Страница:
По словам Раша, Моррис часами просиживал перед терминалом компьютера в Апсон-Холле в Корнелле, планируя свой взлом. Слова «обдуманно», «умышленно» и «намеренно» Раш повторял, словно какую-то мантру. «По мере того, как приближался срок запуска червя, Моррис проводил за компьютером все больше и больше времени, стараясь усовершенствовать свою программу. 2 ноября он работал весь день, стараясь запустить червя. Это было умышленное и преднамеренное действие». Тут обвинитель несколько отвлекся, чтобы изложить собственную версию: фактически Роберт запаниковал, увидев, что ошибка в ftp отлажена, и поэтому бросился срочно заканчивать свою программу, пока не запломбировали другие дыры. Этой спешкой, кстати, и объясняется некоторая наивность кода программы.
Объясняя присяжным, что такое компьютерный вирус, Раш провел параллели с вирусом гриппа. «Если вы подхватили только один вирус, вы можете чувствовать себя не так уж плохо. Но если вирусов много, если их сотни, вы заболеете всерьез. И вы не только будете чувствовать себя очень больным, вы еще и будете заражать других людей». Надо сказать, что Раш не только прекрасно разбирался в большинстве компьютерных премудростей, но и был хорошим популяризатором. Гвидобони, несмотря на то что в его распоряжении во время длительной подготовки суда были два компьютерных эксперта, над некоторыми понятиями приходилось ломать голову. Если бы решение по делу пришлось выносить, основываясь на чисто техническом шовинизме, однозначно выиграл бы Раш.
Обвинитель напомнил присяжным, что правительство не намеревается доказывать, что Роберт действовал со злым умыслом, и что оно не нуждается в доказательствах того, что Роберт намеревался причинить тот ущерб, который причинил. Для того, чтобы суд признал Морриса виновным, сказал Раш, правительству нужно только доказать, что Роберт намеревался получить несанкционированный доступ.
По контрасту с четкой официальной манерой Раша Гвидобони начал чуть ли не с прибауток. «Полагаю, по мне видно, что я не Перри Мейсон, – сказал он – У меня нет кролика, которого я мог бы вытащить из шляпы. В реальной жизни не так проходят судебные процессы, так что придется уж вам быть ко мне снисходительными. Мы собираемся сделать все, что в наших силах». За несколько минут своей речи Гвидобоии фактически сделал за Роберта его признание. Он согласился, что его подзащитный действительно написал программу-червя. Однако, добавил он, свидетельские показания докажут, что «этот вирус не вызвал необратимых повреждений и не разрабатывался с целью нанесения необратимых повреждений. Он не разрушил ни одной машины. Вирус не прочел каких-либо конфиденциальных файлов, не извлек никакой информации и не положил ни единого доллара в карман мистера Морриса».
Затем Гвидобони огласил характеристики Роберта. Подзащитный не только много работал во время летних работ в Гарварде, но и внес значительный вклад в область компьютерной защиты, опубликовав несколько статей и неоднократно обращая внимание компьютерного сообщества на изъяны в защите.
Гвидобони обрисовал Internet как плохо организованную, беспорядочную сеть, не сеть, а сборную солянку. «В ней нет хозяина, компьютерного царя, если позволите так выразиться, который сидел бы в Вашингтоне и контролировал бы ее, устанавливал бы правила». Кроме того, Internet не та сеть, что запускает ракеты. Ее используют для произведения расчетов и обмена научными данными. А еще сетью пользуются для всяких пустяков вроде игры в шахматы, любовной переписки и обмена кулинарными рецептами.
Гвидобони сказал, что представит свидетельские показания, доказывающие, что вирус Роберта был намеренно ограничен, должен был распространяться медленно, но присяжные услышат, что Моррис допустил роковую ошибку. И в конечном счете, он оповестил компьютерное сообщество о том, что система уязвима и необходимы меры по ее стабилизации. Конечно, это вызвало кучу проблем, но простая ошибка еще не есть тяжкое государственное преступление.
Первым свидетелем обвинения должен был выступить Дин Крафт, директор Корнеллского отдела вычислительной техники. Крафт расхаживал за дверями зала суда и гадал вслух, как же он объяснит этим присяжным процесс декодирования. Крафт описал озадаченному жюри, как сортировали старые файлы Морриса и как обнаружили ранние версии программы. До присяжных дошло только, что чего-чего, а технических терминов на суде будет предостаточно. Многие свидетели знали друг друга, если не лично, то по электронной почте, а если не по почте, то понаслышке. Раш и Мельтцер тщательно отобрали своих свидетелей. Это была представительная выборка администраторов систем со всей страны – из университетов, военных лабораторий и прочих правительственных организаций. Местные репортеры шутили, что были разочарованы, увидев, что свидетели не носят карманных протекторов, которые они считали опознавательным знаком компьютерных зануд.
Марк Браун, администратор системы университета Южной Каролины, тот самый, что одолел Кевина Митиика, был вторым свидетелем обвинения и первым в лавине печальных свидетельств компьютерной чумы 2 ноября. Браун рассказал, что в 23:00 по местному времени включив свой компьютер, он увидел десятки странных программ. Они появлялись снова и снова, как только он их уничтожал. Ситуация повергла Брауна и его коллег в панику. «Мы никогда не видели ничего подобного, – говорил он суду – Мы понятия не имели, меняет ли эта программа данные в файлах». Поэтому в 6 утра Браун, предотвращая распространение вируса, отключил университетские машины от Internet. Чтобы избежать повторного заражения, Брауну пришлось выключить компьютеры, остановить пересылку файлов, отключить электронную почту и свернуть все работы. В конечном итоге 350 машин Sun и VAX в университетском городке оказались заражены.
Остальные свидетели повторяли то же самое с утомительной дотошностью. Раш и Мельтцер вызывали администраторов машин на свидетельское место, и один за другим те описывали нанесенные червем увечья. Потянулись бесконечные причитания: да как они поняли, что атакуются вирусом, да как отключались от Internet, да как ползали под столами и выдергивали вилки из розеток. Обвинители спрашивали у каждого свидетеля, сколько часов он и его коллеги провели, очищая компьютеры от червя. Оценка ущерба, понесенного каждым вычислительным центром, колебалась от 200 долларов до 54 000, общая сумма росла и, наконец, достигла 150 000 долларов. А сколько стоит рабочее время свидетелей? Присяжные четко усвоили, что люди, работающие с компьютерами, делают хорошие деньги. Один свидетель оценил свое время в 21 доллар за час, другой – в 22 доллара 38 центов. «А было ли у Роберта „Взломщика“ Морриса право использовать эти компьютеры?» «Нет», – отвечали свидетели.
Порой, когда свидетели пытались объяснить присяжным сложные и временами запутанные технические понятия, зал суда превращался в компьютерный класс для начинающих. В качестве доказательств обвинение представило десятки документов, в которых страница за страницей тянулась абракадабра компьютерных кодов, чем вызвала замечание судьи Мансона. «Для тех из нас, кто получил образование в 40-е годы, – сказал судья, – большая часть абсолютно непонятна. Не вижу, чем это может быть полезным для присяжных».
Во время перекрестного допроса свидетелей обвинения Гвидобони вынуждал их признать, что червь не вызвал никаких повреждений. Он старался доказать, что большая часть времени, которое у них ушло на борьбу с червем, приходилась на чисто интеллектуальные, теоретические рассуждения и изучение проблемы уже после того, как она была вырвана с корнем. Самым ярким эпизодом защиты стал перекрестный допрос Кейта Бостика, старшего администратора системы UNIX в Беркли. Обвинитель спрашивал у Бостика в каких изнурительных трудах провели ночь компьютерщики. Гвидобони же интересовало, а не заставил ли червь обратить внимание на дыры в защите sendmail и finger?
– В результате программа sendmail стала чуточку надежнее, не правда ли?
– Это верно, – ответил Бостик.
– И теперь она, конечно, более защищена.
– Это верно, – Бостик начал улыбаться.
– То же самое можно сказать и о программе finger, не так ли?
– Это верно, – отвечал Бостик.
Гвидобони хотел прояснить еще один вопрос – вопрос санкционированного доступа
– Не предоставляют ли такие программы, как finger и ftp, любому, кто ими пользуется, определенную степень доступа ко всем компьютерам, в которых вдет их прогон?
Бостик склонил голову набок, словно впервые обдумывал такую возможность.
– Да, – ответил он.
– Так, может быть, в определенном смысле Роберт Моррис был авторизован использовать любой компьютер, на котором могли прогоняться эти программы?
Бостик согласился и с этим. Каждого свидетеля после дачи показаний окружали журналисты: «Заслуживает ли Роберт Моррис тюрьмы?»
– Я искренне надеюсь, что его признают виновным и засадят за решетку, – ответил один сердитый системщик – Иначе по всей сети откроется охотничий сезон.
Администратор сети из армейской исследовательской лаборатории смотрел на ситуацию несколько иначе: «Не стоило бы держать такого типа в тюрьме. Он там таким штукам научится, что станет настоящей угрозой».
Каждый день Боб и Энн занимали места в первом ряду. У Энн на коленях лежала тетрадка, где она иногда делала записи. Моррис – старший определенно был заметной фигурой. Ехидный блеск в его глазах слегка заглушался унынием. Моррис был одет в серый костюм-тройку и черные разношенные ботинки. Лицо у него посерело, и в перерывах он постоянно курил, окутывая дымовой завесой тех, кому случалось стоять рядом.
Во время трехдневного перерыва в судебном заседании произошла серьезная авария в службе междугородных телефонных линий компании ATT. В понедельник почти половина междугородных, международных и аварийных звонков по сети ATT не дошли до места назначения. Операторы сидели без работы. Пошел слух, что какой-то хакер из Нью-Йорка таким образом выразил протест против суда над Робертом. Марк Раш даже позвонил коллегам в Вашингтон узнать, так ли это. В конце концов выяснилось, что в ПО телефонной компании была ошибка. Однако этот инцидент снова заставил почувствовать роль компьютеров в повседневной жизни. Те из присяжных, кому в тот день не удалось дозвониться по междугородке, получили более живое представление об ощущениях администраторов Internet, когда они столкнулись с робертовским червем. Защитники Морриса беспокоились, что этот случай может ожесточить присяжных.
Ко второй неделе судебного заседания прибыли новые сторонники обвиняемого. Питер Нойманн, эксперт по компьютерной защите и бывший сотрудник Bell Labs, приехал из Калифорнии свидетельствовать в защиту Роберта. Дуг Макилрой представил суду характеристики подсудимого. Подруга Роберта Джанет присутствовала почти на всех заседаниях. Прибыли Бен и Мередит. Во время долгих перерывов Джанет, Роберт, Бен и Мередит сидели кучкой и разгадывали кроссворды.
Старые друзья семьи Моррисов – Кен Томпсон, Фред Грамп и Джим Риде, пионеры в области компьютерной защиты, прилетели на маленьком частном самолете из Нью-Джерси только для того, чтобы демонстрировать свою поддержку семье в целом и подсудимому в частности. Если бы защита уже не набрала характеристик больше, чем могла использовать, она представила бы слово и этим троим. Здание суда стало напоминать место ежегодной встречи асов компьютерной защиты. Немедленно вступивших в оживленную дискуссию ученых легко было принять за делегатов технической конференции в перерывах между заседаниями. Компьютерщики из Bell Labs вспоминали случай с Arpanet в октябре 1980 года, когда простой отказ железа на одном компьютере привел к сбою всю сеть. Правда, тогда в Arpanet было всего несколько сотен машин.
Когда прибыла тройка из Bell Labs, Энн Моррис ловко направила репортеров в их направлении, намекнув, какие титаны посетили Сиракузы. В поисках свежей информации после стольких дней утомительных технических деталей репортеры облепили Кена Томпсона, возможно, самого известного из компьютерщиков. Томпсон со своими редеющими каштановыми волосами до плеч очень подходил под стереотип оригинала, эксцентричность которого прощается из уважения к его гению. Рядом стоял Боб Моррис и веселился. Когда Томпсон заявил, что считает запуск червя безответственным поступком, Моррис ухмыльнулся и громко сказал: «А сам-то делал такое, а, Кен?».
Странно было видеть этих людей на суде. Эта группа представляла собой не просто абстрактное сборище гениев – это были живые люди, которые стояли за теоретическими рассуждениями о технологической этике и интеллектуальной собственности. Их присутствие напоминало о давнем законе экспертов по защите «Ты только тогда получишь нашивки, когда взломаешь защиту». Но так было в старые добрые времена, когда компьютерное сообщество было гораздо меньше, компьютеры не были персональными, ставки в игре были гораздо ниже, а взломать защиту считалось научным экспериментом.
Не такие люди были Моррисы, чтобы тратить время без пользы. Все они приходили на судебное заседание с книжками, чтобы читать во время перерывов. По их стандартам это было легкое чтиво. Боб читал «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония, Роберт – исторический роман Роберта Грейвза «Велизарий», Мередит – только что вышедший «Маятник Фуко» Умберто Эко. Энн присматривала за Бобом, которого явно развлекало пристальное внимание журналистов. Сама Энн использовала прессу более продуктивно: в перерывах между заседаниями рассказывала репортерам о всевозможных достоинствах Роберта, о его бесспорных талантах и обо всех подшивках Scientific American, которые он перечел в детстве. Не преминула она и рассказать о приступе слабости, что случился с ним в вашингтонском метро в тот день, когда они впервые посетили Гвидобони.
Пол Грэхем был вызван в суд обвинением, Энди Садат – защитой. Когда Роберт увидел друзей, входящих в зал, он побагровел, словно ему стало стыдно за всех троих. Показания двух гарвардских студентов оживили монотонное течение процесса. Пол был болтливым как всегда. Он пересказал свои беседы с Робертом, когда червь был еще на стадии разработки, и тот панический звонок от Роберта, когда стало ясно, что изящный эксперимент превратился в грандиозную катастрофу. Пол и Энди внесли в суд дополнительный привкус элитарности. Энди рассказал, как учился в Эксетерской академии, прежде чем поступил в Гарвард, и как он помог Гарварду выиграть кубок по гребле в последние выходные перед атакой червя, когда Роберт был в Кембридже, предположительно изучая исходный код UNIX. Даже судья, почтенный выпускник Пенсильванского университета, тоже входившего в Лигу Плюща (Лига Плюща объединяет старейшие и наиболее престижные университеты Новой Англии), начал проникаться этой атмосферой клубности. Он прервал показания Пола, чтобы уточнить один из спортивных терминов, а после того, как кончил выступать Энди, судья отклонился от процедуры, чтобы поздравить свидетеля с его серебряной медалью на Олимпийских играх 1984 года.
Единственной загадкой в тактике защиты было, вызовет ли Гвидобони для дачи показаний самого Роберта. Однако и тут особо сомневаться не приходилось. По мнению Гвидобони, только на пользу делу пойдет, если присяжные услышат всю историю от самого Роберта. Помимо того, что это будет как-никак первое публичное заявление Роберта, его искренность и полнейшая беззащитность помогут присяжным увидеть суть дела сквозь весь технический жаргон: Роберт Моррис допустил ужасную ошибку, но он не преступник.
Однако когда Роберт стал на свидетельское место, он невольно повел себя как-то отчужденно и выглядел менее привлекательно, чем мог бы. Он так сосредоточенно объяснял технические детали, что, вместо того, чтобы завоевать сердца присяжных, показался им немного высокомерным. Гвидобони с большим трудом удалось заставить Роберта выразить его чувства па поводу инцидента с червем, не спровоцировав своими подсказками немедленных возражений обвинения. Трижды Гвидобони пытался, и трижды Раш его прерывал. Наконец Роберт ухитрился выпалить: «Это была ошибка, и я в ней раскаиваюсь», прежде чем обвинитель успел указать Гвидобони на четвертую подсказку.
Даже честность Роберта обернулась против него. Во время перекрестного допроса Роберт просто и прямо отвечал «да» почти на каждый вопрос Раша Да, он преднамеренно писал программу-червя для того, чтобы входить в компьютеры, к которым не имел доступа. Да, он преднамеренно сделал код трудным для понимания. Да, да.
После того, как закончился допрос свидетелей, Гвидобони выступил с речью, требуя оправдания подзащитного, заявляя, что правительство не доказало состава преступления. Самое большее, утверждал он, обвинение доказало пункты менее тяжкого преступления, по законодательному акту – мисдиминор. Вопрос о меньшем составе преступления уже поднимался, и к этому времени судья был готов рассмотреть его серьезно. Но он не мог предложить присяжным выбирать между фелонией и мисдиминором, пока этого не потребует сам подсудимый. Это значило, что выбирать предстоит Роберту. Дело было рискованное. Надо было взвесить шансы на оправдание и на компромиссный вердикт. Разумеется, обвинение в мисдиминоре предпочтительней. Но, с другой стороны, если присяжные убедятся, что действия Роберта не соответствуют тяжести предъявленного обвинения, им ничего не останется, как вынести оправдательный приговор. Когда Мансон отложил заседание до следующего понедельника, вопрос все еще оставался открытым. Моррисам предстояли три дня напряженного ожидания. Чтобы убить время, они с утра отправлялись играть в боулинг, а потом шли в кино. Роберт отсыпался.
Поскольку судья все еще не отреагировал на ходатайство обвинения об отводе показаний, касавшихся намерений Роберта нанести ущерб, ожидалось, что он коснется этого вопроса, когда будет давать указания присяжным. Мансон сделал трехдневный перерыв, чтобы подумать об этом. В понедельник с самого утра и защита, и обвинение собрались в кабинете судьи и выслушали его решение. Гвидобоии был разочарован, но не удивлен: судья не изменил своего мнения о безотносительности намерений Роберта к нанесенному его действиями ущербу. Судья истолковал закон таким образом, что вопрос преднамеренности касается только того, имел ли обвиняемый намерение совершить несанкционированный доступ, а не того, намеревался ли он нанести ущерб.
В этот момент Гвидобони уже знал, что проиграл дело. Его заключительная речь была вялой и отдавала поражением. Напротив, обвинитель Эллен Мельтцер выступала с особым пылом. Она напомнила присяжным, что Моррис сам признался в совершенном преступлении, в его преднамеренном характере и в том, что в результате его действий санкционированные пользователи утратили контроль над своими компьютерами. «Компьютерный червь мистера Морриса – не проделка подростка, – подчеркнула она. – Никоим образом это и не плановый эксперимент, закончившийся фатально. И разумеется, не за что благодарить обвиняемого. Вы же не станете благодарить террориста за то, что в результате его действий повысилась безопасность на авиалиниях, и не станете благодарить пьяного водителя…»
Не успела она закончить, как с места сорвался возмущенный сравнением Гввдобони. Судья согласился с ним. Слово «террорист» имело в Сиракузах особое значение. Год назад террористы взорвали реактивный лайнер компании Pan Am над Локерби, в Шотландии; среди пассажиров находились 35 студентов Сиракузского университета, возвращавшихся домой после обучения в рамках программы обмена студентами. Разумеется, в Сиракузах сравнивать Роберта Морряса с террористом, убивающим невинных людей, было абсолютно недопустимо. Судья поддержал возражение защитника.
Когда судья Мансон инструктировал присяжных, он особо остановился на ходатайстве обвинения, порекомендовав присяжным не принимать во внимание свидетельские показания, касавшиеся отсутствия у подсудимого намерений нанести ущерб, как не относящиеся к делу. Если присяжные во время совещания придут к заключению, что правительство не смогло доказать каждый из пунктов обвинения, они должны будут вынести оправдательный приговор. Однако судья ничего не сказал о менее тяжком преступлении. Роберт решил ставить на оправдание.
Во время совещания присяжных Роберт, Джанет, Бен и Мередит играли в карты на адвокатском столе, пока охранник их не одернул. Роберт уткнулся в свой исторический роман. Боб занялся старым дешевым изданием «Истории Рима» Ксенофона. Энн общалась с журналистами. Через пять часов присяжные вернулись для вынесения решения. Роберт внимательно смотрел, как каждый из присяжных отвечал: «Виновен»… Пресса рванула к телефонам. Судья назначил срок подачи ходатайств и прервал заседание. Роберт стоял и растерянно улыбался. Энн кинулась к адвокату, но Боб медлил, глядя в пространство и слабо шевеля пальцами левой руки, словно перебирая невидимую ткань. Энн жестами звала мужа присоединиться к остальным членам семьи, сбившимся в кучу у адвокатского стола. Она хотела немедленно обсудить с Гвидобони их права. Моррисы были людьми, привыкшими контролировать ситуацию, и обвинительный приговор не был исключением. И даже если ситуация не поддавалась контролю, Энн все-таки искала выход. Но Гвидобони выставил перед собой ладони и сказал: «Слушайте, люди, не стоит заниматься этим прямо сейчас. У нас еще будет масса времени».
В других обстоятельствах системщик, который работал на американское разведуправление, настолько засекреченное, что даже его название раньше было тайной, и его сын жили бы себе тихо и спокойно, как и вся интеллектуальная элита США. Теперь отец попал под ослепительные прожекторы прессы, а сын оказался на скамье подсудимых. Тот, кому самой судьбой, казалось, предначертано стать одной из звезд компьютерного мира Америки, стоял сейчас на пороге тюрьмы.
Адвокат виновато пожал Роберту руку, пробился сквозь толпу журналистов и отправился к себе в отель. Прикрытый с флангов родственниками Роберт молча вышел из зала. Боб остался на площади, отвлекая на себя журналистов, окруживших его плотным кольцом, и тихо, почти шепотом, отвечал на их вопросы. Он сказал, что по-прежнему верит в честность и порядочность своего сына.
Эпилог
Объясняя присяжным, что такое компьютерный вирус, Раш провел параллели с вирусом гриппа. «Если вы подхватили только один вирус, вы можете чувствовать себя не так уж плохо. Но если вирусов много, если их сотни, вы заболеете всерьез. И вы не только будете чувствовать себя очень больным, вы еще и будете заражать других людей». Надо сказать, что Раш не только прекрасно разбирался в большинстве компьютерных премудростей, но и был хорошим популяризатором. Гвидобони, несмотря на то что в его распоряжении во время длительной подготовки суда были два компьютерных эксперта, над некоторыми понятиями приходилось ломать голову. Если бы решение по делу пришлось выносить, основываясь на чисто техническом шовинизме, однозначно выиграл бы Раш.
Обвинитель напомнил присяжным, что правительство не намеревается доказывать, что Роберт действовал со злым умыслом, и что оно не нуждается в доказательствах того, что Роберт намеревался причинить тот ущерб, который причинил. Для того, чтобы суд признал Морриса виновным, сказал Раш, правительству нужно только доказать, что Роберт намеревался получить несанкционированный доступ.
По контрасту с четкой официальной манерой Раша Гвидобони начал чуть ли не с прибауток. «Полагаю, по мне видно, что я не Перри Мейсон, – сказал он – У меня нет кролика, которого я мог бы вытащить из шляпы. В реальной жизни не так проходят судебные процессы, так что придется уж вам быть ко мне снисходительными. Мы собираемся сделать все, что в наших силах». За несколько минут своей речи Гвидобоии фактически сделал за Роберта его признание. Он согласился, что его подзащитный действительно написал программу-червя. Однако, добавил он, свидетельские показания докажут, что «этот вирус не вызвал необратимых повреждений и не разрабатывался с целью нанесения необратимых повреждений. Он не разрушил ни одной машины. Вирус не прочел каких-либо конфиденциальных файлов, не извлек никакой информации и не положил ни единого доллара в карман мистера Морриса».
Затем Гвидобони огласил характеристики Роберта. Подзащитный не только много работал во время летних работ в Гарварде, но и внес значительный вклад в область компьютерной защиты, опубликовав несколько статей и неоднократно обращая внимание компьютерного сообщества на изъяны в защите.
Гвидобони обрисовал Internet как плохо организованную, беспорядочную сеть, не сеть, а сборную солянку. «В ней нет хозяина, компьютерного царя, если позволите так выразиться, который сидел бы в Вашингтоне и контролировал бы ее, устанавливал бы правила». Кроме того, Internet не та сеть, что запускает ракеты. Ее используют для произведения расчетов и обмена научными данными. А еще сетью пользуются для всяких пустяков вроде игры в шахматы, любовной переписки и обмена кулинарными рецептами.
Гвидобони сказал, что представит свидетельские показания, доказывающие, что вирус Роберта был намеренно ограничен, должен был распространяться медленно, но присяжные услышат, что Моррис допустил роковую ошибку. И в конечном счете, он оповестил компьютерное сообщество о том, что система уязвима и необходимы меры по ее стабилизации. Конечно, это вызвало кучу проблем, но простая ошибка еще не есть тяжкое государственное преступление.
Первым свидетелем обвинения должен был выступить Дин Крафт, директор Корнеллского отдела вычислительной техники. Крафт расхаживал за дверями зала суда и гадал вслух, как же он объяснит этим присяжным процесс декодирования. Крафт описал озадаченному жюри, как сортировали старые файлы Морриса и как обнаружили ранние версии программы. До присяжных дошло только, что чего-чего, а технических терминов на суде будет предостаточно. Многие свидетели знали друг друга, если не лично, то по электронной почте, а если не по почте, то понаслышке. Раш и Мельтцер тщательно отобрали своих свидетелей. Это была представительная выборка администраторов систем со всей страны – из университетов, военных лабораторий и прочих правительственных организаций. Местные репортеры шутили, что были разочарованы, увидев, что свидетели не носят карманных протекторов, которые они считали опознавательным знаком компьютерных зануд.
Марк Браун, администратор системы университета Южной Каролины, тот самый, что одолел Кевина Митиика, был вторым свидетелем обвинения и первым в лавине печальных свидетельств компьютерной чумы 2 ноября. Браун рассказал, что в 23:00 по местному времени включив свой компьютер, он увидел десятки странных программ. Они появлялись снова и снова, как только он их уничтожал. Ситуация повергла Брауна и его коллег в панику. «Мы никогда не видели ничего подобного, – говорил он суду – Мы понятия не имели, меняет ли эта программа данные в файлах». Поэтому в 6 утра Браун, предотвращая распространение вируса, отключил университетские машины от Internet. Чтобы избежать повторного заражения, Брауну пришлось выключить компьютеры, остановить пересылку файлов, отключить электронную почту и свернуть все работы. В конечном итоге 350 машин Sun и VAX в университетском городке оказались заражены.
Остальные свидетели повторяли то же самое с утомительной дотошностью. Раш и Мельтцер вызывали администраторов машин на свидетельское место, и один за другим те описывали нанесенные червем увечья. Потянулись бесконечные причитания: да как они поняли, что атакуются вирусом, да как отключались от Internet, да как ползали под столами и выдергивали вилки из розеток. Обвинители спрашивали у каждого свидетеля, сколько часов он и его коллеги провели, очищая компьютеры от червя. Оценка ущерба, понесенного каждым вычислительным центром, колебалась от 200 долларов до 54 000, общая сумма росла и, наконец, достигла 150 000 долларов. А сколько стоит рабочее время свидетелей? Присяжные четко усвоили, что люди, работающие с компьютерами, делают хорошие деньги. Один свидетель оценил свое время в 21 доллар за час, другой – в 22 доллара 38 центов. «А было ли у Роберта „Взломщика“ Морриса право использовать эти компьютеры?» «Нет», – отвечали свидетели.
Порой, когда свидетели пытались объяснить присяжным сложные и временами запутанные технические понятия, зал суда превращался в компьютерный класс для начинающих. В качестве доказательств обвинение представило десятки документов, в которых страница за страницей тянулась абракадабра компьютерных кодов, чем вызвала замечание судьи Мансона. «Для тех из нас, кто получил образование в 40-е годы, – сказал судья, – большая часть абсолютно непонятна. Не вижу, чем это может быть полезным для присяжных».
Во время перекрестного допроса свидетелей обвинения Гвидобони вынуждал их признать, что червь не вызвал никаких повреждений. Он старался доказать, что большая часть времени, которое у них ушло на борьбу с червем, приходилась на чисто интеллектуальные, теоретические рассуждения и изучение проблемы уже после того, как она была вырвана с корнем. Самым ярким эпизодом защиты стал перекрестный допрос Кейта Бостика, старшего администратора системы UNIX в Беркли. Обвинитель спрашивал у Бостика в каких изнурительных трудах провели ночь компьютерщики. Гвидобони же интересовало, а не заставил ли червь обратить внимание на дыры в защите sendmail и finger?
– В результате программа sendmail стала чуточку надежнее, не правда ли?
– Это верно, – ответил Бостик.
– И теперь она, конечно, более защищена.
– Это верно, – Бостик начал улыбаться.
– То же самое можно сказать и о программе finger, не так ли?
– Это верно, – отвечал Бостик.
Гвидобони хотел прояснить еще один вопрос – вопрос санкционированного доступа
– Не предоставляют ли такие программы, как finger и ftp, любому, кто ими пользуется, определенную степень доступа ко всем компьютерам, в которых вдет их прогон?
Бостик склонил голову набок, словно впервые обдумывал такую возможность.
– Да, – ответил он.
– Так, может быть, в определенном смысле Роберт Моррис был авторизован использовать любой компьютер, на котором могли прогоняться эти программы?
Бостик согласился и с этим. Каждого свидетеля после дачи показаний окружали журналисты: «Заслуживает ли Роберт Моррис тюрьмы?»
– Я искренне надеюсь, что его признают виновным и засадят за решетку, – ответил один сердитый системщик – Иначе по всей сети откроется охотничий сезон.
Администратор сети из армейской исследовательской лаборатории смотрел на ситуацию несколько иначе: «Не стоило бы держать такого типа в тюрьме. Он там таким штукам научится, что станет настоящей угрозой».
Каждый день Боб и Энн занимали места в первом ряду. У Энн на коленях лежала тетрадка, где она иногда делала записи. Моррис – старший определенно был заметной фигурой. Ехидный блеск в его глазах слегка заглушался унынием. Моррис был одет в серый костюм-тройку и черные разношенные ботинки. Лицо у него посерело, и в перерывах он постоянно курил, окутывая дымовой завесой тех, кому случалось стоять рядом.
Во время трехдневного перерыва в судебном заседании произошла серьезная авария в службе междугородных телефонных линий компании ATT. В понедельник почти половина междугородных, международных и аварийных звонков по сети ATT не дошли до места назначения. Операторы сидели без работы. Пошел слух, что какой-то хакер из Нью-Йорка таким образом выразил протест против суда над Робертом. Марк Раш даже позвонил коллегам в Вашингтон узнать, так ли это. В конце концов выяснилось, что в ПО телефонной компании была ошибка. Однако этот инцидент снова заставил почувствовать роль компьютеров в повседневной жизни. Те из присяжных, кому в тот день не удалось дозвониться по междугородке, получили более живое представление об ощущениях администраторов Internet, когда они столкнулись с робертовским червем. Защитники Морриса беспокоились, что этот случай может ожесточить присяжных.
Ко второй неделе судебного заседания прибыли новые сторонники обвиняемого. Питер Нойманн, эксперт по компьютерной защите и бывший сотрудник Bell Labs, приехал из Калифорнии свидетельствовать в защиту Роберта. Дуг Макилрой представил суду характеристики подсудимого. Подруга Роберта Джанет присутствовала почти на всех заседаниях. Прибыли Бен и Мередит. Во время долгих перерывов Джанет, Роберт, Бен и Мередит сидели кучкой и разгадывали кроссворды.
Старые друзья семьи Моррисов – Кен Томпсон, Фред Грамп и Джим Риде, пионеры в области компьютерной защиты, прилетели на маленьком частном самолете из Нью-Джерси только для того, чтобы демонстрировать свою поддержку семье в целом и подсудимому в частности. Если бы защита уже не набрала характеристик больше, чем могла использовать, она представила бы слово и этим троим. Здание суда стало напоминать место ежегодной встречи асов компьютерной защиты. Немедленно вступивших в оживленную дискуссию ученых легко было принять за делегатов технической конференции в перерывах между заседаниями. Компьютерщики из Bell Labs вспоминали случай с Arpanet в октябре 1980 года, когда простой отказ железа на одном компьютере привел к сбою всю сеть. Правда, тогда в Arpanet было всего несколько сотен машин.
Когда прибыла тройка из Bell Labs, Энн Моррис ловко направила репортеров в их направлении, намекнув, какие титаны посетили Сиракузы. В поисках свежей информации после стольких дней утомительных технических деталей репортеры облепили Кена Томпсона, возможно, самого известного из компьютерщиков. Томпсон со своими редеющими каштановыми волосами до плеч очень подходил под стереотип оригинала, эксцентричность которого прощается из уважения к его гению. Рядом стоял Боб Моррис и веселился. Когда Томпсон заявил, что считает запуск червя безответственным поступком, Моррис ухмыльнулся и громко сказал: «А сам-то делал такое, а, Кен?».
Странно было видеть этих людей на суде. Эта группа представляла собой не просто абстрактное сборище гениев – это были живые люди, которые стояли за теоретическими рассуждениями о технологической этике и интеллектуальной собственности. Их присутствие напоминало о давнем законе экспертов по защите «Ты только тогда получишь нашивки, когда взломаешь защиту». Но так было в старые добрые времена, когда компьютерное сообщество было гораздо меньше, компьютеры не были персональными, ставки в игре были гораздо ниже, а взломать защиту считалось научным экспериментом.
Не такие люди были Моррисы, чтобы тратить время без пользы. Все они приходили на судебное заседание с книжками, чтобы читать во время перерывов. По их стандартам это было легкое чтиво. Боб читал «Жизнеописание двенадцати цезарей» Светония, Роберт – исторический роман Роберта Грейвза «Велизарий», Мередит – только что вышедший «Маятник Фуко» Умберто Эко. Энн присматривала за Бобом, которого явно развлекало пристальное внимание журналистов. Сама Энн использовала прессу более продуктивно: в перерывах между заседаниями рассказывала репортерам о всевозможных достоинствах Роберта, о его бесспорных талантах и обо всех подшивках Scientific American, которые он перечел в детстве. Не преминула она и рассказать о приступе слабости, что случился с ним в вашингтонском метро в тот день, когда они впервые посетили Гвидобони.
Пол Грэхем был вызван в суд обвинением, Энди Садат – защитой. Когда Роберт увидел друзей, входящих в зал, он побагровел, словно ему стало стыдно за всех троих. Показания двух гарвардских студентов оживили монотонное течение процесса. Пол был болтливым как всегда. Он пересказал свои беседы с Робертом, когда червь был еще на стадии разработки, и тот панический звонок от Роберта, когда стало ясно, что изящный эксперимент превратился в грандиозную катастрофу. Пол и Энди внесли в суд дополнительный привкус элитарности. Энди рассказал, как учился в Эксетерской академии, прежде чем поступил в Гарвард, и как он помог Гарварду выиграть кубок по гребле в последние выходные перед атакой червя, когда Роберт был в Кембридже, предположительно изучая исходный код UNIX. Даже судья, почтенный выпускник Пенсильванского университета, тоже входившего в Лигу Плюща (Лига Плюща объединяет старейшие и наиболее престижные университеты Новой Англии), начал проникаться этой атмосферой клубности. Он прервал показания Пола, чтобы уточнить один из спортивных терминов, а после того, как кончил выступать Энди, судья отклонился от процедуры, чтобы поздравить свидетеля с его серебряной медалью на Олимпийских играх 1984 года.
Единственной загадкой в тактике защиты было, вызовет ли Гвидобони для дачи показаний самого Роберта. Однако и тут особо сомневаться не приходилось. По мнению Гвидобони, только на пользу делу пойдет, если присяжные услышат всю историю от самого Роберта. Помимо того, что это будет как-никак первое публичное заявление Роберта, его искренность и полнейшая беззащитность помогут присяжным увидеть суть дела сквозь весь технический жаргон: Роберт Моррис допустил ужасную ошибку, но он не преступник.
Однако когда Роберт стал на свидетельское место, он невольно повел себя как-то отчужденно и выглядел менее привлекательно, чем мог бы. Он так сосредоточенно объяснял технические детали, что, вместо того, чтобы завоевать сердца присяжных, показался им немного высокомерным. Гвидобони с большим трудом удалось заставить Роберта выразить его чувства па поводу инцидента с червем, не спровоцировав своими подсказками немедленных возражений обвинения. Трижды Гвидобони пытался, и трижды Раш его прерывал. Наконец Роберт ухитрился выпалить: «Это была ошибка, и я в ней раскаиваюсь», прежде чем обвинитель успел указать Гвидобони на четвертую подсказку.
Даже честность Роберта обернулась против него. Во время перекрестного допроса Роберт просто и прямо отвечал «да» почти на каждый вопрос Раша Да, он преднамеренно писал программу-червя для того, чтобы входить в компьютеры, к которым не имел доступа. Да, он преднамеренно сделал код трудным для понимания. Да, да.
После того, как закончился допрос свидетелей, Гвидобони выступил с речью, требуя оправдания подзащитного, заявляя, что правительство не доказало состава преступления. Самое большее, утверждал он, обвинение доказало пункты менее тяжкого преступления, по законодательному акту – мисдиминор. Вопрос о меньшем составе преступления уже поднимался, и к этому времени судья был готов рассмотреть его серьезно. Но он не мог предложить присяжным выбирать между фелонией и мисдиминором, пока этого не потребует сам подсудимый. Это значило, что выбирать предстоит Роберту. Дело было рискованное. Надо было взвесить шансы на оправдание и на компромиссный вердикт. Разумеется, обвинение в мисдиминоре предпочтительней. Но, с другой стороны, если присяжные убедятся, что действия Роберта не соответствуют тяжести предъявленного обвинения, им ничего не останется, как вынести оправдательный приговор. Когда Мансон отложил заседание до следующего понедельника, вопрос все еще оставался открытым. Моррисам предстояли три дня напряженного ожидания. Чтобы убить время, они с утра отправлялись играть в боулинг, а потом шли в кино. Роберт отсыпался.
Поскольку судья все еще не отреагировал на ходатайство обвинения об отводе показаний, касавшихся намерений Роберта нанести ущерб, ожидалось, что он коснется этого вопроса, когда будет давать указания присяжным. Мансон сделал трехдневный перерыв, чтобы подумать об этом. В понедельник с самого утра и защита, и обвинение собрались в кабинете судьи и выслушали его решение. Гвидобоии был разочарован, но не удивлен: судья не изменил своего мнения о безотносительности намерений Роберта к нанесенному его действиями ущербу. Судья истолковал закон таким образом, что вопрос преднамеренности касается только того, имел ли обвиняемый намерение совершить несанкционированный доступ, а не того, намеревался ли он нанести ущерб.
В этот момент Гвидобони уже знал, что проиграл дело. Его заключительная речь была вялой и отдавала поражением. Напротив, обвинитель Эллен Мельтцер выступала с особым пылом. Она напомнила присяжным, что Моррис сам признался в совершенном преступлении, в его преднамеренном характере и в том, что в результате его действий санкционированные пользователи утратили контроль над своими компьютерами. «Компьютерный червь мистера Морриса – не проделка подростка, – подчеркнула она. – Никоим образом это и не плановый эксперимент, закончившийся фатально. И разумеется, не за что благодарить обвиняемого. Вы же не станете благодарить террориста за то, что в результате его действий повысилась безопасность на авиалиниях, и не станете благодарить пьяного водителя…»
Не успела она закончить, как с места сорвался возмущенный сравнением Гввдобони. Судья согласился с ним. Слово «террорист» имело в Сиракузах особое значение. Год назад террористы взорвали реактивный лайнер компании Pan Am над Локерби, в Шотландии; среди пассажиров находились 35 студентов Сиракузского университета, возвращавшихся домой после обучения в рамках программы обмена студентами. Разумеется, в Сиракузах сравнивать Роберта Морряса с террористом, убивающим невинных людей, было абсолютно недопустимо. Судья поддержал возражение защитника.
Когда судья Мансон инструктировал присяжных, он особо остановился на ходатайстве обвинения, порекомендовав присяжным не принимать во внимание свидетельские показания, касавшиеся отсутствия у подсудимого намерений нанести ущерб, как не относящиеся к делу. Если присяжные во время совещания придут к заключению, что правительство не смогло доказать каждый из пунктов обвинения, они должны будут вынести оправдательный приговор. Однако судья ничего не сказал о менее тяжком преступлении. Роберт решил ставить на оправдание.
Во время совещания присяжных Роберт, Джанет, Бен и Мередит играли в карты на адвокатском столе, пока охранник их не одернул. Роберт уткнулся в свой исторический роман. Боб занялся старым дешевым изданием «Истории Рима» Ксенофона. Энн общалась с журналистами. Через пять часов присяжные вернулись для вынесения решения. Роберт внимательно смотрел, как каждый из присяжных отвечал: «Виновен»… Пресса рванула к телефонам. Судья назначил срок подачи ходатайств и прервал заседание. Роберт стоял и растерянно улыбался. Энн кинулась к адвокату, но Боб медлил, глядя в пространство и слабо шевеля пальцами левой руки, словно перебирая невидимую ткань. Энн жестами звала мужа присоединиться к остальным членам семьи, сбившимся в кучу у адвокатского стола. Она хотела немедленно обсудить с Гвидобони их права. Моррисы были людьми, привыкшими контролировать ситуацию, и обвинительный приговор не был исключением. И даже если ситуация не поддавалась контролю, Энн все-таки искала выход. Но Гвидобони выставил перед собой ладони и сказал: «Слушайте, люди, не стоит заниматься этим прямо сейчас. У нас еще будет масса времени».
В других обстоятельствах системщик, который работал на американское разведуправление, настолько засекреченное, что даже его название раньше было тайной, и его сын жили бы себе тихо и спокойно, как и вся интеллектуальная элита США. Теперь отец попал под ослепительные прожекторы прессы, а сын оказался на скамье подсудимых. Тот, кому самой судьбой, казалось, предначертано стать одной из звезд компьютерного мира Америки, стоял сейчас на пороге тюрьмы.
Адвокат виновато пожал Роберту руку, пробился сквозь толпу журналистов и отправился к себе в отель. Прикрытый с флангов родственниками Роберт молча вышел из зала. Боб остался на площади, отвлекая на себя журналистов, окруживших его плотным кольцом, и тихо, почти шепотом, отвечал на их вопросы. Он сказал, что по-прежнему верит в честность и порядочность своего сына.
Эпилог
Как только судебные исполнители Лос-анжелесской прокуратуры услышали об аресте Кевина Митника в декабре 1988 года, они бросились к мировому судье и потребовали, чтобы она отказала в передаче на поруки. Подозреваемый, сказали они, однажды уже улетел в Израиль, и неизвестно, куда он сбежит на этот раз. Более того, он представляет угрозу лично для них. Они утверждали, что Митник подделал кредитный баланс одного судьи и испортил автоответчик офицера, наблюдавшего за его испытательным сроком. Судья отказала в передаче на поруки. Газеты запестрели заголовками «Неуловимый хакер – электронный террорист» и «Компьютерный вундеркинд – угроза обществу».
Учитывая, что невозможно предугадать, что Митник сможет натворить с помощью одного только телефона, судья резко ограничила его пользование телефоном. Он мог звонить только по номерам, разрешенным судьей.
Алан Рубин, назначенный судом адвокат Митника, пытался разрушить некоторые мифы, окружавшие его клиента. Митник не только не летал в Израиль, но и вообще никогда не выезжал за пределы Америки. Рубин не оспаривал махинаций с телефонной службой митниковского куратора, но настаивал на том, что Митник ничего не менял в кредитном балансе судьи. После того как Digital оценила ущерб, нанесенный ей Митником, в 160000 долларов, Рубин сделал попытку выговорить мягкий приговор и составил соглашение обвиняемого с Министерством юстиции – Митник признает себя виновным по двум из четырех пунктов обвинения и получает год в федеральной тюрьме с последующим наблюдением у психотерапевта. Прокурора это вполне устраивало, поскольку передача дела в суд потребовала бы предоставления неприкосновенности Ленни Ди Чико, которого обвинение считало в равной степени виновным. По каким-то своим причинам корпорация Digital удовлетворилась бы решением дела без открытого судебного процесса.
Но судья, возможно под влиянием того, что она читала в газетах, нарисовавших уж очень неприглядный портрет Митника, отклонила этот вариант. Она напирала на то, что в прошлом к Кевину Митнику уже проявили снисхождение, и ни к чему хорошему это не привело. Года тюрьмы будет недостаточно для такого опасного и непредсказуемого преступника. «Когда мы узнаем, что еще натворил мистер Митник, будет уже поздно», – заявила она на заседании.
Демонстрируя ту же готовность утопить приятеля, которую уже проявил Ленни, Митник изъявил желание сотрудничать с федеральным прокурором и дать показания против Ленни. Тогда адвокат сменил тактику. Он убедил судью, что «компьютерная одержимость» его подзащитного мало поддается самоконтролю, не отличаясь от наркомании, алкоголизма или клептомании. Это был роскошный аргумент. На этот раз судья согласилась с приговором, но год заключения должен быть дополнен шестимесячной программой психологической реабилитации. Теперь Кевин был не просто хакером – он стал компьютерным наркоманом.
Свой срок Кевин отбывал в Ломпоке, штат Южная Калифорния, в тюрьме с довольно мягким режимом. После отсидки он начал посещать резидентную группу психотерапии, где особый упор делался на 12-этапную модель реабилитации, разработанную для Анонимных Алкоголиков. На занятиях он держался особняком, заявив, что его проблема уникальна и никто не в состоянии ее понять. Он вел себя холодно и отчужденно. После первых недель групповой терапии Кевин продолжал утверждать, что вполне контролирует себя и может остановиться в любую минуту, если захочет (его психотерапевт назвала это классическим случаем сопротивления). Постепенно он все-таки пришел к осознанию реального положения вещей, стал сотрудничать с терапевтом, и она сказала, что верит в то, что его поведение изменится.
Учитывая, что невозможно предугадать, что Митник сможет натворить с помощью одного только телефона, судья резко ограничила его пользование телефоном. Он мог звонить только по номерам, разрешенным судьей.
Алан Рубин, назначенный судом адвокат Митника, пытался разрушить некоторые мифы, окружавшие его клиента. Митник не только не летал в Израиль, но и вообще никогда не выезжал за пределы Америки. Рубин не оспаривал махинаций с телефонной службой митниковского куратора, но настаивал на том, что Митник ничего не менял в кредитном балансе судьи. После того как Digital оценила ущерб, нанесенный ей Митником, в 160000 долларов, Рубин сделал попытку выговорить мягкий приговор и составил соглашение обвиняемого с Министерством юстиции – Митник признает себя виновным по двум из четырех пунктов обвинения и получает год в федеральной тюрьме с последующим наблюдением у психотерапевта. Прокурора это вполне устраивало, поскольку передача дела в суд потребовала бы предоставления неприкосновенности Ленни Ди Чико, которого обвинение считало в равной степени виновным. По каким-то своим причинам корпорация Digital удовлетворилась бы решением дела без открытого судебного процесса.
Но судья, возможно под влиянием того, что она читала в газетах, нарисовавших уж очень неприглядный портрет Митника, отклонила этот вариант. Она напирала на то, что в прошлом к Кевину Митнику уже проявили снисхождение, и ни к чему хорошему это не привело. Года тюрьмы будет недостаточно для такого опасного и непредсказуемого преступника. «Когда мы узнаем, что еще натворил мистер Митник, будет уже поздно», – заявила она на заседании.
Демонстрируя ту же готовность утопить приятеля, которую уже проявил Ленни, Митник изъявил желание сотрудничать с федеральным прокурором и дать показания против Ленни. Тогда адвокат сменил тактику. Он убедил судью, что «компьютерная одержимость» его подзащитного мало поддается самоконтролю, не отличаясь от наркомании, алкоголизма или клептомании. Это был роскошный аргумент. На этот раз судья согласилась с приговором, но год заключения должен быть дополнен шестимесячной программой психологической реабилитации. Теперь Кевин был не просто хакером – он стал компьютерным наркоманом.
Свой срок Кевин отбывал в Ломпоке, штат Южная Калифорния, в тюрьме с довольно мягким режимом. После отсидки он начал посещать резидентную группу психотерапии, где особый упор делался на 12-этапную модель реабилитации, разработанную для Анонимных Алкоголиков. На занятиях он держался особняком, заявив, что его проблема уникальна и никто не в состоянии ее понять. Он вел себя холодно и отчужденно. После первых недель групповой терапии Кевин продолжал утверждать, что вполне контролирует себя и может остановиться в любую минуту, если захочет (его психотерапевт назвала это классическим случаем сопротивления). Постепенно он все-таки пришел к осознанию реального положения вещей, стал сотрудничать с терапевтом, и она сказала, что верит в то, что его поведение изменится.