Страница:
– Подожди, я что-то не понял! Вот вы все стремитесь стать… ну навербовать… нет, ну как сказать… наделать себе Глиняных. – Кокакола украдкой вытер рукавом пот со лба. Черт, чего это у него язык путается… А тут голем разозлится, так потом вообще пожалеешь, что разговор затеял. – Что это дает вам? Какие привилегии… или платят больше?
Капитан поначалу не понял вопроса. Он оторопело замер, уставясь на москвича. Какие деньги, какие награды? Кому нужна эта мишура, когда големы и так хозяева всего? Что захотят, то и возьмут!
– А-а, ты шутишь, – проговорил он наконец. – Ну конечно, вы, гости столичные, все с выпендрежем! Слова нормально сказать не можете.
– Да нет, я серьезно! – Кокакола ударил кулаком по своей богатырской груди, тут же отозвавшейся гулким звуком. И видя, что капитан все еще не верит, для пущей убедительности добавил: – В натуре!
– В натуре… – недоверчиво передразнил капитан. – В натуре у собаки знаешь что красное?
– Язык!
– Член у нее красный! Язык… тьфу ты… Придумает же! Язык! – Мохов раздраженно дернул головой. Откуда Сартов такого дурака выкопал? Будь его воля, он бы этого увальня дальше раба не пустил. – Да чем больше ты дал Кытмиру големов, тем более высокий статус тебе светит! И на это можешь твердо рассчитывать! Это тебе не министерство обороны, здесь без обмана… без взяток и без знакомств. Заслужил – получи!
– Так… я это, как только в Москву вернусь, сразу весь завод окучу! – обрадовался Кокакола. – Во класс! Так… что же раньше не говорили? Зачем меня сюда… я бы там, на месте… Я бы… всех… их… строем!
– Зато, если твой голем проштрафился, его вина на тебя ложится! – остудил его пыл Мохов. – А наказание у нас одно… сам понимаешь, программу никто тебе стирать не будет. Так что не десять – тысячу раз подумать нужно, прежде чем такую ответственность на себя брать.
– Да? – На лице Серикова отразилась растерянность. – Не, ну его в болото, так можно… Остановлюсь-ка я на Глиняном!
Мохов уже не знал, смеяться ему или плакать. Как этот размазня будет руководить ФАЗМО? Ему не то что заводом командовать, который «Авиценну» производит, ему вообще ничего нельзя доверить! Куда ему в големы, кто его Глиняным делать будет? Горик что, ослеп совсем? Да это же самоубийство! Впрочем, у Сартова голова большая, пусть думает. А ему такой головняк даром не нужен.
– Вот вернемся, – капитан нажал очередную панель, – найдем твоего Бронзового, с ним и решай вопрос. Сам понимаешь, я бы с радостью, только некрасиво это будет выглядеть. Георгий привез тебя сюда… не на экскурсию же! Если его не спросить, получится, что я за его спиной делишки свои обделываю. Усек?
Не дожидаясь ответа, капитан сбежал вниз по крутой длинной лестнице. Кокакола с опаской посмотрел вслед. Не нравятся ему эти подземелья. И чего его все время сюда приводят? То с Вахой иди, то с этим Моховым. Так недолго и шею свернуть. Быстрей бы уже получить Глиняного и вернуться в Москву. А там, у себя он уж развернется! Там он продемонстрирует, как нужно работать. Все будут по струнке ходить.
Загрустивший было Кокакола приободрился. Ничего, пусть эти выскочки смеются над ним, он себя еще покажет. Вот только не заблудиться бы в этих лабиринтах. А то вон даже уже и шагов капитана не слышно. Черт побери, куда же это он попер, забыл о своем спутнике, что ли?
Боясь отстать, Сериков бросился вниз. Прыгая через ступеньку, он вылетел пулей в нижнюю галерею и… чуть не раздавил стоявшего там Мохова. Капитана отбросило к стене, вдобавок он сильно ударился головой, но и этого было мало. Капитан был более субтильного сложения, но нельзя забывать о том, что он был Глиняным. Поэтому, натолкнувшись на него, Кокакола и сам потерял равновесие. Его отбросило назад, он попытался выровняться, а в результате снова полетел вперед и повторно вмял в стену не готового к такому нападению голема.
– Твою мать! – взвыл тот и врезал Серикову в УХО. – Ты что, ох…хренел, что ли? Куда прешь?!
– Из… извините! – С перепугу Николай Николаевич перешел на вы. Он стоически перенес удар и только виновато хлопал глазами. Ухо его, конечно, что-то почувствовало, но капитану пришлось еще хуже – он повредил руку. – Я споткнулся!
– Урод! – Валентин встряхнул рукой и удивленно посмотрел на нее. Несколько раз сжал и разжал кулак. Потом перевел взгляд на опухающее ухо москвича. – Болит?
– Что? – не понял Кокакола. – Ваш кулак?
– Господи! – простонал капитан. – Да ты что, издеваешься надо мной? Ухо, спрашиваю, болит?
– Ухо? А, вы об этом? – Сериков толстыми пальцами взял себя за красную ушную раковину и помял ее. – Да нет, вроде не очень. Я же борьбой занимался, а на ковре их нам и не так рвали. Вот в голове звенит, это точно. Кулак у вас тяжелый.
– Ты чего это выкать начал? А насчет кулака… – Мохов уже раскаивался в своей горячности. – Ты уж извини, ладно?
– Да мелочи! – Сериков тоже был рад поскорее покончить с недоразумением. Он махнул рукой и улыбнулся. – Всякая дружба начинается с драки! Вот кобели, так те сначала налетят, порвут друг друга…
– Ладно, пошли! – перебил его Мохов. Он уже устал слушать болтовню Кокаколы. – А то мы так вовек до озера не дойдем.
Длинный коридор они прошли молча. Капитан уже успокоился, решив, что Сериков замолчал надолго, но он плохо знал своего спутника! Как только дорога перешла в затяжной подъем, Кокакола вновь споткнулся и, матерясь, ткнулся головой в спину капитана.
– Простите! – пробормотал он. – Пол здесь какой-то неровный.
Мохов промолчал. Хотя далось это с трудом. Промолчал он и когда Кокакола споткнулся снова. На этот раз Мохову повезло больше – он услышал вовремя, что Сериков падает, и сделал несколько быстрых шагов вперед. Так что Кокаколе на сей раз не удалось ткнуться капитану в спину. На всякий случай Мохов решил увеличить дистанцию и зашагал быстрее.
Сериков подумал, что это сигнал, и тоже прибавил шагу. Тяжелое дыхание москвича в гулком пространстве подземелья производило такой шум, что капитану все время казалось, будто он у него прямо за спиной, просто навис над ним. Обернуться к Серикову и сказать, чтобы держался подальше, Мохов не мог, тот мог подумать, что он его боится. Оставалось только одно – идти еще быстрее. И без того шагавший широко капитан перешел на трусцу. Но Сериков, хотя и пыхтел на весь туннель, не отставал.
Валентин, проклиная все на свете, и в первую очередь Москву и москвичей, почувствовал, что начинает уважать этого увальня. Сам-то он привык к нагрузкам, как-никак каждый день по горам ходить приходится, да и о спорте не забывает. А его спутник, хоть и силен, с таким брюхом попробуй-ка побегай! И смотри ж ты, как несется, совсем не отстает. Дыхание такое, что, кажется, вот-вот легкие выплюнет, а все равно держится. Нужно будет дать ему передохнуть, не то свалится здесь, тащи его потом на себе.
Мохов решил дать Кокаколе передышку после следующего перехода, того, что у развилки. Пусть переведет дух. Тем более что предстоит еще один крутой спуск, затем подъем и снова спуск. Это не считая лестницы, по которой они сейчас поднимаются. А может, отдохнуть здесь? Ну не на ступенях, конечно, а там, наверху…
Мохов, полуобернувшись, бросил взгляд туда, где громыхали ботинки поднимающегося следом Серикова. Его глаза встретились с потускневшими глазами Кокаколы. Нет, пожалуй, москвич не дотянет, нужно сделать привал прямо сейчас. Как только выйдут на ровное место.
– Потерпи! – бросил он. – Еще десяток ступеней, и все. Там передохнешь. А вообще-то распустил ты себя, физуху потерял совсем. Я вот…
Капитан замер. В дальнем конце галереи, до которой Мохов не дошел всего две ступени, мелькнул клин света и погас. В пещере кто-то был! Вернее, только что ее покинул и ушел на другой горизонт. В какой-то момент Глиняному даже показалось, что он слышит голоса. Но это же… Черт, своих здесь точно не может быть, гости отправлены в другие сектора, а бойцы роты тут и не появятся. Значит, чужаки?!
Но это же… нонсенс! Это невероятно! Посторонние люди? В комплексе?!! В подземелье, куда, не зная секрета, попасть просто невозможно?! И уж тем более пользоваться порталами. Но тем не менее кто-то открывал проход…
Толчок в спину вывел капитана из раздумий. Обдирая колени и проклиная собственную забывчивость, капитан полетел вперед. Мать твою, ведь знал же, что позади идет сопящий как паровоз и слепой от усталости Кокакола. Но забыл, расслабился, вот и оказался на четвереньках. Хорошо еще, что нос не разбил.
Подняться Мохов не успел, следом за ним рухнул виновник происшествия. И конечно же не промахнулся. Тяжелая туша москвича, помноженная на ускорение падения, со всего маху накрыла голема. Сила удара была такой, что Мохову, чей подбородок первым вошел в соприкосновение с каменным полом, показалось, что искры у него полетели не только из глаз. А потом уже и грудная клетка ощутила прочность скалы. Воздух мгновенно покинул спрессованные легкие, и в ушах появился какой-то странный звон.
– Чертов ишак, как ты мне надоел! – вырвалось у Глиняного. – Слезай, бегемот, раздавишь же!
Обессиленный Кокакола, хватая воздух открытым ртом, стал сползать с Мохова. Несчастному спецназовцу показалось, что прошло не менее минуты, прежде чем Сериков освободил его наконец от своего веса. Но он рано радовался! Неуклюжий здоровяк, в полном согласии со своим разрушительным талантом, на прощание оперся на капитана тяжеленной лапой. Тот взвыл. Ему показалось, что он слышит, как трещат его кости. В глазах плыли круги, хотелось кричать, но вместо слов вырывался один только кашель. Бока болели, но все это было мелочью. Главное – теперь он мог дышать.
Капитана так и подмывало пнуть как следует этого болвана, но что толку пинать мешок с цементом? Только ногу себе отшибешь! Вдобавок ко всем бедам еще и хромать начнешь. Лучше он подождет до завтра, когда все заживет – у големов это быстро, – а потом уже и отыграется на этой скотине…
Мохов вдруг вспомнил о чужих. Чертов боров, из-за него те успели уйти так далеко, что их теперь и не догонишь. Хотя вряд ли уж очень далеко… Знать бы, сколько их…
Стоя на четвереньках, Валентин раздраженно посмотрел на своего спутника и, не сдержавшись, все же пнул его каблуком.
– Вставай! Хватит валяться, работа есть! Кокакола лежал не шелохнувшись.
– Поднимайся, кому сказал! – разозлился Мохов и ударил сильнее.
Сериков чуть заметно дернул задом. Это должно было обозначать, что он пытается встать.
– Ты, бегемот траханный… вообще нюх, что ли, потерял? – Капитан сам с трудом оторвался от холодного пола и, покачиваясь, встал. – Нет, ну надо же… Без боя, без драки… и таких пи… пилюль получил. И от кого?! Вставай, урод, пока не пристрелил! Корм озерный! Вот точно, скормить бы тебя… Сартов… только спасибо скажет.
Сериков медленно подтянул правую ногу. Затем левую. Осторожно поднял объемистый зад. Мохов ожидал, что теперь настанет черед поднимать голову, ох как же хотелось врезать по ней, но Кокакола поступил по-другому – он резко бросил верхнюю точку влево и, перекатившись, сел, широко расставив руки. Что было весьма предусмотрительно, ибо директора ФАЗМО качало, словно парусник в хороший шторм.
– Очухался? – с угрозой в голосе спросил Мохов. Кокакола в ответ слабо кивнул.
– Давай, вставай! – потребовал Мохов. – Идти надо!
Сериков кивнул еще раз.
– Значит, так. – Глиняный окончательно понял, что пора переходить к решительным действиям. – Дело очень серьезное. Ты сейчас имеешь возможность или отличиться… сильно отличиться, так, как в жизни больше случая не представится… или подведешь всех нас, и в первую очередь Сартова. А он, знаешь, что с тобой потом сделает? Он же Бронзовый! А гнев их страшен! Вспомни, на что они способны!
Слова голема оказали магическое воздействие. В голове Николая Николаевича живо промелькнула сцена казни, которую он наблюдал в своем кабинете. Хотя каждое усилие вызывало приступ тошноты, Серикову все же удалось встать на ноги. К его немалому удивлению, постояв с минуту, он почувствовал, что головокружение отступило.
– О! – заметил Глиняный. – Ты у нас уже на человека стал похож. Будешь стараться, и в големы пробьешься! Ладно, шутки в сторону. Слушай внимательно. Дело серьезное, сюда, – палец Мохова показал вниз, – в подземелье пробрались враги. Да-да, и не смотри на меня своими бараньими глазами! Ну прямо как наш генерал! Хоть портрет с тебя пиши! Короче, мы обязаны проследить за ними и, если удастся, захватить их. Но это все потом, сейчас главное – оповестить наших. Конкретно – Мартина. Понял?
Судя по растерянному лицу Серикова, он почти ничего не понял.
– Ты понял, что нужно сделать? – повторил Глиняный.
– Кто, я? – спросил Сериков.
– Нет, я! – взорвался Мохов. – Давай я побегу оповещать, а ты здесь всех переловишь!
– Как я?! Как я? – Кокакола, не помнивший дороги и не представлявший, как будет в одиночку пробираться этими ужасными галереями, совершенно потерялся. – Я-я-я не могу!!
В порыве чувств он сделал шаг вперед, на что наученный горьким опытом Мохов отреагировал мгновенно.
– Не подходи ко мне! – закричал он, отскочив на безопасное расстояние. – Стой там, где стоишь!
– Но…
– Стой сказал!
– Ладно… как скажешь. – Сериков недоуменно посмотрел на себя. Он не понял, с чего это Глиняный так от него шарахается. Может, что-то с одеждой не так? Или запачкался где? Нет, помятый, грязный, но не настолько, чтобы чураться его. Голем и сам выглядит не лучше. Может, еще и похуже.
– Что ты там рассматриваешь? Не на плацу, не дергайся! – Мохов невольно посмотрел вниз. Да уж, видок будь здоров, форму можно выбрасывать. – Из-за тебя… Ладно, потом разберемся. Найдешь Свенсона, все….
– Нет! – Сериков вновь шагнул вперед, но Мохов был начеку и, отпрыгнув, сохранил дистанцию.
– Стой на месте, я тебе сказал! Еще шаг, и я… не знаю, что с тобой сделаю! – Капитана трясло от злости. – Стой на месте и попробуй только еще раз подойти ко мне! Убью! Не посмотрю ни на что и убью!
– Но…
– Молчать! – заорал Глиняный.
Сериков испуганно замолчал и вытянулся. Вернее, дернул животом, что должно было обозначать, что он старается вытянуться.
– Так вот, ты сейчас… – Валентин заметил, как Кокакола подался вперед, и предупреждающе поднял указательный палец: – Стоять!
– Стою!
– Вот так и замри! – приказал Мохов. – Я пойду следом за этими, а ты…
– Можно с вами? – умоляющим тоном проговорил Кокакола.
– Нет! Ты подумал о деле? Мартина кто предупредит? – Капитан не забывал пальцем показывать, чтобы Сериков оставался на месте и не двигался. – Если пойдем оба, вдруг что с нами случится? Оба и пропадем! А Чистильщик ни сном ни духом. Понял? То-то же! Вот ты и пойдешь…
– Да я же…
– Стоять!
– Стою! Но я хотел сказать, что дороги не знаю! – Сериков, нашедший убедительную отговорку, сразу же воспрянул духом. – Я бы с радостью, но… не помню я! Клянусь, не помню! Я же еще не голем, сразу все запоминать не могу!
– С такими мозгами… – Мохов фразу не закончил и сокрушенно махнул рукой. Есть мозги у Кокаколы или их нет, сейчас не важно, факт остается фактом – этот дурак действительно Свенсона не найдет. Впрочем, можно же поступить по-другому! – Хорошо, – сказал капитан и вскинул руку, – пусть будет по-твоему. Я пойду к нашим, а ты останешься здесь.
– Я?!
– Стоять! Стоять, сказал!!
– Стою! Но я…
– Ты должен, понимаешь, должен пересилить свой страх! – Голем впервые столкнулся с ситуацией, когда должен был не приказывать человеку, а просить его. – Хочешь стать Глиняным, значит, пойдешь следом за теми, кто в галерее.
– Но я заблужусь!
– Не заблудишься. Я найду тебя, – заверил Мохов. – Я же знаю подземелье как свой карман. Мне достаточно знать, в каком направлении вы перемещаетесь, в какой сектор направляетесь, и все. Это для вас, новичков, здесь… джунгли. Каменные… Ну все, некогда болтать, чужие могут уйти так далеко, что ты и следов их не найдешь. Давай, действуй, болтать больше некогда. И помни, что бывает с тем, кто не справился с заданием.
– А вдруг это Рыков? Да-да, точно, это Рыков! – Николай Николаевич, найдя повод удержать капитана, чтобы не остаться в одиночестве, приободрился. – Давайте его… нам же приказали!
– Нет! Рыков один, а я четко голоса слышал. Там не менее трех человек. Так что давай, служи, не задерживай меня!
– Я… – начал было Кокакола, но голем не стал его слушать. Сериков все еще стоял с открытым ртом, а капитан уже выкрикивал снизу последние указания:
– Смотри, не забудь о дистанции, они не должны заметить тебя! И метки старайся оставлять! Мне по ним легче тебя найти будет! Все, жди, мы скоро вернемся!
Тяжелый скрип донес до сознания Николая Николаевича тот печальный факт, что он остался один…
– Шайтан делал эти… катакомбы, – выругался Курбан и остановился. – Сколько ходим, а так и не поймем, где выход. Только еще глубже зарываемся. Скоро Землю насквозь пройдем.
– Слушай, Курбан, может, передохнем? – Панама шумно вздохнул и вытер пот со лба. – Вон уже как нашу девушку загоняли!
Рыжий кивнул на Леру. У той действительно был усталый вид. Знал бы Геннадий, что ей пришлось сегодня вынести, наверное, не стал бы так удивляться, почему это она так быстро выбилась из сил. Воспользовавшись тем, что все остановились, Лера бессильно привалилась к стене, закрыв глаза и тяжело дыша. Казалось, еще несколько переходов, и она совсем сдаст. Услышав, однако, слова Геннадия, она приподняла руку в слабом жесте протеста, мол, она не подведет и будет идти столько, сколько нужно.
– Передохнуть? – переспросил Курбан, глядя на сына. – Передохнуть-то можно, вот только будет ли враг отдыхать? Может, они уже рядом, ждут нас в засаде вон за тем поворотом. Солдаты-то наверняка пещеру лучше нас знают… Не забывай, мы могли и крюк дать.
Говоря это, горец многозначительно посмотрел на Панаму, ведь именно он выбирал направление, куда идти. И только конечный результат покажет, прав он был или не прав. А засада… что ж, ее можно ожидать как впереди, так и сзади. Вдруг обнаружится, что дальше ходу нет, придется повернуть обратно – тут-то их и встретят с распростертыми объятиями… В этом каменном лабиринте один Всевышний знает, что дальше будет.
– Да, все может быть… – проговорил Курбан, словно угадав, о чем думает Геннадий. – Мне тоже здесь неуютно. – Он поежился. – Надо идти, вот что. Будем стоять на месте, никогда солнца не увидим.
– Это точно, – подтвердил Панама и повернулся в Лере. – Ты как, готова идти? Девушка молча кивнула головой.
– Ну, тогда… – Геннадий умолк, заметив по лицу Гаруна, что тот хочет что-то сказать. – Есть возражения?
– Предложение есть, – смущенно проговорил юноша и, встретившись взглядом с отцом, умолк.
– Говори! – сказал Курбан. – Если есть что сказать – говори!
– Может, это вам покажется смешным, но все это, – Гарун обвел рукой пространство вокруг себя, – напоминает мне игру… компьютерную игру.
– Э, нашел время! – сердито отозвался отец. – Я думал, что ты уже повзрослел…
– Да нет, я серьезно! – Гарун покраснел. – Я… в нее играл в Махачкале, в компьютерном клубе. Помнишь, когда я к Сулейману Нураеву ездил? Я тогда…
Юноша снова умолк, наткнувшись на суровый взгляд отца.
– Курбан, пусть Гарун договорит! – вмешалась Лера. – Все равно других идей ни у кого нет, я правильно понимаю? А тупо переходить с одного уровня на другой…
Она хотела добавить: «много ума не надо», но вовремя спохватилась. Курбан, не дай бог, обидится, а в их положении это самое последнее дело – обижаться друг на друга.
– Говори! – приказал старший Алиев, не отводя глаз от сына. – Но смотри…
– Там, в той игре, тоже нужно по лабиринтам ходить. – Гарун говорил торопливо, боясь, что его не поймут и не дадут высказаться до конца. – Точно так же, как и здесь. И там проходы открывались точно так же. Нажмешь на нужное место в стене, она и отодвигается. И гоняются за тобой тоже…
– А-а! Вспомнил! – Геннадий легко шлепнул себя по лбу. – Я же тоже видел! Все хожу и думаю, где я все это видел? А тут… вот в чем дело! Совсем отупел, ничего не соображаю. Сам же играл… там еще монстров инопланетных расстреливать нужно.
– Монстров? – Курбан саркастически усмехнулся. – Ну-ну, давайте, резвитесь! Самое время о монстрах говорить! Вы еще оборотней припомните…
– Я же не говорю, что здесь все точно так, как там, – начал оправдываться Панама. Он вдруг почувствовал себя школьником, которого друзья поймали на выдумках. – Я игру вспомнил. Про нее и говорю.
– Ладно, хватит болтать, идти надо. – Курбан хмуро посмотрел на сына. – Я-то думал…
– А знаете, мне мысль Гаруна понравилась! – сказала Валерия. – Что нам мешает толкать каждую панель?
– Да ерунда это все! – Панама пренебрежительно махнул рукой. – То игра, а это… жизнь. Валерия поморщилась.
– Ну, если вы оба считаете, что это занятие недостойно мужчины, то я сама буду проверять стены. А вы идите себе как шли!
– Я помогу тебе, – не глядя на отца, произнес Га-рун. – Ты бери одну сторону, а я другую.
– Вот и отлично! – обрадовалась Лера. – Ты какую сторону берешь?
– Да… мне все равно.
– Тогда я левую, – девушка говорила так, будто ни Курбана, ни Геннадия тут не было, – а ты правую! Идет?
Гарун снова кивнул и бросил взгляд на отца.
Тот саркастически усмехнулся: мол, нашел себе союзника, и повернулся к Панаме.
– Вперед… или назад? – спросил он.
– А ты куда бы хотел?
– Вперед!
– Значит, вперед. Я… – Панама вдруг умолк и насторожился. Ему показалось, что он слышит какой-то звук. – Ты слышал? – шепотом спросил он.
– Всем к стене, – тихо приказал Курбан. Он тоже слышал шум. И как раз с той стороны, откуда они ждали погоню. – Замереть! И чтобы ни звука!
– Господи, кто это? – еле слышно шепнула Лера стоявшему рядом Гаруну. – Неужели нас поймают?
– На свою голову! – с угрожающим видом прошептал в ответ младший Алиев, вытаскивая пистолет. – У меня к ним свои счеты.
– Тихо!!
Курбан повернул к сыну разгневанное лицо, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.
– Вот он, смотри! – Гарун показал рукой куда-то за спину отца.
Лера осторожно повернула голову. В том конце коридора, откуда доносился тяжелый скрип, появился клин света. Он был так ярок, что выделялся на фоне освещения, которое было в коридоре. В середине этого клина двигалась темная тень. Вначале небольшая, едва заметная, с каждым шагом она росла, увеличивалась все больше и больше.
– Эт-то кто? – растерянно проговорил Панама.
– Молчи! – сказал Курбан. – Все молчите! И не шевелитесь… до моей команды.
Преследователь был один. Это стало видно, как только он покинул ярко освещенный участок. Он прошел шагов десять, когда проход за ним закрылся, и теперь можно было рассмотреть гостя получше. Безусловно крупный, одетый в пятнистую форму, он производил впечатление своими габаритами. Но этот здоровяк был один, а беглецов четверо, из них трое мужчины! Вооруженные мужчины…
– Что делаем? – еле слышно прошептал Панама. Он боялся, что Курбан опять поспешит и пристрелит пришельца, даже не попытавшись допросить его. – Нам язык нужен. Давай его…
– Сам знаю, – буркнул Курбан и, подняв автомат, решительно шагнул из тени. – Стоять! Руки… вверх!
Герман очнулся первый. Может, потому что организм к спиртному приучен, а может, просто здоровье покрепче… Да и что их сравнивать, видно же, что Толик совсем зеленый. Студент вчерашний, вон как отрубился! И выпил-то всего ничего… Хотя нет, канистру-то они допили…
Словно не веря себе, Герман дотянулся до контейнера и встряхнул. Ну, точно, ни капли не осталось. Значит, память еще не подводит. Хотя, признаться, и сам приложился неплохо. Не удержался, тоска взяла. И ведь не хотел же, да и Рык предупреждал, что нельзя ему этот банановый коктейль. Набуровил про каких-то роботов, что там внутри… плавают.
Да ладно, посидишь в каменном мешке – и не такое почудится. И ведь как складно плел… даже сейчас толком не определишь, где правда, а где вымысел. Если поверить во все, так, может, и не стоило пить спиртягу, да как было удержаться? Пацан сидит, кайфует, чуть ли не песни поет, а он, майор, летчик, должен смотреть и нюхать? А то, что можно чьим-то рабом стать… так сказки все это. И нечего голову чепухой всякой забивать. Если он такой… всемогущий киборг, так пусть выход из подземелья вычислит. Или отмычку из пальца, как рассказывал, сделает. Гоголь доморощенный! Поднимите ему веки!
Герман посмотрел на свернувшегося калачиком Толика. Ох, и башка же у него болеть будет, когда проснется! Спирт с непривычки штука убойная! А что привычки нет, сразу видно. Не боец он… с зеленым змием, не боец. Да и шутка ли сказать, с горла неразбавленный спирт, да еще без закуси! Хорошо еще банановый, не так горло обжигает. Интересно, откуда его привозят? Уж какого только пить ни приходилось, медицинского, технического чистого, не пользованного, и технического, слитого из бортовой системы… Он тогда становится градусов семьдесят, но приобретает при этом резкий резиновый привкус. И это если самолет не летал, а уж отработанный спирт вообще кошмар! Шилом эту смесь называют. И недаром. Крепостью меньше водки, а на вкус – каучук расплавленный. Бр-рр-р!! Вот это гадость так гадость! Его вообще лучше не вспоминать! После него неделю с обожженным горлом ходишь. Каждый выдох как Змею Горынычу дается, дерет все внутри.
Капитан поначалу не понял вопроса. Он оторопело замер, уставясь на москвича. Какие деньги, какие награды? Кому нужна эта мишура, когда големы и так хозяева всего? Что захотят, то и возьмут!
– А-а, ты шутишь, – проговорил он наконец. – Ну конечно, вы, гости столичные, все с выпендрежем! Слова нормально сказать не можете.
– Да нет, я серьезно! – Кокакола ударил кулаком по своей богатырской груди, тут же отозвавшейся гулким звуком. И видя, что капитан все еще не верит, для пущей убедительности добавил: – В натуре!
– В натуре… – недоверчиво передразнил капитан. – В натуре у собаки знаешь что красное?
– Язык!
– Член у нее красный! Язык… тьфу ты… Придумает же! Язык! – Мохов раздраженно дернул головой. Откуда Сартов такого дурака выкопал? Будь его воля, он бы этого увальня дальше раба не пустил. – Да чем больше ты дал Кытмиру големов, тем более высокий статус тебе светит! И на это можешь твердо рассчитывать! Это тебе не министерство обороны, здесь без обмана… без взяток и без знакомств. Заслужил – получи!
– Так… я это, как только в Москву вернусь, сразу весь завод окучу! – обрадовался Кокакола. – Во класс! Так… что же раньше не говорили? Зачем меня сюда… я бы там, на месте… Я бы… всех… их… строем!
– Зато, если твой голем проштрафился, его вина на тебя ложится! – остудил его пыл Мохов. – А наказание у нас одно… сам понимаешь, программу никто тебе стирать не будет. Так что не десять – тысячу раз подумать нужно, прежде чем такую ответственность на себя брать.
– Да? – На лице Серикова отразилась растерянность. – Не, ну его в болото, так можно… Остановлюсь-ка я на Глиняном!
Мохов уже не знал, смеяться ему или плакать. Как этот размазня будет руководить ФАЗМО? Ему не то что заводом командовать, который «Авиценну» производит, ему вообще ничего нельзя доверить! Куда ему в големы, кто его Глиняным делать будет? Горик что, ослеп совсем? Да это же самоубийство! Впрочем, у Сартова голова большая, пусть думает. А ему такой головняк даром не нужен.
– Вот вернемся, – капитан нажал очередную панель, – найдем твоего Бронзового, с ним и решай вопрос. Сам понимаешь, я бы с радостью, только некрасиво это будет выглядеть. Георгий привез тебя сюда… не на экскурсию же! Если его не спросить, получится, что я за его спиной делишки свои обделываю. Усек?
Не дожидаясь ответа, капитан сбежал вниз по крутой длинной лестнице. Кокакола с опаской посмотрел вслед. Не нравятся ему эти подземелья. И чего его все время сюда приводят? То с Вахой иди, то с этим Моховым. Так недолго и шею свернуть. Быстрей бы уже получить Глиняного и вернуться в Москву. А там, у себя он уж развернется! Там он продемонстрирует, как нужно работать. Все будут по струнке ходить.
Загрустивший было Кокакола приободрился. Ничего, пусть эти выскочки смеются над ним, он себя еще покажет. Вот только не заблудиться бы в этих лабиринтах. А то вон даже уже и шагов капитана не слышно. Черт побери, куда же это он попер, забыл о своем спутнике, что ли?
Боясь отстать, Сериков бросился вниз. Прыгая через ступеньку, он вылетел пулей в нижнюю галерею и… чуть не раздавил стоявшего там Мохова. Капитана отбросило к стене, вдобавок он сильно ударился головой, но и этого было мало. Капитан был более субтильного сложения, но нельзя забывать о том, что он был Глиняным. Поэтому, натолкнувшись на него, Кокакола и сам потерял равновесие. Его отбросило назад, он попытался выровняться, а в результате снова полетел вперед и повторно вмял в стену не готового к такому нападению голема.
– Твою мать! – взвыл тот и врезал Серикову в УХО. – Ты что, ох…хренел, что ли? Куда прешь?!
– Из… извините! – С перепугу Николай Николаевич перешел на вы. Он стоически перенес удар и только виновато хлопал глазами. Ухо его, конечно, что-то почувствовало, но капитану пришлось еще хуже – он повредил руку. – Я споткнулся!
– Урод! – Валентин встряхнул рукой и удивленно посмотрел на нее. Несколько раз сжал и разжал кулак. Потом перевел взгляд на опухающее ухо москвича. – Болит?
– Что? – не понял Кокакола. – Ваш кулак?
– Господи! – простонал капитан. – Да ты что, издеваешься надо мной? Ухо, спрашиваю, болит?
– Ухо? А, вы об этом? – Сериков толстыми пальцами взял себя за красную ушную раковину и помял ее. – Да нет, вроде не очень. Я же борьбой занимался, а на ковре их нам и не так рвали. Вот в голове звенит, это точно. Кулак у вас тяжелый.
– Ты чего это выкать начал? А насчет кулака… – Мохов уже раскаивался в своей горячности. – Ты уж извини, ладно?
– Да мелочи! – Сериков тоже был рад поскорее покончить с недоразумением. Он махнул рукой и улыбнулся. – Всякая дружба начинается с драки! Вот кобели, так те сначала налетят, порвут друг друга…
– Ладно, пошли! – перебил его Мохов. Он уже устал слушать болтовню Кокаколы. – А то мы так вовек до озера не дойдем.
Длинный коридор они прошли молча. Капитан уже успокоился, решив, что Сериков замолчал надолго, но он плохо знал своего спутника! Как только дорога перешла в затяжной подъем, Кокакола вновь споткнулся и, матерясь, ткнулся головой в спину капитана.
– Простите! – пробормотал он. – Пол здесь какой-то неровный.
Мохов промолчал. Хотя далось это с трудом. Промолчал он и когда Кокакола споткнулся снова. На этот раз Мохову повезло больше – он услышал вовремя, что Сериков падает, и сделал несколько быстрых шагов вперед. Так что Кокаколе на сей раз не удалось ткнуться капитану в спину. На всякий случай Мохов решил увеличить дистанцию и зашагал быстрее.
Сериков подумал, что это сигнал, и тоже прибавил шагу. Тяжелое дыхание москвича в гулком пространстве подземелья производило такой шум, что капитану все время казалось, будто он у него прямо за спиной, просто навис над ним. Обернуться к Серикову и сказать, чтобы держался подальше, Мохов не мог, тот мог подумать, что он его боится. Оставалось только одно – идти еще быстрее. И без того шагавший широко капитан перешел на трусцу. Но Сериков, хотя и пыхтел на весь туннель, не отставал.
Валентин, проклиная все на свете, и в первую очередь Москву и москвичей, почувствовал, что начинает уважать этого увальня. Сам-то он привык к нагрузкам, как-никак каждый день по горам ходить приходится, да и о спорте не забывает. А его спутник, хоть и силен, с таким брюхом попробуй-ка побегай! И смотри ж ты, как несется, совсем не отстает. Дыхание такое, что, кажется, вот-вот легкие выплюнет, а все равно держится. Нужно будет дать ему передохнуть, не то свалится здесь, тащи его потом на себе.
Мохов решил дать Кокаколе передышку после следующего перехода, того, что у развилки. Пусть переведет дух. Тем более что предстоит еще один крутой спуск, затем подъем и снова спуск. Это не считая лестницы, по которой они сейчас поднимаются. А может, отдохнуть здесь? Ну не на ступенях, конечно, а там, наверху…
Мохов, полуобернувшись, бросил взгляд туда, где громыхали ботинки поднимающегося следом Серикова. Его глаза встретились с потускневшими глазами Кокаколы. Нет, пожалуй, москвич не дотянет, нужно сделать привал прямо сейчас. Как только выйдут на ровное место.
– Потерпи! – бросил он. – Еще десяток ступеней, и все. Там передохнешь. А вообще-то распустил ты себя, физуху потерял совсем. Я вот…
Капитан замер. В дальнем конце галереи, до которой Мохов не дошел всего две ступени, мелькнул клин света и погас. В пещере кто-то был! Вернее, только что ее покинул и ушел на другой горизонт. В какой-то момент Глиняному даже показалось, что он слышит голоса. Но это же… Черт, своих здесь точно не может быть, гости отправлены в другие сектора, а бойцы роты тут и не появятся. Значит, чужаки?!
Но это же… нонсенс! Это невероятно! Посторонние люди? В комплексе?!! В подземелье, куда, не зная секрета, попасть просто невозможно?! И уж тем более пользоваться порталами. Но тем не менее кто-то открывал проход…
Толчок в спину вывел капитана из раздумий. Обдирая колени и проклиная собственную забывчивость, капитан полетел вперед. Мать твою, ведь знал же, что позади идет сопящий как паровоз и слепой от усталости Кокакола. Но забыл, расслабился, вот и оказался на четвереньках. Хорошо еще, что нос не разбил.
Подняться Мохов не успел, следом за ним рухнул виновник происшествия. И конечно же не промахнулся. Тяжелая туша москвича, помноженная на ускорение падения, со всего маху накрыла голема. Сила удара была такой, что Мохову, чей подбородок первым вошел в соприкосновение с каменным полом, показалось, что искры у него полетели не только из глаз. А потом уже и грудная клетка ощутила прочность скалы. Воздух мгновенно покинул спрессованные легкие, и в ушах появился какой-то странный звон.
– Чертов ишак, как ты мне надоел! – вырвалось у Глиняного. – Слезай, бегемот, раздавишь же!
Обессиленный Кокакола, хватая воздух открытым ртом, стал сползать с Мохова. Несчастному спецназовцу показалось, что прошло не менее минуты, прежде чем Сериков освободил его наконец от своего веса. Но он рано радовался! Неуклюжий здоровяк, в полном согласии со своим разрушительным талантом, на прощание оперся на капитана тяжеленной лапой. Тот взвыл. Ему показалось, что он слышит, как трещат его кости. В глазах плыли круги, хотелось кричать, но вместо слов вырывался один только кашель. Бока болели, но все это было мелочью. Главное – теперь он мог дышать.
Капитана так и подмывало пнуть как следует этого болвана, но что толку пинать мешок с цементом? Только ногу себе отшибешь! Вдобавок ко всем бедам еще и хромать начнешь. Лучше он подождет до завтра, когда все заживет – у големов это быстро, – а потом уже и отыграется на этой скотине…
Мохов вдруг вспомнил о чужих. Чертов боров, из-за него те успели уйти так далеко, что их теперь и не догонишь. Хотя вряд ли уж очень далеко… Знать бы, сколько их…
Стоя на четвереньках, Валентин раздраженно посмотрел на своего спутника и, не сдержавшись, все же пнул его каблуком.
– Вставай! Хватит валяться, работа есть! Кокакола лежал не шелохнувшись.
– Поднимайся, кому сказал! – разозлился Мохов и ударил сильнее.
Сериков чуть заметно дернул задом. Это должно было обозначать, что он пытается встать.
– Ты, бегемот траханный… вообще нюх, что ли, потерял? – Капитан сам с трудом оторвался от холодного пола и, покачиваясь, встал. – Нет, ну надо же… Без боя, без драки… и таких пи… пилюль получил. И от кого?! Вставай, урод, пока не пристрелил! Корм озерный! Вот точно, скормить бы тебя… Сартов… только спасибо скажет.
Сериков медленно подтянул правую ногу. Затем левую. Осторожно поднял объемистый зад. Мохов ожидал, что теперь настанет черед поднимать голову, ох как же хотелось врезать по ней, но Кокакола поступил по-другому – он резко бросил верхнюю точку влево и, перекатившись, сел, широко расставив руки. Что было весьма предусмотрительно, ибо директора ФАЗМО качало, словно парусник в хороший шторм.
– Очухался? – с угрозой в голосе спросил Мохов. Кокакола в ответ слабо кивнул.
– Давай, вставай! – потребовал Мохов. – Идти надо!
Сериков кивнул еще раз.
– Значит, так. – Глиняный окончательно понял, что пора переходить к решительным действиям. – Дело очень серьезное. Ты сейчас имеешь возможность или отличиться… сильно отличиться, так, как в жизни больше случая не представится… или подведешь всех нас, и в первую очередь Сартова. А он, знаешь, что с тобой потом сделает? Он же Бронзовый! А гнев их страшен! Вспомни, на что они способны!
Слова голема оказали магическое воздействие. В голове Николая Николаевича живо промелькнула сцена казни, которую он наблюдал в своем кабинете. Хотя каждое усилие вызывало приступ тошноты, Серикову все же удалось встать на ноги. К его немалому удивлению, постояв с минуту, он почувствовал, что головокружение отступило.
– О! – заметил Глиняный. – Ты у нас уже на человека стал похож. Будешь стараться, и в големы пробьешься! Ладно, шутки в сторону. Слушай внимательно. Дело серьезное, сюда, – палец Мохова показал вниз, – в подземелье пробрались враги. Да-да, и не смотри на меня своими бараньими глазами! Ну прямо как наш генерал! Хоть портрет с тебя пиши! Короче, мы обязаны проследить за ними и, если удастся, захватить их. Но это все потом, сейчас главное – оповестить наших. Конкретно – Мартина. Понял?
Судя по растерянному лицу Серикова, он почти ничего не понял.
– Ты понял, что нужно сделать? – повторил Глиняный.
– Кто, я? – спросил Сериков.
– Нет, я! – взорвался Мохов. – Давай я побегу оповещать, а ты здесь всех переловишь!
– Как я?! Как я? – Кокакола, не помнивший дороги и не представлявший, как будет в одиночку пробираться этими ужасными галереями, совершенно потерялся. – Я-я-я не могу!!
В порыве чувств он сделал шаг вперед, на что наученный горьким опытом Мохов отреагировал мгновенно.
– Не подходи ко мне! – закричал он, отскочив на безопасное расстояние. – Стой там, где стоишь!
– Но…
– Стой сказал!
– Ладно… как скажешь. – Сериков недоуменно посмотрел на себя. Он не понял, с чего это Глиняный так от него шарахается. Может, что-то с одеждой не так? Или запачкался где? Нет, помятый, грязный, но не настолько, чтобы чураться его. Голем и сам выглядит не лучше. Может, еще и похуже.
– Что ты там рассматриваешь? Не на плацу, не дергайся! – Мохов невольно посмотрел вниз. Да уж, видок будь здоров, форму можно выбрасывать. – Из-за тебя… Ладно, потом разберемся. Найдешь Свенсона, все….
– Нет! – Сериков вновь шагнул вперед, но Мохов был начеку и, отпрыгнув, сохранил дистанцию.
– Стой на месте, я тебе сказал! Еще шаг, и я… не знаю, что с тобой сделаю! – Капитана трясло от злости. – Стой на месте и попробуй только еще раз подойти ко мне! Убью! Не посмотрю ни на что и убью!
– Но…
– Молчать! – заорал Глиняный.
Сериков испуганно замолчал и вытянулся. Вернее, дернул животом, что должно было обозначать, что он старается вытянуться.
– Так вот, ты сейчас… – Валентин заметил, как Кокакола подался вперед, и предупреждающе поднял указательный палец: – Стоять!
– Стою!
– Вот так и замри! – приказал Мохов. – Я пойду следом за этими, а ты…
– Можно с вами? – умоляющим тоном проговорил Кокакола.
– Нет! Ты подумал о деле? Мартина кто предупредит? – Капитан не забывал пальцем показывать, чтобы Сериков оставался на месте и не двигался. – Если пойдем оба, вдруг что с нами случится? Оба и пропадем! А Чистильщик ни сном ни духом. Понял? То-то же! Вот ты и пойдешь…
– Да я же…
– Стоять!
– Стою! Но я хотел сказать, что дороги не знаю! – Сериков, нашедший убедительную отговорку, сразу же воспрянул духом. – Я бы с радостью, но… не помню я! Клянусь, не помню! Я же еще не голем, сразу все запоминать не могу!
– С такими мозгами… – Мохов фразу не закончил и сокрушенно махнул рукой. Есть мозги у Кокаколы или их нет, сейчас не важно, факт остается фактом – этот дурак действительно Свенсона не найдет. Впрочем, можно же поступить по-другому! – Хорошо, – сказал капитан и вскинул руку, – пусть будет по-твоему. Я пойду к нашим, а ты останешься здесь.
– Я?!
– Стоять! Стоять, сказал!!
– Стою! Но я…
– Ты должен, понимаешь, должен пересилить свой страх! – Голем впервые столкнулся с ситуацией, когда должен был не приказывать человеку, а просить его. – Хочешь стать Глиняным, значит, пойдешь следом за теми, кто в галерее.
– Но я заблужусь!
– Не заблудишься. Я найду тебя, – заверил Мохов. – Я же знаю подземелье как свой карман. Мне достаточно знать, в каком направлении вы перемещаетесь, в какой сектор направляетесь, и все. Это для вас, новичков, здесь… джунгли. Каменные… Ну все, некогда болтать, чужие могут уйти так далеко, что ты и следов их не найдешь. Давай, действуй, болтать больше некогда. И помни, что бывает с тем, кто не справился с заданием.
– А вдруг это Рыков? Да-да, точно, это Рыков! – Николай Николаевич, найдя повод удержать капитана, чтобы не остаться в одиночестве, приободрился. – Давайте его… нам же приказали!
– Нет! Рыков один, а я четко голоса слышал. Там не менее трех человек. Так что давай, служи, не задерживай меня!
– Я… – начал было Кокакола, но голем не стал его слушать. Сериков все еще стоял с открытым ртом, а капитан уже выкрикивал снизу последние указания:
– Смотри, не забудь о дистанции, они не должны заметить тебя! И метки старайся оставлять! Мне по ним легче тебя найти будет! Все, жди, мы скоро вернемся!
Тяжелый скрип донес до сознания Николая Николаевича тот печальный факт, что он остался один…
– Шайтан делал эти… катакомбы, – выругался Курбан и остановился. – Сколько ходим, а так и не поймем, где выход. Только еще глубже зарываемся. Скоро Землю насквозь пройдем.
– Слушай, Курбан, может, передохнем? – Панама шумно вздохнул и вытер пот со лба. – Вон уже как нашу девушку загоняли!
Рыжий кивнул на Леру. У той действительно был усталый вид. Знал бы Геннадий, что ей пришлось сегодня вынести, наверное, не стал бы так удивляться, почему это она так быстро выбилась из сил. Воспользовавшись тем, что все остановились, Лера бессильно привалилась к стене, закрыв глаза и тяжело дыша. Казалось, еще несколько переходов, и она совсем сдаст. Услышав, однако, слова Геннадия, она приподняла руку в слабом жесте протеста, мол, она не подведет и будет идти столько, сколько нужно.
– Передохнуть? – переспросил Курбан, глядя на сына. – Передохнуть-то можно, вот только будет ли враг отдыхать? Может, они уже рядом, ждут нас в засаде вон за тем поворотом. Солдаты-то наверняка пещеру лучше нас знают… Не забывай, мы могли и крюк дать.
Говоря это, горец многозначительно посмотрел на Панаму, ведь именно он выбирал направление, куда идти. И только конечный результат покажет, прав он был или не прав. А засада… что ж, ее можно ожидать как впереди, так и сзади. Вдруг обнаружится, что дальше ходу нет, придется повернуть обратно – тут-то их и встретят с распростертыми объятиями… В этом каменном лабиринте один Всевышний знает, что дальше будет.
– Да, все может быть… – проговорил Курбан, словно угадав, о чем думает Геннадий. – Мне тоже здесь неуютно. – Он поежился. – Надо идти, вот что. Будем стоять на месте, никогда солнца не увидим.
– Это точно, – подтвердил Панама и повернулся в Лере. – Ты как, готова идти? Девушка молча кивнула головой.
– Ну, тогда… – Геннадий умолк, заметив по лицу Гаруна, что тот хочет что-то сказать. – Есть возражения?
– Предложение есть, – смущенно проговорил юноша и, встретившись взглядом с отцом, умолк.
– Говори! – сказал Курбан. – Если есть что сказать – говори!
– Может, это вам покажется смешным, но все это, – Гарун обвел рукой пространство вокруг себя, – напоминает мне игру… компьютерную игру.
– Э, нашел время! – сердито отозвался отец. – Я думал, что ты уже повзрослел…
– Да нет, я серьезно! – Гарун покраснел. – Я… в нее играл в Махачкале, в компьютерном клубе. Помнишь, когда я к Сулейману Нураеву ездил? Я тогда…
Юноша снова умолк, наткнувшись на суровый взгляд отца.
– Курбан, пусть Гарун договорит! – вмешалась Лера. – Все равно других идей ни у кого нет, я правильно понимаю? А тупо переходить с одного уровня на другой…
Она хотела добавить: «много ума не надо», но вовремя спохватилась. Курбан, не дай бог, обидится, а в их положении это самое последнее дело – обижаться друг на друга.
– Говори! – приказал старший Алиев, не отводя глаз от сына. – Но смотри…
– Там, в той игре, тоже нужно по лабиринтам ходить. – Гарун говорил торопливо, боясь, что его не поймут и не дадут высказаться до конца. – Точно так же, как и здесь. И там проходы открывались точно так же. Нажмешь на нужное место в стене, она и отодвигается. И гоняются за тобой тоже…
– А-а! Вспомнил! – Геннадий легко шлепнул себя по лбу. – Я же тоже видел! Все хожу и думаю, где я все это видел? А тут… вот в чем дело! Совсем отупел, ничего не соображаю. Сам же играл… там еще монстров инопланетных расстреливать нужно.
– Монстров? – Курбан саркастически усмехнулся. – Ну-ну, давайте, резвитесь! Самое время о монстрах говорить! Вы еще оборотней припомните…
– Я же не говорю, что здесь все точно так, как там, – начал оправдываться Панама. Он вдруг почувствовал себя школьником, которого друзья поймали на выдумках. – Я игру вспомнил. Про нее и говорю.
– Ладно, хватит болтать, идти надо. – Курбан хмуро посмотрел на сына. – Я-то думал…
– А знаете, мне мысль Гаруна понравилась! – сказала Валерия. – Что нам мешает толкать каждую панель?
– Да ерунда это все! – Панама пренебрежительно махнул рукой. – То игра, а это… жизнь. Валерия поморщилась.
– Ну, если вы оба считаете, что это занятие недостойно мужчины, то я сама буду проверять стены. А вы идите себе как шли!
– Я помогу тебе, – не глядя на отца, произнес Га-рун. – Ты бери одну сторону, а я другую.
– Вот и отлично! – обрадовалась Лера. – Ты какую сторону берешь?
– Да… мне все равно.
– Тогда я левую, – девушка говорила так, будто ни Курбана, ни Геннадия тут не было, – а ты правую! Идет?
Гарун снова кивнул и бросил взгляд на отца.
Тот саркастически усмехнулся: мол, нашел себе союзника, и повернулся к Панаме.
– Вперед… или назад? – спросил он.
– А ты куда бы хотел?
– Вперед!
– Значит, вперед. Я… – Панама вдруг умолк и насторожился. Ему показалось, что он слышит какой-то звук. – Ты слышал? – шепотом спросил он.
– Всем к стене, – тихо приказал Курбан. Он тоже слышал шум. И как раз с той стороны, откуда они ждали погоню. – Замереть! И чтобы ни звука!
– Господи, кто это? – еле слышно шепнула Лера стоявшему рядом Гаруну. – Неужели нас поймают?
– На свою голову! – с угрожающим видом прошептал в ответ младший Алиев, вытаскивая пистолет. – У меня к ним свои счеты.
– Тихо!!
Курбан повернул к сыну разгневанное лицо, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.
– Вот он, смотри! – Гарун показал рукой куда-то за спину отца.
Лера осторожно повернула голову. В том конце коридора, откуда доносился тяжелый скрип, появился клин света. Он был так ярок, что выделялся на фоне освещения, которое было в коридоре. В середине этого клина двигалась темная тень. Вначале небольшая, едва заметная, с каждым шагом она росла, увеличивалась все больше и больше.
– Эт-то кто? – растерянно проговорил Панама.
– Молчи! – сказал Курбан. – Все молчите! И не шевелитесь… до моей команды.
Преследователь был один. Это стало видно, как только он покинул ярко освещенный участок. Он прошел шагов десять, когда проход за ним закрылся, и теперь можно было рассмотреть гостя получше. Безусловно крупный, одетый в пятнистую форму, он производил впечатление своими габаритами. Но этот здоровяк был один, а беглецов четверо, из них трое мужчины! Вооруженные мужчины…
– Что делаем? – еле слышно прошептал Панама. Он боялся, что Курбан опять поспешит и пристрелит пришельца, даже не попытавшись допросить его. – Нам язык нужен. Давай его…
– Сам знаю, – буркнул Курбан и, подняв автомат, решительно шагнул из тени. – Стоять! Руки… вверх!
Герман очнулся первый. Может, потому что организм к спиртному приучен, а может, просто здоровье покрепче… Да и что их сравнивать, видно же, что Толик совсем зеленый. Студент вчерашний, вон как отрубился! И выпил-то всего ничего… Хотя нет, канистру-то они допили…
Словно не веря себе, Герман дотянулся до контейнера и встряхнул. Ну, точно, ни капли не осталось. Значит, память еще не подводит. Хотя, признаться, и сам приложился неплохо. Не удержался, тоска взяла. И ведь не хотел же, да и Рык предупреждал, что нельзя ему этот банановый коктейль. Набуровил про каких-то роботов, что там внутри… плавают.
Да ладно, посидишь в каменном мешке – и не такое почудится. И ведь как складно плел… даже сейчас толком не определишь, где правда, а где вымысел. Если поверить во все, так, может, и не стоило пить спиртягу, да как было удержаться? Пацан сидит, кайфует, чуть ли не песни поет, а он, майор, летчик, должен смотреть и нюхать? А то, что можно чьим-то рабом стать… так сказки все это. И нечего голову чепухой всякой забивать. Если он такой… всемогущий киборг, так пусть выход из подземелья вычислит. Или отмычку из пальца, как рассказывал, сделает. Гоголь доморощенный! Поднимите ему веки!
Герман посмотрел на свернувшегося калачиком Толика. Ох, и башка же у него болеть будет, когда проснется! Спирт с непривычки штука убойная! А что привычки нет, сразу видно. Не боец он… с зеленым змием, не боец. Да и шутка ли сказать, с горла неразбавленный спирт, да еще без закуси! Хорошо еще банановый, не так горло обжигает. Интересно, откуда его привозят? Уж какого только пить ни приходилось, медицинского, технического чистого, не пользованного, и технического, слитого из бортовой системы… Он тогда становится градусов семьдесят, но приобретает при этом резкий резиновый привкус. И это если самолет не летал, а уж отработанный спирт вообще кошмар! Шилом эту смесь называют. И недаром. Крепостью меньше водки, а на вкус – каучук расплавленный. Бр-рр-р!! Вот это гадость так гадость! Его вообще лучше не вспоминать! После него неделю с обожженным горлом ходишь. Каждый выдох как Змею Горынычу дается, дерет все внутри.