Позже, уже в гостиной, где Девениш сидел рядом с леди Чейни, Леандр Харрингтон принес свои извинения за холод в столовой. Не дав Девенишу открыть рот, леди Чейни протянула:
— О, вы очень кстати, мистер Харрингтон. Лорд Девениш и я желаем побывать в склепе вашего аббатства и посмотреть, так ли там страшно, как пишет миссис Рэдклифф.
— Нет, ничуть не страшно, мадам, — поспешно ответил Харрингтон. — Просто неприятно… и темно. Туда годами никто не спускался. Вам там не понравится.
— О, я уверена, что понравится, правда, лорд Девениш? Нет, я непременно должна попасть в это страшное место.
На лице мистера Харрингтона было написано отчаяние, столь глубокое, что Девениш, подталкиваемый странным ощущением, живо присоединился к бесцеремонным попыткам леди Чейни заставить Харрингтона сделать то, чего ему явственно не хотелось.
— Да ладно вам, Харрингтон, — сказал он, — если леди уверена, что готова бросить вызов любому ужасу, который вы можете ей предложить, долг джентльмена — позволить ей это.
Атакуемый с двух сторон, мистер Харрингтон неохотно сдался:
— Хорошо, только немного подождите. Я пошлю туда людей, надо удостовериться, что там безопасно.
— О, замечательно! — воскликнул Гилс. — Я давно мечтаю попасть в склеп, точнее, с тех пор, как прочитал «Монаха» Льюиса. Благодарю вас за такую возможность, сэр.
— Но, Гилс, — тревожно проговорила Друсилла, — ты уверен, что сможешь спуститься в полумраке по ступенькам?
На лице Гилса отразилось такое огорчение, что Девениш не мог не вмешаться.
— Не беспокойтесь, миссис Фолкнер, я буду его опекать.
— Я собиралась опираться на вашу руку, лорд Девениш, — недовольно возразила леди Чейни.
— О, не волнуйтесь, — мягко проговорил Девениш. — Мистер Стэммерс, я уверен, будет счастлив помочь вам. Ничего не поделаешь, Харрингтон, — продолжал он. — Придется вам вести всех этих энтузиастов в склеп как можно скорее.
Друсилла с любопытством наблюдала за хитроумными стараниями Девениша освободиться от леди Чейни, которая вцепилась в него словно клещ. С чего это вдруг ему так приспичило посетить склеп?
Присоединился ли он к леди Чейни просто назло мистеру Харрингтону, или были еще какие-то резоны? Очень сомнительно, чтобы ему уж так нравились писания миссис Рэдклифф или Льюиса. Сама она решила не спускаться в склеп из опасения, что с ней случится еще один странный приступ. Лучше она расспросит Девениша, когда тот вернется.
Мысль об этом позабавила Друсиллу. Когда она успела так привязаться к нему, что только о нем и думает?
К счастью для Девениша и Роба Стэммерса, от леди Чейни их избавил сам хозяин, который решил самолично поводить ее по подземелью. И Роб прошипел на ухо Девенишу:
— Какого черта, Хэл, ты навязал мне эту размалеванную болтушку?
— А что, только я должен страдать? — ответствовал Девениш. — Ну уж нет! Я подумал, тебе будет полезно пообщаться с одной из тех женщин, которых я не склонен соблазнять.
Пытаясь успокоиться, Роб повернулся к Друсилле.
— Вы, наверное, слегка удивлены тем, что Девениш у нас, оказывается, такой любитель страшных историй, что ему просто не терпится посетить склеп, — с сарказмом сказал он.
— О, я больше не удивляюсь ничему, что делает лорд Девениш, да и вы, наверное, тоже. — Друсилла сладко, не без ехидства, улыбнулась.
Девениш искренне рассмеялся.
— Хорошо сказано. Видишь, Роб, другие знают нас лучше, чем мы сами.
— Вы поставили на место нас обоих, и я думаю, мы оба этого заслуживали. Вы знаете, миссис Фолкнер, по-моему, было бы великим благом для лорда Девениша, если бы кто-то вроде вас время от времени наставлял его на путь истинный.
— Время от времени? — Красивые брови Девениша взлетели вверх. Он сделал поклон в сторону Друсиллы. — Глупости, миссис Фолкнер делает это постоянно. Ее речи, обращенные ко мне, — это сплошные поучения в изящной оболочке. Да, я был не прав, навязывая леди Чейни Робу, но он заслуживает наказания за то, что все время неверно толкует мои самые лучшие побуждения.
— Какие? — быстро спросила Друсилла.
— Вы, конечно, имеете право спрашивать, только я не отвечу. Но они у меня есть.
Гилс, несколько озадаченный оборотом, который приняла беседа, со свойственным ему прямодушием сказал:
— Не обращайте внимания на Дру, Девениш. Она ничего плохого не думала… — Его слова потонули в общем хохоте.
После всего этого любители приключений убедили мистера Харрингтона отправиться в склеп рано утром. Тому пришлось согласиться, хотя и с неохотой.
— Вижу, милорд, вы оделись подобающим образом для экскурсии. А я уж боялась, что вы отправитесь в подземелье в своем щегольском наряде.
Девениш ответил поклоном на это добродушное подтрунивание, к которому он уже начал привыкать. В ожидании хозяина гости стояли, тихонько переговариваясь, среди развалин церкви аббатства, неподалеку от каменной плиты, прикрывавшей вход в склеп.
— Я действительно приготовился, миссис Фолкнер, — сказал Девениш. — Боюсь, там нас ждут пауки и паутина, пыль и, возможно, лужи. Сапоги и темный сюртук — это то, что нужно.
— Вам следовало предупредить леди Чейни, Девениш. Ее туалет годится скорее для приема в саду, — немедленно вмешался Гилс.
— Тише, Гилс, — приказала Друсилла. — Она же услышит.
— Тем лучше будет для нее, — не сдавался Гилс. — Может, она поймет, что розовое шелковое платье и белые туфельки надо сменить.
Девениш пришел на помощь Друсилле.
— Послушайте, мистер Гилс, — мягко проговорил он, — разве никто не учил вас, что истинный джентльмен никогда не делает замечаний насчет окружающих?
— Но вы-то постоянно делаете замечания, — возразил Гилс.
Друсилла подняла глаза к небу.
— Но я не джентльмен, мистер Гилс, я принадлежу к высшей знати и могу делать все, что пожелаю, за исключением убийства, конечно. А, вон идет наш хозяин и лакеи с факелами.
— Будь осторожен, Гилс. — Друсилла умоляюще посмотрела на брата. — Не увлекайся там чересчур. Когда вернетесь, мне все расскажешь.
— Если вернемся. — Девениш ухмыльнулся. — Кто знает, что нас ждет там внизу! Леди Чейни, услышав его, закричала:
— О, что-нибудь ужасное, я надеюсь!
Ступени были неровные, и Гилс, несмотря на все старания, спускался с большим трудом, впрочем, как и леди Чейни, которая шла перед ними.
Наконец они оказались в обширном помещении под удивительно высокими сводами. В его восточной части виднелись на возвышении остатки разрушенного алтаря. Вдоль стен тянулся выступ с расположенными на нем каменными гробами, пустыми. Плиты, прикрывавшие их когда-то, были сброшены и разбиты.
Факелы отбрасывали колеблющиеся, причудливые тени. Углы склепа были погружены во тьму. Пахло затхлостью, плесенью.
Леди Чейни сделалась на удивление молчалива.
— Судя по всему, здесь отправляли службы, — нарушил тишину Девениш, направляясь к алтарю.
— Да, — подтвердил Харрингтон. — Во времена уничтожения монастырей гробы пооткрывали, останки бросили в озеро позади аббатства.
— Склеп сейчас не используется, как я полагаю? — заметил Девениш.
— Да. Мне надо было вам сказать, что здесь не на что смотреть. Надеюсь, вы не очень разочарованы. Может, пойдем обратно?
— О, я нисколько не разочарована, мистер Харрингтон, — наконец заговорила леди Чейни. — Это превзошло все мои ожидания. Так романтично, так ужасно. И запах… по-моему, я чувствую запах ладана, сохранившийся с давних времен.
— Я думаю, пора возвращаться, — поспешно сказал Харрингтон, направляясь к двери. — Больше смотреть здесь нечего.
Девениш подметил тревожную нотку в голосе хозяина. Чувствовалось, что он торопился увести их из склепа. Интересно, с чего бы это? Как Девениш и ожидал, склеп оказался простым подвалом. Однако его поразил запах ладана, который он тоже почувствовал. Но этого просто не могло быть. Гости стали подниматься по ступенькам, и Девениш забеспокоился о Гилсе. Он двинулся к выходу, но лакей с факелом уже отошел — и граф оказался в темноте. Он шагнул вперед и споткнулся об обломок гробовой доски. Пытаясь удержаться, ухватился за алтарь, но все же упал на одно колено.
Он стал медленно подниматься, задел ногой камень, тот откатился. Глаза уже привыкли к темноте, и Девениш увидел, что там, где был камень, у стенки алтаря что-то лежит.
Он наклонился и поднял находку. Это был перстень с печаткой.
Шестое чувство, то самое, которое уже не раз предостерегало и уберегало его, побудило Девениша быстро сунуть перстень в карман.
Лакей, услышав шум, подбежал с восклицаниями:
— Простите, милорд! Я думал, вы идете за мной. Надеюсь, вы не поранились.
— Ничего, все в порядке. Я сам виноват, замешкался.
К ним прибежал встревоженный Харрингтон. До этого он стоял у лестницы, помогая гостям.
— Именно этого я и боялся, Девениш. Я считал этот поход неудачной затеей, и вот, пожалуйста, подтверждение.
— Как видите, я в полном порядке и готов помогать Гилсу.
— Я хотел идти сам, — сказал Гилс, — но мистер Харринттон настоял на том, чтобы я дождался вас. Он сказал, что выйдет последним.
Идя вверх по лестнице и поддерживая Гилса, Девениш вдруг стал очень разговорчив.
— Я не понимаю, почему наши предки так любили строить всякие подземелья, темные ходы, склепы, ведь их было так трудно освещать.
Харрингтон отозвался на это пространной лекцией об обычаях средневековья, которое, как Гилс выразился позже в разговоре с Друсиллой, было его коньком.
— Он думает, эти вещи нас так же занимают, как и его, хотя, должен заметить, Девениш был сама учтивость, задавал вопросы таким тоном, словно в самом деле очень заинтересован.
— Может, действительно интересовался. Не все же такие невежественные язычники, как ты.
— А он чуть не упал там, в склепе.
— Говоришь, лорд Девениш упал? Он не поранился? — воскликнула Друсилла, стараясь не выдать своего беспокойства.
— Да нет. Девениш уверил мистера Харрингтона, что с ним все в порядке, и пошел в свою комнату переодеться.
— Как это похоже на него, — сказала Друсилла. — Никогда не встречала столь собранного человека. Он полная твоя противоположность, Гилс.
Гилс мрачно кивнул.
— Знаешь, я хотел бы быть таким, как он.
На самом деле Девениш поспешил в свою комнату, чтобы осмотреть перстень, найденный в склепе. Но прежде он подошел к окну и осмотрел правую руку. На ладони и под ногтями темнели следы свечного воска — черного; он испачкался, когда ухватился за край алтаря, стараясь удержаться на ногах.
Странно. Харрингтон уверяет, что склеп уже давно пустует. Однако воск мягкий, не затверделый. Понюхав, Девениш почувствовал слабый запах гари. Он задумчиво покачал головой. Хотелось бы знать, что все это означает… Однако есть еще загадка перстня. Он достал его из кармана и поднес к глазам. На печатке был выгравирован сокол с путами на ногах. Герб Фолкнеров!
Можно предположить, что перстень принадлежал владельцу Лайфорд-Холла. Но которому из них? И как он оказался в склепе, почти не посещаемом, если верить Харрингтону?
Девениш подошел к дорожному бюро, открыл потайной ящичек и сунул туда перстень. Заперев бюро, он вызвал камердинера и приказал найти мистера Стэммерса.
Как подступиться к делу? Не станет же он ни с того ни с сего спрашивать о перстне, который нашел в якобы заброшенном склепе. И какими глазами посмотрит на него флегматичный Стэммерс, если он начнет лепетать что-то о свежем свечном воске?
Он все еще пребывал в нерешительности, когда вошел Роб.
— Как я понял, ты хотел меня видеть.
— Да. Мне скучно. Поболтай со мной, Роб. Это было уж слишком даже для Девениша.
— Ну, знаешь!.. — возмутился Роб. — Погода подойдет?
— Думаю, нет. Может, поговорим о муже миссис Фолкнер? Ты ведь его знал? Почему его убили?
Роб озадаченно поглядел на него, но ответил:
— Единственное объяснение — грабеж. На него якобы напали и забрали все, что при нем было. Не осталось ничего, унесли даже кое-что из одежды.
— Хм… Сомневаюсь, что у него было при себе много денег. Он любил драгоценности?
— Да нет. Карманные часы да фамильный перстень — вот и все, что он носил. Когда обнаружили тело, их не нашли. А почему?
— Что — почему? — Лицо Девениша выражало полнейшее равнодушие.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я подумал, как, наверное, был разочарован убийца — совершить такое тяжкое преступление и ничего не получить.
— Единственная загадка в этом деле — почему Фолкнер ушел из дома пешком?
Еще большая загадка в том, подумал Девениш, как перстень Фолкнера оказался в склепе Маршемского аббатства, если его убили в нескольких милях от Маршема.
Глава седьмая
— О, вы очень кстати, мистер Харрингтон. Лорд Девениш и я желаем побывать в склепе вашего аббатства и посмотреть, так ли там страшно, как пишет миссис Рэдклифф.
— Нет, ничуть не страшно, мадам, — поспешно ответил Харрингтон. — Просто неприятно… и темно. Туда годами никто не спускался. Вам там не понравится.
— О, я уверена, что понравится, правда, лорд Девениш? Нет, я непременно должна попасть в это страшное место.
На лице мистера Харрингтона было написано отчаяние, столь глубокое, что Девениш, подталкиваемый странным ощущением, живо присоединился к бесцеремонным попыткам леди Чейни заставить Харрингтона сделать то, чего ему явственно не хотелось.
— Да ладно вам, Харрингтон, — сказал он, — если леди уверена, что готова бросить вызов любому ужасу, который вы можете ей предложить, долг джентльмена — позволить ей это.
Атакуемый с двух сторон, мистер Харрингтон неохотно сдался:
— Хорошо, только немного подождите. Я пошлю туда людей, надо удостовериться, что там безопасно.
— О, замечательно! — воскликнул Гилс. — Я давно мечтаю попасть в склеп, точнее, с тех пор, как прочитал «Монаха» Льюиса. Благодарю вас за такую возможность, сэр.
— Но, Гилс, — тревожно проговорила Друсилла, — ты уверен, что сможешь спуститься в полумраке по ступенькам?
На лице Гилса отразилось такое огорчение, что Девениш не мог не вмешаться.
— Не беспокойтесь, миссис Фолкнер, я буду его опекать.
— Я собиралась опираться на вашу руку, лорд Девениш, — недовольно возразила леди Чейни.
— О, не волнуйтесь, — мягко проговорил Девениш. — Мистер Стэммерс, я уверен, будет счастлив помочь вам. Ничего не поделаешь, Харрингтон, — продолжал он. — Придется вам вести всех этих энтузиастов в склеп как можно скорее.
Друсилла с любопытством наблюдала за хитроумными стараниями Девениша освободиться от леди Чейни, которая вцепилась в него словно клещ. С чего это вдруг ему так приспичило посетить склеп?
Присоединился ли он к леди Чейни просто назло мистеру Харрингтону, или были еще какие-то резоны? Очень сомнительно, чтобы ему уж так нравились писания миссис Рэдклифф или Льюиса. Сама она решила не спускаться в склеп из опасения, что с ней случится еще один странный приступ. Лучше она расспросит Девениша, когда тот вернется.
Мысль об этом позабавила Друсиллу. Когда она успела так привязаться к нему, что только о нем и думает?
К счастью для Девениша и Роба Стэммерса, от леди Чейни их избавил сам хозяин, который решил самолично поводить ее по подземелью. И Роб прошипел на ухо Девенишу:
— Какого черта, Хэл, ты навязал мне эту размалеванную болтушку?
— А что, только я должен страдать? — ответствовал Девениш. — Ну уж нет! Я подумал, тебе будет полезно пообщаться с одной из тех женщин, которых я не склонен соблазнять.
Пытаясь успокоиться, Роб повернулся к Друсилле.
— Вы, наверное, слегка удивлены тем, что Девениш у нас, оказывается, такой любитель страшных историй, что ему просто не терпится посетить склеп, — с сарказмом сказал он.
— О, я больше не удивляюсь ничему, что делает лорд Девениш, да и вы, наверное, тоже. — Друсилла сладко, не без ехидства, улыбнулась.
Девениш искренне рассмеялся.
— Хорошо сказано. Видишь, Роб, другие знают нас лучше, чем мы сами.
— Вы поставили на место нас обоих, и я думаю, мы оба этого заслуживали. Вы знаете, миссис Фолкнер, по-моему, было бы великим благом для лорда Девениша, если бы кто-то вроде вас время от времени наставлял его на путь истинный.
— Время от времени? — Красивые брови Девениша взлетели вверх. Он сделал поклон в сторону Друсиллы. — Глупости, миссис Фолкнер делает это постоянно. Ее речи, обращенные ко мне, — это сплошные поучения в изящной оболочке. Да, я был не прав, навязывая леди Чейни Робу, но он заслуживает наказания за то, что все время неверно толкует мои самые лучшие побуждения.
— Какие? — быстро спросила Друсилла.
— Вы, конечно, имеете право спрашивать, только я не отвечу. Но они у меня есть.
Гилс, несколько озадаченный оборотом, который приняла беседа, со свойственным ему прямодушием сказал:
— Не обращайте внимания на Дру, Девениш. Она ничего плохого не думала… — Его слова потонули в общем хохоте.
После всего этого любители приключений убедили мистера Харрингтона отправиться в склеп рано утром. Тому пришлось согласиться, хотя и с неохотой.
— Вижу, милорд, вы оделись подобающим образом для экскурсии. А я уж боялась, что вы отправитесь в подземелье в своем щегольском наряде.
Девениш ответил поклоном на это добродушное подтрунивание, к которому он уже начал привыкать. В ожидании хозяина гости стояли, тихонько переговариваясь, среди развалин церкви аббатства, неподалеку от каменной плиты, прикрывавшей вход в склеп.
— Я действительно приготовился, миссис Фолкнер, — сказал Девениш. — Боюсь, там нас ждут пауки и паутина, пыль и, возможно, лужи. Сапоги и темный сюртук — это то, что нужно.
— Вам следовало предупредить леди Чейни, Девениш. Ее туалет годится скорее для приема в саду, — немедленно вмешался Гилс.
— Тише, Гилс, — приказала Друсилла. — Она же услышит.
— Тем лучше будет для нее, — не сдавался Гилс. — Может, она поймет, что розовое шелковое платье и белые туфельки надо сменить.
Девениш пришел на помощь Друсилле.
— Послушайте, мистер Гилс, — мягко проговорил он, — разве никто не учил вас, что истинный джентльмен никогда не делает замечаний насчет окружающих?
— Но вы-то постоянно делаете замечания, — возразил Гилс.
Друсилла подняла глаза к небу.
— Но я не джентльмен, мистер Гилс, я принадлежу к высшей знати и могу делать все, что пожелаю, за исключением убийства, конечно. А, вон идет наш хозяин и лакеи с факелами.
— Будь осторожен, Гилс. — Друсилла умоляюще посмотрела на брата. — Не увлекайся там чересчур. Когда вернетесь, мне все расскажешь.
— Если вернемся. — Девениш ухмыльнулся. — Кто знает, что нас ждет там внизу! Леди Чейни, услышав его, закричала:
— О, что-нибудь ужасное, я надеюсь!
Ступени были неровные, и Гилс, несмотря на все старания, спускался с большим трудом, впрочем, как и леди Чейни, которая шла перед ними.
Наконец они оказались в обширном помещении под удивительно высокими сводами. В его восточной части виднелись на возвышении остатки разрушенного алтаря. Вдоль стен тянулся выступ с расположенными на нем каменными гробами, пустыми. Плиты, прикрывавшие их когда-то, были сброшены и разбиты.
Факелы отбрасывали колеблющиеся, причудливые тени. Углы склепа были погружены во тьму. Пахло затхлостью, плесенью.
Леди Чейни сделалась на удивление молчалива.
— Судя по всему, здесь отправляли службы, — нарушил тишину Девениш, направляясь к алтарю.
— Да, — подтвердил Харрингтон. — Во времена уничтожения монастырей гробы пооткрывали, останки бросили в озеро позади аббатства.
— Склеп сейчас не используется, как я полагаю? — заметил Девениш.
— Да. Мне надо было вам сказать, что здесь не на что смотреть. Надеюсь, вы не очень разочарованы. Может, пойдем обратно?
— О, я нисколько не разочарована, мистер Харрингтон, — наконец заговорила леди Чейни. — Это превзошло все мои ожидания. Так романтично, так ужасно. И запах… по-моему, я чувствую запах ладана, сохранившийся с давних времен.
— Я думаю, пора возвращаться, — поспешно сказал Харрингтон, направляясь к двери. — Больше смотреть здесь нечего.
Девениш подметил тревожную нотку в голосе хозяина. Чувствовалось, что он торопился увести их из склепа. Интересно, с чего бы это? Как Девениш и ожидал, склеп оказался простым подвалом. Однако его поразил запах ладана, который он тоже почувствовал. Но этого просто не могло быть. Гости стали подниматься по ступенькам, и Девениш забеспокоился о Гилсе. Он двинулся к выходу, но лакей с факелом уже отошел — и граф оказался в темноте. Он шагнул вперед и споткнулся об обломок гробовой доски. Пытаясь удержаться, ухватился за алтарь, но все же упал на одно колено.
Он стал медленно подниматься, задел ногой камень, тот откатился. Глаза уже привыкли к темноте, и Девениш увидел, что там, где был камень, у стенки алтаря что-то лежит.
Он наклонился и поднял находку. Это был перстень с печаткой.
Шестое чувство, то самое, которое уже не раз предостерегало и уберегало его, побудило Девениша быстро сунуть перстень в карман.
Лакей, услышав шум, подбежал с восклицаниями:
— Простите, милорд! Я думал, вы идете за мной. Надеюсь, вы не поранились.
— Ничего, все в порядке. Я сам виноват, замешкался.
К ним прибежал встревоженный Харрингтон. До этого он стоял у лестницы, помогая гостям.
— Именно этого я и боялся, Девениш. Я считал этот поход неудачной затеей, и вот, пожалуйста, подтверждение.
— Как видите, я в полном порядке и готов помогать Гилсу.
— Я хотел идти сам, — сказал Гилс, — но мистер Харринттон настоял на том, чтобы я дождался вас. Он сказал, что выйдет последним.
Идя вверх по лестнице и поддерживая Гилса, Девениш вдруг стал очень разговорчив.
— Я не понимаю, почему наши предки так любили строить всякие подземелья, темные ходы, склепы, ведь их было так трудно освещать.
Харрингтон отозвался на это пространной лекцией об обычаях средневековья, которое, как Гилс выразился позже в разговоре с Друсиллой, было его коньком.
— Он думает, эти вещи нас так же занимают, как и его, хотя, должен заметить, Девениш был сама учтивость, задавал вопросы таким тоном, словно в самом деле очень заинтересован.
— Может, действительно интересовался. Не все же такие невежественные язычники, как ты.
— А он чуть не упал там, в склепе.
— Говоришь, лорд Девениш упал? Он не поранился? — воскликнула Друсилла, стараясь не выдать своего беспокойства.
— Да нет. Девениш уверил мистера Харрингтона, что с ним все в порядке, и пошел в свою комнату переодеться.
— Как это похоже на него, — сказала Друсилла. — Никогда не встречала столь собранного человека. Он полная твоя противоположность, Гилс.
Гилс мрачно кивнул.
— Знаешь, я хотел бы быть таким, как он.
На самом деле Девениш поспешил в свою комнату, чтобы осмотреть перстень, найденный в склепе. Но прежде он подошел к окну и осмотрел правую руку. На ладони и под ногтями темнели следы свечного воска — черного; он испачкался, когда ухватился за край алтаря, стараясь удержаться на ногах.
Странно. Харрингтон уверяет, что склеп уже давно пустует. Однако воск мягкий, не затверделый. Понюхав, Девениш почувствовал слабый запах гари. Он задумчиво покачал головой. Хотелось бы знать, что все это означает… Однако есть еще загадка перстня. Он достал его из кармана и поднес к глазам. На печатке был выгравирован сокол с путами на ногах. Герб Фолкнеров!
Можно предположить, что перстень принадлежал владельцу Лайфорд-Холла. Но которому из них? И как он оказался в склепе, почти не посещаемом, если верить Харрингтону?
Девениш подошел к дорожному бюро, открыл потайной ящичек и сунул туда перстень. Заперев бюро, он вызвал камердинера и приказал найти мистера Стэммерса.
Как подступиться к делу? Не станет же он ни с того ни с сего спрашивать о перстне, который нашел в якобы заброшенном склепе. И какими глазами посмотрит на него флегматичный Стэммерс, если он начнет лепетать что-то о свежем свечном воске?
Он все еще пребывал в нерешительности, когда вошел Роб.
— Как я понял, ты хотел меня видеть.
— Да. Мне скучно. Поболтай со мной, Роб. Это было уж слишком даже для Девениша.
— Ну, знаешь!.. — возмутился Роб. — Погода подойдет?
— Думаю, нет. Может, поговорим о муже миссис Фолкнер? Ты ведь его знал? Почему его убили?
Роб озадаченно поглядел на него, но ответил:
— Единственное объяснение — грабеж. На него якобы напали и забрали все, что при нем было. Не осталось ничего, унесли даже кое-что из одежды.
— Хм… Сомневаюсь, что у него было при себе много денег. Он любил драгоценности?
— Да нет. Карманные часы да фамильный перстень — вот и все, что он носил. Когда обнаружили тело, их не нашли. А почему?
— Что — почему? — Лицо Девениша выражало полнейшее равнодушие.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я подумал, как, наверное, был разочарован убийца — совершить такое тяжкое преступление и ничего не получить.
— Единственная загадка в этом деле — почему Фолкнер ушел из дома пешком?
Еще большая загадка в том, подумал Девениш, как перстень Фолкнера оказался в склепе Маршемского аббатства, если его убили в нескольких милях от Маршема.
Глава седьмая
— Я опасаюсь одного, — сказал Леандр Харрингтон, зажав Девениша в углу гостиной, где все собрались в ожидании ужина. — А что, если ваши неосторожные слова о дьяволе прошлым вечером и подтолкнули его подвергнуть вас испытанию в склепе?
— Я сознаю, что дьявол злобен, но не думаю, чтобы он был мелочен. Если б он хотел мне отомстить, то сделал бы это более драматическим образом. Внезапная вспышка адского пламени — и я лежу мертвый и обугленный перед алтарем… Вот это было бы в его духе, а не какая-то там подножка.
— Вам все шуточки, а ведь это может быть опасно, знаете ли.
Девениш вставил монокль и пристально посмотрел на хозяина.
— Я полагал, вы человек здравого ума, последователь Жан Жака Руссо. Между тем вера в дьявола не очень-то согласуется с его взглядами!
— Я верю в Бога, — торжественно заявил Харрингтон, — что означает также, что я признаю существование дьявола. Простите мне мою смелость, но человеку, носящему прозвище Дьяволиш, как-то не к лицу отрекатъся от сатаны.
Вот те на, к чему он, черт возьми, клонит? — подумал Девениш. Ему показалось, что в словах хозяина есть некий тайный смысл и взгляд, которым они сопровождались, был многозначителен.
— Не я выдумал это прозвище, — проговорил он наконец, поскольку по лицу Харрингтона было видно, что он ждет ответа. — Его придумали другие. Я же сам не претендую на него. Дальнейшему разговору помешало появление леди Чейни. Она была великолепна в своем празднословии.
— Я просто счастлива, — громко заговорила она, — что вы мне позволили войти в ваш склеп. Я даже смогла вообразить, будто попала во времена Генриха VIII, и представила пышные обряды, увы исчезнувшие в наш прозаический век.
Ее вмешательство позволило Девенишу ускользнуть, однако далеко он не ушел: Тоби Кларидж, вторя Харрингтону, принялся корить его, что вот, мол, настроил против себя дьявола и тот последовал за ним в склеп. Судя по всему, со скукой подумал Девениш, это маленькое происшествие стало единственной темой в компании людей, которым просто не о чем поговорить.
Он отделался от Тоби и подошедшему в этот момент Гилсу не дал открыть и рта.
— Мистер Гилс, — сказал он, — если вы меня любите, не говорите о дьяволе и не спрашивайте, как я себя чувствую.
— Как странно, вы повторили то, что сказала мне Дру. Ей думается, это непременно вызовет ваше неудовольствие.
— В самом деле? Что за отвратительная у нее привычка — она всегда права! — Девениш громко расхохотался.
Друсилла, наблюдавшая, как Гилс разговаривает с Девенишем, с огорчением подумала, что брат, наверное, по своему обыкновению нетактичен. Но граф, улыбнувшись, погладил Гилса по голове.
— Честный мальчик, идите и развлекайтесь, покорите еще кого-нибудь своей искренностью.
Друсилла торопливо проговорила:
— Прошу прощения, если он обеспокоил вас, — он говорит не думая.
— Просто он еще не научился облекать свою прямоту в изящные формы. Знаете, вы очень похожи, и не только внешне. Скажите мне, миссис Фолкнер, — неожиданно спросил у нее Девениш, — почему все здесь только и думают о дьяволе?
— Возможно, это оттого, — медленно начала Друсилла, — что мы находимся в таком месте, которое когда-то было посвящено вере, и всякий, говоря или думая о Боге, не может не вспомнить и его антипода, дьявола.
Во взгляде, которым граф посмотрел на нее, было уважение. Джордж Лоусон, как раз подошедший к ним, неодобрительно произнес:
— Я надеялся, в этот вечер мы побеседуем о чем-нибудь другом, однако, как я вижу, лорд Девениш этого не желает.
— Я не желаю? — переспросил Девениш, принимая надменный вид. — Это не я одержим дьяволом; если бы зависело от меня, то о нем вообще бы не упоминали.
Отповедь со стороны высокой особы заставила Лоусона замолчать, к удовольствию Друсиллы. Она начинала понимать, почему графу нравится общаться с ней и с Гилсом — они не раболепствуют перед ним.
Как бы там ни было, пожелание Девениша было выполнено. Однако в застольной беседе возникла еще более неприятная тема. Кто-то сообщил леди Чейни об исчезновении девушек и об убийстве Джереми Фолкнера.
Сообщение повергло леди на целую речь, которую она произнесла на повышенных тонах:
— Я-то думала, как сильно отличается жизнь в Суррее от трагических событий, описанных миссис Рэдклифф, и не знала, что ошибаюсь. Мне дали понять, что здесь таинственным образом исчезли несколько девушек крестьянского сословия и даже произошли убийства, затронувшие благородное сословие. Предпринимались ли усилия, чтобы выследить злодеев? В конце концов, мы ведь живем не в дикарской стране! Леандр Харрингтон возвел очи горе. Было ясно, что, по его мнению, говорить о пропавших девушках неуместно.
— По моему разумению, в этих исчезновениях нет никакой загадки. Предполагается, что они бежали в Лондон, надеясь разбогатеть. Леди тряхнула кудрями.
— Ну, хорошо. Разумное предположение. А что насчет убийств?
Харрингтон избегал смотреть на побледневшую Друсиллу.
— Грабители, мадам, грабители. Я разговаривал с лордом-наместником, он вполне удовлетворен таким объяснением.
Не совсем, подумал Девениш, хотя, возможно, Харрингтону сказали что-то другое. Различие между тем, что говорил их гостеприимный хозяин, и словами Сидмаута беспокоило его. Он пытался понять причину охватившей его тревоги. Неожиданно он наткнулся на задумчивый взгляд Друсиллы Фолкнер, и в тот же миг ему стало ясно, что она видит его тревожное состояние.
Девениш отбросил прочь эту неприятную мысль. Он никогда не хотел такой тесной связи с кем-либо, однако ему становилось все яснее, что начиная с того самого момента, когда он встретил Друсиллу Фолкнер, нить, связавшая их, крепла с каждой встречей.
Девениш был в таком смятении, что после ужина подошел к ней, сел напротив и, понизив голос, сказал:
— Вы не должны это делать.
Друсилла, действительно заметившая его странно беспокойное состояние и гадавшая, чем оно могло быть вызвано, невиннейшим тоном поинтересовалась:
— Делать что, милорд?
— Не притворяйтесь, мадам, это вам не идет. Это просто не вмещается ни в какие рамки — кто-то копается у меня в голове, стараясь прочесть мои сокровенные мысли.
У Друсиллы на миг закружилась голова. Как он узнал, что она читает его мысли? Она старалась сохранять на лице бесстрастное выражение, наблюдая за Девенишем. Что же ее выдало? Он тоже читает ее мысли?
— Вижу, вы понимаете, что я имел в виду. Прошу вас, пойдемте на террасу, я хочу задать вам кое-какие вопросы.
— Как пожелаете, — покорно вымолвила она. Они вышли на террасу, залитую серебряным светом луны.
— Я ни в коем случае не принуждаю вас, мадам, — произнес Девениш ласково. — Вы можете вернуться в гостиную.
— Нет, — сказала Друсилла, — вы меня ни к чему не принуждали. Задавайте ваши вопросы. Я отвечу без утайки.
— Не хочется расстраивать вас, заводя старый разговор, но мне важно знать. Вы недавно сказали, что ваш покойный супруг разговаривал с мистером Харрингтоном о тропе, проходящей по задам Лайфорда и ведущей в аббатство. Скажите, какие отношения были у вас и вашего супруга с мистером Харрингтоном?
Это был странный вопрос, и она медленно заговорила:
— Мы встречались по-соседски, как это бывает в деревне. Вместе обедали. У меня сложилось впечатление, что в последние полгода жизни Джереми они как-то сблизились. После того разговора насчет тропы, я думаю.
Друсилла умолкла. Было еще одно, о чем она не говорила Девенишу. Именно тогда с Джереми произошла разительная перемена.
Девениш не знал с точностью, о чем она думала, но чувствовал ее печаль.
— Вы вспомнили что-то еще? — наугад спросил он.
Говорить ему или нет? Она еще никому об этом не говорила. Почему она должна доверять ему? Лишь потому, что они оба вовлечены во что-то странное?
— Никто не знает, как мой муж отдалялся от меня все больше и больше — и от своих друзей — в последние месяцы жизни. Перемены в нем начались примерно тогда, когда он встретился с мистером Харрингтоном. Сначала я подумала, что это, наверное, из-за того, что он стал сторонником его радикальных взглядов, но очень скоро стало ясно, что он их не разделяет. — Она запнулась и посмотрела на Девениша с вымученной улыбкой. — Вам это может показаться неважным, пустой сентиментальностью. Не обращайте внимания.
Девениш покачал головой.
— Нет-нет, я уверен, что вы судите обо всем на удивление здраво.
Он умолк, и они мгновение постояли, глядя в темноту.
— Почему вас интересуют столь незначительные вещи? — спросила наконец Друсилла.
Девениш взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал.
— Скажем, просто из праздного любопытства.
— Ну нет! Не обманывайте меня, милорд. Любопытство — может быть, но праздное — не верю! — Она говорила торопливо, пытаясь показать, что поцелуй не произвел на нее никакого впечатления.
— Пойдемте, — сказал он. — Мы достаточно долго отсутствовали, чтобы сплетники начали болтать.
— Вы правы, милорд. Корделия и так уже будет меня корить.
Что и произошло на самом деле. Друсилла терпеливо выслушала ее брюзжание, напрасно пытаясь доказать, что ее прогулка с графом была совершенно невинна. Она не упомянула о том, что Девениш расспрашивал ее о Джереми, хотя не понимала, что могло вызвать такой интерес.
Девениш был уверен, что жизнь человека подчиняется в равной степени как планам, так и случаю, который может нарушить все тщательно продуманные планы.
Случай привел Девениша к перстню с печаткой, и случаю же было суждено сослужить ему службу еще раз. Неизвестно, как бы все развивалось, если бы в ту ночь его не одолела бессонница. Какое-то время он дремал, а где-то около полуночи обнаружил, что лежит с открытыми глазами. Спать совершенно не хотелось, он взял книгу и начал читать, но и это не помогло.
Кончилось тем, что он поднялся с постели и натянул то, что было на нем, когда он ходил в склеп. Он погуляет по аббатству, может, после этого заснет. Девениш сунул ноги в туфли на мягкой подошве, чтобы не потревожить спящих, открыл окно небольшой веранды у черного входа и выпрыгнул наружу.
Воздух был напоен ароматом. Веял легкий ветерок. Девениш оглянулся на здание — все окна были темны. Он направился к озеру, присел на деревянную скамью и устремил взгляд в звездное небо, называя знакомые созвездия и стараясь представить огромность мироздания.
Веки отяжелели, надо было идти, не хватало еще, чтобы его утром обнаружили спящим на скамье. Девениш издал легкий смешок, вспомнив время, когда скамья казалась ему наиудобнейшим ложем…
Но незачем вспоминать те времена. Они ушли и не вернутся. Девениш встал и направился к дому.
Он так и не понял, что его побудило в последний момент передумать и пойти в церковь. Полуразрушенное здание было окружено со всех сторон деревьями, ему приходилось передвигаться осторожно, чтобы не наткнуться на обломки стен.
Девениш постоял на месте, затем, удовлетворив свое любопытство и чувствуя усталость, повернулся и двинулся в обратный путь. Дойдя до руин каменной стены, через которые ему нужно было перебраться, что — бы выйти к черному входу в дом, он услышал позади какой-то шум.
Он замер. Каменная плита, прикрывавшая вход в склеп, приподнялась, и из-под нее вылезли три фигуры. Девениш почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.
Каменная плита легла на место, трое остались наверху. Судя по росту, один из них был Леандр Харрингтон. Двух других трудно было опознать.
— Как я и думал, он ничего такого увидеть не мог. Зря только ходили, — заговорил Харрингтон.
— Нет, не зря. А потом, откуда мы знаем, известно ему что-нибудь или нет? Как он говорил о дьяволе — так, словно что-то пронюхал. — Девениш узнал голос Джорджа Лоусона.
Ночная птица с криком сорвалась с крыши и полетела, шумно махая крыльями. Пастор испуганно прянул назад и вскрикнул.
— Эй ты, потише, — укоризненно проговорил Харрингтон. — Ты слишком пуглив. Бояться нечего. Он ничего не подозревает. При всех своих титулах он круглый дурак.
— Нам надо быть осторожнее, на случай, если он не так безвреден, как кажется. — В разговор вступил третий, он был явно взволнован. — Больше никаких встреч, пока он не уберется из графства.
Конечно же, это Тоби Кларидж — но о чем он говорит? Почему склеп так важен?
Харрингтон резким тоном возразил:
— Ерунда. Ты труслив как заяц. А теперь пора расходиться.
И все трое двинулись к боковому входу, а Девениш остался размышлять о том, что он услышал.
Что все это значит? Он никак не мог сообразить, почему они так встревожились, когда он упомянул дьявола. Что он мог заметить в склепе? Это вряд ли перстень Джереми Фолкнера — судя по всему, они вообще не знали о нем. Наконец, что за секретные собрания проходят в склепе?
— Я сознаю, что дьявол злобен, но не думаю, чтобы он был мелочен. Если б он хотел мне отомстить, то сделал бы это более драматическим образом. Внезапная вспышка адского пламени — и я лежу мертвый и обугленный перед алтарем… Вот это было бы в его духе, а не какая-то там подножка.
— Вам все шуточки, а ведь это может быть опасно, знаете ли.
Девениш вставил монокль и пристально посмотрел на хозяина.
— Я полагал, вы человек здравого ума, последователь Жан Жака Руссо. Между тем вера в дьявола не очень-то согласуется с его взглядами!
— Я верю в Бога, — торжественно заявил Харрингтон, — что означает также, что я признаю существование дьявола. Простите мне мою смелость, но человеку, носящему прозвище Дьяволиш, как-то не к лицу отрекатъся от сатаны.
Вот те на, к чему он, черт возьми, клонит? — подумал Девениш. Ему показалось, что в словах хозяина есть некий тайный смысл и взгляд, которым они сопровождались, был многозначителен.
— Не я выдумал это прозвище, — проговорил он наконец, поскольку по лицу Харрингтона было видно, что он ждет ответа. — Его придумали другие. Я же сам не претендую на него. Дальнейшему разговору помешало появление леди Чейни. Она была великолепна в своем празднословии.
— Я просто счастлива, — громко заговорила она, — что вы мне позволили войти в ваш склеп. Я даже смогла вообразить, будто попала во времена Генриха VIII, и представила пышные обряды, увы исчезнувшие в наш прозаический век.
Ее вмешательство позволило Девенишу ускользнуть, однако далеко он не ушел: Тоби Кларидж, вторя Харрингтону, принялся корить его, что вот, мол, настроил против себя дьявола и тот последовал за ним в склеп. Судя по всему, со скукой подумал Девениш, это маленькое происшествие стало единственной темой в компании людей, которым просто не о чем поговорить.
Он отделался от Тоби и подошедшему в этот момент Гилсу не дал открыть и рта.
— Мистер Гилс, — сказал он, — если вы меня любите, не говорите о дьяволе и не спрашивайте, как я себя чувствую.
— Как странно, вы повторили то, что сказала мне Дру. Ей думается, это непременно вызовет ваше неудовольствие.
— В самом деле? Что за отвратительная у нее привычка — она всегда права! — Девениш громко расхохотался.
Друсилла, наблюдавшая, как Гилс разговаривает с Девенишем, с огорчением подумала, что брат, наверное, по своему обыкновению нетактичен. Но граф, улыбнувшись, погладил Гилса по голове.
— Честный мальчик, идите и развлекайтесь, покорите еще кого-нибудь своей искренностью.
Друсилла торопливо проговорила:
— Прошу прощения, если он обеспокоил вас, — он говорит не думая.
— Просто он еще не научился облекать свою прямоту в изящные формы. Знаете, вы очень похожи, и не только внешне. Скажите мне, миссис Фолкнер, — неожиданно спросил у нее Девениш, — почему все здесь только и думают о дьяволе?
— Возможно, это оттого, — медленно начала Друсилла, — что мы находимся в таком месте, которое когда-то было посвящено вере, и всякий, говоря или думая о Боге, не может не вспомнить и его антипода, дьявола.
Во взгляде, которым граф посмотрел на нее, было уважение. Джордж Лоусон, как раз подошедший к ним, неодобрительно произнес:
— Я надеялся, в этот вечер мы побеседуем о чем-нибудь другом, однако, как я вижу, лорд Девениш этого не желает.
— Я не желаю? — переспросил Девениш, принимая надменный вид. — Это не я одержим дьяволом; если бы зависело от меня, то о нем вообще бы не упоминали.
Отповедь со стороны высокой особы заставила Лоусона замолчать, к удовольствию Друсиллы. Она начинала понимать, почему графу нравится общаться с ней и с Гилсом — они не раболепствуют перед ним.
Как бы там ни было, пожелание Девениша было выполнено. Однако в застольной беседе возникла еще более неприятная тема. Кто-то сообщил леди Чейни об исчезновении девушек и об убийстве Джереми Фолкнера.
Сообщение повергло леди на целую речь, которую она произнесла на повышенных тонах:
— Я-то думала, как сильно отличается жизнь в Суррее от трагических событий, описанных миссис Рэдклифф, и не знала, что ошибаюсь. Мне дали понять, что здесь таинственным образом исчезли несколько девушек крестьянского сословия и даже произошли убийства, затронувшие благородное сословие. Предпринимались ли усилия, чтобы выследить злодеев? В конце концов, мы ведь живем не в дикарской стране! Леандр Харрингтон возвел очи горе. Было ясно, что, по его мнению, говорить о пропавших девушках неуместно.
— По моему разумению, в этих исчезновениях нет никакой загадки. Предполагается, что они бежали в Лондон, надеясь разбогатеть. Леди тряхнула кудрями.
— Ну, хорошо. Разумное предположение. А что насчет убийств?
Харрингтон избегал смотреть на побледневшую Друсиллу.
— Грабители, мадам, грабители. Я разговаривал с лордом-наместником, он вполне удовлетворен таким объяснением.
Не совсем, подумал Девениш, хотя, возможно, Харрингтону сказали что-то другое. Различие между тем, что говорил их гостеприимный хозяин, и словами Сидмаута беспокоило его. Он пытался понять причину охватившей его тревоги. Неожиданно он наткнулся на задумчивый взгляд Друсиллы Фолкнер, и в тот же миг ему стало ясно, что она видит его тревожное состояние.
Девениш отбросил прочь эту неприятную мысль. Он никогда не хотел такой тесной связи с кем-либо, однако ему становилось все яснее, что начиная с того самого момента, когда он встретил Друсиллу Фолкнер, нить, связавшая их, крепла с каждой встречей.
Девениш был в таком смятении, что после ужина подошел к ней, сел напротив и, понизив голос, сказал:
— Вы не должны это делать.
Друсилла, действительно заметившая его странно беспокойное состояние и гадавшая, чем оно могло быть вызвано, невиннейшим тоном поинтересовалась:
— Делать что, милорд?
— Не притворяйтесь, мадам, это вам не идет. Это просто не вмещается ни в какие рамки — кто-то копается у меня в голове, стараясь прочесть мои сокровенные мысли.
У Друсиллы на миг закружилась голова. Как он узнал, что она читает его мысли? Она старалась сохранять на лице бесстрастное выражение, наблюдая за Девенишем. Что же ее выдало? Он тоже читает ее мысли?
— Вижу, вы понимаете, что я имел в виду. Прошу вас, пойдемте на террасу, я хочу задать вам кое-какие вопросы.
— Как пожелаете, — покорно вымолвила она. Они вышли на террасу, залитую серебряным светом луны.
— Я ни в коем случае не принуждаю вас, мадам, — произнес Девениш ласково. — Вы можете вернуться в гостиную.
— Нет, — сказала Друсилла, — вы меня ни к чему не принуждали. Задавайте ваши вопросы. Я отвечу без утайки.
— Не хочется расстраивать вас, заводя старый разговор, но мне важно знать. Вы недавно сказали, что ваш покойный супруг разговаривал с мистером Харрингтоном о тропе, проходящей по задам Лайфорда и ведущей в аббатство. Скажите, какие отношения были у вас и вашего супруга с мистером Харрингтоном?
Это был странный вопрос, и она медленно заговорила:
— Мы встречались по-соседски, как это бывает в деревне. Вместе обедали. У меня сложилось впечатление, что в последние полгода жизни Джереми они как-то сблизились. После того разговора насчет тропы, я думаю.
Друсилла умолкла. Было еще одно, о чем она не говорила Девенишу. Именно тогда с Джереми произошла разительная перемена.
Девениш не знал с точностью, о чем она думала, но чувствовал ее печаль.
— Вы вспомнили что-то еще? — наугад спросил он.
Говорить ему или нет? Она еще никому об этом не говорила. Почему она должна доверять ему? Лишь потому, что они оба вовлечены во что-то странное?
— Никто не знает, как мой муж отдалялся от меня все больше и больше — и от своих друзей — в последние месяцы жизни. Перемены в нем начались примерно тогда, когда он встретился с мистером Харрингтоном. Сначала я подумала, что это, наверное, из-за того, что он стал сторонником его радикальных взглядов, но очень скоро стало ясно, что он их не разделяет. — Она запнулась и посмотрела на Девениша с вымученной улыбкой. — Вам это может показаться неважным, пустой сентиментальностью. Не обращайте внимания.
Девениш покачал головой.
— Нет-нет, я уверен, что вы судите обо всем на удивление здраво.
Он умолк, и они мгновение постояли, глядя в темноту.
— Почему вас интересуют столь незначительные вещи? — спросила наконец Друсилла.
Девениш взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал.
— Скажем, просто из праздного любопытства.
— Ну нет! Не обманывайте меня, милорд. Любопытство — может быть, но праздное — не верю! — Она говорила торопливо, пытаясь показать, что поцелуй не произвел на нее никакого впечатления.
— Пойдемте, — сказал он. — Мы достаточно долго отсутствовали, чтобы сплетники начали болтать.
— Вы правы, милорд. Корделия и так уже будет меня корить.
Что и произошло на самом деле. Друсилла терпеливо выслушала ее брюзжание, напрасно пытаясь доказать, что ее прогулка с графом была совершенно невинна. Она не упомянула о том, что Девениш расспрашивал ее о Джереми, хотя не понимала, что могло вызвать такой интерес.
Девениш был уверен, что жизнь человека подчиняется в равной степени как планам, так и случаю, который может нарушить все тщательно продуманные планы.
Случай привел Девениша к перстню с печаткой, и случаю же было суждено сослужить ему службу еще раз. Неизвестно, как бы все развивалось, если бы в ту ночь его не одолела бессонница. Какое-то время он дремал, а где-то около полуночи обнаружил, что лежит с открытыми глазами. Спать совершенно не хотелось, он взял книгу и начал читать, но и это не помогло.
Кончилось тем, что он поднялся с постели и натянул то, что было на нем, когда он ходил в склеп. Он погуляет по аббатству, может, после этого заснет. Девениш сунул ноги в туфли на мягкой подошве, чтобы не потревожить спящих, открыл окно небольшой веранды у черного входа и выпрыгнул наружу.
Воздух был напоен ароматом. Веял легкий ветерок. Девениш оглянулся на здание — все окна были темны. Он направился к озеру, присел на деревянную скамью и устремил взгляд в звездное небо, называя знакомые созвездия и стараясь представить огромность мироздания.
Веки отяжелели, надо было идти, не хватало еще, чтобы его утром обнаружили спящим на скамье. Девениш издал легкий смешок, вспомнив время, когда скамья казалась ему наиудобнейшим ложем…
Но незачем вспоминать те времена. Они ушли и не вернутся. Девениш встал и направился к дому.
Он так и не понял, что его побудило в последний момент передумать и пойти в церковь. Полуразрушенное здание было окружено со всех сторон деревьями, ему приходилось передвигаться осторожно, чтобы не наткнуться на обломки стен.
Девениш постоял на месте, затем, удовлетворив свое любопытство и чувствуя усталость, повернулся и двинулся в обратный путь. Дойдя до руин каменной стены, через которые ему нужно было перебраться, что — бы выйти к черному входу в дом, он услышал позади какой-то шум.
Он замер. Каменная плита, прикрывавшая вход в склеп, приподнялась, и из-под нее вылезли три фигуры. Девениш почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.
Каменная плита легла на место, трое остались наверху. Судя по росту, один из них был Леандр Харрингтон. Двух других трудно было опознать.
— Как я и думал, он ничего такого увидеть не мог. Зря только ходили, — заговорил Харрингтон.
— Нет, не зря. А потом, откуда мы знаем, известно ему что-нибудь или нет? Как он говорил о дьяволе — так, словно что-то пронюхал. — Девениш узнал голос Джорджа Лоусона.
Ночная птица с криком сорвалась с крыши и полетела, шумно махая крыльями. Пастор испуганно прянул назад и вскрикнул.
— Эй ты, потише, — укоризненно проговорил Харрингтон. — Ты слишком пуглив. Бояться нечего. Он ничего не подозревает. При всех своих титулах он круглый дурак.
— Нам надо быть осторожнее, на случай, если он не так безвреден, как кажется. — В разговор вступил третий, он был явно взволнован. — Больше никаких встреч, пока он не уберется из графства.
Конечно же, это Тоби Кларидж — но о чем он говорит? Почему склеп так важен?
Харрингтон резким тоном возразил:
— Ерунда. Ты труслив как заяц. А теперь пора расходиться.
И все трое двинулись к боковому входу, а Девениш остался размышлять о том, что он услышал.
Что все это значит? Он никак не мог сообразить, почему они так встревожились, когда он упомянул дьявола. Что он мог заметить в склепе? Это вряд ли перстень Джереми Фолкнера — судя по всему, они вообще не знали о нем. Наконец, что за секретные собрания проходят в склепе?