После этого Барбер ушел на Гаваи, где пьянствовал и хвалился тем, что скоро пойдет на Кадьяк и разобьет из пушек барановскую крепость.
Вскоре открылось, что Барбер был главным виновником ситкинской резни. Он заранее высадил у мыса Эджкамб своих матросов, подстрекавших индейцев к мятежу, дал тойонам пушки, ружья и порох. Больше того, Барбер с другими белыми пиратами привозил в южные проливы Аляски чернокожих рабов и продавал их индейцам. Он подбил тойонов Бобровой бухты к выступлению против русских. Барбер нанес большой вред русским делам на Аляске. Одновременно с истреблением Ситки индейцы напали на промысловую партию Урбанова в Кенайском проливе и перебили более девяноста звероловов-алеутов. Иван Кусков, бывший в то время возле Якутата, несколько дней бился с окружившими его индейцами-колошами, палил из пушек, скрываясь от пуль и стрел индейцев за завалами из срубленного леса.
В 1802 году было истреблено в разных местах Аляски более двухсот русских и алеутов. Барбер с мостика своего корабля любовался огнем пожаров, встающих над крепостями Большой Земли.
Но, несмотря на все эти бедствия, русский флаг развевался на деревянных башнях одиннадцати крепостей Аляски. Двенадцатая крепость – Ситка – была еще в руках индейцев. Баранов готовился к бою за возвращение крепости. Он строил корабли, один из которых был назван «Ермаком».
Хотя Ситка была занята индейцами, русские не прекращали своих походов за бобрами в воды к югу от нее. Тимофей Тараканов и Швецов ходили на байдарах в Калифорнию. Они побывали в порту Сан-Диего, доходили до бухты Сан-Кинтин, где добыли тысячу бобров. Пират Барбер опять дал о себе знать. Один шкипер взял у Баранова двадцать пять алеутов якобы для совместного бобрового промысла и не вернулся обратно. Через некоторое время пресловутый Барбер привез этих алеутов на Кадьяк и стал вымогать за них выкуп. Алеуты не могли объяснить, где именно они оказались по милости шкипера, лишь потом выяснилось, что он оставил их в Калифорнии, где алеутов и подобрал Барбер. Пират взял с Баранова десять тысяч и удалился с Кадьяка.
Слава Баранова гремела по Тихому океану. В 1804 году о нем узнал Тамеамеа Великий, король и преобразователь Сандвичевых (Гавайских) островов. Он послал к Баранову гавайского поселенца Кларка с предложением завязать торговые связи с гаванями Океании. Баранов уже носил титул «Главного правителя Русской Америки», имел чин коллежского советника. Остров Ситка был назван в его честь островом Баранова.
Летом 1804 года Писсарро Российский, правя парусным шкотом грозного «Ермака», поплыл к мятежной Ситке. В пути он бил бобров и замирял индейцев Якутатской области. На Ситку шел целый отряд кораблей: «Ермак», «Александр», «Ростислав», «Св. Екатерина». На соединение с этой флотилией с Кадьяка вышла красавица «Нева», только что завершившая первый поход вокруг света.
Баранов высадился на берег и утвердился в брошенном индейцами селении на высокой горе. Оттуда была хорошо видна крепость, где засели индейцы за толстыми стенами из лиственничных бревен, с помостами для пушек. Главный тойон Ситки Катлеян руководил обороной крепости. Баранов предложил ему сдаться, выдать пленных кадьяковцев. Но тойон, променявший дружбу с Барановым на барберовский ром, упорствовал и отвергал предложение о мире. Тогда Баранов пошел на приступ. Он бился с индейцами шесть дней. Рука его была прострелена насквозь. Наконец воины племени ситка оставили крепость. Баранов великодушно простил Катлеяну его измену и подарил тойону жезл с российским гербом, украшенный орлиными перьями. Русский флаг вновь развевался над островом Баранова.
Не прошло и года, как Новоархангельска и узнать было нельзя. Двадцать пушек стояло на турах новой крепости, за крепостными палисадами возвышался дом правителя, недалеко от него лежала площадь будущего города; посреди площади стояла мачта с флагом Российско-Американской компании. На берегу, ниже крепости, располагались лавки, кладовые, казармы с помостами для пушек, сушильни.
Неподалеку от поселка виднелся садик Баранова, окруженный частоколом; там проводил свой досуг Писсарро Российский. На досуге он много читал. Когда-то, на пути из Охотска к Аляске, терпя бедствия на Уналашке, Баранов все сокрушался, что оставил в Охотске книгу «Путешествия Джемса Кука». Теперь он имел в своем распоряжении сотни книг. По приказу из Петербурга, по собственному рвению, Баранов построил здание библиотеки на Кадьяке. На «Неве» и «Надежде» на Большую Землю было доставлено много книг, журналов, картин. Тут были сочинения Михайлы Ломоносова, басни Дмитриева, «Описание Камчатки» Крашенинникова, описание путешествий Макензи, Гирна, Ванкувера, Лаперуза, книги по истории Америки, Индии и Азии. Были и «Жизнь Робинзона Крузо, природного англичанина», руководство по металлургии и горному делу, пособия по разным ремеслам. Кадьякские эскимосы и алеуты рассматривали электрическую машину, портрет Суворова, картины Греза и Уткина. Кроме библиотеки, на Кадьяке был основан музей. Даже театр был в Русской Америке. В 1804 году, на святках, подштурман «Невы» Федул Мальцев давал на Кадьяке представления.
Но кажется ли удивительным, что в те годы алеуты и эскимосы Нового Света и даже индейцы изучали французский язык? А это было на самом деле. В «высшей» школе на Кадьяке в 1805 году подростков обучали и французскому языку, и географии, и математике. На островке близ Кадьяка жил отшельник, бывший серпуховской купец. Он обучал детей огородничеству, приручал зверей. Земледельческие опыты были успешны: Кадьяк имел свой картофель. В артели Сапожникова разводили рогатый скот. На Кадьяке были склады, в которых хранились запасы китового жира, лососины, ягод, кореньев, грибов, мяса горных баранов. Русские люди прочно обживали Новый Свет.
В 1805 году тридцать аляскинских поселенцев ходатайствовали перед Российско-Американской компанией о том, чтоб их оставили навсегда в Новом Свете. А в Ситке в 1805 году было очень голодно. Люди валились с ног от недоедания и цинги. От цинги не помогало пиво из еловых шишек – изобретение Баранова. Первонасельники Новоархангельска ели каракатиц, мясо чаек, воронов и белоголовых орлов. Припасов, доставленных с Кадьяка, не хватало.
Над Ситкой вновь нависла угроза войны с индейцами. Тойоны, получившие оружие от Барбера, строили крепостицы на островах Ванкуверовых проливов. Оттуда они делали набеги на русские промыслы, стреляли из фальконетов по ловецким ватагам и байдарам звероловов. Этой же осенью племя угалахмютов напало на Якутат. Воины в лосиных плащах умертвили двенадцать русских со Степаном Ларионовым, их начальником. Ночью, после резни в Якутате, туда пришли двести промысловых байдар передовщика Демьяненкова. Звероловы не решались пристать к берегу; несколько дней байдары провели в море, люди теряли силы. Налетел шторм, и большинство промысловых лодок пошло ко дну.
Корсар Барбер, вечный вестник несчастий, узнав о разорении Якутата, приплыл к Кадьяку. Он думал, что теперь-то он может напасть на остров, потому что большинство людей было на промыслах. Но в бухте стояло русское судно, а на кадьякской батарее бодрствовали пушкари. Барбер сосчитал одиннадцать пушек береговой батареи, пушки на русском корабле и поспешил уйти обратно в море.
Пристанищем Барбера были, видимо, острова Королевы Шарлотты, где индейские старшины при помощи белых пиратов выстроили крепости. На одной из них высилась батарея с восемнадцатью пушками. К этим островам пришел однажды капитан Портер. На его корабль приехал индейский тойон. Когда Портер разговаривал с гостем на шканцах, тойон вонзил свой двухконечный кинжал в грудь морехода. Началась резня. Из экипажа корабля уцелело лишь шесть человек. Об этом тоже должен был знать Барбер. И тем неустанней перекликались часовые на крепостных воротах Ситки и Кадьяка. Баранов спал с пистолетом под изголовьем.
Но смелые искания и походы не прекращались. В пасмурный февральский день Баранов в Новоархангельске вышел на берег залива для проводов «Юноны». Он провожал в Калифорнию комиссара первой кругосветной экспедиции, командора и кавалера мальтийского Большого креста св. Иоанна Иерусалимского – Николая Резанова. На пути в Калифорнию командор хотел зайти в устье Колумбии, осмотреть места, где Баранов собирался со временем построить верфи и основать русские поселения. Шторм не дал кораблю подойти к колумбийскому побережью, где незадолго до этого побывал байдарщик Сысой Слободчиков.
Русский корабль совершенно неожиданно появился в порту, близ миссии Сан-Франциско.
«Гишпанские гитары смешивались с русскими песельниками», – так писал Резанов о днях, проведенных в Калифорнии.
Прекрасно образованный и воспитанный, мальтийский командор сумел очаровать в Монтерее и Сан-Франциско всех испанцев и особенно дочь коменданта Сан-Франциско, прекрасную Консепсию де Аргуэлло. Резанов к тому времени был вдовцом; жена его, дочь Григория Шелихова, умерла за несколько лет до этого. Об увлечении Резанова, о его помолвке с Консепсией, о верности ее, о ее несчастной судьбе можно много рассказать. Фрэнсис Брет-Гарт воспел прекрасную Консепсию. В наше время русский поэт Александр Алланд посвятил Резанову и Консепсии свою поэму «Русская Америка».
В моей картотеке есть письма Н. П. Резанова, «исповедь частых приключений...», как он их называет. Они найдены в Вологде в наше время. Он пишет, как «ежедневно куртизируя гишпанскую красавицу», державинский секретарь не забывает о главном. Ведь в его руках была жизнь голодающей Ситки. Завоевав расположение губернатора обеих Калифорний дона Жозе де Ариллаго, коменданта монтерейского Жозе Нурриега де ла Гарро, иезуита отца Жозе и других, взяв приступом сердце дочери коменданта Сан-Франциско, Резанов одержал и последнюю победу. Он добился разрешения продать в Калифорнии русские товары и закупить съестные припасы. Братья Консепсии де Аргуэлло помогли Резанову в заготовках. Он погрузил на «Юнону» хлеб, мясо, масло и отплыл к Ситке. Обитатели Новоархангельска были спасены от голодной смерти.
Так первый русский корабль закончил свой поход к берегам Калифорнии.
Вскоре после возвращения Резанова из Сан-Франциско в Ситку на новом корабле «Николай» пришел Сысой Слободчиков.
В 1806 году Слободчиков привел семьдесят промысловых байдар к устьям реки Колумбии. Потом он прошел в Калифорнию, откуда двинулся к Сандвичевым островам. Он благополучно достиг владений Тамеамеа I, который так искал дружбы с Барановым. Слободчиков был первым русским человеком из Нового Света, которого увидели гавайцы. Аляскинский мореход зазимовал на Гаваях, – это было не похоже на зимовки в заливах Аляски или на скалах Уналашки. Как в сказке, жил Сысой Слободчиков в стране вечного лета, среди пальм и мимоз, при дворце короля-великана, питался кокосами и свининой после аляскинской голодухи. Тобольский мужик Слободчиков заключил с владыкой Гаваев торговый договор. Баранов получил возможность закупать у короля плоды хлебного дерева, сандал и жемчуг. Тамеамеа Великий послал со Слободчиковым подарок Баранову – драгоценный плащ из перьев тропических птиц – одеяние королей и высоких вельмож Сандвичевых островов.
И в Кантон пришли люди Баранова; туда плавали из Ситки в то время Быкадоров и Торопогрицкий менять бобров на китайские ткани.
Между тем Николай Резанов спешил в Россию. В Якутске и Иркутске он всячески приближал к себе мичмана Штейнгеля. «Резанов, – пишет Штейнгель, – дал мне слово, что возьмет меня с собою в Нью-Йорк для сопутствования ему, через Орегон в Калифорнию, в порт Сан-Франциско, где намерен был жениться на дочери коменданта...» Родители прекрасной Консепсии обратились к папе римскому с мольбой – разрешить брак дочери с русским путешественником. Этим мечтам не удалось сбыться...
Мальтийский командор умер на пути в Петербург. Его тело опустили в сибирскую землю. Над могилой Резанова в Красноярске был поставлен памятник – чугунная коринфская ваза на гранитном кубе. После Резанова остался богатый архив; часть его бумаг мне удалось найти. В год смерти Резанова еще не чувствовал своей близкой гибели заклятый враг Русской Америки пират Барбер. Он снова появился в Новоархангельске и, желая задобрить Баранова, «подарил» ему молодого сиамца Блэка. Индеец Рычаг (Ричард) к тому времени был отпущен Барановым на волю. Где именно похитил Барбер сиамца, пират, конечно, не рассказывал. Как всегда, Барбер пришел в Новоархангельск в то время, когда индейские воины в огромном количестве собирались в проливах вокруг острова Баранова и уже осыпали свои волосы орлиным пухом в знак начала войны.
В одном из архивов я нашел пространный список преступлений Барбера. Из этой эпитафии пирату видно, что он возмущал индейские племена не только на Аляске, но и в Калифорнии. Значит, делом его рук было и нападение индейцев на миссию Сан-Барбара в 1806 году. Барбер торговал оружием и рабами; можно думать, что именно он увозил невольников – негров в Новый Свет, получая за них бобрами. В Новоархангельске корсар сказал Баранову, что может продать русским корабль, вооруженный двенадцатью пушками и фальконетами. Баранов, ничего не подозревая, приобрел барберовский «Мирт» со всеми его грузами – товарами из Калькутты и Кантона. Из осторожности Баранов не выплатил Барберу ни копейки наличными, а выдал ему бумаги на Петербург. Пират согласился на путешествие через всю Сибирь. Но из-за морских бурь корабль занесло к Камчатке. Там Барбер вдруг впал в задумчивость и вскоре покончил с собой. И вслед за этим кантонские негоцианты известили Баранова о последнем «подвиге» Барбера. Пират, как оказалось, мошеннически получил «Мирт» от купца в Ост-Индии, обещал ему возвратиться обратно с грузом аляскинской пушнины. Барбер попросту не успел скрыться вовремя. Он боялся, что на Камчатке станет известна его проделка с «Миртом» и никаких денег он не получит. Так окончил свою темную и грешную жизнь заклятый враг русских людей в Новом Свете.
В июльские дни 1807 года байдарщик Швецов снова достиг устьев Колумбии. В стране красных кедров и великих водных пространств он провел все лето. На берегах Колумбии Швецов встретил отряд солдат Соединенных Штатов. Солдаты раздавали индейцам медали с изображением Джорджа Вашингтона. От Колумбии русские звероловы стали спускаться на юг, прошли мимо Береговых гор к мысу Мендосино и здесь обрели залив Бодега – под 38° северной широты, милях в восьмидесяти от входа в залив Сан-Франциско. Горы, дубовые и хвойные леса, тучные пастбища, удобные бухты в глубине Бодега – все это привлекло внимание русских к новым местам. Швецов прошел вдоль побережья Калифорнии до самого Сан-Диего, где его застала теплая калифорнийская зима. Вернулся он на Аляску с богатым грузом мехов, с ворохом новостей о Калифорнии.
И настанет тот час, когда неугомонный Сысой Слободчиков, оборотись лицом к Каскадным горам, где владычествует двуглавая вершина Шаста, поставит на землю Северной Калифорнии железную доску с изображением русского герба. Потом он разгребет лопатой ворох покрасневшей хвои и вырежет продолговатую дерновую плиту. Подняв дерн, Сысой Слободчиков опустил доску с гербом на черное земляное ложе. Так было в губе Тринидатской – под 41° северной широты. Через год другая железная доска была захоронена на берегу залива Малый Бодега, обретенного Швецовым. Так границы Русской Америки подошли к солнечному рубежу Калифорнии.
Герои Русской Америки... Вот один из скромнейших храбрецов – Тимофей Тараканов. Его имя еще прозвучит на Сандвичевых островах. Осенью 1808 года Тараканов и мореход Булыгин пошли на промысловом корабле – первенце Гаваев – «Николае» в колумбийские области. Корабль потерпел крушение. Индейцы-нуткасы, с лицами, раскрашенными охрой и толченой слюдой, напали на людей Тараканова, убили одного матроса, взяли в плен несколько русских женщин. Тимофей Тараканов с остатками экипажа отбился от индейцев и ушел в прибрежные леса, где беглецы скрывались в древесном шалаше. Лесные индейцы выследили Тараканова и захватили его вместе со всеми спутниками. Долго бедовали русские пленники на берегах пролива, где сейчас стоит город Виктория. Шкипер Браун отбил их у индейцев и привез в Ситку. У подножий колумбийских елей осталось несколько безвестных русских могил...
Годы делали свое. Александр Баранов старел. Ему шел седьмой десяток лет. По-прежнему была тверда его железная рука. 1809-1810 годы были для Баранова временем новых испытаний. В Новоархангельске неожиданно открылся заговор. Ссыльный Василий Наплавков, бывший чиновник почтамта в Петербурге, начитался записок Беньовского и наслышался в свое время на Камчатке рассказов о побеге будущего «короля Мадагаскара». Наплавков решил убить Баранова, его сына – креола Антипатра, американца Кларка – гостя с Гаваев и, захватив корабль «Открытие», плыть на остров Пасхи. Наплавков подобрал себе шайку самых нерадивых промышленников и в мечтах уже видел себя королем тропического острова. Баранов с пистолетом в руках предстал перед сборищем заговорщиков и заковал их в кандалы.
С «Кадьяка», посланного в залив Бодега, убежало пять изменников. По Калифорнии еще со времен похода Резанова шатались трое перебежчиков – какой-то пруссак из экипажа «Юноны» и русские Полканов и Кальянин. Все они служили в миссиях у испанских монахов и у конных жандармов – переводчиками и сведущими лицами.
Только кончились неприятности, связанные с заговором Наплавкова, как Баранов был встревожен вестью о новом корсаре, который готовил нападение на Новоархангельск. Достойный преемник Барбера, подняв паруса в Кантоне, пошел к Гаваям, набрал там отряд канаков и пустился к берегам Аляски. Новоархангельск приготовился к обороне, но, на счастье Баранова, корсар повернул обратно, так как все канаки заболели, лишь только пиратский бриг достиг области холода. Иван Кусков у островов Королевы Шарлотты, точнее, у острова Дундас, был окружен индейскими лодками. От индейских стрел погибло восемь алеутов-звероловов. Невдалеке от индейских лодок в море кружил белый пират Гель. Он дал понять Кускову, что откроет огонь по «Юноне» и русским байдарам, если они вступят в битву с индейцами. Кусков незадолго до этого зарыл на острове Дундас железную доску с гербом.
В 1810 году в Новоархангельске был праздник. Рекой лился ром. За ромовой чашей пели и «Ум российский промыслы затеял...», и «В осемьсот третьем году на Кадьяке-острову...». Последняя песня была сочинена в честь борьбы Баранова за остров Ситку. В Новоархангельской гавани развевались флаги кораблей «Диана», «Изабелла», «Лидия», «Энтерпрайз». На «Диане», в Новоархангельск пришел Василий Головнин, «Энтерпрайз» капитана Дж. Эббетса был послан к Баранову из Нью-Йорка знаменитым негоциантом Джоном Астором. Он просил Баранова о торговом сотрудничестве на материке Америки.
В. М. Головнин рассказывает о пирах, которые давали друг другу Баранов, посланцы Астора и офицеры «Дианы», о салютах с палисадов крепости, о прекрасной библиотеке и картинах в доме Баранова, о стихах в честь Русской Америки, сочиненных гостями из Нью-Йорка.
Наступила туманная ситкинская осень, пришел вслед за ней громовой новоархангельский январь с его страшными грозами и молниями, разрывающими пасмурное небо. В это время Баранов, уединясь в своей библиотеке, украшенной портретом Суворова, писал «Прокламацию» к жителям Калифорнии; он призывал их к торговле с Новоархангельском. Кроме того, он внимательно разглядывал карты побережья Америки к северу от Сан-Франциско. Потом он вызвал к себе Ивана Кускова, своего соратника с 1790 года, тотемского мещанина и большого знатока всех калифорнийских дел.
Скоро в заливе Румянцева, он же Бодега, у ворот Сан-Франциско, был основан форт Росс. Его бастионы возвышались над краем берегового утеса. Жилища Росса были сложены из бревен красной сосны – чаги. С утеса можно было видеть долину реки Славянки, вход в которую сторожили камни, известные под названием Славянских ворот. На островах при входе в залив Сан-Франциско, на знаменитых Ферлонских камнях, выросли русские избы. В заливе с первых дней основания Росса промышлял уже известный там Тимофей Тараканов. Заслонясь ладонью от солнца, сидя на корме байдары, обтянутой шкурой сивуча, он разглядывал глинобитные домики миссии Сан-Франциско, рассыпанные по песчаному берегу.
В год, когда русский флаг был поднят над скалами Росса, крепость Астория, основанная Гонтом, компаньоном Джона Астора, была отобрана у американцев англичанами. Гонт, или, как его называли русские, Хунт, – строитель Астории – бежал из разоренной крепости к Баранову в Новоархангельск. Английская Северо-Западная компания немедленно основала укрепление Ванкувер в северном рукаве реки Колумбии.
Доблестный Сысой Слободчиков, помогавший Кускову управлять Россом, в 1813 году приплыл с берегов Славянки в Сан-Франциско, где прекрасная Консепсия все еще ждала Резанова. Слободчиков добился у испанцев согласия на торговлю с поселенцами Аляски и Росса. Первое персиковое деревцо было посажено в землю Росса, на реке Славянке завертелись колеса новой мельницы, задымилась новая баня, в первый раз шкуры горных баранов были заложены в чаны кожевенного завода.
Русская речь тогда зазвучала вновь во владениях короля Гавайского. Один шкипер, плававший на новоархангельском корабле «Беринг», разбил это судно у северных Сандвичевых островов. Шесть русских – имена их нам неизвестны – пошли куда глаза глядят от обломков «Беринга». Они скитались по тропическим лесам, оборвались, ходили в чем мать родила. Один из мореходов Баранова впоследствии лишь случайно отыскал и спас гавайских робинзонов. Их привезли в Новоархангельск, где они и рассказали Баранову о своих приключениях.
В конце 1814 года лейтенант М. П. Лазарев пришел в Новоархангельск на «кругосветном» корабле «Суворов». Он сообщил об открытии островов Суворова в Океании.
Баранов в гавани Новоархангельска часто принимал корабли, пришедшие из Кронштадта. То, о чем когда-то мечтал Шелихов, стало почти обыденным делом. Вслед за «Суворовым» в Ситку пришел «Кутузов», затем «Суворов» появился во второй раз. «Рюрик» тоже совершил кругосветное плавание; придя в воды Аляски, он побывал на Прибыловых островах, на острове Св. Лаврентия.
В последние годы жизни Баранова гений дальних странствий продолжал дружить с людьми Русской Америки. В Новоархангельск привозили плоды хлебного дерева из Океании, на Аляске звенело испанское серебро, ситкинские женки пекли хлеб из калифорнийской муки. Ром и вино Чили и Перу, бразильский кофе, табак Вест-Индии, гавайская соль, плоды Филиппин, шелка Китая – все это можно было увидеть в то годы на Аляске. Священник ситкинской церкви служил обедню в облачении из китайских тканей с драконами, церковные сосуды были отлиты из испанского серебра. Однажды Иван Кусков на корабле «Мария» доставил в Охотск двадцать тысяч испанских пиастров, которые он выручил от торговли в Россе.
Тимофей Тараканов, герой Колумбии, промышлявший тюленей в заливе Сан-Франциско, отправился на Сандвичевы острова. Он прожил там три года, изучая богатства островов, быт гавайцев. Вместе с Таракановым на Гаваях жил бывший служащий Баранова португалец Элиот де Кастро, лекарь из Бразилии, торговый агент Аляски и статс-секретарь его величества Тамеамеа I. Тараканов в поте лица своего трудился в садах и на пашнях благодатных островов, с ним было немало алеутов и русских... Но история житья Тараканова под сенью пальм Гонолулу прямым образом к истории Аляски не относится. Правда, тот же Тараканов привез в Новоархангельск Баранову приглашение от дряхлеющего короля. Тамеамеа дарил Баранову участок плодородной земли и звал Российского Писсарро провести остаток жизни в коралловых землях Океании.
Редко люди доживали до прижизненных памятников, но такой памятник, притом крылатый, Баранов увидел воочию. В синем Ситкинском заливе шел белопарусный корабль: на его борту горела медная надпись «Александр Баранов».
Писсарро Российский в последние годы жизни немало потрудился над преобразованиями в Российской Америке. Он приказал построить в Новоархангельске новую крепостную башню; па ней установили восемь пушек. Он назвал мыс Эджкамб мысом Трубицына в честь боцмана с корабля Чирикова. Баранов выучил русскому языку и русским обычаям первых индейских новокрещенов с диковинными именами – Никтополион, Никострат, Нирс, Неон и Наркис. Гавайские, алеутские, эскимосские дети, отправленные Барановым в Петербург, показали редкие успехи в науках и сделались хорошими мореплавателями, кораблестроителями, учителями. На службе у Баранова, кроме русских и коренных жителей Аляски, находились сиамцы, индусы, якуты, тунгусы, а из европейцев – англичане, испанцы и португальцы. Баранов воспитал целое поколение «креолов» – детей от русских и аборигенов; к ним принадлежал и сын Баранова – Антипатр. Это сословие Русской Америки дало немало даровитых людей. Креолом был, например, А. Ф. Кашеваров, будущий генерал-майор, исследователь морских вод Аляски.
Вскоре открылось, что Барбер был главным виновником ситкинской резни. Он заранее высадил у мыса Эджкамб своих матросов, подстрекавших индейцев к мятежу, дал тойонам пушки, ружья и порох. Больше того, Барбер с другими белыми пиратами привозил в южные проливы Аляски чернокожих рабов и продавал их индейцам. Он подбил тойонов Бобровой бухты к выступлению против русских. Барбер нанес большой вред русским делам на Аляске. Одновременно с истреблением Ситки индейцы напали на промысловую партию Урбанова в Кенайском проливе и перебили более девяноста звероловов-алеутов. Иван Кусков, бывший в то время возле Якутата, несколько дней бился с окружившими его индейцами-колошами, палил из пушек, скрываясь от пуль и стрел индейцев за завалами из срубленного леса.
В 1802 году было истреблено в разных местах Аляски более двухсот русских и алеутов. Барбер с мостика своего корабля любовался огнем пожаров, встающих над крепостями Большой Земли.
Но, несмотря на все эти бедствия, русский флаг развевался на деревянных башнях одиннадцати крепостей Аляски. Двенадцатая крепость – Ситка – была еще в руках индейцев. Баранов готовился к бою за возвращение крепости. Он строил корабли, один из которых был назван «Ермаком».
Хотя Ситка была занята индейцами, русские не прекращали своих походов за бобрами в воды к югу от нее. Тимофей Тараканов и Швецов ходили на байдарах в Калифорнию. Они побывали в порту Сан-Диего, доходили до бухты Сан-Кинтин, где добыли тысячу бобров. Пират Барбер опять дал о себе знать. Один шкипер взял у Баранова двадцать пять алеутов якобы для совместного бобрового промысла и не вернулся обратно. Через некоторое время пресловутый Барбер привез этих алеутов на Кадьяк и стал вымогать за них выкуп. Алеуты не могли объяснить, где именно они оказались по милости шкипера, лишь потом выяснилось, что он оставил их в Калифорнии, где алеутов и подобрал Барбер. Пират взял с Баранова десять тысяч и удалился с Кадьяка.
Слава Баранова гремела по Тихому океану. В 1804 году о нем узнал Тамеамеа Великий, король и преобразователь Сандвичевых (Гавайских) островов. Он послал к Баранову гавайского поселенца Кларка с предложением завязать торговые связи с гаванями Океании. Баранов уже носил титул «Главного правителя Русской Америки», имел чин коллежского советника. Остров Ситка был назван в его честь островом Баранова.
Летом 1804 года Писсарро Российский, правя парусным шкотом грозного «Ермака», поплыл к мятежной Ситке. В пути он бил бобров и замирял индейцев Якутатской области. На Ситку шел целый отряд кораблей: «Ермак», «Александр», «Ростислав», «Св. Екатерина». На соединение с этой флотилией с Кадьяка вышла красавица «Нева», только что завершившая первый поход вокруг света.
Баранов высадился на берег и утвердился в брошенном индейцами селении на высокой горе. Оттуда была хорошо видна крепость, где засели индейцы за толстыми стенами из лиственничных бревен, с помостами для пушек. Главный тойон Ситки Катлеян руководил обороной крепости. Баранов предложил ему сдаться, выдать пленных кадьяковцев. Но тойон, променявший дружбу с Барановым на барберовский ром, упорствовал и отвергал предложение о мире. Тогда Баранов пошел на приступ. Он бился с индейцами шесть дней. Рука его была прострелена насквозь. Наконец воины племени ситка оставили крепость. Баранов великодушно простил Катлеяну его измену и подарил тойону жезл с российским гербом, украшенный орлиными перьями. Русский флаг вновь развевался над островом Баранова.
Не прошло и года, как Новоархангельска и узнать было нельзя. Двадцать пушек стояло на турах новой крепости, за крепостными палисадами возвышался дом правителя, недалеко от него лежала площадь будущего города; посреди площади стояла мачта с флагом Российско-Американской компании. На берегу, ниже крепости, располагались лавки, кладовые, казармы с помостами для пушек, сушильни.
Неподалеку от поселка виднелся садик Баранова, окруженный частоколом; там проводил свой досуг Писсарро Российский. На досуге он много читал. Когда-то, на пути из Охотска к Аляске, терпя бедствия на Уналашке, Баранов все сокрушался, что оставил в Охотске книгу «Путешествия Джемса Кука». Теперь он имел в своем распоряжении сотни книг. По приказу из Петербурга, по собственному рвению, Баранов построил здание библиотеки на Кадьяке. На «Неве» и «Надежде» на Большую Землю было доставлено много книг, журналов, картин. Тут были сочинения Михайлы Ломоносова, басни Дмитриева, «Описание Камчатки» Крашенинникова, описание путешествий Макензи, Гирна, Ванкувера, Лаперуза, книги по истории Америки, Индии и Азии. Были и «Жизнь Робинзона Крузо, природного англичанина», руководство по металлургии и горному делу, пособия по разным ремеслам. Кадьякские эскимосы и алеуты рассматривали электрическую машину, портрет Суворова, картины Греза и Уткина. Кроме библиотеки, на Кадьяке был основан музей. Даже театр был в Русской Америке. В 1804 году, на святках, подштурман «Невы» Федул Мальцев давал на Кадьяке представления.
Но кажется ли удивительным, что в те годы алеуты и эскимосы Нового Света и даже индейцы изучали французский язык? А это было на самом деле. В «высшей» школе на Кадьяке в 1805 году подростков обучали и французскому языку, и географии, и математике. На островке близ Кадьяка жил отшельник, бывший серпуховской купец. Он обучал детей огородничеству, приручал зверей. Земледельческие опыты были успешны: Кадьяк имел свой картофель. В артели Сапожникова разводили рогатый скот. На Кадьяке были склады, в которых хранились запасы китового жира, лососины, ягод, кореньев, грибов, мяса горных баранов. Русские люди прочно обживали Новый Свет.
В 1805 году тридцать аляскинских поселенцев ходатайствовали перед Российско-Американской компанией о том, чтоб их оставили навсегда в Новом Свете. А в Ситке в 1805 году было очень голодно. Люди валились с ног от недоедания и цинги. От цинги не помогало пиво из еловых шишек – изобретение Баранова. Первонасельники Новоархангельска ели каракатиц, мясо чаек, воронов и белоголовых орлов. Припасов, доставленных с Кадьяка, не хватало.
Над Ситкой вновь нависла угроза войны с индейцами. Тойоны, получившие оружие от Барбера, строили крепостицы на островах Ванкуверовых проливов. Оттуда они делали набеги на русские промыслы, стреляли из фальконетов по ловецким ватагам и байдарам звероловов. Этой же осенью племя угалахмютов напало на Якутат. Воины в лосиных плащах умертвили двенадцать русских со Степаном Ларионовым, их начальником. Ночью, после резни в Якутате, туда пришли двести промысловых байдар передовщика Демьяненкова. Звероловы не решались пристать к берегу; несколько дней байдары провели в море, люди теряли силы. Налетел шторм, и большинство промысловых лодок пошло ко дну.
Корсар Барбер, вечный вестник несчастий, узнав о разорении Якутата, приплыл к Кадьяку. Он думал, что теперь-то он может напасть на остров, потому что большинство людей было на промыслах. Но в бухте стояло русское судно, а на кадьякской батарее бодрствовали пушкари. Барбер сосчитал одиннадцать пушек береговой батареи, пушки на русском корабле и поспешил уйти обратно в море.
Пристанищем Барбера были, видимо, острова Королевы Шарлотты, где индейские старшины при помощи белых пиратов выстроили крепости. На одной из них высилась батарея с восемнадцатью пушками. К этим островам пришел однажды капитан Портер. На его корабль приехал индейский тойон. Когда Портер разговаривал с гостем на шканцах, тойон вонзил свой двухконечный кинжал в грудь морехода. Началась резня. Из экипажа корабля уцелело лишь шесть человек. Об этом тоже должен был знать Барбер. И тем неустанней перекликались часовые на крепостных воротах Ситки и Кадьяка. Баранов спал с пистолетом под изголовьем.
Но смелые искания и походы не прекращались. В пасмурный февральский день Баранов в Новоархангельске вышел на берег залива для проводов «Юноны». Он провожал в Калифорнию комиссара первой кругосветной экспедиции, командора и кавалера мальтийского Большого креста св. Иоанна Иерусалимского – Николая Резанова. На пути в Калифорнию командор хотел зайти в устье Колумбии, осмотреть места, где Баранов собирался со временем построить верфи и основать русские поселения. Шторм не дал кораблю подойти к колумбийскому побережью, где незадолго до этого побывал байдарщик Сысой Слободчиков.
Русский корабль совершенно неожиданно появился в порту, близ миссии Сан-Франциско.
«Гишпанские гитары смешивались с русскими песельниками», – так писал Резанов о днях, проведенных в Калифорнии.
Прекрасно образованный и воспитанный, мальтийский командор сумел очаровать в Монтерее и Сан-Франциско всех испанцев и особенно дочь коменданта Сан-Франциско, прекрасную Консепсию де Аргуэлло. Резанов к тому времени был вдовцом; жена его, дочь Григория Шелихова, умерла за несколько лет до этого. Об увлечении Резанова, о его помолвке с Консепсией, о верности ее, о ее несчастной судьбе можно много рассказать. Фрэнсис Брет-Гарт воспел прекрасную Консепсию. В наше время русский поэт Александр Алланд посвятил Резанову и Консепсии свою поэму «Русская Америка».
В моей картотеке есть письма Н. П. Резанова, «исповедь частых приключений...», как он их называет. Они найдены в Вологде в наше время. Он пишет, как «ежедневно куртизируя гишпанскую красавицу», державинский секретарь не забывает о главном. Ведь в его руках была жизнь голодающей Ситки. Завоевав расположение губернатора обеих Калифорний дона Жозе де Ариллаго, коменданта монтерейского Жозе Нурриега де ла Гарро, иезуита отца Жозе и других, взяв приступом сердце дочери коменданта Сан-Франциско, Резанов одержал и последнюю победу. Он добился разрешения продать в Калифорнии русские товары и закупить съестные припасы. Братья Консепсии де Аргуэлло помогли Резанову в заготовках. Он погрузил на «Юнону» хлеб, мясо, масло и отплыл к Ситке. Обитатели Новоархангельска были спасены от голодной смерти.
Так первый русский корабль закончил свой поход к берегам Калифорнии.
Вскоре после возвращения Резанова из Сан-Франциско в Ситку на новом корабле «Николай» пришел Сысой Слободчиков.
В 1806 году Слободчиков привел семьдесят промысловых байдар к устьям реки Колумбии. Потом он прошел в Калифорнию, откуда двинулся к Сандвичевым островам. Он благополучно достиг владений Тамеамеа I, который так искал дружбы с Барановым. Слободчиков был первым русским человеком из Нового Света, которого увидели гавайцы. Аляскинский мореход зазимовал на Гаваях, – это было не похоже на зимовки в заливах Аляски или на скалах Уналашки. Как в сказке, жил Сысой Слободчиков в стране вечного лета, среди пальм и мимоз, при дворце короля-великана, питался кокосами и свининой после аляскинской голодухи. Тобольский мужик Слободчиков заключил с владыкой Гаваев торговый договор. Баранов получил возможность закупать у короля плоды хлебного дерева, сандал и жемчуг. Тамеамеа Великий послал со Слободчиковым подарок Баранову – драгоценный плащ из перьев тропических птиц – одеяние королей и высоких вельмож Сандвичевых островов.
И в Кантон пришли люди Баранова; туда плавали из Ситки в то время Быкадоров и Торопогрицкий менять бобров на китайские ткани.
Между тем Николай Резанов спешил в Россию. В Якутске и Иркутске он всячески приближал к себе мичмана Штейнгеля. «Резанов, – пишет Штейнгель, – дал мне слово, что возьмет меня с собою в Нью-Йорк для сопутствования ему, через Орегон в Калифорнию, в порт Сан-Франциско, где намерен был жениться на дочери коменданта...» Родители прекрасной Консепсии обратились к папе римскому с мольбой – разрешить брак дочери с русским путешественником. Этим мечтам не удалось сбыться...
Мальтийский командор умер на пути в Петербург. Его тело опустили в сибирскую землю. Над могилой Резанова в Красноярске был поставлен памятник – чугунная коринфская ваза на гранитном кубе. После Резанова остался богатый архив; часть его бумаг мне удалось найти. В год смерти Резанова еще не чувствовал своей близкой гибели заклятый враг Русской Америки пират Барбер. Он снова появился в Новоархангельске и, желая задобрить Баранова, «подарил» ему молодого сиамца Блэка. Индеец Рычаг (Ричард) к тому времени был отпущен Барановым на волю. Где именно похитил Барбер сиамца, пират, конечно, не рассказывал. Как всегда, Барбер пришел в Новоархангельск в то время, когда индейские воины в огромном количестве собирались в проливах вокруг острова Баранова и уже осыпали свои волосы орлиным пухом в знак начала войны.
В одном из архивов я нашел пространный список преступлений Барбера. Из этой эпитафии пирату видно, что он возмущал индейские племена не только на Аляске, но и в Калифорнии. Значит, делом его рук было и нападение индейцев на миссию Сан-Барбара в 1806 году. Барбер торговал оружием и рабами; можно думать, что именно он увозил невольников – негров в Новый Свет, получая за них бобрами. В Новоархангельске корсар сказал Баранову, что может продать русским корабль, вооруженный двенадцатью пушками и фальконетами. Баранов, ничего не подозревая, приобрел барберовский «Мирт» со всеми его грузами – товарами из Калькутты и Кантона. Из осторожности Баранов не выплатил Барберу ни копейки наличными, а выдал ему бумаги на Петербург. Пират согласился на путешествие через всю Сибирь. Но из-за морских бурь корабль занесло к Камчатке. Там Барбер вдруг впал в задумчивость и вскоре покончил с собой. И вслед за этим кантонские негоцианты известили Баранова о последнем «подвиге» Барбера. Пират, как оказалось, мошеннически получил «Мирт» от купца в Ост-Индии, обещал ему возвратиться обратно с грузом аляскинской пушнины. Барбер попросту не успел скрыться вовремя. Он боялся, что на Камчатке станет известна его проделка с «Миртом» и никаких денег он не получит. Так окончил свою темную и грешную жизнь заклятый враг русских людей в Новом Свете.
В июльские дни 1807 года байдарщик Швецов снова достиг устьев Колумбии. В стране красных кедров и великих водных пространств он провел все лето. На берегах Колумбии Швецов встретил отряд солдат Соединенных Штатов. Солдаты раздавали индейцам медали с изображением Джорджа Вашингтона. От Колумбии русские звероловы стали спускаться на юг, прошли мимо Береговых гор к мысу Мендосино и здесь обрели залив Бодега – под 38° северной широты, милях в восьмидесяти от входа в залив Сан-Франциско. Горы, дубовые и хвойные леса, тучные пастбища, удобные бухты в глубине Бодега – все это привлекло внимание русских к новым местам. Швецов прошел вдоль побережья Калифорнии до самого Сан-Диего, где его застала теплая калифорнийская зима. Вернулся он на Аляску с богатым грузом мехов, с ворохом новостей о Калифорнии.
И настанет тот час, когда неугомонный Сысой Слободчиков, оборотись лицом к Каскадным горам, где владычествует двуглавая вершина Шаста, поставит на землю Северной Калифорнии железную доску с изображением русского герба. Потом он разгребет лопатой ворох покрасневшей хвои и вырежет продолговатую дерновую плиту. Подняв дерн, Сысой Слободчиков опустил доску с гербом на черное земляное ложе. Так было в губе Тринидатской – под 41° северной широты. Через год другая железная доска была захоронена на берегу залива Малый Бодега, обретенного Швецовым. Так границы Русской Америки подошли к солнечному рубежу Калифорнии.
Герои Русской Америки... Вот один из скромнейших храбрецов – Тимофей Тараканов. Его имя еще прозвучит на Сандвичевых островах. Осенью 1808 года Тараканов и мореход Булыгин пошли на промысловом корабле – первенце Гаваев – «Николае» в колумбийские области. Корабль потерпел крушение. Индейцы-нуткасы, с лицами, раскрашенными охрой и толченой слюдой, напали на людей Тараканова, убили одного матроса, взяли в плен несколько русских женщин. Тимофей Тараканов с остатками экипажа отбился от индейцев и ушел в прибрежные леса, где беглецы скрывались в древесном шалаше. Лесные индейцы выследили Тараканова и захватили его вместе со всеми спутниками. Долго бедовали русские пленники на берегах пролива, где сейчас стоит город Виктория. Шкипер Браун отбил их у индейцев и привез в Ситку. У подножий колумбийских елей осталось несколько безвестных русских могил...
Годы делали свое. Александр Баранов старел. Ему шел седьмой десяток лет. По-прежнему была тверда его железная рука. 1809-1810 годы были для Баранова временем новых испытаний. В Новоархангельске неожиданно открылся заговор. Ссыльный Василий Наплавков, бывший чиновник почтамта в Петербурге, начитался записок Беньовского и наслышался в свое время на Камчатке рассказов о побеге будущего «короля Мадагаскара». Наплавков решил убить Баранова, его сына – креола Антипатра, американца Кларка – гостя с Гаваев и, захватив корабль «Открытие», плыть на остров Пасхи. Наплавков подобрал себе шайку самых нерадивых промышленников и в мечтах уже видел себя королем тропического острова. Баранов с пистолетом в руках предстал перед сборищем заговорщиков и заковал их в кандалы.
С «Кадьяка», посланного в залив Бодега, убежало пять изменников. По Калифорнии еще со времен похода Резанова шатались трое перебежчиков – какой-то пруссак из экипажа «Юноны» и русские Полканов и Кальянин. Все они служили в миссиях у испанских монахов и у конных жандармов – переводчиками и сведущими лицами.
Только кончились неприятности, связанные с заговором Наплавкова, как Баранов был встревожен вестью о новом корсаре, который готовил нападение на Новоархангельск. Достойный преемник Барбера, подняв паруса в Кантоне, пошел к Гаваям, набрал там отряд канаков и пустился к берегам Аляски. Новоархангельск приготовился к обороне, но, на счастье Баранова, корсар повернул обратно, так как все канаки заболели, лишь только пиратский бриг достиг области холода. Иван Кусков у островов Королевы Шарлотты, точнее, у острова Дундас, был окружен индейскими лодками. От индейских стрел погибло восемь алеутов-звероловов. Невдалеке от индейских лодок в море кружил белый пират Гель. Он дал понять Кускову, что откроет огонь по «Юноне» и русским байдарам, если они вступят в битву с индейцами. Кусков незадолго до этого зарыл на острове Дундас железную доску с гербом.
В 1810 году в Новоархангельске был праздник. Рекой лился ром. За ромовой чашей пели и «Ум российский промыслы затеял...», и «В осемьсот третьем году на Кадьяке-острову...». Последняя песня была сочинена в честь борьбы Баранова за остров Ситку. В Новоархангельской гавани развевались флаги кораблей «Диана», «Изабелла», «Лидия», «Энтерпрайз». На «Диане», в Новоархангельск пришел Василий Головнин, «Энтерпрайз» капитана Дж. Эббетса был послан к Баранову из Нью-Йорка знаменитым негоциантом Джоном Астором. Он просил Баранова о торговом сотрудничестве на материке Америки.
В. М. Головнин рассказывает о пирах, которые давали друг другу Баранов, посланцы Астора и офицеры «Дианы», о салютах с палисадов крепости, о прекрасной библиотеке и картинах в доме Баранова, о стихах в честь Русской Америки, сочиненных гостями из Нью-Йорка.
Наступила туманная ситкинская осень, пришел вслед за ней громовой новоархангельский январь с его страшными грозами и молниями, разрывающими пасмурное небо. В это время Баранов, уединясь в своей библиотеке, украшенной портретом Суворова, писал «Прокламацию» к жителям Калифорнии; он призывал их к торговле с Новоархангельском. Кроме того, он внимательно разглядывал карты побережья Америки к северу от Сан-Франциско. Потом он вызвал к себе Ивана Кускова, своего соратника с 1790 года, тотемского мещанина и большого знатока всех калифорнийских дел.
Скоро в заливе Румянцева, он же Бодега, у ворот Сан-Франциско, был основан форт Росс. Его бастионы возвышались над краем берегового утеса. Жилища Росса были сложены из бревен красной сосны – чаги. С утеса можно было видеть долину реки Славянки, вход в которую сторожили камни, известные под названием Славянских ворот. На островах при входе в залив Сан-Франциско, на знаменитых Ферлонских камнях, выросли русские избы. В заливе с первых дней основания Росса промышлял уже известный там Тимофей Тараканов. Заслонясь ладонью от солнца, сидя на корме байдары, обтянутой шкурой сивуча, он разглядывал глинобитные домики миссии Сан-Франциско, рассыпанные по песчаному берегу.
В год, когда русский флаг был поднят над скалами Росса, крепость Астория, основанная Гонтом, компаньоном Джона Астора, была отобрана у американцев англичанами. Гонт, или, как его называли русские, Хунт, – строитель Астории – бежал из разоренной крепости к Баранову в Новоархангельск. Английская Северо-Западная компания немедленно основала укрепление Ванкувер в северном рукаве реки Колумбии.
Доблестный Сысой Слободчиков, помогавший Кускову управлять Россом, в 1813 году приплыл с берегов Славянки в Сан-Франциско, где прекрасная Консепсия все еще ждала Резанова. Слободчиков добился у испанцев согласия на торговлю с поселенцами Аляски и Росса. Первое персиковое деревцо было посажено в землю Росса, на реке Славянке завертелись колеса новой мельницы, задымилась новая баня, в первый раз шкуры горных баранов были заложены в чаны кожевенного завода.
Русская речь тогда зазвучала вновь во владениях короля Гавайского. Один шкипер, плававший на новоархангельском корабле «Беринг», разбил это судно у северных Сандвичевых островов. Шесть русских – имена их нам неизвестны – пошли куда глаза глядят от обломков «Беринга». Они скитались по тропическим лесам, оборвались, ходили в чем мать родила. Один из мореходов Баранова впоследствии лишь случайно отыскал и спас гавайских робинзонов. Их привезли в Новоархангельск, где они и рассказали Баранову о своих приключениях.
В конце 1814 года лейтенант М. П. Лазарев пришел в Новоархангельск на «кругосветном» корабле «Суворов». Он сообщил об открытии островов Суворова в Океании.
Баранов в гавани Новоархангельска часто принимал корабли, пришедшие из Кронштадта. То, о чем когда-то мечтал Шелихов, стало почти обыденным делом. Вслед за «Суворовым» в Ситку пришел «Кутузов», затем «Суворов» появился во второй раз. «Рюрик» тоже совершил кругосветное плавание; придя в воды Аляски, он побывал на Прибыловых островах, на острове Св. Лаврентия.
В последние годы жизни Баранова гений дальних странствий продолжал дружить с людьми Русской Америки. В Новоархангельск привозили плоды хлебного дерева из Океании, на Аляске звенело испанское серебро, ситкинские женки пекли хлеб из калифорнийской муки. Ром и вино Чили и Перу, бразильский кофе, табак Вест-Индии, гавайская соль, плоды Филиппин, шелка Китая – все это можно было увидеть в то годы на Аляске. Священник ситкинской церкви служил обедню в облачении из китайских тканей с драконами, церковные сосуды были отлиты из испанского серебра. Однажды Иван Кусков на корабле «Мария» доставил в Охотск двадцать тысяч испанских пиастров, которые он выручил от торговли в Россе.
Тимофей Тараканов, герой Колумбии, промышлявший тюленей в заливе Сан-Франциско, отправился на Сандвичевы острова. Он прожил там три года, изучая богатства островов, быт гавайцев. Вместе с Таракановым на Гаваях жил бывший служащий Баранова португалец Элиот де Кастро, лекарь из Бразилии, торговый агент Аляски и статс-секретарь его величества Тамеамеа I. Тараканов в поте лица своего трудился в садах и на пашнях благодатных островов, с ним было немало алеутов и русских... Но история житья Тараканова под сенью пальм Гонолулу прямым образом к истории Аляски не относится. Правда, тот же Тараканов привез в Новоархангельск Баранову приглашение от дряхлеющего короля. Тамеамеа дарил Баранову участок плодородной земли и звал Российского Писсарро провести остаток жизни в коралловых землях Океании.
Редко люди доживали до прижизненных памятников, но такой памятник, притом крылатый, Баранов увидел воочию. В синем Ситкинском заливе шел белопарусный корабль: на его борту горела медная надпись «Александр Баранов».
Писсарро Российский в последние годы жизни немало потрудился над преобразованиями в Российской Америке. Он приказал построить в Новоархангельске новую крепостную башню; па ней установили восемь пушек. Он назвал мыс Эджкамб мысом Трубицына в честь боцмана с корабля Чирикова. Баранов выучил русскому языку и русским обычаям первых индейских новокрещенов с диковинными именами – Никтополион, Никострат, Нирс, Неон и Наркис. Гавайские, алеутские, эскимосские дети, отправленные Барановым в Петербург, показали редкие успехи в науках и сделались хорошими мореплавателями, кораблестроителями, учителями. На службе у Баранова, кроме русских и коренных жителей Аляски, находились сиамцы, индусы, якуты, тунгусы, а из европейцев – англичане, испанцы и португальцы. Баранов воспитал целое поколение «креолов» – детей от русских и аборигенов; к ним принадлежал и сын Баранова – Антипатр. Это сословие Русской Америки дало немало даровитых людей. Креолом был, например, А. Ф. Кашеваров, будущий генерал-майор, исследователь морских вод Аляски.