовых украшений. Стражники сердито кричали. Тим заметил Руфа Наба, тот о чем-то спорил с всадником, сжимая рукоять меча.
Когда дверь большого зала распахнулась, толпа умолкла. В дверях стоял Телерхайд, высокий даже по человеческим меркам, широкогрудый и сильный. Его когда-то черные волосы блестели серебром, как рукоять его меча. Алый плащ мел землю позади него, когда он шагал по голубым камням двора к воротам. Люди почтительно расступались.
— Кто здесь? — требовательно спросил Телерхайд.
— Эйкон Глис просит приюта, милорд. — Голос Руфа Наба был больше похож на рычание.
Как только он это сказал, вычурная повозка закачалась и заскрипела, застонала под чьей-то огромной тяжестью. Занавески раздвинулись. На бортик дверцы легли пальцы в перстнях. Вышедший человек изумил Тима не только своим ростом — он был таким же высоким, как сам Телерхайд, — но и габаритами. «Да он здоровенный, как лошадь», — подумал Тим, с трудом расставаясь с неверием в слышанные рассказы.
Эйкон Глис был в великолепной пурпурной мантии, застегнутой на пухлой шее крупной золотой пряжкой. Его волосы, по моде Моерского Укрепления, были коротко острижены и завиты на концах, из-за чего голова казалась маленькой в сравнении с объемистым телом. Тим незаметно пробрался через двор, чтобы лучше разглядеть эйкона. Черты его лица были самыми красивыми, какие Тиму доводилось видеть у мужчины: большие, глубоко посаженные глаза, длинный орлиный нос и полные округлые губы. Когда губы раздвинулись в великодушной улыбке, Тим ощутил трепет страха, будто услышал, как змея ползет по сеновалу.
— Мой дорогой лорд Телерхайд! — мелодично поприветствовал хозяина эйкон, но не было тепла в голосе Телерхайда:
— Эйкон Глис.
— Прости меня за этот неожиданный визит, но я услышал в Элии, что твой младший сын достиг Наименования Меча. Я подумал, что мне следует заехать и принести сердечные поздравления.
— Благодарю, — ответил Телерхайд с холодным достоинством.
— Это твой младший сын, не так ли? Рожденный в Гаркинском лесу? — Не дожидаясь, когда Телерхайд ответит, эйкон Глис продолжал: — Кроме того, боюсь, я должен просить тебя о милости. Я возвращаюсь в Укрепление — ездил по делам. Мы прибыли сегодня утром после тяжелого плавания и в этот поздний час оказались без крова. Я бы предпочел не беспокоить тебя по такому поводу, но со мной ребенок. — Он отдернул занавески мясистой рукой, и все увидели нежную хорошенькую девочку, белокурую и светлокожую.
«Слишком взрослая, уже не ребенок, — подумал Тим, — но, впрочем, еще не девушка». Она отпрянула в глубь кареты, увидев мужчин во дворе, и спрятала лицо.
— Это дочь моей бедной покойной сестры, Меллорит. Я бы не хотел, чтобы она ночевала в поле.
Его слова, такие простые, оказали странное действие на Тима. Хотя он знал, кто такой эйкон, он почувствовал прилив сострадания к белокурой девушке и ее могучему спутнику.
— Все, что у нас есть, к вашим услугам, — сказал Телерхайд с притворной учтивостью. — Руф Наб, найди комнату для эйкона и ребенка. Его люди могут остановиться в конюшне. — Он снова повернулся к эйкону. — Ужин — поздно вечером, когда взойдет луна. Милости просим пожаловать к нам в большой зал.
— Вы на редкость любезны, лорд Телерхайд, — ответил эйкон, отвешивая поклон настолько глубокий, насколько позволяла его непомерная тучность.
Глава 3
Меллорит подождала, когда внесут поклажу, и выскользнула в дверь.
— Меллорит! Будь она неладна! Где эта девчонка?
А девчонка закрыла уши руками и побежала, почти бесшумно шлепая босыми ногами по холодному каменному полу коридора. Раз она не услышит своего дядю, значит, и не ослушается его. А раз она его не ослушается, то останется пай-девочкой. Она предпочитала быть хорошей, потому что любое другое поведение раздражало и сердило дядю. Но ей хотелось увидеть горы.
Она не возражала против морского путешествия, поскольку выросла у моря и привыкла к нему, хотя качка и крен корабля напоминали ей о той ужасной тревоге, которая поселилась в ее душе после смерти родителей. Девочка часто плакала, но на корабле у нее была своя отдельная каюта и никто не обращал на нее лишнего внимания. А вот поездка по суше оказалась намного хуже: в тряской повозке за закрытыми занавесками, да еще дядя все время рядом. В повозке было тесно, и Меллорит приходилось изо всех сил держаться, чтобы не соскользнуть с подушек и не повалиться на дядю. От сладкого запаха духов, которыми пользовался эйкон, у девочки кружилась голова.
Поездка измучила Меллорит. Когда эйкон по прибытии в Кровелл откинул занавески и показал девочку Телерхайду, она увидела мельком что-то далекое, такое огромное, что оно заполнило весь горизонт, насколько хватало глаз. Как человек, проведший всю свою короткую жизнь у моря, девочка мгновенно поняла, что здесь есть что-то совершенно новое для нее. Горы Морбихана были первыми в ее жизни горами.
Дверь, ведущая из зала, была приоткрыта, и Меллорит выскользнула из нее. Голос дяди заглушил скрип дверных петель. Закатное солнце освещало четыре каменные башни. Башни вздымались к светлому небу, а во дворе лежала тень. По одной стене шли наверх ступени, и Меллорит подобрала юбку и бросилась вверх по лестнице. Она карабкалась по ступеням, отчаянно желая, чтобы дядя не нашел ее, пока она снова не увидит горы.
Забравшись наверх, девочка зажмурилась от яркого солнца. Она отвернулась и замерла, не в силах вздохнуть. Вдалеке высились Троллевы горы, янтарные и лиловые. Они были безмятежными и могучими, и Меллорит казалось, что это колонны и своды, поддерживающие небо. Весь страх и одиночество, которые она чувствовала в последние месяцы, рассеялись при виде этих гор. Девочка припала к парапету и тихо воскликнула:
— Ах!
Краем глаза она заметила какое-то движение неподалеку. Она думала, что на крепостной стене никого нет, но рядом с ней стоял мужчина, один из тех, что спорили с ее дядей. Он прислонился, как и она, к парапету, и вглядывался вдаль. Вечерний ветерок шевелил складки его красного плаща. Девочка наблюдала за ним искоса, но мужчина, казалось, не замечал ее присутствия. Она снова перевела взгляд на горы и почувствовала, как ее сердце ликует в груди, парит, как парили над ней эти горы. Меллорит перегнулась через парапет и ощутила на своих щеках укус чистого холодного воздуха.
— Чувствуется дыхание ледника, — сказал мужчина.
— Что? — выдохнула девочка. Теперь мужчина смотрел на нее. Высокий и суровый на вид, он говорил добрым голосом.
— Холодный ветерок. Даже в середине лета можно почувствовать, как дышит ледник.
— Что такое ледник? — спросила девочка.
— Большая ледяная река, плененная горами. — Мужчина махнул рукой в сторону заснеженных пиков. — Она никогда не тает, но медленно течет в море. Чувствуешь ее дыхание?
Меллорит кивнула, снова высунулась за парапет, чтобы ощутить холодок на лице. Она представляла себе замерзшую реку, медленно текущую к морю.
— Ты был в горах? — спросила девочка. — Кто там живет?
— Я бывал там не раз, — ответил мужчина. — Все животные там белые. Живут там волки и козы, лисы и медведи, а еще живут тролли, они одеваются в белые шкуры животных.
Меллорит кивнула: ей показалось, что она всегда знала это. Она представила себя красавицей, одетой в красивую белую меховую мантию.
— Как тебя зовут, дитя? — спросил мужчина. Он разговаривал с девочкой доброжелательно, и ее робость растаяла.
— Я Меллорит. — Она сделала реверанс.
— А я Телерхайд. — Он низко поклонился.
— Эйкон Глис — мой дядя, — сказала девочка, надеясь произвести на нового знакомца впечатление.
— Да, я знаю эйкона Глиса. — Он так странно произнес это имя, что она вздрогнула.
— Мой дядя приехал навестить нас и позаботиться обо мне, когда моя мама заболела. Она умерла, и теперь я — подопечная моего дяди. Он сказал, что я должна уехать из Моерского Укрепления и жить здесь с ним.
— Я очень сожалею о твоей утрате, — сказал Телерхайд. — Надеюсь, ты будешь счастлива в Морбихане.
— Мой дядя говорит, что это очень дурное место, которое должно быть очищено огнем и мечом.
— О, не сомневаюсь, что он так говорит, — сказал Телерхайд так тихо, что Меллорит посмотрела на него вопросительно. — Но он ошибается. Места здесь чудесные. Посмотри. — Он указал на манящие горы. — Это Троллевы горы. Они делят Морбихан пополам, как огромная стена. А видишь Великий Пик — тот красноватый утес, что возвышается там, вдали? А темно-зеленые складки у подножия гор, похожие на прекрасную мантию?
— Очень красиво, — сказала девочка.
— Да, красиво. Это Гаркин.
Она отступила:
— Там живут демоны.
— В Морбихане нет никаких демонов! — засмеялся Телерхайд. — Остров Морбихан — семья, и мы — люди — только часть братьев и сестер. Наши братья и сестры — Другие — живут в Гаркинском лесу: эльфы, великаны, пикси. Гномы живут высоко в предгорьях, где добывают железо и золото, а потом их обрабатывают. А тролли живут еще выше, прямо на горных пиках.
— Тролли лучше всех, раз они так высоко?
— Нет. Некоторые думают, что тролли хуже всех — изгои и воры. Но я верю, что нам лучше всего, когда все мы вместе. Тогда мы — Пять Племен, тогда мы очень сильны. Посмотри: вот идет гном. Можешь сама убедиться, какой он отличный парень. Поднимайся сюда, Руф! — позвал он.
Крепыш гном легко взбежал по ступеням.
— Милорд, так вы нашли девочку! Эйкон… — И опять от этого слова руки и ноги Меллорит онемели. — Эйкон будто озверел, ищет ее.
А тут появился и сам дядя. Пыхтя, он забрался по лестнице. Бисеринки пота выступили у него на лбу. Золотые кольца на его жирных пальцах заблестели, когда он протянул к Меллорит руку.
— Деточка моя, ты не должна злоупотреблять гостеприимством нашего хозяина! Я боялся, что потерял тебя. — Он притянул Меллорит к себе, потрепал по плечу, взял за руку. Сладкий запах его духов объял девочку и заглушил свежий, наполненный дыханием ледника ветерок. Тяжеловесная фигура эйкона заслонила горы.
— Меллорит! Будь она неладна! Где эта девчонка?
А девчонка закрыла уши руками и побежала, почти бесшумно шлепая босыми ногами по холодному каменному полу коридора. Раз она не услышит своего дядю, значит, и не ослушается его. А раз она его не ослушается, то останется пай-девочкой. Она предпочитала быть хорошей, потому что любое другое поведение раздражало и сердило дядю. Но ей хотелось увидеть горы.
Она не возражала против морского путешествия, поскольку выросла у моря и привыкла к нему, хотя качка и крен корабля напоминали ей о той ужасной тревоге, которая поселилась в ее душе после смерти родителей. Девочка часто плакала, но на корабле у нее была своя отдельная каюта и никто не обращал на нее лишнего внимания. А вот поездка по суше оказалась намного хуже: в тряской повозке за закрытыми занавесками, да еще дядя все время рядом. В повозке было тесно, и Меллорит приходилось изо всех сил держаться, чтобы не соскользнуть с подушек и не повалиться на дядю. От сладкого запаха духов, которыми пользовался эйкон, у девочки кружилась голова.
Поездка измучила Меллорит. Когда эйкон по прибытии в Кровелл откинул занавески и показал девочку Телерхайду, она увидела мельком что-то далекое, такое огромное, что оно заполнило весь горизонт, насколько хватало глаз. Как человек, проведший всю свою короткую жизнь у моря, девочка мгновенно поняла, что здесь есть что-то совершенно новое для нее. Горы Морбихана были первыми в ее жизни горами.
Дверь, ведущая из зала, была приоткрыта, и Меллорит выскользнула из нее. Голос дяди заглушил скрип дверных петель. Закатное солнце освещало четыре каменные башни. Башни вздымались к светлому небу, а во дворе лежала тень. По одной стене шли наверх ступени, и Меллорит подобрала юбку и бросилась вверх по лестнице. Она карабкалась по ступеням, отчаянно желая, чтобы дядя не нашел ее, пока она снова не увидит горы.
Забравшись наверх, девочка зажмурилась от яркого солнца. Она отвернулась и замерла, не в силах вздохнуть. Вдалеке высились Троллевы горы, янтарные и лиловые. Они были безмятежными и могучими, и Меллорит казалось, что это колонны и своды, поддерживающие небо. Весь страх и одиночество, которые она чувствовала в последние месяцы, рассеялись при виде этих гор. Девочка припала к парапету и тихо воскликнула:
— Ах!
Краем глаза она заметила какое-то движение неподалеку. Она думала, что на крепостной стене никого нет, но рядом с ней стоял мужчина, один из тех, что спорили с ее дядей. Он прислонился, как и она, к парапету, и вглядывался вдаль. Вечерний ветерок шевелил складки его красного плаща. Девочка наблюдала за ним искоса, но мужчина, казалось, не замечал ее присутствия. Она снова перевела взгляд на горы и почувствовала, как ее сердце ликует в груди, парит, как парили над ней эти горы. Меллорит перегнулась через парапет и ощутила на своих щеках укус чистого холодного воздуха.
— Чувствуется дыхание ледника, — сказал мужчина.
— Что? — выдохнула девочка. Теперь мужчина смотрел на нее. Высокий и суровый на вид, он говорил добрым голосом.
— Холодный ветерок. Даже в середине лета можно почувствовать, как дышит ледник.
— Что такое ледник? — спросила девочка.
— Большая ледяная река, плененная горами. — Мужчина махнул рукой в сторону заснеженных пиков. — Она никогда не тает, но медленно течет в море. Чувствуешь ее дыхание?
Меллорит кивнула, снова высунулась за парапет, чтобы ощутить холодок на лице. Она представляла себе замерзшую реку, медленно текущую к морю.
— Ты был в горах? — спросила девочка. — Кто там живет?
— Я бывал там не раз, — ответил мужчина. — Все животные там белые. Живут там волки и козы, лисы и медведи, а еще живут тролли, они одеваются в белые шкуры животных.
Меллорит кивнула: ей показалось, что она всегда знала это. Она представила себя красавицей, одетой в красивую белую меховую мантию.
— Как тебя зовут, дитя? — спросил мужчина. Он разговаривал с девочкой доброжелательно, и ее робость растаяла.
— Я Меллорит. — Она сделала реверанс.
— А я Телерхайд. — Он низко поклонился.
— Эйкон Глис — мой дядя, — сказала девочка, надеясь произвести на нового знакомца впечатление.
— Да, я знаю эйкона Глиса. — Он так странно произнес это имя, что она вздрогнула.
— Мой дядя приехал навестить нас и позаботиться обо мне, когда моя мама заболела. Она умерла, и теперь я — подопечная моего дяди. Он сказал, что я должна уехать из Моерского Укрепления и жить здесь с ним.
— Я очень сожалею о твоей утрате, — сказал Телерхайд. — Надеюсь, ты будешь счастлива в Морбихане.
— Мой дядя говорит, что это очень дурное место, которое должно быть очищено огнем и мечом.
— О, не сомневаюсь, что он так говорит, — сказал Телерхайд так тихо, что Меллорит посмотрела на него вопросительно. — Но он ошибается. Места здесь чудесные. Посмотри. — Он указал на манящие горы. — Это Троллевы горы. Они делят Морбихан пополам, как огромная стена. А видишь Великий Пик — тот красноватый утес, что возвышается там, вдали? А темно-зеленые складки у подножия гор, похожие на прекрасную мантию?
— Очень красиво, — сказала девочка.
— Да, красиво. Это Гаркин.
Она отступила:
— Там живут демоны.
— В Морбихане нет никаких демонов! — засмеялся Телерхайд. — Остров Морбихан — семья, и мы — люди — только часть братьев и сестер. Наши братья и сестры — Другие — живут в Гаркинском лесу: эльфы, великаны, пикси. Гномы живут высоко в предгорьях, где добывают железо и золото, а потом их обрабатывают. А тролли живут еще выше, прямо на горных пиках.
— Тролли лучше всех, раз они так высоко?
— Нет. Некоторые думают, что тролли хуже всех — изгои и воры. Но я верю, что нам лучше всего, когда все мы вместе. Тогда мы — Пять Племен, тогда мы очень сильны. Посмотри: вот идет гном. Можешь сама убедиться, какой он отличный парень. Поднимайся сюда, Руф! — позвал он.
Крепыш гном легко взбежал по ступеням.
— Милорд, так вы нашли девочку! Эйкон… — И опять от этого слова руки и ноги Меллорит онемели. — Эйкон будто озверел, ищет ее.
А тут появился и сам дядя. Пыхтя, он забрался по лестнице. Бисеринки пота выступили у него на лбу. Золотые кольца на его жирных пальцах заблестели, когда он протянул к Меллорит руку.
— Деточка моя, ты не должна злоупотреблять гостеприимством нашего хозяина! Я боялся, что потерял тебя. — Он притянул Меллорит к себе, потрепал по плечу, взял за руку. Сладкий запах его духов объял девочку и заглушил свежий, наполненный дыханием ледника ветерок. Тяжеловесная фигура эйкона заслонила горы.
Глава 4
— На кухню, быстро! — крикнул помощник повара. — У нас к ужину столько гостей, что повар сам не справится!
Тим радовался работе на кухне, но звали его туда редко, нынешний вечер не был исключением. Он наслаждался аппетитными ароматами и в течение вечера умудрился незаметно отведать содержимое каждого горшка. Тим расставлял столы, искал лишние стулья, обжигал пальцы, вынимая хлеб из печи. Жонглируя горячими булками, он столкнулся у кухонных дверей с Руфом Набом. Гном мрачно хмурился.
— Эй! Ты чего такой угрюмый?
— Разве ты не видел, кто приехал?
— А-а-а, эйкон! Ну, гостем больше, гостем меньше — невелика разница. Гостей здесь нынче так много, что кое-кому пришлось разбить шатры на коровьих пастбищах.
Руф Наб презрительно скривил губы.
— Телерхайд дал ему кров. Я бы дал холодный меч.
— Ну, Руф, Телерхайд знает, что делает. Кроме того, в последнее время эйкон вроде бы не так уж зверствует. Подержи дверь, ладно? И возьми у меня пару булок, только не обожгись, они горячие.
Руф Наб осторожно взял булки, почти с него величиной.
— Телерхайд слишком старается быть справедливым, — жаловался он, шагая за Тимом на кухню. — Какая может быть справедливость, когда имеешь дело с фанатиками Новой Веры вроде Глиса. Тебя не было в Морбихане, когда он пытался править, Тим! Ты не помнишь, как жгли еретиков.
— Я слышал об этом, — сказал Тим. — Несчастных называли «жаркое из нечисти».
— «Жаркое из нечисти»! — Гном вымолвил это так, будто хотел плюнуть. — Эйкон Глис и прочие фанатики могут называть это, как им хочется, но это было убийство! Жен и детей гномов загнали на клюквенные болота вместе с сотнями эльфов и пикси …
Тима передернуло. Тысячи Других были убиты. Солдаты из Укрепления пытались сохранить массовые убийства в тайне, но торф воспламенился, и болота тлели еще несколько месяцев.
— Знаю…
— Тогда ты знаешь, что моерский Тиран узаконил смерть или порабощение для всех, кто не человек. И он по-прежнему призывает к этому, Тим! А эйкон Глис предан Тирану, поверь мне! Он ненавидит Пять Племен. Вся эта торговля с Укреплением только прикрытие для его истинных целей. Он бы заковал меня в цепи и продал в рабство прямо сейчас, не будь здесь Телерхайда и Фаллона…
— Я все знаю, Руф! — пытался убедить друга бывший северный мореход, укладывая булки на стол повара. — Я помню, что двадцать лет назад мы победили в войне! — «Жаркое из нечисти» готовили во времена юности Тима. Ребенком он мастерил галеры и спускал их на ярко-голубые воды бухты Кулика. Детство Тима беззаботно протекало на одном из Внешних Островов. Но вести о злодеяниях на Морбихане дошли до него из подслушанных разговоров отца с другими матросами. Рассказы эти так ужаснули мальчика, что он просыпался среди ночи и плача бежал к матери. И так велик был ужас, что во время бесчинств моерских фанатиков на Морбихане все на Внешних Островах дрожали от страха,
Эйкон Глис воевал на стороне моерского Тирана, неся знамя Новой Веры. Он руководил огромным войском бандитов — грабителей и убийц обитателей Гаркинского леса. Приверженные Древней Вере люди и Другие погибали от меча и умирали в огне. Когда Тим повзрослел, он стал мечтать присоединиться к тем, кто борется за свободу. Но война не коснулась берегов Кулика, а к тому времени, как Тим поступил на службу к Телерхайду, молодой чародей по имени Фаллон доказал силу Закона Пяти Племен, подняв древний камень на Волчьем Клыке. То было первое Движение Камня за столетие. При поддержке обретшей новые силы Магии армия лордов и Других, возглавляемая Телерхайдом, пронеслась от Гаркинского леса, гоня впереди себя войска Моерского Укрепления. Морбихан обрел свободу, эйкон Глис засел в своей Обители почти как в тюрьме.
— Сражение кончилось, Руф. Сейчас другие времена.
— Интересно, знает ли об этом эйкон, — огрызнулся Руф Наб. — Он поганый человек. Он развращает все, к чему прикоснется. Это недобрый знак, что он прибыл в канун Наименования Меча Ньяла.
Не успел Тим проникнуться тревогой, как услышал голос, выкликающий его имя.
— Бренди! Тим, иди подай бренди! — кричал повар.
Тим сперва попробовал бренди, нашел его отменным и наполнил высокий графин, используемый для торжественных случаев. Эльфийский бренди — мощная штука, его надо пить понемногу, а не залпом. После первых тостов выпивание пошло медленнее, но так много гостей собралось в зале — были выставлены все запасные столы, — что все равно не было времени отдыхать.
Тим радовался работе на кухне, но звали его туда редко, нынешний вечер не был исключением. Он наслаждался аппетитными ароматами и в течение вечера умудрился незаметно отведать содержимое каждого горшка. Тим расставлял столы, искал лишние стулья, обжигал пальцы, вынимая хлеб из печи. Жонглируя горячими булками, он столкнулся у кухонных дверей с Руфом Набом. Гном мрачно хмурился.
— Эй! Ты чего такой угрюмый?
— Разве ты не видел, кто приехал?
— А-а-а, эйкон! Ну, гостем больше, гостем меньше — невелика разница. Гостей здесь нынче так много, что кое-кому пришлось разбить шатры на коровьих пастбищах.
Руф Наб презрительно скривил губы.
— Телерхайд дал ему кров. Я бы дал холодный меч.
— Ну, Руф, Телерхайд знает, что делает. Кроме того, в последнее время эйкон вроде бы не так уж зверствует. Подержи дверь, ладно? И возьми у меня пару булок, только не обожгись, они горячие.
Руф Наб осторожно взял булки, почти с него величиной.
— Телерхайд слишком старается быть справедливым, — жаловался он, шагая за Тимом на кухню. — Какая может быть справедливость, когда имеешь дело с фанатиками Новой Веры вроде Глиса. Тебя не было в Морбихане, когда он пытался править, Тим! Ты не помнишь, как жгли еретиков.
— Я слышал об этом, — сказал Тим. — Несчастных называли «жаркое из нечисти».
— «Жаркое из нечисти»! — Гном вымолвил это так, будто хотел плюнуть. — Эйкон Глис и прочие фанатики могут называть это, как им хочется, но это было убийство! Жен и детей гномов загнали на клюквенные болота вместе с сотнями эльфов и пикси …
Тима передернуло. Тысячи Других были убиты. Солдаты из Укрепления пытались сохранить массовые убийства в тайне, но торф воспламенился, и болота тлели еще несколько месяцев.
— Знаю…
— Тогда ты знаешь, что моерский Тиран узаконил смерть или порабощение для всех, кто не человек. И он по-прежнему призывает к этому, Тим! А эйкон Глис предан Тирану, поверь мне! Он ненавидит Пять Племен. Вся эта торговля с Укреплением только прикрытие для его истинных целей. Он бы заковал меня в цепи и продал в рабство прямо сейчас, не будь здесь Телерхайда и Фаллона…
— Я все знаю, Руф! — пытался убедить друга бывший северный мореход, укладывая булки на стол повара. — Я помню, что двадцать лет назад мы победили в войне! — «Жаркое из нечисти» готовили во времена юности Тима. Ребенком он мастерил галеры и спускал их на ярко-голубые воды бухты Кулика. Детство Тима беззаботно протекало на одном из Внешних Островов. Но вести о злодеяниях на Морбихане дошли до него из подслушанных разговоров отца с другими матросами. Рассказы эти так ужаснули мальчика, что он просыпался среди ночи и плача бежал к матери. И так велик был ужас, что во время бесчинств моерских фанатиков на Морбихане все на Внешних Островах дрожали от страха,
Эйкон Глис воевал на стороне моерского Тирана, неся знамя Новой Веры. Он руководил огромным войском бандитов — грабителей и убийц обитателей Гаркинского леса. Приверженные Древней Вере люди и Другие погибали от меча и умирали в огне. Когда Тим повзрослел, он стал мечтать присоединиться к тем, кто борется за свободу. Но война не коснулась берегов Кулика, а к тому времени, как Тим поступил на службу к Телерхайду, молодой чародей по имени Фаллон доказал силу Закона Пяти Племен, подняв древний камень на Волчьем Клыке. То было первое Движение Камня за столетие. При поддержке обретшей новые силы Магии армия лордов и Других, возглавляемая Телерхайдом, пронеслась от Гаркинского леса, гоня впереди себя войска Моерского Укрепления. Морбихан обрел свободу, эйкон Глис засел в своей Обители почти как в тюрьме.
— Сражение кончилось, Руф. Сейчас другие времена.
— Интересно, знает ли об этом эйкон, — огрызнулся Руф Наб. — Он поганый человек. Он развращает все, к чему прикоснется. Это недобрый знак, что он прибыл в канун Наименования Меча Ньяла.
Не успел Тим проникнуться тревогой, как услышал голос, выкликающий его имя.
— Бренди! Тим, иди подай бренди! — кричал повар.
Тим сперва попробовал бренди, нашел его отменным и наполнил высокий графин, используемый для торжественных случаев. Эльфийский бренди — мощная штука, его надо пить понемногу, а не залпом. После первых тостов выпивание пошло медленнее, но так много гостей собралось в зале — были выставлены все запасные столы, — что все равно не было времени отдыхать.