модного в те времена среди судейских чиновников. Замечания на полях- не
только из-за цвета - казалось, были написаны кровью. Загадка, которую
подбросила следователю судьба, привела его в такое замешательство, что он
позволил себе множество лирических отступлений, явно противоречащих
необходимой точности его занятия. И кроме того, ему показалось незаконным,
что жизнь подстроила такое количество запретных для литературы случайностей,
чтобы беспрепятственно могла приключиться смерть, о которой столько людей
было оповещено.
Однако по завершении усердных трудов его более всего встревожило, что
он не нашел ни малейшего - даже самого недостоверного - свидетельства того,
что Сантьяго Насар действительно был виновником причиненного зла. Подружки
Анхелы Викарио, ее сообщницы по обману, долго потом рассказывали, что она
поделилась с ними секретом еще до свадьбы, однако имени им не назвала. В
материалах дела содержится их заявление: "Чудо она нам открыла, а чудотворца
- нет". Сама же Анхела Викарио стояла на своем. Когда следователь спросил ее
в своей уклончивой манере, знает ли она, кто такой покойный Сантьяго Насар,
она бесстрастно ответила:
- Виновник.
Именно так и записано, однако никаких уточнений относительно того, как
и где он лишил ее чести, не дается. Во время суда, который длился всего три
дня, особое внимание обращалось на слабость обвинения. Следователь был
настолько сбит с толку отсутствием улик против Сантьяго Насара, что
временами выказывал явное разочарование, поскольку проделанная им большая
работа сводилась на нет. На листе 416 он собственноручно красными
аптекарскими чернилами написал на полях: "Дайте мне предрассудок, и я
переверну мир". Под этим перефразированным изречением, свидетельствующем об
унынии, он теми же самыми кровавыми чернилами довольно удачно нарисовал
пронзенное стрелой сердце. В его глазах, как и в глазах ближайших друзей
Сантьяго Насара, поведение того в последние часы решительно доказывает его
невиновность.
В утро своей смерти Сантьяго Насар и в самом деле ни на минуту не
встревожился, хотя прекрасно знал, какой ценой пришлось бы расплачиваться за
оскорбление, которое вменили ему в вину. Он сознавал, в каком ханжеском мире
живет, и должен был понимать, что простодушные близнецы не способны снести
такой обиды. Никто как следует не знал Байардо Сан Романа, но Сантьяго Насар
знал его достаточно, чтобы видеть: за светским лоском скрывается человек,
подверженный не меньше любого другого предрассудкам, которые впитал с
молоком матери. А следовательно, его сознательная беззаботность в то утро
была самоубийственной. Кроме того, узнав в последний момент, что братья
Викарио поджидают его, собираясь убить, он не ударился в панику, о чем уже
не раз говорилось, но скорее растерялся, как растерялся бы невиновный
человек.
У меня лично создалось впечатление, что он умер, не осознав, за что
умирает. После того как он пообещал моей сестре Маргот прийти к нам
завтракать, Кристо Бедойя под руку повел его вдоль берега, и оба выглядели
столь далекими от происходящего, что ввели всех в заблуждение. "Они шли
такие довольные,- сказал мне Меме Лоаиса,- и я возблагодарил Господа, решив,
что все уладилось". Разумеется, не все любили Сантьяго Насара. Поло Карильо,
хозяин местной электростанции, считал, что Сантьяго Насар был так спокоен не
оттого, что невиновен, а оттого, что циничен. "Думал, его не тронут, думал,
деньги его защищают",- сказал он мне. Фауста Лопес, его жена, пояснила: "Они
все такие, эти турки". Индалесио Пардо зашел в лавку Клотильде Арменты, и
там близнецы сказали ему, что, как только епископ уедет, они убьют Сантьяго
Насара. Как многие и многие, он подумал, что все это болтовня с недосыпа да
перепоя, но Клотильде Армента убедила его, что это правда, и попросила найти
Сантьяго Насара и предостеречь.
- Не трудись попусту,- сказал ему Педро Викарио,- он уже все равно что
мертвый.
Это выглядело открытым вызовом. Близнецы знали об узах, связывающих
Индалесио Пардо с Сантьяго Насаром, и, должно быть, решили, что это тот
самый человек, который может помешать преступлению безо всякого для них
позора. Индалесио Пардо увидел Сантьяго Насара в толпе, покидавшей порт: они
шли под руку с Кристо Бедойей, и он не решился тревожить их своими
предостережениями. "Тревога утихла, отпустило",- сказал он мне. Он только
похлопал того и другого по плечу, и они пошли своей дорогой. Они его даже
едва ли заметили - так были поглощены подсчетами свадебных затрат.
Люди направлялись на площадь, туда же, куда и Сантьяго Насар с Кристо
Бедойей. Шли довольно густой толпой, однако Эсколастике Сиснерос показалось,
что друзья двигались свободно, как бы в кольце, толпа словно расступилась
вокруг них, потому что знала: Сантьяго Насар шел умирать, и не решалась его
коснуться. И Кристо Бедойя тоже припоминает, что люди вокруг них вели себя
необычно. "Смотрели так, будто у нас лица разрисованы",- сказал он мне.
Более того: Сара Норьега открывала свой обувной магазинчик как раз в тот
момент, когда они проходили мимо, и перепугалась, увидев, как бледен
Сантьяго Насар. Он успокоил ее:
- Сама подумай, Сара, детка,- сказал он ей не останавливаясь,- столько
выпить!
Селесте Дангонд сидел в пижаме у двери своего дома, посмеиваясь над
теми, кто вырядился ради епископа, и пригласил Сантьяго Насара выпить с ним
кофе. "Хотел выиграть время, обдумать все как следует",- сказал он мне.
Сантьяго Насар ответил, что он спешит - надо переодеться и идти завтракать к
моей сестре. "Я сплоховал,- объяснил мне Селесте Дангонд,- подумал: не могут
его убить, если он так уверен в том, что собирается сделать". Ямиль Шайум,
единственный, поступил как следовало. Едва до него дошел слух, он вышел из
своего магазинчика тканей и стал ждать Сантьяго Насара, чтобы предупредить.
Он был из тех арабов, что последними, вместе с Ибрагимом Насаром, прибыли в
городок, и до самой смерти того был его партнером по картам, а после остался
советчиком и другом его семьи. Более подходящего человека, чтобы поговорить
с Сантьяго Насаром, не было, никто другой не пользовался у него таким
уважением. Однако Ямиль Шайум подумал, что, если слух необоснованный, он
напрасно встревожит Сантьяго Насара, и решил посоветоваться прежде с Кристо
Бедойей, на случай, если тот знал больше. Как только друзья появились, он
окликнул Кристо Бедойю. Тот похлопал по спине Сантьяго Насара - они почти
дошли до площади - и поспешил к Ямилю Шайуму.
- До субботы,- сказал он на прощание Сантьяго Насару.
Сантьяго Насар ничего ему не сказал, а обратился по арабски к Ямилю
Шайуму, и тот ответил ему тоже по-арабски. "Это была наша с ним игра
словами, мы часто так развлекались",- сказал мне Ямиль Шайум. Не
останавливаясь, Сантьяго Насар махнул им на прощание рукой и завернул за
угол - на площадь. Они видели его в последний раз.
Едва выслушав Ямиля Шайума, Кристо Бедойя выскочил из лавки и побежал
догонять Сантьяго Насара. Он видел, как тот завернул за угол, однако среди
разбредавшихся с площади людей он Сантьяго Насара не обнаружил. Несколько
человек, к которым он обращался с вопросом, ответили ему одно и то же:
- Только что видел его с тобой.
Ему показалось невероятным, чтобы Сантьяго Насар так быстро успел
добраться до дому, но тем не менее Кристо Бедойя решил пойти спросить, там
ли он - парадная дверь оказалась незапертой и даже приоткрытой. Он вошел, не
заметив лежавшей на полу записки, прошел через полутемную залу, стараясь не
шуметь - для посещений было слишком рано,- и все-таки собаки всполошились и
выскочили откуда-то из глубины дома. Он успокоил собак, позвякав ключами,
чему научился от их хозяина, и пошел в кухню; собаки побежали за ним. В
коридоре он столкнулся с Дивиной Флор, та несла ведро с водой и тряпку,
собираясь мыть полы в зале. Она уверила его, что Сантьяго Насар еще не
возвращался. Когда Кристо Бедойя вошел в кухню, Виктория Гусман только что
поставила на огонь тушить кролика. Она поняла все мигом. "У него был такой
вид словно сердце вот-вот выскочит",- сказала она мне. Кристо Бедойя
спросил, дома ли Сантьяго Насар, и она с притворным простодушием ответила,
что он не приходил ночевать.
- Дело серьезное,- сказал ей Кристо Бедойя,- его ищут, чтобы убить.
С Виктории Гусман сразу слетело простодушие.
- Эти бедняги несчастные никого не убивают,- сказала она.
- Они пьют - не просыхают с субботы,- сказал Кристо Бедойя.
- Все равно,- сказала она,- нет такого пьяного, чтобы ел собственное
дерьмо.
Кристо Бедойя вернулся в залу, где Дивина Флор только что открыла окна.
"Ну конечно, никакого дождя не было,- сказал мне Кристо Бедойя.- Еще не
пробило семи, но солнечный свет золотился в окнах". Он снова спросил у
Дивины Флор, уверена ли она, что Сантьяго Насар не входил в дом через эту
дверь. На этот раз она была не так уверена, как вначале. Тогда он спросил,
где Пласида Линеро, и Дивина Флор ответила, что минуту назад она поставила
ей кофе на тумбочку у кровати, но будить не будила. Так было заведено:
Пласида Линеро сама просыпалась в семь, пила кофе и спускалась вниз
распорядиться насчет обеда. Кристо Бедойя посмотрел на часы: было 6.56. И он
поднялся на второй этаж убедиться своими глазами, что Сантьяго Насар не
приходил.
Дверь спальни была заперта изнутри, потому что накануне Сантьяго Насар
вышел из дому через спальню матери. Кристо Бедойя не только знал дом как
свой собственный, но и пользовался в этой семье полным доверием: он толкнул
дверь спальни Пласиды Линеро, чтобы пройти через ее комнату в спальню ее
сына. Пыльный солнечный луч пробивался в круглое оконце, и красивая женщина,
которая спала в гамаке на боку, подложив руку под щеку, будто невеста,
казалась неземной. "Точно привиделась",- сказал мне Кристо Бедойя. Он на миг
остановился, завороженный ее красотой, а потом двинулся дальше, в полной
тишине, мимо ванной комнаты и вошел в спальню Сантьяго Насара. Постель была
не смята, на кресле лежал отутюженный костюм для верховой езды, а поверх
него- сомбреро, и на полу сапоги и шпоры. Наручные часы Сантьяго Насара на
тумбочке у кровати показывали 6.58. "Я вдруг подумал: может, он взял
оружие?" - сказал мне Кристо Бедойя. Однако ящике тумбочки он обнаружил
"магнум". "Я не стрелял ни разу в жизни,- сказал мне Кристо Бедойя,- но
решил захватить револьвер и отдать его Сантьяго Насару". Он приладил его у
пояса под рубашкой, и только когда преступление уже свершилось, понял, что
револьвер был незаряжен. Пласида Линеро появилась в дверях с кофейной
чашечкой в руке в тот момент, когда он задвигал ящик.
- Святой Боже,- воскликнула она,- как ты меня напугал!
Кристо Бедойя и сам испугался. Теперь он видел ее при свете дня, в
халате, расшитом золотыми жаворонками, непричесанную, и недавнее очарование
улетучилось. Немного путаясь, он объяснил, что искал Сантьяго Насара.
- Он пошел встречать епископа,- сказала Пласида Линеро.
- Епископ проплыл мимо,- сказал Кристо Бедойя.
- Так я и думала,- сказала она.- Сукин сын, каких мало.
Она не стала продолжать, потому что в этот момент вдруг поняла, что
Кристо Бедойя от смущения не знает куда себя девать. "Надеюсь, Господь
простил меня,- сказала мне Пласида Линеро,- но он так смутился, что у меня
мелькнула мысль: уж не собирался ли он чего украсть". Она спросила, что с
ним. Кристо Бедойя прекрасно сознавал, что ведет себя подозрительно, однако
открыть ей правду у него не хватило мужества.
- Просто я не спал всю ночь ни минуты,- сказал он.
И ушел, ничего больше не объясняя. "Все равно,- сказал он мне,- ей
вечно мерещилось, что их обкрадывают". На площади он встретил отца Амадора,
который возвращался в церковь в торжественном облачении, предназначавшемся
для несостоявшейся службы, но Кристо Бедойя подумал, что тот не мог бы
сделать для Сантьяго Насара что-либо еще, кроме как спасти его душу. Он
снова пошел к порту, когда услыхал, что кто-то зовет его из лавки Клотильде
Арменты. В дверях лавки стоял Педро Викарио, растрепанный и бледный, как
мертвец, в расстегнутой рубахе с закатанными по локоть рукавами и с грубым
ножом, сделанным им самим из тесака. Он вел себя вызывающе, разумеется, не
случайно, и это была не единственная и не самая явная из попыток,
предпринятых им в последние минуты с тем, чтобы кто-нибудь помешал ему
совершить преступление.
- Кристобаль,- крикнул он,- скажи Сантьяго Насару, что мы его ждем
здесь, чтобы убить.
Кристо Бедойя мог бы оказать ему эту милость - помешать совершить
преступление. "Если бы я умел стрелять из револьвера, Сантьяго Насар остался
бы жив",- сказал он мне. Но сама мысль об этом показалась ему чудовищной -
столько он наслушался о сокрушительной мощи стальной пули.
- Учти, у него "магнум", который насквозь пробивает мотор,- крикнул ему
Кристо Бедойя.
Педро Викарио знал, что это неправда. "Он не носил при себе оружия,
если не был одет для верховой езды",- сказал он мне. И все же такую
возможность он предвидел, когда решился отмывать честь сестры.
- Мертвецы не стреляют,- крикнул он Кристо Бедойе в ответ.
Тут на пороге показался Пабло Викарио. Такой же бледный, как и брат,
только одетый в свадебный пиджак и с ножом, обернутым в газету. "Если бы не
это,- сказал мне Кристо Бедойя,- их бы не различить". Из-за спины Пабло
Викарио выглянула Клотильде Армента и крикнула Кристо Бедойе, чтобы он
поторапливался, потому что в этом тухлом городишке один он - мужчина и он
один может помешать трагедии.
То, что произошло затем, произошло на глазах и при участии всего
города. Расходившийся из порта народ насторожился, услыхав крики, и стал
занимать места на площади, желая увидеть преступление своими глазами. Кристо
Бедойя спросил нескольких знакомых о Сантьяго Насаре, но никто его не видел.
У дверей Общественного клуба он столкнулся с полковником Ласаро Апонте и
рассказал ему о том, что произошло в лавке Клотильде Арменты.
- Не может быть,- сказал полковник Апонте,- я же послал их спать.
- Я только что видел их с ножами, какими забивают свиней,- сказал
Кристо Бедойя.
- Не может быть, я отобрал у них ножи перед тем, как отправить спать,-
сказал алькальд.- Должно быть, ты видел их до этого.
- Я видел их две минуты назад, и у каждого было по ножу, каким забивают
свиней,- сказал Кристо Бедойя.
- Ах, черт возьми,- сказал алькальд,- значит, они сходили за другими!
Он пообещал тотчас же заняться этим делом, но прежде зашел в
Общественный клуб сказать, что придет вечером на партию домино, а когда
вышел оттуда, все уже было кончено. Кристо Бедойя тогда допустил свою
единственную, но роковую ошибку: решив, что Сантьяго Насар в последний
момент передумал и пошел к нам завтракать, не переодевшись, он отправился за
ним туда. Он пошел напрямик, берегом реки, и всех, попадавшихся ему по
дороге, спрашивал, не видели ли они Сантьяго Насара, однако никто его не
встречал. Кристо Бедойя не встревожился: к нашему дому можно было пройти и
другими путями. Проспера Аранго, проехавшая в наш городок из столицы, стала
умолять его сделать что-нибудь для ее отца, который умирал сейчас в
пристройке,- мимолетное епископское благословение на старика не
подействовало. "Я видела его, когда проходила мимо,- сказала мне сестра
Маргот,- краше в гроб кладут". Кристо Бедойя задержался на четыре минуты -
посмотреть больного и пообещал вернуться позднее, принять срочные меры,
потом еще три минуты он потерял, помогая Проспере Аранго отвести больного в
комнату. Когда же он вышел на улицу, то услыхал: с той стороны, где
находилась площадь, кричали люди и будто разрывались ракеты. Он побежал, но
ему мешал неплотно прилаженный к поясу револьвер. Завернув за угол, Кристо
Бедойя узнал по спине спешившую впереди мою мать с сынишкой, которого она
тащила за руку чуть ли не волоком.
- Луиса Сантьяго,- крикнул он ей,- где ваш крестник?
Мать обернулась к нему на мгновение, лицо ее было залито слезами.
- Ой, сынок,- отозвалась она,- говорят, его убили!
Так оно и было. В то время, когда Кристо Бедойя искал его, Сантьяго
Насар находился в доме Флоры Мигель, своей невесты,- куда вошел, завернув за
угол, на котором они с Кристо Бедойей виделись в последний раз. "Мне в
голову не пришло, что он зайдет туда,- сказал Кристо Бедойя мне,- в этом
доме никогда не вставали раньше полудня". В городе поговаривали, что все
семейство спало до двенадцати часов - по указанию Наира Мигеля, ученого мужа
арабской общины. "Потому-то Флора Мигель и цвела словно роза, что не
крутилась от зари до зари",- считает Мерседес. На самом же деле они, как это
делали многие, просто поздно отпирали дом, а сами вставали рано и работали -
не ленились. Родители Сантьяго Насара и Флоры Мигель давно сговорились о
свадьбе детей. Сантьяго Насар узнал о сговоре еще подростком и готов был
выполнить родительскую волю, может, потому, что к женитьбе относился так же
трезво и расчетливо, как и его отец. Флора Мигель была пышной девицей, но ей
недоставало изящества и рассудительности, она бывала посаженной матерью на
свадьбах у всех своих сверстников, так что помолвка эта была послана ей
самой судьбой. Став женихом и невестой, они не осложнили себе жизнь ни
формальными визитами, ни сердечными тревогами. Свадьба, несколько раз
переносившаяся, теперь была назначена на Рождество.
В тот понедельник Флора Мигель проснулась с первыми гудками
епископского парохода и немного спустя уже знала, что близнецы Викарио
караулят Сантьяго Насара, чтобы убить. Моей сестре-монашенке, единственной,
с кем она разговаривала после несчастья, она сказала, что даже не помнит,
кто ей об этом сообщил. "Одно помню: к шести утра об этом знали все".-
сказала она ей. Однако она не могла взять в толк, зачем Сантьяго Насара
убивать, скорее, подумалось ей, ради спасения чести его насильно женят на
Анхеле Викарио. Она почувствовала себя страшно униженной. В то время как
полгорода ожидало епископа, она у себя в спальне плакала от ярости, разбирая
шкатулку с письмами, которые Сантьяго Насар посылал ей еще из колледжа.
Каждый раз, подходя к дому Флоры Мигель,- даже если там никого не
было,- Сантьяго Насар проводил ключами по металлической сетке на окне. В тот
понедельник она ждала его, держа на коленях шкатулку с письмами. Сантьяго
Насар не мог видеть ее с улицы сквозь металлическую сетку, но она увидела
его еще до того, как он поскребся в окно ключами.
- Входи,- сказал она ему.
Никогда еще никто, даже врач, не вступал в этот дом раньше 6.45 утра.
Сантьяго Насар только что расстался с Кристо Бедойей у лавки Ямиля Шайума, и
внимание стольких людей на площади было приковано к нему, что невозможно
понять, как никто не заметил, что он вошел в дом своей невесты. Следователь
искал хоть кого-нибудь, кто бы это видел, искал так же упорно, как и я, но
не нашел. На листе 382 своего отчета он снова написал на полях красными
чернилами: "Рок делает нас невидимыми". А суть в том, что Сантьяго Насар
вошел в дом через парадный вход, на глазах у всех, не стараясь остаться
незамеченным. Флора Мигель ждала его в зале, зеленая от злости, в платье со
злосчастными рюшечками, которое надевала в особо торжественных случаях, она
вложила шкатулку ему в руки.
- Держи,- сказала она.- И хоть бы тебя убили!
Сантьяго Насар так растерялся, что шкатулка выпала у него из рук и
письма, писанные без любви, рассыпались по полу. Он бросился за Флорой
Мигель в спальню, но она заперла дверь на щеколду. Он постучал в дверь, а
потом позвал ее, слишком громко и требовательно для столь раннего часа, так
что сбежалось все перепуганное семейство. Если считать старых и малых,
единокровных и связанных брачными узами, сошлось человек четырнадцать, не
меньше. Последним вышел Наир Мигель, отец: рыжебородый и в бедуинском
бурнусе, вывезенном из родных мест - дома он всегда ходил в нем. Я видел
Наира Мигеля много раз, он был огромен и величав, но более всего меня
поражал его всегдашний авторитет.
- Флора,- позвал он на своем языке.- Открой дверь.
Он вошел в спальню к дочери, а все семейство ждало - не сводило глаз с
Сантьяго Насара. Стоя на коленях, тот собирал с полу письма и складывал в
шкатулку. "Как будто на него была наложена епитимья",- сказали они мне. Наир
Мигель вышел из спальни через несколько минут, подал знак рукой, и семейство
мигом исчезло.
Он заговорил с Сантьяго Насаром тоже по-арабски. "Я сразу же увидел: он
понятия не имеет, о чем я толкую",- сказал мне Наир Мигель. Тогда он
напрямик спросил: знает ли Сантьяго, что братья Викарио караулят его, чтобы
убить. "Он побледнел и потерялся так, что нечего и думать, будто
притворялся",- сказал Наир Мигель мне. И согласился, что поведение Сантьяго
Насара вызвано было не столько страхом, сколько растерянностью.
- Ты сам знаешь, есть у них основания или нет,- сказал он Сантьяго
Насару.- Но в любом случае у тебя только два пути: или спрятаться здесь,
этот дом - твой, или выйти отсюда с моим ружьем.
- Ни черта не понимаю,- сказал Сантьяго Насар.
Только это и сказал, и сказал по-испански. "Он походил на мокрого
цыпленка",- сказал мне Наир Мигель. Ему пришлось взять из рук Сантьяго
Насара шкатулку: тот не знал, куда девать ее, чтобы открыть дверь.
- Их двое против тебя одного,- сказал ему Наир Мигель.
Сантьяго Насар вышел. Люди между тем уже расположились на площади как в
дни парадов. Все увидели, как он вышел, и все поняли: он уже знает, что его
собираются убить, и был так взволнован, что не находил дороги к дому.
Говорят, кто-то подсказал ему с балкона: "Не туда, турок, через старый
порт". Сантьяго Насар поискал, откуда голос. Ямиль Шайум крикнул, чтобы он
шел к нему в лавку, а сам кинулся искать охотничье ружье, но никак не мог
вспомнить, куда засунул патроны. Со всех сторон понеслись крики, и Сантьяго
Насар несколько раз оборачивался, сбитый с толку: столько людей кричало
разом. Ясно было, что он собирался войти в дом через кухню, но потом, видно,
вспомнил, что парадная дверь открыта.
- Вот он идет.- сказал Педро Викарио.
Они оба увидели его одновременно. Пабло Викарио снял пиджак, положил на
табурет и развернул свой похожий на ятаган нож. Прежде чем выйти из лавки,
оба брата, не сговариваясь, перекрестились. И тут Клотильде Армента ухватила
Педро Викарио за рубаху и закричала Сантьяго Насару, чтобы он бежал, что его
хотят убить. Крик вырвался такой пронзительный, что перекрыл все остальные.
"Сначала он просто испугался,- сказала мне Клотильде Армента,- он не знал,
кто кричит и откуда. Но как только он увидел ее, он увидел и Педро Викарио,
который оттолкнул ее так, что она упала, и догнал брата. Сантьяго Насар был
в каких-нибудь пятидесяти метрах от собственного дома и побежал к парадной
двери.
За пять минут до того, в кухне, Виктория Гусман рассказала Пласиде
Линеро то, о чем уже знали все. Пласида Линеро была женщиной с крепкими
нервами и не позволила себе выказать ни малейшего признака тревоги. Она
спросила у Виктории Гусман, говорила ли та что-нибудь ее сыну, и Виктория
солгала, будто еще ничего не знала, когда он спустился выпить кофе. Дивина
Флор, все еще намывавшая полы в зале, в это же самое время увидела, что
Сантьяго Насар вошел в парадную дверь и поднялся по винтовой лестнице в
спальню. "Привиделось наяву,- рассказала мне Дивина Флор.- В белом костюме,
а в руках что- не разглядела, вроде как букет роз". И потому, когда Пласида
Линеро спросила о нем, Дивина Флор ее успокоила.
- Минуту назад он поднялся к себе,- сказала она ей.
Тогда же Пласида Линеро увидела и записку на полу, но поднять ее не
догадалась и о том, что в ней говорилось, узнала гораздо позднее - кто-то
показал ей записку в суматохе разыгравшейся трагедии. Через дверь она
увидела братьев Викарио, бежавших к дому с ножами наготове. С того места,
где она находилась, она видела их, но не видела собственного сына, который
бежал к двери с другой стороны площади. "Я подумала, они хотят войти сюда и
убить его в доме",- сказала она мне. Она подскочила к двери и захлопнула ее.
Она задвигала засов, когда услыхала: кричит Сантьяго Насар и кто-то ужасно
колотит кулаками в дверь, но решила, что он наверху вышел на балкон своей
спальни и оттуда осыпает бранью братьев Викарио. Она пошла наверх - ему на
помощь.
Сантьяго Насару нужно было еще несколько секунд. и он бы вошел в дом,
но тут дверь захлопнулась. Он успел несколько раз кулаками ударить в дверь и
повернулся, чтобы, как полагается, в открытую встретить своих врагов. "Я
испугался, когда столкнулся с ним лицом к лицу,- сказал мне Пабло Викарио,-
он показался вдвое больше, чем был". Сантьяго Насар подставил руку, чтобы
отразить первый удар, который Педро Викарио нанес ему справа прямым ножом.
- Сволочи! - крикнул он.
Нож пропорол ему ладонь правой руки и по рукоятку ушел в подреберье.
Все услышали, как он закричал от боли:
- Ой, мама!
Педро Викарио резким и точным рывком человека, привыкшего забивать
скот, нанес ему второй удар почти в то же самое место. "Странно, что нож
выходил сухим,- заявил Педро Викарио следователю.- Я ударил его не меньше
трех раз, а крови не упало ни капли". После третьего удара Сантьяго Насар
обхватил руками живот, согнулся пополам и, замычав, словно раненый бык,
попытался повернуться к ним спиной. И тогда стоявший слева Пабло Викарио
нанес ему кривым ножом единственную рану в поясницу, и кровь, ударив струей,
намочила рубаху. "Кровь пахла им",- сказал он мне. Сантьяго Насар,
смертельно раненный трижды, снова повернулся к ним лицом и привалился спиной
к двери материнского дома, он даже не сопротивлялся, будто хотел одного:
помочь им поскорее добить его с обеих сторон. "Он больше не кричал,- сказал
Педро Викарио следователю.- Наоборот: мне почудилось, он смеялся". Оба
продолжали наносить удары ножами, легко, по очереди, словно поплыв в
сверкающей заводи, открывшейся им по ту сторону страха. Они не услышали, как
закричал разом весь город, ужаснувшись своему преступлению. "Такое было
чувство, будто скакал на коне",- заявил Пабло Викарио. И вдруг оба очнулись,
вернулись на землю - они выбились из сил, а Сантьяго Насар, казалось,
никогда не упадет. "Какое это дерьмо, братец,- сказал мне Пабло Викарио,-
если б ты знал, как трудно убивать человека!" Желая одного - покончить с
этим раз и навсегда, Педро Викарио отыскал, где сердце, но искал он его под
мышкой - там, где оно бывает у свиней. Сантьяго Насар не падал только
потому, что они сами поддерживали его, пригвождая ударами к двери.
Отчаявшись, Пабло Викарио полоснул его горизонтально по животу, и все кишки,
брызнув, вывалились. Педро Викарио собирался было сделать то же самое, но
рука у него от ужаса дрогнула, и он только взрезал наискось ляжку. Еще
мгновение Сантьяго Насар держался, привалясь к двери, но тут, увидев
блеснувшие на солнце чистые и голубоватые собственные внутренности, упал на
колени.
Пласида Линеро кричала-искала его по комнатам, не понимая, откуда
несутся другие крики, не его, а потом выглянула в окно на площадь и увидела
близнецов Викарио, бегущих к церкви. За ними по пятам бежали Ямиль Шайум с
ружьем для охоты на ягуаров и еще арабы, невооруженные, и Пласида Линеро
решила, что опасность миновала. Она вышла на балкон спальни и увидела
Сантьяго Насара: он лежал перед дверью, в пыли, лицом вниз, и пытался
подняться из лужи собственной крови. Он встал и, не распрямившись,
поддерживая руками вывалившиеся внутренности, пошел, словно в бреду. Он
прошел более ста метров, вокруг всего дома, чтобы войти в него через кухню.
Голова была еще достаточно ясной, чтобы не идти длинным путем по улице, а
пройти через соседский дом. Пончо Ланао, жена Пончо и пятеро их детей не
знали о том, что случилось в двадцати шагах от их двери. "Мы слышали крики,-
сказала мне жена Пончо Ланао,- но думали, это праздник в честь епископа".
Они только что сели завтракать, когда вошел Сантьяго Насар, весь в крови,
поддерживая руками гроздья собственных кишок. Пончо Ланао сказал мне: "В
жизни не забуду, как ужасно воняло дерьмом". А вот Архенида Ланао, старшая
дочь, сказала, что Сантьяго Насар шел как обычно - великолепно, размеренным
шагом, и его сарацинский лик с взлохмаченными кудрями был прекрасен как
никогда. Проходя мимо стола, он улыбнулся им и пошел по коридору, через дом,
к другому выходу. "Мы от страха застыли, как парализованные",- сказала мне
Архенида Ланао. Моя тетка, Венефрида Маркес, на другом берегу речки у себя
во дворе чистила рыбу и увидела, как он, отыскивая дорогу домой, на
негнущихся ногах спустился по ступеням старого мола.
- Сантьяго, сынок,- крикнула она ему,- что с тобой?
Сантьяго Насар узнал ее.
- Меня убили, Вене, голубушка,- сказал он.
На последней ступени он споткнулся, но тотчас же выпрямился. "И даже
постарался - стряхнул рукой землю, которая пристала к кишкам",- рассказала
мне моя тетка Вене. А потом вошел в кухню через черный ход, который с шести
утра был открыт, и рухнул лицом вниз.