Страница:
Прикосновение теплой лапы к щеке вернуло ее к реальности. Черный кот тяжестью всех своих сорока фунтов улегся у нее на груди. Когда глаза женщины раскрылись, он лизнул ее в нос. Вонищенка протянула руку и почесала его за ушками, а затем послала теплое мысленное прикосновение, которое для себя определяла как любовь. Он замурлыкал и ответил ей образом пестрой кошки, которая отгоняла котят от викторианской мебели Джека. Оставшись без присмотра, малыши немедленно принимались с воодушевлением точить когти о ножки кресел, сделанных в виде львиных голов.
«Да, дружище, сегодня ночью Джек снова отверг меня. И что я делаю не так?»
Сначала на этот невысказанный вопрос кот ответил лишь вопросительным взглядом, но потом передал ей ее собственный образ в окружении сотен ее питомцев.
«Да, я знаю, что вы всегда рядом со мной, но иногда мне просто нужен другой человек». Вонищенка создала в уме образ черного кота и пестрой кошки рядом и в ответ получила себя, радующуюся обществу кота в человеческий рост. Она рассеянно кивнула, глядя на разыгравшихся котят. «К сожалению, он немного не в моем вкусе».
Все началось в прошлом году. Каждый раз, когда Вонищенка играла с котятами, ей казалось, что в ее собственной жизни чего-то недостает. Это ощущение злило ее, но не замечать его было сложно. Не так давно она попыталась искать утешения у Джека, но он – впервые за все время их знакомства – отказал ей. Она решила больше не просить. Почему Джек отказывается спать с ней? Ее досада и недоумение начинали искать выход в гневе.
Без многочисленных слоев грязи и вороха замызганного тряпья, которые защищали ее от внешнего мира, в ней нет ничего отталкивающего. Чтобы не ставить в неловкое положение второго своего друга, Розмари, Вонищенка научилась вполне пристойно одеваться в тех редких случаях, когда в этом бывала необходимость. Но при этом все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, она слишком привязалась к Джеку и Розмари, так что настало время снова уйти в подполье.
Черный уловил окраску ее мыслей, пусть даже ему было и не под силу расшифровать их абстрактные значения. Он одобрил ее желание разорвать отношения с людьми, послав ей образ нескольких их старых убежищ.
«Только не сегодня. Сегодня у меня назначена встреча с Розмари».
Вонищенка выбралась из кресла и подошла к куче старой, грязной и бесформенной одежды, которая составляла большую часть ее гардероба. Черный кот с двумя котятами побежали следом.
«Нет, вы останетесь здесь. Вдруг Джек захочет связаться со мной? И потом, мне и без вас не так-то просто попасть в ее кабинет. – Она переключилась на другой вопрос – синее пальто или зеленая куртка?»
Когда тринадцать черных свечей горели, растопленный воск приобретал цвет свежей крови. Теперь комнату потихоньку заливал сумрак, и узкие круги света уже начинали бледнеть.
– Ты знаешь, сколько времени?
Фортунато поднял глаза. Перед ним, сложив руки на груди, стояла Вероника в розовых трусиках и разорванной футболке.
– Почти рассвело, – ответил он.
– Ты собираешься спать?
Она помотала головой, и волны черных волос упали ей на лицо.
– Может, чуть попозже. Не стой так, у тебя живот выпячивается.
– Да, сэнсэй.
Ее сарказм казался слишком ребяческим. Несколько секунд спустя хлопнула дверь ванной. Не будь девчонка дочерью Миранды, в два счета оказалась бы на улице.
Он потянулся, несколько секунд смотрел на плотные облака, затягивавшие небо на востоке. Потом вернулся к неотложному делу.
Он накрыл пятиконечную звезду на полу татами, а поверх положил зеркало Хатор[2]. Оно было примерно в фут длиной, с изображением богини в месте пересечения ручки с диском. (Надо же, коровьи рога делают ее похожей на средневекового шута.) Зеркало было сделано из латуни: передняя, отполированная поверхность предназначалась для ясновидения, а задняя, шероховатая – отражать нападения неприятеля. Он заказал это зеркальце у одного стареющего хиппи из Ист-Вилледж и последние два дня провел, очищая его при помощи ритуалов девяти главных божеств.
Многие месяцы его мысли были целиком поглощены врагом, именовавшим себя Астрономом. Этот мерзавец возглавлял многочисленную сеть египетских масонов, пока Фортунато и другие тузы не уничтожили их гнездо, которое они свили в Клойстерсе. Астроному удалось сбежать, хотя древнее зло, которое он призвал из космоса, было обезврежено.
Ритуал Нерожденных, Акростихи Абрамелина, Сферы Каббалы – вся западная магия разочаровала его. Чтобы победить Астронома, нужно было прибегнуть к магии врага. Нужно было каким-то образом отыскать его – несмотря на все заслоны, которые он воздвиг, чтобы сделаться невидимым для Фортунато.
Суть египетской магии – подлинной, а не извращенной и порочной версии Астронома – прежде всего предполагала поклонение животным. Фортунато всю жизнь прожил на Манхэттене – сначала в Гарлеме, потом в центре, когда смог себе это позволить. Все его знакомство с животными ограничивалось пуделями, которые гадили на тротуары, и апатичными зловонными карикатурами на зверей, которые проводили свои дни в клетках зоопарков. Он никогда не любил и не понимал их.
Однако теперь с таким отношением следовало покончить. Он позволил Веронике принести в квартиру кошку, тщеславное раскормленное животное по кличке Лиз, получившее свое имя в честь одной известной актрисы. В данную минуту упомянутое животное мирно спало у него на коленях, вцепившись когтями в шелковый халат. Примитивная кошачья система ценностей должна была открыть ему дорогу в египетскую вселенную.
Фортунато взял зеркало и принялся вглядываться в свое отражение: худое лицо, шоколадная кожа в каких-то пятнах от недосыпа, лоб, раздутый от раса – тантрической энергии удерживаемой спермы. Мало-помалу черты лица дрогнули и начали расплываться.
Из ванной донесся приглушенный вздох, и Фортунато сбился. Через миг вместо Астронома в зеркале появилась Вероника. Девушка сидела на унитазе со спущенными трусиками, держа в левой руке карманное зеркальце, а правой сжимая короткую соломинку для коктейля. Голова ее упала на грудь, как тряпочная.
Героин не удивил его; но какого черта она заправляется здесь, у него в квартире! Фортунато положил зеркало Хатор обратно на мат, спихнул недовольно мяукнувшую кошку с колен и пошел в туалет. Мысленным усилием он взломал защелку и пинком распахнул дверь; Вероника с вороватым видом вскинула голову.
– Собирай манатки и выметайся отсюда!
– Эй, да это всего лишь кокаин!
– Да ты что, совсем за идиота меня держишь? Думаешь, я героин от кокаина не отличу? И давно ты сидишь на этой дряни?
Вероника пожала плечами, бросила зеркало и соломинку в раскрытую сумочку. Потом поднялась, переступила ногами, путаясь в собственных трусиках. Чтобы не оступиться, она ухватилась одной рукой за вешалку для полотенец, другой натянула трусы.
– Пару месяцев. Но я ни на чем не сижу. Просто время от времени делаю это, вот и все. Прошу прощения.
– Ты что, совсем не думаешь о своем будущем?
– Будущее? Я же паршивая шлюха. Какое у меня может быть будущее?
Нетвердой походкой она направилась в спальню, Фортунато последовал за ней.
– Ты не шлюха, черт тебя побери, ты – гейша. У тебя есть голова на плечах, у тебя есть класс…
– Какая я, к черту, гейша! – Девушка грузно опустилась на край кровати. – Я сплю с мужиками за деньги. Вот как это называется. – Она сунула безвольную ногу в чулок, и ноготь большого пальца прочертил в тонком нейлоне длинную стрелку. – Тебе нравится тешить себя этими сказочками про гейш, но настоящие гейши не трахаются за деньги. Ты – сутенер, а я – проститутка, и ничего больше.
Не успел Фортунато ничего ответить, как кто-то забарабанил во входную дверь. Из коридора потянуло нетерпением и напряженностью, но ничего угрожающего в них не было. Как и ничего такого, что не могло бы подождать.
– Я не держу у себя наркоманок, – сказал он.
– Ах, не держишь? Не смеши меня! Да половина твоих девиц нюхает – как минимум, а пятеро или шестеро сидят на игле. И давно.
– Кто? Неужели Каролина…
– Нет, твоя драгоценная Каролина чиста, как утренняя роса. Хотя, вздумай она этим заняться, ты ничего бы и не узнал. Ты понятия не имеешь, что у тебя происходит.
– Я тебе не верю. Я не могу…
В замке что-то заскрежетало, и дверь распахнулась. На пороге стоял человек по имени Бреннан с комком пластиковой взрывчатки в правой руке. Левая сжимала ручку кожаного «дипломата» чуть больше обычного размера. Фортунато знал, что в нем лежит разборный охотничий лук и набор стрел с широкими головками.
– Прошу прощения, но я… – начал визитер.
Он перевел взгляд на Веронику, которая распахнула футболку и стояла, сжимая груди в руках.
– Эй! – сказала она. – Не хочешь меня трахнуть? Только заплати. – Она потеребила соски и облизнула губы. – Ну, сколько у тебя есть? Два бакса? Полтора? – Из глаз у нее покатились слезы; из носа потекло.
– Заткнись! – рявкнул Фортунато. – Закрой свой поганый рот.
– Отчего бы тебе не вздуть меня? – крикнула она. – Сутенеры же именно так себя и ведут, разве нет?
Чернокожий туз перевел взгляд на Бреннана.
– Может, зайдешь попозже?
– Не знаю, может ли это ждать – я имею в виду Астронома.
Глава вторая
«Да, дружище, сегодня ночью Джек снова отверг меня. И что я делаю не так?»
Сначала на этот невысказанный вопрос кот ответил лишь вопросительным взглядом, но потом передал ей ее собственный образ в окружении сотен ее питомцев.
«Да, я знаю, что вы всегда рядом со мной, но иногда мне просто нужен другой человек». Вонищенка создала в уме образ черного кота и пестрой кошки рядом и в ответ получила себя, радующуюся обществу кота в человеческий рост. Она рассеянно кивнула, глядя на разыгравшихся котят. «К сожалению, он немного не в моем вкусе».
Все началось в прошлом году. Каждый раз, когда Вонищенка играла с котятами, ей казалось, что в ее собственной жизни чего-то недостает. Это ощущение злило ее, но не замечать его было сложно. Не так давно она попыталась искать утешения у Джека, но он – впервые за все время их знакомства – отказал ей. Она решила больше не просить. Почему Джек отказывается спать с ней? Ее досада и недоумение начинали искать выход в гневе.
Без многочисленных слоев грязи и вороха замызганного тряпья, которые защищали ее от внешнего мира, в ней нет ничего отталкивающего. Чтобы не ставить в неловкое положение второго своего друга, Розмари, Вонищенка научилась вполне пристойно одеваться в тех редких случаях, когда в этом бывала необходимость. Но при этом все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, она слишком привязалась к Джеку и Розмари, так что настало время снова уйти в подполье.
Черный уловил окраску ее мыслей, пусть даже ему было и не под силу расшифровать их абстрактные значения. Он одобрил ее желание разорвать отношения с людьми, послав ей образ нескольких их старых убежищ.
«Только не сегодня. Сегодня у меня назначена встреча с Розмари».
Вонищенка выбралась из кресла и подошла к куче старой, грязной и бесформенной одежды, которая составляла большую часть ее гардероба. Черный кот с двумя котятами побежали следом.
«Нет, вы останетесь здесь. Вдруг Джек захочет связаться со мной? И потом, мне и без вас не так-то просто попасть в ее кабинет. – Она переключилась на другой вопрос – синее пальто или зеленая куртка?»
Когда тринадцать черных свечей горели, растопленный воск приобретал цвет свежей крови. Теперь комнату потихоньку заливал сумрак, и узкие круги света уже начинали бледнеть.
– Ты знаешь, сколько времени?
Фортунато поднял глаза. Перед ним, сложив руки на груди, стояла Вероника в розовых трусиках и разорванной футболке.
– Почти рассвело, – ответил он.
– Ты собираешься спать?
Она помотала головой, и волны черных волос упали ей на лицо.
– Может, чуть попозже. Не стой так, у тебя живот выпячивается.
– Да, сэнсэй.
Ее сарказм казался слишком ребяческим. Несколько секунд спустя хлопнула дверь ванной. Не будь девчонка дочерью Миранды, в два счета оказалась бы на улице.
Он потянулся, несколько секунд смотрел на плотные облака, затягивавшие небо на востоке. Потом вернулся к неотложному делу.
Он накрыл пятиконечную звезду на полу татами, а поверх положил зеркало Хатор[2]. Оно было примерно в фут длиной, с изображением богини в месте пересечения ручки с диском. (Надо же, коровьи рога делают ее похожей на средневекового шута.) Зеркало было сделано из латуни: передняя, отполированная поверхность предназначалась для ясновидения, а задняя, шероховатая – отражать нападения неприятеля. Он заказал это зеркальце у одного стареющего хиппи из Ист-Вилледж и последние два дня провел, очищая его при помощи ритуалов девяти главных божеств.
Многие месяцы его мысли были целиком поглощены врагом, именовавшим себя Астрономом. Этот мерзавец возглавлял многочисленную сеть египетских масонов, пока Фортунато и другие тузы не уничтожили их гнездо, которое они свили в Клойстерсе. Астроному удалось сбежать, хотя древнее зло, которое он призвал из космоса, было обезврежено.
Ритуал Нерожденных, Акростихи Абрамелина, Сферы Каббалы – вся западная магия разочаровала его. Чтобы победить Астронома, нужно было прибегнуть к магии врага. Нужно было каким-то образом отыскать его – несмотря на все заслоны, которые он воздвиг, чтобы сделаться невидимым для Фортунато.
Суть египетской магии – подлинной, а не извращенной и порочной версии Астронома – прежде всего предполагала поклонение животным. Фортунато всю жизнь прожил на Манхэттене – сначала в Гарлеме, потом в центре, когда смог себе это позволить. Все его знакомство с животными ограничивалось пуделями, которые гадили на тротуары, и апатичными зловонными карикатурами на зверей, которые проводили свои дни в клетках зоопарков. Он никогда не любил и не понимал их.
Однако теперь с таким отношением следовало покончить. Он позволил Веронике принести в квартиру кошку, тщеславное раскормленное животное по кличке Лиз, получившее свое имя в честь одной известной актрисы. В данную минуту упомянутое животное мирно спало у него на коленях, вцепившись когтями в шелковый халат. Примитивная кошачья система ценностей должна была открыть ему дорогу в египетскую вселенную.
Фортунато взял зеркало и принялся вглядываться в свое отражение: худое лицо, шоколадная кожа в каких-то пятнах от недосыпа, лоб, раздутый от раса – тантрической энергии удерживаемой спермы. Мало-помалу черты лица дрогнули и начали расплываться.
Из ванной донесся приглушенный вздох, и Фортунато сбился. Через миг вместо Астронома в зеркале появилась Вероника. Девушка сидела на унитазе со спущенными трусиками, держа в левой руке карманное зеркальце, а правой сжимая короткую соломинку для коктейля. Голова ее упала на грудь, как тряпочная.
Героин не удивил его; но какого черта она заправляется здесь, у него в квартире! Фортунато положил зеркало Хатор обратно на мат, спихнул недовольно мяукнувшую кошку с колен и пошел в туалет. Мысленным усилием он взломал защелку и пинком распахнул дверь; Вероника с вороватым видом вскинула голову.
– Собирай манатки и выметайся отсюда!
– Эй, да это всего лишь кокаин!
– Да ты что, совсем за идиота меня держишь? Думаешь, я героин от кокаина не отличу? И давно ты сидишь на этой дряни?
Вероника пожала плечами, бросила зеркало и соломинку в раскрытую сумочку. Потом поднялась, переступила ногами, путаясь в собственных трусиках. Чтобы не оступиться, она ухватилась одной рукой за вешалку для полотенец, другой натянула трусы.
– Пару месяцев. Но я ни на чем не сижу. Просто время от времени делаю это, вот и все. Прошу прощения.
– Ты что, совсем не думаешь о своем будущем?
– Будущее? Я же паршивая шлюха. Какое у меня может быть будущее?
Нетвердой походкой она направилась в спальню, Фортунато последовал за ней.
– Ты не шлюха, черт тебя побери, ты – гейша. У тебя есть голова на плечах, у тебя есть класс…
– Какая я, к черту, гейша! – Девушка грузно опустилась на край кровати. – Я сплю с мужиками за деньги. Вот как это называется. – Она сунула безвольную ногу в чулок, и ноготь большого пальца прочертил в тонком нейлоне длинную стрелку. – Тебе нравится тешить себя этими сказочками про гейш, но настоящие гейши не трахаются за деньги. Ты – сутенер, а я – проститутка, и ничего больше.
Не успел Фортунато ничего ответить, как кто-то забарабанил во входную дверь. Из коридора потянуло нетерпением и напряженностью, но ничего угрожающего в них не было. Как и ничего такого, что не могло бы подождать.
– Я не держу у себя наркоманок, – сказал он.
– Ах, не держишь? Не смеши меня! Да половина твоих девиц нюхает – как минимум, а пятеро или шестеро сидят на игле. И давно.
– Кто? Неужели Каролина…
– Нет, твоя драгоценная Каролина чиста, как утренняя роса. Хотя, вздумай она этим заняться, ты ничего бы и не узнал. Ты понятия не имеешь, что у тебя происходит.
– Я тебе не верю. Я не могу…
В замке что-то заскрежетало, и дверь распахнулась. На пороге стоял человек по имени Бреннан с комком пластиковой взрывчатки в правой руке. Левая сжимала ручку кожаного «дипломата» чуть больше обычного размера. Фортунато знал, что в нем лежит разборный охотничий лук и набор стрел с широкими головками.
– Прошу прощения, но я… – начал визитер.
Он перевел взгляд на Веронику, которая распахнула футболку и стояла, сжимая груди в руках.
– Эй! – сказала она. – Не хочешь меня трахнуть? Только заплати. – Она потеребила соски и облизнула губы. – Ну, сколько у тебя есть? Два бакса? Полтора? – Из глаз у нее покатились слезы; из носа потекло.
– Заткнись! – рявкнул Фортунато. – Закрой свой поганый рот.
– Отчего бы тебе не вздуть меня? – крикнула она. – Сутенеры же именно так себя и ведут, разве нет?
Чернокожий туз перевел взгляд на Бреннана.
– Может, зайдешь попозже?
– Не знаю, может ли это ждать – я имею в виду Астронома.
Глава вторая
7:00
К тому времени, когда Джек добрался до автовокзала Портовой администрации, он уже пожалел, что не взял свою электрическую дрезину и не поехал в город на ней наперегонки с поездами. «Какого черта? – сказал он себе, когда поднимался на пассажирский уровень. – Сегодня ведь выходной». Ему не хотелось думать о работе. Чего ему хотелось – так это перестирать всю одежду, прочитать еще несколько глав нового романа Стивена Кинга «Каннибалы» и, может быть, погулять по Центральному парку вместе с Вонищенкой и ее кошками, жуя дешевый гамбургер. Но тут к перрону с лязгом подкатил экспресс до Седьмой авеню, и Джек решил сесть на него.
Поезд мчался мимо Трайбеки, Вилледж и Челси, и Джек вдруг заметил сквозь давно немытые окна, что для выходного дня на перронах слишком много народу – по крайней мере, для такого раннего времени.
Он сошел на Таймс-сквер и зашагал на запад по облицованным кафелем туннелям под 42-й улицей, невольно подслушав, как один транзитный полицейский с отвращением говорил своему напарнику:
– …ты еще не видал, что делается наверху. Там настоящий дурдом.
На Восьмой авеню он поднялся подышать воздухом – в туннеле стоял едкий утренний запах дезинфекции, который почти не заглушал кислый рвотный дух. На улице было людно, как в утренний час буднего дня, только лица попадались все больше молодые, а строгие костюмы уступили место куда более ярким нарядам.
Джек отступил с обочины, чтобы не столкнуться с подвыпившей троицей юнцов – натуралов, судя по их виду, – в кошмарных пенополистироловых шляпах. Головные уборы изображали щупальца, вислые губы, членистые ноги, рога, расплывшиеся глаза и прочие, куда более неаппетитные придатки, которые болтались и подпрыгивали при каждом движении их хозяев.
Один из мальчишек приставил ладони к ушам и яростно шевелил пальцами, пугая прохожих.
– У-у-у! – завывал он. – Мы – мутанты! Спасайся, кто может!
Его товарищи оглушительно заржали.
В следующем квартале Джек прошел мимо уличного торговца, продающего издевательские шляпы.
– Эй! – последовал незамедлительный оклик. – Подходите, не стесняйтесь. Не нужно быть джокером, чтобы стать как джокер. Сегодня вы можете почувствовать себя джокером. Не хотите?
Джек молча покачал головой, почесал тыльную сторону ладони и зашагал дальше.
– Эй! – Торговец увидел еще одного потенциального покупателя. – Станьте джокером на один день! А завтра снова вернетесь к прежнему облику.
Джек покачал головой. Непонятно, что лучше – весь день ходить с испорченным настроением или порвать глотку этому торговцу? Он взглянул на часы. Без пяти семь. Он упустит автобус. Жизнь торговца на некоторое время была вне опасности.
Из промозглого серого сумрака манхэттенского утра выступило монументальное темное здание Портовой администрации. Миг спустя Джек заметил, что людской поток не вливается в здание, а скорее выливается из него. Эта картина напомнила ему квартиру на авеню А после того, как специалисты из дезинсекционной фирмы взорвали там свои химические бомбы, телами тараканов были усеяны все входы и выходы.
Он пробился к главному входу, отмахиваясь от назойливых приставал, которые предлагали ему то такси, то проводить до автобуса. Витрины большинства магазинчиков внутри самого здания были закрыты ставнями и темны, но в закусочных от посетителей не было отбоя.
Джек снова взглянул на часы. 7:02. В обычный день он непременно остановился бы, чтобы полюбоваться гигантской движущейся скульптурой «Карусель на 42-й улице» – стеклянным кубом, заключающим в себе чудесное музыкальное изобретение Руба Гольдберга, – но сейчас на это не было времени – и это еще слабо сказано.
Он взглянул на табло прибытий. Автобус из Батон-Руж прибывал к выходу тремя этажами выше. Merde! Эскалаторы не работали. Большинство пешеходов спускалось вниз, а Джек помчался по металлической лестнице вверх. Чувствовал он себя как лосось, пытавшийся пробраться по реке вверх по течению к месту нереста.
Лишь тоненький ручеек в этой человеческой лавине напоминал обычных путешественников, которые приезжают на Манхэттен на автобусах. Большинство выглядели как туристы – неужели на этот праздник действительно понаехало столько народу? – или джокеры. Джек с некоторым злорадством отметил, что узкие лестницы вынуждали натуралов двигаться бок о бок с джокерами.
Потом кто-то больно ткнул ему локтем в бок, и эти размышления пришлось прервать. Когда он добрался до третьего уровня и выбрался из толпы желающих спуститься вниз, то чувствовал себя так, как будто только что бегом взбежал по лестнице, ведущей к венцу статуи Свободы.
Кто-то опять двинул его – уже по спине.
– Смотри, куда прешь, придурок, – бросил он без злобы, даже не взглянув на обидчика.
Наконец ему удалось найти зал, примыкавший к нужному входу. В достаточно просторном помещении яблоку было негде упасть. Складывалось такое впечатление, будто прибыло сразу с полдюжины автобусов, и все пассажиры одновременно бросились выходить. Он нырнул в эту толкучку и двинулся ко входу. Дорогу ему перерезали с десяток монахинь, и он остановился, пропуская их. Здоровенный джокер с грубой кожей и отчетливо заметными клыками, торчащими из-под верхней губы, попытался вклиниться между ними.
– Эй, пошевеливайтесь, пингвины! – прикрикнул он.
Еще один джокер с огромными карими глазами, как у больного щенка, и похожими на стигматы ранами на руках, возмущенно вопил. Перебранка грозила вот-вот перерасти в нечто большее. Разумеется, вокруг немедленно образовалось плотное кольцо зевак.
Джек попытался обойти толчею и тут же наткнулся на явного натурала, который толкнул его в ответ.
– Прошу прощения!
Натурал был шести с гаком футов роста и соответствующего сложения.
– А ну, отвали.
И в эту минуту Джек понял: это она, Корделия! – хотя не видел племянницу ни разу в жизни.
На прошлое Рождество Элуэтта присылала фотографии дочери, но на снимках она не была и вполовину так хороша, как в жизни. Перед Джеком стояла его сестра, только на три десятка лет моложе. На девушке были джинсы и блекло-малиновая трикотажная рубаха с ядовито-желтой надписью «Железный Джаггер». Джеку было знакомо это имя, хотя он не особенно интересовался рок-музыкой. Кроме того, он различил какой-то узор из молний, меча и чего-то вроде свастики.
От девушки его отделяли десять ярдов и плотный поток прибывших пассажиров. В одной руке она держала потертый чемодан в цветочек, в другой – кожаную сумочку. Высокий и стройный, дорого одетый латиноамериканец пытался помочь ей поднести чемодан. Джек незамедлительно ощутил острый приступ подозрительности – впрочем, подобное чувство вызвал бы любой услужливый незнакомец в пурпурном костюме в тонкую полоску, широкополой фетровой шляпе и подбитом мехом плаще. Мех походил на шкуру детеныша гренландского тюленя.
– Эй! – окликнул племянницу Джек. – Корделия! Я здесь! Это я, Джек!
Ему казалось, будто он видит все происходящее по телевизору или смотрит в перевернутый бинокль. Девушка явно его не слышала. Как же привлечь к себе ее внимание? Ревели, набирая обороты, двигатели автобусов, голоса пассажиров сливались в невнятный гул – ему не перекричать этот шум.
Мужчина подхватил ее чемодан. Корделия улыбнулась. Незнакомец взял ее под локоть и повел к ближайшему выходу.
– Нееет!!!
Его крик был таким громким, что обернулась даже Корделия. На ее личике промелькнуло озадаченное выражение, потом провожатый потянул ее вперед, и она пошла дальше.
Джек вполголоса выругался и начал пробиваться в зал ожидания, расталкивая и расшвыривая тех, кто попадался ему на пути. Монахини, джокеры, панки, попрошайки – ему было все равно. По крайней мере до тех пор, пока он не уткнулся в тушу джокера, который формой тела, да и массой тоже, больше всего напоминал «жука».
– Спешишь куда-нибудь? – осведомилось живое подобие «Фольксвагена».
– Да, – ответил Джек, пытаясь проскользнуть мимо.
– Я приехал сюда из Санта-Фе. У нас все говорят, что здесь живут одни грубияны.
Ручища размером с хороший тостер сгребла Джека за лацканы рубахи. Зловонное дыхание джокера наводило на мысли об общественном туалете после наплыва посетителей.
– Прошу прощения, – извинился Джек. – Послушайте, мне нужно догнать мою племянницу, пока ее не увел один скользкий тип.
Джокер пробуравил его долгим взглядом сверху вниз.
– А, понимаю, – сказал он. – Совсем как по телевизору, да?
Он отпустил Джека, и тот обежал его, словно гору.
Корделии нигде не было. Франтоватый латиноамериканец, который провожал ее, тоже как сквозь землю провалился. Джек подбежал к выходу, через который должна была выйти эта парочка. Его глазам предстали сотни людей – главным образом затылки, – но никого, похожего на его племянницу.
Он колебался едва ли секунду. В этом городе обитало восемь миллионов человек. И еще одному богу известно, сколько туристов и джокеров наводнило Манхэттен в честь Дня дикой карты – вероятно, еще несколько миллионов. А ему всего-то и надо было найти одну шестнадцатилетнюю девицу из провинциальной Луизианы. На миг Джек полностью подчинился инстинкту и, недолго думая, бросился к эскалаторам. Может быть, ему удастся перехватить их до того, как они покинут здание вокзала. Если не удастся – придется искать Корделию на улице.
Не хотелось даже думать о том, что он скажет сестре.
Спектор так и не заснул. Пузырек с таблетками отправился в мусорное ведро – придется поискать средство посильнее.
Боль сопровождала его повсюду – как намертво въевшийся запах табачного дыма в каком-нибудь захудалом баре. Спектор сел и начал медленно дышать. Тусклый утренний свет придавал его квартирке, обставленной дешевым хламом из ломбардов и комиссионных магазинов, еще более унылый, чем обычно, вид.
Зазвонил телефон.
– Слушаю.
– Мистер Спектор?
У звонившего был утонченный бостонский выговор. Голос казался незнакомым.
– Да. Кто говорит?
– Это неважно, по крайней мере в настоящий момент.
– Ладно. – Понятно, решил поиграть в секреты, но так поступали многие. – Зачем вы мне звоните? Что вам нужно?
– Один наш общий знакомый по имени Грубер сообщил, что вы обладаете уникальными способностями определенного рода. Один мой клиент, возможно, был бы заинтересован в том, чтобы нанять вас… Сначала на временной основе.
Спектор почесал шею.
– Думаю, я понял, к чему вы клоните. Если это какая-то ловушка, можете попрощаться с жизнью. Если все без обмана, это обойдется вам недешево.
– Разумеется. Возможно, вы что-нибудь слышали о «Сумеречном кулаке»? Служба в этой организации может оказаться для вас весьма выгодной. Однако они очень осторожны и всегда требуют предварительных доказательств.
Молва утверждала, что «Сумеречный кулак» возглавляет какой-то новый преступный воротила. Они уже изрядно потеснили другие, более старые, банды. В грядущей резне Спектор будет чувствовать себя как рыба в воде.
– Я ничем не занят. Кто у вас на примете?
– Это не столь важно. – Незнакомец в трубке помолчал. – Мистер Грубер, похоже, знает о вас более чем достаточно, но при этом не умеет держать язык за зубами. Будьте сегодня в одиннадцать тридцать на Таймс-сквер. Если вы нам подойдете, мы свяжемся с вами там.
– А деньги?
На том конце провода послышался какой-то звонок.
– Об этом поговорим позже. Прошу прощения, меня ждут другие дела. Всего доброго, мистер Спектор.
Спектор бросил трубку и улыбнулся. Грубера он недолюбливал. Тот вечно норовил попользоваться чужими услугами на дармовщинку. Убийство старого скряги пойдет только на пользу обществу.
Он голышом прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Слипшиеся сосульками волосы давно не мешало бы помыть, да и усы слишком отрасли и закрывали тонкую верхнюю губу. Во всем остальном он выглядел в точности так же, как в тот день, когда он умер. В тот самый день, когда Тахион вытащил его с того света. Спектор задумался, не будет ли он жить вечно. Вообще-то он был бы не прочь. Он высунул язык. Его отражение и не подумало ответить ему тем же. Оно улыбнулось.
– Не волнуйся, Несущий Гибель, – успокоило его лицо в зеркале. – Ты все еще можешь умереть. – И расхохоталось.
Спектор попятился в спальню. Откуда-то повеяло холодом и послышалось громкое потрескивание.
– Ну-ну, Несущий Гибель. Я просто хочу поболтать.
На кровати сидела проекция Астронома. На нем была черная ряса, подпоясанная веревкой из человеческих волос. Дряхлое тело держалось прямее обычного, что значило – он недавно восстановил запасы энергии. Старик был весь в крови.
– Что нужно?
Спектор был напуган. Астроном входил в число тех немногих, на кого его способности не действовали.
– Знаешь, какой сегодня день?
– День дикой карты. Это каждый дурак знает.
Спектор поднял с пола коричневые вельветовые брюки.
– Да. Но не только. Сегодня Судный день.
Астроном сплел пальцы рук.
– Судный день? – Спектор натянул штаны. – О чем это вы?
– О тех мерзавцах, которые погубили мой план. Не дали свершиться предначертанному. Помешали нам завладеть миром. – Глаза Астронома сверкнули безумным огнем, которого прежде не было. – Но есть и другие миры. Этот не скоро забудет прощальный пинок, который я дам негодяям, посмевшим встать на моем пути.
– Черепаха, Тахион, Фортунато. Вы говорите об этих людях? Похвально.
– К концу дня все они будут мертвы. А ты, мой дорогой, мне поможешь.
– Черта с два. Я не раз делал для вас грязную работу, а сегодня не стану. Вы бросили меня. И больше я вам не поверю.
– Мне не хочется тебя убивать, поэтому я дам тебе еще один шанс передумать.
Вокруг Астронома начал вращаться вихрь радужного света.
– Отвали, старик. – Спектор погрозил кулаком. – Тебе не удастся больше оставить меня в дураках.
– Правда? Тогда, боюсь, придется оставить тебя в мертвецах. Вместе со всеми остальными.
Астроном принял облик шакала. Страшная острая морда разинула пасть; на ковер потекла темная дымящаяся кровь. Шакал завыл. Спектор заткнул уши и бросился на пол.
Фортунато позвонил Каролине и попросил ее отвести Веронику в особняк его матери, где официально располагалось их эскорт-агентство. Каролина и еще с полдюжины других девушек жили там – если это можно было так назвать. Он кое-как напялил на Веронику одежду и оставил лежать на диванчике в гостиной – та уже отключилась.
– Она оклемается? – спросил Бреннан.
– Сомневаюсь.
– Я знаю, это меня не касается, но не кажется ли тебе, что ты слишком круто с ней обошелся?
– Все под контролем, – отрезал Фортунато.
– Нисколько в этом не сомневался.
Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. Бреннан, пожалуй, был единственным поборником справедливости из всех разгуливавших по Нью-Йорку, кому Фортунато доверял. Отчасти потому, что Бреннана не затронул вирус дикой карты. К тому же Бреннану с Фортунато довелось вместе побывать в опаснейшей переделке в чреве чудовищной космической пришелицы, которую некоторые называли Прародительницей Роя. Астроном звал ее Тиамат и намеревался при помощи прибора, который именовал «Машиной Шакти», привести ее на Землю. Фортунато разбил машину, но было уже слишком поздно. Космическое чудище успело прибыть на Землю, и из-за него погибли сотни тысяч человек по всему миру.
– Так что там с Астрономом? – спросил Фортунато.
– Знаешь Моржа? Ну, Джуба, который продает газеты?
Фортунато пожал плечами.
К тому времени, когда Джек добрался до автовокзала Портовой администрации, он уже пожалел, что не взял свою электрическую дрезину и не поехал в город на ней наперегонки с поездами. «Какого черта? – сказал он себе, когда поднимался на пассажирский уровень. – Сегодня ведь выходной». Ему не хотелось думать о работе. Чего ему хотелось – так это перестирать всю одежду, прочитать еще несколько глав нового романа Стивена Кинга «Каннибалы» и, может быть, погулять по Центральному парку вместе с Вонищенкой и ее кошками, жуя дешевый гамбургер. Но тут к перрону с лязгом подкатил экспресс до Седьмой авеню, и Джек решил сесть на него.
Поезд мчался мимо Трайбеки, Вилледж и Челси, и Джек вдруг заметил сквозь давно немытые окна, что для выходного дня на перронах слишком много народу – по крайней мере, для такого раннего времени.
Он сошел на Таймс-сквер и зашагал на запад по облицованным кафелем туннелям под 42-й улицей, невольно подслушав, как один транзитный полицейский с отвращением говорил своему напарнику:
– …ты еще не видал, что делается наверху. Там настоящий дурдом.
На Восьмой авеню он поднялся подышать воздухом – в туннеле стоял едкий утренний запах дезинфекции, который почти не заглушал кислый рвотный дух. На улице было людно, как в утренний час буднего дня, только лица попадались все больше молодые, а строгие костюмы уступили место куда более ярким нарядам.
Джек отступил с обочины, чтобы не столкнуться с подвыпившей троицей юнцов – натуралов, судя по их виду, – в кошмарных пенополистироловых шляпах. Головные уборы изображали щупальца, вислые губы, членистые ноги, рога, расплывшиеся глаза и прочие, куда более неаппетитные придатки, которые болтались и подпрыгивали при каждом движении их хозяев.
Один из мальчишек приставил ладони к ушам и яростно шевелил пальцами, пугая прохожих.
– У-у-у! – завывал он. – Мы – мутанты! Спасайся, кто может!
Его товарищи оглушительно заржали.
В следующем квартале Джек прошел мимо уличного торговца, продающего издевательские шляпы.
– Эй! – последовал незамедлительный оклик. – Подходите, не стесняйтесь. Не нужно быть джокером, чтобы стать как джокер. Сегодня вы можете почувствовать себя джокером. Не хотите?
Джек молча покачал головой, почесал тыльную сторону ладони и зашагал дальше.
– Эй! – Торговец увидел еще одного потенциального покупателя. – Станьте джокером на один день! А завтра снова вернетесь к прежнему облику.
Джек покачал головой. Непонятно, что лучше – весь день ходить с испорченным настроением или порвать глотку этому торговцу? Он взглянул на часы. Без пяти семь. Он упустит автобус. Жизнь торговца на некоторое время была вне опасности.
Из промозглого серого сумрака манхэттенского утра выступило монументальное темное здание Портовой администрации. Миг спустя Джек заметил, что людской поток не вливается в здание, а скорее выливается из него. Эта картина напомнила ему квартиру на авеню А после того, как специалисты из дезинсекционной фирмы взорвали там свои химические бомбы, телами тараканов были усеяны все входы и выходы.
Он пробился к главному входу, отмахиваясь от назойливых приставал, которые предлагали ему то такси, то проводить до автобуса. Витрины большинства магазинчиков внутри самого здания были закрыты ставнями и темны, но в закусочных от посетителей не было отбоя.
Джек снова взглянул на часы. 7:02. В обычный день он непременно остановился бы, чтобы полюбоваться гигантской движущейся скульптурой «Карусель на 42-й улице» – стеклянным кубом, заключающим в себе чудесное музыкальное изобретение Руба Гольдберга, – но сейчас на это не было времени – и это еще слабо сказано.
Он взглянул на табло прибытий. Автобус из Батон-Руж прибывал к выходу тремя этажами выше. Merde! Эскалаторы не работали. Большинство пешеходов спускалось вниз, а Джек помчался по металлической лестнице вверх. Чувствовал он себя как лосось, пытавшийся пробраться по реке вверх по течению к месту нереста.
Лишь тоненький ручеек в этой человеческой лавине напоминал обычных путешественников, которые приезжают на Манхэттен на автобусах. Большинство выглядели как туристы – неужели на этот праздник действительно понаехало столько народу? – или джокеры. Джек с некоторым злорадством отметил, что узкие лестницы вынуждали натуралов двигаться бок о бок с джокерами.
Потом кто-то больно ткнул ему локтем в бок, и эти размышления пришлось прервать. Когда он добрался до третьего уровня и выбрался из толпы желающих спуститься вниз, то чувствовал себя так, как будто только что бегом взбежал по лестнице, ведущей к венцу статуи Свободы.
Кто-то опять двинул его – уже по спине.
– Смотри, куда прешь, придурок, – бросил он без злобы, даже не взглянув на обидчика.
Наконец ему удалось найти зал, примыкавший к нужному входу. В достаточно просторном помещении яблоку было негде упасть. Складывалось такое впечатление, будто прибыло сразу с полдюжины автобусов, и все пассажиры одновременно бросились выходить. Он нырнул в эту толкучку и двинулся ко входу. Дорогу ему перерезали с десяток монахинь, и он остановился, пропуская их. Здоровенный джокер с грубой кожей и отчетливо заметными клыками, торчащими из-под верхней губы, попытался вклиниться между ними.
– Эй, пошевеливайтесь, пингвины! – прикрикнул он.
Еще один джокер с огромными карими глазами, как у больного щенка, и похожими на стигматы ранами на руках, возмущенно вопил. Перебранка грозила вот-вот перерасти в нечто большее. Разумеется, вокруг немедленно образовалось плотное кольцо зевак.
Джек попытался обойти толчею и тут же наткнулся на явного натурала, который толкнул его в ответ.
– Прошу прощения!
Натурал был шести с гаком футов роста и соответствующего сложения.
– А ну, отвали.
И в эту минуту Джек понял: это она, Корделия! – хотя не видел племянницу ни разу в жизни.
На прошлое Рождество Элуэтта присылала фотографии дочери, но на снимках она не была и вполовину так хороша, как в жизни. Перед Джеком стояла его сестра, только на три десятка лет моложе. На девушке были джинсы и блекло-малиновая трикотажная рубаха с ядовито-желтой надписью «Железный Джаггер». Джеку было знакомо это имя, хотя он не особенно интересовался рок-музыкой. Кроме того, он различил какой-то узор из молний, меча и чего-то вроде свастики.
От девушки его отделяли десять ярдов и плотный поток прибывших пассажиров. В одной руке она держала потертый чемодан в цветочек, в другой – кожаную сумочку. Высокий и стройный, дорого одетый латиноамериканец пытался помочь ей поднести чемодан. Джек незамедлительно ощутил острый приступ подозрительности – впрочем, подобное чувство вызвал бы любой услужливый незнакомец в пурпурном костюме в тонкую полоску, широкополой фетровой шляпе и подбитом мехом плаще. Мех походил на шкуру детеныша гренландского тюленя.
– Эй! – окликнул племянницу Джек. – Корделия! Я здесь! Это я, Джек!
Ему казалось, будто он видит все происходящее по телевизору или смотрит в перевернутый бинокль. Девушка явно его не слышала. Как же привлечь к себе ее внимание? Ревели, набирая обороты, двигатели автобусов, голоса пассажиров сливались в невнятный гул – ему не перекричать этот шум.
Мужчина подхватил ее чемодан. Корделия улыбнулась. Незнакомец взял ее под локоть и повел к ближайшему выходу.
– Нееет!!!
Его крик был таким громким, что обернулась даже Корделия. На ее личике промелькнуло озадаченное выражение, потом провожатый потянул ее вперед, и она пошла дальше.
Джек вполголоса выругался и начал пробиваться в зал ожидания, расталкивая и расшвыривая тех, кто попадался ему на пути. Монахини, джокеры, панки, попрошайки – ему было все равно. По крайней мере до тех пор, пока он не уткнулся в тушу джокера, который формой тела, да и массой тоже, больше всего напоминал «жука».
– Спешишь куда-нибудь? – осведомилось живое подобие «Фольксвагена».
– Да, – ответил Джек, пытаясь проскользнуть мимо.
– Я приехал сюда из Санта-Фе. У нас все говорят, что здесь живут одни грубияны.
Ручища размером с хороший тостер сгребла Джека за лацканы рубахи. Зловонное дыхание джокера наводило на мысли об общественном туалете после наплыва посетителей.
– Прошу прощения, – извинился Джек. – Послушайте, мне нужно догнать мою племянницу, пока ее не увел один скользкий тип.
Джокер пробуравил его долгим взглядом сверху вниз.
– А, понимаю, – сказал он. – Совсем как по телевизору, да?
Он отпустил Джека, и тот обежал его, словно гору.
Корделии нигде не было. Франтоватый латиноамериканец, который провожал ее, тоже как сквозь землю провалился. Джек подбежал к выходу, через который должна была выйти эта парочка. Его глазам предстали сотни людей – главным образом затылки, – но никого, похожего на его племянницу.
Он колебался едва ли секунду. В этом городе обитало восемь миллионов человек. И еще одному богу известно, сколько туристов и джокеров наводнило Манхэттен в честь Дня дикой карты – вероятно, еще несколько миллионов. А ему всего-то и надо было найти одну шестнадцатилетнюю девицу из провинциальной Луизианы. На миг Джек полностью подчинился инстинкту и, недолго думая, бросился к эскалаторам. Может быть, ему удастся перехватить их до того, как они покинут здание вокзала. Если не удастся – придется искать Корделию на улице.
Не хотелось даже думать о том, что он скажет сестре.
Спектор так и не заснул. Пузырек с таблетками отправился в мусорное ведро – придется поискать средство посильнее.
Боль сопровождала его повсюду – как намертво въевшийся запах табачного дыма в каком-нибудь захудалом баре. Спектор сел и начал медленно дышать. Тусклый утренний свет придавал его квартирке, обставленной дешевым хламом из ломбардов и комиссионных магазинов, еще более унылый, чем обычно, вид.
Зазвонил телефон.
– Слушаю.
– Мистер Спектор?
У звонившего был утонченный бостонский выговор. Голос казался незнакомым.
– Да. Кто говорит?
– Это неважно, по крайней мере в настоящий момент.
– Ладно. – Понятно, решил поиграть в секреты, но так поступали многие. – Зачем вы мне звоните? Что вам нужно?
– Один наш общий знакомый по имени Грубер сообщил, что вы обладаете уникальными способностями определенного рода. Один мой клиент, возможно, был бы заинтересован в том, чтобы нанять вас… Сначала на временной основе.
Спектор почесал шею.
– Думаю, я понял, к чему вы клоните. Если это какая-то ловушка, можете попрощаться с жизнью. Если все без обмана, это обойдется вам недешево.
– Разумеется. Возможно, вы что-нибудь слышали о «Сумеречном кулаке»? Служба в этой организации может оказаться для вас весьма выгодной. Однако они очень осторожны и всегда требуют предварительных доказательств.
Молва утверждала, что «Сумеречный кулак» возглавляет какой-то новый преступный воротила. Они уже изрядно потеснили другие, более старые, банды. В грядущей резне Спектор будет чувствовать себя как рыба в воде.
– Я ничем не занят. Кто у вас на примете?
– Это не столь важно. – Незнакомец в трубке помолчал. – Мистер Грубер, похоже, знает о вас более чем достаточно, но при этом не умеет держать язык за зубами. Будьте сегодня в одиннадцать тридцать на Таймс-сквер. Если вы нам подойдете, мы свяжемся с вами там.
– А деньги?
На том конце провода послышался какой-то звонок.
– Об этом поговорим позже. Прошу прощения, меня ждут другие дела. Всего доброго, мистер Спектор.
Спектор бросил трубку и улыбнулся. Грубера он недолюбливал. Тот вечно норовил попользоваться чужими услугами на дармовщинку. Убийство старого скряги пойдет только на пользу обществу.
Он голышом прошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Слипшиеся сосульками волосы давно не мешало бы помыть, да и усы слишком отрасли и закрывали тонкую верхнюю губу. Во всем остальном он выглядел в точности так же, как в тот день, когда он умер. В тот самый день, когда Тахион вытащил его с того света. Спектор задумался, не будет ли он жить вечно. Вообще-то он был бы не прочь. Он высунул язык. Его отражение и не подумало ответить ему тем же. Оно улыбнулось.
– Не волнуйся, Несущий Гибель, – успокоило его лицо в зеркале. – Ты все еще можешь умереть. – И расхохоталось.
Спектор попятился в спальню. Откуда-то повеяло холодом и послышалось громкое потрескивание.
– Ну-ну, Несущий Гибель. Я просто хочу поболтать.
На кровати сидела проекция Астронома. На нем была черная ряса, подпоясанная веревкой из человеческих волос. Дряхлое тело держалось прямее обычного, что значило – он недавно восстановил запасы энергии. Старик был весь в крови.
– Что нужно?
Спектор был напуган. Астроном входил в число тех немногих, на кого его способности не действовали.
– Знаешь, какой сегодня день?
– День дикой карты. Это каждый дурак знает.
Спектор поднял с пола коричневые вельветовые брюки.
– Да. Но не только. Сегодня Судный день.
Астроном сплел пальцы рук.
– Судный день? – Спектор натянул штаны. – О чем это вы?
– О тех мерзавцах, которые погубили мой план. Не дали свершиться предначертанному. Помешали нам завладеть миром. – Глаза Астронома сверкнули безумным огнем, которого прежде не было. – Но есть и другие миры. Этот не скоро забудет прощальный пинок, который я дам негодяям, посмевшим встать на моем пути.
– Черепаха, Тахион, Фортунато. Вы говорите об этих людях? Похвально.
– К концу дня все они будут мертвы. А ты, мой дорогой, мне поможешь.
– Черта с два. Я не раз делал для вас грязную работу, а сегодня не стану. Вы бросили меня. И больше я вам не поверю.
– Мне не хочется тебя убивать, поэтому я дам тебе еще один шанс передумать.
Вокруг Астронома начал вращаться вихрь радужного света.
– Отвали, старик. – Спектор погрозил кулаком. – Тебе не удастся больше оставить меня в дураках.
– Правда? Тогда, боюсь, придется оставить тебя в мертвецах. Вместе со всеми остальными.
Астроном принял облик шакала. Страшная острая морда разинула пасть; на ковер потекла темная дымящаяся кровь. Шакал завыл. Спектор заткнул уши и бросился на пол.
Фортунато позвонил Каролине и попросил ее отвести Веронику в особняк его матери, где официально располагалось их эскорт-агентство. Каролина и еще с полдюжины других девушек жили там – если это можно было так назвать. Он кое-как напялил на Веронику одежду и оставил лежать на диванчике в гостиной – та уже отключилась.
– Она оклемается? – спросил Бреннан.
– Сомневаюсь.
– Я знаю, это меня не касается, но не кажется ли тебе, что ты слишком круто с ней обошелся?
– Все под контролем, – отрезал Фортунато.
– Нисколько в этом не сомневался.
Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга. Бреннан, пожалуй, был единственным поборником справедливости из всех разгуливавших по Нью-Йорку, кому Фортунато доверял. Отчасти потому, что Бреннана не затронул вирус дикой карты. К тому же Бреннану с Фортунато довелось вместе побывать в опаснейшей переделке в чреве чудовищной космической пришелицы, которую некоторые называли Прародительницей Роя. Астроном звал ее Тиамат и намеревался при помощи прибора, который именовал «Машиной Шакти», привести ее на Землю. Фортунато разбил машину, но было уже слишком поздно. Космическое чудище успело прибыть на Землю, и из-за него погибли сотни тысяч человек по всему миру.
– Так что там с Астрономом? – спросил Фортунато.
– Знаешь Моржа? Ну, Джуба, который продает газеты?
Фортунато пожал плечами.