– Ты шутишь! – возмутился Хирам.
Детектив пожал плечами.
– Могу предложить идею получше. Найми меня круглосуточно его охранять. Кстати, у него случайно нет хорошенькой дочурки? – Хирам ничего не ответил, и Экройд поднялся и сунул руки в карманы пиджака. – Ладно. Возможно, что-то удастся сделать. Я займусь этим. Может, Кристалис подскажет что-нибудь дельное, если ее устроит цена.
Ресторатор кивнул и поднялся с кресла.
– Отлично! Превосходно. Держи меня в курсе. – Экройд двинулся к двери. – Да, еще кое-что… – Джей развернулся, приподнял бровь. – Этот Дубина, по всей видимости, мерзкий тип. Не подвергай себя ненужной опасности. Будь осторожен.
Джей Экройд улыбнулся.
– Если Дубина станет докучать мне, я ослеплю его при помощи магии.
Он сложил из пальцев пистолет и сделал вид, что целится в Уорчестера.
– Даже не думай об этом! Если, конечно, хочешь попасть на сегодняшний ужин.
Детектив рассмеялся, спрятал руку в карман и не спеша вышел.
Хирам снова взглянул на экран телевизора. Показывали интервью с Плакальщиком. Интервьюировал его Уолтер Кронкайт. Кадры были старые, десятилетней давности – события Великого джокертаунского восстания 1976 года. Он переключился на другой канал, надеясь увидеть репортаж из Джокертауна и с Могилы Джетбоя и, возможно, еще разок взглянуть на Соколицу. Вместо этого на экране появился Билл Мойерс, зачитывавший какой-то текст на фоне большой фотографии Плакальщика. Похоже, сегодня Плакальщика показывают во всех новостях. Любопытно.
Он включил звук.
Глава шестая
Детектив пожал плечами.
– Могу предложить идею получше. Найми меня круглосуточно его охранять. Кстати, у него случайно нет хорошенькой дочурки? – Хирам ничего не ответил, и Экройд поднялся и сунул руки в карманы пиджака. – Ладно. Возможно, что-то удастся сделать. Я займусь этим. Может, Кристалис подскажет что-нибудь дельное, если ее устроит цена.
Ресторатор кивнул и поднялся с кресла.
– Отлично! Превосходно. Держи меня в курсе. – Экройд двинулся к двери. – Да, еще кое-что… – Джей развернулся, приподнял бровь. – Этот Дубина, по всей видимости, мерзкий тип. Не подвергай себя ненужной опасности. Будь осторожен.
Джей Экройд улыбнулся.
– Если Дубина станет докучать мне, я ослеплю его при помощи магии.
Он сложил из пальцев пистолет и сделал вид, что целится в Уорчестера.
– Даже не думай об этом! Если, конечно, хочешь попасть на сегодняшний ужин.
Детектив рассмеялся, спрятал руку в карман и не спеша вышел.
Хирам снова взглянул на экран телевизора. Показывали интервью с Плакальщиком. Интервьюировал его Уолтер Кронкайт. Кадры были старые, десятилетней давности – события Великого джокертаунского восстания 1976 года. Он переключился на другой канал, надеясь увидеть репортаж из Джокертауна и с Могилы Джетбоя и, возможно, еще разок взглянуть на Соколицу. Вместо этого на экране появился Билл Мойерс, зачитывавший какой-то текст на фоне большой фотографии Плакальщика. Похоже, сегодня Плакальщика показывают во всех новостях. Любопытно.
Он включил звук.
Глава шестая
11:00
Джокертаунский карнавал всегда был единственным в своем роде событием. Зачем сооружать фантастическое существо из проволоки, цветов и бумаги, когда имеются джокеры с их кошмарными телами? И Королеву джокеров никто не избирал, хотя несколько лет назад эту идею попытались осуществить, но Тахион воспротивился, и инициаторам новшества пришлось расстаться со столь забавной мыслью… Рулетка рассеянно слушала объяснения такисианина.
Рузвельт-парк был оцеплен, и им завладели рычащие и газующие грузовики-платформы, несущие на своих спинах самые фантастические декорации. Поодаль группка запыхавшихся полицейских уничтожала великанский двухголовый фаллос. Рулетка заметила, что некоторые мужчины из толпы отводили глаза всякий раз, когда лом вонзался в латекс. Чуть поближе настраивали инструменты музыканты джокерского волыночного оркестра, и пронзительный рев волынок оглашал неподвижный жаркий воздух.
– Вы что, здесь главный распорядитель? – осведомилась Рулетка язвительнее, чем намеревалась.
– Нет.
Он резко отвернулся от нее и принялся оглядывать толпу.
Полный джокер, у которого вместо носа был длинный хобот, заканчивающийся несколькими маленькими пальчиками, отделился от толпы – точно откололся от ледника айсберг – и тяжело поплыл к Тахиону.
– Все готово? – спросил он, протягивая руку.
– Все готово. Дес, познакомься, это Рулетка Браун-Роксбери. Рулетка, это Ксавье Десмонд, владелец «Дома смеха» и один из достойнейших граждан Джокертауна.
– Кое-кто назвал бы твое утверждение оксюмороном.
– О, мы сегодня брюзжим? – поддел джокера Тахион.
Они обменялись взглядами, и Рулетка поняла, что отношения у этих двоих довольно сложные. Они были друзьями; вне всякого сомнения, уважали друг друга, но что-то стояло между ними – воспоминание о былой боли?
Эта вспышка ехидства произвела неожиданный эффект: вместо того чтобы укрепить ее желание убить такисианина, она почему-то придала ему еще большее обаяние. Доктор не был совершенством – но не был и воплощением зла. Обычный человек, если так вообще можно сказать о пришельце с другой планеты, и от этого еще более понятный. Рулетка мысленно прокляла пришедшее так некстати откровение – ненавидеть абстракцию куда легче.
Дес бросил взгляд на часы.
– Опаздывают, как обычно.
– Надеюсь, задержки и жара не приведут ни к каким… скажем так, инцидентам. – Такисианин пощипал верхнюю губу. – Когда я вижу вокруг столько полиции, мне невольно вспоминается семьдесят шестой год.
– В тот день вообще в воздухе носилось что-то странное. Слава богу, с тех пор больше ничего подобного не повторялось.
– Ну, пожалуй, мне лучше смешаться с толпой. – Тахион схватил Рулетку за обе руки и быстро запечатлел на каждой по поцелую. – Я вернусь за вами, перед тем как отправляться на ужин.
– Вы уверены, что мне стоит идти туда с вами? Может быть, лучше просто пообедаем вместе как-нибудь при случае, или что-нибудь еще… – Она умолкла.
– Нет-нет. Мне нужна поддержка.
Рулетка провожала взглядом своего недавнего спутника.
– Да, не позавидуешь ему.
– Прошу прощения?
– Если он не принимает участия в шествии, его обвиняют в том, что он не уважает джокеров и оказывает предпочтение тузам. Когда доктор присоединяется к ним – как происходило последние пять лет, – его обзывают бессердечным паразитом, наживающимся на страданиях джокеров, которых он помог создать. Маленький жестяной королек своего королевства уродцев.
Она обвела взглядом парк. Продавцы сахарной ваты, пробирающиеся со своими тележками сквозь толпу, полицейские в пропотевших насквозь форменных рубашках, Тахион, похожий на крошечного рыжеволосого дьявола в алых одеждах и окруженный джокерами-демонами, – ни дать ни взять сцена из Данте. Просто делай свое дело и… все. Сейчас ей хотелось только этого.
Нужно каким-то образом выманить такисианина отсюда, уединиться где-нибудь в отеле или в квартире и убить. Но… чувство долга заставит его присутствовать на этом параде уродцев, а потом он должен будет выступить с речью на Могиле Джетбоя.
Дес недоуменно проводил ее взглядом.
Может быть, разыграть внезапное недомогание? Глупо. Если это куда-то и приведет ее, то разве что на койку в джокертаунской клинике. Койка, конечно, тоже постель, но совсем не та, что ей нужна. А может… Да воспользуйся же ты своим телом! У большинства мужиков мозги находятся отнюдь не в голове!
– …О, вы, должно быть, умеете читать мысли. Я как раз шел за вами.
– Правда? – услышала женщина собственный голос, но он, казалось, доносился откуда-то с огромного расстояния. – Надеюсь, вы и дальше продолжите идти за мной.
Рулетка обвила его шею рукой и, всем телом прижавшись к нему, поцеловала его в губы. Тахион дернулся от неожиданности. «Черт, неужели я перестаралась?» Потом их языки встретились, и всю неловкость как рукой сняло. Язык инопланетянина дразнил ее, бабочкой порхая по ее губам, горячая рука легла ей на плечо и притянула ближе. Вокруг одобрительно заулюлюкали, и они поспешно оторвались друг от друга.
– Уф, – выдохнул Тахион и, вытащив из кармана платок, быстро промокнул лоб.
Она прильнула к нему, обхватила его руку.
– Мне было очень грустно. Но ты все изменил, и мне захотелось поблагодарить тебя.
– Мадам… Рулетка, можешь благодарить меня всякий раз, когда захочется.
Шофер, чей роскошный хвост хлестал по щиколоткам ботинок, распахнул перед ними дверь большого серого «Линкольна».
– А, Риггс, ты, как всегда, минута в минуту. Порой удивляюсь, как ты терпишь меня с моей печально известной склонностью всюду опаздывать.
– Я научился с ней мириться.
Голос у него был как нежнейший бархат, а светящиеся зеленые кошачьи глаза искрились озорством.
– Риггс, это Рулетка Браун-Роксбери. Сегодня днем она наша гостья. – Он сжал ее пальцы. – И, надеюсь, ночью тоже.
Риггс коснулся козырька фуражки.
– Мадам.
– Значит, ты нанимаешь джокеров, – заметила она, устраиваясь на кожаном сиденье.
– Разумеется. – Дальнейшие его слова показались ей самодовольными. – Реакция и ночное зрение у Риггса далеко превосходят обычные человеческие. Я очень рад, что моя безопасность находится в его надежных руках.
Передняя платформа величественно выплыла на Боуэри. Марширующие следом за ней музыканты наяривали «Пайнэппл Рэг».
Открытая машина сенатора Хартманна ехала следующей. Рядом с лимузином трусцой бежал какой-то туз. Во всяком случае, секретные агенты редко бегали по улицам, одетые в белые облегающие комбинезоны с черными капюшонами, закрывающими всю голову, включая и лицо.
Хартманн широко улыбался и махал рукой, всем своим видом изображая важного государственного мужа. Кто-то из толпы, собравшейся у дороги, выкрикнул:
– Как насчет выборов в восемьдесят восьмом, сенатор?
– Выдвигайте. Я готов, – крикнул в ответ Хартманн и озорно усмехнулся.
Послышались смех и одобрительные возгласы.
Проехали еще две платформы, следом за ними прогарцевал конный патруль, затем «Линкольн» покатил вперед со скоростью десять миль в час.
– А почему у тебя не кабриолет? – спросила Рулетка, и тут же над головой зажужжало – открылся люк в крыше.
– Может, я и прожил на земле сорок лет, но так и остался такисианином. Если я еду в открытой машине, меня обязательно кто-нибудь да освищет. А в День дикой карты на улицы выходят не только мои друзья, но и враги.
Пятнадцать минут спустя он, закончив приветствовать собравшихся, упал на сиденье, обмахиваясь носовым платком.
– Кошмарная погода!
– Держи.
Пока Тахион высовывался из люка и махал собравшимся, она исследовала салон машины и обнаружила бар.
– Дубоннет со льдом. Ты просто спасаешь мне жизнь. Надеюсь, на этот раз ты присоединишься ко мне?
– Да.
Женщина придвинулась к нему, прижалась бедрами к его бедрам. Оба с задумчивым видом отпили из своих бокалов, потом Рулетка легонько провела длинным ноготком по его щеке, отметив, как резко выделяются на белоснежной коже огненные завитки его коротких бачков. Небольшой треугольный шрам на остром подбородке заставил ее палец замедлить движение.
– Это откуда?
– Получил на уроке фехтования. Мой отец решил, что шрам следует оставить на память, чтобы в следующий раз я был расторопнее. – Его лицо стало замкнутым, сиреневые глаза застлала пелена слез.
Вот он, решающий миг. Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала в сведенные судорогой губы. На руку ей капнула теплая слезинка.
– Почему ты грустишь?
– По-моему, память – это проклятие.
– Я тоже так считаю. – Ее рука скользнула по атласной поверхности его жилета, нащупала пояс брюк, расстегнула молнию. Он негромко ахнул. – Давай будем жить настоящим и забудем прошлое.
Рулетка уже расстегнула брюки и нежно перекатывала его член между ладонями. Он мгновенно затвердел; Тахион выгнулся дугой, на лбу и над верхней губой у него выступили бисеринки пота.
– Во имя Идеала, женщина, что ты делаешь?
Она улыбнулась ему улыбкой Джоконды, взяла член в рот и принялась его облизывать. Не отрываясь, протянула руку и стукнула по кнопке, поднимавшей стеклянную перегородку между ними и Риггсом.
– Пощади меня, – простонал такисианин, зарывшись рукой в ее косички.
– Ладно. – Она отодвинулась.
– Ты что, собираешься оставить меня в таком виде?
– Так поехали куда-нибудь!
– У меня речь.
– Речь подождет.
– О господи!
Вагон с металлическим лязгом подкатил к Таймс-сквер. Двери с шипением разъехались, и Спектор поднялся, чувствуя себя намного лучше, чем все утро. Астроном должен был счесть его мертвым, а сегодня у старика напряженный день. Ему некогда будет задумываться о Спекторе.
Он ногтем очистил зубы от засохшей крови и протиснулся между стоящих пассажиров к двери. Поток входящих в вагон оттеснил его назад; Спектор протолкнулся сквозь них и вышел на платформу, перегородив дорогу парочке, пытавшейся сесть в вагон. Двери закрылись.
– Эй, приятель, из-за тебя мы пропустили наш поезд. – Мужчина был молодой латиноамериканец в фетровой шляпе и пурпурном костюме в тонкую полосочку. Девушка держалась за рукав его кожаной куртки. Он толкнул Спектора и покачал головой. – Ну ты и придурок. В этом городе просто шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь урода. Не расстраивайся, детка. Через несколько минут подойдет следующий.
Спектор взглянул на девушку. Высокая стройная брюнетка с темными глазами. На ней была рокерская футболка с надписью «Железный Джаггер» на груди. Сутенер держал в руке мягкий чемодан в цветочек, который явно принадлежал ей. В этой девчонке было что-то такое, что привлекало внимание. С ней Спектор мог бы хорошо позабавиться. Не в смысле секса – это его не волновало, – ему понравилось убивать девушек вместе с Астрономом. Да, почувствовать, как уходит жизнь из этой штучки, будет по-настоящему здорово.
– Эй, приятель, на что это ты уставился?
Сутенер снова толкнул его, на этот раз сильнее.
Ненависть и боль, бушевавшие в груди Спектора, рвались наружу. Он пристально уставился в глаза чернявому. Тот негромко охнул и повалился на платформу. Окружающие несколько секунд тупо смотрели на тело, потом послышались предложения вызвать врача.
Он дернул себя за ус, радуясь смерти сутенера. Девчонка смотрела на труп, но не вопила. Надо же!
Он вытащил из руки сутенера ручку чемоданчика и улыбнулся.
– Недавно в городе? Я мог бы показать тебе кое-что. Местные достопримечательности… что захочешь.
Она молча вырвала у него чемодан и зашагала прочь.
На платформе появился полицейский. Спектор увидел его и поспешил смешаться с толпой. Да, с девчонкой получилось неудачно, но в целом жизнь, похоже, начинала налаживаться.
Ломбард «Счастливый скупщик» находился в Бруклине, на перекрестке Уошингтон-авеню и Салливан-стрит. Дженнифер отпустила такси за несколько кварталов и остаток пути прошла пешком. Ломбард затесался среди множества других семейных лавчонок, в числе которых были гастроном, магазин одежды, обувная лавка и небольшая пиццерия. Все они, кроме гастронома, были закрыты, а улица перед ломбардом точно вымерла, но на пару кварталов подальше на другой стороне улицы перед стадионом «Эббетс филдз» собралась большая толпа – каждый год в День дикой карты «Доджерс» проводили мемориальный матч. Судя по афише над главным входом, сегодня «Доджерс» играли с «Лос-Анджелес Старз». Две эти команды были давними соперницами, а поскольку «Доджерс» участвовала в напряженной борьбе за звание чемпиона, толпа, уже хлынувшая в ворота, похоже, твердо намеревалась занять все имеющиеся в наличии на стареньком стадионе сидячие места.
Было самое начало двенадцатого. Тома Сивера, который был питчером[6] в «Доджерс», сколько Дженнифер себя помнила, сегодня выставили против Фернандо Валенцуэлы, молодого мексиканца. Она еще успеет купить билеты, а провести день на бейсбольном матче будет куда приятнее, чем обедать с Грубером.
Девушка заглянула в грязное окошко ломбарда. Если бы она не знала, что ее ждут, то решила бы, что он закрыт, как и большинство других мелких лавочек во всем квартале. Но Грубер еще ни разу не нарушал своих с ней договоренностей.
Дженнифер толкнула входную дверь. Она оказалась не заперта, и девушка вошла в дом. Внутри было темно и тихо. Узкие проходы и высокие стеллажи загромождал никому не нужный хлам, большая часть которого помнила еще папашу Грубера, и каждый раз это вызывало у нее легкий приступ клаустрофобии. Гитары с порванными струнами, телевизоры с перегоревшими кинескопами, тостеры с протертыми шнурами, дырявые и покрытые пятнами пальто, рубахи и платья – все это копилось на полках в грязной каморке так давно, что чернила на ярлыках уже успели выцвести до полной неразличимости. Единственным источником света в этой комнатке была голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка в будочке за прилавком, где обычно сидел Грубер. Но на этот раз его там не было.
На зов ответило лишь глухое эхо, и девушку вдруг охватило странное чувство. Она подошла к будке, и подошва ее правой туфли приклеилась к чему-то липкому, похожему на катышек жевательной резинки. Она опустила глаза. Из одного из проходов вытекала лужа густой темной жидкости. Дженнифер сделала шаг вперед, из-за стеллажа заглянула в проход и оторопела.
Бледное пухлое лицо Грубера застыло в гримасе невыразимого ужаса. Руки судорожно сжимали рану на животе, но так и не смогли остановить кровь, которая собиралась вокруг него в неглубокую липкую лужу.
Дженнифер перегнулась через низенькую стойку, заваленную дешевыми украшениями и еще более дешевыми пистолетами, и ее вырвало. Когда в желудке больше ничего не осталось, она в изнеможении привалилась к стойке – ее всю колотило. Минуту или две девушка стояла, ни о чем не думая, потом утерла губы и заставила себя взглянуть на то, что осталось от Грубера. Ей никогда в жизни еще не приходилось видеть труп. Она смотрела на это зрелище, парализованная ужасом, и думала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно.
– Это она.
Странный шелестящий голос раздался у нее за спиной, и сердце у Дженнифер едва не выпрыгнуло из груди, как перепуганный кролик. Она вихрем обернулась, одновременно пригибая голову, и очутилась лицом к лицу с тремя мужчинами, которые бесшумно вошли в помещение с черного хода. Двое были натуралами – или казались таковыми. Третий был явным джокером – высокий, худой, похожий на прямоходящую ящерицу. Слова, которые перепугали ее до смерти, произнес именно он. Дженнифер перевела на него взгляд, и изо рта у него выпорхнул длинный раздвоенный язык, задрожал у нее перед лицом.
– Это та с-самая девка, – прошептал он. – Взять ее!
– Боже правый, – пробормотал один из натуралов. – Она убила его.
Парни тревожно переглянулись, и голова у Дженнифер наконец-то лихорадочно заработала. Она узнала джокера-рептилию. Этот уродец был в квартире у Кина – прибежал на вопли джокера из склянки. Как он ее выследил? Она взглянула на тело Грубера. Возможно, скупщик сдал ее, но откуда он мог узнать, что она стащила свой товар у Кина?
Раздумывать было некогда. Натуралы медленно подступали, держа ее на прицеле, а джокер стоял и смотрел.
Дженнифер стала бесплотной – одежда соскользнула вниз, и она переступила через нее, сжимая сумочку, – потом шагнула сквозь стеллаж, заваленный старьем, и в самый последний миг оглянулась. Натуралы замерли на месте, открыв рот, а джокер ругался все тем же странным шелестящим голосом.
Девушка прошла сквозь все стеллажи, сквозь стену, пересекла проход между ломбардом и соседним зданием, оставив преследователей далеко позади. Перевела дух и приняла свой обычный материальный облик. Повезло! Случай привел ее в магазин одежды. Она схватила первую попавшуюся под руку пару джинсов, блузку и кроссовки, наспех натянула их, потом, спохватившись, вытащила из сумочки две двадцатидолларовые банкноты, сунула их в кассу – и выбежала через дверь.
Людей Кина нигде не было видно. Наверное, ее внезапное исчезновение их ошарашило, но рассчитывать на то, что их замешательство продлится вечно, не стоило.
Она оглядела улицу. Справа находился «Эббетс филдз», битком набитый болельщиками. Слева зеленел Проспект-парк, соблазнительно глухой и пустынный. Но в толпе вряд ли кто-нибудь попытается убить ее, к тому же у нее будет время собраться с мыслями.
Дженнифер побежала по улице и присоединилась к оживленной очереди желающих войти на стадион в тот самый миг, когда в конце квартала показались люди Кина, раздраженно качавшие головами.
Джокертаунский карнавал всегда был единственным в своем роде событием. Зачем сооружать фантастическое существо из проволоки, цветов и бумаги, когда имеются джокеры с их кошмарными телами? И Королеву джокеров никто не избирал, хотя несколько лет назад эту идею попытались осуществить, но Тахион воспротивился, и инициаторам новшества пришлось расстаться со столь забавной мыслью… Рулетка рассеянно слушала объяснения такисианина.
Рузвельт-парк был оцеплен, и им завладели рычащие и газующие грузовики-платформы, несущие на своих спинах самые фантастические декорации. Поодаль группка запыхавшихся полицейских уничтожала великанский двухголовый фаллос. Рулетка заметила, что некоторые мужчины из толпы отводили глаза всякий раз, когда лом вонзался в латекс. Чуть поближе настраивали инструменты музыканты джокерского волыночного оркестра, и пронзительный рев волынок оглашал неподвижный жаркий воздух.
– Вы что, здесь главный распорядитель? – осведомилась Рулетка язвительнее, чем намеревалась.
– Нет.
Он резко отвернулся от нее и принялся оглядывать толпу.
Полный джокер, у которого вместо носа был длинный хобот, заканчивающийся несколькими маленькими пальчиками, отделился от толпы – точно откололся от ледника айсберг – и тяжело поплыл к Тахиону.
– Все готово? – спросил он, протягивая руку.
– Все готово. Дес, познакомься, это Рулетка Браун-Роксбери. Рулетка, это Ксавье Десмонд, владелец «Дома смеха» и один из достойнейших граждан Джокертауна.
– Кое-кто назвал бы твое утверждение оксюмороном.
– О, мы сегодня брюзжим? – поддел джокера Тахион.
Они обменялись взглядами, и Рулетка поняла, что отношения у этих двоих довольно сложные. Они были друзьями; вне всякого сомнения, уважали друг друга, но что-то стояло между ними – воспоминание о былой боли?
Эта вспышка ехидства произвела неожиданный эффект: вместо того чтобы укрепить ее желание убить такисианина, она почему-то придала ему еще большее обаяние. Доктор не был совершенством – но не был и воплощением зла. Обычный человек, если так вообще можно сказать о пришельце с другой планеты, и от этого еще более понятный. Рулетка мысленно прокляла пришедшее так некстати откровение – ненавидеть абстракцию куда легче.
Дес бросил взгляд на часы.
– Опаздывают, как обычно.
– Надеюсь, задержки и жара не приведут ни к каким… скажем так, инцидентам. – Такисианин пощипал верхнюю губу. – Когда я вижу вокруг столько полиции, мне невольно вспоминается семьдесят шестой год.
– В тот день вообще в воздухе носилось что-то странное. Слава богу, с тех пор больше ничего подобного не повторялось.
– Ну, пожалуй, мне лучше смешаться с толпой. – Тахион схватил Рулетку за обе руки и быстро запечатлел на каждой по поцелую. – Я вернусь за вами, перед тем как отправляться на ужин.
– Вы уверены, что мне стоит идти туда с вами? Может быть, лучше просто пообедаем вместе как-нибудь при случае, или что-нибудь еще… – Она умолкла.
– Нет-нет. Мне нужна поддержка.
Рулетка провожала взглядом своего недавнего спутника.
– Да, не позавидуешь ему.
– Прошу прощения?
– Если он не принимает участия в шествии, его обвиняют в том, что он не уважает джокеров и оказывает предпочтение тузам. Когда доктор присоединяется к ним – как происходило последние пять лет, – его обзывают бессердечным паразитом, наживающимся на страданиях джокеров, которых он помог создать. Маленький жестяной королек своего королевства уродцев.
Она обвела взглядом парк. Продавцы сахарной ваты, пробирающиеся со своими тележками сквозь толпу, полицейские в пропотевших насквозь форменных рубашках, Тахион, похожий на крошечного рыжеволосого дьявола в алых одеждах и окруженный джокерами-демонами, – ни дать ни взять сцена из Данте. Просто делай свое дело и… все. Сейчас ей хотелось только этого.
Нужно каким-то образом выманить такисианина отсюда, уединиться где-нибудь в отеле или в квартире и убить. Но… чувство долга заставит его присутствовать на этом параде уродцев, а потом он должен будет выступить с речью на Могиле Джетбоя.
Дес недоуменно проводил ее взглядом.
Может быть, разыграть внезапное недомогание? Глупо. Если это куда-то и приведет ее, то разве что на койку в джокертаунской клинике. Койка, конечно, тоже постель, но совсем не та, что ей нужна. А может… Да воспользуйся же ты своим телом! У большинства мужиков мозги находятся отнюдь не в голове!
– …О, вы, должно быть, умеете читать мысли. Я как раз шел за вами.
– Правда? – услышала женщина собственный голос, но он, казалось, доносился откуда-то с огромного расстояния. – Надеюсь, вы и дальше продолжите идти за мной.
Рулетка обвила его шею рукой и, всем телом прижавшись к нему, поцеловала его в губы. Тахион дернулся от неожиданности. «Черт, неужели я перестаралась?» Потом их языки встретились, и всю неловкость как рукой сняло. Язык инопланетянина дразнил ее, бабочкой порхая по ее губам, горячая рука легла ей на плечо и притянула ближе. Вокруг одобрительно заулюлюкали, и они поспешно оторвались друг от друга.
– Уф, – выдохнул Тахион и, вытащив из кармана платок, быстро промокнул лоб.
Она прильнула к нему, обхватила его руку.
– Мне было очень грустно. Но ты все изменил, и мне захотелось поблагодарить тебя.
– Мадам… Рулетка, можешь благодарить меня всякий раз, когда захочется.
Шофер, чей роскошный хвост хлестал по щиколоткам ботинок, распахнул перед ними дверь большого серого «Линкольна».
– А, Риггс, ты, как всегда, минута в минуту. Порой удивляюсь, как ты терпишь меня с моей печально известной склонностью всюду опаздывать.
– Я научился с ней мириться.
Голос у него был как нежнейший бархат, а светящиеся зеленые кошачьи глаза искрились озорством.
– Риггс, это Рулетка Браун-Роксбери. Сегодня днем она наша гостья. – Он сжал ее пальцы. – И, надеюсь, ночью тоже.
Риггс коснулся козырька фуражки.
– Мадам.
– Значит, ты нанимаешь джокеров, – заметила она, устраиваясь на кожаном сиденье.
– Разумеется. – Дальнейшие его слова показались ей самодовольными. – Реакция и ночное зрение у Риггса далеко превосходят обычные человеческие. Я очень рад, что моя безопасность находится в его надежных руках.
Передняя платформа величественно выплыла на Боуэри. Марширующие следом за ней музыканты наяривали «Пайнэппл Рэг».
Открытая машина сенатора Хартманна ехала следующей. Рядом с лимузином трусцой бежал какой-то туз. Во всяком случае, секретные агенты редко бегали по улицам, одетые в белые облегающие комбинезоны с черными капюшонами, закрывающими всю голову, включая и лицо.
Хартманн широко улыбался и махал рукой, всем своим видом изображая важного государственного мужа. Кто-то из толпы, собравшейся у дороги, выкрикнул:
– Как насчет выборов в восемьдесят восьмом, сенатор?
– Выдвигайте. Я готов, – крикнул в ответ Хартманн и озорно усмехнулся.
Послышались смех и одобрительные возгласы.
Проехали еще две платформы, следом за ними прогарцевал конный патруль, затем «Линкольн» покатил вперед со скоростью десять миль в час.
– А почему у тебя не кабриолет? – спросила Рулетка, и тут же над головой зажужжало – открылся люк в крыше.
– Может, я и прожил на земле сорок лет, но так и остался такисианином. Если я еду в открытой машине, меня обязательно кто-нибудь да освищет. А в День дикой карты на улицы выходят не только мои друзья, но и враги.
Пятнадцать минут спустя он, закончив приветствовать собравшихся, упал на сиденье, обмахиваясь носовым платком.
– Кошмарная погода!
– Держи.
Пока Тахион высовывался из люка и махал собравшимся, она исследовала салон машины и обнаружила бар.
– Дубоннет со льдом. Ты просто спасаешь мне жизнь. Надеюсь, на этот раз ты присоединишься ко мне?
– Да.
Женщина придвинулась к нему, прижалась бедрами к его бедрам. Оба с задумчивым видом отпили из своих бокалов, потом Рулетка легонько провела длинным ноготком по его щеке, отметив, как резко выделяются на белоснежной коже огненные завитки его коротких бачков. Небольшой треугольный шрам на остром подбородке заставил ее палец замедлить движение.
– Это откуда?
– Получил на уроке фехтования. Мой отец решил, что шрам следует оставить на память, чтобы в следующий раз я был расторопнее. – Его лицо стало замкнутым, сиреневые глаза застлала пелена слез.
Вот он, решающий миг. Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала в сведенные судорогой губы. На руку ей капнула теплая слезинка.
– Почему ты грустишь?
– По-моему, память – это проклятие.
– Я тоже так считаю. – Ее рука скользнула по атласной поверхности его жилета, нащупала пояс брюк, расстегнула молнию. Он негромко ахнул. – Давай будем жить настоящим и забудем прошлое.
Рулетка уже расстегнула брюки и нежно перекатывала его член между ладонями. Он мгновенно затвердел; Тахион выгнулся дугой, на лбу и над верхней губой у него выступили бисеринки пота.
– Во имя Идеала, женщина, что ты делаешь?
Она улыбнулась ему улыбкой Джоконды, взяла член в рот и принялась его облизывать. Не отрываясь, протянула руку и стукнула по кнопке, поднимавшей стеклянную перегородку между ними и Риггсом.
– Пощади меня, – простонал такисианин, зарывшись рукой в ее косички.
– Ладно. – Она отодвинулась.
– Ты что, собираешься оставить меня в таком виде?
– Так поехали куда-нибудь!
– У меня речь.
– Речь подождет.
– О господи!
Вагон с металлическим лязгом подкатил к Таймс-сквер. Двери с шипением разъехались, и Спектор поднялся, чувствуя себя намного лучше, чем все утро. Астроном должен был счесть его мертвым, а сегодня у старика напряженный день. Ему некогда будет задумываться о Спекторе.
Он ногтем очистил зубы от засохшей крови и протиснулся между стоящих пассажиров к двери. Поток входящих в вагон оттеснил его назад; Спектор протолкнулся сквозь них и вышел на платформу, перегородив дорогу парочке, пытавшейся сесть в вагон. Двери закрылись.
– Эй, приятель, из-за тебя мы пропустили наш поезд. – Мужчина был молодой латиноамериканец в фетровой шляпе и пурпурном костюме в тонкую полосочку. Девушка держалась за рукав его кожаной куртки. Он толкнул Спектора и покачал головой. – Ну ты и придурок. В этом городе просто шагу нельзя ступить, чтобы не наткнуться на какого-нибудь урода. Не расстраивайся, детка. Через несколько минут подойдет следующий.
Спектор взглянул на девушку. Высокая стройная брюнетка с темными глазами. На ней была рокерская футболка с надписью «Железный Джаггер» на груди. Сутенер держал в руке мягкий чемодан в цветочек, который явно принадлежал ей. В этой девчонке было что-то такое, что привлекало внимание. С ней Спектор мог бы хорошо позабавиться. Не в смысле секса – это его не волновало, – ему понравилось убивать девушек вместе с Астрономом. Да, почувствовать, как уходит жизнь из этой штучки, будет по-настоящему здорово.
– Эй, приятель, на что это ты уставился?
Сутенер снова толкнул его, на этот раз сильнее.
Ненависть и боль, бушевавшие в груди Спектора, рвались наружу. Он пристально уставился в глаза чернявому. Тот негромко охнул и повалился на платформу. Окружающие несколько секунд тупо смотрели на тело, потом послышались предложения вызвать врача.
Он дернул себя за ус, радуясь смерти сутенера. Девчонка смотрела на труп, но не вопила. Надо же!
Он вытащил из руки сутенера ручку чемоданчика и улыбнулся.
– Недавно в городе? Я мог бы показать тебе кое-что. Местные достопримечательности… что захочешь.
Она молча вырвала у него чемодан и зашагала прочь.
На платформе появился полицейский. Спектор увидел его и поспешил смешаться с толпой. Да, с девчонкой получилось неудачно, но в целом жизнь, похоже, начинала налаживаться.
Ломбард «Счастливый скупщик» находился в Бруклине, на перекрестке Уошингтон-авеню и Салливан-стрит. Дженнифер отпустила такси за несколько кварталов и остаток пути прошла пешком. Ломбард затесался среди множества других семейных лавчонок, в числе которых были гастроном, магазин одежды, обувная лавка и небольшая пиццерия. Все они, кроме гастронома, были закрыты, а улица перед ломбардом точно вымерла, но на пару кварталов подальше на другой стороне улицы перед стадионом «Эббетс филдз» собралась большая толпа – каждый год в День дикой карты «Доджерс» проводили мемориальный матч. Судя по афише над главным входом, сегодня «Доджерс» играли с «Лос-Анджелес Старз». Две эти команды были давними соперницами, а поскольку «Доджерс» участвовала в напряженной борьбе за звание чемпиона, толпа, уже хлынувшая в ворота, похоже, твердо намеревалась занять все имеющиеся в наличии на стареньком стадионе сидячие места.
Было самое начало двенадцатого. Тома Сивера, который был питчером[6] в «Доджерс», сколько Дженнифер себя помнила, сегодня выставили против Фернандо Валенцуэлы, молодого мексиканца. Она еще успеет купить билеты, а провести день на бейсбольном матче будет куда приятнее, чем обедать с Грубером.
Девушка заглянула в грязное окошко ломбарда. Если бы она не знала, что ее ждут, то решила бы, что он закрыт, как и большинство других мелких лавочек во всем квартале. Но Грубер еще ни разу не нарушал своих с ней договоренностей.
Дженнифер толкнула входную дверь. Она оказалась не заперта, и девушка вошла в дом. Внутри было темно и тихо. Узкие проходы и высокие стеллажи загромождал никому не нужный хлам, большая часть которого помнила еще папашу Грубера, и каждый раз это вызывало у нее легкий приступ клаустрофобии. Гитары с порванными струнами, телевизоры с перегоревшими кинескопами, тостеры с протертыми шнурами, дырявые и покрытые пятнами пальто, рубахи и платья – все это копилось на полках в грязной каморке так давно, что чернила на ярлыках уже успели выцвести до полной неразличимости. Единственным источником света в этой комнатке была голая электрическая лампочка, свисавшая с потолка в будочке за прилавком, где обычно сидел Грубер. Но на этот раз его там не было.
На зов ответило лишь глухое эхо, и девушку вдруг охватило странное чувство. Она подошла к будке, и подошва ее правой туфли приклеилась к чему-то липкому, похожему на катышек жевательной резинки. Она опустила глаза. Из одного из проходов вытекала лужа густой темной жидкости. Дженнифер сделала шаг вперед, из-за стеллажа заглянула в проход и оторопела.
Бледное пухлое лицо Грубера застыло в гримасе невыразимого ужаса. Руки судорожно сжимали рану на животе, но так и не смогли остановить кровь, которая собиралась вокруг него в неглубокую липкую лужу.
Дженнифер перегнулась через низенькую стойку, заваленную дешевыми украшениями и еще более дешевыми пистолетами, и ее вырвало. Когда в желудке больше ничего не осталось, она в изнеможении привалилась к стойке – ее всю колотило. Минуту или две девушка стояла, ни о чем не думая, потом утерла губы и заставила себя взглянуть на то, что осталось от Грубера. Ей никогда в жизни еще не приходилось видеть труп. Она смотрела на это зрелище, парализованная ужасом, и думала, что должна что-то сделать, но не знала, что именно.
– Это она.
Странный шелестящий голос раздался у нее за спиной, и сердце у Дженнифер едва не выпрыгнуло из груди, как перепуганный кролик. Она вихрем обернулась, одновременно пригибая голову, и очутилась лицом к лицу с тремя мужчинами, которые бесшумно вошли в помещение с черного хода. Двое были натуралами – или казались таковыми. Третий был явным джокером – высокий, худой, похожий на прямоходящую ящерицу. Слова, которые перепугали ее до смерти, произнес именно он. Дженнифер перевела на него взгляд, и изо рта у него выпорхнул длинный раздвоенный язык, задрожал у нее перед лицом.
– Это та с-самая девка, – прошептал он. – Взять ее!
– Боже правый, – пробормотал один из натуралов. – Она убила его.
Парни тревожно переглянулись, и голова у Дженнифер наконец-то лихорадочно заработала. Она узнала джокера-рептилию. Этот уродец был в квартире у Кина – прибежал на вопли джокера из склянки. Как он ее выследил? Она взглянула на тело Грубера. Возможно, скупщик сдал ее, но откуда он мог узнать, что она стащила свой товар у Кина?
Раздумывать было некогда. Натуралы медленно подступали, держа ее на прицеле, а джокер стоял и смотрел.
Дженнифер стала бесплотной – одежда соскользнула вниз, и она переступила через нее, сжимая сумочку, – потом шагнула сквозь стеллаж, заваленный старьем, и в самый последний миг оглянулась. Натуралы замерли на месте, открыв рот, а джокер ругался все тем же странным шелестящим голосом.
Девушка прошла сквозь все стеллажи, сквозь стену, пересекла проход между ломбардом и соседним зданием, оставив преследователей далеко позади. Перевела дух и приняла свой обычный материальный облик. Повезло! Случай привел ее в магазин одежды. Она схватила первую попавшуюся под руку пару джинсов, блузку и кроссовки, наспех натянула их, потом, спохватившись, вытащила из сумочки две двадцатидолларовые банкноты, сунула их в кассу – и выбежала через дверь.
Людей Кина нигде не было видно. Наверное, ее внезапное исчезновение их ошарашило, но рассчитывать на то, что их замешательство продлится вечно, не стоило.
Она оглядела улицу. Справа находился «Эббетс филдз», битком набитый болельщиками. Слева зеленел Проспект-парк, соблазнительно глухой и пустынный. Но в толпе вряд ли кто-нибудь попытается убить ее, к тому же у нее будет время собраться с мыслями.
Дженнифер побежала по улице и присоединилась к оживленной очереди желающих войти на стадион в тот самый миг, когда в конце квартала показались люди Кина, раздраженно качавшие головами.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента