Мамаев Сайфулла. Ледяная птица

   Он взял со стола портативную радиостанцию и нажал тангенту.
   – «Пятый», я «Второй», на связь, – лениво бросил он в микрофон.
   – На связи «Пятый»! – прохрипел динамик.
   – Ты в ауле Алиевых знаешь?
   – Кого именно? – донесся ответ «Пятого». – Там полсела Алиевых.
   – Курбана! – подсказал Гарун.
   – Курбана, – повторил бритоголовый.
   – Да, есть такой! Глава местной администрации. Его жена магазином заведует.
   – Сына как его зовут, знаешь?
   – Сейчас уточню! – прохрипел «Пятый». И после тягостной паузы проговорил: – Сыновей двое, Гарун и Гамид. Все?
   – Нет, не все… Гостей у них не видел? Вновь возникла пауза.
   – Подтверждается! Приехали сегодня! – наконец сообщил собеседник капитана. – «Додж», микроавтобус с московскими номерами. Двое из гостей уехали кататься на лошадях. Одна из них женщина, второй…
   – Ладно, конец связи! – Бритоголовый выключил рацию.
   Лера облегченно вздохнула. Ей показалось, что такой же вздох издал и стоявший чуть позади Гарун. Появилась надежда на счастливый исход встречи с военными, но капитан почему-то не спешил отдавать приказ. Вместо этого он в раздумье посмотрел на рацию, затем развернул кресло и глянул в окно. Очевидно не увидев там того, что надеялся увидеть, он со скучающей миной вновь повернулся к пленникам.
   – Ваше счастье, что мой человек следит за селом, – наконец произнес синеглазый. – Как это вам в голову пришло выскочить кататься, а документы оставить дома? Ведь расстрелять же вас могли… как куропаток. Элементарно!
   Взгляд удивительно синих глаз переместился на сержанта.
   – Так, Хомяков? – спросил бритоголовый.
   – Так точно, товарищ капитан!
   – Вот, – удовлетворенно кивнул синеглазый, – и никто бы не отвечал! Ну ладно, хорошо, что все выяснилось. Вы с какой целью приехали в горы?
   – Фильм снимать. Можем и вас, если, конечно, вы не против. – Лера говорила торопливо, с наигранным дружелюбием, на лице ее играла заискивающая улыбка. Господи, как противно, думала она при этом, но что делать, оставаться здесь еще противнее, хоть бы поскорее отпустили. – Вы уж простите нас, как-то не подумали, что надо взять с собой документы. Думали, прокатимся, сделаем кружок, а тут конь как понес…
   – Кстати, а где ваш третий? – вдруг вспомнил капитан. – Он где? И как оказалось, что вы на одной лошади вдвоем? Или…
   Бритоголовый недвусмысленно посмотрел на Га-руна.
   – Нет-нет, что вы! – Лера изобразила негодование. – Александров, ну тот, третий, что был с нами, ускакал… его конь взбесился и понес! Я…
   – Она упала с коня, вот и пришлось мне сажать ее на своего, – неожиданно вмешался в разговор Га-рун. – Женщина, сам понимаешь! Сейчас домой вернемся, ей отдыхать, а мне еще лошадей искать. Еще и от отца попадет…
   Лера опешила, она совсем не ожидала, что горец такой грубый. И врать зачем, она же вовсе и не падала! От возмущения кровь кинулась ей в голову.
   – Да как ты можешь, я же… Врешь ты все! – Обида комком подступила к горлу, не давая дышать. Лера сбилась и растерянно умолкла.
   – Я не вру! – Гарун со злостью посмотрел на Леру. – Женщина вообще должна молчать!
   Бритоголовый криво улыбнулся и кивнул сержанту.
   – Отпусти их! – приказал он. – Выведи на дорогу и отпусти.
   – Врут они оба! Дурачками прикидываются! Барашками… невинными! – неожиданно прорезался голос молчавшего до сих пор Хомякова. – Я же их на Каменном ручье взял! Пусть расскажут, как они там оказались!
   – Что-о?! – Глаза капитана превратились в голубые льдинки. Он вскочил на ноги. Куда только подевалась расслабленность, только что сквозившая в каждом его движении. Теперь это был собранный, сосредоточенный, готовый в любой момент броситься и разорвать любого, кто встанет на пути, вожак волчьей стаи. – Вы сунули нос к Каменному ручью? Это как же вас понимать?
   – Никуда мы свой нос не совали! – запротестовала Валерия. – Я же говорю, лошадь понесла… Александрова. Ну, нашего водителя! Мы поскакали за ним. Выехали к озеру…
   Попова услышала, как за ее спиной скрипнул зубами и застонал Гарун.
   – Да, выехали! – Она с вызовом повернулась к своему провожатому. – И нечего скрывать, мы же ничего плохого не делали! А там на нас налетела волна… и вынесла прямо… ну, вниз, короче. Вот… и все.
   – И все?!! – протянул капитан. – И все?!! Да если бы вы… если бы за вас… Хомяков, в мешок их!
 
   Герман продолжал ощупывать стену. Его пальцы скользили по каждой трещинке, не пропускали ни один выступ, попадающийся на пути. Ведь должен же быть здесь выход! Он просто нутром чует, что должен быть. Иначе что же выходит – тот, кто построил этот подземный лабиринт, полный идиот и зря потратил деньги и время? Отгрохать такой тупик просто так, без всякого смысла? Да это же верх идиотизма! Судя по ощущениям, от того места, где Герман провалился в это чертово подземелье, и до этого тупика метров пятьсот – шестьсот точно будет. И что, это все строилось зря? Нет, здесь что-то не так.
   Наверняка тут какая-то хитрая механика действует. Вот только какая и где? Герман перепробовал все. Он стучал по стенам, пытаясь определить пустоты, кричал в расчете на акустический сигнал, толкал плиты, даже гладил их, пытаясь обнаружить различие в шлифовке поверхности. Чем черт не шутит, вдруг кнопка глубоко утоплена и ее можно найти лишь по более гладкой фактуре… Но все было напрасно. Ни на уровне груди, ни ниже, почти у пола, ни вверху, там, куда дотягивалась рука, ничего похожего ни на рычаг, ни на какой другой переключатель не находилось.
   Герман устало опустился на пол, стянул рубаху и вытер ею пот со лба. В подземелье было душно, хотелось наверх, вдохнуть полной грудью, набрать в легкие свежего воздуха. Увидеть свет… дневной, солнечный, яркий! Да пусть даже это будет ночной, лунный свет, главное, чтобы не было над головой никакого потолка, никакого перекрытия, ничего, кроме неба.
   Неожиданно ладонь, бессильно лежащая на плите, почувствовала дрожь. Мелкую, едва уловимую. Герман насторожился. Если представить массу горы, внутри которой он заперт, то сила, заставившая ее задрожать, должна быть оч-ч-ень приличной. А колебания, между тем, становились сильнее. Что это? Землетрясение?
   Герман испуганно вскочил. Только этого ему не хватало! Хотя… может быть, наоборот? Может, это спасение? Вдруг та плита, что так ловко сбросила его вниз, в ловушку, теперь опустится и выпустит свою жертву назад, наверх?
   Скользя пальцами правой руки по стене, Герман чуть не бегом отправился назад, туда, где, по его предположениям, начались его подземные приключения. Он с трудом удерживался, чтобы не перейти на бег. Конечно, падение было еще свежо в памяти и совсем не хотелось снова наткнуться на какую-нибудь ступеньку или что-то подобное. Тем паче свалиться к какую-нибудь потайную яму. Но и заставлять себя идти медленно, осторожно выверяя каждый шаг, было очень нелегко. Нервы были на пределе, сохранять самообладание было чрезвычайно трудно.
   Всего какие-то десять-пятнадцать шагов отделяли его от цели, когда подземелье сотряслось от дикого, просто немыслимого рева. Звук был запредельно низкий, глубинный, таким могли бы, наверное, реветь горы, если бы они были живые и имели легкие. От этого рева, казалось, кожа отделяется от мяса и волосы вылезают из своих луковиц. От него просто можно было умереть.
   Безумие охватило Германа. Не помня себя от страха, забыв, кто он, что и где находится, Герман побежал, не разбирая дороги и не видя, куда сворачивает. В кромешной тьме он натыкался на что-то, спотыкался, падал, вставал и опять падал. И снова вставал и бежал дальше, бежал, не помня направления, не помня повороты и уж тем более не считая шаги… Он не заметил, как обронил рубашку, которую держат в руках, не услышал громкого пронзительного крика крупного животного, прощающегося с жизнью…
   Опомнился Герман, лишь когда нелегкая вынесла его в огромное, слабо освещенное помещение. Откуда исходил свет, как проникал в большой, размером с три-четыре футбольных поля сводчатый зал, он заметить не успел – пол ушел у него из-под ног и он, по инерции пролетев еще какое-то расстояние… упал в воду.
   Холодная, да нет, просто ледяная вода мгновенно привела его в чувство. Отплевываясь, Герман сделал несколько гребков и, убедившись, что вполне держится на воде, успокоился и попытался оглядеться.
   Черт, вот это озеро! Огромное, почти такое же, как то, что наверху, оно заполняло собой практически весь колоссальный зал, куда так опрометчиво влетел Герман. Нужно было выбираться на берег, уж больно вода холодная, да и черная какая-то…
   К своему удивлению, Герман отметил, что, пока он приходил в себя, его отнесло довольно далеко от берега. Странно, да и неприятно. И звуки какие-то… Пожалуй, будет лучше, если он уберется отсюда поскорее…
   И вдруг ему в спину ударила волна. «Откуда это?» – пронеслось в голове Германа. Вроде бы ничто не предвещало волнения, вода только что была спокойной…
   А сила волны прибывала. Вот его уже понесло, закрутило, завертело в потоке. Словно щепку волна подняла чего на гребень, и Герман с ужасом увидел, что его несет прямо на стену. Он же разобьется!
   Герман отчаянно заколотил руками по воде. Угроза, нависшая над ним, была более чем реальной, и мало что зависело от его усилий, но не мог же он безвольно сдаться на милость волн!
   Заметив в тусклом свете темнеющий зев галереи, Герман воспрянул духом. Это спасение, нужно только постараться попасть в нее так, чтобы его не поранило об острые стены. Ну да ладно, где наша не пропадала! Даром, что ли, он вырос на Кубани, речка своенравная, не раз приходилось туго, но ведь выплывал! Главное – не бороться с волной, не идти против нее. Наоборот, нужно стараться использовать силу воды для достижения своей цели. Попав в водоворот, почувствовав, что тебя уносит волна, ни в коем случае не борись! Поддайся, покорись, подчинись ему, уйди вглубь и, получив от могучего врага импульс энергии, выбери такой вектор, такое направление, чтобы тебя вынесло, выкинуло из опасного участка. А там уж смотри в оба и больше не попадайся.
   Герман рассчитал точно. Теперь волна несла его прямо в пещеру, и он уже видел, как пенились и разбивались волны о края коридора, когда услышал позади себя тот самый рев, что так испугал его несколькими минутами ранее. Только теперь источник этих жутких звуков был почти рядом, Герману даже показалось, что он у него за спиной.
   Майор, не помня себя, не понимая, что он делает, развернулся на спину и посмотрел туда, откуда шел рык… Посмотрел и обмер. Нет, такого не бывает. Этого просто не может быть. Ему снится, он сошел с ума. Это… это неправильно. Это нечестно! Он не может погибнуть вот так, в зубах этого чудовища!
 
   Как только пленников увели, загудел сигнал вызова. Синеглазый поднял трубку полевого телефона.
   – Капитан Мохов! – представился он. Он ждал звонка из штаба бригады, но ошибся.
   – Товарищ капитан, это дежурный по роте, младший сержант Копейкин, – услышал он голос командира отделения из второго взвода.
   – Чего хотел? – Капитан ждал важного гостя, он подумал было, что их ведет Хомутов, но тот притащил совсем не тех… Теперь вот Копейкину неймется.
   – Товарищ капитан, разрешите доложить?
   – Да давай уже! – сердито закричал Мохов.
   – Тут к вам два человека, – робко произнес младший сержант. – Говорят, что дело срочное. Мохов вскочил. Ну наконец-то!
   – Давай, пусть проходят! – радостно скомандовал он.
   – Есть, товарищ капитан!
   – Нет, стой, сам проводи! Понял? Сам!
   – Есть!
   – Все, давай!
   Мохов торопливо сбросил кроссовки и переобулся в высокие спецназовские башмаки. Осмотрел их, остался недоволен увиденным, взял щетку и прошелся по блестящей поверхности. Вот теперь другое дело! Он надевал майку, когда в дверь постучались и в кабинет вошел Копейкин в сопровождении двоих, незнакомых ротному, мужчин. Один был рыж и коренаст, другой – явно местный житель – высок и жилист.
   – Товарищ капитан, ваше приказание…
   – Иди, Копейкин. – Мохов устало махнул рукой и швырнул майку в угол. Опять совсем не те, кого он ждал.
   – Капитан запаса Пономарев! – представился Геннадий. – А это Алиев Курбан, глава местной администрации.
   – Капитан Мохов, – с неохотой ответил синеглазый. – Чем могу служить?
   Он жестом предложил гостям садиться, лихорадочно соображая, что делать с посетителями. Зачем они явились, понятно, это Мохов еще с порога понял. А как только услышал фамилию Алиев, рассеялись последние сомнения.
   – Дело в том, что у нас гость пропал, – сообщил Панама. – Мы сегодня приехали, фильм будем здесь снимать. Ребята, водитель и переводчица, вместе с сыном Курбана – мы у него остановились – поехали кататься. Мартин… руководитель нашей группы… швед… он пошел звонить по телефону… у нас в «додже» аппаратура специальная стоит… и тоже пропал! Соседи, у которых мы спрашивали, показали на дорогу, что к вам ведет… и к озеру. Вы, часом, не видели здесь… шведа? Высокий такой… здоровый.
   – Нет, шведов я здесь не видел. – Мохов, чтобы его не выдал радостный блеск в глазах, уставился в пол. – Никого не видел.
   – А других, – вмешался Курбан, – других вы не видели? Трое на лошадях? Женщина и двое мужчин…
   – Я же сказал, никого не видел. Чем еще могу служить? – Синеглазый посмотрел в окно. – У нас со временем туго, и если это все…
   – Ну ладно, и на том спасибо, – с кривой усмешкой произнес Панама. – Шар круглый, глядишь, и мы чем поможем…так же. Пошли, Курбан!
   Алиев недоверчиво посмотрел на Мохова, но тот не отрываясь смотрел в окно.
   – До свидания! – бросил горец и вышел. Геннадий вышел следом.
   – Врет этот капитан, знает он что-то, – пробормотал Панама, сходя по невысоким ступенькам. – Или про шведа, или про ребят…
   – А сейчас проверим, – сверкнув глазами, сказал Курбан.
   И не успел Панама ничего понять, как Алиев сложил руки рупором и тонко заржал. Раз, второй.
   Панама растерянно посмотрел на своего спутника, но в этот момент в ответ горцу заржал жеребец. Хотели было его прогнать из части, пусть сам вернется домой без седока, но уж больно хорош конь, породистый! Приглянулся Карай старшине роты прапорщику Сазонову, вот и решил он оставить скакуна себе. А тот, услышав призыв Мери, чье ржание искусно имитировал владелец, забыл об усталости, забыл о неволе и ответил.
   – Карай! – узнал Курбан. – Мой конь здесь!
   – Здесь, мой дорогой Курбан, – послышалось за их спинами, – конечно здесь.
   Горец и его гость обернулись одновременно. Перед ними стоял… Мартин!
   – Мохов! – на чистейшем русском языке позвал швед. – В камеру их! Обоих!
 
   Герман, еще не веря в то, что ему удалось избежать пасти чудовища, приподнялся на локтях и сел на мокрый скользкий пол. Вода, спасшая, вынесшая его из-под самого носа урода, схлынула, и лишь мокрая одежда да лужи на камнях напоминали о пережитом ужасе. А уж его-то Герман натерпелся будь здоров. До сих пор в глазах стоит эта громадная ушастая голова с небольшим кожистым рогом на носу и глазами-блюдцами. Слава богу, что хотя бы зубы монстра не довелось увидеть. Не успел – волна бросила Германа с такой силой и точностью, что он влетел в отверстие галереи, как шар в лузу!
   Но что же это было? Если судить по габаритам… динозавр?!!! Чудом сохранившийся, чудом выживший… затерявшись высоко в горах? Нет, не вяжется. Как ни дремуч был Герман в том, что касается всякой живности, но и он понимал… помнил по всевозможным фантастическим и научно-популярным фильмам, что этим зверюгам тепло нужно. А в озере вода холоднющая, аж обжигает. Да и столько лет прошло с того момента, когда, по словам ученых, умер последний из этих монстров, что, как ни прячь, как ни спасай одиночную особь, ей все равно не дать столько потомства, чтобы можно было сохранить популяцию до наших дней. А без размножения… Нет, столько не живут.
   Да и непохоже чудовище на динозавров, тех, что были в «Парке Юрского периода» или подобных ему фильмах. Этот ушан, что живет в озере, вообще ни на кого не похож.
   Герман снял брюки и выкрутил. Потом проделал то же самое с носками. Посушить бы еще и обувь, да негде. К тому же в темноте есть опасность ее потом вообще не найти… Кстати, не пора ли перебраться в какое-нибудь место посуше? Держа мокрые кроссовки в руках, Герман зашлепал босыми ногами по холодному полу галереи. Но долго идти не пришлось, через несколько шагов нога на что-то наткнулась. Герман легонько его пнул. Небольшое, тяжелое… Но явно не камень.
   Герман опустился на колени и ощупал предмет. Продолговатый, покрытый… шерстью? Да, вот хрящеватое торчащее ухо. А вот ноздри, лопатообразные зубы… Ошарашенный страшной догадкой, он провел рукой дальше, туда, где должна была быть шея, наткнулся на торчащую острую кость и брезгливо отбросил свою находку. Господи, да это же… голова коня! Какой-то негодяй отрубил голову животного и бросил здесь. А может… Боже, да это же Маркс, его конь! Тот самый бедолага, что вместе с ним попал в ловушку. Вот только ему повезло еще меньше, чем всаднику…
   Герман удрученно вздохнул. Так вот, значит, какой конец нашел обезумевший метис. Жаль, конечно, жеребца, хоть и стар был, но все равно живое существо. И у кого только рука поднялась сделать такое? Рука? А не зубы ли это того монстра с глазами-блюдцами? Догадка разорвалась в голове словно бомба. Твою мать, а ведь его собственная голова могла сейчас лежать рядом!
   Герман почувствовал, как в его душу снова заползает страх, да только это был уже не тот леденящий сердце и парализующий волю ужас, какой он испытал ранее. Наверное, человек привыкает ко всему, даже к страху, да и усталость сказывалась, видимо, он просто устал уже бояться. Как бы там ни было, оставаться дольше в этом пахнущем кровью месте Герман не мог. Подхватив одежду, оттирая на ходу руки от крови, он двинулся вперед по коридору.
   Ступая босыми ногами по камню, Герман отметил, что постепенно у него выработалась новая походка. Теперь, прежде чем поставить ногу, прежде чем окончательно переместить на нее весь свой вес, он подсознательно включал ранее не проявлявшее себя чувство. Он даже не знал, как оно называется и есть ли оно на самом деле, но Герману стало казаться, что он и без света стал различать пространство вокруг себя. Нет, конечно, сказать, что он видит, было бы неправдой, он ничего не видел. Но, как в ночном полете, когда от того, как ты ориентируешься в пространстве, зависит если не все, то очень многое, когда, несмотря на показания всевозможных навигационных приборов, ты все равно больше доверяешь чутью, так и здесь – Герман вдруг осознал, что в нем появилось какое-то новое понимание, новое знание.
   Так, например, он в какой-то момент почувствовал, что находится совсем не в той галерее, с которой начались его злоключения. Ту он обследовал достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что в ней всего один поворот и никаких других ответвлений. А здесь… еще даже не дотронувшись до препятствия, не ощупав стены, Герман мог спорить на свои мокрые кроссовки, что еще несколько шагов – и будет… развилка.
   Верный своему правилу «левой руки», он сделал шаг в сторону и, найдя пальцами шероховатую поверхность, почувствовал прилив уверенности. Поворот влево оказался чуть дальше, чем он считал. Герман сделал пять шагов и уже начал думать, что ошибся, когда на шестом шагу… пальцы потеряли стену.
   Герман тут же шагнул назад и снова почувствовал под пальцами камень. Вот, значит, как? Оказывается, «дальность действия» его нового «зрения» больше, чем он думал! Ну что ж, это очень даже неплохо.
   Тщательно «всматриваясь» в пол, а больше ощупывая его ногой, Герман направился в левое ответвление галереи. Но долго идти не пришлось, ровно через семьдесят пять шагов он наткнулся на тупик. Точно такой же, как и тот, что был в той, первой галерее-ловушке. Скорее по инерции, от безысходности, чем надеясь на успех, Герман провел руками по преграде, но результат прежний – ничего! Ни кнопок, ни рычагов…
   Он зло выругался. Бессилие, беспомощность, неспособность разгадать секрет строителей приводили в бешенство. Нервы, измотанные бесконечной чередой стрессов, начинали сдавать. Хотелось завыть, закричать, броситься с кулаками на преграду и проломить ее… Как это делает ребенок, когда все его попытки заглянуть внутрь погремушки оказываются тщетными, – он от досады разбивает ее или топчет ногами (все зависит от возраста и темперамента). Так и Герман напоминал себе сейчас этого капризного ребенка. Он мог поспорить на что угодно, что тупик – вовсе не тупик, а закрытая дверь, но что толку от догадок, когда не хватает сообразительности? Лиса тоже видит виноград…
   Путь ко второму тупику галереи был длиннее. Герману пришлось пройти метров семьсот, или чуть более тысячи шагов, прежде чем он почувствовал перед собой преграду. А вот дотронуться до нее он не успел. Слух, обостренный до предела, вдруг уловил посторонний звук. И это был не рев глазастого чудовища, не плеск волны… То, что услышал Герман, напоминало скорее скрежет… Так скрипит большой несмазанный механизм.
 
   Сказать, что Панама был потрясен, значило бы не сказать ничего. Мартин, тот самый Мартин Свенсон, которого он знал как видного ученого, интересующегося только наукой да спасением окружающего мира, сохранением красоты Земли… оказывается, совсем другой человек? Не тот, за кого себя выдавал, не эколог-альтруист, создающий фильмы о хрупкости нашего мира, а… И вот как раз какое слово должно последовать за этим «а», Геннадий понятия не имел. Кто же такой этот швед? И швед ли он вообще? Хотя нет, пожалуй, швед. Ведь есть же у него родственники, друзья детства? Наверняка они разоблачили бы лжеСвенсона! Хотя, с другой стороны, знаменитый Штирлиц тоже имел друзей. Ну, пусть не Штирлиц, пусть его прототип, разведчик…
   Разведчик? Твою мать, так вот в чем дело! Это же… наш разведчик. Наш новый Рихард Зорге и полковник Исаев… в одном лице. Затесался к неприятелю, ведь Швеция хоть и вопит о своем традиционном нейтралитете, а до сих пор нам Полтаву простить не может. И в Первую и во Вторую мировую войну на стороне противников России была. Фюреру высококачественные подшипники для его танков и самолетов до самого конца поставляла.
   Да, молодцы наши, сумели втюхать скандинавам казачка засланного. Ай да молодцы! Ну умельцы… Вот только почему он, этот Свенсон, так бездарно раскрылся перед Панамой и Курбаном? Причем без всякой на то надобности. Он что, уже не будет возвращаться в Стокгольм? Его… списали? Да не может быть, так спецслужбы со своими не поступают. Законы конспирации требуют совсем другого отношения к тем, кто вернулся оттуда. Их охраняют, берегут, не позволяют посторонним тревожить этих людей своим любопытством… А здесь раз – и получите!
   Нет, что-то не то. Что-то не вяжется. Воинская часть в заброшенном высокогорном ауле, вокруг все свои, нет никакого повода, чтобы выдавать себя… так, может, никто никого и не выдавал? Черт, а ведь точно, с чего это Геннадий так решил? Хотя постой-ка, а язык? Швед же все это время скрывал, что знает русский! Твою мать, опять тот же вопрос, а швед ли он? Уж больно здорово знает русский. Матерный и командный тоже. Вон как приказы выдавал, словно ротный старшина на вечерней поверке. Солдатики его почище своего командира слушались. Да и капитан тянулся перед Свенсоном. Готов был чуть ли не сам вести новых пленников в камеру.
   Пещера, в которой размещались «камеры», была длинной и темной. Панаме не удалось разглядеть, где она заканчивается, – на это не было ни времени, ни сил. Он даже не удивился, как это в такой с виду небольшой скале, которая возвышается над лагерем и отделяет его от озера, могло вообще что-то внутри поместиться. Просто не в себе был от потрясения. Но потом, несколько успокоившись, Панама припомнил, что кроме той двери, в которую их пихнули и с грохотом захлопнули, в пещере были как будто и другие, тоже вроде металлические. А значит, вполне возможно, что его друзья сидят тоже здесь.
   – Лера! – закричал он во всю глотку. – Александров! Вы здесь? Гарун, отзовись!
   Услышав имя своего сына, встрепенулся и Курбан. Все это время горец, на взгляд Панамы, вел себя очень странно. Ему полагалось вроде бы беситься, рычать, колотиться в дверь и выкрикивать угрозы. Ну как же, гость, его гость, тот, кому он предоставил кров, разделил с ним свою еду, взял и подло предал! Швед не только не помог освободить сына, но еще и самого хозяина дома приказал арестовать и посадить под замок. Но Курбан, наоборот, сидел тихо как мышь и вовсе не собирался протестовать. Выглядел он растерянным, подавленным и уж точно не способным ни на какое сопротивление.
   Между тем Алиев, все это время неподвижно сидевший на корточках, поднялся и подошел к двери. Он тихо дотронулся до плеча Геннадия и произнес:
   – Не кричи, не надо. – Горец говорил так тихо, что Геннадию пришлось напрячь слух, чтобы разобрать, что он говорит. – Не доставляй радости этим шакалам. Нужно думать, следить за ними, смотреть, что они делают, понять, что хотят. А до того не раздражай их, делай вид, что ты смирился, что ты не опасен. Пусть враг успокоится – тогда и раскроется.
   – Но там же твой сын! – шепнул в ответ Панама. – Это же его коня ты узнал…
   – Гарун мужчина и сам знает, что ему делать. – Алиев, давая понять, что разговор окончен и больше он не хочет говорить на эту тему, повернулся и пошел в глубь камеры. – Это нас озеро наказывает, – добавил он на ходу.
   – Озеро? – Панама вспомнил, что так и не дослушал до конца рассказ об этом озере и чем оно так опасно. – А оно здесь при чем?