Мартин Кэт. Бессердечный

   Она кричала, не помня себя, кричала громко, и его полные боли глаза приоткрылись, медленно обратившись к ее лицу. Когда улыбка тронула его губы, Эриел поняла, что он жив. Любовь к нему затопила все ее существо, заполнила ее грудь, обволокла сердце. Стараясь подавить беспокойство, она взяла все в свои руки. Чуть позже он уже лежал в постели наверху и мирно отдыхал, рана его была промыта и перевязана, а за доктором послали.
   Если исключить ее разговор с доктором, она не отлучалась от его постели ни на минуту.
   Прошли утро, день и вечер. Наступила новая ночь. На рассвете Эриел очнулась от дремоты, сморившей ее, когда она сидела на стуле возле кровати, и удивилась, увидев, что и Джастин тоже бодрствует.
   – Эриел? – Голос его был глухим, а речь прерывистой. Когда сознание начало возвращаться к нему, его глаза обратились к ее лицу. – Какого черта? Ты, конечно, не сидела на этом стуле всю ночь?
   Она нежно улыбнулась ему:
   – Тебя ранили. Я хотела быть уверенной, что с тобой все в порядке.
   Стискивая зубы от боли, он попытался сесть, и она поспешила на помощь. Он пошевелил плечом, проверил повязку, крест-накрест охватывавшую его.
   – Чертовски больно, но не думаю, что рана серьезная.
   – Доктор сказал, пуля прошла навылет. И слава Богу, не задела кость.
   Он кивнул с явным облегчением:
   – В таком случае через пару дней я буду как новенький. По крайней мере если этот безмозглый доктор не запудрит мне мозги той пакостью, что дает мне пить.
   Она подавила готовый вырваться смех:
   – Тебе нужен покой. Доктор Марвин только хотел убедиться, что твоей жизни ничто не угрожает.
   Он попытался сесть прямее. Она заметила, что Джастин поморщился от боли, и заставила его снова лечь.
   – У вас огнестрельное ранение, сэр. Доктор настаивает на соблюдении постельного режима, хотите вы того или нет.
   Он вопросительно поднял черную бровь:
   – Неужели это так? А кто, осмелюсь спросить, будет выполнять предписания доктора?
   – Я.
   Он улыбнулся одним уголком рта.
   – В таком случае, миледи, вам не стоит выходить из комнаты.
   Она скептически оглядела его:
   – И вы согласитесь лежать в постели?
   Он опустил глаза.
   – Пожалуй, я не желаю ничего больше, чем провести несколько дней в постели, пока вы будете возле меня, миледи.
   Эриел вспыхнула, но не сказала ничего. Было ясно, что рана ее мужа не такая серьезная, как она опасалась. С той ночи, когда Барбара устроила рождественский вечер, отношения между ними изменились. Тогда ей пришлось принять мучительное решение, верить Джастину и считать его достойным ее любви или дать волю страхам и позволить злокозненным измышлениям Барбары Таунсенд разрушить ее жизнь. Она посмотрела в яростные серые глаза Джастина и поверила, что он говорит правду и дорожит ею.
   Эриел погладила локон его густых смоляных кудрей. Он снова уснул, и теперь, в покое, черты его лица стали мягче. Но стоило ей закрыть глаза, как она увидела его таким, каким он был в то утро, когда его ранили, – веки сомкнуты, лицо мертвенно-бледное, рубашка на груди промокла от крови. Он сказал, что на него напали бродяги, разбойники, но узнать это наверняка было невозможно, и не было никакой уверенности в том, что опасность ему больше не грозит. По затылку и спине ее поползли мурашки. Она пыталась убедить себя, что это глупость, что нападение на Джастина было лишь несчастным случаем, что Джастин случайно набрел на грабителей и стал их жертвой, но страх продолжал грызть ее душу.
   Шериф Джон Уилмот последовал за дворецким в одну из элегантно обставленных гостиных Гревилл-Холла. Прошло четыре дня, с тех пор как он в последний раз беседовал с графом, уже вставшим с постели и чувствовавшим себя намного лучше. Но графа все еще мучила боль, и при каждом неловком движении он стискивал зубы. Последовав за его сиятельством в комнату, Уилмот снял свою потрепанную шляпу с обвисшими полями и стоял, держа ее в руках.
   – Мне очень жаль, милорд, но мы не нашли и следов людей, напавших на вас.
   Лицо графа помрачнело. Но все же у него достало силы кивнуть шерифу. Он указал ему на стул возле софы, и Уилмот сел напротив хорошенькой белокурой жены графа. Она смотрела на него с тревогой.
   – Вы думаете, эти люди покинули наши края? – спросила она.
   Шериф поерзал на стуле, обитом дорогой парчой, и про себя понадеялся, что не запачкает красивую обивку.
   – Они были бы дураками, если бы не сделали этого. Мои люди обшарили всю округу в надежде на обещанную вами награду.
   Граф поднял бровь:
   – И какова, по-вашему, эта награда?
   – Ну, сотни три гиней, милорд. Я думал, вы знали об этом.
   – Три сотни! О Господи! Да это, черт возьми, целое состояние! – Граф устремил суровый взгляд на жену, тотчас же выпрямившуюся на своем месте.
   – Едва ли вы были в состоянии принять это решение сами, милорд. Но ваша жизнь ст?ит гораздо больше.
   Вместо того чтобы разгневаться, граф улыбнулся:
   – Я рад, что ты так думаешь, любовь моя.
   Она очаровательно покраснела, и шериф подумал, какой удачливый человек этот лорд Гревилл, если ему повезло жениться на женщине, которая так дорожит им.
   – Вы уверены, что эти люди были просто разбойниками? – спросил Уилмот.
   – Но они не деревенские. Кем еще они могли бы быть?
   Невысокий, крепко сколоченный шериф пожал мясистыми плечами. Над поясом его штанов нависало брюшко, а волосы уже начали редеть, но он был умен, ловок и трудолюбив. В графстве Суррей редко случались преступления. Джон Уилмот делал все, чтобы сохранить такое положение.
   – Я полагаю, что это были разбойники, – сказал он. – Но их кто-то нанял. У вас есть враги, милорд?
   Гревилл только пожал плечами.
   – У меня много деловых проектов. Человек не может заработать столько денег, как я, и не нажить врагов. Но вряд ли кто-нибудь из них зашел так далеко, чтобы решиться на убийство.
   – Вам следует поразмыслить об этом. Кто-то желает вам смерти. Или по крайней мере считает, что вы слишком удачливы в делах, чтобы продолжать их. Кто-то желает заполучить ваши деньги.
   – Это более вероятно, – сказал граф, не слишком серьезно принимая слова шерифа, чтобы это омрачило его жизнь, и все же мысль его заработала, и по глазам было заметно, что он просчитывает все варианты. – Напавшие на меня люди, судя по всему, бандиты, – продолжал Джастин. – Но никто лучше меня не знает, насколько деньги могут быть притягательны и что они вполне могут послужить мотивом для убийства.
   Шериф кивнул.
   – Будем следить за всеми пришлыми. Мы найдем их, если только они появятся где-нибудь поблизости.
   Разговор был окончен. Граф поднялся со стула, и вслед за ним поднялся шериф. Леди Гревилл тоже встала, чтобы попрощаться с ним.
   – Дайте мне знать, если появится что-нибудь новенькое, – сказал ему лорд Гревилл, провожая его до холла.
   – Можете на это рассчитывать.
   Лакей закрыл за шерифом двери гостиной, и, выйдя из дома, он направился к своей лошади. Вероятно, граф был прав: разбойники охотились за его кошельком. И все же многолетний опыт твердил ему, что Гревилл мог ошибаться. И потому шериф решил, что будет смотреть в оба. Ему нравились и граф, и его жена. И он не хотел, чтобы с ними случилась беда.
   – Шериф их не нашел. – Эриел, снова устроившаяся на софе, теребила складки своей юбки. – Меня это беспокоит, Джастин.
   Он видел, что она встревожена, и, стараясь не замечать боли, сел рядом с ней и обнял ее.
   – Тебе не о чем беспокоиться. Сейчас эти люди далеко отсюда. – Он улыбнулся. – К тому же обещанная тобой награда заставит все графство искать их. Они сюда и носа сунуть не посмеют.
   – Я бы хотела, чтобы их поймали, – возразила она упрямо.
   – Я тоже хотел бы. – Он нежно коснулся поцелуем ее губ. – Спасибо за то, что ты так заботишься обо мне.
   Эриел встала с софы и принялась с отсутствующим видом бродить по комнате.
   – Я думаю о том, что шериф сказал о врагах. Что, если эти люди – не разбойники, Джастин? Что, если кто-то их нанял, чтобы убить тебя?
   – И этот человек?..
   – Не знаю, кто он.
   Джастин тоже не знал этого, но и ему в голову приходила такая мысль. Он подошел к ней, остановился рядом и смотрел, как она водит пальцем по крышке фортепьяно, рисуя на ней невидимые и странные узоры.
   – То, что я сказал шерифу, – правда. За долгие годы я нажил немало врагов, но никто из них ничего не выиграл бы, убив меня, и даже при всей их нелюбви ко мне едва ли я заслуживаю таких хлопот.
   Эриел подняла на него глаза. Она начала было что-то говорить, но потом тряхнула головой и замолчала.
   – Продолжай. Если ты хочешь что-то сказать, я весь внимание.
   – Есть некто, кто выиграет от твоей смерти. Например, твоя сестра выиграет очень много.
   Эта неприятная мысль уже посещала Джастина, и он нахмурился:
   – Полагаю, что ты права, но, хотя мы с ней так не похожи, мне не хотелось бы думать, что она способна хладнокровно убить единственного брата.
   Эриел вздохнула:
   – Прошу прощения. Я сказала нечто ужасное. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась невеселой, и тревога не исчезла с ее лица. – Ты быстро поправляешься, но, боюсь, ты недостаточно окреп, чтобы навестить бабушку.
   – Я чувствую себя гораздо лучше, чем мог бы при сложившихся обстоятельствах. По правде говоря, я пользовался своей немощью, чтобы вызвать твое сочувствие и найти предлог никуда не ехать. Но раз уж обещал, мы поедем. Как там продвигаются дела с моим портретом?
   – Он почти закончен. Завтра я получу в деревне готовую гипсовую отливку.
   – Надеюсь, бабушка меня узнает.
   Эриел бросила на него укоризненный взгляд:
   – Не глупи. Конечно, узнает.
   Но он не был так уж уверен. Прошли годы с их последней встречи. Из мальчика он превратился в мужчину. Думала ли она когда-нибудь о нем, вспоминала ли, скучала? Юношей он был с ней ближе, чем с матерью. Джастин все еще помнил, что от нее всегда пахло сиренью и акварельными красками. Писать акварелью было ее любимым занятием в часы досуга. Он вспоминал, как она требовала от кухарки, чтобы та пекла специально для него торты со сливами, которые он так любил, как они вместе украшали дом к Рождеству – нанизывали на нитки ягоды остролиста, вырезали из бумаги снежинки, развешивали ветки тиса и остролиста над камином в старом барском доме. Джастин был так сильно привязан к ней! Тогда она была для него всем. Но время идет, и все меняется. Отец отослал его в школу, и они стали видеться редко. Джастин размышлял, будет ли она рада его видеть, и чувствовал мучительные уколы совести. Он не забывал ее, заботился о ней, посылал ей деньги, делал для нее все, что должен был делать. Скорее всего и она не часто вспоминала его. И все же он не мог не думать о том, что следовало приехать повидать ее раньше.
 
   Стараясь скрыть лицо под капюшоном плаща, Барбара поднялась по лестнице в комнату над конюшней в таверне «Петушиный крик». Она сказала брату, что поедет навестить недавно заболевшую леди Окснард, и без шума уехала из дома. В течение долгих дней после неудачного покушения на Джастина ее душили гнев и горькое разочарование, которые ей приходилось тщательно скрывать. И гнев все еще бурлил в ней, а вместе с ним крепла решимость. Барбара легонько постучала в дверь комнаты на втором этаже, которую она и ее любовник использовали прежде, и через секунду дверь широко распахнулась. Ее втянули внутрь, и тотчас же Филипп стиснул ее в объятиях.
   – Где ты была? Я думал, ты приедешь на несколько часов раньше. Я чуть не занемог от беспокойства.
   Она выскользнула из его объятий и отступила на шаг, подошла к камину, потирая озябшие руки.
   – Тебе и следовало беспокоиться. – Она пристально смотрела на красно-оранжевое пламя. – Если они поймают хоть одного из тех, кого ты нанял, мы все отправимся на виселицу. – Она повернулась к нему лицом. – Господи, Филипп! Неужели это все, что ты смог сделать? Кучка бандитов, которые не сумели убить человека, хотя их было втрое больше!
   Он подошел к ней и остановился рядом.
   – Бенджамин Кули – профессионал, один из лучших в своем деле. Его не поймают, а если бы даже это случилось, он сам скорее будет болтаться на виселице, чем что-нибудь скажет властям. При его профессии его мог бы убить любой, если бы только он проболтался. Впрочем, я добрался бы до него раньше.
   – А как насчет остальных?
   – Их нанял Кули. Они ничего не знают обо мне и, уж конечно, понятия не имеют о тебе и о том, что ты тоже замешана в этом деле.
   Барбара облегченно вздохнула. Его слова ее несколько успокоили.
   – Эта идиотка, на которой женился Джастин, обещала целое состояние в награду за поимку людей, которые на него напали. Кто-нибудь может объявиться и сказать, что видел их.
   – Сейчас они давно уже в другом месте. И, как я сказал, Кули живет за счет того, что выполняет грязную работу за других. Он изменит внешность, и никто не узнает, что он был одним из тех троих, что стреляли в Джастина. Обычно он не совершает ошибок. В следующий раз…
   – Следующего раза не будет.
   – Что?!
   – Вели им остановиться. Скажи, что передумал. Скажи все, что угодно. Избавься от них.
   – Но я думал, что мы договорились. Я думал…
   Барбара улыбнулась, видя его несчастное лицо. Он был похож на ребенка, которого лишили любимого лакомства.
   – Мы договорились, но изберем другой способ.
   Она подошла к нему, обняла его за шею, прижалась к его груди. Его рука легла на одну из ее грудей, и она ощутила его отвердевшее мужское естество на своем бедре. Ее рука обхватила его и ласкала до тех пор, пока оно не стало совсем твердым. Филипп облизал губы.
   – Не следует ли нам… не следует ли нам обсудить этот план?
   Барбара нежно погладила его.
   – О, конечно, мы его обсудим, но я подумала, что есть еще кое-что, в чем ты сейчас заинтересован больше. Впрочем, если ты предпочитаешь обсуждать дела… – Она нежно, но твердо сжала его копье.
   – Нет. Я… Мы можем обсудить их потом.
   Барбара принялась расстегивать пуговицы на его бриджах одну за другой, пока не расстегнула их все. Из горла Филиппа вырвался глухой стон.
   Она подняла на него глаза и язвительно улыбнулась:
   – Когда мы закончим, мой милый, обсудим то, что я приготовила для своего дорогого братца, который в скором времени превратится в покойника.
 
   Праздничный обед у Корнелии Мэй Бедфорд, бабушки Джастина, должен был состояться за три дня до Рождества. Так как она жила недалеко от Рединга, примерно в дне езды от него, они выехали рано утром, одевшись потеплее, укутавшись в тяжелые плащи, подбитые мехом, и прикрыв ноги меховыми пледами.
   Решив, что на этот раз он не будет думать о делах, Джастин оставил без внимания стопку бумаг на своем письменном столе, но Эриел все-таки захватила их, направляясь к карете.
   – До Рединга путь неблизкий. Надо же чем-то заняться, пока мы едем. Я не против работы. Ты можешь ознакомиться с проектами новых инвестиций, а я просмотрю финансовые отчеты по работам на копях, присланные Клэем. Когда мы вернемся домой, у тебя работы поубавится.
   Джастин нежно улыбнулся ей:
   – Большинство дам пришло бы в ужас от мысли о том, что придется заниматься такими делами ради своих мужей.
   – А мне приятно быть полезной. Я скучаю, когда не могу заниматься чем-нибудь ст?ящим.
   Сидя рядом, они просматривали бумаги, и путь по ухабистой и грязной дороге не показался им долгим. Они несколько раз останавливались в придорожных тавернах, чтобы погреться и дать отдохнуть лошадям, потом возвращались в карету и снова занимались своей работой. Когда они с ней покончили, Эриел с довольной улыбкой откинулась на подушки кареты.
   – Что я тебе говорила? Мы выполнили работу, и у нас еще осталось время поиграть в карты.
   Он ответил раскатистым смехом. Как приятно было слышать этот веселый смех! С тех пор как он вернулся в ее постель, она стала воспринимать его по-другому. Он теперь казался ей менее настороженным и сдержанным, чем прежде. Надежда, когда-то зародившаяся в ней, крепла с каждым днем. Он не был равнодушен к ней. Теперь она была в этом уверена. Возможно, как и пророчил ей Клэй Харкорт, со временем он даже научится ее любить.
   Карточная игра была окончена. Сначала выигрывала Эриел, потом удача перешла к Джастину. Одерживал верх то один, то другой, и окончилась игра почти вничью. Впрочем, в самом ее конце Джастин сделал отчаянное усилие и выиграл, опередив Эриел на три пункта. Открыв последнюю карту, оба они, довольные, рассмеялись.
   Улыбающаяся Эриел откинулась на подушки, радуясь тому, что муж ее весел. Машинально она вертела на пальце обручальное кольцо с сапфирами, снова размышляя о том, с каким безупречным вкусом оно было выбрано, и изумляясь, как Клэю Харкорту удалось купить нечто, настолько подходящее ей.
   Она рассматривала его в приглушенном зимнем солнечном свете, струившемся сквозь слюдяные окна кареты, не переставая восхищаться богатым синим цветом сапфиров и чистотой бриллиантов.
   – Ты улыбаешься, – сказал он нежно. – Значит, оно тебе и вправду очень нравится?
   – Оно прекрасно, Джастин. Если бы я сама могла выбрать в Лондоне кольцо, оно было бы точно таким. Я не перестаю удивляться, как Клэй Харкорт мог выбрать кольцо, которое так подошло мне.
   Джастин бросил взгляд на ее руку, потом на сверкающее сапфирами и бриллиантами кольцо.
   – Кольцо выбрал не Клэй, а я.
   – Ты? Но ведь у тебя не было на это времени. Ты не отлучался из усадьбы перед свадьбой. Когда же ты мог?..
   – Я купил это кольцо давно.
   Она нахмурилась:
   – Как давно?
   – После нашего возвращения из Танбридж-Уэлса. Я собирался сделать тебе предложение тогда же, но…
   – Ты собирался сделать мне предложение? – спросила она, совершенно сбитая с толку.
   – Да, собирался… – Внезапно лицо его стало холодным и замкнутым. – Потом я увидел тебя той ночью входящей в конюшню с Филиппом Марлином.
   Мысли в голове Эриел бешено закружились…
   – О мой Бог! – Слезы брызнули у нее из глаз. Впервые до ее сознания дошло значение всего случившегося. Джастин отвел потемневшие прекрасные серые глаза. Эти воспоминания причиняли ему боль. – Ты хотел на мне жениться и подумал… ты подумал, что я предала тебя, Джастин?
   В мгновение ока она оказалась в его объятиях. Она обвила руками его шею. Слезы ручьем струились у нее из глаз и бежали по щекам. «Я люблю тебя, – думала она. – Я так сильно тебя люблю!» Но вслух она не произнесла этих слов. Она боялась, что он не будет знать, что ответить.
   Он крепко прижал ее к себе. Лицо его касалось ее мокрых щек.
   – Не плачь. Я не хотел тебя расстроить.
   Она с трудом, все еще всхлипывая, перевела дыхание, стараясь обуздать себя, но в горле у нее стоял комок. Она отерла слезы дрожащей рукой и улыбнулась полной слез улыбкой.
   – Это слезы счастья, Джастин. Ты готов был жениться на мне еще до всех драматических событий, до скандала!
   – Если бы ты согласилась. Богу известно, что я не самый лучший муж, какого ты смогла бы выбрать, но клянусь тебе, Эриел, ты не раскаешься. Обещаю, что не раскаешься.
   Но как Эриел ни любила его, она все-таки не была в этом уверена. Она хотела, чтобы и он любил ее. Ей надо было знать, что он так же сильно привязан к ней, как она к нему. И она не думала, что сможет быть по-настоящему счастлива до тех пор, пока это не случится. И в сердце своем она вовсе не была уверена в том, что когда-нибудь это произойдет.

Глава 25

   – Мы прибыли, милорд. – С усталой улыбкой лакей открыл дверцу кареты.
   День был долгим, а последние несколько часов показались бесконечными, потому что одно из колес отвалилось, попав в рытвину, и несколько спиц оказались сломанными. Наконец их удалось починить, и молодые прибыли в дом бабушки Джастина, когда уже стемнело. Они сильно продрогли.
   – Благодарю, Тиммс. – Джастин выпрыгнул из кареты. – Кухня прямо за домом. Думаю, там что-нибудь найдется, чтобы вы могли заморить червячка и обогреться.
   Он помог Эриел спуститься по ступенькам кареты, поправил плащ у нее на плечах, чтобы тот плотнее облегал ее. Обняв жену за талию, он повел ее по вымощенной плитами дорожке к деревянной двери под аркой.
   Старый каменный дом выглядел точно таким же, каким запомнился ему. Разве что ставни чуть обветшали да кусты возле дома слишком разрослись. Дом был двухэтажным, с остроконечной крышей и полудюжиной каминных труб. Окна столовой были освещены, и можно было видеть, как трепещет огонь в огромном камине.
   Джастина охватило до сих пор незнакомое и неожиданное для него чувство – радость возвращения домой. Он поднял тяжелый дверной молоток и несколько раз постучал. Ему ответило знакомое эхо. Послышалось шарканье старческих ног, и тяжелая парадная дверь распахнулась. Он не сразу вспомнил, кто стоит перед ним, но потом осознал, что это старый дворецкий, худой, костистый человек. Он широко улыбался, приветствуя Джастина:
   – Я Седжуик, милорд. Мы уж потеряли надежду, сэр, что вы приедете.
   – У нас сломалось колесо. Чертовская неудача, но в конце концов его удалось починить.
   Джастин огляделся. Он надеялся услышать гул голосов, встретить своего кузена Мейнарда, его жену Сару и их подрастающих отпрысков. Но дом оказался жутковато пустым и тихим.
   – Сюда, милорд, сюда, миледи. На улице так холодно. Идите, погрейтесь у камина.
   Джастин последовал за стариком через холл в гостиную и уже начал беспокоиться, не видя бабушки.
   Седжуик, казалось, угадал его мысли.
   – Она уже немолода. Ей трудно двигаться. Она в столовой и еще не знает, что вы здесь.
   – А где мои кузены?
   Старик покачал головой, и в его выцветших глазах Джастин заметил грусть.
   – Они каждый раз собираются приехать, но дорога сюда дальняя, а погода в это время года всегда скверная. Ваша бабушка каждый раз надеется, но в конце концов…
   Он пожал костистыми плечами. С возрастом он сгорбился, щеки его запали. Печаль избороздила лицо морщинами. Особенно заметно это стало, когда он заговорил о женщине, в услужении у которой был более сорока лет.
   – Джастин? – Испуганное лицо Эриел отразило его собственное беспокойство. – С твоей бабушкой все в порядке?
   Он почувствовал стеснение в груди.
   – Не знаю.
   Они шли за дворецким мимо софы, набитой конским волосом, памятной Джастину с детства, со спинкой и подлокотниками, прикрытыми вышитыми чехлами, которые бабушка Джастина сшила собственноручно. Он приостановился у двери в столовую. Стол оказался не таким длинным, каким он его помнил, но был отполирован до зеркального блеска, а сосновые ветки и ягоды остролиста красовались в центре как обычное рождественское украшение. Вокруг стола стояло двенадцать стульев, одиннадцать из которых пустовали, хотя перед каждым из них лежал серебряный столовый прибор из бабушкиного буфета. Эти приборы, как и драгоценные фарфоровые тарелки и изящные хрустальные бокалы, подаренные дедушкой в первую годовщину их свадьбы, были ее гордостью. Высокие свечи белого воска стояли в центре стола.
   – Так бывает каждый год, – прошептал дворецкий. – Она украшает стол, а повар готовит праздничные блюда, но никто не приезжает разделить с ней трапезу.
   Джастин оглядел пустую комнату, и сердце его сжалось от боли.
   Он смотрел на заботливо накрытый стол, готовый принять целую семью, но ее здесь не было, и только маленькая хрупкая женщина сидела, сгорбившись под бременем лет. Раскаяние горечью обожгло его.
   Услышав знакомый голос дворецкого, крошечная седовласая старая дама обернулась. Когда она увидела Джастина, по ее запавшим морщинистым щекам покатились слезы.
   – Джастин!
   Она попыталась встать, дрожа от волнения, и Джастин шагнул к ней, чтобы помочь ей подняться с места. Он поддержал ее за запястье, ощутив тонкие и хрупкие косточки под своей рукой.
   – Я здесь, бабушка.
   Она нежно улыбнулась ему, и эта улыбка любящего существа будто растопила невидимый внутренний барьер в нем. Эта нежность согрела его сердце и возвратила его к тем дням, когда он был мальчиком, жил в этом доме и был здесь по-настоящему счастлив.
   – Я так рада тебя видеть, – сказала она. – Не думала, что ты соберешься приехать.
   Сердце его мучительно заныло.
   – Мне следовало бы приехать раньше.
   Рука с выступающими венами потянулась к нему, ласково погладила его по щеке.
   – Сколько лет прошло, сколько лет! Тысячу раз я пыталась представить тебя теперешним. Да, ты стал взрослым. – Ее тонкие губы задрожали. – Все эти годы я тосковала по тебе, все эти годы.
   На губах ее появилась задумчивая улыбка, и кожа собралась морщинками вокруг рта.
   – О Господи! Какой ты красивый!
   Он готов был провалиться сквозь землю. Ему стало трудно глотать, трудно дышать. Как мог он так жестоко обойтись с ней? Как он мог столько лет не видеться с ней, будто ее не было на свете? Он почувствовал, как горячая влага обожгла его глаза. «Не может быть!» Он не плакал никогда. Он был холодным, расчетливым, совсем неэмоциональным человеком. Он был не из тех, кто способен заплакать.
   С трудом прочистив горло, Джастин хрипло произнес:
   – Здесь и моя жена, бабушка. Она очень хотела познакомиться с тобой.
   На самом деле это было единственной причиной его приезда. Если бы Эриел не понукала его, он бы никогда не собрался. И его бабушка снова вкушала бы рождественский обед в одиночестве.