Маркович Наташа. Flutter. Круто, блин! Хроники одного тренинга

   – Понимаю. – Голос у формальной Веры потеплел. Теперь она будет не просто Артемины звонки принимать, а выполнять миссию. Здорово.
 
   – Что с проектом? – вспоминаю я.
   – Мало сделано. По деньгам, вместо обещанных пяти только на одну договоренность, с журналистами вроде связались, но пока твердого обещания нет. К мальчику сегодня уехали трое.
   – Почему трое? Четверо должны были. – Мы говорим очень быстро, осталась минута до следующего звонка.
   – Не знаю, кажется, Миша не смог.
   – То есть у нас завтра, скорее всего, будут нарушенные обещания и по личным целям и по проекту?
   – Да.
   – Остальные капитаны знают?
   – Да, мы все созваниваемся до звонков тебе.
   – Это хорошо.
   Эта новость меня радует. Я не говорила им о том, чтобы они между собой созванивались, они сами догадались. Какие мне достались сознательные капитаны.
 
   Пятнадцать минут звонка проходит стремительно, и я не успеваю попрощаться, как по второй линии звонит следующий капитан.
   Настя начинает с Севы. С ее слов, он не очень-то верит в бизнес, который затеяла его жена.
   – Что говорит-то?
   – Да стебется. Мне кажется, он ее совсем не поддерживает. Я вот думаю, он все-таки подсознательно побаивается того, что у нее получится. У них сейчас в семье деньги – способ контроля. Он зарабатывает – он и главный. А если она начнет зарабатывать, то он теряет средство контроля. Нужно становиться главным уже за счет внутренней силы. А он, видимо, не вполне в себе уверен. Даже странно, ведь прикольный же. Такой – мужик-мужик. Настоящий глава семьи.
   – Ты ему эти мысли озвучивала?
   – Нет, я только сейчас их придумала.
   – А жена что говорит?
   – Так она не у меня в группе, у Антона.
   – И что?
   – Ну… Я не знаю.
   – Так узнай.
   – Хорошо, – пугается Настя моего резкого тона.
   Мне тут же становится неловко. Страшно быть резкой с людьми, мне тяжело от этого, и я сразу чувствую себя виноватой оттого, что делаю больно. Что зачастую не мешает мне иногда неосознанно сморозить такую херню, что человека просто пополам сгибает, как от удара.
   Хотя иногда все это полезно. Быстрее информация усваивается.
 
   У Димы все просто отлично. Все данные за неделю обещания выполнены. Продана туева хуча гидроциклов, квадроциклов и прочих снегоходов. С невестой в кино сходил. И прочее.
 
   Иришка ищет работу. С родителями не поговорила, хотя планировала на этой неделе. Говорит, свалилась куча дел. Я не верю. Просто боится. Настя согласна. Договорились, что если и сегодня ни с одним из родителей не поговорит, то поднимем разговор на собрании.
   – А Сева-то что? – вспоминаю я. – Он же ее партнер.
   – Ты знаешь, она с мужиками умеет себя вести. Уже охмурила его. «Ой, Иришечка так устает, не трогайте ее, она все сделает». От чего она устает, от рассылки резюме или от салонов красоты? Мы не успели во время звонка с Севой об этом договорить. Я позвоню ему позже.
 
   Соня молодец. Работу ищет, на фитнес ходит, с парнем о расставании поговорила. Парень расстроился, предложил купить ей новую машину, чтобы она не уходила от него. Ей, конечно, машину хочется, но парня в нагрузку – нет. Он попросил ее подумать еще месяц и обещал, что все будет по-другому, что она передумает.
   Она ответила, что не передумает, но ровно месяц с ним еще поживет. Жалко стало. Восемь лет вместе, почти с детства, много всего хорошего было. «А что, по-другому будет? – вздохнула она Насте в трубку. – У нас все и так замечательно. Только любви нет». Бывает так.
   Проектом занимается довольно активно. Только вот про Свету-спирохету свою не вспоминает. Не знает она, что такое партнерство. Что такое забота, знает, но в одну сторону. В ее, естественно. О чем ей, красавице-раскрасавице, разговаривать со Светой – не понимает. Ладно, посмотрим.
 
   Последним звонит Антон. Разговаривать с ним смешно. Хотя звонки несколько хаотичны. Я пытаюсь их немного систематизировать, но мне это удается плохо. В силу того, видимо, что для меня самой система – это что-то из другого мира. Я соблюдаю ее путем страшного напряжения. Зато уж во всем, что не касается Игры, я отрываюсь! Вещи, например, начинаю снимать у порога и разбрасываю по ходу движения.
   У меня дома тропинки, проложенные сквозь обувь, рубашки, джинсы, книги, журналы и прочие полезные вещи. Нина, которая прибирается у меня раз в неделю уже два года, никак не может привыкнуть и каждый раз пугается как в первый, заходя ко мне в квартиру.
   Однако же с Антоном надо поменять ситуацию.
   – Как дела? – спрашиваю я, не здороваясь.
   – Какие дела? – Он так искренне пугается, что я и сама пугаюсь.
   Действительно, чего это я, – какие еще дела?
   – Фу-ты! – Мне смешно. – Антон, давай сначала о деле, шутить потом будем. У нас с тобой последний звонок, после дел хоть зашутись.
   – Какая вы формальная, Наталья, – с невообразимой горечью говорит он и уже нормальным тоном начинает рассказывать: – У Егора все по графику.
   – Да? Не ожидала.
   – Миша продолжает бояться жуков.
   – Пусть боится. Что с целями?
   – Бизнесмен поговорил с женой.
   – Результат?
   Наш разговор напоминает перекличку. С одной стороны, смешно, с другой – меня начинает это бесить. Антон явно навязывает мне свои правила приема капитанских звонков, вдруг понимаю я. Возможно, это просто мужское эго не вынесло нагрузки. Перед девушкой каждый день отчитываться нелегко, однако. Я осторожно выключаю трубку и кладу телефон перед собой. Тут же раздается звонок.
   – Эй, ты чего? Связь пропала?
   – Нет, это я отключилась.
   – Почему?
   – Мне надо было тебя прервать. То, что сейчас было, – не капитанский звонок.
   – Почему это? – По голосу слышно, что он сопротивляется.
   – Потому что я хочу услышать все про всех и по порядку. И отдельно про общественный проект. Именно так это и будет проходить всегда. Готова сделать исключение на твой день рождения. Итак, Егор?
   – Нормально, – немного попыхтев, говорит Антон. – Наш парень. Мы с ним по-пацански разговариваем. Я заметил, как только я умника в себе включаю, он сразу бычит. Дух сопротивления и все такое. К обещаниям несколько небрежно относится, типа мое слово – хочу даю, хочу беру. Я ему напомнил, что и к нему люди так же небрежно относиться будут. Он вроде согласился, хотя ты же понимаешь, что это теория не новая. Посмотрим по результатам.
   – Посмотрим. Но ты постоянно-то не подстраивайся под его пацанство, пусть учится разговаривать с разными типами, а не только с тем, с кем ему удобно. Миша что?
   – Как я уже упоминал, боится жуков.
   – Как я уже упоминала, пусть боится. Что с результатами?
   – Да так, не все обещанное выполняет, но добросовестно разбирается – пыхтит. Он вообще такой – неуклюжий и добросовестный. Весьма всерьез воспринимает все, что видит, слышит, читает. Разослал десять резюме. Сегодня еще десять обещал. Он из четырех дней два на круглосуточном дежурстве был.
   – А ты в курсе, что он обещал поехать в Тверь и не поехал?
   – Мм! Точно! Он же нам в самом начале пообещал, на установочной сессии. Слушай, я все утренние обещания записываю, а про это забыл.
   – Молодец какой!
   – Слушай, ладно, я сейчас ему буду звонить после нашего разговора, выяснять.
   – Перезвони мне потом. А что с Машей?
   – Жует сопли. Должна была подобрать уже пять теоретически возможных мест под мойку. Подобрала два и то ими недовольна.
   – Почему два?
   – Говорит не успела, занималась с дочкой литературой.
   – Так себе отмаз. Ты поговорил об этом?
   – Конечно. Поговорил без сантиментов. Обещала наверстать на следующей неделе.
   – А кто у нее партнер? Боков?
   – Ага. Ничего не предпринимает. Он даже не знал про пять мест, пока я ему не позвонил. Пообещал принять меры.
   – Прекрасно. У Маши с Севой, кстати, дочь уже совсем большая, знаешь?
   – Ага, я видел. Деее-вочка-при-пеее-воч-ка, – поет Антон.
   – Не блей. Красивая, правда?
   – Да, будет красивой, когда станет повзрослее. Заметил. Хотя она и не в моем вкусе.
   – А кто в твоем? – Я не удерживаюсь от легкомысленной болтовни.
   – Ты.
   – А еще кто? – Я краснею, но ему не видно. И голос мой не дрогнул. Не фиг с координатором заигрывать. Провокатор хренов.
   – Ну, еще Света-спирохета.
   – Ну ладно тебе!
   – А ты ее видела в новом имидже?
   – Нет.
   – Вот и не нукай.
   – Ладно, не буду. Увижу на собрании, оценю. Что с моим любимчиком Сашей?
   – Он любимчик?
   – Да, мы еще на собеседовании поругались.
   – Молодец. Настоящий координатор. Саша моторит. Колбасой людей кормит, с юристами про офис встречается, с женой о двухмесячном сроке поговорил.
   – И как?
   – Офигела, я думаю. Но живут. Он скуповато рассказывает.
   – Догадываюсь. А ты стань таким, чтобы доверял.
   – Догадливая.
   – Все, пока, – прощаюсь я стремительно, чтобы не втягиваться в разглагольствования.
   – Пока, координатор, – отчего-то грустно прощается Антон.
   Лицедей. Я бросаю трубку, включаю громкую музыку и радостно танцую танец живота.
   Антон звонит последним, и если разговор не прервать, то он может затянуться и на час. Капитаны всегда завидуют последнему в цепочке звонков. Антону в этой Игре повезло.
 
   «Может, Артемику со мной тоже просто удобно?» – вспоминаю я вдруг разговор про Юлю и ее бывшего. Может, и да, а может, и нет. Так-то я не слишком удобная сама по себе. Слишком замороченная с его слов. Ну и пусть, зато я существо мыслящее и стремящееся к развитию. Вроде. Является ли это конкурентным преимуществом – вот вопрос.
   Все это я походя додумываю, вертя бедрами, животами, плечами и прочими «ами». Зачем-то я пообещала капитанам, что буду танцевать три раза в неделю. Теперь отдуваюсь.
 
   Я дотанцовываю и несусь на собрание офиса, заталкивая руки в рукава куртки, а куски колбасы в рот.
   Ужасно. Оказывается, Саша занимается поставками колбасы в магазины города. По-крупному. Можно даже сказать, что он колбасный король. Поэтому теперь, когда я ем вареную колбасу, я всегда вспоминаю слова нашего бизнесмена, уговаривавшего меня ее не есть.
   И представляю, как я поедаю мертвые коровьи туши, закусываю нитритом натрия и запиваю раствором других разнообразных химикатов. Нитрит натрия видится мне в виде таких белесых неровных горошков, типа удобрения, которое родители разбрасывали в саду в моем глубоком детстве, а над воображаемым раствором поднимается едкий дымок.
   Добрый Саша существенно разнообразил столь обыденное занятие, как поедание колбасы.
   В оправдание могу добавить только то, что теперь я стараюсь покупать наиболее серую и некрасивую колбасу, а не розовую. По утверждению колбасного короля, там намного меньше нитрита натрия и, соответственно, она не так вредна, как красивая ярко-розовая колбаска.
   Одно утешает. Крыс на мясокомбинатах в мясорубках уже не мелют. Цивилизация с этим справилась, так же как с комарами и тараканами в Москве, к моему удовольствию.
   Жизнь налаживается.
 
   Сегодня первое собрание офиса после начала Игры.
   Мы разбираем всех по кругу – кто как выполняет намеченные цели. Через лупу изучаем репперные точки, чтобы понять, каков же нас ждет конечный результат при движении с такой скоростью. Достается всем, кто не достиг обещанного промежуточного результата.
   Меня, по обыкновению, оставляют на сладкое и, отчитавшись поочередно за свои участки работы, берутся за мой.
   – Все хорошо, – бодро рапортую я, – на звонки опаздывают. Особенно Анжела. У пяти человек не выполнены вчерашние обещания. Иринка поругалась с Соней. Анжела с Верой. В целом они хорошие, команда подобралась неслабая, много ярких личностей. Некоторые даже слишком яркие. Аж глаза режет.
   – Анжела? – угадывает Катя.
   – Ну да.
   – Как это Вера с ней могла поругаться? Она же капитан.
   – Да я уже поговорила с ней о том, что эмоции тут ни при чем.
   – Ты просто сама позволяешь себе эмоции, а они на тебя смотрят. Сама задаешь стандарт.
   «Блин, ну чего они меня вечно учат очевидным вещам? Что, я не знаю об этом? Я менеджером в тренингах еще семь лет назад работала, а она еще и года не отпахала».
   – Катя, я знаю, – озвучиваю я коротко свои мысли.
   – Да? – тут же психует Катя, увидев, тем не менее, на моем лице все обдуманное. – Что же ты тогда не делаешь, если знаешь?
   Все, конечно, в курсе моего конфликта с Сашей на собеседовании. Он с Ленкой довольно близко общается. Да тут и в принципе ничего не скроешь, в этой компании. Вообще он обо мне позитивно рассказывал, но информацию, тем не менее, злорадно слил. Ленка его, конечно, послала, мы друг за друга стоим, – будь здоров команда, – но потом мне это припомнили.
   – Катя, – вздыхаю я, – я живая. Иногда могу и ошибаться.
   – Можешь. Дома в ванной.
   В общем, поднимается всеобщий шум на тему «Может ли координатор ошибаться, ощущать эмоции и присущи ли ему человеческие черты?».
   Путем длительных и громких рассуждений устанавливаем: человеческие черты присущи и даже обязательны. Эмоции приветствуются, но в работу не примешиваются. Ошибаться может. Дома, в ванной. В переговорах с издательством. В ресторане. В отношениях с Артемом. В общем, в тех местах, где он не координатор, а писатель, журналист, ресторатор, женщина. И то не настолько, чтобы это вредило делам. Чисто по мелочи, чтобы не утратить человеческих черт.
   Координатор служит примером. Координатор должен быть успешен во всех областях жизни. Даже в той, где он женщина.
   Эх, как раз в этой-то сфере у меня все так неоднозначно.
   Фу, зачем я опять в это влезла? Теперь все время вкалывать надо везде, со всем разбираться, достигать и преодолевать. Где мое любимое болото?!

Первая неделя. Пятница

   Правило Игры гласит: после себя лучше, чем до себя. Самое ужасное, что теперь, даже бросив бумажку мимо ведра в общественном туалете, мне приходится лезть и подбирать ее. Я пыталась пару раз проигнорировать эти бумажки, но совесть затаскивала меня обратно в кабинку буквально за шиворот. «Ты же людей учишь. И потом, где тут забота о людях?» – говорила она мне ехидно. Уф.
 
   Шесть утра. Вновь нахально визжит будильник, оповещая, что сегодня пятница и у игроков первое собрание после старта.
   Ненавижу будильники.
   Вчера в офисе на доске объявлений Катя повесила написанную на весь лист ярко-красными буквами фразу:

   «ЕСЛИ ТЫ РАБОТАЕШЬ БУДИЛЬНИКОМ, НЕ РАССЧИТЫВАЙ, ЧТО ТЕБЯ БУДУТ ЛЮБИТЬ!»

   Воспоминание об этом существенно разнообразило мой утренний подъем.
   Пойду на собрание, поработаю будильником, решила я и поплелась в ванную.
   Надо созвониться с капитанами, узнать все ли проснулись.
 
   Кошмар. Семь утра, а в офисе муравейник, кипит энергия, шутки, смех, все целуются-обнимаются, таскают стулья из кладовки. Мне же не до смеха, я забыла дома панель от автомагнитолы и ехала всю дорогу в тишине. Недополучила порцию привычного утреннего счастья, несмотря на то, что мучительный подъем отработала сполна. Ну и где тут гармония и вселенское равновесие?
   Нет, серьезно, я привыкла испытывать за один утренний час до собрания весь спектр эмоций, от ненависти в момент подъема до ликования от езды под великолепную музыку по пустым улицам. Я не знаю, чем это объясняется, но утром всегда самые лучшие треки ставят. Может, пока начальство радиостанции спит?
   И вот сегодня я лишена моей музыки. И наехать-то не на кого – вот что самое обидное.
   Тут мой взгляд падает на фразу про будильник на доске объявлений, и я все понимаю. Из-за нее сегодня было легче вставать. Меньше мучений – меньше удовольствий. Вот и равновесие.
   «Нет, милые мои, меня это не устраивает, – обращаюсь я неведомо к кому. – Я не готова отказываться от удовольствий, и если для этого надо мучиться, то я к вашим услугам».
   В офисе тишина. Все стоят, смотрят на меня.
   Оказывается, первую часть фразы я произнесла вслух, и они хотят знать, что именно меня не устраивает.
   Я оглядываюсь. Меня не устраивает, что на рабочем столе директора валяются грязные кружки, из которых они пили чай. Об этом все равно надо было бы сказать, а так подходящий случай. Ира была бы рада, что я забочусь о ее столе. И вообще, после себя лучше, чем до себя.
   Все порываются наводить порядок, а я занимаюсь самогипнозом: «Не спать, не спать». Я легла в три. В ресторане на меня свалились самые постоянные гости, а я уже отпустила всех официантов и директора. Пришлось самой их кормить. Не выгонять же голодными.
   Антон пристал:
   – Ты о чем задумалась?
   – О гармонии.
   – Слишком серьезные мысли для семи утра.
   – Серьезным людям – серьезные мысли.
   – Это да.
   Получив пару раз отпор, он начал меня чуточку побаиваться. Не бойся, Антон, я вообще-то добрая. Мне так кажется, по крайней мере. Надеюсь, я не ошибаюсь.
   – Все приехали?
   – Да.
   – Слава богу. Обычно на первые собрания опаздывает кто-нибудь. Все еще несобранные.
   Мы садимся – игроки позаботились и о нас с капитанами, принесли стулья на всех.
   Итак, обобщенные итоги первой недели.
   Денег нет. Есть предварительная договоренность со спонсором на тысячу. План лечения ребенка не готов. Оказывается, болезнь редкая, лечат не везде, договоренностей с клиниками у самой мамаши практически нет, кроме первой операции в Германии. Ездили в Тверь только вчера, вернулись поздно, и никто не знает о том, как прошла поездка.
   Были Сима, Саша и Боков.
   – Расскажите.
   – Ну, ребенок болен, – начинает активистка Сима. – Бумажки посмотрели, хотя, конечно, медицинской карты нет на руках. Только справки. Жалко малыша – худющий. В развитии пока не отстает, но может отстать. Родители ужасные.
   – Что это значит, почему ужасные? – Все загалдели одновременно.
   – В доме грязь. Денег нет. И мать и отец, кажется, любят выпить. Вроде не конченые алкоголики, но бутылок много в доме.
   Разговор идет активно, но я слушаю несколько невнимательно – разглядываю игроков. Не видала их несколько дней и, кажется, соскучилась.
   Вдохновение, зародившееся на старте, прошло, столкнувшись с рабочими буднями, и теперь они в своих привычных жизненных состояниях. То есть в притворстве. Прямо маскарад какой-то.
   Соня в образе. Следит за осанкой, движениями, держит подбородок. Жениха нового ждет. В семь утра на собрании игроков. Все остальное для нее сугубо второстепенно.
   Маша включила «учительницу». Очки, пиджак, максимально скромный макияж, умное лицо.
   Саша развалился на стуле с высокомерно-отстраненным выражением лица. Миша робко улыбается, сидя на краешке стула. Боков дает «политрука», Дима – «хорошего парня», Сима – «активистку-отличницу». Света… Света светится. Она другая, единственная из всех – настоящая. Красивая, рыжая, яркая и нежная. Словно нежность проснулась в ней от красоты. А может, от любви к себе. Надо будет обязательно восхититься ею вслух при всех. Потом. Сначала нужно наехать на всех оптом.
   Вообще-то, в первые недели никто не выполняет всего намеченного. Это требует от них нового подхода к жизни. Если бы он был, то все, что они написали в своих листах обязательств, и так уже исполнилось бы. Нужно меняться, а для этого требуется время.
   Мне, однако, ужасно не нравится, что они ни слова не говорят по поводу того, что вся эта куча обещаний не выполнена. Ведь понимают же в глубине души, что непорядок, но молчат.
   Кстати, если бы все было сделано, возможно, не пришлось бы притворяться.
   Нужно прервать эту рутину будней. Пока они такие, как всегда, ничего не произойдет. Придется опять стервой быть…
   – Слушайте! – не выдерживаю я наконец. – Фигня это все. Ничего не выйдет.
   – Что не выйдет, почему? – Они возмущены тем, как грубо я прервала идиллию. Так все хорошо, про ребенка разговаривали, а тут я на святое покусилась в грубой форме.
   – За неделю Игры нарушена масса договоренностей. И это не самое плохое. Сорванные договоренности будут всегда, если вы ставите большие цели. Самое неприятное то, что вы все так отчаянно притворяетесь, аж тошнит.
   – В чем? – выдвигается на поле боя Саша.
   Но я-то не воевать собралась. И вообще, я спокойна. Собрания – мое самое сильное место. Я очень тонко чувствую в эти моменты, слышу внутренние разговоры и вижу скрытые мотивы людей. Поэтому я не дергаюсь.
   – В том, что вы, как обычно в своей жизни, делаете вид, что все хорошо. А надо бы по-честному: начинать собрание со слов о том, что практически каждый из вас нарушал договоренности.
   – Какие договоренности?
   – Разные. Ты знаешь о некоторых из них, хотя должен бы знать все обо всем. На звонки опаздываете. Маша до сих пор не нашла пять мест. Ирина не разговаривала с родителями. Анжела истерит на звонках. Сима звонила своему хахалю. Обещанных денег нет. Проекта лечения нет. СМИ нет. Миша, между прочим, Саша – это твой партнер – не съездил в Тверь к мальчику. А вы как ни в чем не бывало продолжаете спокойно плыть по течению, словно мы собрались тут, чтобы побыть в своей привычной жизненной рутине и вранье. Дрейф.
   Игроки удивлены тем, что я знаю больше их. Фишка в том, что они со мной практически не общаются. Редко. Я как бы не существую в их карте мира. То есть они знают, конечно, что я принимаю звонки каждое утро, но это все слишком виртуально, в силу отдаленности и опосредованности. Между собой же они общаются практически постоянно, а ничего не знают. Потому что они пока не интересны друг другу. Нет любви. А ее нужно создавать.
   – Какому хахалю? – спрашивает вдруг Боков. Интересно, почему он именно это вычленил из моей пламенной речи?
   – Ну, Боков, это у тебя надо спросить. Ты должен листы обязательств своих партнеров по игре наизусть помнить. А ты, насколько я знаю, не поддерживаешь даже своего персонального партнера. Я имею в виду то, что ты не знал ее обещаний.
   – Не знал, – миролюбиво соглашается Боков.
   Саша кипит, но что говорить, пока не знает.
   Я оперирую фактами. Миша напряженно вжимается в стул. Что с ним делать, пока не понятно. Он, кажется, не из тех, на кого можно повышать голос: он сразу воспримет это как агрессию и ненависть. Слишком буквальный. Сима в полуобмороке от того, что о ее хахале объявлено публично. Она еще не знает, что они все к окончанию Игры будут в деталях знать ее биографию и распознавать малейшие движения души по шевелению мизинца.
 
   Вообще, после моего выступления все изменилось. Разговор подхватили капитаны. Они говорят о том, что невозможно достичь принципиально новых результатов, используя старые привычки и модели поведения. Нужно осваивать новые территории.
   Я наблюдаю за игроками. Мурзики мои! Когда их мозги поняли, что первый способ выживания не сработал, они тут же включили второй. Саша, как я уже упоминала, кипит. Политрук Боков с умным видом достает коммуникатор, чтобы продемонстрировать максимум внимания. Муж бубнит, жена молчит. Юля садится на краешек стула с лицом отличницы. Такое ощущение, что сейчас перед ней вырастет парта и она аккуратно так поднимет ручку, согнутую в локте. Соня фальшиво улыбается. Анжела, затаившись, ждет. Как только ситуация разрешится, она встроится. Каждый на свой лад занимается мимикрией.
   Я узнаю себя. На собраниях офиса веду себя примерно так же, несмотря на то что все это давно знаю. Какие же мы все зомби.
 
   Я вспоминаю одну из последних бесед с Глебом о выживании. Начал ее, по обыкновению Глеб. «Ну, вот, – засмеялись мы привычно. – Беседы с Глебом».
   У каждого из нас есть свой способ выживания. То, что мы изобрели когда-то давно для того, чтобы выжить и получить желаемое.
   Мои три основных способа выживания: веселье, чтобы получать любовь, независимость, чтобы избегать боли отверженности, и оригинальность, чтобы иметь возможность делать то, что не позволено остальным. Кроме этих трех, есть еще некоторые, менее значимые в моей судьбе. И их арсенал пополняется от случая к случаю.
   Если внимательно присмотреться, то в течение довольно короткого времени можно обнаружить основные способы выживания каждого человека, давно уже превратившиеся в стереотипы поведения.
   У каждого свои лозунги. «Нападай первым, пока не напали на тебя», «Не отсвечивать – авось пронесет», «Я слишком крут – подумай, прежде чем подойти ко мне», «Я не такая, как все, поэтому мне можно», «Никому не верь, тогда не обманут», «Молчи и внимательно смотри – легче будет приспособиться» и прочие.
   Когда-то это нам здорово помогло. И продолжает помогать сейчас. Поэтому мы идем с этими своими стереотипами по жизни наперевес и наизготовку.
   Но порой вдруг наступает ситуация, в которой оказывается бессильно все наше оружие.
   И нам бы измениться, отказаться от привычек хотя бы на время, но мы уже не можем… Как заезженные пластинки крутим одну и ту же мелодию без конца, круг за кругом. И каждый раз повторяем одни и те же ошибки.
   Мы держимся за эти способы выживания, как за что-то необыкновенно ценное, самое важное, чуть ли не единственное, что есть в нашей жизни.
   И вот уже рушатся семьи, зреют конфликты с начальством, буксует бизнес, отворачиваются собственные дети, наступает ощущение бессмысленности происходящего, одолевают апатия и безразличие, болезни…
   А мы все равно нерушимо несем свое железобетонное древко, на котором колышется гнилая тряпка – знамя нашего упрямства, безответственности и приверженности стереотипам мышления. И потихоньку ненавидим людей вокруг. Тупиц, которые так и не поняли нашу тонкую душу. Не оценили талант. Не выбрали нас, таких замечательных, умных и принципиальных.