Мария Баганова. Столик в стиле бидермейер

   – Душенька, – осторожно начала Анна Федоровна, – ты не ошиблась в переводе? Я имею в виду мужской и женский род?
   – Да что ты? – возмутилась чтица. – Что я тебе, недоучившаяся школьница?
   – Хм… весьма интересный документ, – о чем-то размышляя, проговорил Артем Сергеевич. – Если бы вы дали мне его на некоторое время… Учитывая, кто мог бывать в этих местах…
   – Нет, нет, нет, – перебила его Анна Федоровна. – Извините, при всем моем уважении к вам, об этом не может быть и речи. Я вообще жалею, что заглянула в тайник.
   Надя недоуменно посмотрела на мать и, явно ничего не понимая, спросила:
   – И что это значит?
   – Это значит… – начала Галочка.
   – Это ничего не значит, – резко остановила ее Анна Федоровна.
   Но не тут-то было! Вмешался Андрей.
   – Я так понял, что это ценное письмо? – задал он вопрос.
   – Видите ли… – осторожно начал Артем Сергеевич. – Учитывая, что в этой усадьбе бывал Великий Поэт и его потомки…
   – Всего несколько раз, да и то неточно, – резко заявила Анна Федоровна.
   – Ну, количество посещений не так важно, – гнул свою линию Артем Сергеевич. – Главное то, что описанная в письме ситуация некоторым образом совпадает с обстоятельствами гибели Великого Поэта.
   – Именно, что лишь некоторым образом, – заметила Анна Федоровна. – И, по-моему, не так уж и совпадает. Имен тут нет. А подобные предположения могут запятнать память Поэта…
   Может, мне показалось, но тетя Майя в этот момент довольно улыбнулась. Володя так просто с трудом удерживался от смеха. Даже у Татьяны Романовны чуть дрогнули уголки губ. Ольга протянула руку и взяла письмо. Интересно, она понимает по-французски?
   Все знают, что Великий Поэт погиб на дуэли. Считалось, что стрелявший был влюблен или просто волочился за его женой, но после такой находки…
   – Но при чем же здесь поэт? – решилась я подать голос.
   И тут же пожалела об этом: все сразу посмотрели на меня, словно я была в чем-то виновата.
   – Я просто хотела сказать, что в письме о нем нет ни одного худого слова. Это же не его вина, как кто к нему относился, – смутилась я, – а тот офицер, его убийца, ведь на самом деле был гомосексуалист. Я читала.
   Не надо было мне этого говорить! Аннушка взглянула на меня так, что я тут же вспомнила, как однажды в школе вывела бедную учительницу из себя. Сгоряча она даже дала мне подзатыльник… Нехорошо получилось. Вот и теперь: кто меня за язык тянул? Я смущенно замолчала, надеясь, что этим все и закончится. Но не тут-то было: встряла энтузиастка Галочка. Какой же она все-таки еще ребенок!
   – Тогда это станет сенсацией! – воскликнула она и с деловым видом отобрала у Ольги письмо. – Похоже на подлинник, – произнесла она. – Бумага с водяными знаками. Мы точно такую в делах разбирали, когда в архиве занимались.
   – Если письмо окажется подлинным, в чем я не совсем уверен, – тихо заметил антиквар, – его стоимость и цена самого столика возрастут неимоверно.
   – Это не имеет значения, – отрезала Анна Федоровна. – Ни на какую экспертизу я письмо не отправлю. Какая мерзость! Грязь!
   Я – баба злая. И уже упоминала, что особой симпатии к Анне Федоровне не испытываю, но в этот момент я ее зауважала: не каждый способен вот так легко отказаться от баснословных барышей исключительно ради своих идеалов.
   – Хочу заметить, – отчетливо выговорила Анна Федоровна, – что этот столик был подарен моей дочери. Значит, письмо принадлежит ей. А стало быть, я буду решать, что с ним делать!
   Я еле сдержалась: ну надо же! Оговорочка по Фрейду: «Столик принадлежит ей – значит, решать буду я». А Наде даже не пришло в голову возразить!
   Анна Федоровна взяла документ и стала подниматься к себе. Уже на лестнице обернулась:
   – Будьте любезны, поставьте вышивку на место. А то столик вид потерял.
   Володя с Артемом Сергеевичем принялись возвращать столешнице первоначальный вид. Я обвела всех взглядом. Надя робко улыбалась и щебетала что-то насчет обеда. Карина стояла рядом с ней, но даже не старалась делать вид, что прислушивается к ее словам. Галочка выглядела разочарованной, словно у нее отобрали игрушку. Майя Ивановна улыбалась, как кошка, наевшаяся сметаны. Оля с мужем переглядывались и пожимали плечами. Я услышала, как, обернувшись к Андрею, Дима тихо произнес:
   – Злая у тебя теща! Ну подумаешь – грязь, зато каких бабок стоить может!
   – А ей-то что? Она давно уже забыла, почем килограмм картошки. Живет здесь, как за каменной стеной… – Андрей сделал успокаивающий жест: мол, ничего, разберемся.
   Вечер прошел нервно и напряженно. Всем хотелось поговорить о таинственной находке. Но Анна Федоровна жестко пресекала любые попытки, поэтому гости шептались по углам.
   – Ну да… Он был гомосексуалист, тот офицер, убийца, любовник посланника Шарля-Луи, – блестя глазами, говорила Галочка. – Но всегда считалось, что он любил его жену – жену Поэта. Ее и винили во всем случившемся. Однако сам Поэт ее оправдывал. И теперь понятно почему!
   – Галя, – резко оборвала ее Анна Федоровна, – хватит болтать ерунду! – Она деланно улыбнулась. – Зови всех к столу, гости, наверное, голодные.
   Тут она была полностью права. Я на самом деле страшно проголодалась. Галя, едва сдерживая возмущение, вздохнула:
   – Но ведь это же история!
   За столом Анна Федоровна изо всех сил делала вид, что ничего не произошло. Она старательно поддерживала беседу, расспрашивала Ольгу о том, как она отдыхала на Кипре. Я готова была поклясться, что ей до фонаря все эти пятизвездочные отели и дорогие рестораны, но хозяйка дома мужественно изображала интерес, лишь бы разговор не коснулся находки. Это у нее не слишком получалось: все равно то и дело кто-нибудь упоминал о письме. Это же намного интереснее, чем болтать о всякой ерунде!
   Я больше слушала и рассматривала гостей. Карина казалась задумчивой. Верочка, которую покормили отдельно и усадили смотреть мультики, то и дело подбегала к ней, но мать отвечала рассеянно и без интереса.
   Надя выглядела растерянной и подавленной. Н-да… попала девушка меж двух огней: с одной стороны, Андрей, с другой – мама. Мужа заботит стоимость письма, мамашу – репутация давно умерших людей.
   Дмитрий вполголоса обсуждал с Андреем возможную стоимость письма. В разговоре участвовал и Артем Сергеевич. Они старались говорить тише, чтобы не услышала Аннушка. Но та все равно время от времени бросала на них недовольные взгляды.
   – Без экспертизы ни о чем нельзя говорить… – донеслось до меня.
   – Эта ведьма ни за что не отдаст…
   – Как я вам завидую! – призналась Ольга, наклонившись к мужу. – Вам обязательно нужно ее убедить. Такая историческая находка.
   – Там нет имен, – напомнил антиквар.
   Сидевший рядом со мной Володя хихикнул. Мне показалось, что он немножко нервничает.
   Дмитрий поднялся с места и произнес тост за хозяина дома. Возможно, чтобы отвлечь всех от мыслей о письме. Он говорил довольно долго. По его словам, Андрей был прекрасным деловым партнером.
   – В бизнесе он что танк. Раз увидев цель, ни за что не свернет с выбранного пути.
   Я слушала вполуха, думая о своем. Надо же! Как везет людям: находят в столиках всякие тайны… Хотя… Что-то мне здесь чудилось фальшивое. Но это вряд ли: письмо ведь достали на моих глазах, и еще несколько свидетелей будут готовы подтвердить, как не сразу поддалась вышивка, какой она казалась ветхой…
   – О чем запечалилась? – прервал мои размышления Володя.
   – Эх, Володя, – вздохнула я, – как обидно: такие тайны кругом! А у меня только стенка.
   – Стенка? – Он ошарашенно посмотрел на меня. – Это ставят к стенке…
   – Да нет, – отмахнулась я. – Стенка в смысле стена с обоями. Их клеили слой на слой лет сто уже, наверное. Вот я и думала расчистить кусочек, чтоб модерном полюбоваться. Это, конечно, не столик с вышивкой…
   Володя почему-то хмыкнул и дальше разговаривал, не глядя мне в глаза.
   – Так за чем же дело стало? Что мешает в твоих начинаниях?
   – Я попробовала – они рвутся, – пожаловалась я.
   – Найми специалиста. Меня, например.
   – Дорого возьмешь?
   – Не-а, недорого. А что у тебя за дом?
   Я принялась рассказывать, какой у меня чудесный участок, что он совсем недалеко от воды и там дивные старые яблони…
   – Сколько там комнат? – перебил Володя.
   – Две, коридор, рядом с кухней еще чулан. Я там планирую «удобства» оборудовать. Ну и еще пристройка. Но она холодная.
   – Если ты мне выделишь только на летние выходные койко-место, – заявил он, – то я вообще тебе все дешево-дешево сделаю. Почти задаром. За кормежку.
   Я подумала и согласилась.
   – Оки, – кивнул Володя. – Тогда, если ничего не стрясется, буду у тебя… Как насчет послезавтра?
 
   Воспользовавшись переменой блюд, я подошла к девочке:
   – Привет. Меня зовут Катя. – Я села на корточки, как это рекомендуют книжки, чтобы лица оказались на одном уровне. – Покажешь мне свои игрушки?
   Вера заулыбалась и, взяв меня за руку, повела наверх. Чужого ребенка Надя баловала: в комнате девочки стояли две яркие корзины, битком набитые куклами и плюшевыми зверушками.
   Мы строили замок из конструктора, когда в комнату вошла Карина.
   – Ты что тут делаешь? – удивилась она.
   – Зашла на запретную территорию?
   – Да нет… – пожала она плечами. – Просто не думала, что здесь тебе может быть интересно.
   – А мне интересно, – ответила я.
   – Это потому, что своих нет.
   Я вздрогнула. Нет, она и не думала намеренно говорить гадость, просто была искренней.
   – Вера, пора ванну принимать и спать, – скомандовала Карина.
   Вера сразу погрустнела, но ей и в голову не пришло возразить.
   – У тебя драконы есть среди игрушек? – спросила я.
   Вера отрицательно помотала головой.
   – Я тебе принесу. Настоящего, – пообещала я.
   – Он большой… настоящий? – Вера недоверчиво посмотрела на меня.
   – Нет, это специальная порода, маленькие. Спокойной ночи!
 
   Когда я спустилась из детской, оказалось, что Татьяна Романовна уже ушла. Она где-то в деревне сняла комнату.
   – Почему она у нас не остановилась? – возмущалась Аннушка.
   – Не хочет быть в тягость, – объясняла Майя Ивановна. – Знаешь, мы же с ней вместе сняли комнату. Это удобно: сел на автобус – и через полчаса тут. Я так… наездами стану бывать. А она все лето здесь пожить хочет. Нет, нет, даже не просите. Я уже ей объясняла, но она предпочитает жить одна.
   Артема Сергеевича и Володи тоже уже не было. Стало быть, и мне пора собираться.
 
   В ту ночь я почти не спала. Первые строки таинственного письма вертелись у меня в голове, не давая покоя: «Вы стояли на лестнице у огромного зеркала…»
   Как там дальше?
   Женщина обернулась? Нет, это была не женщина. Она продолжала любоваться собой, не сводила с себя глаз, ничего не замечала вокруг. А вот ее супруг повернул голову… «и мы встретились глазами». Бальная зала, полная нарядных гостей… Лестница… Почему я так ярко себе это представляю, словно сама была там? Словно видела уже это когда-то?
   Я встала и, набросив халат, прошла на кухню, поставила чайник. Почему Поэт не покинул Петербург, когда тучи сгустились? Всегда отвечали: его не отпустил император. Однако император не отпустил конкретно его, но не его супругу. Он вполне мог отправить жену к родственникам, в деревню. Тем более что она была беременна – прекрасное объяснение отъезда.
   Я представила холодный зимний день, тусклый свет, смертельно раненного поэта, врачей, меняющих бесполезные компрессы. Сколько раз он повторял умирая, что она невинна, ни в чем не виновата! Он точно знал и пытался убедить в этом окружающих, не смея назвать подлинную причину своей уверенности.
   «Выстрел почти в пах – не лучший способ обладания любимым». Да уж! С этим не поспоришь.
 
   К визиту Володи я принялась разбирать вещи. Коль уж решила предоставить ему коечку, нужно к ней и стеночку. Значит, придется мне с моей проволокой, пенопластом и бархатом подвинуться. Мои зверушки делаются на проволочном каркасе, каркас обматывается нитками и обтягивается тканью или искусственной кожей. Беспорядок возникает, словно в ателье. А еще страдает маникюр. Не то чтобы меня это сильно заботило, но с моими обломанными ногтями ни за что не сойти мне за даму из общества.
   Теперь придется перенести все ко мне в спальню. Благо комната довольно большая и места там хватит. Работать по будням смогу там же, где и планировала: Володя только в субботу-воскресенье появляться будет.
   Я обещала Верочке дракона, поэтому развернула мешок с обрезками материи: лоскутов хватит. Но только пока до них дойдет… Начинать надо с проволочного каркаса. Вот эта потолще – пойдет на хребет, это лапки, сзади – крылья.
   Времени на уборку оставалось меньше суток.

* * *

   Володя не обманул: он заявился ко мне утром в понедельник. Я только-только вернулась с купания.
   – Где моя койка? – спросил он с порога.
   – Диван подойдет? – ответила я. – Клопов нет.
   – Это хорошо, что клопов нет, – очень серьезно ответил он. – А то приходилось мне встречаться с этими неприятными насекомыми.
   Эх, молодежь! Все-то им кажется, что только они клопов видали!
   – Володенька, – сообщила я. – Когда этот дом покупала, я прежде всего провела обследование на предмет клопов и тараканов. С соседкой поговорила: ведь мои тут только полдома – значит, без ее содействия всю эту нечисть не вывести.
   Я провела его в крохотную комнатку. Такую моя бабушка назвала бы «трамвайчиком» – длинная, с окном в торце. Там помещались диван и комодик. Еще крючки на стене были – одежду вешать.
   – Подойдет? – спросила я.
   – Хоромы! – ахнул Володя. – Учитывая, что и речка под боком.
   – Речка под боком. Только погода не блещет, небо затянули тучки.
   – Увы, издержки средней полосы, – кивнул Володя. – Ты покажи, где расчищать, решила уже?
   Кухня-столовая была самым большим помещением в моем доме. Угол занимала газовая плита, остальное пространство – стол с разномастными стульями.
   – Ну вот здесь, думаю, а еще, – я открыла дверь в спальню, – здесь можно попробовать.
   – Хозяйка, – возмутился Володя, – двойной объем работы!
   – Володя, – заулыбалась я. – Так ведь не последний год живем. Будут еще летние денечки, может, и пожарче.
   – ОК, – согласился он. – Будем считать? Пока работаю, живу у тебя.
 
   Я давно обратила внимание, что с молодыми людьми нахожу общий язык намного проще, чем со сверстниками. И меня совсем не смущает обращение на ты. Мы весело трепались обо всем. Иногда ходили купаться, спускаясь вниз по лепной лестнице. Вода была теплая, а вот солнце не баловало. Над рекой висел сероватый туман. Мне то и дело казалось, что сквозь низкую туманную завесу проглядывают расплывчатые очертания затонувшей разрушенной усадьбы – большого дома с колоннами.
   Само собой, что мы принялись обсуждать письмо. Глаза у Володи заблестели.
   – Здоровское письмишко! – От возбуждения он даже употребил детское выражение. – Вон как учителка напряглась!
   – У тебя зуб на учителей? – поинтересовалась я.
   – Н-да… – простонал Володя. – Пришлось мне от них настрадаться в свое время.
   Я скептически глянула на его сережку и поинтересовалась, во сколько лет он ухо проколол.
   – В четырнадцать! – гордо объявил Володя.
   Я попыталась представить реакцию Аннушки, если бы кто-то из наших мальчиков осмелился на такое, но воображение отказывало. Наверное, вызовом к директору дело бы не ограничилось. К психиатру бы повела, точно.
   А Володя продолжал самозабвенно рассуждать о письме:
   – Как все напряглись сразу! Ты заметила? – И мечтательно продолжил: – А почему бы и нет? Тогда ведь это было весьма и весьма распространено. Сей грех величали «азиатским пороком».
   – Неужели и тогда это на самом деле было? – не поверила я.
   – А то! Про Жоржа с Шарлем-Луи факт известный. А ты не знала?
   – Знала, – кивнула я, – просто меня это как-то мало волновало…
   – Гомосексуализм – один из древнейших видов любви, – закатил глаза Володя. – Ты никогда не задумывалась, что на самом деле обозначает понятие «платоническая любовь»? Ну ты просто образец наивности! – Глаза у Володи загорелись. – Особенно это было распространено даже не в Афинах, а в Спарте. Ведь жениться спартанцы имели право лишь по достижении тридцати пяти лет…
   – А до этого?
   – Ну напряги воображение!
   Я покраснела и промолчала.
   – Существует забавная история о лакедемонянах, – не унимался Володя. – Женившись, они долго не имели детей, так как с женщинами общались тем же манером, что и с мужчинами: другого они просто не знали!
   Я не знала, куда деваться от смущения.
   – И откуда же такой анекдот? Из Сети?
   – Из Геродота. Но прочел я его, твоя правда, в Сети.
   Довольная, я усмехнулась: все-таки угадала.
   – Знаешь, а ведь это вполне может оказаться правдой. «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском» – как это трогательно сказано! Вряд ли он выразился бы так, имея хоть каплю сомнения. То есть он должен был точно знать, что она ни в чем не виновата! – Я перевела дыхание. – Ну а откуда могла взяться такая убежденность? То есть, если мы принимаем это письмо за письмо Жоржа, это многое объясняет.
 
   Деревенская библиотека – это было то немногое, что осталось от клуба. Уродливый ангар с плоской крышей и парой крошечных окошек стоял за огородами метрах в двадцати от воды. Это пространство занимали чьи-то огороды. Между кустами вилась узкая, почти заросшая травой тропка. Когда-то здесь любили купаться местные. Теперь крошечный пляж заилился, и народу там почти не бывало. Все-таки как бы меня ни пугали призраком Анастасии Зябужской, а моя лестница самая лучшая.
   Половину ангара занимал магазин, где продавались мороженые куры и «Краковская» колбаса, а также неизбежные чипсы, кока-кола и соленые орешки. Еще там были разнообразные консервы, молоко в пакетах и каждый день привозили свежий хлеб – нелюбимые мною овальные чуть сладковатые батоны.
   Я прошла по темному коридорчику и, к своему удивлению, очутилась в довольно симпатичной комнатке. В крошечном закутке располагались списанная школьная парта, два стула и выставочный стенд, заполненный какими-то рисунками и фотографиями. Вместо стойки поперек комнаты располагался большой стол с надстройкой со множеством ящичков. Он отделял собственно книгохранилище, в котором стояли страшные металлические стеллажи с острыми углами и выступающими деталями. За столом сидела женщина лет пятидесяти и читала. Света в окошко проникало мало, и ей все равно приходилось пользоваться настольной лампой, обыкновенной, современной. А вот рядом стояло нечто поистине уникальное: тяжелое мраморное пресс-папье с лежащими на нем львами.
   Женщина подняла голову и с удивлением посмотрела на меня:
   – Да? Что вы хотели? В магазин другая дверь.
   – А мне не в магазин, – объяснила я. – Я к вам, в библиотеку.
   Улыбка очень красила эту милую женщину.
   – Тогда записывайтесь. Вы здесь новенькая? Я вас раньше не видела.
   – Я здесь полдома приобрела, – рассказала я. – Наследство получила.
   – Прописаны у нас?
   – Нет, в городе.
   – Если вы здесь не прописаны, – робко произнесла она, – то пользоваться библиотекой можно только платно… – Она запнулась и назвала смешную копеечную сумму.
   – Да какие проблемы! – улыбнулась я. – Это же недорого.
   Она с облегчением вздохнула и протянула мне формуляр. Заполняя, я поглядывала на уродливые стеллажи.
   – Как вы только о них не царапаетесь? – спросила я.
   – Царапаюсь, еще как, – вздохнула библиотекарша. – Даже блузку пару раз рвала.
   – Я в архиве когда-то работала, – поделилась я. – Там такие же были. Пакость страшная. А потом на них неизвестно зачем несгораемые шторы повесили. Мы еще смеялись: все сгорит, а шторы останутся.
   – Меня тоже пожарники донимают. – Женщина была рада поговорить. – По их мнению, все книги надо выбросить. Все равно никто не читает.
   – А я как раз хотела что-нибудь взять.
   – Милости прошу! – Библиотекарша улыбнулась и пропустила меня к полкам.
   Она мне сразу понравилась: в ней не было ничего деревенского. Немного полноватая, с шалью на плечах, она будто сошла со страниц старинного романа. Черты некрупные, довольно правильные. Светлые волосы убраны в элегантный пучок, на лице никакой косметики. Мне вот никогда не удавалось управляться со шпильками, они вечно выпадали и совершенно отказывались держать мои непокорные пряди.
   – Мне бы что-то из истории, или вдруг есть литературоведческое… – попросила я.
   Ну откуда в деревенской библиотеке такие вещи? Тоже мне, размечталась!
   – Вообще-то у меня есть и по истории, и труды по литературе… – с гордостью ответила хозяйка. – Но что именно?
   – Поэт, – коротко ответила я. – Меня интересует его жизнь и вообще… то время.
   Библиотекарша взглянула на меня с любопытством:
   – Надо же! Вот это интересы, а то последнее время все больше дамскими романами увлекаются.
   – А еще мне говорили, что у вас есть издание по истории рода Зябужских, – совсем осмелела я.
   – Есть! – воскликнула библиотекарша. – Причем с автографом последней его представительницы. Она сюда приезжала. Я у нее даже интервью взяла. И она мне книжку из своей библиотеки подписала: раритетное издание начала прошлого века. Думаю, это библиографическая редкость. И еще свои воспоминания оставила… Их-то уже никто никогда не издаст.
   Я вспомнила рассказ о старушке, грустно стоявшей на берегу водохранилища, скрывающего дом-утопленник.
   – А еще много чего порассказала, – продолжила библиотекарша. – Меня Варвара зовут, Варвара Федоровна, но можно просто Варя.
   – А меня Катя.
   – Хотите чаю? – вдруг предложила она. – Я хотела попить, а одной скучно.
   Я с радостью согласилась. В маленькой библиотечке приятно пахло книжной пылью. Где-то под стеллажом заскреблась мышь.
   – А книги не грызут? – спросила я. – У меня тоже мыши. Думаю кота завести.
   – Кот есть, – кивнула библиотекарша, – красавец рыжий. То-олстый! Шатобрианом зовут. Только он больше гуляет, чем мышей ловит. Но они у меня прикормленные, не беспокойтесь.
   – Что значит «прикормленные»?
   – Я им семечек даю или сухариков. Вот они книги и не трогают. А на ночь – кот, – объяснила Варя и почесала переносицу. – Все никак не привыкну, что очков уже нет. Поставила контактные линзы.
   – А я не решаюсь. Боюсь что-то в глаза вставлять.
   На обложке книги, лежащей на Варином столе, значилось: «Амбелен. Секреты и тайны истории».
   – Интересно? – спросила я.
   – Очень. – Щеки библиотекарши порозовели. – Он так замечательно пишет! Я вот думаю, неужели Жанна д’Арк и вправду была королевской дочерью?
   А что бы сказала библиотекарша, если бы видела то письмо? Пожалуй, она может стать хорошим помощником. Я посмотрела на лоток с картонными формулярами.
   – Многие тут читают?
   – Да что вы! – Варя махнула рукой. – Хотя, казалось бы, не на отшибе находимся, запасся хлебом насущным и зайди за духовной пищей. Однако… – Она вздохнула и не закончила фразу. – Вон отдельный стеллаж – дамские романы. Их и берут. А пол поселка вообще пьет не просыхая.
   – Это я уже заметила, – с грустью подтвердила я.
   Варвара оглядела свои владения – небольшую комнату с пятью двусторонними стеллажами и огромным столом библиотекаря, по-моему, из того же затопленного барского дома.
   – Это все из усадьбы? – на всякий случай спросила я и после утвердительного кивка осторожно продолжила: – Мне говорили, что вы историей увлекаетесь.
   – Собираю просто материалы… – ответила она. – О помещиках местных. Закроют меня, наверное, скоро, – вздохнула она.
   – А много вам платят?
   – Да какое там много! – Она даже рассмеялась. – Так… зарплата символическая. Просто чтоб уж совсем не дома сидеть. Здесь ведь давно все ремонта просит. А начнут ремонтировать – наверняка магазин расширят, а библиотеку уберут. Читателей – кот наплакал. Книги, безусловно, замечательные в плане сеяния разумного, доброго, вечного – но старые, безнадежно старые!
   Я обратила внимание, как менялось ее лицо, когда она говорила о книгах. Ее взгляд скользил по полкам, приветствуя истрепанные корешки, словно верных друзей.
   – Русская и советская литература – Ломоносов, Крылов, Жуковский, Пушкин (разрозненное собрание сочинений), Чехов, Некрасов… – перечисляла она. – О, Гиппиус, это кто-то подарил. Проскурин, Иванов, Липатов… Кто их сейчас читает? Разрозненные тома Дрюона, Дюма, Мопассан, Байрон…
   – Хорошие книжки, – вставила я.
   – Хорошие… – Варя снова загрустила. – Кому сейчас интересны те, кто писал фразами по полстраницы, с кучей запятых и тире? Кого волнуют луддиты и милые друзья? Кому нужны старые подшивки «Техника – молодежи»?
   Она замолчала и сделала несколько глотков чаю.
   – Знаете, иногда я думаю: а не спалить ли это все? За что я держусь? С кем борюсь? И еще выставки иногда делаю… Неизвестно для кого.
   Последняя фраза библиотекаря убедила меня окончательно.
   – Знаете, – робко начала я, – тут недавно случилась такая история… Прямо детективная… Так что если у вас найдется что-нибудь про гомосексуализм… – закончила я, запнувшись на полуслове, – и вообще по истории того времени и об окружении Великого Поэта…