{63} И, наконец, третий момент - момент закрытия конгресса, когда старик Мандельштам благословил молодого вождя, к которому были устремлены все взоры, и все сердца тянулись с обожанием и любовью. Ночами мы не могли спать от возбуждения и обилия впечатлений. Часами бродили мы по улицам Базеля. Преисполненные энтузиазма, возвратились мы в Гейдельберг. Профессор Герман Шапиро вернулся совершенно другим человеком. Вечер за вечером я навещал его на его квартире. Шапиро усаживался в глубокое кресло. Темой наших бесед были конгресс и Герцль, к которому Шапиро привязался всей душой: человек, бывший ранее противником Герцля, теперь не выносил ни одного слова критики в его адрес. Мы разговаривали о судьбах сионистского движения: его перспективы нам казались теперь сияющими. Некоторые из нас, студентов, уехали на каникулы домой. Шапиро нам завидовал. У него возникла идея поездки в Россию, где он не был долгие годы, встреч с еврейскими массами для выступлений в пользу сионизма и Еврейского национального фонда.
   С тех пор миновали десятилетия, но память о конгрессе живет в наших сердцах. Сквозь годы сияет свет, зажженный на Первом конгрессе, и не тускнеет он в наших душах и в душе всего народа. Свет, вспыхнувший на заре нашей жизни, будет освещать нам путь до последней минуты".
   М. Усышкин, который, как известно, энергично и резко выступал против Герцля во время Угандийского кризиса (1903-1904), назвал его впоследствии в своих мемуарах "великим орлом, появившимся на небосклоне еврейской жизни и возвестившим о великом творении - создании сионистской организации". О конгрессе он сказал: "С того дня и по сегодня мы в разных формах продолжаем дело, которое возложил на нас Первый конгресс".
   Мордехай Бен-Хиллель Хакоэн: "Такой подъем, какой мы испытали во время закрытия Первого конгресса, нам уже не ощутить более никогда. Поистине в тот {64} момент воспрянула душа сынов Израилевых, паря все выше и выше... Я не умею выразить это состояние... Нет слов, чтобы описать те чувства, ту душевную бурю".
   М. Бен-Ами: "На сцену спокойно подымается Герцль... Перед нами царственный образ, прекрасный и печальный; взгляд глубокий, сосредоточенный. Это уже не тот лощеный "венский" Герцль, а некто из дома Давидова, восставший внезапно из небытия во всей своей сказочной красоте. Весь зал напрягся, как струна, будто у него на глазах совершается историческое чудо. Но разве это не было чудом?.. В продолжение нескольких минут зал дрожал от восторженных выкриков, аплодисментов и топота ног. Казалось, свершился великий сон нашего народа, длившийся два тысячелетия, и перед нами предстал Мессия сын Давидов".
   Реувен Брайнин: "То была весна нашего движения, начало нашего пробуждения. Священный дух осенил наш стан. Будучи в приподнятом состоянии духа, мы готовы были превзойти самих себя. Мы верили и надеялись с пламенной приверженностью неофитов. Дни приобрели новое значение, каждый час приносил новое откровение, каждый день опрокидывал сложившиеся представления. То, что вчера находилось за пределами реального, сегодня было возможно и необходимо, даже непонятное открылось всем, невероятное - стало реальным фактом... Там был Герцль - творец и чародей конгресса, символ пробудившихся сил и центр их проявления. Более чем вождь, провозвестник, политик, даже более чем творец - сам народ Израиля в его красоте и благородстве, все лучшее из того, что есть в нас, наше прошлое, настоящее и будущее, синтез нашего прежнего достоинства и будущего величия, знак и образ вечной жизни нашего народа. Его сила и мужество передавались нам - и он черпал из нашей силы. Велики были его простота и мудрость. В нем сошлись простосердечие и гениальность".
   Л. Моцкин: "Герцль - самое глубокое переживание всей нашей жизни. Первый сионистский конгресс был {65} для нас, как башня, упирающаяся вершиной в небо: чем дальше от нее отходишь, тем явственней ее масштабы и вышина. Чем дальше в прошлое уходил от нас конгресс, тем выше для нас, его очевидцев и его свидетелей, возносилась его вершина. Что было особенно привлекательно на Первом конгрессе, так это нелицеприятная смелость, с которой он обратился к евреям и всему миру.
   После пророческого выступления Нордау многие от изумления заметались, пораженные неожиданностью, и самые старые участники конгресса превратились в самых юных; главные скептики среди нас лишились дара речи, неверующие уверовали. Старый профессор Макс Мандельштам метался по залу и с юношеской пылкостью восклицал, что никогда в жизни еще не был потрясен столь могучим предвидением...
   То, с чем Моше Гесс (Мыслитель и публицист, друг и сподвижник Карла Маркса, автор книги "Рим и Иерусалим" (1862), в которой он определил евреев не как религиозную группу, а как нацию, и предсказал возврат в Сион на социалистических началах.), Леон Пинскер и другие предшественники Герцля обращались к своим соплеменникам, - с этим непреложным требованием Герцль впервые обратился ко всему человечеству; и голос Первого конгресса явился неким откровением не только для евреев, но и для неевреев.
   Причем носителем этого откровения был человек, который сам казался нам чудом. Уже тогда мы по достоинству оценили его и его жребий, отбросив все малозначительное и запомнив самые высокие его действия и минуты. Всем последующим движением еврейских масс мы обязаны Первому конгрессу и тому мужеству, которым он наделил наши сердца".
   Нахум Соколов, редактор газеты "Хацфира", не присоединившийся к Ховевей Цион и даже выступавший против них, встретил появление Герцля на общественной арене критикой и отмежевался от него.
   Но при первой же личной встрече был совершенно {66} покорен личностью Герцля и превратился в пламенного сиониста. В своих воспоминаниях о Первом конгрессе он пишет: "На Первом конгрессе в 1897 году я увидал невиданное: вершину еврейского энтузиазма в ярчайшем накале. Никогда не забыть мне этого зрелища. Озаренное нимбом времени, оно навсегда останется в моей памяти, как вечное откровение". О личности Герцля он сказал: "Он родился вождем и властителем. Он знал, чего хочет, и умел настоять на своем. Была в нем наивно-целомудренная простота, первозданная цельность. Герцль времен Первого конгресса и есть подлинный Герцль - человек эпохи, пропитанный свободолюбивыми идеями, исполненный благородства и уверенности в себе. Герцль предвосхитил нас. И это было - как мистическая загадка. Он совершил все, о чем мы мечтали. Он создал из конгресса еврейскую трибуну. Он объединил всех евреев, сохранивших верность национальному чувству".
   7. Герцль о евреях России
   Ассимилированные евреи в Германии и остальных странах Запада, причислявшие себя в плане национальном к народам, среди которых они проживали (хотя неевреи категорически отвергали эти поползновения), смотрели на русских евреев свысока. Евреев Восточной Европы они считали второсортными и в культурно-духовном плане отсталыми.
   Неудивительно, что и во взгляды Герцля что-то бессознательно проникло от этого стереотипа. И вот, на Базельском конгрессе он впервые лицом к лицу встретился с представителями русских евреев и вступил с ними в личные контакты. Встреча оказалась для Герцля наиболее глубоким переживанием на конгрессе, как он это сам потом отметил в статье о евреях России, напечатанной в газете "Ди Вельт". Это открытие пробудило и упрочило в нем самое уважительное отношение к типу русского еврея.
   По поводу высокомерия евреев Запада и их взгляда {67} на евреев России Герцль писал, что "варваром" всегда считается тот, кого не понимают. Именно так относятся к евреям Восточной Европы, принимая их за существа грубые и примитивные. "Какое заблуждение! Признаюсь, для меня появление на конгрессе евреев из России стало крупнейшим его событием". Далее Герцль рассказывает, что еще до конгресса он вступил в переписку со многими русскими евреями. Он, однако, остерегался перенести свое впечатление от этих культурных людей на еврейские массы. За истину он принимал только сведения о физической силе и трудолюбии русских евреев из бедняцких слоев.
   Последнее подтверждалось также очевидцами, видевшими их в России на работе в мастерских и сельском хозяйстве.
   В трудолюбии еврейских рабочих и ремесленников Герцль видел один из залогов осуществления своей сионистской программы, относя на их долю работы по первичному возделыванию земли в Эрец-Исраэль. Что касается господствовавшего тогда неверного представления о духовном уровне евреев России, то Герцль по этому поводу говорит: "Мы всегда были убеждены, что они нуждаются в нашей помощи и духовном руководстве. И вот на Базельском конгрессе российское еврейство явило нам такую культурную мощь, какой мы не могли и вообразить... На конгресс прибыло из России около семидесяти человек, и мы, без сомнения, можем утверждать, что они выражают мысли и чувства пяти с половиной миллионов русских евреев".
   Герцль продолжает: "Какой стыд, что мы верили, будто превосходим их. Образованность всех этих профессоров, врачей, адвокатов, инженеров, промышленников и купцов уж наверняка не уступает западноевропейскому уровню. В среднем, они говорят и пишут на двух-трех современных культурных языках, а что каждый из них, несомненно, силен в своей профессии, это можно себе представить по тяжким условиям борьбы за существование, которую им приходится вести в своей стране".
   {68} Герцль понимал причину "тихого" поведения представителей русского еврейства, намеренно старавшихся не слишком выделяться во время прений на конгрессе. Им приходилось считаться с фактом, что цели и тенденции сионизма в мире еще недостаточно известны. Они опасались возникновения неверного впечатления, а также не хотели дать повод для злонамеренных измышлений - будто в Базеле плетут заговор против существующего в России строя.
   "Но хотя наши русские сионисты в публичных прениях приняли лишь скромное участие, мы познакомились с ними в частных беседах и научились ценить их. Если впечатление это, чрезвычайно сильное, сформулировать в одной фразе, я бы сказал, что они обладают той внутренней цельностью, которая утрачена большинством европейских евреев. Русские сионисты ощущают себя евреями-националистами, однако без ограниченной и нетерпимой национальной заносчивости, какую трудно понять, учитывая современное положение евреев. Их не мучает мысль о необходимости ассимилироваться, личность их цельна, без двойственности и без душевных надрывов. Всей своей сутью русские евреи дают ответ на конкретный вопрос, который часто задается бедными болтунами: не приведет ли неизбежно еврейский национализм к отдалению от европейской культуры?
   Отнюдь! Эти люди идут верной дорогой без лишних самокопаний, возможно даже не чувствуя при этом никаких затруднений. Они не растворяются ни в каком другом народе. но перенимают все лучшее у всех народов. Так им удается держаться с достоинством и подлинной непосредственностью. А ведь это евреи гетто - единственные евреи гетто, которые еще существуют ныне. И после того, как мы их увидели, мы поняли, что давало нашим предкам силу выстоять в самые тяжелые эпохи. В их облике нам открылась история наша во всей полноте своего единства и жизненной силы. Пришлось задуматься о том, что поначалу мне часто говорили: "К этому делу тебе удастся привлечь только русских евреев". Если бы мне это повторили сегодня, у меня был {69} бы готов ответ: "И этого достаточно!" Таково мнение Герцля о евреях России.
   Глава шестая
   СПЛОЧЕНИЕ СИОНИСТОВ РОССИИ
   И ИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
   1. Навстречу Второму конгрессу
   Первый конгресс, открывший в сионизме новую эпоху, стал поворотным пунктом еврейской истории в целом и истории российского еврейства в частности. В Базеле было создано первое политическое представительство еврейского народа со времени утраты им национально-политической независимости. На конгрессе встретились посланцы еврейства Востока и Запада, - и в этом было гласное проявление единства еврейского народа вопреки всем разрушительным ветрам диаспоры. Это публично провозглашенное и продемонстрированное национальное единство обрело и соответствующее организационное оформление в виде основанной на конгрессе Всемирной сионистской организации. Однако: хотя политический сионизм и возник как всемирная организация, - как массовое движение он существовал только в России, включая Украину, Польшу, Литву и остальные страны Прибалтики, Кавказ, Сибирь и др.
   Политический сионизм как общественное движение не был в России легальным. Правда, он не преследовался властями в той степени, в какой преследовалось социалистическое движение, но отсутствие законного базиса для существования ограничивало и сковывало его деятельность. И, тем не менее, политический сионизм вызвал в еврейских массах в России напряженный и обширный процесс национально-общественного возрождения. В ходе организации сионистских отделений {70} (хотя и без легальной базы) в разных местах и их подчинения центральным учреждениям, само собою восстановилась и связь между еврейскими общинами разных городов и местечек. Таким образом, в России снова произошла консолидация - конечно, другим путем и в иной форме - еврейских общественных сил, раздробленных и разъединенных со времени упразднения "кагала" - автономии еврейских общин, ликвидированной Николаем I в 1844 году. По причине самодержавного режима, исключавшего открытую и гласную общественную деятельность, русские сионисты свою разъяснительную работу вели преимущественно устно, с помощью сотен агитаторов и активистов, действовавших во всех местах жительства евреев. Невзирая на цензурные строгости, сионистская работа велась также через печать: издавались брошюры, рассылались циркуляры и т. п. В такой обстановке сионисты России готовились ко Второму конгрессу.
   При всем энтузиазме, вызванном Первым конгрессом, где сошлись "восток" и "запад" мирового еврейства, не стушевались наметившиеся различия в подходе к национальной еврейской проблеме и путям сионизма между русскими сионистами из числа ветеранов Ховевей Цион и сионистами Запада - "новыми", "венцами" школы Герцля.
   "Западники" ставили во главу угла политико-дипломатическую работу, невысоко ценя действия по ограниченному заселению Эрец-Исраэль, возрождению языка иврит и еврейской культуры. Ветераны же дорожили именно этими ценностями, вступая в борьбу и с местными, российскими "сионистами-политиками", в большинстве своем примкнувшими к движению после появления Герцля на общественной арене и созыва Первого конгресса.
   2. Первый съезд сионистов России в Варшаве
   Незадолго до Второго конгресса в России было зарегистрировано 373 местных сионистских кружка. О {71} степени роста движения за год после Первого конгресса можно судить по тому, что до этого их было только 23. Сионистское движение во всем мире насчитывало тогда 913 организаций и групп. Накануне Первого конгресса существовало только 117. Таким образом, число сионистских кружков в России приближалось к 41% общего их числа во всем мире.
   Накануне Второго конгресса сионисты России сочли необходимым созвать свой съезд для выработки направления сионистской работы и для определения единой позиции по вопросам, которые будут обсуждаться на конгрессе. Среди российских сионистов имели различные хождение и даже противоположные взгляды: были Ховевей Цион старой формации, считавшие главным заселение Эрец-Исраэль, пусть даже и в ограниченных масштабах; были "политические сионисты" нового, герцлевского типа, противившиеся "просачиванию в Палестину" и всякой переселенческой работе без политико-юридической базы; "духовные сионисты" из школы Ахад-Гаама; "религиозные сионисты", преимущественно ортодоксальные раввины, которые сопротивлялись всякой культурной работе, исходившей из сионистской организации, - их отталкивало уже само слово "культура", чреватое, на их взгляд, попытками реформировать религию. Среди представителей всех этих направлений особенно обострились отношения между политическими сионистами и сторонниками Ахад-Гаама, вставшими в крайнюю оппозицию Герцлю и его сионистско-политической системе.
   Съезд собрался в Варшаве без разрешения властей, и совещания проходили в частном доме. Он открылся 19 августа 1898 года и закончился 22 августа, за шесть дней до открытия Второго сионистского конгресса в Базеле. То был первый съезд российских сионистов ("Первым съездом сионистов России" официально назван Минский съезд, состоявшийся в начале сентября 1902 года. Однако на деле он был вторым. Первый, Варшавский, не упоминался только потому, что был проведен нелегально.), {72} и в нем участвовало около 160 представителей из 93 городов и местечек. Большинство затем отправились в качестве делегатов на Второй конгресс.
   На Варшавском съезде были зачитаны обзоры общего состояния движения в России и работы местных организаций, а также проведены предварительные прения по вопросам повестки дня Второго конгресса, в том числе о переселении и по поводу Колониального банка.
   Обсуждения и решения Варшавского съезда оказали существенное влияние на ход Второго сионистского конгресса. По рассмотренным обоими форумами вопросам конгресс почти целиком принял предложения российских сионистов. Кроме того, Варшавский съезд повлиял на весь ход сионистской работы в России. Съезд помог сближению между ветеранами Ховевей Цион и политическими сионистами, выявив базу для совместной работы.
   3. Второй конгресс
   Второй конгресс снова собрался в Базеле и работал с 28 по 31 августа 1898 года. На конгресс прибыли 385 делегатов, 530 гостей и около 150 газетных корреспондентов.
   Герцль открыл первое заседание. Говоря о путях практической деятельности сионистов во всех странах, он особенно остановился на двух вопросах: завоевание общин и основание банка. Как и на Первом конгрессе, с большим докладом "О положении евреев в мире" выступил Нордау. Его доклад на эту тему стал непременной традицией сионистских конгрессов и всегда производил огромное впечатление на зал. Нордау достигал тут вершин ораторского искусства, - как по форме, так и по содержанию.
   К мысли о завоевании сионистами еврейских общин Герцль пришел на основании своего опыта политической работы, столкнувшись с отрицательным отношением к сионизму и даже активным сопротивлением ему со стороны светских и религиозных руководителей {73} общин. Такое положение являлось серьезным препятствием на пути сионизма как во внутренней еврейской жизни, так и в отношениях с внешним миром, то есть в политическом плане. Лозунг завоевания общин, выдвинутый Герцлем на Втором конгрессе, был, таким образом, своевременным. Герцль, однако, представлял себе это "завоевание" весьма схематично: сионистские отделения на местах поведут общественное наступление на официальных глав еврейских общин и заменят последних сионистами.
   Но здесь (как и вообще в достижении политической цели сионизма) не годились методы "большого скачка". Лозунг "завоевания общин" на практике стал не более чем зерном идеи об активном участии сионистов в общественной жизни евреев в странах рассеяния - работе, названной позднее немецким термином "гегенвартсарбайт" - "работой данного часа".
   Что касается банка, то в нем Герцль видел финансовый инструмент сионистской организации, которому надлежит послужить при ведении переговоров с Турцией. Акционерный капитал был установлен в два миллиона фунтов стерлингов, и до Второго конгресса набралось лишь 7-8% искомой суммы. По вопросу о банке доклад сделал Давид Вольфсон. Конгресс вынес официальное решение об основании банка с местопребыванием в Лондоне (Еврейский колониальный банк был зарегистрирован 20 марта 1899 года в Лондоне в качестве английского акционерного общества под названием "Джуиш Колониэл Лтд Траст". В конце апреля того же года было выпущено 200 тысяч акций достоинством в один фунт стерлингов (или десять русских рублей) каждая. На 75% всех этих акций подписались русские евреи. По уставу банк был вправе приступить к регулярной работе только при наличии минимального капитала в 250 тысяч фунтов. Недостающая сумма (50 тысяч) собиралась с трудом, и банк начал функционировать лишь в начале 1902 года. В конце февраля этого года была создана дочерняя компания банка под названием Англо-Палестинское общество, затем - Англо-Палестинский банк (ныне - Банк леуми ле-Исраэль - Национальный банк Израиля). Эта дочерняя компания начала действовать в Яффе летом 1903 года под руководством Залмана Давида Левонтина.).
   Во время обсуждения и прений по {74} поводу банка возник вопрос о сферах его деятельности, определенных в его уставе словом Восток (Ориент). От имени сионистов России Усышкин потребовал, чтобы в устав ясно записали: Сирия и Палестина.
   Конгресс принял компромиссную формулировку: "Восток, в особенности Сирия и Палестина".
   Два делегата из России выступили на конгрессе с докладами от имени исполкома: Мандельштам - о сионистской программе действий и Моцкин - о положении еврейского поселения в Эрец-Исраэль. Мандельштам, один из старейших Ховевей Цион и близкий друг Пинскера, стал пылким политическим сионистом, верным другом и почитателем Герцля (На Шестом конгрессе (1903 г.) Мандельштам поддержал предложение об Уганде. После Седьмого конгресса (1905 г.), высказавшегося против Уганды, он вышел из сионистской организации и вместе с Зангвиллем (Лондон) основал Еврейскую территориалистскую организацию.).
   В своем обширном докладе он с похвалой отозвался о политическом сионизме, вдохнувшем новую жизнь в круги Ховевей Цион. Вместе с тем он также отметил важную роль Хибат Цион до появления политического сионизма. Мандельштам выразил отрицательное отношение к "контрабандному просачиванию" в Палестину и призывал к действиям, ставящим целью добиться законной, политико-юридической базы для алии и заселения. До того, как это будет достигнуто, надо перевести на земледельческий образ жизни евреев Палестины и Сирии. Надо позаботиться, чтобы пробуждение национального самосознания еврейского народа проходило без уклонов в шовинизм, который не только смешон, но вреден.
   "Прежде всего мы должны стремиться к тому, чтобы еврей перестал стыдиться своего происхождения и еврейская мать не гордилась бы тем, что ее дети не похожи на евреев".
   Необходимо вести обширную воспитательную работу, знакомить еврейскую молодежь с нашим великим прошлым путем преподавания истории Израиля и еврейской культуры. Молодежь должна знать лучших сынов и героев своего народа, образы {75} которых могли бы послужить основой для подражания.
   Л. Моцкин доложил о еврейском ишуве в Эрец-Исраэль. По поручению Сионистского исполкома он посетил Страну, чтобы познакомиться с положением на месте. В итоговой части доклада он перечислил ряд отрицательных тенденций, порожденных, по его мнению, принятой тогда практикой заселения. Его выводы следующие:
   1) надо неуклонно стремиться к получению законного статуса для алии и заселения;
   2) необходимо решительно противиться "просачиванию" в Палестину; в настоящее время надо закрепить то, что уже имеется в Стране, укоренением находящихся там евреев и созданием промышленных предприятий. Таким образом, Моцкин принял сторону противников "малого" заселения.
   В Комиссию по заселению, выбранную на конгрессе в составе 17 человек, вошли 5 делегатов из России. Как и в Постоянной комиссии (Рабочая комиссия, избираемая на все время работы конгресса. В ее функции входит решение вопроса о личном составе разных сионистских центральных органов. Еe рекомендации для конгресса не обязательны, но, как правило, им санкционировались. - Прим. ред.), они представляли оба течения российского сионизма: "политиков" и "практиков". В рекомендациях, вынесенных на пленум конгресса, явно ощущался компромиссный дух резолюций Варшавского съезда.
   В том же духе принял конгресс и свои постановления по вопросу заселения Эрец-Исраэль, которые звучали так:
   "Конгресс, относясь с симпатией к заселению Палестины, начавшемуся уже издавна, и желая содействовать заселению в будущем, провозглашает:
   1. Под заселением, "отвечающим намеченной цели", следует понимать заселение, которое будет вестись в соответствии с заранее полученным разрешением правительства Турции, по планам и под наблюдением комиссии, избранной конгрессом. {76}
   2. Комиссия по руководству делами заселения будет состоять из десяти членов с местопребыванием в Лондоне. Средства для комиссии на ее расходы изыщет исполком.
   3. Первые шаги по заселению должны заключаться в переселении евреев, проживающих в пределах Турции.
   4. Банк своей деятельностью должен помочь добиться разрешения турецкого правительства".
   Влияние духа резолюций Варшавского съезда ощущается также в постановлении конгресса по пункту "культура": "Сионизм положил своей задачей возрождение еврейского народа не только в области материальной и политической, но и духовной.