Фредерик Марриет
Крушение «Великого Океана»
ГЛАВА I
Судно под ветром. — Буревестники. — Риди. — Описание корабля и экипажа.
Это происходило в октябре 18.. года. «Великий Океан», большой бриг, несся под шквалом среди безбрежного Атлантического океана. Он поставил немного парусов из-за бури, так как полотно изорвалось бы в куски от диких порывов ветра, который гнал судно по высоким волнам. Иногда волны поднимали корму брига, глубоко опуская нос, так что, казалось, корабль сейчас нырнет вглубь. Но это было прекрасное судно, и им управлял опытный капитан; он делал все для его безопасности и в то же время полагался на Провидение, которое всегда бдит над нами.
Капитан стоял подле колеса, наблюдая за рулевыми. Он посмотрел кругом себя, поднял взгляд к небу и тихо запел:
Кроме капитана и двух матросов за колесом, на палубе было еще двое: мальчик лет двенадцати и старый моряк с лицом, огрубелым от непогоды, и с седыми волосами, пряди которых развевались в воздухе.
Мальчик смотревший на бурное море, вдруг схватил старика за руки и крикнул:
— А эта большая волна не нахлынет на нас, Риди?
— Нет, мастер Уильям, разве вы не видите, как повернули судно. Вот она и прошла… Но это может случиться; а что тогда станется с вами, если я не буду держаться сам и держать вас? Вас смоет.
— Мне не очень нравится море, Риди; мне хотелось бы снова очутиться на берегу, — ответил мальчик. — Разве не кажется, что волны разобьют корабль?
— Да, похоже на то; и они ревут, сердятся, что не могут похоронить судно в пучине. Только я-то к ним привык, мастер Уилли, и на хорошем судне, с хорошим капитаном и экипажем я их не опасаюсь.
— Но ведь иногда суда идут ко дну, и тогда все тонут.
— Да, мастер Уильям, и очень часто идут ко дну именно те корабли, которые считаются вполне безопасными. Мы можем только работать и потом полагаться на волю неба.
— А что это за птички летят так низко над водой?
— Мы, моряки, называем их цыплятами матушки Беды; их редко видишь не в бурю или не перед бурей.
Птицы, о которых спросил Уильям, были буревестники.
— А вы когда-нибудь терпели крушение? Вас когда-нибудь выбрасывало море на необитаемый остров, как Робинзона Крузо?
— Да, мастер Уильям, только я никогда не слыхивал об этом Робинзоне. Многие терпели кораблекрушение, и потом им приходилось переносить тяжелые испытания; но мне трудно вспомнить человека, о котором вы говорите.
— О, но ведь это все в книге, которую я читал. Я могу вам рассказать… и расскажу, когда море опять успокоится. А теперь, пожалуйста, помогите мне спуститься вниз, потому что я обещал маме недолго оставаться на палубе.
— Хорошо, всегда держите данные обещания, как славный мальчик, — ответил старик. — Дайте же мне ручку, и я ручаюсь, что мы не свалимся и благополучно дойдем до люка. Когда же наступит хорошая погода, я расскажу вам, как я потерпел кораблекрушение, а вы расскажете мне все о Робинзоне Крузо
Он проводил Уильяма до каюты; сам же вернулся на палубу: он дежурил.
Мастермэн Риди, так звали его, больше пятидесяти лет жил на море. Сначала он служил учеником на угольном судне. В то время ему было всего десять лет. Его лицо потемнело от ветра и солнца, и на щеках виднелись глубокие морщины, но он все еще казался здоровым и сильным. Риди служил на военном судне и побывал во всех поясах земли; он мог порассказать немало странных историй, и ему следовало верить даже в тех случаях, когда его рассказы казались необыкновенными, потому что он никогда не лгал. Он мог управлять судном, понятно умел читать и писать и не раз перечитал Библию. Его фамилия — Риди (готовый) — соответствовала его характеру; он редко оставался в замешательстве; в случае затруднения или опасности капитан без колебаний советовался с ним и часто принимал его советы. Он был точно третий помощник капитана.
«Великий Океан» мог бороться с самой неистовой бурей. Это судно имело более четырехсот тонн и шло к Новому Южному Уэльсу с ценным грузом английского железного и ножевого товара, а также и с другими мануфактурными изделиями. Капитан, превосходный командир и моряк, а вдобавок и превосходный человек, отличался бодрым, веселым нравом и на все смотрел с хорошей стороны. Когда с ним случались какие-нибудь происшествия, он чаще всего смеялся. Звали его — Осборн. Первый помощник — Мекинтош, шотландец, был груб, раздражителен, но строго относился к своим обязанностям. Капитан доверял ему, но не любил его.
О Риди мы уже говорили, о матросах говорить нет необходимости; скажем только, что их было тринадцать человек, недостаточное число для такого большого судна; как раз перед отплытием пятеро матросов не поладили с Мекинтошем и отказались идти с ним в плавание. Ждать новых служащих Осборн не захотел и отошел с теми людьми, которые были у него на палубе.
Это происходило в октябре 18.. года. «Великий Океан», большой бриг, несся под шквалом среди безбрежного Атлантического океана. Он поставил немного парусов из-за бури, так как полотно изорвалось бы в куски от диких порывов ветра, который гнал судно по высоким волнам. Иногда волны поднимали корму брига, глубоко опуская нос, так что, казалось, корабль сейчас нырнет вглубь. Но это было прекрасное судно, и им управлял опытный капитан; он делал все для его безопасности и в то же время полагался на Провидение, которое всегда бдит над нами.
Капитан стоял подле колеса, наблюдая за рулевыми. Он посмотрел кругом себя, поднял взгляд к небу и тихо запел:
Так и было в действительности; корабль окружал бурный Атлантический океан; небо покрылось темными тучами; не виднелось ни одного судна, поднимались горы волн с пенистыми гребнями, а между снастями и мачтами корабля ветер проносился с диким воем.
Перед нами — ты стелешься, море,
А над нами — угроза небес.
Кроме капитана и двух матросов за колесом, на палубе было еще двое: мальчик лет двенадцати и старый моряк с лицом, огрубелым от непогоды, и с седыми волосами, пряди которых развевались в воздухе.
Мальчик смотревший на бурное море, вдруг схватил старика за руки и крикнул:
— А эта большая волна не нахлынет на нас, Риди?
— Нет, мастер Уильям, разве вы не видите, как повернули судно. Вот она и прошла… Но это может случиться; а что тогда станется с вами, если я не буду держаться сам и держать вас? Вас смоет.
— Мне не очень нравится море, Риди; мне хотелось бы снова очутиться на берегу, — ответил мальчик. — Разве не кажется, что волны разобьют корабль?
— Да, похоже на то; и они ревут, сердятся, что не могут похоронить судно в пучине. Только я-то к ним привык, мастер Уилли, и на хорошем судне, с хорошим капитаном и экипажем я их не опасаюсь.
— Но ведь иногда суда идут ко дну, и тогда все тонут.
— Да, мастер Уильям, и очень часто идут ко дну именно те корабли, которые считаются вполне безопасными. Мы можем только работать и потом полагаться на волю неба.
— А что это за птички летят так низко над водой?
— Мы, моряки, называем их цыплятами матушки Беды; их редко видишь не в бурю или не перед бурей.
Птицы, о которых спросил Уильям, были буревестники.
— А вы когда-нибудь терпели крушение? Вас когда-нибудь выбрасывало море на необитаемый остров, как Робинзона Крузо?
— Да, мастер Уильям, только я никогда не слыхивал об этом Робинзоне. Многие терпели кораблекрушение, и потом им приходилось переносить тяжелые испытания; но мне трудно вспомнить человека, о котором вы говорите.
— О, но ведь это все в книге, которую я читал. Я могу вам рассказать… и расскажу, когда море опять успокоится. А теперь, пожалуйста, помогите мне спуститься вниз, потому что я обещал маме недолго оставаться на палубе.
— Хорошо, всегда держите данные обещания, как славный мальчик, — ответил старик. — Дайте же мне ручку, и я ручаюсь, что мы не свалимся и благополучно дойдем до люка. Когда же наступит хорошая погода, я расскажу вам, как я потерпел кораблекрушение, а вы расскажете мне все о Робинзоне Крузо
Он проводил Уильяма до каюты; сам же вернулся на палубу: он дежурил.
Мастермэн Риди, так звали его, больше пятидесяти лет жил на море. Сначала он служил учеником на угольном судне. В то время ему было всего десять лет. Его лицо потемнело от ветра и солнца, и на щеках виднелись глубокие морщины, но он все еще казался здоровым и сильным. Риди служил на военном судне и побывал во всех поясах земли; он мог порассказать немало странных историй, и ему следовало верить даже в тех случаях, когда его рассказы казались необыкновенными, потому что он никогда не лгал. Он мог управлять судном, понятно умел читать и писать и не раз перечитал Библию. Его фамилия — Риди (готовый) — соответствовала его характеру; он редко оставался в замешательстве; в случае затруднения или опасности капитан без колебаний советовался с ним и часто принимал его советы. Он был точно третий помощник капитана.
«Великий Океан» мог бороться с самой неистовой бурей. Это судно имело более четырехсот тонн и шло к Новому Южному Уэльсу с ценным грузом английского железного и ножевого товара, а также и с другими мануфактурными изделиями. Капитан, превосходный командир и моряк, а вдобавок и превосходный человек, отличался бодрым, веселым нравом и на все смотрел с хорошей стороны. Когда с ним случались какие-нибудь происшествия, он чаще всего смеялся. Звали его — Осборн. Первый помощник — Мекинтош, шотландец, был груб, раздражителен, но строго относился к своим обязанностям. Капитан доверял ему, но не любил его.
О Риди мы уже говорили, о матросах говорить нет необходимости; скажем только, что их было тринадцать человек, недостаточное число для такого большого судна; как раз перед отплытием пятеро матросов не поладили с Мекинтошем и отказались идти с ним в плавание. Ждать новых служащих Осборн не захотел и отошел с теми людьми, которые были у него на палубе.
ГЛАВА II
Сведения об Уильяме и его родителях. — Овчарки. — Ромул и Рем. — К берегу.
Отец Уильяма, м-р Сигрев, человек очень образованный, много лет имел контору в Сиднее, главном городе Нового Южного Уэльса, и теперь после трехлетнего отсутствия возвращался обратно со всей семьей. Он купил у правительства большие земли, с тех пор сильно поднявшиеся в цене, и получал большой доход от разведения скота. Во время его пребывания в Англии имением прекрасно заведовал управляющий, и Сигрев вез с собой множество вещей, необходимых для сельского хозяйства, для дома и т. п.
Миссис Сигрев, приветливая женщина, не отличалась здоровьем; Уильям, старший из детей, был умен и весел, его брат Томас, шестилетний мальчик поражал необдуманностью, но казался очень милым ребенком. Их сестре Каролине минуло семь лет, а маленькому здоровяку Альберту еще не было и года; за ним смотрела молодая негритянка, которая явилась в Сидней с мыса Доброй Надежды и отправилась в Англию вместе с семьей Сигрева. Упомянув обо всех бывших на палубе «Великого Океана», упомянем также о двух овчарках м-ра Сигрева и о маленьком терьере капитана Осборна.
Волнение утихло только на четвертый день. Матросы развесили свое промокшее от дождя и брызг платье на канатах, и капитан велел поставить паруса. Дул нежный ветерок, и судно шло со скоростью четырех миль в час. Миссис Сигрев сидела на корме; ее муж и дети были подле нее. К ним скоро подошел и капитан Осборн.
— Ну, мастер Томми, — спросил он, — вы довольны, что буря утихла?
— Мне было все равно, — отозвался Томми, — я только расплескал суп. А вот Юнона как упала со стула, да так и покатилась вместе с маленьким; папа поднял их…
— Слава Богу, что Альберт не убился, — заметила миссис Сигрев.
— Он убился бы, если бы Юнона не думала исключительно о нем, забыв о себе, — заметил Сигрев.
— Правда, правда, — сказал Осборн, — она спасла ребенка, но, кажется, сама ушиблась.
— Да, стукнулась головой, — с улыбкой ответила Юнона.
— Еще хорошо, что у тебя на голове такая густая шерстяная шапка, — со смехом заметил Осборн. — Но, все равно, Юнона, ты славная девушка.
В это время Осборна отозвал Мекинтош.
На палубу выбежали овчарки.
— Сюда, Ромул, сюда. Рем! — позвал их Уиль.
— Вот что, сэр, — спросил Риди, стоявший невдалеке, — позвольте вас спросить, что это за странные имена у ваших собак; я никогда таких не слыхивал. Кто были эти Ромул и Рем?
— Ромул и Рем, — ответил Сигрев, — имена двух братьев-пастухов; в древние времена они основали большой город, Рим, который впоследствии сделался столицей великой империи. Люди эти были первыми царями Рима и правили вместе.
— А выкормила их волчица, Риди, — прибавил Уиль. — Ну, что вы скажете?
— Скажу, что это была диковинная кормилица, мастер Уильям.
— И Ромул убил Рема, — продолжал мальчик.
— Немудрено, так был воспитан, — заметил Риди. — Но за что он убил брата?
— За то, что тот слишком высоко прыгнул, — со смехом сказал Уилли.
— Мастер Уиль шутит? — спросил Риди, обращаясь к Сигреву.
— И да, и нет. История рассказывает, что Рем обидел Ромула, перескочив через стену, которую тот построил, и Ромул убил его. Но на древнюю историю нельзя полагаться.
— Да, кажется, и на древних братьев тоже, — заметил Риди. — Но давно известно, что вдвоем не сделаешь дело.
— А теперь мне хотелось бы сойти вниз, — заметила миссис Сигрев, — может быть Риди отнесет малютку?
Когда все спустились в каюту, капитан сказал, что он успел определить, где находится судно, и прибавил, что оно в ста тридцати милях от мыса Доброй Надежды.
— Если ветер продержится, — заметил Сигрев, — мы завтра же придем к берегу. Может быть, Юнона, ты увидишь твоих отца и мать?
Бедная Юнона покачала головой, из ее глаз покатились слезы, и она с печальным лицом сказала, что ее отец и мать принадлежали голландскому бюргеру, который, купив их, уехал далеко от берега. Ее разлучили с ними, когда она была еще очень мала, и оставили в Каптоуне.
— Но теперь ты свободна, Юнона, — сказала миссис Сигрев, — ты побывала в Англии; а тот, кто ступит на берег Англии, делается свободным.
— Да, я свободна, мисси, — ответила Юнона, — а все-таки у меня нет отца и матери.
И негритянка заплакала, но Альберт погладил ручкой ее черную щеку, и она снова улыбнулась.
Отец Уильяма, м-р Сигрев, человек очень образованный, много лет имел контору в Сиднее, главном городе Нового Южного Уэльса, и теперь после трехлетнего отсутствия возвращался обратно со всей семьей. Он купил у правительства большие земли, с тех пор сильно поднявшиеся в цене, и получал большой доход от разведения скота. Во время его пребывания в Англии имением прекрасно заведовал управляющий, и Сигрев вез с собой множество вещей, необходимых для сельского хозяйства, для дома и т. п.
Миссис Сигрев, приветливая женщина, не отличалась здоровьем; Уильям, старший из детей, был умен и весел, его брат Томас, шестилетний мальчик поражал необдуманностью, но казался очень милым ребенком. Их сестре Каролине минуло семь лет, а маленькому здоровяку Альберту еще не было и года; за ним смотрела молодая негритянка, которая явилась в Сидней с мыса Доброй Надежды и отправилась в Англию вместе с семьей Сигрева. Упомянув обо всех бывших на палубе «Великого Океана», упомянем также о двух овчарках м-ра Сигрева и о маленьком терьере капитана Осборна.
Волнение утихло только на четвертый день. Матросы развесили свое промокшее от дождя и брызг платье на канатах, и капитан велел поставить паруса. Дул нежный ветерок, и судно шло со скоростью четырех миль в час. Миссис Сигрев сидела на корме; ее муж и дети были подле нее. К ним скоро подошел и капитан Осборн.
— Ну, мастер Томми, — спросил он, — вы довольны, что буря утихла?
— Мне было все равно, — отозвался Томми, — я только расплескал суп. А вот Юнона как упала со стула, да так и покатилась вместе с маленьким; папа поднял их…
— Слава Богу, что Альберт не убился, — заметила миссис Сигрев.
— Он убился бы, если бы Юнона не думала исключительно о нем, забыв о себе, — заметил Сигрев.
— Правда, правда, — сказал Осборн, — она спасла ребенка, но, кажется, сама ушиблась.
— Да, стукнулась головой, — с улыбкой ответила Юнона.
— Еще хорошо, что у тебя на голове такая густая шерстяная шапка, — со смехом заметил Осборн. — Но, все равно, Юнона, ты славная девушка.
В это время Осборна отозвал Мекинтош.
На палубу выбежали овчарки.
— Сюда, Ромул, сюда. Рем! — позвал их Уиль.
— Вот что, сэр, — спросил Риди, стоявший невдалеке, — позвольте вас спросить, что это за странные имена у ваших собак; я никогда таких не слыхивал. Кто были эти Ромул и Рем?
— Ромул и Рем, — ответил Сигрев, — имена двух братьев-пастухов; в древние времена они основали большой город, Рим, который впоследствии сделался столицей великой империи. Люди эти были первыми царями Рима и правили вместе.
— А выкормила их волчица, Риди, — прибавил Уиль. — Ну, что вы скажете?
— Скажу, что это была диковинная кормилица, мастер Уильям.
— И Ромул убил Рема, — продолжал мальчик.
— Немудрено, так был воспитан, — заметил Риди. — Но за что он убил брата?
— За то, что тот слишком высоко прыгнул, — со смехом сказал Уилли.
— Мастер Уиль шутит? — спросил Риди, обращаясь к Сигреву.
— И да, и нет. История рассказывает, что Рем обидел Ромула, перескочив через стену, которую тот построил, и Ромул убил его. Но на древнюю историю нельзя полагаться.
— Да, кажется, и на древних братьев тоже, — заметил Риди. — Но давно известно, что вдвоем не сделаешь дело.
— А теперь мне хотелось бы сойти вниз, — заметила миссис Сигрев, — может быть Риди отнесет малютку?
Когда все спустились в каюту, капитан сказал, что он успел определить, где находится судно, и прибавил, что оно в ста тридцати милях от мыса Доброй Надежды.
— Если ветер продержится, — заметил Сигрев, — мы завтра же придем к берегу. Может быть, Юнона, ты увидишь твоих отца и мать?
Бедная Юнона покачала головой, из ее глаз покатились слезы, и она с печальным лицом сказала, что ее отец и мать принадлежали голландскому бюргеру, который, купив их, уехал далеко от берега. Ее разлучили с ними, когда она была еще очень мала, и оставили в Каптоуне.
— Но теперь ты свободна, Юнона, — сказала миссис Сигрев, — ты побывала в Англии; а тот, кто ступит на берег Англии, делается свободным.
— Да, я свободна, мисси, — ответила Юнона, — а все-таки у меня нет отца и матери.
И негритянка заплакала, но Альберт погладил ручкой ее черную щеку, и она снова улыбнулась.
ГЛАВА III
Корабль в Столовой бухте. — Столовые горы. — На берегу. — Ботанический сад. — Птица секретарь. — Львы. — Томми в опасности.
На следующий день «Великий Океан» бросил якорь в Столовой бухте; на вопрос Уильяма о причине такого названия Риди ответил, что заливу дали имя Столовой горы с вершинами, действительно плоскими, как столы.
— Мы простоим на якоре два дня, — заметил Осборн, обращаясь к отцу Уиля. — Не угодно ли вам и вашей супруге отправиться на берег?
Миссис Сигрев отказалась; поэтому было решено, что она останется на палубе с двумя детьми, а ее муж отправится в Каптоун с Уилем и Томми и к вечеру вернется домой.
На следующее утро капитан велел опустить шлюпку, и в ней Сигрев, двое мальчиков и Осборн отплыли к берегу. На берегу они побывали в доме одного знакомого капитана, который предложил им провести их в сад компании, где содержались дикие звери. От этого предложения дети пришли в полный восторг.
— Что это за, сад компании? — спросил отца Уильям.
— Его устроила голландская индийская компания в те времена, когда она владела мысом Доброй Надежды. В сущности, это ботанический сад, но там содержат и диких зверей.
— А каких животных мы увидим? — спросил Томми.
— Львов, Томми, — ответил Осборн, — много львов.
— Ох, как мне хочется посмотреть на них! — сказал Томми.
— Только нельзя — подходить к ним близко, — заметил капитан.
— Хорошо, — сказал мальчик.
Но едва войдя в сад, Томми убежал от капитана; ему хотелось поскорее увидеть львов, но Осборн поймал его и крепко взял за руку.
— Тут пара странных птиц, — сказал им знакомый Осборна, — это секретари; их называют так за то, что у них сзади головы висят перья, и они походят на писцов, заложивших перо за ухо. Это полезные птицы — они уничтожают змей; бьют их ногами с такой силой, что немедленно убивают.
— А здесь много змей? — спросил Уиль.
— Да, и очень ядовитых, — ответил Сигрев. — Секретари приносят большую пользу.
Так разговаривая, они дошли до львиного помещения. Это была большая площадка, обнесенная высокой каменной стеной, с одним окошком, через которое посетители могли смотреть на зверей. Окно это было широко и загорожено толстыми железными прутьями; однако между ними лев мог просунуть лапу, поэтому зрителей просили не подходить близко. Десять красивых, благородных зверей лежало в различных позах, медленно пошевеливая своими хвостами. Уильям рассматривал их, стоя на почтительном расстоянии от клетки, Томми тоже. Их провожатый рассказывал интересные анекдоты о львах. Все так увлеклись его рассказами, что и не заметили, как Томми проскользнул к окну львиного помещения.
Мальчику захотелось, чтобы звери немного подвигались. В числе лежавших животных был красивый трехлетний лев; он лежал ближе остальных к решетке. Томми взял камень и бросил в него; лев не пошевелился, но устремил глаза на Томми; мальчик стал смелее; он швырнул вторым камнем, потом третьим, подходя все ближе и ближе.
Лев неожиданно страшно заревел и кинулся на решетку клетки с такой силой, что, будь она немного менее прочной, ее брусья не выдержали бы. Но и теперь они так зашатались, что из камней посыпались куски цемента. Томми закричал, отскочил и по счастью упал; не то лапы льва схватили бы его. Осборн и Сигрев кинулись к мальчику и подняли его. Он кричал от страха, а лев стоял у решетки, хлестал себя хвостом и ревел, показывая исполинские клыки.
Сигрев побранил Томми; тот мало-помалу оправился от страха.
Осмотрев других зверей, маленькое общество вернулось в дом любезного знакомого Осборна, а потом отплыло на судно.
На следующий день «Великий Океан» бросил якорь в Столовой бухте; на вопрос Уильяма о причине такого названия Риди ответил, что заливу дали имя Столовой горы с вершинами, действительно плоскими, как столы.
— Мы простоим на якоре два дня, — заметил Осборн, обращаясь к отцу Уиля. — Не угодно ли вам и вашей супруге отправиться на берег?
Миссис Сигрев отказалась; поэтому было решено, что она останется на палубе с двумя детьми, а ее муж отправится в Каптоун с Уилем и Томми и к вечеру вернется домой.
На следующее утро капитан велел опустить шлюпку, и в ней Сигрев, двое мальчиков и Осборн отплыли к берегу. На берегу они побывали в доме одного знакомого капитана, который предложил им провести их в сад компании, где содержались дикие звери. От этого предложения дети пришли в полный восторг.
— Что это за, сад компании? — спросил отца Уильям.
— Его устроила голландская индийская компания в те времена, когда она владела мысом Доброй Надежды. В сущности, это ботанический сад, но там содержат и диких зверей.
— А каких животных мы увидим? — спросил Томми.
— Львов, Томми, — ответил Осборн, — много львов.
— Ох, как мне хочется посмотреть на них! — сказал Томми.
— Только нельзя — подходить к ним близко, — заметил капитан.
— Хорошо, — сказал мальчик.
Но едва войдя в сад, Томми убежал от капитана; ему хотелось поскорее увидеть львов, но Осборн поймал его и крепко взял за руку.
— Тут пара странных птиц, — сказал им знакомый Осборна, — это секретари; их называют так за то, что у них сзади головы висят перья, и они походят на писцов, заложивших перо за ухо. Это полезные птицы — они уничтожают змей; бьют их ногами с такой силой, что немедленно убивают.
— А здесь много змей? — спросил Уиль.
— Да, и очень ядовитых, — ответил Сигрев. — Секретари приносят большую пользу.
Так разговаривая, они дошли до львиного помещения. Это была большая площадка, обнесенная высокой каменной стеной, с одним окошком, через которое посетители могли смотреть на зверей. Окно это было широко и загорожено толстыми железными прутьями; однако между ними лев мог просунуть лапу, поэтому зрителей просили не подходить близко. Десять красивых, благородных зверей лежало в различных позах, медленно пошевеливая своими хвостами. Уильям рассматривал их, стоя на почтительном расстоянии от клетки, Томми тоже. Их провожатый рассказывал интересные анекдоты о львах. Все так увлеклись его рассказами, что и не заметили, как Томми проскользнул к окну львиного помещения.
Мальчику захотелось, чтобы звери немного подвигались. В числе лежавших животных был красивый трехлетний лев; он лежал ближе остальных к решетке. Томми взял камень и бросил в него; лев не пошевелился, но устремил глаза на Томми; мальчик стал смелее; он швырнул вторым камнем, потом третьим, подходя все ближе и ближе.
Лев неожиданно страшно заревел и кинулся на решетку клетки с такой силой, что, будь она немного менее прочной, ее брусья не выдержали бы. Но и теперь они так зашатались, что из камней посыпались куски цемента. Томми закричал, отскочил и по счастью упал; не то лапы льва схватили бы его. Осборн и Сигрев кинулись к мальчику и подняли его. Он кричал от страха, а лев стоял у решетки, хлестал себя хвостом и ревел, показывая исполинские клыки.
Сигрев побранил Томми; тот мало-помалу оправился от страха.
Осмотрев других зверей, маленькое общество вернулось в дом любезного знакомого Осборна, а потом отплыло на судно.
ГЛАВА IV
Тишь. — Альбатрос. — Признаки бури. — Приготовления. — Ужасный шторм. — Молния. — Разрушение и смерть.
На следующий день корабль отошел от берега. Несколько дней плавание совершалось под прекрасным ветром; но наступил штиль и держался три дня; не чувствовалось дыхания ветра, вся природа, казалось, заснула. Только время от времени показывался альбатрос и, опускаясь на некотором расстоянии от кормы судна, плавал по воде, приподняв крылья.
— Что это за птица, Риди? — спросил Уильям.
— Альбатрос, самая крупная из наших морских птиц, — ответил старик. — Я видывал альбатросов, между крыльями которых бывало около одиннадцати футов.
На третий день затишья барометр так сильно упал, что капитан стал готовиться к сильным шквалам. И он не ошибся. К полуночи собрались тучи, между которыми сверкали молнии. Поднялся и ветер; впрочем, сначала он налетал только порывами, в промежутках между которыми наступала тишина. И Мекинтош, и Риди полагали, что волнение будет сильно, и Мастермэн предложил капитану как можно скорее закрепить плотные ставни на окнах кают.
Едва окончились все приготовления, как с северо-востока налетел свирепый шквал. Началось волнение. Один парус убирали за другим, и к наступлению сумерек «Великий Океан» шел только под одним кливером и штормовым парусом. Трое рулевых с трудом удерживали колесо, так как волны с силой ударяли в руль. Ни один из матросов, отбыв свою вахту, не ушел в эту ночь спать. Буря была слишком ужасна. Около трех часов утра ветер внезапно упал, но всего минуты на две, потом снова налетел с другой стороны и разорвал кливер на лоскуты. Небо было черно; виднелись только пятнистые гребни волн. Пришлось изменить курс. Волны, поднятые прежним направлением ветра, продолжали бежать и встречались с волнами, которые вздымали новые шквалы, а потому вода то и дело хлестала на палубу и смывала все попадавшееся ей на пути. Одного матроса снесло с корабля, и все попытки спасти его не удались. Капитан Осборн стоял на своем посту; он спросил Мекинтоша:
— Как вы думаете, это еще будет долго продолжаться?
— Дольше, чем продержится судно, — ответил тот.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — возразил Осборн. — А вы, что думаете, Риди?
— Опасности больше сверху, чем снизу, — ответил старик. — Посмотрите, сэр, на эти две тучи; видите, они несутся одна навстречу другой. Если я…
Риди не договорил. Вспыхнул ослепительный свет, и в то же время раздались раскаты грома, от которых вздрогнул «Великий Океан». Послышался шум, вопли. Когда капитан и его собеседники снова получили способность видеть, оказалось, что передняя мачта была разбита в щепы, и что судно уже пылало. Рулевые, ослепленные молнией, окаменевшие от страха, не могли больше управлять рулем; корабль накренился; главная мачта свалилась через борт. На палубе воцарилось разрушение, смятение и отчаяние.
К счастью, волны, хлеставшие через борт «Великого Океана», скоро затушили огонь; но корабль беспомощно лежал на воде, в полной власти волн, которые били в упавшие мачты, еще прикрепленные веревками к корпусу судна. Оправившись, Мекинтош и Риди бросились к колесу, чтобы привести «Великий Океан» к ветру, но это им не удалось; паруса бизань-мачты отказывались слушаться руля. Риди уговорил двоих матросов стать на руль, а сам подозвал к себе Мекинтоша. Взяв топоры, они вдвоем срубили бесполезные мачты и, накренив паруса на уцелевший обломок главной мачты, кое-как поставили корабль под ветер. Не скоро удалось им убрать обломки мачт; когда же это, наконец, было сделано, они увидели, что четверо матросов погибли от молнии и падения передней мачты. Теперь, кроме Осборна, Риди и Мекинтоша, на палубе осталось всего восемь человек.
На следующий день корабль отошел от берега. Несколько дней плавание совершалось под прекрасным ветром; но наступил штиль и держался три дня; не чувствовалось дыхания ветра, вся природа, казалось, заснула. Только время от времени показывался альбатрос и, опускаясь на некотором расстоянии от кормы судна, плавал по воде, приподняв крылья.
— Что это за птица, Риди? — спросил Уильям.
— Альбатрос, самая крупная из наших морских птиц, — ответил старик. — Я видывал альбатросов, между крыльями которых бывало около одиннадцати футов.
На третий день затишья барометр так сильно упал, что капитан стал готовиться к сильным шквалам. И он не ошибся. К полуночи собрались тучи, между которыми сверкали молнии. Поднялся и ветер; впрочем, сначала он налетал только порывами, в промежутках между которыми наступала тишина. И Мекинтош, и Риди полагали, что волнение будет сильно, и Мастермэн предложил капитану как можно скорее закрепить плотные ставни на окнах кают.
Едва окончились все приготовления, как с северо-востока налетел свирепый шквал. Началось волнение. Один парус убирали за другим, и к наступлению сумерек «Великий Океан» шел только под одним кливером и штормовым парусом. Трое рулевых с трудом удерживали колесо, так как волны с силой ударяли в руль. Ни один из матросов, отбыв свою вахту, не ушел в эту ночь спать. Буря была слишком ужасна. Около трех часов утра ветер внезапно упал, но всего минуты на две, потом снова налетел с другой стороны и разорвал кливер на лоскуты. Небо было черно; виднелись только пятнистые гребни волн. Пришлось изменить курс. Волны, поднятые прежним направлением ветра, продолжали бежать и встречались с волнами, которые вздымали новые шквалы, а потому вода то и дело хлестала на палубу и смывала все попадавшееся ей на пути. Одного матроса снесло с корабля, и все попытки спасти его не удались. Капитан Осборн стоял на своем посту; он спросил Мекинтоша:
— Как вы думаете, это еще будет долго продолжаться?
— Дольше, чем продержится судно, — ответил тот.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — возразил Осборн. — А вы, что думаете, Риди?
— Опасности больше сверху, чем снизу, — ответил старик. — Посмотрите, сэр, на эти две тучи; видите, они несутся одна навстречу другой. Если я…
Риди не договорил. Вспыхнул ослепительный свет, и в то же время раздались раскаты грома, от которых вздрогнул «Великий Океан». Послышался шум, вопли. Когда капитан и его собеседники снова получили способность видеть, оказалось, что передняя мачта была разбита в щепы, и что судно уже пылало. Рулевые, ослепленные молнией, окаменевшие от страха, не могли больше управлять рулем; корабль накренился; главная мачта свалилась через борт. На палубе воцарилось разрушение, смятение и отчаяние.
К счастью, волны, хлеставшие через борт «Великого Океана», скоро затушили огонь; но корабль беспомощно лежал на воде, в полной власти волн, которые били в упавшие мачты, еще прикрепленные веревками к корпусу судна. Оправившись, Мекинтош и Риди бросились к колесу, чтобы привести «Великий Океан» к ветру, но это им не удалось; паруса бизань-мачты отказывались слушаться руля. Риди уговорил двоих матросов стать на руль, а сам подозвал к себе Мекинтоша. Взяв топоры, они вдвоем срубили бесполезные мачты и, накренив паруса на уцелевший обломок главной мачты, кое-как поставили корабль под ветер. Не скоро удалось им убрать обломки мачт; когда же это, наконец, было сделано, они увидели, что четверо матросов погибли от молнии и падения передней мачты. Теперь, кроме Осборна, Риди и Мекинтоша, на палубе осталось всего восемь человек.
ГЛАВА V
Неунывающие моряки. — Тревога капитана. — Новая буря. — Предчувствие Риди.
Моряки никогда не падают духом, пока у них есть дело. Ужасы бури, гибель товарищей, гром и молния, — ничто не мешало им работать. Мекинтош созвал матросов, велел им прикрепить блок к еще дымившейся верхушке обломка главной мачты, потом поднять на нее лишний парус, чтобы увеличить парусность. Таким образом, «Великий Океан» мог идти по ветру быстрее и слушаться руля лучше.
Теперь корабль снова двигался и находился относительно в безопасности, несмотря на жестокие удары догонявших его волн. Опять наступила ночь, но не принесла отдыха; все матросы изнемогали. Капитан и Риди часто спускались в каюты, ободряли пассажиров. Измученная страхом миссис Сигрев серьезно заболела; ее муж ухаживал за нею; детей уговорили не подниматься с постелей, а Юнона все время держала на руках маленького Альберта.
Наступила заря третьего дня с начала бури, но положение судна не стало лучше. Волны по-прежнему вливались на палубу и уносили все встречавшееся. Трудно было судить о направлении корабля. Он дал течь, и это доказывало, что его корпус уже сильно пострадал; казалось ясно, что если буря не утихнет, «Великий Океан» недолго выдержит ярость волн.
На лице капитана лежало выражение жестокой тревоги. «Великий Океан» подходил к области моря, усеянной низкими коралловыми островами. Волны могли выбросить на один из них корабль, и тогда погибло бы и ценное судно, и ценный груз, а может быть, и все люди. Предупредить же такую возможность Осборн был не в силах, благодаря жалкому состоянию корабля.
Всю эту ночь шквалы гнали судно. На рассвете ветер ослабел, волны немного успокоились. Тем не менее капитан продолжал идти фордевиндом, так как «Великий Океан» слишком пострадал, и было небезопасно поставить его наперерез волнам. Теперь готовились поднять запасные мачты, и измученные матросы усердно работали под наблюдением Осборна, когда Сигрев и Уильям вышли на палубу.
Уильям огляделся и с изумлением заметил, что высокие мачты исчезли вместе со своей оснасткой и с парусами и что на палубе беспорядок.
— Посмотри, дитя мое, — сказал Сигрев, — как здесь все разрушено, опустошено; видишь ли, как гордость человека смиряется перед мощью Всевышнего.
— Да, да, — подтвердил Риди.
— Но, папа, — помолчав спросил Уилли, — как же мы доберемся до Сиднея без мачт и парусов?
— Сделаем все, что можно, — сказал Риди. — Мы, моряки, редко теряемся, и еще до ночи, даст Бог, у нас опять будут кое-какие паруса. Мы потеряли большие мачты. Что же? Поставим запасные, маленькие, с маленькими парусами и, если будет угодно Богу, все же увидим Сидней. А как здоровье барыни? — спросил старик, обращаясь к Сигреву. — Лучше ли ей?
— Боюсь, что она очень слаба и больна, — ответил Сигрев, — только хорошая погода поможет ей. Как вы думаете? Теперь наступит затишье?
— Говоря правду, сэр, боюсь, что опять будет буря. Я еще не говорил об этом капитану, так как, может быть, ошибаюсь. Но все же, мне кажется, я прав.
— Да будет воля Божия, — сказал Сигрев. — Но как я боюсь за жену; она превратилась в тень.
— Не бойтесь этого, — возразил Риди, — от качки люди страдают, но не умирают.
Моряки никогда не падают духом, пока у них есть дело. Ужасы бури, гибель товарищей, гром и молния, — ничто не мешало им работать. Мекинтош созвал матросов, велел им прикрепить блок к еще дымившейся верхушке обломка главной мачты, потом поднять на нее лишний парус, чтобы увеличить парусность. Таким образом, «Великий Океан» мог идти по ветру быстрее и слушаться руля лучше.
Теперь корабль снова двигался и находился относительно в безопасности, несмотря на жестокие удары догонявших его волн. Опять наступила ночь, но не принесла отдыха; все матросы изнемогали. Капитан и Риди часто спускались в каюты, ободряли пассажиров. Измученная страхом миссис Сигрев серьезно заболела; ее муж ухаживал за нею; детей уговорили не подниматься с постелей, а Юнона все время держала на руках маленького Альберта.
Наступила заря третьего дня с начала бури, но положение судна не стало лучше. Волны по-прежнему вливались на палубу и уносили все встречавшееся. Трудно было судить о направлении корабля. Он дал течь, и это доказывало, что его корпус уже сильно пострадал; казалось ясно, что если буря не утихнет, «Великий Океан» недолго выдержит ярость волн.
На лице капитана лежало выражение жестокой тревоги. «Великий Океан» подходил к области моря, усеянной низкими коралловыми островами. Волны могли выбросить на один из них корабль, и тогда погибло бы и ценное судно, и ценный груз, а может быть, и все люди. Предупредить же такую возможность Осборн был не в силах, благодаря жалкому состоянию корабля.
Всю эту ночь шквалы гнали судно. На рассвете ветер ослабел, волны немного успокоились. Тем не менее капитан продолжал идти фордевиндом, так как «Великий Океан» слишком пострадал, и было небезопасно поставить его наперерез волнам. Теперь готовились поднять запасные мачты, и измученные матросы усердно работали под наблюдением Осборна, когда Сигрев и Уильям вышли на палубу.
Уильям огляделся и с изумлением заметил, что высокие мачты исчезли вместе со своей оснасткой и с парусами и что на палубе беспорядок.
— Посмотри, дитя мое, — сказал Сигрев, — как здесь все разрушено, опустошено; видишь ли, как гордость человека смиряется перед мощью Всевышнего.
— Да, да, — подтвердил Риди.
— Но, папа, — помолчав спросил Уилли, — как же мы доберемся до Сиднея без мачт и парусов?
— Сделаем все, что можно, — сказал Риди. — Мы, моряки, редко теряемся, и еще до ночи, даст Бог, у нас опять будут кое-какие паруса. Мы потеряли большие мачты. Что же? Поставим запасные, маленькие, с маленькими парусами и, если будет угодно Богу, все же увидим Сидней. А как здоровье барыни? — спросил старик, обращаясь к Сигреву. — Лучше ли ей?
— Боюсь, что она очень слаба и больна, — ответил Сигрев, — только хорошая погода поможет ей. Как вы думаете? Теперь наступит затишье?
— Говоря правду, сэр, боюсь, что опять будет буря. Я еще не говорил об этом капитану, так как, может быть, ошибаюсь. Но все же, мне кажется, я прав.
— Да будет воля Божия, — сказал Сигрев. — Но как я боюсь за жену; она превратилась в тень.
— Не бойтесь этого, — возразил Риди, — от качки люди страдают, но не умирают.
ГЛАВА VI
Смятение. — Капитан без памяти. — Совет Мекинтоша. — Делаются приготовления покинуть корабль. — Благородство Риди. — Отплытие экипажа.
Поговорив с капитаном и Риди, Сигрев с сыном ушли обратно в каюту, куда буфетчик принес для детей миску теплого супа. Томми торопливо вырвал ее из правой руки Юноны, так как левой она держала Альберта. Суп обжег Каролину. Девочка громко закричала, закричал и Альберт, но только от страха. На свое несчастье, Юнона натолкнулась на собачку Виксен, забежавшую в каюту, и та укусила ее за ногу; негритянка тоже невольно вскрикнула. Миссис Сигрев выглянула из койки. Она подумала, что произошло что-нибудь ужасное, но ничем не могла помочь. К счастью, вошел Сигрев, поднял споткнувшуюся Юнону, утешил Каролину и восстановил порядок. Все успокоилось, тем более, что остывший суп не обжег Каролину.
— Масса Томми — дурной мальчик, — сказала Юнона, потирая ногу.
Между тем на палубе не бездействовали; корабельный плотник устраивал подножие для запасной мачты на месте бывшей главной, а матросы снабжали ее снастями и парусами; к несчастью, течь была очень сильна, и четверо людей должны были постоянно помпами выкачивать воду. К ночи опять подул ветер, поднялось волнение, и течь настолько усилилась, что пришлось бросить все остальное и только работать насосом. Еще два дня бушевала буря, и весь экипаж совершенно изнемог от усталости; выкачивать воду матросы уже не могли; кренясь, судно доказывало, что в его трюме уже много воды, и вот случилось еще новое несчастье; капитан Осборн был на баке и раздавал приказания людям; вдруг блок скользнул с передней мачты; рея и парус свалились, ушибли Осборна, и он упал без чувств. Пока Осборн командовал экипажем, матросы, высоко ценившие его морское искусство, его мужество, работали хорошо, бодро, но теперь, когда он лежал, если не убитый, то во всяком случае без чувств, они почувствовали, что остались без начальника. Мекинтоша матросы не любили, и его приказания не могли иметь для них никакого веса и значения. Не обращая внимания на его приказ, они теперь совещались между собой.
— Теперь, молодцы, скоро стихнет, — заметил Риди, подходя к группе моряков, стоявших на баке. — Ветер быстро падает.
— Да, — ответил один из них, — а судно опускается на дно еще скорее; это верно.
— Теперь было бы полезно хорошенько покачать помпу, — сказал Риди, — что скажете вы?
— Стаканчика два грога были бы еще полезнее, — грубо возразил один моряк. — Что скажете, ребята? Я не думаю, чтобы капитан отказал бы нам в этом, если бы бедняга мог говорить!
— Что вы хотите делать? — спросил Мекинтош. — Надеюсь, не напиваться?
— Почему бы и нет? — проговорил другой матрос. — Судно скоро утонет.
— Может быть, еще не скоро, — сказал Мекинтош, — во всяком случае нельзя сказать, чтобы у нас не было возможности спастись. А вот, если вы опьянеете, никто не спасется, я же дорожу своей жизнью и готов сделать все, что вы решите; но вы не напьетесь, если только мне удастся помешать вам; это верно.
— Как вы помешаете? — мрачно спросил один из матросов.
— Я думаю, что двое решительных людей могут сделать многое… Нет, трое, потому что в этом случае Риди будет на моей стороне, и каютный пассажир тоже, не откажется мне помочь. Вспомните: все огнестрельное оружие в каюте. Только зачем нам ссориться? Скажите сразу, чего вы хотите, и если вы еще ничего не придумали, выслушайте, что я предложу.
Все знали смелость и решительный характер Мекинтоша; поэтому матросы снова посоветовались между собой, потом спросили капитанского помощника, что он предлагает.
— У нас осталась одна хорошая шлюпка и новый ялбот; остальные шлюпки, как вы знаете, были смыты, за исключением маленькой за кормой, которая вполне бесполезна, так как почти совершенно разбита. Мы, наверно, недалеко от одного из островов, я думаю даже, что мы посреди их. Возьмем в большую шлюпку все необходимое нам, будем работать спокойно и усердно; выпьем столько грога, чтобы он не повредил нам, и запасемся провизией. При шлюпке есть все — весла, мачта, паруса; вряд ли нам не удастся спастись. Риди, хорош ли мой совет?
— Хорош, м-р Мекинтош, только что станется с пассажирами? И неужели вы оставите капитана Осборна, который лежит без сознания и без движения? Как вы думаете поступать?
— Мы не оставим капитана, — сказал один из матросов.
— Нет, нет, — подтвердили другие.
— А пассажиры?
— Жаль их, конечно, — заметил первый из высказавшихся за спасение капитана, — только нам достаточно думать о спасении собственной жизни. Шлюпка нечрезмерно велика.
— Хорошо, я согласен с вами, — проговорил Мекинтош, — добрые дела начнутся дома. Что скажете, братцы?
— Да, — в один голос ответили матросы, и Риди понял, что спорить бесполезно.
Начали приготовлять шлюпку и запасы. На переходном трапе виднелись куски соленой свинины, сухари, несколько бочонков с пресной водой. Мекинтош принес свои часы, компас, несколько ружей, запас пороха и пуль. Плотник, с помощью другого матроса, срубил бульварк, чтобы легче спустить шлюпку. Через час все было готово. Риди не принимал никакого участия во всех этих приготовлениях. Он раза два опускался в трюм, чтобы видеть, сильно ли там поднялась вода. Между тем матросы привели корабль к ветру; в эту минуту на палубу вышел Сигрев и огляделся кругом.
Поговорив с капитаном и Риди, Сигрев с сыном ушли обратно в каюту, куда буфетчик принес для детей миску теплого супа. Томми торопливо вырвал ее из правой руки Юноны, так как левой она держала Альберта. Суп обжег Каролину. Девочка громко закричала, закричал и Альберт, но только от страха. На свое несчастье, Юнона натолкнулась на собачку Виксен, забежавшую в каюту, и та укусила ее за ногу; негритянка тоже невольно вскрикнула. Миссис Сигрев выглянула из койки. Она подумала, что произошло что-нибудь ужасное, но ничем не могла помочь. К счастью, вошел Сигрев, поднял споткнувшуюся Юнону, утешил Каролину и восстановил порядок. Все успокоилось, тем более, что остывший суп не обжег Каролину.
— Масса Томми — дурной мальчик, — сказала Юнона, потирая ногу.
Между тем на палубе не бездействовали; корабельный плотник устраивал подножие для запасной мачты на месте бывшей главной, а матросы снабжали ее снастями и парусами; к несчастью, течь была очень сильна, и четверо людей должны были постоянно помпами выкачивать воду. К ночи опять подул ветер, поднялось волнение, и течь настолько усилилась, что пришлось бросить все остальное и только работать насосом. Еще два дня бушевала буря, и весь экипаж совершенно изнемог от усталости; выкачивать воду матросы уже не могли; кренясь, судно доказывало, что в его трюме уже много воды, и вот случилось еще новое несчастье; капитан Осборн был на баке и раздавал приказания людям; вдруг блок скользнул с передней мачты; рея и парус свалились, ушибли Осборна, и он упал без чувств. Пока Осборн командовал экипажем, матросы, высоко ценившие его морское искусство, его мужество, работали хорошо, бодро, но теперь, когда он лежал, если не убитый, то во всяком случае без чувств, они почувствовали, что остались без начальника. Мекинтоша матросы не любили, и его приказания не могли иметь для них никакого веса и значения. Не обращая внимания на его приказ, они теперь совещались между собой.
— Теперь, молодцы, скоро стихнет, — заметил Риди, подходя к группе моряков, стоявших на баке. — Ветер быстро падает.
— Да, — ответил один из них, — а судно опускается на дно еще скорее; это верно.
— Теперь было бы полезно хорошенько покачать помпу, — сказал Риди, — что скажете вы?
— Стаканчика два грога были бы еще полезнее, — грубо возразил один моряк. — Что скажете, ребята? Я не думаю, чтобы капитан отказал бы нам в этом, если бы бедняга мог говорить!
— Что вы хотите делать? — спросил Мекинтош. — Надеюсь, не напиваться?
— Почему бы и нет? — проговорил другой матрос. — Судно скоро утонет.
— Может быть, еще не скоро, — сказал Мекинтош, — во всяком случае нельзя сказать, чтобы у нас не было возможности спастись. А вот, если вы опьянеете, никто не спасется, я же дорожу своей жизнью и готов сделать все, что вы решите; но вы не напьетесь, если только мне удастся помешать вам; это верно.
— Как вы помешаете? — мрачно спросил один из матросов.
— Я думаю, что двое решительных людей могут сделать многое… Нет, трое, потому что в этом случае Риди будет на моей стороне, и каютный пассажир тоже, не откажется мне помочь. Вспомните: все огнестрельное оружие в каюте. Только зачем нам ссориться? Скажите сразу, чего вы хотите, и если вы еще ничего не придумали, выслушайте, что я предложу.
Все знали смелость и решительный характер Мекинтоша; поэтому матросы снова посоветовались между собой, потом спросили капитанского помощника, что он предлагает.
— У нас осталась одна хорошая шлюпка и новый ялбот; остальные шлюпки, как вы знаете, были смыты, за исключением маленькой за кормой, которая вполне бесполезна, так как почти совершенно разбита. Мы, наверно, недалеко от одного из островов, я думаю даже, что мы посреди их. Возьмем в большую шлюпку все необходимое нам, будем работать спокойно и усердно; выпьем столько грога, чтобы он не повредил нам, и запасемся провизией. При шлюпке есть все — весла, мачта, паруса; вряд ли нам не удастся спастись. Риди, хорош ли мой совет?
— Хорош, м-р Мекинтош, только что станется с пассажирами? И неужели вы оставите капитана Осборна, который лежит без сознания и без движения? Как вы думаете поступать?
— Мы не оставим капитана, — сказал один из матросов.
— Нет, нет, — подтвердили другие.
— А пассажиры?
— Жаль их, конечно, — заметил первый из высказавшихся за спасение капитана, — только нам достаточно думать о спасении собственной жизни. Шлюпка нечрезмерно велика.
— Хорошо, я согласен с вами, — проговорил Мекинтош, — добрые дела начнутся дома. Что скажете, братцы?
— Да, — в один голос ответили матросы, и Риди понял, что спорить бесполезно.
Начали приготовлять шлюпку и запасы. На переходном трапе виднелись куски соленой свинины, сухари, несколько бочонков с пресной водой. Мекинтош принес свои часы, компас, несколько ружей, запас пороха и пуль. Плотник, с помощью другого матроса, срубил бульварк, чтобы легче спустить шлюпку. Через час все было готово. Риди не принимал никакого участия во всех этих приготовлениях. Он раза два опускался в трюм, чтобы видеть, сильно ли там поднялась вода. Между тем матросы привели корабль к ветру; в эту минуту на палубу вышел Сигрев и огляделся кругом.