А если они проводят свои собрания в склепе, то вот и объяснение свежего воска на алтаре: им же надо освещать помещение.
Допустим, собираются они в склепе ради забавы. Но тогда почему Лоусон так напуган и зачем такая скрытность?
Не связаны ли все эти странности с исчезновением девушек и загадочной гибелью Фолкнера? И если связаны, то как?
Сон не шел к нему, а когда наконец пришел, то не принес отдохновения. Впервые после нескольких лет повторился кошмар, который преследовал его с ранних лет.
Ему опять одиннадцать лет, и он во весь дух мчится по улице, удирая от погони. Пальцы судорожно сжимают грошовую булку, которую он стащил, чтобы накормить мать и маленького Бена. Сам он наелся объедков.
Они одни на всем белом свете. Отца полгода назад убили во время драки в таверне. Хэл помнит его — этого большого и шумного человека он обожал. На самом деле Огэстес Девениш был беспечный шалопай и мот, который, разорившись, покатился вниз, не думая о семье.
Но сейчас Девениш был в далеком прошлом. Снова был маленьким, постоянно голодным Хэлом, ничего не знавшим о жизненных перипетиях своего отца и как тот докатился до окончания своего пустого существования в грязной пивнушке, заставив сына стать вором, чтобы выжить.
Мать, пока ее не сразила тяжелая болезнь, шила детскую одежду, которую заказывали ей жены торговцев шерстью.
Запыхавшийся, радуясь тому, что еще раз ускользнул от погони и тюрьмы, Хэл вбежал в дом и, добравшись до мансарды, где они обитали, распахнул дверь:
— Я пришел, мама, я пришел.
Мать не отозвалась. Она сидела на кровати, прижимая к груди маленького Бена. Мальчик родился уже после смерти отца. Глаза матери блестели, лицо было мокрым от слез.
— Что случилось? — закричал Хэл, подбегая к кроватй.
Мать прошептала побелевшими губами:
— Он ушел, Хэл. Он ушел.
— Как — ушел? Вот же он, я его вижу. Мать взяла его руку и приложила к холодному личику ребенка.
— Он умер, Хэл. Это моя вина. У меня нет молока, а он был такой слабенький. Господь прибрал его. Может, так оно и лучше.
— Тогда будь он проклят, твой Господь! — закричал Хэл, роняя булку.
— Нет, сынок, не надо. Такова Божья воля и мы должны ей повиноваться.
В этот миг он всегда просыпался, по его лицу струились слезы.
Понемногу Девениш успокоился, повторяя, что маленького Хэла больше нет, он давно стал человеком знатным и богатым, и трудно сказать, хорошо это или плохо, что он постоянно вспоминает свое тяжелое прошлое.
За исключением Друсиллы Фолкнер, все остальные гости в доме Леандра Харрингтона не представляли для Девениша никакого интереса. Не было ни малейших намеков на какую-либо скрытность и странность в чьем-либо поведении.
Правда, леди Чейни оставалась, как всегда, эксцентричной, а Джордж Лоусон быстро-быстро исчезал, завидев Девениша. Тоби Кларидж, напротив, стал чаще искать общества графа, продолжая, впрочем, предостерегать Друсиллу о его коварстве. Делал он это так, чтобы никто не слышал.
Стоило ему лишь однажды заговорить об этом в присутствии Гилса Стоуна, как тот вспыхнул и гневно проговорил:
— Удивляюсь, сэр Тоби, как вы можете плохо говорить о Девенише за его спиной. Это не по-джентльменски. Я думаю, вы не осмелитесь сказать подобное ему в лицо. Слишком опасно.
На эту дерзость Тоби лишь рассмеялся, однако смех его звучал несколько натужно. Вполне вероятно, Гилс все расскажет Девенишу. И что тогда? Дуэль, если вспомнить репутацию графа?
Друсилла побранила брата за прямолинейность.
— В конце концов, — сказала она, — Тоби хочет лишь меня защитить.
— От Девениша? — Гилс прыснул со смеху. — Да вспомни, как он относится к тебе. Он тебя уважает.
— Это тебе подсказывает твой богатый жизненный опыт?
— Просто знаю. Девениш никогда тебя не обидит, а вот насчет сэра Тоби я не уверен.
Разговаривая с графом перед последним обедом в Маршемском аббатстве, Друсилла сказала ему, что он производит впечатление человека, в совершенстве владеющего собой и умеющего подчинять себе обстоятельства. На чем основывается это умение?
— Раскройте мне ваш секрет, — попросила она, — я тоже хотела бы управлять своей жизнью так, как вы управляете своей.
— Это иллюзия, — серьезно ответил он. — На самом деле я так же, как и все, завишу от времени и случая.
— Иллюзия? — с сомнением повторила она. — Но как это получается? Вы же не фокусник.
Девениш вытащил из рукава носовой платок, показал его Друсилле, скомкал в кулаке так, что его стало не видно, а потом раскрыл ладонь — она была пуста.
— Но куда он девался?
— Вот он, — сказал Девениш, доставая платок у нее из-за пояса.
Этому фокусу он выучился в двенадцать лет у одного бродячего иллюзиониста и, став взрослым, никогда не демонстрировал его. Наградой ему была восторженная улыбка Друсиллы.
— Вы наглядно показали мне, что вещи зачастую не таковы, какими кажутся.
Гилс, наблюдавший за фокусом с раскрытым от удивления ртом, воскликнул:
— А вы меня научите, как это делается, Девениш?
— Фокусники, даже самого низкого ранга, никогда не раскрывают своих секретов.
Гилс был не единственным зрителем. За происходящим с интересом следил Леандр Харрингтон. Ему впервые подумалось, что, наверное, зря он считает Девениша круглым дураком.
Глава восьмая
Допустим, собираются они в склепе ради забавы. Но тогда почему Лоусон так напуган и зачем такая скрытность?
Не связаны ли все эти странности с исчезновением девушек и загадочной гибелью Фолкнера? И если связаны, то как?
Сон не шел к нему, а когда наконец пришел, то не принес отдохновения. Впервые после нескольких лет повторился кошмар, который преследовал его с ранних лет.
Ему опять одиннадцать лет, и он во весь дух мчится по улице, удирая от погони. Пальцы судорожно сжимают грошовую булку, которую он стащил, чтобы накормить мать и маленького Бена. Сам он наелся объедков.
Они одни на всем белом свете. Отца полгода назад убили во время драки в таверне. Хэл помнит его — этого большого и шумного человека он обожал. На самом деле Огэстес Девениш был беспечный шалопай и мот, который, разорившись, покатился вниз, не думая о семье.
Но сейчас Девениш был в далеком прошлом. Снова был маленьким, постоянно голодным Хэлом, ничего не знавшим о жизненных перипетиях своего отца и как тот докатился до окончания своего пустого существования в грязной пивнушке, заставив сына стать вором, чтобы выжить.
Мать, пока ее не сразила тяжелая болезнь, шила детскую одежду, которую заказывали ей жены торговцев шерстью.
Запыхавшийся, радуясь тому, что еще раз ускользнул от погони и тюрьмы, Хэл вбежал в дом и, добравшись до мансарды, где они обитали, распахнул дверь:
— Я пришел, мама, я пришел.
Мать не отозвалась. Она сидела на кровати, прижимая к груди маленького Бена. Мальчик родился уже после смерти отца. Глаза матери блестели, лицо было мокрым от слез.
— Что случилось? — закричал Хэл, подбегая к кроватй.
Мать прошептала побелевшими губами:
— Он ушел, Хэл. Он ушел.
— Как — ушел? Вот же он, я его вижу. Мать взяла его руку и приложила к холодному личику ребенка.
— Он умер, Хэл. Это моя вина. У меня нет молока, а он был такой слабенький. Господь прибрал его. Может, так оно и лучше.
— Тогда будь он проклят, твой Господь! — закричал Хэл, роняя булку.
— Нет, сынок, не надо. Такова Божья воля и мы должны ей повиноваться.
В этот миг он всегда просыпался, по его лицу струились слезы.
Понемногу Девениш успокоился, повторяя, что маленького Хэла больше нет, он давно стал человеком знатным и богатым, и трудно сказать, хорошо это или плохо, что он постоянно вспоминает свое тяжелое прошлое.
За исключением Друсиллы Фолкнер, все остальные гости в доме Леандра Харрингтона не представляли для Девениша никакого интереса. Не было ни малейших намеков на какую-либо скрытность и странность в чьем-либо поведении.
Правда, леди Чейни оставалась, как всегда, эксцентричной, а Джордж Лоусон быстро-быстро исчезал, завидев Девениша. Тоби Кларидж, напротив, стал чаще искать общества графа, продолжая, впрочем, предостерегать Друсиллу о его коварстве. Делал он это так, чтобы никто не слышал.
Стоило ему лишь однажды заговорить об этом в присутствии Гилса Стоуна, как тот вспыхнул и гневно проговорил:
— Удивляюсь, сэр Тоби, как вы можете плохо говорить о Девенише за его спиной. Это не по-джентльменски. Я думаю, вы не осмелитесь сказать подобное ему в лицо. Слишком опасно.
На эту дерзость Тоби лишь рассмеялся, однако смех его звучал несколько натужно. Вполне вероятно, Гилс все расскажет Девенишу. И что тогда? Дуэль, если вспомнить репутацию графа?
Друсилла побранила брата за прямолинейность.
— В конце концов, — сказала она, — Тоби хочет лишь меня защитить.
— От Девениша? — Гилс прыснул со смеху. — Да вспомни, как он относится к тебе. Он тебя уважает.
— Это тебе подсказывает твой богатый жизненный опыт?
— Просто знаю. Девениш никогда тебя не обидит, а вот насчет сэра Тоби я не уверен.
Разговаривая с графом перед последним обедом в Маршемском аббатстве, Друсилла сказала ему, что он производит впечатление человека, в совершенстве владеющего собой и умеющего подчинять себе обстоятельства. На чем основывается это умение?
— Раскройте мне ваш секрет, — попросила она, — я тоже хотела бы управлять своей жизнью так, как вы управляете своей.
— Это иллюзия, — серьезно ответил он. — На самом деле я так же, как и все, завишу от времени и случая.
— Иллюзия? — с сомнением повторила она. — Но как это получается? Вы же не фокусник.
Девениш вытащил из рукава носовой платок, показал его Друсилле, скомкал в кулаке так, что его стало не видно, а потом раскрыл ладонь — она была пуста.
— Но куда он девался?
— Вот он, — сказал Девениш, доставая платок у нее из-за пояса.
Этому фокусу он выучился в двенадцать лет у одного бродячего иллюзиониста и, став взрослым, никогда не демонстрировал его. Наградой ему была восторженная улыбка Друсиллы.
— Вы наглядно показали мне, что вещи зачастую не таковы, какими кажутся.
Гилс, наблюдавший за фокусом с раскрытым от удивления ртом, воскликнул:
— А вы меня научите, как это делается, Девениш?
— Фокусники, даже самого низкого ранга, никогда не раскрывают своих секретов.
Гилс был не единственным зрителем. За происходящим с интересом следил Леандр Харрингтон. Ему впервые подумалось, что, наверное, зря он считает Девениша круглым дураком.
Глава восьмая
В Лайфорде Друсилле, да и Гилсу тоже, показалось как-то скучно. Ей не хватало ежедневных пикировок с Девенишем, а Гилс тосковал по компании. Только мисс Фолкнер вернулась домой с чувством облегчения.
Ее убедили в том, что лорд Девениш оказывает дурное влияние на Гилса и на Друсиллу. Харрингтон, не желавший по своим тайным мотивам брачной связи между Лайфордом и Трешем-Холлом, тонкими намеками внушил ей, что милорд совсем не подходящая пара для миссис Фолкнер. В результате бедная Корделия решила, что поступала дурно, стараясь устроить этот брак.
Гилс по возвращении домой стал как-то особенно непоседлив, и мисс Фолкнер считала, что виной тому Девениш. Однажды под вечер она поймала его, когда он появился после нескольких часов отсутствия.
— И где же это вы пропадали, молодой сэр? — спросила она. — Вас не было так долго, что мы уже стали беспокоиться.
— Нигде, — с вызовом ответил он. — Там, в рощице за парком, книгу читал. — И он продемонстрировал книгу.
— Но вы же знаете, что ваша сестра не любит, когда вы уходите один. С вашей-то ногой, мало ли что может случиться.
Смазливое лицо Гилса исказилось.
— Я со своей больной ногой могу пройти больше, чем вы на своих здоровых.
Мисс Фолкнер нечего было возразить, хотя позже она пожаловалась Друсилле. Та терпеливо выслушала ее и сказала:
— Знаете мы не можем пристегнуть его к своей юбке. — На сетования тетки, что виной всему дурной пример лорда Девениша, который испортил мальчика, Друсилла сдержанно ответила: — Что-то я не помню, чтобы лорд Девениш советовал ему совершать долгие прогулки.
— Но он учит его не слушаться, а это то же самое.
Друсилла вздохнула. Гилс, который просто боготворит Девениша, мисс Фолкнер, которая вдруг ни с того ни с сего невзлюбила его, она сама, всеми силами старающаяся подавить желание, которое он пробудил в ней… Да, своим появлением граф нарушил покой их маленького мирка.
— Гилс взрослеет, Корделия. Он скоро станет мужчиной, и мы должны позволить ему совершать свои собственные ошибки.
И все же Друсилла забеспокоилась, когда в один прекрасный день Гилс не явился к ленчу. Для молодого человека, любившего поесть, это было необычно.
Мисс Фолкнер, встревоженная и возбужденная, побежала в конюшню. Вернувшись, она застала Друсиллу в столовой, та смотрела в окно, еда остывала на столе.
— Я опросила домоправительницу и слуг. Он исчез вскоре после завтрака. Взял книгу и сказал Дженкинсу, — она показала рукой на стоявшего у двери высокого слугу, — что идет в рощу, потому что жарко. Я послала за ним лакея.
— Ладно, давайте не будем беспокоиться, пока не придет лакей, а с ним, надеюсь, и Гилс.
Однако лакей вернулся без Гилса; Друсилле пришлось признать, что жалобы мисс Фолкнер на отлучки Гилса небезосновательны. Немедленно начались поиски по всему Лайфорду и за его пределами.
Дело, однако, шло к вечеру, а никаких следов обнаружено не было. Один из конюхов отправился верхом в Трешем-Холл. Встретивший его Роб Стэммерс сообщил, что милорд отсутствует, уехал с визитом к лорду-наместнику, а Гилс не приходил.
Друсилла места себе не находила от беспокойства, а мисс Фолкнер думать забыла о злорадстве и заливалась слезами.
К вечеру Друсилла совсем пала духом. Стоя на террасе, она вдруг увидела, как Вобстер и Грин идут через парк и несут Гилса, руки которого бессильно лежат у них на плечах.
Она бросилась вниз по ступеням, за ней поспешила мисс Фолкнер. Голова Гилса была в крови, на нем не было ни сапог, ни сюртука. Часы тоже исчезли, а книгу конюхи нашли на тропе неподалеку.
— Прости, Дру, — еле слышно проговорил он, слабо улыбнувшись.
— Точно как хозяин, — сказал Вобстер, когда Гилса уложили в постель и послали за врачом. — Его затащили в подлесок, так же, как когда-то мистера Фолкнера, и только благодаря тому, что мы помнили, каким образом было спрятано тело, стали искать тщательнее. Это было у ручья в Хелсиской низине.
— Как он там оказался? — удивилась Друсилла.
Хелсиской низиной называлось место за деревней Хелси, состоявшей из дюжины дворов, во владениях графа Девениша.
— Кто знает, мадам? — откликнулся Вобстер. — Его могли туда принести.
— Но зачем? — отчаянно вскричала Друсилла. — Кому помешал Гилс?
— Грабители, мадам. Ограбили, как и покойного хозяина. Когда мы его нашли, он не мог сказать, что случилось.
Это подтвердил и сам Гилс после того, как врач перевязал ему рану и дал опийной настойки.
— Я ничего не помню, помню только, как вышел из рощи, — слабым голосом проговорил он, когда Друсилла стала спрашивать его, как все произошло и почему он оказался так далеко от дома. — Погода была хорошая, а читать надоело. Помню, я еще подумал, что небольшая прогулка не помешает… а после это-го — ничего. — Гилс виновато улыбнулся.
Вобстер и врач сказали Друсилле, что такое бывает. По словам Вобстера, служившего в юности в армии, раненые солдаты, особенно в голову, потом не могут вспомнить последние события.
— Будем надеяться. Сон — лучший лекарь, — сказал врач перед уходом.
Если б сон мог вылечить меня, с горечью думала Друсилла, лежа ночью без сна. Нападение на Гилса оживило страшные воспоминания, связанные с исчезновением и гибелью Джереми.
Девениш узнал о нападении на Гилса лишь утром во время завтрака.
— Вчера исчез Гилс, — сказал Роб после того, как они обсудили планы на день. — На него напали. Нашли его без сознания в Хелсиской низине. Говорят, опасности нет, но стукнули его по голове прилично.
Девениш перестал есть и устремил взгляд на Роба.
— Как я понимаю, напали так же, как на его зятя?
— Очень похоже. Он был ограблен, и нашли его далеко от дома.
Девениш отложил салфетку и поднялся.
— Я немедленно еду к миссис Фолкнер, она нуждается в помощи. Прикажи оседлать лучшего коня. И еще, со мной поедет конюх. После того, что случилось, я думаю, нам всем небезопасно ездить или ходить по одному.
Брови Роба поползли вверх. Как это не-похоже на Хэла, всегда пренебрегающего опасностью…
Прискакав в Лайфорд, Девениш нашел Друсиллу спокойной, как обычно. Правда, она была немного бледна, под глазами лежали тени.
— Гилс будет рад узнать, милорд, что вы обеспокоены, — сказала она, когда Девениш поинтересовался его состоянием.
Стараясь говорить мягко и ненавязчиво, Девениш стал расспрашивать Друсиллу в подробностях об исчезновении Гилса и как его нашли.
Друсилла была только рада выговориться. Она самым подробным образом описала вчерашние события, потом добавила:
— Я, наверное, слишком поздно забеспокоилась, но с тех пор, как мы вернулись из Маршемского аббатства, он вообще взял за обыкновение уходить надолго, и я думала, он просто гуляет или читает где-нибудь поблизости. Мы слишком поздно спохватились, что тут что-то не так. Нам повезло, что Грин и Вобстер нашли его до ночи.
Да, действительно повезло, сказал про себя Девениш, а как человек, ничего не принимающий на веру, подумал: чем же таким был занят этот юноша последнее время?
Вслух он произнес:
— Если он в состоянии принять меня, я хотел бы его навестить.
Друсилла мгновение колебалась, потом с улыбкой сказала:
— Хотя он очень слаб, ваш визит обрадует его. Я отведу вас к нему, а потом вы, может быть, позавтракаете со мной. Я одна. Мисс Фолкнер гостит у подруги.
Девениш последовал за Друсиллой вверх по лестнице. Как они договорились, он остался на площадке, а она вошла к Гилсу. Ему было слышно, как она говорит:
— Гилс, дорогой, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы принять посетителя?
— Смотря какого, — ответил он. — Если это мисс Фолкнер, то лучше не надо.
— Нет, это не мисс Фолкнер. Мне кажется этого посетителя ты будешь рад видеть. — И она сделала знак Девенишу.
— Господи, Дру, почему ты мне сразу не сказала, что это Девениш? Я всегда рад видеть вас! — Гилс сидел в постели, опершись о подушки, бледный, с забинтованной головой, но все такой же неугомонный. — Садитесь, прощу вас! — воскликнул он, когда Друсилла удалилась. — И уговорите сестру не кормить меня больше овсянкой, если она хочет, чтобы я поправился.
— Рад видеть вас жизнерадостным, как всегда, — сказал Девениш. — Я опасался, что застану вас страдающим от боли.
— Ночью болело, — сказал Гилс, откидываясь на подушки. Было видно, что чувствует он себя вовсе не так хорошо, как старается показать. — Но сейчас мне намного лучше…
— Все пройдет, но вы должны слушаться сестру и врача, — назидательно произнес Девениш. — Друсилла и так расстроена, а если еще вы будете упрямиться… И кстати, только не подумайте, что я на стороне мисс Фолкнер, что вас занесло в Хелсискую низину?
Гилс закрыл глаза и умирающим голосом проговорил:
— Я не помню. Помню только, как вышел из рощи, а потом очнулся уже дома. Все остальное выскочило из головы.
— И вы не помните, как оказались там?
Гилс, часто моргая, погрузился еще глубже в подушки, стараясь выглядеть совсем больным и беспомощным.
— Почему вы все время спрашиваете об этом, Девениш? Я же сказал, не помню. Девениш выпрямился на стуле.
— Знаете, мне почему-то кажется, что вы обманываете. Ладно, я согласен, вы не помните сам момент нападения. Однако мне не верится, что в Хелсискую низину вас отнесли грабители. Будь это ночью — допускаю, но среди бела дня… Я думаю, вы прекрасно знаете, зачем туда пошли.
Гилс пробормотал что-то невнятное. Девениш наклонился, приложив руку к уху, как это делают глухие.
— Ну так как же? Ваша сестра говорит, что вы в последнее время часто и подолгу где-то пропадали. Где и почему? И потом, разве вы не хотите, чтобы негодяй был пойман? Это вряд ли произойдет, если вы не скажете мне правду.
— Что вы пристали? Я плохо себя чувствую. Прямо допрос какой-то, — возмутился Гилс.
— Допрос? Тогда почему не положить ему конец? Взять и сказать правду?
Чувствуя, что он не в силах больше сопротивляться, Гилс посмотрел на дверь.
— Не говорите Дру, что я вам скажу…
— Послушайте, юный Гилс. Если вы сейчас мне все скажете, обещаю хранить вашу тайну. Если же я узнаю ее сам, то непременно ей расскажу. Выбирайте, мой друг.
Суровый человек, говоривший это, был совсем не похож на прежнего Девениша, которого знал Гилс. Но он внушал уважение. Гилс перевел дыхание и торопливо заговорил:
— Ладно. Значит, так. Все обращаются со мной так, словно я фарфоровый, какая-то старинная безделушка, а не человек. Другие парни развлекаются, а мне что, нельзя… — Он запнулся.
— Давайте выкладывайте, — не слишком деликатно поднажал Девениш. — Вам же самому станет лучше, если скажете. Если вы крутили шуры-муры с какой-нибудь деревенской девкой, то так и скажите, и покончим с этим.
Гилс от удивления даже приподнялся, но тут же со стоном повалился обратно: резкое движение отозвалось в голове острой болью.
— Как вы догадались? — спросил он, широко открыв глаза.
— Мне самому когда-то было восемнадцать лет. Кто она?
— Бетти. Бетги Джеймс. Она живет в Хелси.
— Ага, понятно, — сказал Девениш. — Сельская Венера. Местные — то называют ее иначе. Надеюсь, вы не думали, что вы у нее единственный.
— Нет, я все знал. — Гилс помолчал. — Она такая добрая. Она не смеялась надо мной.
— Так, значит, вы пошли на свидание е ней.
— Да, и я, честно, не помню почти ничего после того, как ее увидел. Она сказала: «Эй, Гилс, мне надо что-то тебе сказать…» — и все, больше ничего. Честно, Девениш.
У него был возбужденный вид. Девениш мягко сказал:
— Ложитесь, Гилс. Я сожалею, что был несколько груб с вами, но для меня очень важно разыскать ваших обидчиков. А Дру я ничего не скажу
Девениш поднялся и, глядя на юношу, которого клонило ко сну, поправил одеяло. Стал ли я знать больше, подумал он, услышав от Гилса правду? Что Бетти собиралась ему сказать? Имело ли это отношение к покушению, или на Гилса напал просто из ревности кто-нибудь из ее деревенских ухажеров?
Единственный способ узнать это — спросить у Бетти.
— Ну и как вы его нашли? — с тревогой спросила Друсилла.
— Побит, но жить будет, — ответил граф. — Ваш брат не помнит, как на него напали, но я думаю, через пару дней шок пройдет. Возьму на себя смелость посоветовать вам не слишком носиться с ним. По соседству есть мальчики его возраста? Ему нужно общество ровесников.
— Я как раз хотела поговорить с вами об этом, — сказала Друсилла. — Как вы думаете, может ли Гилс поступить в один из университетов? Меня беспокоит его нога.
— Знаете, — начал Девениш, садясь, — если хромой лорд Байрон смог не только успевать в Кембриджском университете, но и играть там в крикет, то я не вижу причин, почему не поступить так же и юному Гилсу. Рано или поздно вам все равно придется выпустить его из гнезда.
У Друсиллы словно гора с плеч свалилась. Она была почти уверена, что получит от него разумный совет. За резкими манерами Девениша скрывается отзывчивое сердце.
Друсилла взглянула на него и, наткнувшись на его горящий взгляд, поспешно отвела глаза. Знает ли он, как его присутствие действует на нее? Ее спасло лишь появление лакеев. Однако при виде съестного ее замутило. Оттолкнув тарелку, она нетвердым голосом сказала:
— Может, это вам покажется глупым, но я никогда не была в таком ужасном состоянии. Покушение на Гилса довело меня почти до обморока. Я как будто снова чувствую тот ледяной холод, который охватил меня в Маршемском аббатстве. Извините, но я просто не в состоянии есть.
В ее прекрасных глазах стояли слезы. Девениш был потрясен до глубины души. Он отложил вилку и, взяв ее нетронутый бокал, заговорил обычным сдержанным тоном:
— Не за что вас извинять. Другая женщина слегла бы, окажись на вашем месте. Чем дольше я вас знаю, тем больше восхищаюсь вашей стойкостью. Единственное, о чем вас попрошу, выпейте, пожалуйста, свое вино.
Подчиняясь приказанию его властных голубых глаз, она послушно взяла бокал и выпила его до дна. Внутри стало горячо и приятно, как это бывает после долгого поста. Нервное напряжение вдруг отпустило ее, и из глаз покатились слезы.
Девениш, подавшись вперед, склонился к ней и поцеловал ее мокрые щеки.
— Не надо тревожиться, — прошептал он, — Гилс поправляется, что же до вашего супруга, то это в прошлом, в прошлом. Я сделаю все, чтобы защитить вас.
С этими словами он встал на колени и обнял ее. Она доверчиво положила голову ему на плечо. Граф слегка повернулся и нашел ее губы.
Друсилла не сопротивлялась, напротив, ответила ему. Она вся дрожала, от страха или от страсти, он не знал, только поцелуй прервал он сам, а не Друсилла.
— Иди ко мне, — сказал он и, сев в глубокое кресло, усадил ее к себе на колени. Она спрятала лицо у него на груди, словно ища защиты, а он стал укачивать ее, словно ребенка, и решительно подавил в себе пробудившееся желание. Всему свое время.
— Мне так епокойно с вами, — еле слышно прошептала Друсилла.
— Будь время в моей власти, — заговорил он, переиначивая слова давно умершего поэта, — я бы вечность лелеял тебя, а ты утешала б меня…
— Вы правда находите утешение со мной? — спросила она.
— Да. Вы должны понять — для такого дурного человека, как я, встретить такое безгрешное создание, как вы, и не воспользоваться вашей невинностью — разве это не утешительно? Ведь я уже забыл, что могу быть таким.
Друсилла понимала, что подобные признания не часто срываются с уст этого человека.
— Вы ни разу не поступали дурно со мной, — шепнула она и поцеловала его в щеку.
— Это потому, что вы такая хорошая, каким только может быть человеческое существо, — отозвался он, стараясь изо всех сил не дать воли своему желанию. — Добро порождает добро, а зло порождает зло. И не слишком верьте мне, потому что я порой даю клятвы, которые не держу.
— Разве это не свойственно всем нам? — Голос Друсиллы звучал сонно, сказывалось действие вина.
— Но я хуже многих, — Друсилла открыла глаза и увидела, что он улыбается, — как вам, несомненно, говорили мисс Фолкнер и Тоби Кларидж.
— Ой, да я их не слушаю. Я сужу о вас по поступкам, а вы были со мной сама доброта.
— Но я больше не в силах, быть добрым, — сказал он, выпуская ее из объятий и сажая рядом с собой, — потому что вы само искушение, а я, когда меня искушают, говорю…
— …Изыди, сатана, — закончила за него Друсилла, — Вы знаете, я вспомнила одну странную вещь. Незадолго до смерти Джереми я как-то произнесла эти слова при нем. Он сказал, что я никогда больше не должна так говорить, если не хочу вызвать дьявола. Я ему сказала, что не надо быть таким суеверным, а он ответил, что в суеверии больше правды, чем мы думаем. — Друсилла помолчала, потом задумчиво продолжала: — Он очень рассердился, когда я заметила, что в дьявола больше никто не верит, и закричал, что вот и нет, есть такие, кто верит.
— Так и сказал? — Девениш насторожился. Странно, но многие из обитателей Большого Трещема и окрестностей очень не любят, когда о дьяволе говорят непочтительно.
Желание неожиданно покинуло Девениша, виной чему никак не мог быть дьявол, который наверняка предпочел бы, чтобы он соблазнил Друсиллу, а не вел себя с ней по-рыцарски.
В Лайфорде Девениш узнал о себе нечто новое: он влюблен в чистую женщину, сидящую сейчас рядом с ним. Он зарекся жениться, но это было до встречи с Друсиллой Фолкнер.
— Позвольте мне вызвать вашу горничную, — сказал он. — Вы наверняка плохо спали прошлой ночью, и отдых пойдет вам на пользу.
— Хорошо. Я действительно не спала прошлой ночью, но сейчас мне стало много лучше.
Девениш постоял, пока она поднималась на второй этаж, и пошел в конюшню. Надо съездить в Хелси и поскорее повидаться с Бетти Джеймс, причем без свидетелей. Посему он приказал конюху возвращаться домой.
Когда он ехал по Хелси, мужчины сдергивали шляпы, женщины приседали. Зная, где живет Джеймс, он направился прямо к нему и постучал в дверь стеком.
Ему открыл сам хозяин. При виде Девениша лицо его осветилось радостью и надеждой.
— Ох, милорд, я очень рад вас видеть. Я как раз собирался ехать в Трешем-Холл поспрашивать, не слыхал ли кто, что случилось с Бетти. Как ушла вчера до обеда, так до сих пор и нету. — Он сам и выглядывавшая из-за его плеча жена были явно встревожены. — Пожалуйте в дом, милорд, ни к чему стоять на улице. Гертруда, принеси стул и чаю. Девенишу не хотелось ни сидеть, ни пить чай, но он решил уважить хозяина. Отпив из чашки, он мягко, стараясь не задеть чувств отца, спросил:
— Бетти часто отсутствовала по ночам? Мистер Джеймс смущенно отвел взгляд в сторону.
— Ах, милорд, вы знаете какая она, да и все знают. На нее нет управы. Но раньше она всегда возвращалась к завтраку.
— А с кем она была на этот раз, не знаете?
— Нет, милорд. Может, с Томом Ортоном, а может, с этим хромым парнем из Лайфорда или еще с кем-то.
Девениш догадывался, что подношения, получаемые Бетти от ее обожателей, служили приятным дополнением к семейному бюджету.
— Как я понимаю, вы не знаете о вчерашнем нападении на молодого Гилса Стоуна, которого нашли раненым в Хелсиской низине.
Миссис Джеймс вскрикнула и закрыла лицо фартуком. Ее муж побледнел.
— Мы ничего об этом не знали. Низина в миле отсюда, а что, господин Гилс был с Бетти? Он так сказал?
— Господин Гилс ничего не помнит. Помнит только, что пошел прогуляться. И больше ничего. — Девениш решил, пусть лучше никто не знает о встрече Гилса с Бетти и что она собиралась сказать ему что-то важное. — Выходит, неизвестно, с кем она встречалась и где может быть.
Миссис Джеймс, теребя фартук, закричала:
— Только не говорите, что она исчезла, как те бедняжки, и мы ее никогда не увидим!
Именно этого и опасался Девениш. Она была с Гилсом, наверняка увидела нападавшего и пополнила список исчезнувших.
— Ох, милорд скажите, что постараетесь ее разыскать.
Девениш беспомощно уставился в свою чашку. Он понимал, как это будет трудно сделать.
Ее убедили в том, что лорд Девениш оказывает дурное влияние на Гилса и на Друсиллу. Харрингтон, не желавший по своим тайным мотивам брачной связи между Лайфордом и Трешем-Холлом, тонкими намеками внушил ей, что милорд совсем не подходящая пара для миссис Фолкнер. В результате бедная Корделия решила, что поступала дурно, стараясь устроить этот брак.
Гилс по возвращении домой стал как-то особенно непоседлив, и мисс Фолкнер считала, что виной тому Девениш. Однажды под вечер она поймала его, когда он появился после нескольких часов отсутствия.
— И где же это вы пропадали, молодой сэр? — спросила она. — Вас не было так долго, что мы уже стали беспокоиться.
— Нигде, — с вызовом ответил он. — Там, в рощице за парком, книгу читал. — И он продемонстрировал книгу.
— Но вы же знаете, что ваша сестра не любит, когда вы уходите один. С вашей-то ногой, мало ли что может случиться.
Смазливое лицо Гилса исказилось.
— Я со своей больной ногой могу пройти больше, чем вы на своих здоровых.
Мисс Фолкнер нечего было возразить, хотя позже она пожаловалась Друсилле. Та терпеливо выслушала ее и сказала:
— Знаете мы не можем пристегнуть его к своей юбке. — На сетования тетки, что виной всему дурной пример лорда Девениша, который испортил мальчика, Друсилла сдержанно ответила: — Что-то я не помню, чтобы лорд Девениш советовал ему совершать долгие прогулки.
— Но он учит его не слушаться, а это то же самое.
Друсилла вздохнула. Гилс, который просто боготворит Девениша, мисс Фолкнер, которая вдруг ни с того ни с сего невзлюбила его, она сама, всеми силами старающаяся подавить желание, которое он пробудил в ней… Да, своим появлением граф нарушил покой их маленького мирка.
— Гилс взрослеет, Корделия. Он скоро станет мужчиной, и мы должны позволить ему совершать свои собственные ошибки.
И все же Друсилла забеспокоилась, когда в один прекрасный день Гилс не явился к ленчу. Для молодого человека, любившего поесть, это было необычно.
Мисс Фолкнер, встревоженная и возбужденная, побежала в конюшню. Вернувшись, она застала Друсиллу в столовой, та смотрела в окно, еда остывала на столе.
— Я опросила домоправительницу и слуг. Он исчез вскоре после завтрака. Взял книгу и сказал Дженкинсу, — она показала рукой на стоявшего у двери высокого слугу, — что идет в рощу, потому что жарко. Я послала за ним лакея.
— Ладно, давайте не будем беспокоиться, пока не придет лакей, а с ним, надеюсь, и Гилс.
Однако лакей вернулся без Гилса; Друсилле пришлось признать, что жалобы мисс Фолкнер на отлучки Гилса небезосновательны. Немедленно начались поиски по всему Лайфорду и за его пределами.
Дело, однако, шло к вечеру, а никаких следов обнаружено не было. Один из конюхов отправился верхом в Трешем-Холл. Встретивший его Роб Стэммерс сообщил, что милорд отсутствует, уехал с визитом к лорду-наместнику, а Гилс не приходил.
Друсилла места себе не находила от беспокойства, а мисс Фолкнер думать забыла о злорадстве и заливалась слезами.
К вечеру Друсилла совсем пала духом. Стоя на террасе, она вдруг увидела, как Вобстер и Грин идут через парк и несут Гилса, руки которого бессильно лежат у них на плечах.
Она бросилась вниз по ступеням, за ней поспешила мисс Фолкнер. Голова Гилса была в крови, на нем не было ни сапог, ни сюртука. Часы тоже исчезли, а книгу конюхи нашли на тропе неподалеку.
— Прости, Дру, — еле слышно проговорил он, слабо улыбнувшись.
— Точно как хозяин, — сказал Вобстер, когда Гилса уложили в постель и послали за врачом. — Его затащили в подлесок, так же, как когда-то мистера Фолкнера, и только благодаря тому, что мы помнили, каким образом было спрятано тело, стали искать тщательнее. Это было у ручья в Хелсиской низине.
— Как он там оказался? — удивилась Друсилла.
Хелсиской низиной называлось место за деревней Хелси, состоявшей из дюжины дворов, во владениях графа Девениша.
— Кто знает, мадам? — откликнулся Вобстер. — Его могли туда принести.
— Но зачем? — отчаянно вскричала Друсилла. — Кому помешал Гилс?
— Грабители, мадам. Ограбили, как и покойного хозяина. Когда мы его нашли, он не мог сказать, что случилось.
Это подтвердил и сам Гилс после того, как врач перевязал ему рану и дал опийной настойки.
— Я ничего не помню, помню только, как вышел из рощи, — слабым голосом проговорил он, когда Друсилла стала спрашивать его, как все произошло и почему он оказался так далеко от дома. — Погода была хорошая, а читать надоело. Помню, я еще подумал, что небольшая прогулка не помешает… а после это-го — ничего. — Гилс виновато улыбнулся.
Вобстер и врач сказали Друсилле, что такое бывает. По словам Вобстера, служившего в юности в армии, раненые солдаты, особенно в голову, потом не могут вспомнить последние события.
— Будем надеяться. Сон — лучший лекарь, — сказал врач перед уходом.
Если б сон мог вылечить меня, с горечью думала Друсилла, лежа ночью без сна. Нападение на Гилса оживило страшные воспоминания, связанные с исчезновением и гибелью Джереми.
Девениш узнал о нападении на Гилса лишь утром во время завтрака.
— Вчера исчез Гилс, — сказал Роб после того, как они обсудили планы на день. — На него напали. Нашли его без сознания в Хелсиской низине. Говорят, опасности нет, но стукнули его по голове прилично.
Девениш перестал есть и устремил взгляд на Роба.
— Как я понимаю, напали так же, как на его зятя?
— Очень похоже. Он был ограблен, и нашли его далеко от дома.
Девениш отложил салфетку и поднялся.
— Я немедленно еду к миссис Фолкнер, она нуждается в помощи. Прикажи оседлать лучшего коня. И еще, со мной поедет конюх. После того, что случилось, я думаю, нам всем небезопасно ездить или ходить по одному.
Брови Роба поползли вверх. Как это не-похоже на Хэла, всегда пренебрегающего опасностью…
Прискакав в Лайфорд, Девениш нашел Друсиллу спокойной, как обычно. Правда, она была немного бледна, под глазами лежали тени.
— Гилс будет рад узнать, милорд, что вы обеспокоены, — сказала она, когда Девениш поинтересовался его состоянием.
Стараясь говорить мягко и ненавязчиво, Девениш стал расспрашивать Друсиллу в подробностях об исчезновении Гилса и как его нашли.
Друсилла была только рада выговориться. Она самым подробным образом описала вчерашние события, потом добавила:
— Я, наверное, слишком поздно забеспокоилась, но с тех пор, как мы вернулись из Маршемского аббатства, он вообще взял за обыкновение уходить надолго, и я думала, он просто гуляет или читает где-нибудь поблизости. Мы слишком поздно спохватились, что тут что-то не так. Нам повезло, что Грин и Вобстер нашли его до ночи.
Да, действительно повезло, сказал про себя Девениш, а как человек, ничего не принимающий на веру, подумал: чем же таким был занят этот юноша последнее время?
Вслух он произнес:
— Если он в состоянии принять меня, я хотел бы его навестить.
Друсилла мгновение колебалась, потом с улыбкой сказала:
— Хотя он очень слаб, ваш визит обрадует его. Я отведу вас к нему, а потом вы, может быть, позавтракаете со мной. Я одна. Мисс Фолкнер гостит у подруги.
Девениш последовал за Друсиллой вверх по лестнице. Как они договорились, он остался на площадке, а она вошла к Гилсу. Ему было слышно, как она говорит:
— Гилс, дорогой, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы принять посетителя?
— Смотря какого, — ответил он. — Если это мисс Фолкнер, то лучше не надо.
— Нет, это не мисс Фолкнер. Мне кажется этого посетителя ты будешь рад видеть. — И она сделала знак Девенишу.
— Господи, Дру, почему ты мне сразу не сказала, что это Девениш? Я всегда рад видеть вас! — Гилс сидел в постели, опершись о подушки, бледный, с забинтованной головой, но все такой же неугомонный. — Садитесь, прощу вас! — воскликнул он, когда Друсилла удалилась. — И уговорите сестру не кормить меня больше овсянкой, если она хочет, чтобы я поправился.
— Рад видеть вас жизнерадостным, как всегда, — сказал Девениш. — Я опасался, что застану вас страдающим от боли.
— Ночью болело, — сказал Гилс, откидываясь на подушки. Было видно, что чувствует он себя вовсе не так хорошо, как старается показать. — Но сейчас мне намного лучше…
— Все пройдет, но вы должны слушаться сестру и врача, — назидательно произнес Девениш. — Друсилла и так расстроена, а если еще вы будете упрямиться… И кстати, только не подумайте, что я на стороне мисс Фолкнер, что вас занесло в Хелсискую низину?
Гилс закрыл глаза и умирающим голосом проговорил:
— Я не помню. Помню только, как вышел из рощи, а потом очнулся уже дома. Все остальное выскочило из головы.
— И вы не помните, как оказались там?
Гилс, часто моргая, погрузился еще глубже в подушки, стараясь выглядеть совсем больным и беспомощным.
— Почему вы все время спрашиваете об этом, Девениш? Я же сказал, не помню. Девениш выпрямился на стуле.
— Знаете, мне почему-то кажется, что вы обманываете. Ладно, я согласен, вы не помните сам момент нападения. Однако мне не верится, что в Хелсискую низину вас отнесли грабители. Будь это ночью — допускаю, но среди бела дня… Я думаю, вы прекрасно знаете, зачем туда пошли.
Гилс пробормотал что-то невнятное. Девениш наклонился, приложив руку к уху, как это делают глухие.
— Ну так как же? Ваша сестра говорит, что вы в последнее время часто и подолгу где-то пропадали. Где и почему? И потом, разве вы не хотите, чтобы негодяй был пойман? Это вряд ли произойдет, если вы не скажете мне правду.
— Что вы пристали? Я плохо себя чувствую. Прямо допрос какой-то, — возмутился Гилс.
— Допрос? Тогда почему не положить ему конец? Взять и сказать правду?
Чувствуя, что он не в силах больше сопротивляться, Гилс посмотрел на дверь.
— Не говорите Дру, что я вам скажу…
— Послушайте, юный Гилс. Если вы сейчас мне все скажете, обещаю хранить вашу тайну. Если же я узнаю ее сам, то непременно ей расскажу. Выбирайте, мой друг.
Суровый человек, говоривший это, был совсем не похож на прежнего Девениша, которого знал Гилс. Но он внушал уважение. Гилс перевел дыхание и торопливо заговорил:
— Ладно. Значит, так. Все обращаются со мной так, словно я фарфоровый, какая-то старинная безделушка, а не человек. Другие парни развлекаются, а мне что, нельзя… — Он запнулся.
— Давайте выкладывайте, — не слишком деликатно поднажал Девениш. — Вам же самому станет лучше, если скажете. Если вы крутили шуры-муры с какой-нибудь деревенской девкой, то так и скажите, и покончим с этим.
Гилс от удивления даже приподнялся, но тут же со стоном повалился обратно: резкое движение отозвалось в голове острой болью.
— Как вы догадались? — спросил он, широко открыв глаза.
— Мне самому когда-то было восемнадцать лет. Кто она?
— Бетти. Бетги Джеймс. Она живет в Хелси.
— Ага, понятно, — сказал Девениш. — Сельская Венера. Местные — то называют ее иначе. Надеюсь, вы не думали, что вы у нее единственный.
— Нет, я все знал. — Гилс помолчал. — Она такая добрая. Она не смеялась надо мной.
— Так, значит, вы пошли на свидание е ней.
— Да, и я, честно, не помню почти ничего после того, как ее увидел. Она сказала: «Эй, Гилс, мне надо что-то тебе сказать…» — и все, больше ничего. Честно, Девениш.
У него был возбужденный вид. Девениш мягко сказал:
— Ложитесь, Гилс. Я сожалею, что был несколько груб с вами, но для меня очень важно разыскать ваших обидчиков. А Дру я ничего не скажу
Девениш поднялся и, глядя на юношу, которого клонило ко сну, поправил одеяло. Стал ли я знать больше, подумал он, услышав от Гилса правду? Что Бетти собиралась ему сказать? Имело ли это отношение к покушению, или на Гилса напал просто из ревности кто-нибудь из ее деревенских ухажеров?
Единственный способ узнать это — спросить у Бетти.
— Ну и как вы его нашли? — с тревогой спросила Друсилла.
— Побит, но жить будет, — ответил граф. — Ваш брат не помнит, как на него напали, но я думаю, через пару дней шок пройдет. Возьму на себя смелость посоветовать вам не слишком носиться с ним. По соседству есть мальчики его возраста? Ему нужно общество ровесников.
— Я как раз хотела поговорить с вами об этом, — сказала Друсилла. — Как вы думаете, может ли Гилс поступить в один из университетов? Меня беспокоит его нога.
— Знаете, — начал Девениш, садясь, — если хромой лорд Байрон смог не только успевать в Кембриджском университете, но и играть там в крикет, то я не вижу причин, почему не поступить так же и юному Гилсу. Рано или поздно вам все равно придется выпустить его из гнезда.
У Друсиллы словно гора с плеч свалилась. Она была почти уверена, что получит от него разумный совет. За резкими манерами Девениша скрывается отзывчивое сердце.
Друсилла взглянула на него и, наткнувшись на его горящий взгляд, поспешно отвела глаза. Знает ли он, как его присутствие действует на нее? Ее спасло лишь появление лакеев. Однако при виде съестного ее замутило. Оттолкнув тарелку, она нетвердым голосом сказала:
— Может, это вам покажется глупым, но я никогда не была в таком ужасном состоянии. Покушение на Гилса довело меня почти до обморока. Я как будто снова чувствую тот ледяной холод, который охватил меня в Маршемском аббатстве. Извините, но я просто не в состоянии есть.
В ее прекрасных глазах стояли слезы. Девениш был потрясен до глубины души. Он отложил вилку и, взяв ее нетронутый бокал, заговорил обычным сдержанным тоном:
— Не за что вас извинять. Другая женщина слегла бы, окажись на вашем месте. Чем дольше я вас знаю, тем больше восхищаюсь вашей стойкостью. Единственное, о чем вас попрошу, выпейте, пожалуйста, свое вино.
Подчиняясь приказанию его властных голубых глаз, она послушно взяла бокал и выпила его до дна. Внутри стало горячо и приятно, как это бывает после долгого поста. Нервное напряжение вдруг отпустило ее, и из глаз покатились слезы.
Девениш, подавшись вперед, склонился к ней и поцеловал ее мокрые щеки.
— Не надо тревожиться, — прошептал он, — Гилс поправляется, что же до вашего супруга, то это в прошлом, в прошлом. Я сделаю все, чтобы защитить вас.
С этими словами он встал на колени и обнял ее. Она доверчиво положила голову ему на плечо. Граф слегка повернулся и нашел ее губы.
Друсилла не сопротивлялась, напротив, ответила ему. Она вся дрожала, от страха или от страсти, он не знал, только поцелуй прервал он сам, а не Друсилла.
— Иди ко мне, — сказал он и, сев в глубокое кресло, усадил ее к себе на колени. Она спрятала лицо у него на груди, словно ища защиты, а он стал укачивать ее, словно ребенка, и решительно подавил в себе пробудившееся желание. Всему свое время.
— Мне так епокойно с вами, — еле слышно прошептала Друсилла.
— Будь время в моей власти, — заговорил он, переиначивая слова давно умершего поэта, — я бы вечность лелеял тебя, а ты утешала б меня…
— Вы правда находите утешение со мной? — спросила она.
— Да. Вы должны понять — для такого дурного человека, как я, встретить такое безгрешное создание, как вы, и не воспользоваться вашей невинностью — разве это не утешительно? Ведь я уже забыл, что могу быть таким.
Друсилла понимала, что подобные признания не часто срываются с уст этого человека.
— Вы ни разу не поступали дурно со мной, — шепнула она и поцеловала его в щеку.
— Это потому, что вы такая хорошая, каким только может быть человеческое существо, — отозвался он, стараясь изо всех сил не дать воли своему желанию. — Добро порождает добро, а зло порождает зло. И не слишком верьте мне, потому что я порой даю клятвы, которые не держу.
— Разве это не свойственно всем нам? — Голос Друсиллы звучал сонно, сказывалось действие вина.
— Но я хуже многих, — Друсилла открыла глаза и увидела, что он улыбается, — как вам, несомненно, говорили мисс Фолкнер и Тоби Кларидж.
— Ой, да я их не слушаю. Я сужу о вас по поступкам, а вы были со мной сама доброта.
— Но я больше не в силах, быть добрым, — сказал он, выпуская ее из объятий и сажая рядом с собой, — потому что вы само искушение, а я, когда меня искушают, говорю…
— …Изыди, сатана, — закончила за него Друсилла, — Вы знаете, я вспомнила одну странную вещь. Незадолго до смерти Джереми я как-то произнесла эти слова при нем. Он сказал, что я никогда больше не должна так говорить, если не хочу вызвать дьявола. Я ему сказала, что не надо быть таким суеверным, а он ответил, что в суеверии больше правды, чем мы думаем. — Друсилла помолчала, потом задумчиво продолжала: — Он очень рассердился, когда я заметила, что в дьявола больше никто не верит, и закричал, что вот и нет, есть такие, кто верит.
— Так и сказал? — Девениш насторожился. Странно, но многие из обитателей Большого Трещема и окрестностей очень не любят, когда о дьяволе говорят непочтительно.
Желание неожиданно покинуло Девениша, виной чему никак не мог быть дьявол, который наверняка предпочел бы, чтобы он соблазнил Друсиллу, а не вел себя с ней по-рыцарски.
В Лайфорде Девениш узнал о себе нечто новое: он влюблен в чистую женщину, сидящую сейчас рядом с ним. Он зарекся жениться, но это было до встречи с Друсиллой Фолкнер.
— Позвольте мне вызвать вашу горничную, — сказал он. — Вы наверняка плохо спали прошлой ночью, и отдых пойдет вам на пользу.
— Хорошо. Я действительно не спала прошлой ночью, но сейчас мне стало много лучше.
Девениш постоял, пока она поднималась на второй этаж, и пошел в конюшню. Надо съездить в Хелси и поскорее повидаться с Бетти Джеймс, причем без свидетелей. Посему он приказал конюху возвращаться домой.
Когда он ехал по Хелси, мужчины сдергивали шляпы, женщины приседали. Зная, где живет Джеймс, он направился прямо к нему и постучал в дверь стеком.
Ему открыл сам хозяин. При виде Девениша лицо его осветилось радостью и надеждой.
— Ох, милорд, я очень рад вас видеть. Я как раз собирался ехать в Трешем-Холл поспрашивать, не слыхал ли кто, что случилось с Бетти. Как ушла вчера до обеда, так до сих пор и нету. — Он сам и выглядывавшая из-за его плеча жена были явно встревожены. — Пожалуйте в дом, милорд, ни к чему стоять на улице. Гертруда, принеси стул и чаю. Девенишу не хотелось ни сидеть, ни пить чай, но он решил уважить хозяина. Отпив из чашки, он мягко, стараясь не задеть чувств отца, спросил:
— Бетти часто отсутствовала по ночам? Мистер Джеймс смущенно отвел взгляд в сторону.
— Ах, милорд, вы знаете какая она, да и все знают. На нее нет управы. Но раньше она всегда возвращалась к завтраку.
— А с кем она была на этот раз, не знаете?
— Нет, милорд. Может, с Томом Ортоном, а может, с этим хромым парнем из Лайфорда или еще с кем-то.
Девениш догадывался, что подношения, получаемые Бетти от ее обожателей, служили приятным дополнением к семейному бюджету.
— Как я понимаю, вы не знаете о вчерашнем нападении на молодого Гилса Стоуна, которого нашли раненым в Хелсиской низине.
Миссис Джеймс вскрикнула и закрыла лицо фартуком. Ее муж побледнел.
— Мы ничего об этом не знали. Низина в миле отсюда, а что, господин Гилс был с Бетти? Он так сказал?
— Господин Гилс ничего не помнит. Помнит только, что пошел прогуляться. И больше ничего. — Девениш решил, пусть лучше никто не знает о встрече Гилса с Бетти и что она собиралась сказать ему что-то важное. — Выходит, неизвестно, с кем она встречалась и где может быть.
Миссис Джеймс, теребя фартук, закричала:
— Только не говорите, что она исчезла, как те бедняжки, и мы ее никогда не увидим!
Именно этого и опасался Девениш. Она была с Гилсом, наверняка увидела нападавшего и пополнила список исчезнувших.
— Ох, милорд скажите, что постараетесь ее разыскать.
Девениш беспомощно уставился в свою чашку. Он понимал, как это будет трудно сделать.