И вновь боль – сперва не такая невыносимая, как прежде, потом Бонд уже не различал. Он пытался отгородить в сознании место, где не все было бы занято болью, где были бы мысли – прежде, когда он имел дело с палачами, ему удавалось это, и он таким образом сопротивлялся. Однако сейчас боль быстро завоевала все пространство. Единственной мыслью, на которой он смог сосредоточиться, была мысль о том, что он не должен стонать именно в это мгновение. Или в это. Или в это...
Прошло какое-то время, и боль на миг отступила. Он еще существовал где-то. Это было единственным, что он твердо знал. Но должно же быть и что-то еще. Крик. Кричал ли он? Неизвестно. Но в любом случае, старался не кричать.
Разговаривали люди. Сквозь шум, похожий на плеск быстрой реки, он различал отдельные слова. Опасность. Шок. Инъекция. Почувствовал легкий укол в руку, до смешного легкий.
И снова боль. И ничего, кроме боли. Никаких мыслей.
Миновало еще какое-то время, и он пришел в себя. Опять появились мысли. Или, вернее, одна большая мысль, которая заполнила собой все и была всем. Она давила, как невероятно толстое одеяло, обволакивала, как липкая холодная слизь океанского дна. Бонд никогда не испытывал этого чувства прежде, но что оно означает, понял быстро. Это было отчаяние, предощущение агонии, смерти. В сравнении с ним заполнявшая рот и нос кровь, пульсировавшая в голове сумасшедшая боль были пустяками.
Бонд открыл глаза. Оказалось, что видеть он мог довольно сносно. В футе от него находилось лицо Суна. Однако с тех пор, как Бонд видел его в последний раз, в нем произошла какая-то перемена. Оно высохло, кожа на нем стала походить на бумагу из старинных книг, глаза покраснели и опустели, раскрытые губы подрагивали. Дыхание этого человека было поверхностным и шумным, он постоянно сглатывал. Казалось, тиски изнеможения держали его так же плотно, как и Бонда. Это было странно, но не имело значения. Теперь ничего не имело значения.
Кто-то спускался по лестнице. Автоматически, без интереса Бонд поднял глаза. Это была одна из двух девушек, включенных в группу, – брюнетка. Она бросила на Бонда взгляд и быстро отвернулась. Ее тонкие черты лица выражали слабое отвращение и большой страх. Сун медленно выпрямился и повернулся к ней. У нее перехватило дыхание.
– Вы больны, сэр?
– Нет. Нет. Это от моих опытов. Они так действуют. – Голос его тоже изменился. Он стал хриплым и приобрел какую-то монотонность, свойственную ученику, который отвечает зазубренный, но не вполне понятый урок. После продолжительной паузы человек добавил:
– Они вызывают перемены.
– О-о. Что желаете, сэр?
Сун импульсивно указал на Бонда.
– Этот человек... на грани смерти. В течение жизни его величайшее удовольствие составляли любовь и секс. С вашей помощью я собираюсь заставить его сожалеть о том, что он навсегда лишится возможности любить.
Сун говорил это, однако в словах его не было убежденности. Он неловко замолчал, как будто переворачивал в своем сознании страницу. Затем его засушенный голос с напряжением продолжал.
– Чтобы встретить смерть, которую я ему подарю, Джеймс Бонд должен быть в соответствующем расположении духа. На самом дне колодца безысходности, горечи и унижения, которого может только достигнуть человек.
Он умолк. Девушка не сводила с него глаз.
– Что вы желаете, сэр?
– Разденься донага и встань перед ним, – Сун как будто диктовал письмо. – Покажи ему свое тело. Ласкай его возможно сладострастнее.
Девушка по-прежнему смотрела на него, но теперь помимо страха ее лицо выражало гнев и бунт.
– Нет! – Она с трудом подыскивала слова. – Я не могу. Это... плохо.
– Можешь и будешь. Если ты и в дальнейшем желаешь служить нашему движению, то должна побороть в себе сдерживающие факторы. Делай, как я сказал.
– Не буду!
В голосе Суна появились призрачные нотки оживления.
– Если ты не станешь меня слушаться, я прикажу перерезать тебе горло и выкинуть твой труп за борт, как только мы выйдем в море.
В ушах Бонда ревела, шелестела, звенела тишина.
Лицо девушки снова изменилось, и он вдруг, сам еще не Зная почему, насторожился. Наконец Бонд поймал себя на том, что с напряженной сосредоточенностью наблюдает за происходящим.
– О'кей, – девушка в конце концов уступила и беглым взглядом окинула помещение. – Только прошу... не смотрите.
– Не будем, не будем. Ты не должна смущаться. Наш друг Ломанн – доктор, но и он не будет на тебя смотреть.
Ломанн в одиночестве сидел на скамье, кое-как закрыв руками лицо. Перед кем га полу были остатки подчищенной блевотины. Бонд кинул на него короткий взгляд, потом на двух других. Он видел, как девушка, чью стройную фигуру обтягивала бирюзовая блузка с длинными рукавами и зеленые брюки, подошла к столу и остановилась возле него. Видел, как к нему повернулся Сун и стал изучать его лицо. Видел сквозь полуприкрытые веки, как девушка, торопливо оглянувшись через плечо, взяла что-то со стола. Видел, как она обернулась и заговорила.
– У меня есть хорошая идея. Сперва я его поцелую. Потом разденусь.
– Отлично. Ты в этих делах знаешь толк. Что ты будешь делать, меня не касается. Для меня важен только результат.
Бонд видел, как девушка приближалась к нему, ее правая рука двигалась как-то не естественно. Видел, как наклонялось к нему ее лицо. Видел, как в какой-то миг дрожавшие губы полковника Су на исказились от отвращения; видел, как он отвернулся. Видел, как девушка еще раз оглянулась через плечо. Ощутил у своего правого запястья какое-то движение.
Спустя несколько мгновений, он понял значение этого движения – полотенце, прикрутившее к подлокотнику кресла его запястье, было рассечено острым ножом.
XX. “Прощай, Джеймс”
Прошло какое-то время, и боль на миг отступила. Он еще существовал где-то. Это было единственным, что он твердо знал. Но должно же быть и что-то еще. Крик. Кричал ли он? Неизвестно. Но в любом случае, старался не кричать.
Разговаривали люди. Сквозь шум, похожий на плеск быстрой реки, он различал отдельные слова. Опасность. Шок. Инъекция. Почувствовал легкий укол в руку, до смешного легкий.
И снова боль. И ничего, кроме боли. Никаких мыслей.
Миновало еще какое-то время, и он пришел в себя. Опять появились мысли. Или, вернее, одна большая мысль, которая заполнила собой все и была всем. Она давила, как невероятно толстое одеяло, обволакивала, как липкая холодная слизь океанского дна. Бонд никогда не испытывал этого чувства прежде, но что оно означает, понял быстро. Это было отчаяние, предощущение агонии, смерти. В сравнении с ним заполнявшая рот и нос кровь, пульсировавшая в голове сумасшедшая боль были пустяками.
Бонд открыл глаза. Оказалось, что видеть он мог довольно сносно. В футе от него находилось лицо Суна. Однако с тех пор, как Бонд видел его в последний раз, в нем произошла какая-то перемена. Оно высохло, кожа на нем стала походить на бумагу из старинных книг, глаза покраснели и опустели, раскрытые губы подрагивали. Дыхание этого человека было поверхностным и шумным, он постоянно сглатывал. Казалось, тиски изнеможения держали его так же плотно, как и Бонда. Это было странно, но не имело значения. Теперь ничего не имело значения.
Кто-то спускался по лестнице. Автоматически, без интереса Бонд поднял глаза. Это была одна из двух девушек, включенных в группу, – брюнетка. Она бросила на Бонда взгляд и быстро отвернулась. Ее тонкие черты лица выражали слабое отвращение и большой страх. Сун медленно выпрямился и повернулся к ней. У нее перехватило дыхание.
– Вы больны, сэр?
– Нет. Нет. Это от моих опытов. Они так действуют. – Голос его тоже изменился. Он стал хриплым и приобрел какую-то монотонность, свойственную ученику, который отвечает зазубренный, но не вполне понятый урок. После продолжительной паузы человек добавил:
– Они вызывают перемены.
– О-о. Что желаете, сэр?
Сун импульсивно указал на Бонда.
– Этот человек... на грани смерти. В течение жизни его величайшее удовольствие составляли любовь и секс. С вашей помощью я собираюсь заставить его сожалеть о том, что он навсегда лишится возможности любить.
Сун говорил это, однако в словах его не было убежденности. Он неловко замолчал, как будто переворачивал в своем сознании страницу. Затем его засушенный голос с напряжением продолжал.
– Чтобы встретить смерть, которую я ему подарю, Джеймс Бонд должен быть в соответствующем расположении духа. На самом дне колодца безысходности, горечи и унижения, которого может только достигнуть человек.
Он умолк. Девушка не сводила с него глаз.
– Что вы желаете, сэр?
– Разденься донага и встань перед ним, – Сун как будто диктовал письмо. – Покажи ему свое тело. Ласкай его возможно сладострастнее.
Девушка по-прежнему смотрела на него, но теперь помимо страха ее лицо выражало гнев и бунт.
– Нет! – Она с трудом подыскивала слова. – Я не могу. Это... плохо.
– Можешь и будешь. Если ты и в дальнейшем желаешь служить нашему движению, то должна побороть в себе сдерживающие факторы. Делай, как я сказал.
– Не буду!
В голосе Суна появились призрачные нотки оживления.
– Если ты не станешь меня слушаться, я прикажу перерезать тебе горло и выкинуть твой труп за борт, как только мы выйдем в море.
В ушах Бонда ревела, шелестела, звенела тишина.
Лицо девушки снова изменилось, и он вдруг, сам еще не Зная почему, насторожился. Наконец Бонд поймал себя на том, что с напряженной сосредоточенностью наблюдает за происходящим.
– О'кей, – девушка в конце концов уступила и беглым взглядом окинула помещение. – Только прошу... не смотрите.
– Не будем, не будем. Ты не должна смущаться. Наш друг Ломанн – доктор, но и он не будет на тебя смотреть.
Ломанн в одиночестве сидел на скамье, кое-как закрыв руками лицо. Перед кем га полу были остатки подчищенной блевотины. Бонд кинул на него короткий взгляд, потом на двух других. Он видел, как девушка, чью стройную фигуру обтягивала бирюзовая блузка с длинными рукавами и зеленые брюки, подошла к столу и остановилась возле него. Видел, как к нему повернулся Сун и стал изучать его лицо. Видел сквозь полуприкрытые веки, как девушка, торопливо оглянувшись через плечо, взяла что-то со стола. Видел, как она обернулась и заговорила.
– У меня есть хорошая идея. Сперва я его поцелую. Потом разденусь.
– Отлично. Ты в этих делах знаешь толк. Что ты будешь делать, меня не касается. Для меня важен только результат.
Бонд видел, как девушка приближалась к нему, ее правая рука двигалась как-то не естественно. Видел, как наклонялось к нему ее лицо. Видел, как в какой-то миг дрожавшие губы полковника Су на исказились от отвращения; видел, как он отвернулся. Видел, как девушка еще раз оглянулась через плечо. Ощутил у своего правого запястья какое-то движение.
Спустя несколько мгновений, он понял значение этого движения – полотенце, прикрутившее к подлокотнику кресла его запястье, было рассечено острым ножом.
XX. “Прощай, Джеймс”
– Неприятности, сэр. По-моему, этот человек мертв.
Девушка проявила сообразительность. Она быстро перевязала перерезанное полотенце вокруг запястья Бонда так, чтобы беглый взгляд не заметил подвоха. Рука его сжимала нож, прикрывая его сверху. Мгновенно сориентировавшись. Бонд уронил голову на грудь, но глаза оставил открытыми, уставившись в одну точку.
– Это невозможно! Он не мог умереть! – в поведении Суна теперь ничего не оставалось от сомнамбулы. Он кинулся к креслу. Девушка отошла в сторону. Тело Суна склонилось над Бондом. Он начал было что-то говорить, и в этот момент, собрав остаток сил. Бонд вынес руку с ножом вперед и вонзил его в левую часть поясницы Суна. Сун зарычал и вскинул руку, словно пытаясь восстановить равновесие, но ноги его заскользили по неровному полу, и он рухнул на одно колено, вцепившись в левое предплечье Бонда. Теперь нож, уже с большей силой, вонзился рядом с лопаткой, войдя в тело почти по рукоятку. Сун издал изумленный стон и мгновение, не отрываясь, смотрел Бонду прямо в лицо. Оловянного цвета глаза, казалось, были полны упрека. Мгновение пролетело, глаза закатились, Сун, как был с ножом в спине, повалился на бок и больше не двигался.
Девушка рыдала, ее руки были плотно прижаты ко рту, она словно сложилась в талии пополам. Ломанн, дрожа всем телом, встал. Бонд переводил взгляд с одного на другого.
– Подайте мне нож, – сказал он. Голос его был хриплый и придушенный, но все же его собственный голос.
Отчаянно мотая головой, девушка отвернулась, ощупью отыскала табуретку возле стола и, обессиленная, опустилась на нее, не отнимая рук от лица. Ломанн колебался, затем, бросившись к трупу, он выдернул нож из середины расползавшегося по рубашке Суна кровавого пятна. Вытерев лезвие, он неуклюже принялся перерезать державшее левое запястье Бонда полотенце. Перерезая, он судорожно сыпал словами.
– Я еще раньше хотел помочь вам, но не знал, как. Он ведь дьявол! Он заставлял меня наблюдать за тем, что делал с вами. Когда он не мог заставить меня смотреть, то запугивал. Такое говорил! Я и не предполагал, что все зайдет так далеко. Мне сказали, что от меня потребуется только медицинское обслуживание. Давать людям успокоительное. Пустяки. И эта девушка. Я так и знал, что что-то должно произойти. Он дал ей понять, для чего она здесь.
Наконец, освободившись, Бонд нетвердо встал, его качнуло, и он ухватился за спинку кресла. В голове шумело и плыло. Ему приходилось заставлять себя говорить.
– Который час?
– В вашем распоряжении около получаса, прежде чем они начнут стрелять из этой штуки. – Доктор перестал трястись. В его манере появилась деловитость и даже оживленность. – Вилли уже отправился к вершине холма. Фон Рихтер на огневой позиции готовит орудие.
– А остальные?
Ломанн не торопился с ответом. Он щупал пульс Бонда и осматривал его.
– В таком состоянии вы не сможете предпринимать усилия, – заключил он. – Я дам вам средство, которое быстро поднимет вас на ноги. – Он открыл свой чемоданчик.
– Почему я должен вам доверять?
– Если бы я не решил перейти на вашу сторону, то, пока вы еще на три четверти были привязаны к креслу, успел бы позвать на помощь. Однако не думайте, что я делаю это из любви к вам. Сун собирался уничтожить меня сразу после окончания операции. Я в этом уверен. Вот. – В руке его оказался шприц. – Это взбодрит вас примерно на час. Потом начнется абстиненция. К тому времени вы уже либо победите, либо погибнете. Вы спрашиваете об остальных. Ваш друг, человек, которого принесли, находится под воздействием успокоительного укола в комнате, соседней с комнатой вашего шефа: она предназначалась для вас. Ему не причинили серьезных повреждений. Ключ не понадобится. Нужно просто отвернуть болты.
– Что за успокоительное?
– Легкое. Такой же укол быстро поставит его на ноги. Вам придется сделать его самому. Я не покину подвал, пока вы не вернетесь и не скажете, что все в порядке. Я драться не умею. Держите. – Ломанн протянул картонную коробочку со шприцем. – Неважно, куда делать укол. Главное, чтобы игла поглубже вошла под кожу. Понятно?
– Да, – ответил Бонд. Возможно, это была лишь иллюзия, или радость от того, что он вновь был свободен, но энергия снова вливалась в него, голова прояснилась. – Где моя девушка?
– Она в комнате в другом конце коридора на верхнем этаже, первая дверь налево.
– Де-Грааф?
– Когда я заходил за Луизой, он тоже был там, – сказал доктор деревянным голосом. – Там же была и вторая албанка. Где Евгений, мне не известно. Но вам лучше поскорее уйти отсюда. Он и де-Грааф должны прийти сюда через десять минут, чтобы перенести ваше тело на огневую позицию.
– Хорошо. Еще один человек – грек с забинтованной рукой – где он?
– В комнате напротив комнаты вашего шефа. Он накачан – дай Бог. Он не в счет.
– У кого из них есть оружие?
– Де-Грааф всегда носит в правом заднем кармане пистолет. У Евгения вряд ли что-нибудь есть. О фон Рихтере я ничего не знаю.
– Вилли?
Ломанн странно помолчал.
– Тоже не знаю, – ответил он наконец. – Но он вам не опасен. Он далеко.
– Возможно. Осмотрите Суна.
– Ваш второй удар должен был прикончить его. Однако, согласен, осторожность не помещает. – Ломанн опустился на колени рядом с неподвижно лежащим китайцем. Через мгновение он сказал:-Теоретически он еще жив. Но двигаться больше не будет. Что вы предполагаете сделать? Добить его? Могу показать вам одну точку.
Бонд держал нож в руке. Взглянув на него, он вздрогнул.
– Нет. Оставим его. Умрет и так. Присматривайте за девушкой. Я вернусь.
– Хорошо. Мы запремся изнутри. Удачи. Ничего доброго сказать этому человеку, который еще пять минут назад играл незаменимую роль в чудовищном заговоре Суна, Бонд не мог, а потому и не сказал. Но как бы ограничен он ни был временем, он не мог пройти мимо девушки, которая, рискуя всем, спасла ему жизнь. Он положил руку на ее покатое плечо; она подняла глаза, ее лицо было по-прежнему тупо от шока, но она больше не плакала.
– Спасибо, Луиза, – нежно проговорил Бонд. – Что заставило тебя сделать это?
– Он... – она указала, не глядя, – хотел убить меня. Ты... поможешь. – Трогательным жестом она как бы извинилась за свой плохой английский.
Бонд поцеловал ее холодную щеку и пошел к лестнице. Когда он толкнул люк, и тот не поддался. Бонду стало не по себе. Если сверху крышка прижата чем-то тяжелым, то он проиграл, не успев сделать даже первого хода. Затем он вспомнил слова Суна о том, что люк завален коврами и тому подобными вещами. Напряжение вызвало прилив боли, но это была уже иная боль. Не уменьшаясь, она все же не мешала работать.
Кухня была пуста. Из окна виднелся склон холма, только начинавшийся окрашиваться в цвет слоновой кожи. Если Ломанн не ошибся, то до начала бомбардировки оставалось около двадцати минут. Хватит. Если все пойдет гладко. И если он успеет убраться отсюда, прежде чем де-Графф и Евгений соединятся для того, чтобы забрать его.
Коридор за кухней был также пуст и темен, хотя в дальнем конце холла горел свет. С ножом в руке Бонд осторожно подкрался к углу и выглянул.
Уперев руки в бедра, в дверном проеме стоял Евгений. Он стоял к Бонду спиной и, видимо, наблюдал за фон Рихтером, готовый в любую минуту помочь ему на огневой позиции. Наверное, его можно было захватить врасплох, но шансы разделаться с ним в такой ситуации бесшумно были слишком малы, чтобы думать о них всерьез. Бонд смерил расстояние от угла до подножья лестницы. Восемнадцать шагов. Максимум двадцать.
Бонд успел сделать в ярко освещенном холле всего три шага, когда заметил, что Евгений смотрит на часы. Но прежде чем русский смог разглядеть положение стрелок. Бонд снова был в коридоре. Рука русского вернулась в прежнее положение на бедре. Бонд быстро пересек холл и оказался у лестницы.
Пустую площадку вверху лестницы освещала единственная маленькая лампочка. Не медля ни секунды, Бонд повернул направо и остановился перед предпоследней дверью. Отвернуть болты было несложно. Дверь открылась без скрипа. Местонахождение спящего легко было определить по громкому дыханию. Левая рука Бонда накрыла рот спящего, правая с ножом была наготове – нельзя исключать возможность, что... Он настойчиво зашептал на ухо.
– Нико, Нико, это я – Джеймс, Джеймс Бонд. Рывок, стон, короткая борьба, затем затишье. Бонд осторожно сдвинул ладонь на дюйм.
– Джеймс, – шепотом отозвался знакомый голос. – Боюсь, уделали они меня. Сам понимаешь.
– Как ты себя чувствуешь?
– Страшно болит голова, и очень хочется спать.
– Я кое-что принес, по крайней мере, снимет сонливость. Укол. Давай руку. – Доставая шприц. Бонд скороговоркой продолжал. – С китайским принцем покончено. В доме еще двое, с ними будем разбираться по отдельности. Один из них – в спальне в другом конце коридора.
Когда игла вошла под кожу, Лицас поморщился.
– Неважный из тебя доктор, Джеймс. Ладно, продолжай.
– Он ждет, его скоро должны позвать. Я постучу. Когда он выйдет, а я надеюсь, он выйдет, ты должен будешь позаботиться, чтобы он не подал голос, в противном случае, мы пропали. Затем я его прикончу.
– Что у тебя?
– Нож. Для тебя пока ничего нет. Дальше, кроме него в комнате должны быть Ариадна и одна албанка. Похоже, там намечалась небольшая оргия с изнасилованием. Но сейчас это не важно. Мы должны сделать так, чтобы албанка не закричала. Это может оказаться не так легко. Посмотрим, как все пойдет.
– Хорошо, – коротко сказал Лицас.
– Ну что, помогло лекарство?
– Немного. Разминка поможет больше. Я готов. Они осторожно двинулись по коридору, достигли лестницы. Бонд заглянул вниз, но никого там не увидел, прислушался – тихо. Они приближались к стене с обеих сторон двери, указанной Ломанном, и Бонд осторожно постучал.
– Эй, кто там? – отозвался сиплый от сна мужской голос.
– Ломанн, – буркнул в ответ Бонд. Последовавшая пауза заставила Бонда в волнении кусать губы. Наконец послышалось:
– Момент. Иду.
Изнутри донесся скрип диванных пружин. По полу заскребли каблуки ботинок. Женский голос пробормотал что-то неразборчивое. Мужчина громко зевнул. Затем с полминуты ничего не было слышно. Наконец послышались приближающиеся к двери шаги, в коридор пролился свет, и де-Грааф, застегивая рубашку, уверенно вышел из комнаты.
Прежде чем Лицас схватил его и своей огромной пятерней зажал ему рот. Бонд успел заметить глубокие параллельные царапины на левой щеке террориста. Бонд сделал шаг вперед и заглянул в широко раскрытые глаза.
– Это тебе за Хаммондов, – прошипел он и воткнул нож.
Тело де-Граафа дернулось в муках агонии, словно он прикоснулся к оголенному электрическому проводу, и сникло. Бонд тут же отступил в сторону и шагнул в комнату.
Ариадна, лежавшая на полу под тонким покрывалом, рывком села и уставилась на него, но все внимание Бонда было приковано к смуглой блондинке на кровати. Она тоже села, по крайней мере, выше талии она была обнажена. Однако Бонд едва ли заметил это. Он пристально посмотрел в ее исполненные страха темные глаза и, поднеся к лицу перепечканный кровью нож, прохрипел:
– Пикнешь – убью.
– Нет... нет, я буду молчать. – Рука, которую она выставила ладонью вверх, дрожала. Другой рукой она натягивала простыню на грудь.
Бонд стоял возле нее в головах кровати. Ариадна в бюстгальтере и трусиках встала и подошла к нему. Их руки сперва соприкоснулись, потом сплелись.
– С тобой все в порядке? – спросила она. – Какой странный у тебя голос!
– Все нормально. – Ему хотелось рассказать ей сразу обо всем, но он не знал, с чего начать. – Как у тебя?
– Когда ты рядом, я ничего не боюсь. Наверное, этой шлюхе нужно всунуть кляп. Если бы это зависело от меня, я бы заткнула ее навсегда. Как дела, Нико? Я думала, тебя убили.
– Ну, до этого не дошло. – Лицас втащил труп де-Граафа и бросил его в углу комнаты. Теперь у него был револьвер – короткоствольный “смит-энд-вессон”. – Нужно достать... – Вдруг он умолк.
Послышались отдаленные шаги – сперва в мощеном камнем холле, потом на лестнице.
– Наш второй, – сказал Бонд.
Бонд мгновение стоял в нерешительности, и Ариадна бросилась действовать самостоятельно. Она размахнулась и кулаком снизу припечатала Дони Мадан в челюсть. Голова Дони дернулась назад и ударилась о спинку кровати. Пять секунд спустя, Ариадна снова оказалась на прежнем месте – на полу под покрывалом, Лицас спрятался за облупленный шкаф. Бонд встал за дверью. Ни единого шанса на спасение у Евгения не было. Он пересек порог, увидел труп де-Граафа, вскрикнул, сделал шаг и получил под пятое ребро нож. Левой рукой Бонд зажал ему рот.
– Здорово, только слишком быстро и чисто, – сказала Ариадна, глядя на тела. – Надеюсь, что этим ублюдкам было хотя бы больно!
Бонд снова поймал ее.
– Забудь о них, – сказал он. – Теперь слушай. Сейчас дом очищен. Я приведу сюда шефа. Где ключ от этой комнаты?
– Должен быть в кармане у длинного.
– Ты и мой шеф запретесь и будете оставаться здесь, пока я не вернусь за вами. Не спорь, – предупредил он протесты Ариадны, – у нас только один пистолет и один нож, да к тому же нас теперь двое на одного. Нико все объяснит. Заткни рот этой девице кляпом и свяжи ее.
– С превеликим удовольствием.
Когда Бонд вместе с М. вернулся, Ариадна еще связывала Дони Мадан, но на трупы была уже накинута простыня. М. был утомлен недавними переживаниями и бессонной ночью. Он безропотно послушался советов Бонда и в полном молчании проследовал за ним по коридору. Сгорбившись, он присел на край постели, на шее у него пульсировала жилка. Бонд взволнованно смотрел на шефа.
Ариадна перехватила этот взгляд.
– Обещаю, что с ним все будет в порядке. – Она обняла Бонда и поцеловала. – А теперь ступай и покончи с ними.
– Что теперь? – спросил Лицас, когда они вышли.
– Миномет, которым управляет фон Рихтер. Его друг сигнализирует ему с вершины холма.
– Умно, а? Но легко промазать.
– Они много тренировались. Вон, смотри. Из окна лестницы открывался вид на огневую позицию. Было уже достаточно светло, чтобы различить угловатые формы миномета, два с половиной фута его наклонного ствола, прикрепленного к треугольной плите основания. Промелькнула какая-то тень, принадлежащая, очевидно, фон Рихтеру.
Реальных планов действия было немного. Бонд выбрал самый быстрый.
– Возьми пистолет, Нико, выйди из дома через заднюю террасу и обойди вокруг. Оттуда ты сможешь достать его выстрелом. Я подойду со стороны моря. Если я и не смогу подобраться достаточно близко для броска, то всегда смогу отвлечь его внимание от тебя.
– Будь осторожен. С этим короткоствольным револьвером мне придется подобраться очень близко, иначе могу попасть в тебя. У него есть оружие?
– Не знаю.
– Мне нужно пять минут.
– Но не больше – времени в обрез.
В холле они пожали друг другу руки и расстались. Бонд быстрой походкой пересек гостиную, где впервые пришел в себя, оттуда вышел на террасу, а затем подошел к западному углу дома и оглядел местность.
В это время на огневой позиции фон Рихтер открывал ящик с боеприпасами. Огневая позиция находилась приблизительно в двадцати ярдах на ровной естественной возвышенности, однако, несмотря на то, что местность была пересеченной, она не давала достаточного прикрытия для подхода. Подобраться можно было, только двигаясь параллельно берегу моря и укрываясь за краем скалы, но для Этого необходимо было пересечь открытый участок на виду у всякого, кому вздумается бросить взгляд в этом направлении. В данный момент позиция фон Рихтера была такова, что углом глаза он мог заметить маневр Бонда. Однако вскоре ему придется повернуться спиной, чтобы отыскать глазами на вершине холма Вилли. Казалось, он не торопился. Прошла минута, в течение которой он выложил на земле ряд мин, снял холщовый чехол со ствола миномета, выпрямился к закурил сигарету. Наконец он огляделся и стал всматриваться в линию горизонта. Бонд двинулся.
Бонд успел преодолеть лишь треть пути в направлении угла скалы, когда его нога задела валявшийся камень, и немец, немедленно обернувшись, увидел его. Бонд изменил направление и зашагал прямо к огневой позиции. Ноги заплетались и скользили по гладкой выпуклости скалы, он в любой момент ожидал пулю. Однако, чего он никак не ожидал, так это серии громких, сотрясавших все вокруг хлопков, отдававшихся в ушах – раз, два, три... Затем фон Рихтер обернулся и, раскинув руки, приготовился встретить Бонда, прекрасно сознавая выгоду более высокого и более надежного плацдарма. Однако Бонд заставил его сменить позицию – он направился не к человеку, а к миномету. Наклонившись, он опрокинул орудие на бок и свел, таким образом, на нет всякую возможность открыть прицельную стрельбу немедленно. Вдруг его снова захлестнула боль. Он уже почти поднялся, когда его голова словно раскололась и все остановилось.
Лицас был где-то рядом. Сквозь невидимую стену доносился его голос.
– Джеймс. Вставай. У нас еще много дел.
– Как долго.?..
– Минуту. Он сшиб тебя с ног и уже подыскивал подходящий камень, чтобы уронить его тебе на голову, поэтому я выстрелил. Расстояние было слишком большим, я должен был быть ближе. Он сразу же позабыл о тебе и побежал в дом. Ну что, управишься?
Снова встав на ноги, Бонд выпрямился.
– Да. Пойдем, надо с ним разобраться. На сей раз вместе.
– Но вначале разберись со мной. Не забудь: он мой Джеймс.
Они вошли в дом через боковую дверь. Комнаты, выходящие в коридор, были пусты. Они уже подходили к лестнице, как вдруг остановились как вкопанные – на якорной стоянке взревел двигатель.
Они бросились на террасу, Лицас вызвался вперед и первым оказался на краю крошечного причала. Лодка с навесным мотором, раскачиваясь, отходила, однако неумелая рука у штурвала прибила корму лодки вместе со сгорбившимся капитаном почти к их ногам; Лицас без труда прыгнул в лодку. Он говорил, даже не глядя. Его “смит-энд-вессон” уперся в грудь фон Рихтера.
– Мы с майором совершим небольшую морскую прогулку, Джеймс. Теперь мы уже не торопимся. Нужно еще разобраться с юным другом майора, однако ему ведь пока нужно спуститься. Я вернусь и помогу тебе.
Фон Рихтер заглушил двигатель и повернул голову. При сером свете кусок поврежденной кожи выглядел ужасно, напоминая результат какой-то отвратительной болезни.
– Кажется, этот человек намеревается убить меня, – проговорил он с певучим акцентом. – Я, как видите, беззащитен. Вы англичанин, мистер Бонд, и одобряете это?
– Ты поставил себя вне закона, фон Рихтер, – медленно ответил Бонд. – После того, что ты устроил в Капудзоне.
– Ясно, доводы бесполезны. Превалируют эмоции. – Человек слегка пожал плечами. – Очень хорошо. Я готов к морской прогулке.
Лодка начала отчаливать. Задумавшись, Бонд следил пару минут за тем, как она удаляется, потом побрел в дом. Лишь в холле заметил он пятна крови.
Целое скопление их было у угла коридора, как будто здесь кто-то недолго отдыхал, и еще одно возле боковой двери. Бонд повернулся и кинулся на кухню.
Люк подвала был поднят. Внизу на спине с открытыми глазами лежала Луиза, из ее сердца торчал металлический шампур. Доктор Ломанн сидел, облокотясь о стену и поджав к груди колени. Рядом находился черный чемоданчик и разбитый шприц. В его лице не было ни кровинки. Он открыл глаза и, глотая слова, заговорил.
– Он забыл, – выговорил он, – забыл, что морфий может сделать много для человека с продырявленными кишками. Ему так и не пришло это в голову.
Ужас и изумление лишили Бонда дара речи.
Девушка проявила сообразительность. Она быстро перевязала перерезанное полотенце вокруг запястья Бонда так, чтобы беглый взгляд не заметил подвоха. Рука его сжимала нож, прикрывая его сверху. Мгновенно сориентировавшись. Бонд уронил голову на грудь, но глаза оставил открытыми, уставившись в одну точку.
– Это невозможно! Он не мог умереть! – в поведении Суна теперь ничего не оставалось от сомнамбулы. Он кинулся к креслу. Девушка отошла в сторону. Тело Суна склонилось над Бондом. Он начал было что-то говорить, и в этот момент, собрав остаток сил. Бонд вынес руку с ножом вперед и вонзил его в левую часть поясницы Суна. Сун зарычал и вскинул руку, словно пытаясь восстановить равновесие, но ноги его заскользили по неровному полу, и он рухнул на одно колено, вцепившись в левое предплечье Бонда. Теперь нож, уже с большей силой, вонзился рядом с лопаткой, войдя в тело почти по рукоятку. Сун издал изумленный стон и мгновение, не отрываясь, смотрел Бонду прямо в лицо. Оловянного цвета глаза, казалось, были полны упрека. Мгновение пролетело, глаза закатились, Сун, как был с ножом в спине, повалился на бок и больше не двигался.
Девушка рыдала, ее руки были плотно прижаты ко рту, она словно сложилась в талии пополам. Ломанн, дрожа всем телом, встал. Бонд переводил взгляд с одного на другого.
– Подайте мне нож, – сказал он. Голос его был хриплый и придушенный, но все же его собственный голос.
Отчаянно мотая головой, девушка отвернулась, ощупью отыскала табуретку возле стола и, обессиленная, опустилась на нее, не отнимая рук от лица. Ломанн колебался, затем, бросившись к трупу, он выдернул нож из середины расползавшегося по рубашке Суна кровавого пятна. Вытерев лезвие, он неуклюже принялся перерезать державшее левое запястье Бонда полотенце. Перерезая, он судорожно сыпал словами.
– Я еще раньше хотел помочь вам, но не знал, как. Он ведь дьявол! Он заставлял меня наблюдать за тем, что делал с вами. Когда он не мог заставить меня смотреть, то запугивал. Такое говорил! Я и не предполагал, что все зайдет так далеко. Мне сказали, что от меня потребуется только медицинское обслуживание. Давать людям успокоительное. Пустяки. И эта девушка. Я так и знал, что что-то должно произойти. Он дал ей понять, для чего она здесь.
Наконец, освободившись, Бонд нетвердо встал, его качнуло, и он ухватился за спинку кресла. В голове шумело и плыло. Ему приходилось заставлять себя говорить.
– Который час?
– В вашем распоряжении около получаса, прежде чем они начнут стрелять из этой штуки. – Доктор перестал трястись. В его манере появилась деловитость и даже оживленность. – Вилли уже отправился к вершине холма. Фон Рихтер на огневой позиции готовит орудие.
– А остальные?
Ломанн не торопился с ответом. Он щупал пульс Бонда и осматривал его.
– В таком состоянии вы не сможете предпринимать усилия, – заключил он. – Я дам вам средство, которое быстро поднимет вас на ноги. – Он открыл свой чемоданчик.
– Почему я должен вам доверять?
– Если бы я не решил перейти на вашу сторону, то, пока вы еще на три четверти были привязаны к креслу, успел бы позвать на помощь. Однако не думайте, что я делаю это из любви к вам. Сун собирался уничтожить меня сразу после окончания операции. Я в этом уверен. Вот. – В руке его оказался шприц. – Это взбодрит вас примерно на час. Потом начнется абстиненция. К тому времени вы уже либо победите, либо погибнете. Вы спрашиваете об остальных. Ваш друг, человек, которого принесли, находится под воздействием успокоительного укола в комнате, соседней с комнатой вашего шефа: она предназначалась для вас. Ему не причинили серьезных повреждений. Ключ не понадобится. Нужно просто отвернуть болты.
– Что за успокоительное?
– Легкое. Такой же укол быстро поставит его на ноги. Вам придется сделать его самому. Я не покину подвал, пока вы не вернетесь и не скажете, что все в порядке. Я драться не умею. Держите. – Ломанн протянул картонную коробочку со шприцем. – Неважно, куда делать укол. Главное, чтобы игла поглубже вошла под кожу. Понятно?
– Да, – ответил Бонд. Возможно, это была лишь иллюзия, или радость от того, что он вновь был свободен, но энергия снова вливалась в него, голова прояснилась. – Где моя девушка?
– Она в комнате в другом конце коридора на верхнем этаже, первая дверь налево.
– Де-Грааф?
– Когда я заходил за Луизой, он тоже был там, – сказал доктор деревянным голосом. – Там же была и вторая албанка. Где Евгений, мне не известно. Но вам лучше поскорее уйти отсюда. Он и де-Грааф должны прийти сюда через десять минут, чтобы перенести ваше тело на огневую позицию.
– Хорошо. Еще один человек – грек с забинтованной рукой – где он?
– В комнате напротив комнаты вашего шефа. Он накачан – дай Бог. Он не в счет.
– У кого из них есть оружие?
– Де-Грааф всегда носит в правом заднем кармане пистолет. У Евгения вряд ли что-нибудь есть. О фон Рихтере я ничего не знаю.
– Вилли?
Ломанн странно помолчал.
– Тоже не знаю, – ответил он наконец. – Но он вам не опасен. Он далеко.
– Возможно. Осмотрите Суна.
– Ваш второй удар должен был прикончить его. Однако, согласен, осторожность не помещает. – Ломанн опустился на колени рядом с неподвижно лежащим китайцем. Через мгновение он сказал:-Теоретически он еще жив. Но двигаться больше не будет. Что вы предполагаете сделать? Добить его? Могу показать вам одну точку.
Бонд держал нож в руке. Взглянув на него, он вздрогнул.
– Нет. Оставим его. Умрет и так. Присматривайте за девушкой. Я вернусь.
– Хорошо. Мы запремся изнутри. Удачи. Ничего доброго сказать этому человеку, который еще пять минут назад играл незаменимую роль в чудовищном заговоре Суна, Бонд не мог, а потому и не сказал. Но как бы ограничен он ни был временем, он не мог пройти мимо девушки, которая, рискуя всем, спасла ему жизнь. Он положил руку на ее покатое плечо; она подняла глаза, ее лицо было по-прежнему тупо от шока, но она больше не плакала.
– Спасибо, Луиза, – нежно проговорил Бонд. – Что заставило тебя сделать это?
– Он... – она указала, не глядя, – хотел убить меня. Ты... поможешь. – Трогательным жестом она как бы извинилась за свой плохой английский.
Бонд поцеловал ее холодную щеку и пошел к лестнице. Когда он толкнул люк, и тот не поддался. Бонду стало не по себе. Если сверху крышка прижата чем-то тяжелым, то он проиграл, не успев сделать даже первого хода. Затем он вспомнил слова Суна о том, что люк завален коврами и тому подобными вещами. Напряжение вызвало прилив боли, но это была уже иная боль. Не уменьшаясь, она все же не мешала работать.
Кухня была пуста. Из окна виднелся склон холма, только начинавшийся окрашиваться в цвет слоновой кожи. Если Ломанн не ошибся, то до начала бомбардировки оставалось около двадцати минут. Хватит. Если все пойдет гладко. И если он успеет убраться отсюда, прежде чем де-Графф и Евгений соединятся для того, чтобы забрать его.
Коридор за кухней был также пуст и темен, хотя в дальнем конце холла горел свет. С ножом в руке Бонд осторожно подкрался к углу и выглянул.
Уперев руки в бедра, в дверном проеме стоял Евгений. Он стоял к Бонду спиной и, видимо, наблюдал за фон Рихтером, готовый в любую минуту помочь ему на огневой позиции. Наверное, его можно было захватить врасплох, но шансы разделаться с ним в такой ситуации бесшумно были слишком малы, чтобы думать о них всерьез. Бонд смерил расстояние от угла до подножья лестницы. Восемнадцать шагов. Максимум двадцать.
Бонд успел сделать в ярко освещенном холле всего три шага, когда заметил, что Евгений смотрит на часы. Но прежде чем русский смог разглядеть положение стрелок. Бонд снова был в коридоре. Рука русского вернулась в прежнее положение на бедре. Бонд быстро пересек холл и оказался у лестницы.
Пустую площадку вверху лестницы освещала единственная маленькая лампочка. Не медля ни секунды, Бонд повернул направо и остановился перед предпоследней дверью. Отвернуть болты было несложно. Дверь открылась без скрипа. Местонахождение спящего легко было определить по громкому дыханию. Левая рука Бонда накрыла рот спящего, правая с ножом была наготове – нельзя исключать возможность, что... Он настойчиво зашептал на ухо.
– Нико, Нико, это я – Джеймс, Джеймс Бонд. Рывок, стон, короткая борьба, затем затишье. Бонд осторожно сдвинул ладонь на дюйм.
– Джеймс, – шепотом отозвался знакомый голос. – Боюсь, уделали они меня. Сам понимаешь.
– Как ты себя чувствуешь?
– Страшно болит голова, и очень хочется спать.
– Я кое-что принес, по крайней мере, снимет сонливость. Укол. Давай руку. – Доставая шприц. Бонд скороговоркой продолжал. – С китайским принцем покончено. В доме еще двое, с ними будем разбираться по отдельности. Один из них – в спальне в другом конце коридора.
Когда игла вошла под кожу, Лицас поморщился.
– Неважный из тебя доктор, Джеймс. Ладно, продолжай.
– Он ждет, его скоро должны позвать. Я постучу. Когда он выйдет, а я надеюсь, он выйдет, ты должен будешь позаботиться, чтобы он не подал голос, в противном случае, мы пропали. Затем я его прикончу.
– Что у тебя?
– Нож. Для тебя пока ничего нет. Дальше, кроме него в комнате должны быть Ариадна и одна албанка. Похоже, там намечалась небольшая оргия с изнасилованием. Но сейчас это не важно. Мы должны сделать так, чтобы албанка не закричала. Это может оказаться не так легко. Посмотрим, как все пойдет.
– Хорошо, – коротко сказал Лицас.
– Ну что, помогло лекарство?
– Немного. Разминка поможет больше. Я готов. Они осторожно двинулись по коридору, достигли лестницы. Бонд заглянул вниз, но никого там не увидел, прислушался – тихо. Они приближались к стене с обеих сторон двери, указанной Ломанном, и Бонд осторожно постучал.
– Эй, кто там? – отозвался сиплый от сна мужской голос.
– Ломанн, – буркнул в ответ Бонд. Последовавшая пауза заставила Бонда в волнении кусать губы. Наконец послышалось:
– Момент. Иду.
Изнутри донесся скрип диванных пружин. По полу заскребли каблуки ботинок. Женский голос пробормотал что-то неразборчивое. Мужчина громко зевнул. Затем с полминуты ничего не было слышно. Наконец послышались приближающиеся к двери шаги, в коридор пролился свет, и де-Грааф, застегивая рубашку, уверенно вышел из комнаты.
Прежде чем Лицас схватил его и своей огромной пятерней зажал ему рот. Бонд успел заметить глубокие параллельные царапины на левой щеке террориста. Бонд сделал шаг вперед и заглянул в широко раскрытые глаза.
– Это тебе за Хаммондов, – прошипел он и воткнул нож.
Тело де-Граафа дернулось в муках агонии, словно он прикоснулся к оголенному электрическому проводу, и сникло. Бонд тут же отступил в сторону и шагнул в комнату.
Ариадна, лежавшая на полу под тонким покрывалом, рывком села и уставилась на него, но все внимание Бонда было приковано к смуглой блондинке на кровати. Она тоже села, по крайней мере, выше талии она была обнажена. Однако Бонд едва ли заметил это. Он пристально посмотрел в ее исполненные страха темные глаза и, поднеся к лицу перепечканный кровью нож, прохрипел:
– Пикнешь – убью.
– Нет... нет, я буду молчать. – Рука, которую она выставила ладонью вверх, дрожала. Другой рукой она натягивала простыню на грудь.
Бонд стоял возле нее в головах кровати. Ариадна в бюстгальтере и трусиках встала и подошла к нему. Их руки сперва соприкоснулись, потом сплелись.
– С тобой все в порядке? – спросила она. – Какой странный у тебя голос!
– Все нормально. – Ему хотелось рассказать ей сразу обо всем, но он не знал, с чего начать. – Как у тебя?
– Когда ты рядом, я ничего не боюсь. Наверное, этой шлюхе нужно всунуть кляп. Если бы это зависело от меня, я бы заткнула ее навсегда. Как дела, Нико? Я думала, тебя убили.
– Ну, до этого не дошло. – Лицас втащил труп де-Граафа и бросил его в углу комнаты. Теперь у него был револьвер – короткоствольный “смит-энд-вессон”. – Нужно достать... – Вдруг он умолк.
Послышались отдаленные шаги – сперва в мощеном камнем холле, потом на лестнице.
– Наш второй, – сказал Бонд.
Бонд мгновение стоял в нерешительности, и Ариадна бросилась действовать самостоятельно. Она размахнулась и кулаком снизу припечатала Дони Мадан в челюсть. Голова Дони дернулась назад и ударилась о спинку кровати. Пять секунд спустя, Ариадна снова оказалась на прежнем месте – на полу под покрывалом, Лицас спрятался за облупленный шкаф. Бонд встал за дверью. Ни единого шанса на спасение у Евгения не было. Он пересек порог, увидел труп де-Граафа, вскрикнул, сделал шаг и получил под пятое ребро нож. Левой рукой Бонд зажал ему рот.
– Здорово, только слишком быстро и чисто, – сказала Ариадна, глядя на тела. – Надеюсь, что этим ублюдкам было хотя бы больно!
Бонд снова поймал ее.
– Забудь о них, – сказал он. – Теперь слушай. Сейчас дом очищен. Я приведу сюда шефа. Где ключ от этой комнаты?
– Должен быть в кармане у длинного.
– Ты и мой шеф запретесь и будете оставаться здесь, пока я не вернусь за вами. Не спорь, – предупредил он протесты Ариадны, – у нас только один пистолет и один нож, да к тому же нас теперь двое на одного. Нико все объяснит. Заткни рот этой девице кляпом и свяжи ее.
– С превеликим удовольствием.
Когда Бонд вместе с М. вернулся, Ариадна еще связывала Дони Мадан, но на трупы была уже накинута простыня. М. был утомлен недавними переживаниями и бессонной ночью. Он безропотно послушался советов Бонда и в полном молчании проследовал за ним по коридору. Сгорбившись, он присел на край постели, на шее у него пульсировала жилка. Бонд взволнованно смотрел на шефа.
Ариадна перехватила этот взгляд.
– Обещаю, что с ним все будет в порядке. – Она обняла Бонда и поцеловала. – А теперь ступай и покончи с ними.
– Что теперь? – спросил Лицас, когда они вышли.
– Миномет, которым управляет фон Рихтер. Его друг сигнализирует ему с вершины холма.
– Умно, а? Но легко промазать.
– Они много тренировались. Вон, смотри. Из окна лестницы открывался вид на огневую позицию. Было уже достаточно светло, чтобы различить угловатые формы миномета, два с половиной фута его наклонного ствола, прикрепленного к треугольной плите основания. Промелькнула какая-то тень, принадлежащая, очевидно, фон Рихтеру.
Реальных планов действия было немного. Бонд выбрал самый быстрый.
– Возьми пистолет, Нико, выйди из дома через заднюю террасу и обойди вокруг. Оттуда ты сможешь достать его выстрелом. Я подойду со стороны моря. Если я и не смогу подобраться достаточно близко для броска, то всегда смогу отвлечь его внимание от тебя.
– Будь осторожен. С этим короткоствольным револьвером мне придется подобраться очень близко, иначе могу попасть в тебя. У него есть оружие?
– Не знаю.
– Мне нужно пять минут.
– Но не больше – времени в обрез.
В холле они пожали друг другу руки и расстались. Бонд быстрой походкой пересек гостиную, где впервые пришел в себя, оттуда вышел на террасу, а затем подошел к западному углу дома и оглядел местность.
В это время на огневой позиции фон Рихтер открывал ящик с боеприпасами. Огневая позиция находилась приблизительно в двадцати ярдах на ровной естественной возвышенности, однако, несмотря на то, что местность была пересеченной, она не давала достаточного прикрытия для подхода. Подобраться можно было, только двигаясь параллельно берегу моря и укрываясь за краем скалы, но для Этого необходимо было пересечь открытый участок на виду у всякого, кому вздумается бросить взгляд в этом направлении. В данный момент позиция фон Рихтера была такова, что углом глаза он мог заметить маневр Бонда. Однако вскоре ему придется повернуться спиной, чтобы отыскать глазами на вершине холма Вилли. Казалось, он не торопился. Прошла минута, в течение которой он выложил на земле ряд мин, снял холщовый чехол со ствола миномета, выпрямился к закурил сигарету. Наконец он огляделся и стал всматриваться в линию горизонта. Бонд двинулся.
Бонд успел преодолеть лишь треть пути в направлении угла скалы, когда его нога задела валявшийся камень, и немец, немедленно обернувшись, увидел его. Бонд изменил направление и зашагал прямо к огневой позиции. Ноги заплетались и скользили по гладкой выпуклости скалы, он в любой момент ожидал пулю. Однако, чего он никак не ожидал, так это серии громких, сотрясавших все вокруг хлопков, отдававшихся в ушах – раз, два, три... Затем фон Рихтер обернулся и, раскинув руки, приготовился встретить Бонда, прекрасно сознавая выгоду более высокого и более надежного плацдарма. Однако Бонд заставил его сменить позицию – он направился не к человеку, а к миномету. Наклонившись, он опрокинул орудие на бок и свел, таким образом, на нет всякую возможность открыть прицельную стрельбу немедленно. Вдруг его снова захлестнула боль. Он уже почти поднялся, когда его голова словно раскололась и все остановилось.
Лицас был где-то рядом. Сквозь невидимую стену доносился его голос.
– Джеймс. Вставай. У нас еще много дел.
– Как долго.?..
– Минуту. Он сшиб тебя с ног и уже подыскивал подходящий камень, чтобы уронить его тебе на голову, поэтому я выстрелил. Расстояние было слишком большим, я должен был быть ближе. Он сразу же позабыл о тебе и побежал в дом. Ну что, управишься?
Снова встав на ноги, Бонд выпрямился.
– Да. Пойдем, надо с ним разобраться. На сей раз вместе.
– Но вначале разберись со мной. Не забудь: он мой Джеймс.
Они вошли в дом через боковую дверь. Комнаты, выходящие в коридор, были пусты. Они уже подходили к лестнице, как вдруг остановились как вкопанные – на якорной стоянке взревел двигатель.
Они бросились на террасу, Лицас вызвался вперед и первым оказался на краю крошечного причала. Лодка с навесным мотором, раскачиваясь, отходила, однако неумелая рука у штурвала прибила корму лодки вместе со сгорбившимся капитаном почти к их ногам; Лицас без труда прыгнул в лодку. Он говорил, даже не глядя. Его “смит-энд-вессон” уперся в грудь фон Рихтера.
– Мы с майором совершим небольшую морскую прогулку, Джеймс. Теперь мы уже не торопимся. Нужно еще разобраться с юным другом майора, однако ему ведь пока нужно спуститься. Я вернусь и помогу тебе.
Фон Рихтер заглушил двигатель и повернул голову. При сером свете кусок поврежденной кожи выглядел ужасно, напоминая результат какой-то отвратительной болезни.
– Кажется, этот человек намеревается убить меня, – проговорил он с певучим акцентом. – Я, как видите, беззащитен. Вы англичанин, мистер Бонд, и одобряете это?
– Ты поставил себя вне закона, фон Рихтер, – медленно ответил Бонд. – После того, что ты устроил в Капудзоне.
– Ясно, доводы бесполезны. Превалируют эмоции. – Человек слегка пожал плечами. – Очень хорошо. Я готов к морской прогулке.
Лодка начала отчаливать. Задумавшись, Бонд следил пару минут за тем, как она удаляется, потом побрел в дом. Лишь в холле заметил он пятна крови.
Целое скопление их было у угла коридора, как будто здесь кто-то недолго отдыхал, и еще одно возле боковой двери. Бонд повернулся и кинулся на кухню.
Люк подвала был поднят. Внизу на спине с открытыми глазами лежала Луиза, из ее сердца торчал металлический шампур. Доктор Ломанн сидел, облокотясь о стену и поджав к груди колени. Рядом находился черный чемоданчик и разбитый шприц. В его лице не было ни кровинки. Он открыл глаза и, глотая слова, заговорил.
– Он забыл, – выговорил он, – забыл, что морфий может сделать много для человека с продырявленными кишками. Ему так и не пришло это в голову.
Ужас и изумление лишили Бонда дара речи.