Страница:
Однако далеко не однородным был состав британского кабинета. Имелись министры, считавшие, что поддержка сионизма пойдет на пользу английским интересам, но были члены кабинета, придерживавшиеся прямо противоположной точки зрения, полагавшие, что Англии это только повредит.
К противникам сионизма в составе правительства присоединились главы еврейской общественности в Великобритании и представители ее центральных органов, не жалевшие сил, чтобы провалить активность сионистов в правительственных кругах.
Ассимилированные евреи, они отвергли еврейский национализм и видели в евреях лишь религиозную общину; самих же себя они считали {340} стопроцентными англичанами и опасались, что поддержка целей сионизма может им повредить.
Из числа представителей еврейской общественности в Англии наиболее рьяно выступали против сионизма Люсьен Вольф, Клод Монтефиоре, Эдвин Монтегю, ставший с 1916 года членом британского кабинета, и другие.
В своем непомерном английском патриотизме они дошли в отчуждении от еврейского народа до того, что избегали контакта не только с евреями подданными вражеских стран, но и с евреями из нейтральных государств. Это была, понятно, трусость, "рабство во свободе", по выражению Ахад- Гаама.
5. Спор вокруг плана Жаботинского
Членов уехал из Лондона в начале июня 1915 года. По дороге в Москву он остановился в Копенгагене, чтобы принять участие в заседании Большого исполкома, состоявшемся там 10 и 12 июня. На заседание прибыли делегаты России, Германии, Англии и Голландии. Непосредственно из России приехали И. Розов, Б. Гольдберг и М. Усышкин. Одним из главных вопросов предстоящего обсуждения был план Жаботинского о создании еврейского легиона, который будет сражаться в рядах английских войск за Эрец-Исраэль.
Никто из участников заседания не поддержал, однако, эту идею. Наиболее активное сопротивление ей оказали, конечно, немецкие сионисты. К ним примкнул Усышкин, посчитавший формирование легиона не только делом проигрышным, но и неблагодарным по отношению к Турции, которая в свое время приняла изгнанников из Испании и проявила доброе отношение к евреям. Остальные делегаты из России также отвергали идею легиона, хотя и не столь резко. Они пытались изыскать компромисс, чтобы дать Жаботинскому возможность остаться в Сионистской организации и сохранить связь с руководством, потому что ценили его выдающиеся способности и преданность сионизму.
{341} По другому к плану Жаботинского отнесся Вейцман. Он не поддерживал линию сионистского руководства, считая, что на деле позиция Правления дружественна Германии. Отношение немецких сионистов - членов исполкома - к плану Жаботинского было понятно Вейцману, так же, как и позиция сионистов России, где евреи терпели преследования, чинимые армией и властями. И, тем не менее, Вейцман считал их подход к событиям грубейшей ошибкой с точки зрения сионистской политики. Поэтому он фактически порвал свои связи с сионистским руководством, чтобы действовать в Англии в соответствии с собственной политической линией, казавшейся ему верной и оправданной. К плану Жаботинского о формировании еврейской войсковой части он отнесся положительно. В своей книге он пишет об этом:
"Он Жаботинский явился ко мне, и его идея мне понравилась. Я решил быть помощником ему в этом деле, несмотря на сопротивление, которое было почти всеобщим.
Невозможно описать все трудности и разочарования, выпавшие на долю Жаботинского. Не знаю, кто еще, кроме него, мог бы это преодолеть. Его убежденность, вытекавшая из его преданности идее, была просто сверхъестественной. Со всех сторон на него сыпались насмешки. И как только ни старались, чтобы подрезать ему крылья! Джозеф Коуэн (один из сионистских лидеров в Англии), моя жена, сохранившая с ним дружбу до самой его кончины, да я - были почти единственными его сторонниками. Сионистский исполком, конечно, был против него; евреи-несионисты считали его какой-то злой напастью. В дни, когда он трудился в пользу еврейской бригады, мы пригласили его поселиться у нас, в нашем лондонском доме, к ужасу многих сионистов".
В "Слове о полку" Жаботинский также уделяет Вейцману несколько благодарных строк:
"Отдельно стоял Х. Е. Вейцман. Еще в Париже он заявил себя сторонником легиона; в Лондоне мы сблизились еще больше. Месяца три мы даже вместе жили в {342} маленькой квартире, в одном из переулков "богемского" Чельси, в двух шагах от Темзы...
После восьми, иногда десяти, иногда двенадцати часов в лаборатории, он еще как-то находил время каждый вечер шагом дальше двинуть свою политическую работу, вербуя новые связи, привлекая новых и влиятельных помощников. Мы в те месяцы подружились; надеюсь, и теперь не стали врагами - хотя политическая борьба нас далеко разрознила и вряд ли уж когда-нибудь снова сведет.
Он был сторонником моих планов; но честно признался мне, что не может и не хочет осложнять и затруднять свою собственную политическую задачу открытой поддержкой проекта, который формально осужден сионистским Исполнит. Комитетом и чрезвычайно непопулярен у еврейской массы Лондона.
Однажды он сказал мне характерную для него фразу:
- Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся и все меня терпеть не могут. Это ежедневное трение испортило бы мне жизнь, отняло бы у меня всю охоту трудиться. Вы уж лучше предоставьте мне действовать на свой лад; придет время, когда я найду пути, как вам помочь по-своему".
Жаботинского также поддержал и содействовал созданию еврейского легиона инженер Пинхас Рутенберг, участник русского революционного движения, во время войны сблизившийся с сионизмом и предложивший план электрификации Эрец-Исраэль. (Позднее он построил электростанцию на реке Иордан при впадении в нее притока Ярмук.)
Но об основании еврейских военных подразделений и их участии в освобождении Страны от турок речь пойдет далее.
Эти слова были написаны лет через пять (книга вышла в 1928 году) после того, как Жаботинский основал партию ревизионистов, стоявшую в резкой оппозиции к сионистскому Правлению во главе с Вейцманом.
{343}
Глава девятнадцатая
ПАДЕНИЕ МОНАРХИИ
1. Февральская революция
Февральская революция уравняла евреев в правах с остальным населением России. Поэтому евреи приветствовали ее и активно участвовали во всех созданных революцией учреждениях. Правда, с отпадением западных областей (Польша, Прибалтика), вначале находившихся под германской оккупацией, а после войны отделившихся от России и превратившихся в независимые государства, российское еврейство сократилось наполовину - от шести миллионов осталось примерно три. Но оставшиеся в России евреи проявляли высокую политическую активность. Еврейская общественность готовилась к созыву всероссийского съезда евреев и к строительству национальной автономии евреев в России.
2. Подъем сионистского движения во время революции
С Февральской революцией начался мощный подъем и в российском сионистском движении - в его центре, Петрограде, и в отделениях в разных концах страны.
Противники сионизма, евреи и неевреи, постоянно твердили, что сионизм развеется, как дым, или, по крайней мере, зачахнет, как только в России падет монархия и ей на смену придут демократические порядки, которые принесут евреям гражданское полноправие. Теперь эти пророки замолкли в изумлении при виде сионистского энтузиазма, охватившего широчайшие массы русских евреев именно после падения старого строя и провозглашения демократии. Это поразительное явление показало всем, как глубоко {344} коренятся в еврейском народе, во всех его слоях и прослойках, национальные идеи и верность Сиону.
В первые же дни революции было опубликовано воззвание Центрального Комитета российских сионистов: самодержавие пало; русский народа революционном усилии разорвал цепи, сковывавшие его в течение столетий. Великие потрясения мировой войны сплотили творческие силы русского народа, пробудив в нем могучую волю к свободной жизни и народовластию.
Далее говорилось об ограничительных дискриминационных законах, лежавших гнетом на еврейском народе; о еврейских погромах и ритуальных наветах царского времени. И вот пришел час еврейскому народу предъявить свои национальные требования и постоять за свое право жить свободной общественной жизнью в новой России. Центральный Комитет подтвердил также, что Гельсингфорсская программа, принятая российскими сионистами на Третьем съезде в 1906 году, остается в силе. Ее нельзя было осуществить в годы политической реакции, однако теперь настало время провести ее в жизнь по всем пунктам в условиях свободы в обновленной России. Теперь можно открыто действовать в пользу создания для еврейского народа свободного национального центра в Палестине. В заключение воззвание призывало сионистов оказать поддержку делу становления новой России и в то же время работать во имя национального избавления еврейского народа.
Центральные сионистские учреждения уже в марте 1917 года провели собрание в Москве, где было решено восстановить главное бюро всероссийского отделения Керен Каемет ле-Исраэль (в Москве). Сообщалось об этом также воззванием, начинавшимся следующими словами :
"Разразившаяся над Россией великая гроза революции, сметая по пути все гнилое и отжившее, вдохнула новую жизнь и в наши сионистские ряды.
Провозглашенные свободы - слова, собраний и союзов - мы можем и должны использовать для пропаганды и агитации наших идей среди всех слоев еврейства. {345} Избавленное от печальной необходимости вести постоянную борьбу за элементарные человеческие права, русское еврейство, мы верим, станет во главе мирового еврейства в деле достижения своего векового конечного идеала автономной национальной жизни в Палестине.
На нас, сионистах, лежит долг и обязанность подготовить народ к его великому будущему. Двадцать лет тому назад в Базеле мы заявили еврейскому народу, что мы берем на себя эту обязанность - создание необходимых условий для возрождения еврейского народа на его исторической родине - и этот долг мы должны исполнить".
В этом воззвании отчетливо выступает осознание российскими сионистами своей миссии как главного отряда всемирного сионистского движения. Они верили, что "еврейство России возглавит борьбу нашего народа во всем мире за достижение идеала". Для такой веры, в самом деле, были основания, и в дни "политической весны" обновленной России, в разгар всенародного ликования, охватившего и сионистов, мало кто был способен предугадать, что не за горами большевистский переворот, который выбьет почву из-под ног еврейства России и беспощадно перерубит всякую его связь с еврейством во всем мире и строительством национального очага в Эрец-Исраэль.
Центральное бюро Национального фонда в России, во главе которого стал И. Членов, выпустило тогда и второе пылкое воззвание:
"С чувством необычайной радости мы обращаемся к вам, товарищи и братья, на сей раз. На наших глазах совершилось величайшее событие в истории русского еврейства и поистине счастливо то поколение, которому суждено быть свидетелем этого исторического момента. Мы имеем в виду акт Временного Правительства от 21-го марта, отменивший все вероисповедные и национальные ограничения и сразу снявший с русского еврейства весь ужас и гнет бесправия, тяготевшего над нами в течение веков.
{346} Нам еще трудно обнять все значение этого события во всей его полноте. Бесправие так опутало всю нашу жизнь, так проникло во все поры нашего повседневного обихода, что мы сразу не можем охватить всей совокупности завоеванных благ гражданской свободы. Но в сердце каждого еврея живо это сознание полученной свободы и без сомнения ощущается потребность выразить это чувство в каком-либо достойном акте от имени всего русского еврейства.
Мы, сионисты, убеждены, что всякое проявление воли всего народа получает наибольшую ценность и исторический смысл, когда оно связано с вечным и неизменным идеалом - с Палестиной; мы призываем русское еврейство запечатлеть акт 21-го марта - 11 нисана - всенародной записью в Золотую книгу Национального Фонда даты этого декрета и имен членов Временного Правительства, подписавших его.
Перелистывая страницы Золотой книги Национального Фонда, мы находим там отзвуки всяких событий - горестных и радостных - происходящих в частной, а часто и в общественной, жизни каждого еврея. Эта книга стала как бы анналом радости и печали в жизни наших братьев. Тем более эта книга имеет право сделаться "Пинкосом" всего еврейского народа, где такое величайшее событие, как декрет 21-го марта, должен быть волею всего народа достойным образом отмечен.
Будущий историк, перелистывая страницы этой книги, с любовью остановит свое внимание на этой странице, которая явно связывает сынов рассеяния в момент их столь ценного достижения с вечной отчизной народа - с Палестиной".
Подъемом и радостью освобождения от тирании самодержавия, твердой верой в лучезарное будущее, еврейства России и всего еврейского народа дышат эти воззвания центральных сионистских органов, достоверно отражающие настроения еврейских масс России. Ведь в годы реакции сионистское движение, из-за преследований со стороны режима, было вынуждено уйти {347} в подполье, а многие его деятели и активисты прошли через ссылку или тюрьму.
Это вело к тому, что число "шекеледателей" убавлялось из года в год. Так, например, накануне мировой войны во всей России насчитывалось не более 26 тысяч "шекеледателей", а в 1915 году их число еще сократилось - до 18 тысяч человек. Теперь же, с началом революции, арестованные и сосланные деятели движения были освобождены и с удвоенной энергией взялись за работу в условиях свободы в новой России.
Толпы стекались на сионистские собрания, проводившиеся теперь свободно и открыто после долгих лет парализованной общественной жизни и принудительной немоты. На первом публичном сионистском собрании, состоявшемся в Москве 20 марта 1917 года, присутствовало 7 тысяч человек, и более тысячи тут же на месте записались в члены Сионистской организации. А на учредительное собрание восстановленного московского отделения пришло более 1700 человек.
Не только в больших городах, но и во многих провинциальных, и даже в местах заброшенных и удаленных от национальной еврейской жизни стихийно возникали сионистские союзы и кружки.
Люди шли в сионистские партии разных направлений, и особенно сильный подъем переживала еврейская молодежь. Спонтанный и стремительный рост сионистского движения порождал многочисленные вопросы как идейно-программного характера, так и чисто практические - в отношении различных сфер работы сионистского движения как общественно-политической силы в русском еврействе и как ведущего отряда во Всемирной сионистской организации. Центр российских сионистов в Петрограде был поставлен, таким образом, перед необходимостью срочно созвать всероссийский сионистский съезд.
{348}
3. Седьмой съезд сионистов России
Последний предвоенный Шестой съезд российских сионистов состоялся в Вене в 1913 году во время Одиннадцатого сионистского конгресса.
Теперь Центр созвал Седьмой съезд, который проходил в Петрограде 24-30 мая 1917 года. Состав Центрального Комитета, избранный на предыдущем съезде, не был в свое время оглашен и все годы сохранялся в тайне из-за нелегальных условий работы при старом режиме.
Имена членов ЦК стали известны лишь на Седьмом съезде. Вот они: Авраам (Бен-Давид) Идельсон, Михаил Алейников, Александр Гольдштейн, Ицхак Гринбаум, Ицхак Найдич, Даниэль Пасманик, Исраэль Розов и Лев Яффе. Затем, еще до революции, в Центр были введены Шимшон Розенбаум, Иехуда Лейб Нисан Виленский, Яаков Клебанов. В начале революции к деятельности Центра (в Петрограде) подключились М. Марголин, Александр Рапопорт, Иехошуа Бухмиль, Иехуда Ионович.
На Седьмой съезд собрались 552 делегата, которые представляли 140 тысяч "шекеледателей" из 680 населенных пунктов по всей территории России (кроме районов, оккупированных тогда немецкими и австрийскими войсками). Прибыло также 1500 гостей. Работу съезда освещали около 90 представителей еврейской и нееврейской печати. От имени Центрального Комитета на открытии съезда с короткой речью на иврите выступил Авраам Идельсон, редактор главного сионистского журнала "Еврейская жизнь" (Прежний "Рассвет", который в июне 1915 года был закрыт властями и далее издавался под названием "Еврейская жизнь". После Седьмого съезда он снова начал выходить под своим старым названием ("Рассвет") и был вновь закрыт в 1918 году по приказу советских властей. На сей раз - бесповоротно и окончательно.).
{349} Идельсон сказал:
"Впервые мы собрались в условиях свободы. Старый режим угнетал все нации, но нас особенно; теперь мы можем открыто выступить перед миром и свободно заявить о чаяниях и надеждах еврейского народа. Сломана плеть, в злобе и гневе беспощадно стегавшая народы, нас же - более других.
Однако народ восстал и сказал: "Да будет свет!" - и исполнилось. Мы прозрели. Мы взялись не только за наши будничные дела. Мы ощутили и осознали себя звеном той длинной цепи, что протянулась к нам от наших отцов.
Мы поставили себе задачу, которую предстоит решить: возвращение еврейского народа на его желанную историческую родину - Эрец-Исраэль. Сброшены тяжкие оковы. Кончилось время разрушения и настал час строительства, созидания. После бесчисленных страданий и мук мы получили возможность работать открыто и независимо. Забыты все обиды. Прошлое предано забвению. Долго молчали евреи. Но теперь они поднялись, все, как один, и тому доказательство - этот съезд".
По предложению Идельсона, внесенному от имени Центрального Комитета, председателями съезда были избраны два лидера движения: Менахем Усышкин и Иехиэль Членов. Кроме них, в президиум избрали Моше Брука, Яакова Бернштейна-Когана, Владимира Темкина, а также членов Большого сионистского исполкома: Авраама Идельсона, Ицхака Найдича, Авраама Подляшевского и Исраэля Розова. В секретариат вошли: д-р Шмуэль Айзенштадт, д-р Моше Гликсон, Иехошуа Хейфец, Михаил Лимановский, Моше Клейнман и Иосиф Шехтман.
Съезд получил многочисленные восторженные приветствия от еврейских масс со всех концов России, от еврейских солдат на фронтах, от различных еврейских общественных учреждений. Приветственные послания поступили от министра иностранных дел Временного Правительства М. Терещенко, от председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Н. Чхеидзе и др. С приветственным словом на съезде выступили: депутат Государственной Думы Нафтали Фридман, представители Петроградского {350} городского совета и еврейской общины, Семен Дубнов (Семен Дубнов (1860-1942) - известный еврейский историк, основоположник идеи еврейского автономизма, национального существования евреев в качестве особой национальной единицы в границах многонациональных государств. Дубнов утверждал, что принадлежность к нации - первичный фактор в развитии общества, а лояльность по отношению к государству - вторичный. Поэтому государство не вправе лишать какую бы то ни было этническую группу ее национальных прав. (Взято из кн. "История еврейского народа" под ред. проф. Эттингера. Тель-Авив, 1972 г.). - Прим. ред.) (от имени еврейского историко-этнографического общества) и др. Восторженно встретили присутствующие приветствие поэта Шаула Черниховского от имени ежемесячного журнала "Хашилоах".
Министр иностранных дел в своем послании, наряду с приветствием, сообщал съезду, что в его министерство поступают известия о жестоком обращении турок с еврейским населением в Палестине и что это побудило его обратиться к странам-союзницам, дабы совместными действиями через нейтральные государства попытаться положить конец этим актам насилия, унижающим человеческое достоинство.
С. Дубнов говорил о необходимости синтеза сионизма и существования евреев в диаспоре. Себя он определил как "близкого сионистскому движению соседа, а соседям свойственно часто иметь между собой пограничные конфликты".
О своих впечатлениях о съезде рассказывает профессор Бен-Цион Динур (Динабург), присутствовавший в качестве гостя и представителя печатного органа Общества просвещения евреев. В своей книге "В дни войны и революции" он отмечает, что съезд явился мощной демонстрацией сионистского "прилива", размеры которого превзошли все ожидания. Наиболее сильное впечатление оставила молодежь, присутствовавшая на съезде в большом количестве. Он понял, что выросло новое сионистское поколение, часть которого с детства {351} воспиталась на сионизме, а часть загорелась сионистским пылом во время мировой войны.
На фоне разрастающейся революции, клокочущей, бурлящей и увлекающей своими многочисленными по токами молодое поколение, присутствие молодежи на сионистском съезде было особенно впечатляющим. Молодежь была из всех социальных слоев и кругов. Профессор Динур увидел в этом явлении яркое свидетельство органичности сионистского движения в современной еврейской жизни.
Второе чрезвычайно сильное впечатление произвел на Динура иврит, очень распространенный среди участников съезда. "То и дело вы слышите иврит, на иврите разговаривают в кулуарах, и эта речь кажется совершенно естественной, словно иначе и не может быть". В этой связи между сионизмом и языком иврит Бен-Цион Динур также видел яркий признак органичности движения.
С программными речами на съезде выступили Членов и Усышкин. Членов начал с горячего привета "впервые собравшимся в свободной России, для того чтобы возвестить миру чаяния народа, жаждущего свободы и возрождения".
Он упомянул об освободительной борьбе в России, которая продолжалась около ста лет, начиная с декабристов, и о тех, кто пал в этой , борьбе, не дожив до осуществления своей цели. В святой крови, пролитой в этой затяжной борьбе за свободу, есть значительная доля крови еврейского народа, и об этом оратор заявил с гордостью с трибуны съезда. По его предложению съезд почтил минутой молчания память жертв революции.
Говоря об опубликовании "Закона о равноправии", Членов приветствовал Временное Правительство и Совет рабочих депутатов, которые выступили совместно, дабы смыть с России позорное пятно, "которое веками на ней тяготело, - позор еврейского бесправия". Он расценил этот политико-юридический акт как "разрушение огромного гетто". Демократическое правительство может рассчитывать на еврейское население, которое приложит все силы для процветания новой России.
{352} "Да, огромная, неизмеримая тяжесть свалилась 21-го марта с плеч российского еврейства. Развязались руки, столь долго скованные, открылись простор и кругозор, к которым наш глаз и мысль еще не привыкли. И именно теперь мы, русская ветвь единого народа, сможем со всем запасом скопленных сил и энергии, приступить к национальному строительству, к работе над теми великими национальными и общественными задачами, которые стоят перед нами. А задач много, и крупных.
Про нас, сионистов, часто утверждают - одни искренно, другие злонамеренно, - что мы отрицаем галут, что для нас вопросы диаспоры безразличны. Мало того, есть такие, которые заявляют, что для нас - чем хуже, тем лучше. Сионизм, говорят они, есть реакция на бесправие. Исчезнет последнее, и не будет почвы для первого.
Нет ничего ошибочнее такого утверждения. В сущности, достаточно прочесть, без предвзятых мыслей, Базельскую программу, чтобы выяснить истинное положение вещей. Организация и объединение сил еврейства в отдельных странах; подъем национального самосознания, - разве это не то же, к чему стремятся общественно-активные элементы не сионистские? Правда, у них этими задачами исчерпывается почти все содержание национальной работы; у нас они только этап на пути к дальнейшему, конечному идеалу - возрождению народа на его старой родине. Но ведь сущности творимой в диаспоре работы и ее важности это не меняет. - Еще яснее и полнее сказалось наше отношение к работе в галуте в решениях Гельсингфорсского съезда, того съезда, которого до конца своих дней не мог простить нам прежний режим. Наконец, годы войны и немногие месяцы русской свободы проявили это перед всяким, кто искренно ошибался...
Сионизм есть решение вопроса еврейского народа. Никто из нас не думает, чтобы весь еврейский народ сконцентрировался вновь в Палестине, по крайней мере в обозримом будущем. Этого совершенно не нужно {353} для решения проблемы. Что необходимо и к чему мы стремимся, это создать национально-территориальный центр для рассеянных по миру частей народа, национальную метрополию для наших национальных колоний.
Этот центр заложен и будет впредь строиться и пополняться силами и средствами периферии. Периферия поэтому для нас очень важна. С другой стороны, осколки нации, разбросанные среди других народов, лишь тогда смогут вести здоровую жизнь, когда будут получать соки и стимулы из метрополии. Только так, в непрерывном общении центра и периферии, в органической их связи, рисуем мы себе оздоровление еврейского народного организма, решение всей проблемы еврейского народа. Гармонически, воедино сливаются для нас работа в Палестине и работа в диаспоре, одна другую пополняя, одна из другой вытекая.
К противникам сионизма в составе правительства присоединились главы еврейской общественности в Великобритании и представители ее центральных органов, не жалевшие сил, чтобы провалить активность сионистов в правительственных кругах.
Ассимилированные евреи, они отвергли еврейский национализм и видели в евреях лишь религиозную общину; самих же себя они считали {340} стопроцентными англичанами и опасались, что поддержка целей сионизма может им повредить.
Из числа представителей еврейской общественности в Англии наиболее рьяно выступали против сионизма Люсьен Вольф, Клод Монтефиоре, Эдвин Монтегю, ставший с 1916 года членом британского кабинета, и другие.
В своем непомерном английском патриотизме они дошли в отчуждении от еврейского народа до того, что избегали контакта не только с евреями подданными вражеских стран, но и с евреями из нейтральных государств. Это была, понятно, трусость, "рабство во свободе", по выражению Ахад- Гаама.
5. Спор вокруг плана Жаботинского
Членов уехал из Лондона в начале июня 1915 года. По дороге в Москву он остановился в Копенгагене, чтобы принять участие в заседании Большого исполкома, состоявшемся там 10 и 12 июня. На заседание прибыли делегаты России, Германии, Англии и Голландии. Непосредственно из России приехали И. Розов, Б. Гольдберг и М. Усышкин. Одним из главных вопросов предстоящего обсуждения был план Жаботинского о создании еврейского легиона, который будет сражаться в рядах английских войск за Эрец-Исраэль.
Никто из участников заседания не поддержал, однако, эту идею. Наиболее активное сопротивление ей оказали, конечно, немецкие сионисты. К ним примкнул Усышкин, посчитавший формирование легиона не только делом проигрышным, но и неблагодарным по отношению к Турции, которая в свое время приняла изгнанников из Испании и проявила доброе отношение к евреям. Остальные делегаты из России также отвергали идею легиона, хотя и не столь резко. Они пытались изыскать компромисс, чтобы дать Жаботинскому возможность остаться в Сионистской организации и сохранить связь с руководством, потому что ценили его выдающиеся способности и преданность сионизму.
{341} По другому к плану Жаботинского отнесся Вейцман. Он не поддерживал линию сионистского руководства, считая, что на деле позиция Правления дружественна Германии. Отношение немецких сионистов - членов исполкома - к плану Жаботинского было понятно Вейцману, так же, как и позиция сионистов России, где евреи терпели преследования, чинимые армией и властями. И, тем не менее, Вейцман считал их подход к событиям грубейшей ошибкой с точки зрения сионистской политики. Поэтому он фактически порвал свои связи с сионистским руководством, чтобы действовать в Англии в соответствии с собственной политической линией, казавшейся ему верной и оправданной. К плану Жаботинского о формировании еврейской войсковой части он отнесся положительно. В своей книге он пишет об этом:
"Он Жаботинский явился ко мне, и его идея мне понравилась. Я решил быть помощником ему в этом деле, несмотря на сопротивление, которое было почти всеобщим.
Невозможно описать все трудности и разочарования, выпавшие на долю Жаботинского. Не знаю, кто еще, кроме него, мог бы это преодолеть. Его убежденность, вытекавшая из его преданности идее, была просто сверхъестественной. Со всех сторон на него сыпались насмешки. И как только ни старались, чтобы подрезать ему крылья! Джозеф Коуэн (один из сионистских лидеров в Англии), моя жена, сохранившая с ним дружбу до самой его кончины, да я - были почти единственными его сторонниками. Сионистский исполком, конечно, был против него; евреи-несионисты считали его какой-то злой напастью. В дни, когда он трудился в пользу еврейской бригады, мы пригласили его поселиться у нас, в нашем лондонском доме, к ужасу многих сионистов".
В "Слове о полку" Жаботинский также уделяет Вейцману несколько благодарных строк:
"Отдельно стоял Х. Е. Вейцман. Еще в Париже он заявил себя сторонником легиона; в Лондоне мы сблизились еще больше. Месяца три мы даже вместе жили в {342} маленькой квартире, в одном из переулков "богемского" Чельси, в двух шагах от Темзы...
После восьми, иногда десяти, иногда двенадцати часов в лаборатории, он еще как-то находил время каждый вечер шагом дальше двинуть свою политическую работу, вербуя новые связи, привлекая новых и влиятельных помощников. Мы в те месяцы подружились; надеюсь, и теперь не стали врагами - хотя политическая борьба нас далеко разрознила и вряд ли уж когда-нибудь снова сведет.
Он был сторонником моих планов; но честно признался мне, что не может и не хочет осложнять и затруднять свою собственную политическую задачу открытой поддержкой проекта, который формально осужден сионистским Исполнит. Комитетом и чрезвычайно непопулярен у еврейской массы Лондона.
Однажды он сказал мне характерную для него фразу:
- Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся и все меня терпеть не могут. Это ежедневное трение испортило бы мне жизнь, отняло бы у меня всю охоту трудиться. Вы уж лучше предоставьте мне действовать на свой лад; придет время, когда я найду пути, как вам помочь по-своему".
Жаботинского также поддержал и содействовал созданию еврейского легиона инженер Пинхас Рутенберг, участник русского революционного движения, во время войны сблизившийся с сионизмом и предложивший план электрификации Эрец-Исраэль. (Позднее он построил электростанцию на реке Иордан при впадении в нее притока Ярмук.)
Но об основании еврейских военных подразделений и их участии в освобождении Страны от турок речь пойдет далее.
Эти слова были написаны лет через пять (книга вышла в 1928 году) после того, как Жаботинский основал партию ревизионистов, стоявшую в резкой оппозиции к сионистскому Правлению во главе с Вейцманом.
{343}
Глава девятнадцатая
ПАДЕНИЕ МОНАРХИИ
1. Февральская революция
Февральская революция уравняла евреев в правах с остальным населением России. Поэтому евреи приветствовали ее и активно участвовали во всех созданных революцией учреждениях. Правда, с отпадением западных областей (Польша, Прибалтика), вначале находившихся под германской оккупацией, а после войны отделившихся от России и превратившихся в независимые государства, российское еврейство сократилось наполовину - от шести миллионов осталось примерно три. Но оставшиеся в России евреи проявляли высокую политическую активность. Еврейская общественность готовилась к созыву всероссийского съезда евреев и к строительству национальной автономии евреев в России.
2. Подъем сионистского движения во время революции
С Февральской революцией начался мощный подъем и в российском сионистском движении - в его центре, Петрограде, и в отделениях в разных концах страны.
Противники сионизма, евреи и неевреи, постоянно твердили, что сионизм развеется, как дым, или, по крайней мере, зачахнет, как только в России падет монархия и ей на смену придут демократические порядки, которые принесут евреям гражданское полноправие. Теперь эти пророки замолкли в изумлении при виде сионистского энтузиазма, охватившего широчайшие массы русских евреев именно после падения старого строя и провозглашения демократии. Это поразительное явление показало всем, как глубоко {344} коренятся в еврейском народе, во всех его слоях и прослойках, национальные идеи и верность Сиону.
В первые же дни революции было опубликовано воззвание Центрального Комитета российских сионистов: самодержавие пало; русский народа революционном усилии разорвал цепи, сковывавшие его в течение столетий. Великие потрясения мировой войны сплотили творческие силы русского народа, пробудив в нем могучую волю к свободной жизни и народовластию.
Далее говорилось об ограничительных дискриминационных законах, лежавших гнетом на еврейском народе; о еврейских погромах и ритуальных наветах царского времени. И вот пришел час еврейскому народу предъявить свои национальные требования и постоять за свое право жить свободной общественной жизнью в новой России. Центральный Комитет подтвердил также, что Гельсингфорсская программа, принятая российскими сионистами на Третьем съезде в 1906 году, остается в силе. Ее нельзя было осуществить в годы политической реакции, однако теперь настало время провести ее в жизнь по всем пунктам в условиях свободы в обновленной России. Теперь можно открыто действовать в пользу создания для еврейского народа свободного национального центра в Палестине. В заключение воззвание призывало сионистов оказать поддержку делу становления новой России и в то же время работать во имя национального избавления еврейского народа.
Центральные сионистские учреждения уже в марте 1917 года провели собрание в Москве, где было решено восстановить главное бюро всероссийского отделения Керен Каемет ле-Исраэль (в Москве). Сообщалось об этом также воззванием, начинавшимся следующими словами :
"Разразившаяся над Россией великая гроза революции, сметая по пути все гнилое и отжившее, вдохнула новую жизнь и в наши сионистские ряды.
Провозглашенные свободы - слова, собраний и союзов - мы можем и должны использовать для пропаганды и агитации наших идей среди всех слоев еврейства. {345} Избавленное от печальной необходимости вести постоянную борьбу за элементарные человеческие права, русское еврейство, мы верим, станет во главе мирового еврейства в деле достижения своего векового конечного идеала автономной национальной жизни в Палестине.
На нас, сионистах, лежит долг и обязанность подготовить народ к его великому будущему. Двадцать лет тому назад в Базеле мы заявили еврейскому народу, что мы берем на себя эту обязанность - создание необходимых условий для возрождения еврейского народа на его исторической родине - и этот долг мы должны исполнить".
В этом воззвании отчетливо выступает осознание российскими сионистами своей миссии как главного отряда всемирного сионистского движения. Они верили, что "еврейство России возглавит борьбу нашего народа во всем мире за достижение идеала". Для такой веры, в самом деле, были основания, и в дни "политической весны" обновленной России, в разгар всенародного ликования, охватившего и сионистов, мало кто был способен предугадать, что не за горами большевистский переворот, который выбьет почву из-под ног еврейства России и беспощадно перерубит всякую его связь с еврейством во всем мире и строительством национального очага в Эрец-Исраэль.
Центральное бюро Национального фонда в России, во главе которого стал И. Членов, выпустило тогда и второе пылкое воззвание:
"С чувством необычайной радости мы обращаемся к вам, товарищи и братья, на сей раз. На наших глазах совершилось величайшее событие в истории русского еврейства и поистине счастливо то поколение, которому суждено быть свидетелем этого исторического момента. Мы имеем в виду акт Временного Правительства от 21-го марта, отменивший все вероисповедные и национальные ограничения и сразу снявший с русского еврейства весь ужас и гнет бесправия, тяготевшего над нами в течение веков.
{346} Нам еще трудно обнять все значение этого события во всей его полноте. Бесправие так опутало всю нашу жизнь, так проникло во все поры нашего повседневного обихода, что мы сразу не можем охватить всей совокупности завоеванных благ гражданской свободы. Но в сердце каждого еврея живо это сознание полученной свободы и без сомнения ощущается потребность выразить это чувство в каком-либо достойном акте от имени всего русского еврейства.
Мы, сионисты, убеждены, что всякое проявление воли всего народа получает наибольшую ценность и исторический смысл, когда оно связано с вечным и неизменным идеалом - с Палестиной; мы призываем русское еврейство запечатлеть акт 21-го марта - 11 нисана - всенародной записью в Золотую книгу Национального Фонда даты этого декрета и имен членов Временного Правительства, подписавших его.
Перелистывая страницы Золотой книги Национального Фонда, мы находим там отзвуки всяких событий - горестных и радостных - происходящих в частной, а часто и в общественной, жизни каждого еврея. Эта книга стала как бы анналом радости и печали в жизни наших братьев. Тем более эта книга имеет право сделаться "Пинкосом" всего еврейского народа, где такое величайшее событие, как декрет 21-го марта, должен быть волею всего народа достойным образом отмечен.
Будущий историк, перелистывая страницы этой книги, с любовью остановит свое внимание на этой странице, которая явно связывает сынов рассеяния в момент их столь ценного достижения с вечной отчизной народа - с Палестиной".
Подъемом и радостью освобождения от тирании самодержавия, твердой верой в лучезарное будущее, еврейства России и всего еврейского народа дышат эти воззвания центральных сионистских органов, достоверно отражающие настроения еврейских масс России. Ведь в годы реакции сионистское движение, из-за преследований со стороны режима, было вынуждено уйти {347} в подполье, а многие его деятели и активисты прошли через ссылку или тюрьму.
Это вело к тому, что число "шекеледателей" убавлялось из года в год. Так, например, накануне мировой войны во всей России насчитывалось не более 26 тысяч "шекеледателей", а в 1915 году их число еще сократилось - до 18 тысяч человек. Теперь же, с началом революции, арестованные и сосланные деятели движения были освобождены и с удвоенной энергией взялись за работу в условиях свободы в новой России.
Толпы стекались на сионистские собрания, проводившиеся теперь свободно и открыто после долгих лет парализованной общественной жизни и принудительной немоты. На первом публичном сионистском собрании, состоявшемся в Москве 20 марта 1917 года, присутствовало 7 тысяч человек, и более тысячи тут же на месте записались в члены Сионистской организации. А на учредительное собрание восстановленного московского отделения пришло более 1700 человек.
Не только в больших городах, но и во многих провинциальных, и даже в местах заброшенных и удаленных от национальной еврейской жизни стихийно возникали сионистские союзы и кружки.
Люди шли в сионистские партии разных направлений, и особенно сильный подъем переживала еврейская молодежь. Спонтанный и стремительный рост сионистского движения порождал многочисленные вопросы как идейно-программного характера, так и чисто практические - в отношении различных сфер работы сионистского движения как общественно-политической силы в русском еврействе и как ведущего отряда во Всемирной сионистской организации. Центр российских сионистов в Петрограде был поставлен, таким образом, перед необходимостью срочно созвать всероссийский сионистский съезд.
{348}
3. Седьмой съезд сионистов России
Последний предвоенный Шестой съезд российских сионистов состоялся в Вене в 1913 году во время Одиннадцатого сионистского конгресса.
Теперь Центр созвал Седьмой съезд, который проходил в Петрограде 24-30 мая 1917 года. Состав Центрального Комитета, избранный на предыдущем съезде, не был в свое время оглашен и все годы сохранялся в тайне из-за нелегальных условий работы при старом режиме.
Имена членов ЦК стали известны лишь на Седьмом съезде. Вот они: Авраам (Бен-Давид) Идельсон, Михаил Алейников, Александр Гольдштейн, Ицхак Гринбаум, Ицхак Найдич, Даниэль Пасманик, Исраэль Розов и Лев Яффе. Затем, еще до революции, в Центр были введены Шимшон Розенбаум, Иехуда Лейб Нисан Виленский, Яаков Клебанов. В начале революции к деятельности Центра (в Петрограде) подключились М. Марголин, Александр Рапопорт, Иехошуа Бухмиль, Иехуда Ионович.
На Седьмой съезд собрались 552 делегата, которые представляли 140 тысяч "шекеледателей" из 680 населенных пунктов по всей территории России (кроме районов, оккупированных тогда немецкими и австрийскими войсками). Прибыло также 1500 гостей. Работу съезда освещали около 90 представителей еврейской и нееврейской печати. От имени Центрального Комитета на открытии съезда с короткой речью на иврите выступил Авраам Идельсон, редактор главного сионистского журнала "Еврейская жизнь" (Прежний "Рассвет", который в июне 1915 года был закрыт властями и далее издавался под названием "Еврейская жизнь". После Седьмого съезда он снова начал выходить под своим старым названием ("Рассвет") и был вновь закрыт в 1918 году по приказу советских властей. На сей раз - бесповоротно и окончательно.).
{349} Идельсон сказал:
"Впервые мы собрались в условиях свободы. Старый режим угнетал все нации, но нас особенно; теперь мы можем открыто выступить перед миром и свободно заявить о чаяниях и надеждах еврейского народа. Сломана плеть, в злобе и гневе беспощадно стегавшая народы, нас же - более других.
Однако народ восстал и сказал: "Да будет свет!" - и исполнилось. Мы прозрели. Мы взялись не только за наши будничные дела. Мы ощутили и осознали себя звеном той длинной цепи, что протянулась к нам от наших отцов.
Мы поставили себе задачу, которую предстоит решить: возвращение еврейского народа на его желанную историческую родину - Эрец-Исраэль. Сброшены тяжкие оковы. Кончилось время разрушения и настал час строительства, созидания. После бесчисленных страданий и мук мы получили возможность работать открыто и независимо. Забыты все обиды. Прошлое предано забвению. Долго молчали евреи. Но теперь они поднялись, все, как один, и тому доказательство - этот съезд".
По предложению Идельсона, внесенному от имени Центрального Комитета, председателями съезда были избраны два лидера движения: Менахем Усышкин и Иехиэль Членов. Кроме них, в президиум избрали Моше Брука, Яакова Бернштейна-Когана, Владимира Темкина, а также членов Большого сионистского исполкома: Авраама Идельсона, Ицхака Найдича, Авраама Подляшевского и Исраэля Розова. В секретариат вошли: д-р Шмуэль Айзенштадт, д-р Моше Гликсон, Иехошуа Хейфец, Михаил Лимановский, Моше Клейнман и Иосиф Шехтман.
Съезд получил многочисленные восторженные приветствия от еврейских масс со всех концов России, от еврейских солдат на фронтах, от различных еврейских общественных учреждений. Приветственные послания поступили от министра иностранных дел Временного Правительства М. Терещенко, от председателя Совета рабочих и солдатских депутатов Н. Чхеидзе и др. С приветственным словом на съезде выступили: депутат Государственной Думы Нафтали Фридман, представители Петроградского {350} городского совета и еврейской общины, Семен Дубнов (Семен Дубнов (1860-1942) - известный еврейский историк, основоположник идеи еврейского автономизма, национального существования евреев в качестве особой национальной единицы в границах многонациональных государств. Дубнов утверждал, что принадлежность к нации - первичный фактор в развитии общества, а лояльность по отношению к государству - вторичный. Поэтому государство не вправе лишать какую бы то ни было этническую группу ее национальных прав. (Взято из кн. "История еврейского народа" под ред. проф. Эттингера. Тель-Авив, 1972 г.). - Прим. ред.) (от имени еврейского историко-этнографического общества) и др. Восторженно встретили присутствующие приветствие поэта Шаула Черниховского от имени ежемесячного журнала "Хашилоах".
Министр иностранных дел в своем послании, наряду с приветствием, сообщал съезду, что в его министерство поступают известия о жестоком обращении турок с еврейским населением в Палестине и что это побудило его обратиться к странам-союзницам, дабы совместными действиями через нейтральные государства попытаться положить конец этим актам насилия, унижающим человеческое достоинство.
С. Дубнов говорил о необходимости синтеза сионизма и существования евреев в диаспоре. Себя он определил как "близкого сионистскому движению соседа, а соседям свойственно часто иметь между собой пограничные конфликты".
О своих впечатлениях о съезде рассказывает профессор Бен-Цион Динур (Динабург), присутствовавший в качестве гостя и представителя печатного органа Общества просвещения евреев. В своей книге "В дни войны и революции" он отмечает, что съезд явился мощной демонстрацией сионистского "прилива", размеры которого превзошли все ожидания. Наиболее сильное впечатление оставила молодежь, присутствовавшая на съезде в большом количестве. Он понял, что выросло новое сионистское поколение, часть которого с детства {351} воспиталась на сионизме, а часть загорелась сионистским пылом во время мировой войны.
На фоне разрастающейся революции, клокочущей, бурлящей и увлекающей своими многочисленными по токами молодое поколение, присутствие молодежи на сионистском съезде было особенно впечатляющим. Молодежь была из всех социальных слоев и кругов. Профессор Динур увидел в этом явлении яркое свидетельство органичности сионистского движения в современной еврейской жизни.
Второе чрезвычайно сильное впечатление произвел на Динура иврит, очень распространенный среди участников съезда. "То и дело вы слышите иврит, на иврите разговаривают в кулуарах, и эта речь кажется совершенно естественной, словно иначе и не может быть". В этой связи между сионизмом и языком иврит Бен-Цион Динур также видел яркий признак органичности движения.
С программными речами на съезде выступили Членов и Усышкин. Членов начал с горячего привета "впервые собравшимся в свободной России, для того чтобы возвестить миру чаяния народа, жаждущего свободы и возрождения".
Он упомянул об освободительной борьбе в России, которая продолжалась около ста лет, начиная с декабристов, и о тех, кто пал в этой , борьбе, не дожив до осуществления своей цели. В святой крови, пролитой в этой затяжной борьбе за свободу, есть значительная доля крови еврейского народа, и об этом оратор заявил с гордостью с трибуны съезда. По его предложению съезд почтил минутой молчания память жертв революции.
Говоря об опубликовании "Закона о равноправии", Членов приветствовал Временное Правительство и Совет рабочих депутатов, которые выступили совместно, дабы смыть с России позорное пятно, "которое веками на ней тяготело, - позор еврейского бесправия". Он расценил этот политико-юридический акт как "разрушение огромного гетто". Демократическое правительство может рассчитывать на еврейское население, которое приложит все силы для процветания новой России.
{352} "Да, огромная, неизмеримая тяжесть свалилась 21-го марта с плеч российского еврейства. Развязались руки, столь долго скованные, открылись простор и кругозор, к которым наш глаз и мысль еще не привыкли. И именно теперь мы, русская ветвь единого народа, сможем со всем запасом скопленных сил и энергии, приступить к национальному строительству, к работе над теми великими национальными и общественными задачами, которые стоят перед нами. А задач много, и крупных.
Про нас, сионистов, часто утверждают - одни искренно, другие злонамеренно, - что мы отрицаем галут, что для нас вопросы диаспоры безразличны. Мало того, есть такие, которые заявляют, что для нас - чем хуже, тем лучше. Сионизм, говорят они, есть реакция на бесправие. Исчезнет последнее, и не будет почвы для первого.
Нет ничего ошибочнее такого утверждения. В сущности, достаточно прочесть, без предвзятых мыслей, Базельскую программу, чтобы выяснить истинное положение вещей. Организация и объединение сил еврейства в отдельных странах; подъем национального самосознания, - разве это не то же, к чему стремятся общественно-активные элементы не сионистские? Правда, у них этими задачами исчерпывается почти все содержание национальной работы; у нас они только этап на пути к дальнейшему, конечному идеалу - возрождению народа на его старой родине. Но ведь сущности творимой в диаспоре работы и ее важности это не меняет. - Еще яснее и полнее сказалось наше отношение к работе в галуте в решениях Гельсингфорсского съезда, того съезда, которого до конца своих дней не мог простить нам прежний режим. Наконец, годы войны и немногие месяцы русской свободы проявили это перед всяким, кто искренно ошибался...
Сионизм есть решение вопроса еврейского народа. Никто из нас не думает, чтобы весь еврейский народ сконцентрировался вновь в Палестине, по крайней мере в обозримом будущем. Этого совершенно не нужно {353} для решения проблемы. Что необходимо и к чему мы стремимся, это создать национально-территориальный центр для рассеянных по миру частей народа, национальную метрополию для наших национальных колоний.
Этот центр заложен и будет впредь строиться и пополняться силами и средствами периферии. Периферия поэтому для нас очень важна. С другой стороны, осколки нации, разбросанные среди других народов, лишь тогда смогут вести здоровую жизнь, когда будут получать соки и стимулы из метрополии. Только так, в непрерывном общении центра и периферии, в органической их связи, рисуем мы себе оздоровление еврейского народного организма, решение всей проблемы еврейского народа. Гармонически, воедино сливаются для нас работа в Палестине и работа в диаспоре, одна другую пополняя, одна из другой вытекая.