Маркович Наташа. Flutter. Круто, блин! Хроники одного тренинга

   Да на фига мы им нужны со своими ветхими установками! У них своей тухлятины сколько хочешь. Той, которую они точно так же пытаются выдать за жизненные принципы.
 
   Вера говорит примерно о том же, только другими словами. Вежливее и менее лирично. Игроки слушают внимательно. Впрочем, в теории они и так знают это. Олег и Глеб говорили об этом на тренингах не раз. Что ж, значит, переходим к практике.
 
   – Ну ладно. Вы помните, что у нас завтра по расписанию Игры официальное мероприятие?
   – Конечно, – шумят они. – В двенадцать и на весь день. Мы все разрулили с работами. Что будем делать?
   – Тренироваться в том, как проявляться не в соответствии со своими привычными способами бытия. Ломать стереотипы.
   – Фу!!! – весело кричат игроки. – Растяжки!
 
   Растяжки – это вот что: человек начинает делать то, что в его понимании абсолютно невозможно. Кто угодно и когда угодно, но только не он, не здесь и не сейчас. «Нет!!!» – кричит наше эго, корчится в муках и испускает дух. Временно.
   Потом, и очень скоро, оно, конечно, восстает из пепла и берется за нас с удвоенной силой. Ему же нужно вернуть потерянные территории. И мы, как на резиночке, отлетаем обратно в свое привычное состояние. Но опыт все равно остается. Мы помним, как были храбрыми и делали невозможные вещи. И знаем, что при случае можем повторить. На бис.
   Весьма увлекательное занятие.
   Все они этим занимались на тренинге. В безопасной обстановке «тренировались на кошечках». Но Игра – это реальный мир.
 
   Я поняла, у нас с Антоном похожий способ защиты от мира: «Смейся, чтобы не было больно». Ну что ж, не самый противный и эффективнее многих.

Первая неделя. Суббота

   На следующий день, в десять утра, мы опять рассаживаемся на столы, стулья и подоконники нашего офиса с чаем в руках.
   Капитаны ржут, хотя я еще ничего не произнесла. Игрокам тоже весело. И страшно.
   – С кого начнем? – спрашиваю я.
   – С меня, – поднимает руку Саша.
   – Вот и хорошо. Саша у нас какой?
   – Высокомерный, – радостно орут все, – аж тошнит. Наглый, упертый. Командир хренов, сам ничего не делает, только задания раздает.
   – Разве плохо, что я умею командовать? – недоумевает он.
   – Хорошо, – кричат все. – Но это ты уже умеешь, давай в другом тренируйся.
   – Саш, мы с капитанами придумали для тебя задание. Тебе оно понравится.
   – Ну? – прищуривается Саша.
   – Тебе нужно пойти в больницу какую-нибудь, не крутую только, попроще. Устроиться там санитаром и отработать смену.
   – Что? – Саша не верит своим ушам.
   – Горшки выносить, памперсы менять, помогать ходить больным…
   – Сестричек поддерживать, – встревает Антон, не удержавшись.
   Я машу на него рукой, чтобы заткнулся.
   – Зачем это? – Саша в бешенстве. Все остальные в восторге.
   – Растянуться. В сторону заботы, внимания, любви к ближним и служения им же. НЕЗАМЕТНОГО служения. Это то, что ты НЕ УМЕЕШЬ ДЕЛАТЬ.
   Народ свистит и улюлюкает, Саша уже всем успел надоесть своим высокомерием и центропупизмом.
   – А если я откажусь?
   – Тогда забирай партнера и вали домой.
   – Да где я вам больницу-то возьму, чтобы меня на один день пустили? – цепляется он за последнюю соломинку.
   – А я откуда знаю? У нас же растяжки, а не поддавки. Вот и растянись в вовлечении, расскажи руководству больницы, сколько пользы ты сможешь принести людям за один день.
   – Я тебя устрою, я в «травме» работаю, там много тяжелых лежит, – подает вдруг голос обычно молчаливый Миша. Его партнер.
   Круто. Немного жалко, что Саше облегчили задачу, но зато это чуть ли не первое проявление заботы в их паре.
   Саша, драматично играя скулами, машет рукой, типа «ладно, фиг с вами, сделаю, раз вам надо». То есть показывает, что он крут и в этом. Хотя надо это ему, а не нам.
   Уф, с одним решили. Я не говорю им, что сама в своей Игре делала что-то похожее. У меня тоже высокомерия и командирства хоть отбавляй.
   – Следующая Света, – объявляет Антон.
   – Почему? – удивляется та. Она опять без макияжа и грустная.
   – Потому, что мы приготовили только два задания. Остальные вы сами придумаете.
   Вообще-то, придумывать растяжки – крайне увлекательное занятие.
   – Итак, какая у нас Света?
   – Робкая, тихая, зажатая, неуверенная, неженственная, несексуальная, – перечисляют игроки, – тихушница.
   – Точно. Света пойдет сегодня в один очень популярный клуб, – продолжает Антон.
   – И-и? – смеется Светка. Ей уже страшно. Она сроду в клубы не ходит, а ей еще даже само задание не сказали.
   – Подойдет к администрации… найдет арт-директора…
   – Ну?
   – И пройдет там кастинг по трудоустройству на должность стриптизерши.
   – Ой! – Света закрывает лицо руками. Остальные вопят от восторга, топают ногами, хлопают в ладоши.
   – Красиво оденешься, потом красиво разденешься, станцуешь. Можно не до конца раздеваться, – милостиво разрешает Антон.
   – Вы с ума сошли?!
   – Да ладно тебе, ты будешь довольна.
   – Это невозможно!
   – Ага. Посмотри на Симулю. Как ты думаешь, для нее это невозможно?
   – Пф, – фыркает сексуальная и свободная Сима. – Я только зайду в двери, меня уже примут на роль солистки.
   – Правильно, Симочка, поэтому у тебя будет совсем другая растяжечка.
   Остальным растяжки придумываем все вместе.
   – Сексуальная, красивая, нахальная, самоуверенная и блестящая Симка идет тренироваться в тихой нежности, скромности и бедности. То есть одевает невзрачные, не обтягивающие и не подчеркивающие фигуру шмотки, смывает косметику, делает из волос глупый хвостик и идет торговать в подземный переход тюльпанами. И не орет там: «Тюльпаны, кому тюльпаны!» – а робко предлагает тому, кто сам заинтересуется. Норма – минимум пятьдесят проданных тюльпанов.
   С тюльпанами вопросов у нее не возникает, а по поводу одежды она ехидно интересуется, где такую берут.
   – У Светы, – отрезает Антон.
   Очень добрый, тихий, невзрачный, неуверенный, трусливый и мешковато одетый Миша идет в салон «Порше», «Феррари» или «Лексус» и гнет там пальцы до тех пор, пока ему радостно и уважительно не расскажут все о самой последней модели и не сделают тест-драйв.
   Высокомерная в своей утонченности, холеная, самовлюбленная Сонечка-Барби живет целый день жизнью бомжа – грязного, вонючего, собирающего бутылки.
   – Чтобы знать всю правду жизни, – уточняет Настя. – Заодно денег заработаешь. Сдашь бутылки.
   Анжела ухаживает за больными малышами. Идея принадлежит мне. Я даю ей адрес больницы-интерната для детей-инвалидов, которой помогали деньгами и лекарствами три Игры подряд. Я была там: влюбленные в свое дело энтузиасты – доктора и воспитатели, веселые детишки, бегающие и ковыляющие по коридорам, – все не так, как пишут в газетах. Я надеюсь, что ее сердечко оттает, там все очень трогательно и с любовью, несмотря на объективную беду в жизни детей.
   Вообще, иногда, чтобы перестать манипулировать своими страданиями, достаточно посмотреть на того, кому природа дала значительно меньше, чем тебе.
   Игроки уже вошли во вкус, придумывая все новые способы трансформации своего сознания. Все шумят, спорят и хохочут.
 
   После того, как растяжки придуманы каждому, они договариваются о том, что держат друг с другом связь, поддерживают, обращаются за помощью.
   Воскресенье также в их распоряжении.
   Напоследок я прошу их замечать свои внутренние разговоры. Это значит, прежде чем войти к директору больницы, к арт-директору стриптиз-клуба, к больному в палату, нужно остановиться на секунду и заметить все вопли своего сознания. Все эти «А-а, ты сошел с ума! На фига тебе это надо!», «Ты будешь выглядеть как шлюха!», «Что подумают обо мне люди?!», «А вдруг меня пошлют и я опять буду неудачником?!» и прочий бред.
   Я напоминаю о том, чтобы они не рассказывали никому о том, что это задание, сделали все безопасно и экологично для себя и окружающих. Все радостно удирают.
 
   Чуть позже я в качестве сюрприза раздаю растяжки негодующим и пытающимся сопротивляться капитанам и отваливаю в Испанию. В маленький городок Виллена. К Артему.

Первая неделя. Воскресенье

   Флаттер. (О нем нам рассказал вчера бывший летчик Антон.)
   Оказывается, сверхзвуковые самолеты были изобретены и даже изготовлены намного раньше, чем начали применяться. Несмотря на все научные обоснования, вдруг выяснилось, что на практике сверхзвуковой барьер преодолеть очень и очень непросто. При переходе из дозвуковой скорости в сверхзвук самолет начинает страшно колбасить. Трясется и вибрирует все что можно. Такая вибрация называется флаттер и чревата полным разрушением самолета. Со стороны разрушение от флаттера выглядит как взрыв.
   Начинается флаттер. Да еще перегрузка. Человеческому организму очень трудно перенести все это бедствие. И страшно, потому что никто не знает, чем закончится вся эта жуть. Множество раз самолеты разгоняли до этого предела, до этой лихорадки, а потом не выдерживали и сбрасывали скорость.
   Так длилось довольно долго.
   А потом один из пилотов сказал: «Я сделаю это». Сел в самолет, разогнался, сжал зубы и довел скорость до того момента, когда наступает флаттер. И когда началась страшная вибрация, он не сбавил скорость, а наоборот, невзирая на страх, придал ускорение. Вибрация все усиливалась, страх нарастал, но он не сбросил скорость. Через какое-то время вдруг раздался грохот (по-моему, в кабине пилота никакого грохота нет, надо узнать), после чего наступили тишина и спокойствие. И ликование от того, что он летит со сверхзвуковой скоростью. Он совершил этот прорыв и вышел на новый уровень!
 
   Мы долго молчали после этого рассказа.
   Не знаю, так ли все было технически, как рассказал Антон. He знаю, было ли все так романтично. Но то, что это очень ярко отражает нашу жизнь, – очевидно.
   Когда нам нужно совершить прорыв в своей жизни, необходимо выйти на новый уровень сознания. Делать вещи, не вписывающиеся в нашу картину мира. И когда мы подходим к этому вплотную, начинается флаттер. Вибрации души, а иногда и коленок. Требуется вся решимость для того, чтобы не отступить, а идти дальше, невзирая на усиливающуюся вибрацию, страх и паническое давление любящих родственников. И в один прекрасный момент наступают тишина, спокойствие, ликование, радость победы, самоуважение… И сверхзвуковая скорость.
   Правда, в отличие от самолетов, все длится совсем недолго. Потому что скоро становится скучно, требуется новый результат, мы вновь приближаемся к рамкам представлений о возможном, и вот наступает новый флаттер. Некоторые не выдерживают и отступают, а некоторые снова жмут на газ.
   – Поняли, куда мы все попали? – вдруг спросил Антон.
   – Поняли уже, – заворчали игроки, – во флаттер. Предупреждать надо было.
   – Уйти никогда не поздно.
   – Нет уж.
 
   Кстати, говорят, не случайно и корпус самолета и крылья – все на заклепках, так как жесткая конструкция не способна перенести флаттер. Так же и человеку жесткому, негибкому, упертому в своих убеждениях непросто пережить такой переходный момент. Помочь в переходе, как ни странно, могут внутренний покой, расслабление и принятие. Но это уже высший пилотаж!
 
   Я проснулась, а рядом мой любимый. Хмурится во сне, удивленно поднимает брови, улыбается.
   Разбужу-ка я его поцелуем. Как спящего красавца.
   Мы весь день веселимся. Валяемся в постели, едим, пьем красное вино, гуляем.
   Счастье близко-близко.
   Воскресенье – мой день. Я запретила всем звонить мне без крайней необходимости. На ехидные вопросы по поводу моих же слов про то, что три месяца – это мизер и отдыхать некогда, так как каждая минута на счету, я ответила, что это у них Игра проходит один раз в жизни, а у меня она уже одиннадцатая. Чем вызвала кровную обиду. Отказала в уникальности, неповторимости и проявила себя высокомерной сукой одновременно.
   Люди не меняются.
 
   По дороге в аэропорт Артем опять заводит свою волынку.
   – Зачем тебе это все?
   – А зачем тебе твои макароны?
   – Я мужчина, должен зарабатывать деньги.
   – А я женщина, должна выполнять свою жизненную миссию.
   – Твоя миссия быть женой и мамой.
   Вообще-то он прав, но я все равно продолжаю спор.
   – Одно другому не мешает.
   – Мешает.
   – Слушай. Мы знакомы почти два года.
   – Ну?
   – Можно подумать, раньше, когда этой работы не было, все было по-другому.
   – А как должно было быть?
   – Ты что, хоть раз предлагал мне быть твоей женой и мамой?
   – Моей мамой? – смеется Артем, чтобы не отвечать.
   – Ты меня понял, – обижаюсь я вдруг.
   Да пошел он!
   И я ухожу в глубины аэропорта, не прощаясь.
   В самолете, погрустив, я решаю не портить себе окончание выходных и, не успев приземлиться, звоню Антону. Он всегда веселый, и я от него заражусь.
   – О! – удивляется Антон. – Какие люди – и в выходной. А как же воскресная неприкосновенность личности?
   – Не болтай. Я сама звоню. Как игроки?
   На самом деле мне хочется пожаловаться на Артема, но я беру себя в руки. Я же не женщина – координатор. О черт! Плевала я! Мне плохо и нужно сочувствие.
   – Слушай… – начинаю я.
   – Натусь, ты не обижайся, мне не очень удобно говорить сейчас. Я перезвоню потом.
   А я хотела рассказать, как мне грустно. Не удалось побыть женщиной. Эх.
   «Небось с телкой какой-нибудь развлекается», – сучусь я.
   Через два часа, когда он звонит, я уже опять координатор. Да к тому же спящий. Поэтому довольно грубо отправляю его на фиг до завтрашнего звонка.
 
   Я ведь даже не уверена на сто процентов, что хочу замуж за Артема. Но сама мысль, что мне и не предлагают, невыносима.
   А круто было бы, если бы Артем пригласил меня замуж, а я бы отказалась.
   Око за око, зуб за зуб, обиду за обиду, боль за боль.
 
   Меня уже несколько лет мучает один маленький случай. Я ехала по маленькой улочке, где-то в районе Тишинки. Была по обыкновению пробка и пыльная жара – неразделимые для меня понятия. Я потихоньку пробиралась сквозь всю эту беду и напевала песенку, полностью погрузившись в свои мысли. И вдруг на меня свалился ураган злости.
   – Что, так трудно уступить дорогу?! – орал на меня из соседнего автомобиля какой-то парень.
   – Что? – испуганно произнесла я, не осознав суть свалившегося на меня конфликта.
   – Ничего! Вот и будь после этого джентльменом, б… – продолжал орать парень. – Вас пускаешь, пускаешь, а когда самому не пробраться, так ни одна из вас не подумает подвинуть свою тачку! Хрен я вам еще буду уступать дорогу!
   В голосе его была невообразимая совершенно горечь. Видимо, мне досталось за всех женщин, которые делали ему больно. Он нажал на газ и умчался в сторону, противоположную моей, а я осталась стоять, потрясенная.
   С тех пор я иногда мечтаю, что здорово было бы его найти и рассказать ему, что я не уступила ему дорогу не потому, что мне было жалко. Я просто замечталась и не видела совсем ничего вокруг. А если бы я увидела, то, конечно, пустила бы его с огромной радостью.
   Прости нас, сказала бы я ему от имени всех женщин. Мы не суки, мы просто немножечко рассеянные и невнимательные. И мы не уступаем дорогу не потому, что мы тебя не любим. Конечно, любим. Просто мы чуточку бестолковые. Прости нас.

Вторая неделя

   Утром в понедельник капитаны брызжут мне слюнями в трубку, восторженно рассказывая о растяжках.
   Все-все сделали. Некоторые не с первого раза, но те, кто сделал первым, не отставали от остальных, пока те не добились результата.
   Вот это я понимаю, – команда!
   Капитаны тоже выполнили задание. Кроме того, вчера вечером игроки всей группой собирались у Димы в офисе и обсудили растяжки. Говорят, было очень весело.
   Преобразившейся Свете, расправившей плечи и нахально поигрывавшей туфелькой, все мужчины сказали, что они ее уже практически хотят и готовы подождать до окончания Игры.
   Саша вошел во вкус служения настолько, что наливал всем чай, приносил сахар и мыл кружки. Этот тип успел-таки познакомиться там с парой медсестер.
   – Вдруг через два месяца я не надумаю оставаться с женой, вот и пригодится, – пояснил он ехидно.
   Анжела сидела тихая и много не рассказывала.
   Миша выглядел как наркобарон.
   Напоследок выбрали Сашу, как тем не менее самого эффективного командира, руководителем общественного проекта.
   Сегодня с утра все в драйве и считают, что после растяжек море по колено и деньги у спонсоров на операцию просить – это вообще не задача.
   Ну, ну! Я так не думаю, но энтузиазм поддерживаю. Иногда на нем можно многое сделать, главное – не впасть от него в зависимость.
   Антон во время звонков был формален и сух. Обиделся, что ли? Что это еще за игры?
   – Поддерживайте их, – прошу я капитанов.
   Просьба бессмысленная в силу своей формальности, и говорю это исключительно, чтобы показать, что я правильный координатор. Первый признак паранойи и неуверенности.
   Интересно, это Артем на меня так повлиял?
 
   Ко вторничному собранию у нас свежая новость: Анжела переспала с Сонечкиным парнем. Зайдя с капитанами в офис, мы находим Соню в слезах и соплях.
   – Как ты могла?! – кричит она на Анжелу.
   – А что? – ухмыляется Анжела в ответ. – Ты же с ним завязываешь. Какая тебе разница?
   – Да ты что?! Совсем уже? Я даже еще не разъехалась с ним.
   – Вопрос времени. Тебе не нужен, а мне вполне подходит. Нечего парню бесхозным пропадать.
   – Какая же ты свинья! – Сонечка рыдает.
   Сима бросается утешать ее, уговаривает не плакать.
   – Да не трогай ты ее, – ворчу я. – Что за привычка такая «не плачь да не плачь». Пусть плачет, если хочет. Что у нас, законодательством плакать запрещено?
   Сима перестает причитать, но гладит ее по волосам. Все девчонки, втихую ненавидевшие утонченную Сонечку, вдруг оказываются на ее стороне и набрасываются на Анжелу.
   – Как тебе не стыдно? Разве можно так больно человеку делать? Что, у тебя вообще никаких моральных принципов нет?
   – Каких еще принципов, дуры? У меня есть цель – замуж выйти, ребенка родить. А у нее просто самолюбие взыграло. Что он за ней не бегает, не страдает, а другую нашел, раньше чем ее бросил.
   – Да он не будет с тобой жить! – кричит Сонечка. – Он меня любит. А ты себя в зеркале-то видела? Он, просто чтобы мне больно сделать, так поступил. Доказать что-то. Переспит пару раз и бросит.
   – Пусть доказывает! В зеркало видела. Не все красотой делается. А насчет «не будет жить» – посмотрим.
   Анжела похожа на самоуверенного крысеныша, загнанного в угол. Привычное поведение. Ей больно и страшно, оттого что ее право на счастье никто не признает. Оттого что все на стороне красивой Сонечки, у которой и так все есть и которая осмеливается добровольно отказаться от красивого и богатого мужчины только потому, что, видите ли, не чувствует любви. Но Анжела свою боль и страх не привыкла демонстрировать никому. Даже себе самой. Поэтому на ее лице злая усмешка. Она в глухой обороне.
   Девчонки обступают плачущую Соню, молча стоят, сопереживают. Если бы Анжела позволила себе быть искренней, показала свою боль, ей тоже достались бы любовь и сочувствие, но у нее другой способ выживания. У Сонечки слабость, у Анжелы – сила. На самом деле Соня не такая уж слабая, а Анжела не такая уж сильная. Просто модели поведения.
   Пока девчонки делятся на лагери, парни в растерянности.
   – С одной стороны, Анжела права, логически, но с другой стороны – Сонечку жалко, – озвучивает общее мнение Егор – партнер Анжелы. – Как-то не очень красиво.
   Знаменитая мужская логика борется с чувствами. Что касается нас с капитанами, то мы довольно спокойны. У меня профессиональный цинизм, и я терпеливо жду, пока схлынет накал. Эмоциями тут точно ничего не изменишь. Капитаны тоже закалены в боях плюс доверяют мне. Иногда они поглядывают на меня и, видя мое спокойствие, тоже молчат. Когда слезы иссякают, слово берет Антон.
   – Девчонки, мы не можем двигаться дальше, пока вы не разберетесь.
   Все молчат в надежде на то, что Антон сейчас все разрулит.
   – Вам надо поговорить и разобраться, я думаю, – продолжает капитан.
   – Я не собираюсь с ней разговаривать! – вскидывается Сонечка.
   Анжела молчит. Она ждет больше информации, чтобы можно было максимально безболезненно приспособится к ситуации. Хитруша.
   – Надо, Соня. Пока в команде нет единства, ничего не получится.
   – Я не буду! – упрямится Соня.
   – Будешь!
   И тут он озвучивает все мои мысли. Про Анжелину боль и страх. Про то, что это всего лишь их способы влиять на события – сила Анжелы и слабость Сони. Про право на счастье. Даже про сомнения мужчин. Все, о чем я думала последние полчаса, практически теми же словами.
   Он что, мысли мои читал?
 
   Когда люди плачут, мне совсем их не жалко. Очень хорошо, думаю я в такие моменты. Пусть плачут. Плакать полезно: стресс снимается. Главное, чтобы при этом дело делалось. Профессиональный цинизм. Хотя я и сама реву то и дело.
   У меня, кстати, врачи знакомые в кардиореанимации работают, так те вообще ни от чего не вздрагивают в этой жизни. По фигу им все. Философы и алкоголики через одного.
   Когда я лежала в больнице, ходила к ним в отделение почти каждый день. Вернее, почти каждую ночь. Мы пили там в ординаторской и болтали. Что характерно, они очень тепло относятся к своим пациентам. Душевно так о них рассуждают.
   – Вот дедуля у нас отличный, в седьмой. Веселый! Все шутит, смеется, медсестер за задницу норовит схватить. Уже всех перехватал. Они не обижаются, больно уж дед позитивный. И лечить не мешает. Песни поет. Надо ему зарплату выписать за то, что всех остальных пациентов тонизирует. А в третьей вот тетка – забодала! Все скандалит: то не тем лечим, то не так.
   Через день захожу, спрашиваю с порога:
   – Как дедуля?
   – Какой дедуля?
   – Из седьмой палаты.
   – А. Зачехлился сегодня. Иди сюда, я тут спирт как раз разлил.
   – За… Что?
   – Зачехлился. Умер.
   – Ничего себе! – Я в шоке. – Жалко.
   – Ага, не говори! Лучше бы тетка та, из третьей. Ну, да это уж как Бог… Иди пить скорее, че встала-то!
 
   Однако у нас проект стоит. К тому же все уже сказали по поводу ситуации все, что могли, поэтому лишний раз воздух сотрясать незачем. Мы на время оставили в покое травмированных девушек и взялись за дело.
   Игроки носятся, как угорелые, продвигаются к цели, ищут деньги, общаются между собой. Они попробовали, что такое сверхзвук и кайф от него. После растяжек они стали дружнее. Даже Сонина трагедия не понизила энтузиазм.
   Все поочередно ведут с ней и Анжелой переговоры по поводу встречи и примирения. Егор, партнер Анжелы, молодец – не отстает от нее, несмотря на то, что не очень-то понимает, что с этим делать. Вот ведь парочка – панк и хитрожопая сучка. С Сонечкой он тоже встречается – уговаривает ее понять Анжелу.
   Может, нам с капитанами категорично потребовать, чтобы они разобрались немедленно?
   Как-то не хочется. Сами не маленькие.
   Иришка наконец поговорила с мамой о примирении с отцом. Мама сильно удивилась, но согласилась ради дочери. Они разговаривали полночи. Вдруг, когда Ирина позволила себе рассказать маме о своей боли, отношения изменились. Из формальных превратились в теплые и дружеские. Они сидели на кухне, вспоминали смешные случаи из Иринкиного детства, плакали, делились важным, говорили о любви…
   Настя сама чуть не заплакала, рассказывая мне об этом. Уф, аж мурашки по коже!
   У Саши сегодня крайне важная встреча. Речь идет о покупке целого колбасного завода. Дружно держим пальчики крестиком.
   Засада в том, что они все равно опаздывают на звонки. Но мы с капитанами решили не заморачиваться по этому поводу до собрания, хотя, естественно, докапываемся до причин опоздания.
 
   В общем, все в тонусе, кроме меня. Я борюсь с двумя вещами. Первая – паранойя. Вторая – желание позвонить Артему. Пока счет один – ноль. То есть Артему не звонила, паранойя продолжается. Внешних причин для нее нет, ругаюсь я с Артемом, естественно, не первый раз, однако сейчас я все по-новому рассматриваю.
   Работа координатором заставляет видеть вещи по-другому. Когда говоришь разные правильные слова, то начинаешь и к себе их прикладывать. Я требую честности от игроков. А если честно посмотреть на мои отношения с Артемом? Не хочется даже думать об этом.
   На звонках мне полегче – там некогда думать о своих бедах, весь фокус на игроках и капитанах, – но как только трубку положишь, так накатывает.
   Антон все же уловил, что я не такая, как обычно.
   – С тобой что-то случилось? – спросил он.
   – Нет, все нормально, – вежливо отрезала я.
   – Ну смотри.
   Я кладу трубку и немножко плачу. Если бы я была игроком, я бы пожаловалась всей команде, и они бы что-нибудь придумали. Если бы я была капитаном, я бы поделилась переживаниями с капитанами, и они бы меня, как минимум, пожалели. А я координатор. У меня единственной даже партнера в Игре нет. Одна.
 
   Какая же я все-таки глупая. У меня же есть мой офис, и я прекрасно это помню. Это те, кто является моими равноправными партнерами. Те, кому я должна звонить в случае побед, поражений, сомнений и уныний. Те, кто видит меня со стороны, так же как я игроков, и всегда готовы высказаться по поводу того, что видят. Но я этого не делаю. Я их боюсь. И поэтому вру и притворяюсь. Хотя ведь я их нежно люблю, этих маленьких придирчивых мартышек. Порою.