Мария Свешникова. Бимайн. Тариф ?на безлимитное счастье

   – Итого, – начала Аня. – Ты замужем, но муж тебя бросил, ты работаешь, но зарабатываешь… Сколько ты там зарабатываешь?
   – Не спрашивай.
   – Пишем тридцать тысяч рублей. Считай, что это моя грубая лесть. Не умеешь водить механику, делишь с любимым человеком собаку, у него рыжеволосая швабра, ты сожгла сцепление на трех машинах в автошколе, перепутала Борю Моисеева с танцором в «Красной Шапочке» и на собственную свадьбу пришла в костюме пчеловода.
   Она не уставала все это записывать.
   – Вы готовы сделать заказ?
   Да, конечно, на швабру. Только потом нам придется съесть исполнителя.
   – Оливье, еще один ванильный мохито, потом давайте пиццу с ветчиной и грибами. И можно текилы… Как – какой? Золотой!
   – А в попе не слипнется? – спросила Аня.
   – Уж лучше пусть слипнется, чем проходной двор, как у некоторых.
   – А мне давайте «Цезарь» с креветками. И можно сразу водки «Absolut».
   Официант снова перевел на меня свой пакостный взгляд и задал довольно унизительный вопрос:
   – Вас мужчина бросил? Столько едите после шести?
   – Не забудьте принести мне десерт как утешительный приз и пожалеть! – против лома нет приема.
   – Не собираюсь я вас жалеть. С такими вещами надо справляться.
   Я расплылась в своей мерзкой улыбке. Наигранной до состояния расстроенного пианино.
   – А еще ты хамишь официантам и до сих пор берешь у родителей деньги! – Аня не успокаивалась.
   – Слушай, ты не психотерапевт, ты пихотерапевд. Превед, медвед.
   – Почему?
   – Потому что всякую пургу пихаешь мне в мозг!
   – Ладно – решай: чего ты хочешь. Помни, что месть – удел слабых.
   – А тебе никогда не приходило в голову, что коварство – это проявление агрессии у людей с хорошими манерами? – сказала я с набитым ртом.
   Аня заметила и это. Казнить нельзя помиловать. К черту знаки препинания и поперхания!
   – Все гениальное просто!
   И это мне говорит человек, который вчера споил агентства, занимающиеся конкурирующими брендами, только чтобы они не пересеклись на выходе из монтажных.
   А потом все напутала. Обозвав МТС «Билайном». И красиво, разливая, сказав: «Люди чешут»!
   Чесали в итоге все: репу, преимущественно Анину.
   Что же! Я в надежных руках.

10. Рекламный позор

   Укройте меня одеялом. Сделайте погромче дождь. Заархивируйте вопросы до утра. И дайте же мне, гадкие люди-будильники, выспаться.
   А наутро Аня снова портила мне жизнь. Подумаешь, сказала продюсеру, что лежу со страшной диареей.
   И увлеклась волшебной коробкой, где спрятаны все серии «Моей прекрасной няни». Ненароком, так мне и за это нагорело.
   – Нажми на «стоп», убери из рук кока-колу, возьми вещи и дуй на спорт!
   – Иди к черту!
   – Кстати, одна птичка мне донесла, что та самая швабра – дочь генерального директора рекламного агентства «Ди&Би»…
   – Чего? Кто дебил?
   – Сначала ты идешь к отоларингологу и чистишь уши.
   Нет, все же кукол-вуду будет на одну больше.
   – И что?
   – И то, она живет одна, в огромной квартире на площади Восстания. Работает в агентстве своего отца эккаунт-менеджером, занимается хорошими брендами. Знает в идеале три языка. И еще… Их пытается свести Марат.
   – Откуда ты все это знаешь?
   – Рекламный бизнес. И никакого мошенничества.
   Тили-тили-трали-вали. Меня злостно поимели. Не в рифму, но по делу.
   – Слушай, а у тебя костюмы со съемок еще остались? Скоро же Halloween. Они точно будут.
   – Да, зарезервировали столик в «Дягилеве». Только костюма пчеловода у меня нет.
   Гори оно все синим пламенем.
   Так грустно, что даже забыла, что скоро изматывающая, созвучная со словом морошка зима. И так почти шесть месяцев. И ночная тишь да глушь, не север еще, так заброшенная городская усадьба в белом облаке. Посреди Третьего транспортного.
   Такой баланс доброты и снега.
   – Слушай, а как денег заработать?
   Аня покраснела.
   – Я не о том! Может, книгу написать? Или нет, лучше сценарий! – решила я зондировать почву.
   Она была немногословна и ограничилась: «Афтар – выпей йаду». Ох уж этот орфоарт.
   – Слава Богу, что мир так правильно и справедливо устроен и ты не ведешь «Спокойной ночи малыши» – иначе бы ограничилась только двумя новостями – что Деда Мороза нет, а Хрюша и Степашка – набитые ватой тряпки!
   – Хорошо, если просто ватой, – сказала она. И была такова.
   – Кстати, о вате и набитых игрушках. Ты костюмы нам оставила?
   – Угу.
   – Так как мне денег заработать?
   – Ну есть у меня одна идейка… – ответила она как-то ну очень загадочно.
   – Так. Я бы попросила без грязных намеков.
   – Да нет, я не про спекуляцию гастарбайтерами, – она отмяла этот вариант как само собой разумеющийся.
   – А про что тогда?
   Если не гастарбайтеры, то что?
   – Я даже сделаю микромониторинг – и ты будешь писать. Для всех корпоративных, глянцевых и не только изданий. Хоть для газеты «Жизнь». И приходить на работу вовремя. И пообещай мне не высовываться в кухонное окно с криками «Да тут Ленинский проспект перекрыли», когда ты еще спишь.

11. Пчелайн, или Как у меня выросло жало

   Знаете, как определить, судьба или не судьба? Да легко: если одним из первых вы встречаете в спортклубе собственного мужа, значит, «не судьба». Вам сегодня спокойно покачать пресс.
   Тренер был до дрожи в желудке очарователен. Особенно тем, что первую тренировку решил провести в часы пик. То есть без везения в карты.
   Майка была практически, если по правде, то целиком, мокрая.
   – А я думал, плавают в купальниках. Дай, что ли, потрогаю твои бицепсы-трицепсы, напряги руку, – подошел в перерыве ко мне Романович.
   В руке была гантель весом два кг. Однажды дома я нарисовала на двухкилограммовых гантелях «4 кг», и Романович так долго мной восторгался.
   Бицепсы-трицепсы.
   – Ооооо! – протяжно и вальяжно затянул Алек. – Тут работы непочатый край.
   – Очень приятна мне твоя забота, однако думай о себе, о своих руках. Тебе их крепость просто-таки необходима, – тема онанизма лежала в папке «избранное».
   – Ты о чем? – выражение детской непосредственности всегда удавалось Алеку на «ура».
   – О том, чем ты занимаешься по утрам!
   Это не dolce vita. Dolce одиночество.
   А сколько будет одно Dolce одиночество плюс еще одно? Два одиночества?
   Странно, ведь говорят, единство, брак, порча имущества и битье посуды.
   И падающие на чужие ноги гантели. Чтобы больно. И не только мне.
   – Руки ничего не держат! – сказала я, уронив одну из таких Романовичу на пальцы.
   – Да ладно – я на тебя не злюсь!
   Романович по-доброму улыбнулся и протянул полотенце. Это был удар ниже пояса. Для меня, впрочем, как и для Алека. Правильно – по левой-то лодыжке.
   Мы оба пользовались запрещенными ударами.
   Правду говорят, что с вопросов «почему» (почему он ТАК на меня посмотрел) и начинается великий путь заблуждений. Но только заблудившись, мы можем решить, что пора искать дорогу обратно. Моя дорога обратно заканчивалась в загсе на слове «разведена». Такой вот Subway!
   Проплыв много, ну хорошо, туда-обратно, олимпийку, я двинулась из «Оранжа» в сторону, в прекрасном направлении – Анин дом-склад.
   На этот раз меня ждал не костюм пчеловода. Но нечто близкое – пчелы.
   – Со съемок «Пчелайна» остался? – спросила я, взяв в руки костюм.
   – Не-а. Медового крекера для диабетиков.
   – Ты надо мной издеваешься?
   – Нет, просто в таком виде нас точно никто не узнает.
   – А ты кем будешь?
   – Гагариным.
   – Так и представляйся всем. Юрой, – мне показалось сказанное забавным, Аня не разделяла.
   – Слушай, тебе надо развлечься, а то твои шутки начинают настораживать! Только в Хэллоуин можно совершенно непринужденно куролесить с человеком, даже если он похож на сморчка и носит ремень PradO, – оратор из Ани, как из Гагарина космонавт.
   – А толк нам идти смотреть на них? Может, в XIII, и черт с ним, с Романовичем? – спросила Аня, помогая натянуть колготки в сетку, дабы подчеркнуть мой пчелиный зад. Из-за костюма с 36-го размер увеличился до 52-го. Ладно, с 38-го.
   Учитывая, что мы еле прикрепили к моему лицу жало, в «Дягилев» уже не хотелось.
   – Ладно, XIII так XIII! Кстати, можем меня поздравить: за неделю на всех работах суммарно почти две.
   – Молодец! Следующую можешь высыпаться. Запомни – твой идеал пять в месяц. Ну, хотя бы четыре. Бюджет ведешь?
   Я поморщилась.

12. Мысли из гипсокартона

   Мысли из гипсокартона
   Головная боль весом 127 г.
   Персиковый сок через последнюю трубочку.
   Это любовь, а не просто форма зависимости такая.

© Я

   Мясницкая напоминала парад в Рио-де-Жанейро. Только девушки не в купальниках, а каждая вторая – ведьма, каждая первая – ангел. Мы были индивидами.
   Одетая в тон желто-черному баннеру Indarnb.ru, я смотрелась как промоактер «Билайна», не хватало только листовок и заученного текста.
   Я сказала индивиды, потому как Аня наклюкалась капириньей в первые двадцать минут, а я тихо любила Red Bull. Всей душой. И языком.
   Осматривала толпу. Встречала знакомых – тех, что ведьмами и святыми заделывались. Открытые лица некоторых целовали меня в жало. Хотя и не узнавали, многие, думаю, даже не знали, чье жало лобзают. Несмышленые.
   Возле бара на мою ногу наступил ковбой. Кому телячий взгляд – а по мне ковбои.
   Он приподнимал бандану, которая прикрывала его рот, заправлял туда трубочку. И пил.
   Тот же ненавистный Red Bull.
   Остаток вечера мы встречались и переглядывались. Терлись душными прикосновениями на лестнице. Бросали взгляды в толпе, ловили бумерангом возвращающиеся эмоции и подмигивали.
   Романович, наверное, тоже. Наматывал по счетчику. Километры до дома, дай Бог, чтобы без швабры Пятьдвадцатьпять.
   Времени было двадцать пять минут четвертого.
   Аня, как истинный Гагарин, пользовалась успехом. У женщин она была нарасхват. Именно об этом мы и не подумали, хотя сей фактор открывал перед ней новые горизонты.
   Хотя если бы не колготки в сетку, может, меня тоже обозвали бы Шмелем. Бз-зз-зз.
   Ладно, надо найти свой улей, сообщить ему, что я домой – на пасеку.
   Настроение было слишком вдушекопательное. Нужно срочно в душ, было жутко жарко, вместе с потом я потеряла пару килограммов за сегодняшний день.
   Вадик прислал сообщение, что, когда разгребет всю работу, мы обязательно увидимся. И мне даже неинтересно, как именно зовут эту работу. Не первый день замужем.
   Романович тоже не обделил меня вниманием, прислав скромное: «Я требую свидания с Пигги! Я же тоже хозяин».
   Я ответила ему, спускаясь по лестнице: «Через восемь дней».
   Забавно, телефон зазвонил у ковбоя, который решил сразу же перезвонить отправителю. Почему-то на этот раз у меня запиликал аппарат связной зависимости.
   Столько общего. Уже повод для знакомства.
   С законным супругом. Толковое значение данной ситуации располагалось где-то около слова «казус».
   – А может, сейчас? Я правда хочу знать, как он поживает. И почему законная хозяйка оставляет его по ночам одного? Если еще и свет ему не оставила, подаю на развод!
   – Так, минуточку, а алименты на его содержание давно ли вы платили?
   Вот вам и Дягилев-фигягилев.
   – Обещаешь не буянить?
   – Только если ты меня выставишь в пять утра голого на улицу!
   – Посмотрим, как будешь вести себя на моем ранчо.
   – Слушай, – начал он, обнимая меня за плечи и тихо сталкивая практически на край тротуара. – Ну, признайся, что ты специально надела этот костюм, зная, что я буду в XIII!
   – У тебя же в Фигягилеве столик заказан был!
   – А ты откуда знаешь?
   Повисла странная пауза.
   – Нечисть какая-то! – сказал Романович.
   – Ты про Аню? Не смей так обзывать мою подругу! Она не нечисть, а Юра!
   Романович подумал, что мне пора завязывать с наркотиками, и был как никогда прав в своей мысли.
   – Вообще-то про Марата. А кто такой Юра?
   Ну и кто из нас двоих после этого Маша?
   У Гагарина завтра будут проблемы с выходом на орбиту. И обещанный волшебный пендель «Москва—Луна» первым же рейсом.
   Мы же совершили плавную посадку в такси. И столь же мягкое приземление дома. Пигги было по барабану на нас обоих. Он прекрасно знал, что ночью мы его не кормим.
   – Давно хотел спросить, а почему моя жена не выполняет своего супружеского долга? – он улыбался и поглядывал в сторону кровати.
   Только не носки. Стирать не буду.
   – Кто? Я?
   – Ну не я же?
   – Вспоминается мне наша брачная ночь – в пижамах и под разными одеялами!
   – Это не считается – я уставшим был! А вот сейчас полон сил!
   – А у меня… – Я набрала побольше воздуха, чтобы снова не ляпнуть что лишнее, все равно ляпнула, конечно, но… – А у меня… У меня голова болит!
   В глазах Алека посверкивал взгляд старого Алека. Того, что был, а не станет лет через тридцать.
   – Тут есть несколько вариантов: нурофен, эфералган и минет! Последнее, кстати, лечит абсолютно все! Даже насморк!
   – Я предпочитаю сон!
   – Тебе в руку или в ногу?
   Мы начали смеяться. Действительно, мы живем с Романовичем душа в душу: то я ему туда плюну, то он мне…
   – Я знаю, тебе просто поесть надо – я закажу пиццу, завтра еще покидаешься гантелями, и все сойдет за раз! Ляжки не поправятся.
   Я была целиком и полностью «за». Пицца и любовь с доставкой на дом.
   Позвонила Аня.
   – Забыла сказать, не вздумай одна ехать домой, костюм ты самостоятельно не снимешь!
   – Слушай, а ты летать любишь? – спросила я на полном серьезе.
   – А мы куда-то летим на ноябрьские праздники? Давно хотела сама тебе предложить погреть косточки!
   – Погреешь, когда соберешь.
   На другом конце провода воцарилось молчание.
   Я закрыла за собой дверь в ванную.
   – Ладно, шучу! Мне вот почему-то очень захотелось тебе что-нибудь подарить!
   – Можно деньгами! И даже по безналичному расчету.
   Ну ничего себе бескорыстная женская дружба.
   – Сколько там гадалки берут за возврат блудного мужа? – добавила Аня, переводя результат в евро.
   – После приворота и чистки кармы поговорим, моя ниточка Ариадны!
   Афермация №3: «IlovemyfriendsIlovemyfriendsIlovemyfriends», дыхание ровное, произносить без пробелов.
   Я люблю своих друзей. Однако есть некоторые достаточно интимные вопросы, в которых я им доверяю, конечно, но проверяю сполна. Как сейчас.
   Молнию предательски заело еще на первой черной полоске. Я кряхтела и изгибалась. Я решила посмотреть, нет ли на попе еще какой молнии, и наклонилась.
   Сильно наклонилась. Когда Алек открыл дверь, моя голова была между моих же ног! В этом костюме центр тяжести перенесся в копчик.
   – Ты чего там вынюхиваешь? – смутился Алек и сам захохотал над постановкой фразы.
   – Мог бы и помочь.
   И снова великое удивление по мистеру Бину.
   – Нет, ну в смысле помочь мне придумать план обнаружения. Тьфу ты, обнажения, – добавила я, догадавшись, о чем он сначала подумал.
   Романович почесал голову.
   – Не, ну ничего себе намек!
   Сняли мы костюм часа эдак через два. А вы спрашивали, почему пчелы кусаются.
   Пиццу привезли холодную. Примерно в тот момент, когда отодрали жало. Но не театральный клей с лица.
   А вы что думали – красота требует жертв.
   Романович оценил мои щеки и зачем-то прикрепил календарик на клей:
   – А заметьте, здесь могла быть ваша реклама.
   Было еще темно, однако уже утро.
   Вымытые, чесаные, ухоженные, домашние. И без пижам.
   Секса снова не было. На первом же движении друг к другу мы захрапели в унисон. Вот она – великая прелесть семейной жизни.
   Пигги снова написал в коридоре, интеллигентно решив дать нам выспаться. И столь же интеллигентно наступить ногой без тапок, он спал так крепко, что даже не открыл глаза, когда я интеллигентно и не менее цензурно изъяснилась, увидев сию влажную новость.
   Я помыла пол. Вывела Пигги. И вернулась домой.
   – Ты что, в пижаме на улицу ходила?
   – Знаешь, как лень переодеваться утром? Я вчера перетрудилась, как истинная пчелка.
   – Дай посмотрю, сколько на тебе носков… – Он приподнялся с кровати.
   Этот чертов носок он будет мне припоминать до пенсии.
   – А где мой кофе в постель? – наивно тяфкнул Алек.
   – Тебе вылить или сухим посыпать?
   И я имею право. Голоса. В этой семье.
   – Можно и без кофе! Вот с тобой невозможно по-человечески! Так, может, устроим брачное утро?
   – Могу зашторить окна.
   – Валяй!
   Я повернула ручку жалюзи, и в комнату приятно проник мрак.
   – Ты что, успел встать и почистить зубы, пока я с собакой гуляла? – я почувствовала запах мяты в спальне.
   – Нет, под подушкой спрятал тюбик с вечера. Зубослед ты, то есть следопыт хренов…
   Муж в трусах с божьими коровками. Жена в кожаной куртке поверх пижамы. Цалуются. Собака лает и просит есть. И откуда у карликового пинчера бас как у алабая?
   – Я не могу при собаке! – затянул новую песню Алек.
   – Почему-то раньше тебя это не смущало!
   – Тогда он был мелкий и ничего не соображал.
   – Успокойся, в его подсознании всё уже отложилось.
   Романович выполз из-под меня. И взял Пигги на руки.
   – Слушай, у тебя соседи добрые? – спросил меня Алек. – Приличные и чистоплотные?
   – Ну так…
   Романович понес собаку к входной двери.
   – Ээээ, ты что хочешь делать? – я бросилась за ним следом.
   – Как – что, отнести Пигги соседям, объяснив ситуацию!
   – Я тебя обманула. Соседи злые. Ух, какие злые. Даже не представляешь. Одни корейцы, хе делают каждый день! – я перекрыла ему проход, когда он начал прорываться, свалилась на пол и вцепилась ему в пятки руками. Ладно, если честно, зубами.
   Вранье не прокатило. Для корейцев слишком дорогой дом.
   – Ты с ума сошел? Никого нет дома, все же на работе! – я пользовалась всеми доступными доводами.
   – В воскресенье?
   Снова уличил.
   – Может, тебе календарем подрабатывать?
   Романович настойчиво вышел из нашего улья, в смысле квартиры. Я идиотка. Потому что жена идиота.
   Пришлось выйти на лестничную клетку, между прочим, босиком на ледяной, мокрый от осени и грязи плиточный пол.
   – Ты что, им будешь пургу про дезинфекцию нести? И какого черта ты ходишь по подъезду в одних трусах? Тебе не стыдно? Где твоя эрекция?
   Имела в виду совесть, ну да ладно. Он-то ее точно не имел.
   Соседка открыла дверь, немного ошалевшая.
   – А что-нибудь случилось? – спросила Инесса Рафаэловна, выдыхая нечто среднее между никотином и кофе.
   Ей было около сорока. Аристократичная домохозяйка с прекрасными манерами.
   Но даже эти самые манеры не могли отвлечь ее взгляд от трусов, назовем ЭТО так, Алека.
   – Видите ли, у Пигги, это не он, – показала я на Романовича, а он на собаку, приговаривая, – безумный страх пылесосов. А не убираться нельзя. Обычно мы как-то справляемся, а тут столько пыли. Не могли бы вы собачку приютить на часок?
   – Мой муж тоже первое время стеснялся. При попугае, – она улыбнулась как Нона Мордюкова в «Бриллиантовой руке».
   – Чего стеснялся делать? – испуганно спросил Романович.
   – Как – что? Пылесосить.
   – А, ну при попугае страшно… – сказал Алек, – здесь не поспоришь, мало ли – засосет еще.
   Вот она, мужская солидарность.
   Однако соседка с радостью забрала Пигги. А мне хотелось огромными буквами написать на дверях и телефонах: «Не беспокоить» и завести попугая шутки ради!

13. Неудачная порнорыбалка

   Мы с Романовичем вернулись в квартиру, преимущественно молча.
   – Слушай, я вот так сразу не могу. – Меня мучила совесть из-за того, что мы отправили Пигги в ссылку. – Мне нужно посидеть, подумать, с силами собраться, в конце концов.
   – Тебе нужна фоновая разрядка! Может, телевизор включим? Или под музыку? – Эти слова Романовича добавляли эмоциональной окраски. – Тебе как больше нравится?
   – Лучше под телевизор, – решила я.
   Алек поспешно включил его, нажимая все время не на те кнопки, рычал сам на себя, громогласно и по делу.
   По «России» была очередная смехопонарама, именуемая сериалом, где два гомосексуалиста закапывали третьего.
   – Нет, лучше музыку, – переменила я точку зрения.
   Я перепутала волны и случайно включила «Шансон». Для меня весь русский шансон – «Владимирский централ, ветер северный»!
   Вот не знаю, северный или южный, но я разом остыла.
   – Слушай, а может… – я начала спрашивать, еще не до конца придумав, что именно меня может интересовать.
   – Нет, не может, – обрезал он меня, – никакой порнухи мы в Интернете сейчас качать не будем!