— Чем могу служить? — выдавила Маргарита Ашотовна.
   — К сожалению, вы служите не мне. — Инквизитор отодвинул от себя хрустальный шар. — Вас зовут Маргарита Ашотовна, верно?
   — Да.
   — Маргарита Ашотовна, это правда, что, узнав истинное имя человека, — не то, что ему дали родители, а полученное им при посвящении, его магическое имяможно получить полную власть над этим человеком?
   — Да.
   Инквизитор, понял Максимов, относился к тому типу людей, что чем спокойнее говорят, тем они опаснее — такой страх прозвучал в коротком «да» старухи.
   — Хотите, я назову ваше имя, Маргарита Ашотовна?
   — Зачем?!
   — Чтобы получить от вас то, зачем я пришел. Вы же верите в заговор, сглаз и насылание порчи. И даже «астральную» смерть. Не бойтесь. — Инквизитор чуть смягчил взгляд. — Имя — это судьба. И ваша судьба в моих руках. Поверьте, это не самый худший вариант.
   Старуха закудахтала, как подавившаяся курица.
   — А ты не боишься… — Она выставила острый палец, в полумраке ярко блеснул перстень. — Ты не боишься, что будешь кататься по полу и блевать кровью?..
   Взгляд Инквизитора сделался острым и холодным, как острие ножа. Старуха уронила руки.
   — Даже не пытайтесь. Я намного сильнее, и вы это знаете. — Он положил подбородок на сцепленные пальцы. — Души у вас не осталось, ее вы уже продали. Но оболочка, тело еще есть. Оно еще не разучилось чувствовать боль. Я могу причинить вам адскую боль, не сходя с этого места. И заставить вас страдать до последнего вздоха. Я смогу оттягивать его столько, сколько захочу. Я встану и уйду. Но вы все равно останетесь в моей власти. — Он выставил вперед указательный палец. — Ты мне веришь, Арадия[13]? Твое ведьмаковское имя — Арадия.Его палец описал круг и вновь нацелился на старуху. — Арадия, что ты сейчас чувствуешь?
   Маргарита Ашотовна с долгим хрипом согнулась, как от удара, ткнулась лицом в стол, конвульсивно задергались плечи, удар судороги подбросил тело вверх, швырнул на спинку кресла. Лицо ее исказила жуткая гримаса, глаза полезли из орбит, сквозь пену на губах проклюнулся синий язык, змеясь, пополз ниже и ниже, свесился с высоко закинутого подбородка, дрожащий слизкий кончик забился у самого горла.
   Инквизитор согнул палец, на секунду закрыл глаза, губы беззвучно шепнули короткое слово. Маргарита Ашотовна пришла в себя. Инквизитор ощупал ее взмокшее лицо взглядом, удовлетворенно кивнул и продолжил ровным голосом, будто ничего не произошло:
   — Сказано, «судимы будут по делам их». Ты добилась своего, шабаши, оргии и колдовство не прошли даром. Ты стала ведьмой, злобной, сильной и опытной. Ведьма, да будет тебе известно, существо иной энергетической организации. Нежить, как говорили в старину. Ты уже не живешь в этом мире, поэтому умирать будешь страшно. Обычный человек лишь растворяет бренную оболочку в природном круговороте, а душа становится частицей света. В тебе живет мрак, и он будет разрывать тебя изнутри, пока не прорвется в Бездну, частицей которой ты так старательно себя сделала, если хватит энергии черной злобы, что уже сейчас распирает тебя, — вырвешься из мира жизни в преисподнюю, где тебе и место, нетостанешься среди людей нечистью, упырем, призраком кладбищенским, злым духом развалин.
   — Что тебе надо? — прохрипела ведьма.
   — В ноябрьский сочельник год назад ты посвятила в жрицы Великой богини девушку, принявшую имя Лилит. — Инквизитор протянул открытую ладонь. — Мне нужны локон ее волос и платок с тремя каплями крови. Ты взяла их у нее в знак нерушимости клятвы. Кровь и волосы можно использовать для насылания смерти на отступника. Но ты утратила власть над Лилит. Отдай залог тому, кто имеет силу и право остановить Лилит.
   — Нет! — Ведьма затрясла головой, разметав по плечам пегие космы. — Не-ет!
   — Я прав, у тебя не осталось силы, только страх. Не ты ведешь ее тропами колдовского искусства, а она тащит тебя за собой прямо в пропасть. Только учти, Арадия, Лилит никогда не преодолеет пропасти.
   — Ты так в этом уверен…
   — Да! — оборвал ее Инквизитор. — Я расскажу тебе, что произошло. У Лилит оказалось слишком могучая сила, чтобы довольствоваться ролью ученицы. Ты даже не осознала, как попала под ее власть. Ты. уже не можешь противиться ее воле, Арадия. Какая же ты ведьма? Без воли, злобы, силы и воображения. Ты — ничто.
   Ведьма попыталась вскочить, но Инквизитор, вы — ставив палец, отбросил ее в кресло.
   — Я скажу тебе то, о чем ты боишься даже думать, — продолжил Инквизитор. Лилит ошибается. Магия открывает в человеке новые силы, это истина. Великие Невидимые существуют, это истина. Служащий им получает невиданные преимущества по сравнению с обычными смертными. И это истинно. Но Великие Невидимые превращают любого в марионетку, и еще никому не удалось заставить Невидимых служить себе. Это истина, в которую не хочет верить Лилит. Она себя уже погубила, разбудив и призвав к себе силы Невидимых. Ураган хаоса сметет и раздавит всех. Отойди в сторону, пока не поздно, Арадия!
   — Не старайся меня запугать! — прошипела ведьма.
   — Да ты и так дрожишь от страха. — Инквизитор саркастически усмехнулся. Ты проболталась, Арадия. Я лишь подозревал, что ты связана с той Лилит, что я ищу, а теперь я в этом убежден. Хочешь, скажу, в чем твой интерес? — Инквизитор сел свободнее, закинул ногу на ногу. — Мало кому известно, что существует некий Орден Крыс. Ваша вера, по сути, лишь извращенная форма древних дианических культов. Я с уважением отношусь к любым культам плодородия и жизни, но холодное, бездушное разрушение, смерть ради самой смерти, в какие бы одежды и мифы это ни рядилось, вызывают у меня отвращение. Вы поклоняетесь твари, вызывающей у нормального человека лишь брезгливое содрогание. Вы считаете ее самой умной, самой коварной и самой живучей тварью на земле. Крысы повсюду, но всегда незаметны. Они обитают рядом с людьми, но принадлежат к иному миру миру тайных ходов, укромных нор и темных подвалов. Это мир подземелья. Нижний мир, так, Арадия? Я вижу, ты не слушаешь меня. Очевидно, потому что думаешь, как отнесется Госпожа Ордена Крыс, Великая Крыса, к тому, что некая Арадия, хозяйка шабаша из двенадцати ведьм, задумала сместить ее с трона?
   — Ты, ты… — Ведьма навалилась грудью на стол, потянула к Инквизитору руки.
   Одного взгляда Инквизитора хватило, чтобы усмирить этот приступ ярости.
   — Арадия, ты опять убедила меня, что мои догадки верны. — Инквизитор протянул открытую ладонь. — Кровь и волосы Лилит! Я жду.
   Двери с треском распахнулись. Инквизитор вскочил на ноги, повернулся лицом к стоящему на пороге. Они замерли, словно два зверя, готовые к броску. С минуту длилась дуэль взглядов. Инквизитор покачнулся, застонал сквозь сжатые зубы, тело его дернулось, словно стоящий в пяти метрах от него человек умудрился жестко ударить в живот. Инквизитор стал проседать на ногах, корчась от невидимой силы, вдавливающей его в пол. Не выдержал, рухнул навзничь.
   Человек, одетый во все черное, скользящей походкой подошел к столу. В этот момент он попал в кадр, и Максимов смог хорошо рассмотреть его лицо. Что-то восточное в чертах, длинные черные волосы.
   Ведьма выла, суча руками по столу, комкала и рвала карты. Человек схватил ее за волосы, поднял измятое, заляпанное потекшей тушью лицо к свету. Как бич, резко прозвучала пощечина. Ведьма застыла, широко распахнув рот.
   — Кто это? — холодно спросил человек.
   — Стражник… Стражник Севера! — прошептала ведьма, тихо заскулила, скривив губы. — Стра-а-а…
   Человек толкнул ее в кресло, повернулся лицом к камере.
   — А вы куда смотрели?! — Он явно обращался к тем, кто сидел в каморке за мониторами. Ответа не последовало.
   — В чем дело, Хан? — раздался женский голос у двери.
   — Иди в машину, Ли, я сам разберусь.
   — Что здесь произошло? — Голос ее звучал резко и требовательно.
   — Мышеловка сработала, — коротко ответил тот, кого назвали Ханом.
   — Я слышала, она назвала его Стражником. Это так?
   — Возможно. Тебе лучше подождать в машине, Ли.
   — Не зря сюда гнала, сердцем чувствовала, с Маргаритой что-то случилось. Как она?
   — Шок.
   Хан исчез из кадра, и стал виден прямоугольник дверного проема с вписанной в него фигурой молодой женщины.
   Зацокали каблучки. Женщина подошла к лежащему на полу Инквизитору. Темный контур ее фигуры попал в полосу света, но в кадре уместилось лишь тело и правая кисть, выглядывающая из рукава пиджака в черно-белых «леопардовых» пятнах.
   — Хотел увидеть Лилит, да? — Судя по движению тела, она ногой повернула голову Инквизитора. — Так что же ты не смотришь?
   В то мгновение, когда она начала склоняться над телом Инквизитора и ее лицо вот-вот должно было попасть в кадр, на экране зарябили мелкие полосы. Очевидно, Хан, войдя в каморку, отключил видеомагнитофон.

Дикая Охота

   Максимов нажал кнопку на пульте, отмотал запись назад, остановил стоп-кадром момент, когда Лилит склонялась над телом Инквизитора.
   — Шерше ля фам, — пробормотал он. — Как, кстати, «шерше» в прошедшем времени? — Конвой вскинул голову, посмотрел на хозяина. — Не к тебе обращаюсь, пес. Откуда тебе знать!
   «Инквизитор нашел ее. До сих пор не ясно как, но он это сделал. Максимов, задумавшись, машинально теребил пса за загривок. — Накрыл всех одним выстрелом: и старуху, и Лилит, и того, кто ее охраняет. Теперь понятно, почему старуха принесла Инквизитора в жертву. Сила в нем была колоссальная. Двух охранников не метелил, как я, а просто вырубил энергетическим ударом. И старуху раздавил, как танк жабу, даже квакнуть не смогла. — Он на секунду вспомнил подвал дачи, вспоротую грудь, красный ком сердца на серебряном подносе, и пальцы замерли, сжав густую собачью шерсть. — Если бы не видел все своими глазами, запись можно было бы принять за плохой любительский „ужастик“. Странно, ни во что не верим, пока не прольется кровь».
   Он вглядывался в женщину на экране. Лет двадцать, может, чуть больше. Тонкая кисть, гибкое тело под темной одеждой. Черные брюки, черная шелковая майка под легким пиджаком.
   Максимов рывком встал на ноги.
   — Пес, остаешься дома!
   Он стал быстро натягивать одежду. Все время косился на молчащий телефон. До сих пор Орден на связь не вышел. Это давало право действовать самостоятельно.

Когти Орла.

   Сильвестру
   Я ее нашел. Материалы оставил в «почтовом ящике». Срочно группу силового обеспечения. Личный контакт на Патриарших прудах.
   Олаф

Глава двадцатая. МЕРТВАЯ ВОДА

Дикая Охота

   Ночной ветер тревожил поверхность черной воды, размазывал отражения светящихся окон, отчего казалось, что по пруду снуют огненные змеи. Максимов с трудом оторвал взгляд от их завораживающего танца. Несмотря на поздний час, город, казалось, и не собирался засыпать. На всех скамейках чернели силуэты людей. В основном пары. Только в центре аллеи, там, где было больше света, горлопанила подвыпившая компания, Максимов занял последнюю скамейку, на которой, если верить Булгакову, состоялось явление Дьявола в советской Москве. Впечатлительные и начитанные граждане не могли не увековечить память столь знаменательного события. За спиной Максимова нудно ныла скрипка, выжимая слезу у поздних посетителей кафе «Мастер и Маргарита».
   На память пришло, что, если верить роману, где-то здесь покатилась голова однофамильца великого композитора, усомнившегося в существовании Рогатого.
   «Совпадение или неизвестный мне обряд?» — подумал Максимов, вспомнив катящийся по траве шар — отсеченную голову.
   Сигарета в его руке дрогнула, вслед за яркой картинкой, возникшей из памяти, как стоп-кадр, тело само собой вспомнило движение: круговой взмах косы, удар, темный шар на черной траве…
   Ни угрызений совести, ни сострадания он не почувствовал. Стоило лишь вспомнить Инквизитора, распятого внутри магического круга, с разорванной грудью, и красный комок сердца на серебряном блюде, как все стало на свои места.
   «Любой поднявший на тебя оружие, вне зависимости от пола и возраста, враг. А врага надо убить, и точка. И мне глубоко наплевать, какими они были в детстве. На всю эту ерунду о комплексах травмированной детской психики, нехватку игрушек и рыбьего жира! Папа-алкоголик, мама-истеричка, сестра — слово из пяти букв, и во всем общество виновато! Цивилизация, мать вашу… Больше всего цацкаемся с упырями и душегубами. Да в любом недоразвитом племени их по счету раз на куски разорвали бы, потому что не люди и не звери, а нежить! — Он отбросил окурок в темноту, брезгливо потер пальцы. — Мразь. Ладно, успокойся, лично ты еще смертную казнь не отменял. А что думают об этом остальные, наплевать. Как и им на меня».
   Он давно усвоил немудреную истину: хочешь жить долго, не позволяй себя убивать. Ни оружием, ни нуждой, ни скандалами, ни ревностью и ни завистью. Хочешь — уходи от схватки, хочешь — бей насмерть, но никогда и никому не позволяй себя убивать. Ты не для того родился, чтобы поить своей кровью нечисть.
   Максимов посмотрел на часы, прошло полчаса, как он прибыл на место встречи. Никаких признаков присутствия людей Ордена не наблюдалось. Мобильный телефон в чехле на поясе молчал.
   «Странно, — в который раз подумал Максимов. — очевидно, что-то стряслось. Не могут же они без причины не выходить на связь».
   Встал со скамейки, еще раз осмотрелся по сторонам.
   — Ладно, поработаем соло. Не привыкать, — прошептал он.

* * *

   Разбег, толчок от стены ногой, пальцы намертво вцепились в трубу, рывок всем телом вверх, легкое касание пальцами за раму и кувырок через подоконник.
   Максимов, сруппировавшись, прокатился по полу беззвучным кувырком. Замер, упершись левой рукой в пол, в правой держал нож. Медленно повел вокруг себя тускло отсвечивающим лезвием, словно антенной радара. Цели вокруг не было. В пустой квартире стояла гробовая тишина. Он скользнул рукой по постели — пустая и холодная.
   Легко, как кошка, пробежал по коридору, проверил все комнаты и кухню. Плита давно остыла. В раковине стояла чашка с остатками чая. Одна. Капающая вода из крана уже наполнила ее до половины. Максимов дождался, пока сорвется очередная капля. «Если оставила пустую, то минимум полчаса назад, — мысленно прикинул он время. — Разминулись мы с тобой, Диана-охотница!»
   Он прошел в комнату, служившую Вике мастерской. Темнота здесь пахла свежей масляной краской. На стене расплылись отсветы окон дома напротив, слабого освещения едва хватило, чтобы разглядеть мольберт, задернутый белым полотном.
   Максимов встал на колени перед старинным комодом. Утром в нижнем ящике он нашел кое-что весьма интересное. Но тогда пришлось прибегнуть к ножу, чтобы открыть ящик. Сейчас он был не заперт. Максимов зажал в зубах точечный фонарик, направил острый луч в выдвинутый ящик. Удивленно хмыкнул. Из всего ведьмаковского инвентаря осталась лишь сломанная маска. Пропали и подвязка из черного бархата с вышитыми золотом странными письменами, и кинжал с черной ручкой, и ожерелье из крупных лиловых бусинок, и черная шелковая накидка.
   Максимов взял в руку маску, посветил фонариком. Крысиная морда. Серый бархат и янтарные стекляшки вместо глаз. Если надеть, то нижняя часть лица останется открытой. Можно будет есть, пить, говорить или, если пожелаешь, кусаться. Завязка на маске лопнула, очевидно, поэтому хозяйка эту маску оставила, а взяла запасную.
   Максимов захлопнул ящик. Подошел к мольберту, сбросил полотно. Направил луч на холст. Краски еще не просохли, влажно блестели в свете фонарика.
   Молодая ведьма, разметав легкую черную накидку, бежала, нет, парила над болотистой равниной, залитой светом полной луны. Ее лицо, как ночное светило, было холодно и бесстрастно, лишь на губах играла легкая, едва уловимая улыбка.
   «Викки — танцующая ведьма», — прошептал Максимов. Сходство с той, что он обнимал сегодня днем, было несомненным. Вика — или как там ее зовут среди своих — не таясь написала автопортрет.
   «Не сдержалась или сознательно бросает вызов всем и вся?»
   Ответа не было. Его могла дать лишь сама хозяйка. Викки — веселая молодая ведьма.
   Максимов опустился на пол, поджал под себя ноги. Настроился ждать. Ждать столько, сколько потребуется.

Лилит

   Машина, попетляв по темным аллеям, выехала к причалам Северного порта.
   Лилит заглушила мотор, сразу же подступила ночная тишина, густая, не городская.
   — Вот мы и на месте, — обратилась она к Нине.
   Нина с сомнением осмотрелась. Впереди сквозь черный ряд деревьев поблескивала вода, казалось, медленно ворочался огромный змей.
   Вдоль пирса белели корпуса теплоходов. Черные, мертво отсвечивающие окна кают на верхних палубах, птичьи зрачки иллюминаторов. Справа в небе гуляли острые лучи прожектора, вспыхивали магниевым светом стробоскопы предприимчивые люди организовали ночную дискотеку под балюстрадой Речного вокзала. Музыка сюда не доносилась, лишь вразнобой ухали барабаны.
   — Я думала, будет веселее. — Нина была явно разочарована.
   — Веселье я тебе гарантирую. — Лилит щелкнула зажигалкой.
   Вспомнила, сколько труда стоило вытащить Нину из ночного клуба, где та отрывалась по полной программе. Пришлось задействовать лесть, уговоры, все свое влияние, чтобы оторвать Нину от малолетней подружки. Последним аргументом стало присутствие Хана на предстоящем мероприятии. Нина видела его лишь несколько раз, близко к Хану Лилит ее не подпустила, и с тех пор взгляд Нины при малейшем упоминании загадочного знакомого Лилит делался маслянистым, с теплой чувственной поволокой.
   — Ты говорила, на пароходе вечеринку устроим, — подала голос Нина.
   — А это тебе что? — Лилит указала сигаретой на черные корпуса разнокалиберных судов в глухом тупике канала.
   — Остров погибших кораблей какой-то, — хмыкнула Нина. — Он здесь и обитает?
   — Кто?
   — Друг твой. — Нина оживилась. — Просто Дункан Макклауд какой-то! Таинственный, загадочный, холодный. Где ты его зацепила?
   — Сам нашелся.
   — Везет же некоторым.
   — Как сказать. — Лилит улыбнулась своим мыслям.
   — А он мечом, случаем, не машет? — нервно хохотнула Нина.
   Лилит повернулась, улыбка застыла на ее лице. Об этом Нинон знать не могла.

Черная Луна

   В начале лета здесь, примерно в это же время в полночь, Хан показал ей, как владеет мечом. До сих пор в памяти сохранился дикий танец полуобнаженных тел, вспышки света на острых клинках, беззвучное скольжение, неожиданные пируэты, прыжки, резкие свистящие выдохи, когда металл бился о металл. Она несколько раз видела, как клинки скользили по незащищенному телу, не оставляя следов. Хан то оказывался в кольце четырех противников, то неожиданно возникал у них за спинами. Движения танцоров были настолько отточены и гармоничны, что невольно возникло подозрение, что это хорошо отрепетированная инсценировка, цирковой трюк из гонконгских боевиков. Но магия смертельно опасного танца завораживала, в какую-то секунду Лилит потеряла над собой контроль, загипнотизированная черным вихрем, кружащимся перед ее остановившимся взором. Неожиданно смерч, едва коснувшись ее лица, растаял, молнией вспыхнул перед глазами промелькнувший клинок, студеный порыв обжег кожу.
   Лилит чуть не потеряла сознание, покачнулась. Почувствовала, как в плечо вцепились жесткие пальцы. Боль привела в сознание.
   Перед ней стоял Хан. Нервно подрагивали мышцы, как у осаженного скакуна. Лицо все еще хранило непроницаемо спокойное выражение, словно не было схватки.
   — А где они? — с трудом прошептала Лилит.
   — Они ушли. Но обязательно вернутся, когда я прикажу.
   Лилит тряхнула головой, освобождаясь от остатков наваждения.
   — Это были твои люди. Хан. И сколько их у тебя?
   — Столько, сколько мне потребуется.
   Он помог ей опуститься на траву. Сам сел на колени напротив, положив меч между ними, рукоятью к правой руке. Она поняла, что сейчас произойдет самое главное. За месяцы знакомства Хан то появлялся, то неожиданно исчезал, но Лилит не могла отделаться от ощущения, что он всегда рядом, за спиной,, стоит только повернуться — и встретишься с его завораживающе-бесстрастным взглядом. Кто он на что живет, чем занимается, до сих пор для нее было загадкой.
   — На что это было похоже? — спросил Хан.
   — На танец. Нет, на вихрь. — Лилит едва удержалась, все увиденное готово было прорваться потоком слов, но она осознала, никакими словами не выразить то, что ей открылось в те бесконечные секунды, когда, казалось, сознание рухнуло в бездну.
   — Вихрь разрушения, сметающий все, чему суждено умереть, — монотонным голосом начал Хан, впившись взглядом в глаза Лилит. — От него нет спасения. Единственный путь — это слиться с ним, уподобиться ему, самой стать вихрем. Это великое искусство. Не овладевший им обречен. В центре вихря, закрученного против хода солнца, находится точка покоя, достигнув ее, ты обретаешь просветление, постигаешь сокровенное знание, и оно делает тебя бессмертным. Вихрь, бушующий вокруг, становится твоей броней, а слившись с вихрем, ты обретаешь его силу. Могущество и бессмертие — в центре вихря. Там замыкаются миры.
   Этот путь заповедан людям, слишком мало осталось способных пройти по нему. Мусульмане называют его змеиными тропами в сады Аллаха. Христиане, заменившие веру в Бога страхом перед Дьяволом, — черной мессой.
   — А наши ведьмы — танцем против хода солнца, — вставила Лилит.
   — Какое мне до этого дело? Люди давно утратили язык, на котором можно говорить о подобном. Все их слова — лишь лепет слабоумных. Мы называем это Путь левой руки. Но и это лишь пустой звук. Есть невыразимое и непостижимое, что раскрывается лишь избранным. На твоем теле знаки избранницы, в твоей памяти живет страшное знание, в твоем сердце уже ожил черный вихрь. Он толкает тебя на Путь.
   — С чего ты взял? — Лилит попыталась отстраниться, но его пальцы цепко впились в плечо, заставили вернуть лицо под свет дальнего фонаря.
   — Пророчество. Я пять лет ждал, когда оно начнет сбываться. Знаки подсказывали, что ты уже близко. Звезды предсказывали смерть и рождение той, что способна встать в центре вихря. Последний отрезок пути мы пройдем вместе. Придумай самое жестокое, самое ужасное, на что только хватит воображения, и я помогу воплотить это в жизнь,
   Невдалеке послышались шаги, хрустнули камешки под тяжелыми ботинками. Лилит повернула голову, попыталась разглядеть идущих из темноты.
   — Двое. Не бойся, Ли. — Хан даже не пошевелился. — Пока я с тобой, тебе нечего бояться. Я буду рядом столько, сколько потребуется.
   — Зачем тебе это?
   — Пророчество. Все предопределено. Ничего нельзя изменить.
   Из темноты вынырнули две фигуры. Неестественно вздутая грудь, брюки, заправленные в высокие бутсы.
   — Менты. — Лилит досадливо поморщилась. Наваждение от низкого голоса и странных слов Хана улетучилось. Сказка кончилась, началась убогая реальность.
   Хан не обернулся на звук приближающихся шагов, и Лилит увидела, какая страшная улыбка скользнула по его тонким губам. Невольно уронила взгляд на меч, лежащий в траве.
   «Только расчлененки мне не хватало!»-с брезгливой гримаской подумала она.
   Менты бесцеремонно осветили их фонариком. Луч выхватил обнаженную спину Хана и бледное лицо Лилит.
   — Хорошо устроились? — наглым голосом стража правопорядка поинтересовался тот, что был выше. Напарник для солидности брякнул автоматом по бронежилету. Нарушаем, граждане. Слышь, мужик, к тебе обращаюсь.
   Хан оглянулся, подставив лицо под свет фонарика.
   — Что щеришься? — насторожился первый.
   — А у него, Коля, наверное, упал и не поднимается, — высказал догадку напарник.
   Послышалось странное нарастающее шипение, Лилит вздрогнула, показалось, что совсем рядом, в траве ожила большая змея. Звук стал громче, завибрировал и неожиданно сорвался в такую высокую частоту, что от нее заложило уши, а к горлу подкатила тошнота. Тот из ментов, что был ниже ростом и тоньше, нe выдержал первым, покачнулся, перебрал ногами и тонко вскрикнув, завалился на спину. Толстый держался дольше, но фонарик в его руке задрожал, бестолково зашарил лучом по кустам. Звук стал ниже, тягучим, вибрировал упругими толчками. Фонарик громко ударился об асфальт. Милиционер рухнул на колени, затряс головой, сквозь хриплый кашель пытался что-то сказать. Круглый живот заходил ходуном. С мучительным стоном его вывернуло, Лилит инстинктивно зажала нос. Милиционер плюхнулся лицом в белесую лужу, несколько раз проскреб ногами по асфальту и затих.
   Хан пружинисто вскочил на ноги. Набросил на плечи черную рубашку. Лилит давно обратила внимание, что Хан всегда одевается так, словно в любую секунду собирается незаметно исчезнуть. И сейчас, стоило прикрыть обнаженный торс, он словно растворился в полумраке. Протянул руку ошарашенной Лилит, помог подняться.
   — Это ты их? — выдохнула она. Хан кивнул, поднял с травы меч.
   — Хочешь добить? — спросил он.
   Лилит отрицательно покачала головой.
   — Правильно. Убивать надо лишь тогда, когда есть желание или необходимость. Они придут в себя минут через десять, но вряд ли что-нибудь вспомнят.
   Он провел ее мимо безжизненных тел. Дорожка вела к пирсу стоящих на приколе кораблей. Сквозь темные, словно вырезанные из картона деревья светились блики на воде.