Они наскоро осмотрели катер. Узкий трап с правого борта спускался на маленький камбуз, а оттуда на нос. Из камбуза Бонд спустился в машинное отделение и, задыхаясь от жары и испарений масел, внимательно изучил 165-сильный дизель “Мерседес”. Все было сработано на уровне; узкое пространство использовано с толком; технический уход соответствовал стандартам, принятым на флоте Ее Величества. Авторитет Ли-цаса в глазах Бонда возрос еще больше.
   К носу от камбуза и рубки располагались две двухместные каюты, а за ними – еще две, с двухэтажными койками. Бонд и Ариадна заняли каюту по левому борту в средней надстройке. Ариадна распаковала и разложила по полочкам свой нехитрый багаж: пару рубашек, туалетные принадлежности, носовые платки и, так бросавшиеся в глаза на фоне этих банальных вещей, восемьдесят патронов к Вальтеру. Зачесав назад сбившиеся на лоб светлые прядки волос, она немедленно оказалась в объятиях Бонда.
   Прижавшись лицом к его шее, она пробормотала:
   – Теперь, пусть ненадолго, но ты опять мой. У меня такое чувство, будто прошло много-много дней, прежде чем я поняла, что смогу соединиться с тобой. Наплевать, что случится с нами завтра. Единственное, что теперь меня волнует – это ты, чтобы ты всегда был со мной. Так не будем терять время!
   Она запрокинула голову, ее глаза застилал туман желания.
   – Не закрывай дверь. Мы ведь одни.
   Казалось, от прикосновения к нему ее груди взбухли еще сильнее.
   Тут же, на жестком и неуютном лежаке, Бонд неторопливо овладел Ариадной. Они наслаждались любовью легко, тщательно и со вкусом, не зная того граничащего с истерикой безумия, которое они испытали ранним утром. Все, что окружало их, – и обычная возбужденная суматоха порта, и выкрики команд, и грохот якорных цепей, и раскатистый стук и рев двигателей – утратило всякий смысл и исчезло. Наконец утомленные, они разъединились и погрузились в сон.
   Бонда разбудили голоса и шум шагов, доносившихся откуда-то сверху. Не сводя глаз с обнаженного тела Ариадны, которая крепко спала, лежа на спине и подняв колено в позе полной непринужденности, Бонд быстро оделся. Затем наклонился и поцеловал ее в щеку.
   К тому времени, когда он появился в дверях салона, Лицас уже был там. Он стоял в одиночестве, уперев руки в бока, посреди груды всевозможных припасов; голоса удалялись в направлении причала.
   – Ариадна спит?
   – Да.
   Во взгляде этого крупного человека, который глядел сейчас на Бонда, уже не было настороженности, а лишь грусть и мольба.
   – Ты ведь не будешь обижать ее, Джеймс? Может быть, это и не мое дело, но ее отец – мой лучший друг, а в Греции это значит многое. Если будешь плохо к ней относиться, – вдруг ее бросишь, станешь давать ложные обещания или что-то в этом роде, – то оба будете иметь дело со мной, и, клянусь, вам плохо придется. Особенно тебе. Ты меня понял?
   – Понял. Но нам не придется ссориться.
   – Значит, у нас все будет в порядке. – Лицас дружески потрепал Бонда по груди, и лицо его прояснилось. – Завидую я тебе: едешь в путешествие с девчонкой. В свое время я себе такого позволить не мог. Пять лет назад все было по-другому. Да и не серьезно это. Никогда не слышал о девках-шпионках. Откровенно сказать, Джеймс, – он удрученно качнул головой, – никак не могу понять, как это наша маленькая Ариадна работает на русских. Я-то думал, она просто варит для своих пролетариев кофе, да читает по вечерам Карла Маркса. А вместо этого... Хорошо, что мир еще способен преподносить нам сюрпризы... Так. Топливо и вода – под завязку. Провизия – это может подождать. Выпивка – тоже может подождать, но не слишком долго. Оружие. Взгляни-ка на него прямо сейчас. Вот здесь.
   Бонд подошел к столу. На столе лежали обернутые в промасленную холстину аккуратные узлы. Развязав их, Лицас извлек на свет великолепный автоматический 9-миллиметровый пистолет “Беретта М. 34” с парой коробок патронов к нему, четыре осколочные гранаты “миллс” и – Бонд не верил своим глазам – британскую малозарядную винтовку “ли энфилд” с шестью пятизарядными обоймами. Все сохранилось в превосходном состоянии, сверкавшие холодным блеском металлические поверхности покрывал тонкий слой масла. Бонд поднял винтовку и, прищурившись, посмотрел в прорезь прицела.
   – Арсенал как нельзя кстати.
   – Никаких проблем. Это мой личный. Хранится у меня больше двадцати лет. “Энфилд” мне подарили англичане в сорок четвертом. Может быть, и не такой уж дорогой подарок, винтовка-то ведь сработана в шестнадцатом году. Но все-таки она славно мне послужила. Я не расстался с ней, даже когда меня произвели в офицеры. Точно так же добыл я и остальное. Бонд кивнул.
   – А зачем ты все это хранишь?
   – Со стороны это, конечно, кажется нелепым. Но не забывай, что мы в Греции, а здесь никогда нельзя быть уверенным до конца. Коммунистов-то мы побили еще в сорок девятом, но ведь они так просто не сдаются. Хотя сейчас вроде попритихли, но недавно опять стали поднимать голову. И если они снова начнут, то со мной им будет справиться не легко.
   Собственно, дело не в одних коммунистах. Только в прошлом году я попал в переделку на Крите. Да вот, увы, ребятки подкачали. Как-нибудь потом расскажу. Скажу лишь, что с этими игрушками я разогнал целую шайку. Слава Богу, достаточно было только их показать.
   Рассказывая все это, Лицас снял крышку с правой скамьи и достал еще один промасленный узел. Там оказался автомат “томпсон” “урожая” Второй мировой войны. Он был упакован так же любовно и так же тщательно, как и остальное оружие.
   – Подарок от США. Этот “живет” здесь постоянно. И патронов к нему целая куча. Надеюсь, твои беспокойства по поводу нашей огневой мощи рассеялись?
   Бонд удовлетворенно усмехнулся и хлопнул Лицаса по плечу.
   – С таким арсеналом нас может одолеть разве что танк.
   – В данном случае, крейсер. Похоже, до утра стрелять нам не придется, так что уберем пока все это.
   Они уже приступили к упаковке оружия, как вдруг на палубе раздались легкие шаги, и вскоре на пороге салона появился юноша лет шестнадцати, невысокий, но хорошо развитый для своего возраста. Он исподлобья посмотрел на Бонда.
   – Это Янни, – представил юношу Лицас. – Yanni, о Kyrios Tzems...[7] Вдвоем с тобой мы безусловно справимся с судном, однако нам понадобится помощник у штурвала. Янни хорошо знает катер и ориентируется в здешних водах. Больше нам ничего не нужно. Я подкину ему пару сотен драхм и высажу с катера, когда запахнет порохом. Раз оружием ты доволен, значит, мы можем поднять сходни.
   Лицас отдал приказание Янни, и тот, кивнув, исчез так же бесшумно, как и появился. В этот момент к ним присоединилась Ариадна. В голубых джинсах и такого же цвета, только чуть-чуть темней, тонкой мужской рубашке, с подобранными на затылке волосами, она казалась недоступно желанной и одновременно выразительно деловой. Она метнула взгляд на Бонда и Лицаса. – Чего мы ждем?
   – Все готово, моя милая. Но куда ляжет наш курс, известно ведь только тебе. Не пора ли тебе поделиться с нами своим секретом?
   – Не пора. – Ариадна избегала смотреть в глаза Бонду. Упорство, с которым она хранила молчание относительно конечного пункта путешествия, казалось ему одновременно и нелепым, и достойным восхищения. Она нахмурила лоб, в ее голове созрело решение. – Курс – острова Киклады. Точнее узнаете, когда выйдем в открытое море.
   – Договорились. Идем, Джеймс.
   Пятью минутами позже, задыхаясь от долгого бега, на набережной появился человек в неряшливом парусиновом костюме. Проводив глазами удалявшийся “Альтаир”, он беспокойно огляделся по сторонам и бросился в ближайшее кафе в поисках телефона.

X. Остров дракона

   – Наш курс лежит вот сюда. – Палец Ариадны ткнулся в карту. – Остров Враконис.
   Заглянув ей через плечо, Лицас кивнул.
   – Четырнадцать часов хода, по меньшей мере, – больше восьми узлов в час нам делать вряд ли удастся. А если погода испортится, что, кажется, вполне вероятно, то мы проведем в пути и того больше.
   – Но пока-то на море спокойно – возразил Бонд. Действительно, море, окрашенное в интенсивный синий цвет, было сейчас почти гладким. На берегу на удалении двух миль еще можно было достаточно подробно разглядеть крупные детали, однако их цвет с приближением сентябрьских сумерек начинал меркнуть, белоснежные россыпи домов потеряли свой блеск, зелень деревьев потускнела и приобрела синеватый оттенок; коричневые, охровые и ярко-желтые краски холмов стали насыщеннее. Между “Альтаиром” и берегом, в направлении Пирея, прошла рыбацкая шхуна с вереницей шлюпок на буксире; и шхуна, и шлюпки скользили по поверхности воды так легко, словно это была не вода, а лед.
   – В этом месте вода всегда спокойная, – продолжал Лицас, – но погоди, вот минуем мыс Сунион и выйдем из-под защиты Аттики в открытое море – налетит северный ветер: уж он нам задаст, будь уверен. Отсюда мы направимся к острову Кея, с юга пройдем мимо Китноса и Серифоса, обогнем Сифнос и поплывем дальше на восток. Там тоже может быть не все гладко, но в случае шторма па последнем отрезке пути нас прикроют острова Антипарос и Нарос. Вот так. Пойду потолкую с Янни.
   Лицас оставил их. Бонд снова сел, уставив почти ничего не видевшие глаза в берег. Он чувствовал себя удивительно посвежевшим и полным сил. Широкобортый каик уверенно рассекал мощную толщу воды, приглушенно стрекотавший двигатель работал четко и размеренно, не создавая вибрации. Предстояло решить уйму важнейших вопросов, вступить в бессчетное количество схваток, но до тех пор, пока не забрезжит рассвет, об этом можно было не думать. Необходимо было научиться извлекать максимальную пользу из этих коротких передышек, смаковать каждое мгновение тишины, которое отделяло его от грядущих перестрелок, перебежек из укрытия в укрытие, решающего усилия и крови.
   Он искоса посмотрел на профиль Ариадны. Заключенные в нем сила и интеллект вкупе с роскошной, чувственной красотой поразили Бонда заново. В Америке, в Англии или в любой другой цивилизованной стране девушка, наделенная такими данными, сделала бы головокружительную карьеру в сфере журналистики или шоу-бизнеса. В Греции подобные перспективы едва ли существовали. Он по-прежнему был не в силах постичь, что толкнуло ее в лоно коммунистических идей.
   Бонд поднял карту и нашел на ней изогнутый в форме серпа остров. Вдруг в его голове словно что-то включилось.
   – Враконис. Так вот куда отправился Тезей после того, как оставил на Наксосе твою тезку.
   – Я думала, что ты не заметишь. – Ариадна улыбнулась и смущенно, по-детски закусила губу. – Глупо было с моей стороны допустить такую ошибку.
   – Стоило мне порыться в книгах, и я мог бы с легкостью обнаружить место, назначенное для проведения мероприятия.
   – В книгах этого нет, это легенда, которую передают местные старики. – Ариадна села и с увлечением, которого никогда не обнаруживала, когда речь касалась политики, продолжала. – Ученые не знают, почему Тезей покинул Наксос с такой поспешностью. А вот жители Вракониса знают. Их царь прослышал о том, что Тезей победил Минотавра, и направил к нему послов, чтобы те уговорили Тезея приплыть к ним на остров и поразить дракона, который сжигал остров своим огненным дыханием. Поэтому, когда Ариадна уснула, Тезей оставил ее и вместе с послами отправился на Враконис. Он рассчитывал скоро вернуться. Но дракон был опасен тем, что мог поражать врагов, оставаясь невидимым. Он прятался за гору и оттуда разил огнем. Тезей дождался, пока дракон спрячется и начнет извергать пламя, а затем вплавь обогнул остров, подкрался к дракону сзади и сбросил его в море. Море вскипело, пар от воды поднялся так высоко, что боги, обитавшие на вершине Олимпа, увидев это, не на шутку всполошились. Наконец дракон захлебнулся и пошел на дно. Когда Тезей вышел на берег, то увидел, что волны вскипевшей воды подточили остров настолько, что от него осталась лишь одна десятая часть. Но царь и его семейство не погибли, и дочь царя заботилась о Тезее, пока он залечивал ожоги. Времени прошло много, и когда он возвратился на Наксос, то уже не нашел там своей Ариадны. Он оказался слишком храбрым, чтобы обрести счастье...
   Конечно, можно возразить, что это всего лишь миф о том, как возник остров, и почему он имеет такую удивительную форму. И что на самом деле произошло извержение вулкана, образовался кратер, потом вода прорвала стены и заполнила воронку. Но мне нравится верить в дракона. Тебе, конечно, объяснят, что слово “враконнс” означает “скалистый остров” – какая скука! К тому же в этом случае следовало бы писать “врахонис”, через букву “хи”. А по-настоящему остров должен называться “Траконис” – остров Дракона.
   – И теперь в этих местах объявился новый дракон, – решительно проговорил Бонд. – Только на сей раз китайский.
   В этот момент вновь появился Лицас, последние слова достигли его слуха. Он остановился в дверях.
   – Во всем этом деле проглядывает китайский почерк. – Бонд достал сигареты. – Об этом говорит и масштаб операции, и полное пренебрежение неписанными законами нашего ремесла в мирное время, и предельная дерзость. Ни одна из малых держав, которая хотела бы противостоять русскому влиянию в этой части Средиземноморья или на Ближнем Востоке – скажем, в Турции, – не решилась бы пойти даже на малую толику риска, который уже позволил себе наш противник. Но прежде чем продолжить дальнейший анализ ситуации, обратимся к фактам. Ариадна уже сообщила нам о месте мероприятия. Теперь не помешало бы знать его цель.
   – Хорошо. Дело вот в чем. – Ариадна забралась с ногами на скамейку и обняла руками колени. – Была достигнута договоренность о проведении секретного совещания между высокопоставленным русским чиновником – имя его вам, конечно, знакомо – и представителями некоторых стран данного региона и Северной Африки. Представители тоже занимают высокие посты. Я слышала, что собирался прибыть сам Нассер, но в последний момент вынужден был подыскать себе замену. В конечном счете, согласие на встречу дали все, однако по поводу места проведения встречи неожиданно возникли разногласия. Казалось бы, идеальным местом для такой встречи была бы сама Россия, но двое делегатов заняли правые позиции и упорно не соглашались туда поехать. Завязалась борьба за престиж. В результате было решено провести мероприятие на нейтральной территории – по какой-то причине представители Греции не попали в число приглашенных. За этим, безусловно, скрываются козни турок. Русским следовало бы поставить их на место.
   В последних словах Ариадны сквозило мимолетное, но искреннее негодование непримиримого националиста, которое властвует в сердце каждого, пусть даже самого образованного, грека. Лицас не замедлял выразить свое согласие со словами Ариадны кивком головы, но Бонд не обратил на это внимания. Его мысли были уже далеко впереди, анализируя в общих чертах сказанное Ариадной и увязывая ее информацию с той ннформацией, которой располагал он. Напрашивавшийся вывод ужаснул его.
   – Итак, – продолжала девушка, – остров оказался тем вариантом, который устроил всех: он удален от коммуникаций, но вокруг много туристов, и внезапное появление делегатов не вызовет подозрений. Выбор пал на Враконис еще и потому, что на одной из оконечностей острова имеется большой дом на скале. Подобраться к нему можно только со стороны моря.
   – Мне знакомо это место, – вставил Лицас. – Хитро придумано. Застать их врасплох чертовски трудно, а враг намеревается сделать именно это.
   Бонд задумчиво сощурился.
   – Подумаем над тем, какую тактику выберет противник.
   – Но только, пожалуйста, Джеймс, за стаканчиком узо. – Лицас поднялся из-за стола и подошел к леднику, находившемуся в левой части салона. – Так уж повелось у нас в Греции, что мы ничего не решаем, пока не смочим глотку чем-нибудь бодрящим, а для кофе еще рановато. Нам, современным эллинам, приходится время от времени прополаскивать мозги.
   Из высокой плетеной фляги Лицас наполнил стаканы крепким напитком, положил лед и придвинул стаканы собеседникам.
   – Из бочки, бутылочному до него далеко. Крепче и не такое сладкое.
   Попробовав, Бонд согласился. Ему был приятен вкус этого огненного напитка, создававшего во рту ощущение вязкой прохлады и вызывавшего в желудке мощный прилив теплоты – эти качества Бонд ценил во всех напитках в первую очередь.
   – Цель противника, – медленно произнес Бонд, выйдя наконец из состоять глубокой задумчивости, – заключается в том, чтобы ценой гибели возможно большего количества людей сорвать намеченную конференцию и предать дело самой широкой огласке, после чего ответственность за преступление будет возложена на меня и на моего шефа. Но оправдаться мы уже не сможем: наши трупы обнаружат на месте трагедии с вложенным в руки оружием. Само собой, будут при нас и документы, “подтверждающие”, что мы действовали по приказу нашего командования. Ни для кого, конечно, не будет секретом, что дело сфальсифицировано от начала и до конца, ни один человек, который знает британцев, этому не поверит, ко ведь мир, увы, состоит не только из наших благожелателей. Тот, кто хочет, чтобы британское влияние в этом регионе – с которым до сих пор приходилось считаться – испарилось за одну ночь, кто хочет, чтобы престиж Британии пошатнулся, чтобы повсюду возникли беспорядки, поджоги, убийства, поверят, или уж, по крайней мере, сделают вид... Нет, Гордиенко нисколько не шутил, когда говорил об угрозе военного конфликта. Похоже, в его словах было куда больше здравого смысла, чем сам он предполагал.
   – Постой, Джеймс, – Ариадна порывисто подалась вперед. – Я согласна с тобой во всем, но по-прежнему не понимаю, почему ты с такой уверенностью возлагаешь ответственность на Китай. Американцы ведь тоже способны на такое. Вспомни, как они сели себя на Кубе, в Доминиканской республике, во Вьетнаме; их не остановит...
   Бонд хотел было возразить, однако в этот момент Лицас поднял руку.
   – Джеймс, разреши, я отвечу. Послушай, милая девочка. Американцы дали тебе образование в афинском колледже Пирса, они же научили тебя английскому языку, объяснили свой образ жизни. Неужели ты оказалась такой неблагодарной и ленивей ученицей, что забыла все это? Разве ты не видишь сама, что нет никакой разницы между опьяневшим от крови боевиком-коммунистом и этим бандитом, убивающим людей прямо на улицах дружественной и мирной страны и открыто похитившим в Англии шефа разведки? Даже самые жестокие профессионалы из Вашингтона не позволили бы себе и помыслить о подобном. Умоляю тебя, Ариадна, забудь о своем институте ленинизма и живи своим умом.
   – К тому же, – добавил Бонд, – если твои учителя по-прежнему внушают тебе, что враг номер один – это Соединенные Штаты, то им следовало бы освежить свои теории. В Кремле-то прекрасно отдают отчет в том, что угроза теперь исходит не с Запада, а с Востока. Я полагал, что ты это знаешь.
   Ариадна залилась краской. Обдав Бонда полным негодования взглядом, она проговорила все с теми же нотками вызова:
   – Что ж, может быть, ты и прав. Не знаю. – Затем, обернувшись к Лицасу, она продолжала. – Но не надо говорить мне об опьяневших от крови коммунистах.
   Это звучит, как цитата из... института Линдона Джонсона!
   Бонд усмехнулся. Лицас разразился громоподобным хохотом и шлепнул Ариадну по ляжке. На мгновение все трое испытали чувство глубокого взаимопонимания и простого, искрящегося веселья. Но через секунду все прошло. Бонд отпил небольшой глоток узо и продолжил анализ.
   – Что меня действительно тревожит, – голос его был тих, – так это неоправданная жестокость, беспощадность... фанатизм, с которыми противник взялся за дело, и это не может не наводить на мысль, что маленькая перестрелка не исчерпывает всей операции, а является лишь прелюдией к чему-то более масштабному. Прикинем реально, как могут развиваться дальнейшие события, не пренебрегая даже крайними вариантами. Пункт первый: Британским интересам нанесен непоправимый ущерб; престиж России поколеблен – ведь она даже не смогла обеспечить безопасность делегатов конференции, которую сама же и организовала; плюс ко всему, грубо нарушен суверенитет Греции. Китайское влияние начинает распространяться на восточное Средиземноморье. Пункт второй: китайцы проникают в арабский мир и в Африку. Домыслить, как выглядит пункт третий, уже не сложно.
   Наступила пауза. “Альтаир” все так же размеренно и целеустремленно шел вперед. Лицас вновь наполнил стаканчики.
   – Игра, спору нет, идет по-крупному, – сказал он и сел. – Теперь давайте конкретно. Каким образом желтолицые намереваются атаковать? С моря или с суши? Или, может быть, с воздуха? Две-три бомбы, и от острова мокрого места не останется.
   – Насчет нападения с воздуха я... – тут Бонд покачал головой. – В этом случае им пришлось бы устроить катастрофу самолета где-нибудь поблизости, а с катастрофами шутить опасно. Нужно каким-то образом эвакуировать пилота – конечно, уничтожить его им ничего не стоит, но как на это посмотрит пилот? Если обрушить самолет на остров, то создается риск, что все вокруг выгорит до неузнаваемости, и подкинуть ложные улики будет невозможно. Если – в море, то осечка станет еще более вероятной. Наверное, можно продублировать самолет – одна машина атакует, другая терпит аварию, но с таким раскладом риск лишь удесятерится. Нет, мне кажется, вариант нападения с воздуха пока можно отбросить. Теперь суша. Нико, ты хорошо знаком с местностью?
   Лицас прищурился и глубоко вздохнул.
   – Пытаюсь вспомнить... Эта часть острова довольно-таки запущена. Местами даже никогда не обрабатывалась. Огромные валуны, густой кустарник. Передвигаться сложно, но лучшего укрытия не придумаешь. Если ты не дурак и знаешь свое дело, то можно спрятать хоть целый взвод.
   – Что ж, тоже звучит не особенно обнадеживающе, – рассуждал Бонд. – Чтобы наделать шуму, простого стрелкового оружия явно недостаточно, требуется кое-что посолиднее. Хоть какая-то артиллерия, если подступы действительно так затруднены, как ты описал.
   – Вроде противотанковых гранатометов... как их там, базук?
   Бонд снова покачал головой.
   – Вряд ли. Максимум, что они могут сделать, так это порвать танку гусеницу. Я думаю... вот если подобраться к окну... Но для этого нужно подойти чертовски близко. Конечно, ядерный заряд решил бы вопрос однозначно, хотя остается проблема его доставки. В целом, нападение с моря я считаю наиболее вероятным. Это все, что мы сейчас можем сказать. А пока нам остается лишь продолжать путь.
   Внезапно в голосе Бонда, в его манере держаться произошла какая-то перемена, он как бы сник. Ариадна, встревожившись, посмотрела на него. Бонд действительно похолодел внутри, живо, до ужаса явственно представив себе, как из-за скалы появляется быстроходный катер с похищенным ядерным устройством на борту, обрушивает на остров, где намечено рандеву, смертоносный заряд и на полном ходу удаляется к горизонту. Боже, мир в самом деле содрогнется!
   Чтобы скрыть от остальных свое возбуждение. Бонд встал и отошел к дверям, машинально балансируя телом в такт качке. Погода незаметно свежела. На темной поверхности воды появились первые пенистые белые гребни. На берегу мерцала беспорядочная вереница огней какого-то селения, уходившего вверх по склону холма. День еще не совсем угас. На фоне тусклого неба темнели очертания колонн превращенного в руины древнего храма-Этот образ гордой чистоты и одиночества развеял опасения Бонда. Создатели храма и не предполагали, на сколько веков переживут их и их бога эти развалины, ну да и знали бы, все равно не бросили бы своего дела. Наверное, только так и надо – жить, невзирая на обстоятельства, и честно делать свое дело. Подошел Лицас.
   – Займемся делом. Предлагаю не тянуть с ужином: поднимается ветер, да и море волнуется.
   Он посмотрел на небо, поднялся на несколько ступенек и бросил взгляд из-за палубной надстройки в сторону горизонта.
   – Часика через два ветер поднимется до пяти-шести баллов, и наш “Альтаир” изрядно поболтает. Он начинает черпать воду носом только при пятифутовой волне, это единственный недостаток данной конструкции корпуса. Однако, в любом случае, когда тарелка стоит на месте, есть удобнее. А потом ложитесь, я имею в виду тебя и Ариадну. Мы с Янни останемся на вахте. К Враконису мы подойдем не раньше шести часов. Вот только сверю курс и прогноз погоды, а потом посмотрим, что у нас имеется в кладовой.
   Когда они остались вдвоем на узкой полосе палубы, Ариадна повернулась и прильнула к Бонду. На ее губах ощущался слабый привкус соли. Стоило Бонду закрыть глаза и прижаться к ее губам сильнее, как его вновь посетило знакомое чувство капитуляции перед другим существом, которое принесло иллюзию постоянства и зыбкую уверенность в том, что именно здесь и именно сейчас настал конец мучительным поискам совершенства. Однако знание того, что иллюзия – это всего лишь иллюзия, и что капитуляция эта не может длиться вечно, делало почему-то этот миг только слаще. Бонд отдался чувству до конца. Казалось, что посреди всей этой необъятной черной равнины существуют лишь двое.