Мартин Кэт. Бессердечный

   Она почувствовала его проницательный взгляд на своем лице. Он смотрел, как она яростно роется в своем ридикюле в поисках денег. Потом она нашла пачку банкнот и вытащила все выигранные деньги.
   – Вот деньги, которые вы одолжили мне, чтобы я могла играть. – Она взяла его за руку, попыталась разжать ладонь и вложить в нее купюры. – А это я выиграла. – Она снова попыталась вложить остальные деньги ему в руку. – Я знаю, что это только начало, но…
   Он скомкал деньги в кулаке – все вместе, банкноты и монеты. От его беспокойного, полного тревоги взгляда в груди у нее что-то сжалось. Граф громко постучал в стекло кареты.
   – Останови! – крикнул он кучеру. – Останови сейчас же! – Он распахнул дверцу, прежде чем карета полностью остановилась, выпрыгнул на мостовую и захлопнул за собой дверцу. – Отвези мисс Саммерс домой. Проследи, чтобы она благополучно добралась.
   – Да, милорд. Но как вы доберетесь?
   – Я найду способ добраться.
   И он исчез в темноте, его длинные ноги пожирали разделявшее их пространство с невероятной скоростью. Эриел смотрела ему вслед из окна экипажа, и у нее возникло какое-то странное чувство – то ли потрясения, то ли подавленности. Он был разгневан, он был в бешенстве. Но кроме этого она заметила в его глазах настоящую боль, и от этого ей самой стало больно.
   Она уязвила его. Казалось бы, это было невозможно, но она знала, что не ошиблась. Он считал, что она отвергла его ради Филиппа, но это не было правдой. Она больше не доверяла Филиппу Марлину, как прежде. Пожалуй, с того самого дня, как увидела его грума, маленького арапчонка, которого он держал в качестве развлечения. И уж особенно после того, как увидела его с непотребными женщинами.
   И все же она не собиралась стать любовницей графа. Она мечтала стать леди. Она мечтала о лучшей жизни для себя и детей, которых когда-нибудь надеялась родить и вырастить. За те годы, что она провела вне дома, Эриел осознала, что, став содержанкой, она никогда не достигнет цели. Теперь она знала, что ей нужен муж и семья. Она хотела вести достойную жизнь и быть принятой такими друзьями, как Кассандра Уэнтуорт. Ей хотелось быть достойной того идеала леди, который она теперь очень ясно себе представляла. Она ведь столько потрудилась, чтобы достичь этого.
   И все же, когда она думала о графе…
   Пока Эриел ехала домой в его карете, глаза ее были задумчиво устремлены в окно. Она старалась побороть зародившееся беспокойство за него, засевшее в ее сердце как заноза.
 
   Джастин сидел в дымной общей комнате таверны. Как там она называлась? «Подвязка и заяц» или «Заяц и подвязка»? А возможно, «Заячья подвязка»? Он не знал, да и не хотел этого знать. Как бы это заведение ни называлось, в нем было холодно, или по крайней мере так казалось Джастину. Все его тело охватывал медленно наползающий леденящий холод, от которого немели руки и ноги, а кровь медленнее текла по жилам. Но ведь в камине ярко горел огонь, и никто в комнате, кроме него, не мерз. У него возникло подозрение, что этот холод идет изнутри. Он оглядел таверну, комнату с низкими потолками и тяжелыми деревянными потолочными балками, а также с деревянными полами из широких досок. В этом месте он уже был однажды с Клэем. К счастью, таверна находилась неподалеку от игорного дома и не в самой грязной и опасной части города. Он слегка покачнулся, сидя на обшарпанной деревянной скамье, и тотчас же оперся спиной о шероховатую стену. Потом отставил последнюю в этот вечер кружку эля. Обычно он пил мало и редко. А сейчас оказался более пьяным, чем когда-либо в жизни, но ему было наплевать на это. Ему хотелось усыпить свой разум, вытеснить из памяти сцену в экипаже с Эриел. Он посмотрел на изрядно худевшую по мере того, как он пил, пачку денег, лежавшую перед ним на столе. Это был выигрыш Эриел, деньги, отданные ему в уплату ее долга.
   Джастин пробормотал грязное ругательство. Неужели она и в самом деле думала, что его заботят эти чертовы деньги? У него было больше денег, чем он мог бы истратить за всю жизнь, а его доходы росли с каждым днем как грибы.
   Ему были не нужны ее деньги. Ему была нужна она сама. Он желал заполучить ее в свою постель. Желал вторгнуться в ее тело. Желал впитать в себя солнечное тепло, которое она излучала. Ему хотелось, чтобы она озарила его мрачный, печальный и однообразный мир.
   Он знал, что все дело в ее письмах. Письма расположили его к ней, как не могло бы расположить ничто другое. Его восхищала ее решительность, ее железная воля, благодаря которым она сумела бежать от нищеты. Его даже восхищали средства, к которым она для этого прибегла, отвага и острота ума тогда еще четырнадцатилетней девочки, сумевшей найти подход к его отцу и заключить с ним сделку.
   Он восхищался Эриел Саммерс, хотя и не знал, можно ли ей доверять, и теперь корил себя за то, что так бездумно и нелепо вел себя с ней. Он просто испытывал к себе отвращение. Господи! Он никогда не думал, что ей придется выполнить условия позорной сделки, заключенной с его отцом. До того как он увидел ее, он намеревался помочь ей начать новую жизнь, право на которую она заслужила своим мужеством и упорством.
   Потом случилось так, что при первой же их встрече, когда Джастин вошел в комнату, он обнаружил ее в объятиях своего злейшего врага Филиппа Марлина. Прежние ненависть и злоба обрушились на него, как удар молота, и это заставило его действовать так, как он и не предполагал. Он даже не считал себя способным на это.
   В одно мгновение в услужливой памяти всплыло видение: обнаженная Маргарет в объятиях Филиппа Марлина. Маргарет Симмонс, дочь виконта, прекрасная женщина с пламенными чувствами и бурным темпераментом. Джастина потянуло к ней с первого раза, когда он увидел ее на вечере в сельском поместье ее отца недалеко от Оксфорда, где он тогда учился. Клэй представил его им, и в течение нескольких месяцев они встречались тайно. Маргарет не сообщала отцу, что видится с незаконнорожденным сыном графа Гревилла.
   При том отличном образовании, которое Джастин получил, он считал, что сможет позаботиться о ней. Он был настолько безумен, что надеялся на брак с ней, пока однажды утром не получил анонимное письмо.
 
   Приходите в гостиницу «Петушиный крик» завтра в три часа пополудни. Ваша возлюбленная будет ждать вас.
 
   Записка не была написана изящным почерком Маргарет, но все же в этих словах было нечто такое, что заставило его насторожиться. Он приехал в маленькую невзрачную гостиницу ровно в три часа, и хозяин, которому, должно быть, заплатили, повел его наверх. Он открыл дверь, и перед его глазами возникла смятая постель с простынями, беспечно брошенными на пол. А на постели он увидел обнаженных Маргарет и Филиппа в объятиях друг друга.
   Его охватила холодная леденящая ярость.
   Маргарет вскрикнула, а Филипп только рассмеялся.
   У Джастина возникло желание убить их обоих. Вместо этого он слегка склонил голову в легком поклоне.
   – Прошу простить мое вторжение, – сказал он. – Я вижу, вы оба заняты.
   Маргарет дрожала, и в глазах ее он видел ужас. Джастин не обращал на нее внимания.
   – Вы найдете в этой леди бездну талантов, – сказал он Марлину. – Иногда она бывает слишком пылкой, но никто не сможет отрицать ее дарования.
   Потом он сказал Маргарет:
   – Надеюсь, моя дорогая, вы нашли себе отличного партнера.
   Он повернулся и вышел из комнаты – сердце его было безнадежно разбито.
   Джастин поморщился, вспоминая это. То были дни, когда он и в самом деле верил, что у него есть сердце. Он отхлебнул эля и отер пену с губ тыльной стороной руки. Потом уставился на огонь, решив, что стоит подвинуться поближе к камину. У него онемели от холода даже кончики пальцев.
   В этот момент появилась девушка-служанка, низкорослая, грудастая, рыжеволосая. В блузе с низким вырезом, представлявшем на обозрение впечатляющие прелести.
   – Хотите еще, красавчик?
   Голова его кружилась. Алкоголь притупил его чувства до такой степени, что он с трудом соображал и едва ли понимал, чего хочет.
   – Мне нужна комната. У вас есть свободная?
   – У нас есть пара славных номеров прямо здесь. – Она указала на деревянную лестницу в конце общей комнаты.
   Джастин швырнул на стол оставшиеся деньги. Этого было более чем достаточно, чтобы оплатить ночлег и напитки.
   – Эта сумма покроет стоимость номера и все напитки, которых я пожелаю.
   Она смела все деньги со стола, увидев, что их более чем достаточно, и улыбнулась ему обольстительной улыбкой.
   – Если пожелаете, за такую сумму вы можете получить еще кое-что. – Она приподняла рукой увесистую грудь и многозначительно сжала так, чтобы сосок стал отчетливо виден под ее блузой.
   Джастин покачал головой:
   – Может быть, как-нибудь в другой раз.
   Рыжая только пожала плечами:
   – Как вам будет угодно.
   Она вернулась с новой оловянной кружкой эля и поставила ее перед ним. Джастин глотнул горькой жидкости и снова откинулся назад, опираясь спиной о стену, позволяя напитку медленно просачиваться внутрь, проникать во все клетки, и удивлялся тому, что он его совсем не согревает. Ему хотелось опьянеть настолько, чтобы чувства притупились и можно было больше не думать об Эриел. Он сознавал, что его терзает похоть и что именно она толкнула его на столь необычные поступки. Он давным-давно запретил себе чувствовать. Однако у него сохранилось сознание, и когда он думал об Эриел, ощущал какой-то болезненный укол в сердце. Его похоть боролась с совестью. Джастин снова отхлебнул эля и подумал, что не знает, которая из них победит в конечном счете.
 
   Прошло два дня. Наступила еще одна осенняя ночь, ветреная и холодная. Она окутала дом серым туманом одиночества. Эриел металась и ворочалась в постели и никак не могла уснуть. В пугающем молчании дома она изо всех сил напрягала слух, чтобы различить в тишине хоть какой-нибудь звук, какой-нибудь признак того, что граф вернулся. Но ничего не было слышно.
   В этот вечер Барбара отправилась на какой-то светский прием. Она редко возвращалась домой до рассвета. Юный Томас спокойно спал в своей постели, после того как упросил Эриел почитать ему на ночь. Но Джастин до сих пор не возвращался.
   Похоже, никто, кроме нее, не волновался.
   – Он граф, – просто сказал дворецкий. – Он вернется, когда пожелает.
   Но что, если с ним случилось несчастье? Лондонские улицы опасны. Что, если он в беде? Если ранен? Что, если нуждается в помощи? Неужели всем была безразлична судьба графа Гревилла? Ей пришло в голову, что, если Джастин не вернется, она может невозбранно пойти к Филиппу. Ведь она искала удобного случая увидеться с ним. Но после их последней встречи она больше не доверяла Филиппу, и даже если бы доверяла, то теперь не пошла бы на свидание с ним, зная, как относится к нему граф. Это было бы предательством, а предательство она считала худшим из грехов.
   Ее уши уловили какой-то шум. Все чувства Эриел были обострены. В холле послышались глухие шаги. Что-то с грохотом упало на пол, до нее донеслось приглушенное проклятие. Послышались тяжелые шаги на лестнице, потом в холле. Шаги эти были нетвердыми. Потом все стихло у дальней двери в конце коридора, двери в комнату Джастина. Наконец-то он вернулся домой.
   Она испытала чувство огромного облегчения, столь сильного, что внезапно ее охватила слабость. Эриел снова опустила голову на подушку. Она вздохнула и произнесла короткую благодарственную молитву по случаю его благополучного возвращения. Ее охватила истома. Веки ее медленно опустились, прикрыв усталые глаза, в которых она ощущала жжение. Впервые за долгие три ночи Эриел погружалась в глубокий и мирный сон. На следующее утро она проснулась поздно.

Глава 11

   Эриел не видела Джастина ни в тот день, ни на следующий. Она понимала, что он избегает ее, но после того, что между ними произошло, боялась к нему подступиться. Время от времени она принималась гадать, где он пропадал в те дни, что его не было дома, и в памяти ее всплывали образы двух кричаще одетых и размалеванных женщин, что были с Филиппом. «У мужчин есть некоторые потребности», – сказал тогда Филипп. Если это было так, то такие потребности могли быть и у графа. Эриел вспомнила, как они оба трудились над конторскими книгами в гостинице. При мысли об их поцелуе у нее начинали дрожать руки и ноги, и в ней просыпались совсем непонятные ей чувства: нечто среднее между голодом и страстным томлением, ее и тянуло к нему, и чем-то он ее отталкивал и пугал.
   Она закрыла глаза. Ее преследовало видение – Джастин, держащий в объятиях разнузданную и вульгарную блондинку. Эриел пыталась представить его целующим зубастую рыжую «красавицу» и инстинктивно чувствовала, что какая бы женщина ни оказалась в его постели, ей ни одна бы не понравилась, а так как она была уверена, что он был с женщиной, то к горлу ее вдруг подкатила тошнота. Ей была нестерпима мысль о том, что граф может быть с другой женщиной. Она не желала представлять его целующим ее или занимающимся с ней любовью. А так как Эриел была прямолинейна и честна с самой собой, то и пыталась доискаться причины этого.
   Она внушала себе, что для нее это только вопрос гордости. Он говорил ей, что желает ее больше, чем кого-либо другого. Если он и в самом деле испытывал к ней такую страсть, то значило ли это, что она была для него особенной и неповторимой? А если и так, то какое значение это могло иметь?
   Но в глубине души Эриел понимала, что это имеет значение. Да, это очень много значило для нее.
   Эриел вздохнула, заканчивая свой туалет, а потом, пренебрегая утренней болтовней Сильви, сбежала вниз по лестнице в столовую. Она не была голодна, но знала, что следует поесть. С той самой ночи, как исчез граф, она едва притрагивалась к еде.
   На середине каменной лестницы она приостановилась. У подножия лестницы стояла Барбара Таунсенд, и на лице ее было обычное снисходительно-пренебрежительное выражение. В тот же миг желудок Эриел свело спазмой и есть ей совсем расхотелось. Она усилием воли заставила себя продолжать спускаться.
   – Леди Хейвуд, – приветствовала она Барбару, присев в реверансе. Эриел прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы не выдать своих тайных мыслей и смятения.
   – Кажется, мой брат хочет вас видеть. Я сказала ему, что передам вам.
   Эриел нерешительно подняла на нее глаза:
   – В-вы знаете зачем?
   Она тотчас же пожалела о своих словах. Ее вопрос был глупым. Джастин никогда ничем не делился с сестрой и, уж конечно, не стал бы с ней обсуждать свои отношения с Эриел. Барбара сверкнула презрительной улыбкой:
   – Если мой братец похож на нашего дорогого покойного отца, должно быть, ему уже наскучили ваши сомнительные прелести. – Ее рубиновые губы изогнулись в пренебрежительной гримасе. – Но не волнуйтесь. Я не сомневаюсь, что он проявит к вам щедрость. Не в правилах Гревиллов оставлять толпу своих брошенных шлюх без помощи.
   – Я вам уже говорила – я не шлюха.
   Барбара высоко подняла совершенно очерченную черную бровь:
   – Нет? Ну, тогда, возможно, он хочет обсудить как раз это. Если он пока еще не добился вашей благосклонности, то, должно быть, решил добиться. Но что бы это ни было, вы найдете его в кабинете.
   Барбара исчезла, зашуршав голубым шелковым платьем. Эриел тяжело вздохнула, готовясь встретиться с человеком, который мало-помалу начал занимать определенное место в ее жизни. Она не могла бы сказать, как и когда это произошло, и даже не осознала, что это произошло, до той ночи, когда он не пришел домой. Она не могла ни спать, ни есть. Все время, пока он не вернулся, ее грызло беспокойство за него. Эриел, дрожа всем телом, шла по коридору. Когда он выпрыгнул из экипажа, он был вне себя от гнева. Неужели он был настолько разгневан, что способен потребовать от нее, чтобы она выполнила условия сделки? Какая-то часть ее опасалась их встречи, но другая, тайная, жаждала его увидеть, и ей было все равно, что он потребует от нее.
   Отрывисто постучав в дверь, она услышала приглашение войти. Она застала его сидящим за письменным столом. Он не смотрел на нее, руки его были сцеплены за спиной, и взгляд обращен к рядам книг на полках, но, похоже, он не видел их. При ее приближении он обернулся, и сердце ее болезненно сжалось при виде его. Он выглядел осунувшимся и утомленным и даже каким-то подавленным. Таким ей еще не приходилось его видеть. Эриел подалась вперед, чувствуя боль в груди.
   – Благодарю вас за то, что вы пришли, – сказал он официальным тоном, указывая ей на стул напротив.
   Она медленно опустилась на него, стараясь оправить складки платья и тем самым выиграть время и успокоиться. Шли секунды, она изучала выражение его лица, тщетно ища хоть какой-нибудь намек на его намерения. Ей следовало что-то сказать.
   – Я… Мы все беспокоились о вас. Я рада, что с вами не случилось ничего худого.
   Он поднял на нее свои проникновенные серые глаза, сейчас потемневшие, как и кожа под ними. Темные круги вокруг глаз свидетельствовали о том, что он недосыпал несколько ночей.
   – Вот как?
   Она пристально смотрела ему прямо в лицо.
   – Я… Да. Я очень рада.
   Он ничего не ответил, но в глазах его на мгновение появилось нечто, похожее на радость, но только на одну секунду и тотчас же исчезло. Он подался вперед, не вставая со стула, и оперся локтями о письменный стол.
   – Думаю, вы догадываетесь, зачем я пригласил вас.
   Она разгладила складки на юбке.
   – По правде говоря, не уверена, что знаю.
   – Время идет. Нам пора обсудить условия сделки.
   Ее бросило в жар. Господи, она опасалась как раз этого.
   Эриел облизнула пересохшие губы. Ей тотчас же припомнились слова его сестры: «Если он пока еще не добился вашей благосклонности, то, должно быть, решил добиться».
   – Обсудить… что именно?
   Он выпрямился, и взгляд его остановился на пятне на обоях повыше ее головы. Он изучал его так, как если бы это был самый интересный предмет в комнате.
   – По-видимому, я ошибался, когда предположил, что со временем ваши чувства изменятся и вы ответите мне взаимностью… ответите на чувства, которые я питаю к вам. Раз вам так отвратительна мысль о том, чтобы стать моей любовницей…
   – Дело не в этом! – перебила она, шокированная теми словами, которые он выбрал для этого разговора. – Вы не должны считать, что я питаю отвращение к вам, милорд.
   – Нет? Тогда в чем же дело?
   Эриел пыталась найти убедительные слова, зная, насколько это важно.
   – Дело не в моей неприязни к вам, – повторила она. – Возможно, так было, но только в начале нашего знакомства. Тогда я еще не знала вас, и, по правде говоря, вы ведь иногда ведете себя так, что можете напугать.
   Его губы искривились, и она снова отметила про себя, как красив его рот, и вспомнила, как нежны его губы.
   – Да… я и сам знаю об этом.
   – Теперь, когда я узнала вас лучше, я нахожу вас… Ну, я считаю вас очень привлекательным мужчиной, и, думаю, любая женщина, которая пожелала бы стать вашей любовницей, была бы очень польщена, если бы вы выбрали ее.
   – Но не вы, – заметил он сухо.
   – Нет. Дело в том, что я не хочу быть ничьей любовницей.
   – Даже любовницей Филиппа Марлина?
   Она покраснела. Неужели он и в самом деле решил, что она предпочитает Филиппа Марлина ему? Внезапно и вполне отчетливо она осознала, что, если бы ей предстояло сделать выбор, она предпочла бы графа.
   – Я теперь хорошо понимаю, что означает быть любовницей и что это совсем не похоже на то, что я воображала прежде. По правде говоря, когда я заключала эту сделку, я не думала, что мне придется расплачиваться таким образом. Я всегда считала, что, когда дело дойдет до выполнения ее условий… я найду способ заработать деньги и расплатиться. Теперь, когда я стала старше, я понимаю, каково будущее такой женщины, которая согласилась бы на это. И я… Мне претит мысль о том, чтобы продавать свое тело.
   На сухощавой щеке графа чуть дернулся мускул.
   – Я никогда не рассматривал это в такой плоскости, – сказал он тихо.
   Эриел не ответила. Он испустил глубокий вздох и поднялся на ноги.
   – Как бы то ни было, сейчас все это не важно. Однажды я сказал вам, что не стану принуждать вас силой к близким отношениям со мной. Недавно я понял, что, шантажируя вас тем, что платил за ваше обучение, я поступал неправильно. И теперь считаю, что вы, Эриел Саммерс, можете считать себя свободной от обязательств и не думать, что вы у меня в долгу.
   Боже мой! Должно быть, она плохо его расслышала или неправильно поняла. Но сердце ее билось отчаянно, а разум подсказывал, что он говорит правду. «Все кончилось! Все кончилось!» – кричал взволнованный голос ее души. Ведь она с самого начала надеялась, что граф освободит ее от этого позорного обязательства. Она сидела, вся дрожа. Голова кружилась. Но почему она не чувствует облегчения и радости?
   – Я найду вам жилье, – сказал он. – И вам ежемесячно станут выплачивать определенную сумму…
   – Нет. – Это слово она произнесла будто не по своей воле. Оно вырвалось у нее само, но теперь, когда оно было сказано, она поняла, что ей следовало его сказать.
   Граф поднял голову.
   – Я сказала «нет». Больше я не стану принимать от вас благодеяний.
   Одна из его густых черных бровей изумленно приподнялась.
   – Вы не станете принимать от меня благодеяний? У вас нет ни семьи, ни денег. Вам не к кому обратиться за помощью. О чем вы толкуете?
   – Я говорю вам, что больше не приму от вас ни фартинга. Я уже и так пользовалась вашей щедростью слишком долго. К тому же я хотела бы расплатиться с вами… – Она посмотрела на стопку бумаг на его столе – там были и папки, и просто листы бумаги, скрепленные вместе. У некоторых из них были загнуты уголки, потому что их мусолили и перелистывали по многу раз, и все эти страницы были исписаны колонками цифр. – Я хочу работать на вас и с вами, как раньше.
   На мгновение он лишился дара речи. Наконец сказал:
   – Это невозможно.
   – Почему невозможно? У вас множество обязанностей, и вы трудитесь с утра до вечера и даже ночью. Вы сами сказали, что ненавидите работу с цифрами. Позвольте мне выполнять ее для вас.
   – Уважающие себя женщины не выполняют такой работы.
   – Уважающие себя женщины не заключают таких сделок, как я.
   Он тяжело опустился на стул.
   – И где вы будете жить?
   – Здесь, конечно. Здесь много места, и, живя здесь, я смогу скорее выплатить вам свой долг. Мне ведь не придется заботиться о крове и хлебе насущном. У вас в доме десятки слуг. Я могу жить вместе с ними на третьем этаже.
   Джастин провел рукой по волосам, взъерошив густую темную шевелюру.
   – Но это безумие.
   Она почувствовала неудержимое желание улыбнуться.
   – Вы одарили меня бесконечным числом благодеяний. Вы дали мне образование, цивилизованную речь, даже одежду, которую я ношу. И я намерена отплатить вам за все это трудом. Что же безумного в моем предложении?
   Он посмотрел на нее так пристально, будто стремился приковать ее взглядом к стене. И снова она подумала, что, будь он усталым или рассерженным, он всегда оставался и останется самым красивым мужчиной, какого ей доводилось видеть.
   – Вы забыли, что есть еще один вопрос – плотское влечение, которое я испытываю к вам, – сказал он. – Я хочу вас, Эриел. И мое влечение не станет слабее, пока вы будете жить здесь, у меня на глазах.
   Маленький бесенок поднял голову и заговорил ее голосом:
   – Вы всегда сможете вернуться к женщине, с которой провели все время, пока отсутствовали.
   – Я не был с женщиной.
   – Разумеется, это не мое дело, но…
   – Если хотите знать, я напился до чертиков и был пьян два дня и две ночи. И все еще был пьян, когда вернулся домой. Поверьте мне, что я заплатил за свою глупость.
   Она вспыхнула:
   – Прошу прощения. Это не мое дело.
   Но бесенок все не унимался. Он ухмылялся во весь рот, а Эриел почувствовала, что ей это гораздо приятнее, чем должно было быть.
   Джастин обошел письменный стол и направился к ней. Эриел тоже встала ему навстречу. Он остановился, глядя ей прямо в лицо.
   – Хорошо. Пусть будет по-вашему. Но я ставлю три условия…
   Она смотрела на него с зарождающимся подозрением.
   – И каковы они?
   – Во-первых, вы останетесь в комнате, которую занимаете теперь. Мы оба приложили столько усилий, чтобы превратить вас в настоящую леди. И я прослежу за тем, чтобы с вами обращались как с леди.
   – Едва ли я стану протестовать, если вы предлагаете мне жизнь в условиях комфорта. Каковы два остальных условия?
   – Пока вы здесь, мы должны решить вопрос о вашем будущем.
   – И?..
   – И вы будете держаться подальше от Филиппа Марлина.
   Итак, ей запрещалось видеться с Филиппом, пока она останется в доме графа. Как ни странно, но теперь ей это не казалось таким уж лишением.
   Эриел застенчиво улыбнулась, впервые за все эти годы почувствовав себя свободной. Свободной и способной распоряжаться собственной жизнью. Что бы теперь ни случилось, какое бы будущее ее ни ждало, она сделает выбор сама.
   – Согласна, – сказала она твердо. Потом спросила с улыбкой: – Когда начнем?
 
   В дымной комнате клуба «Брукс» Клэй Харкорт отдыхал в удобном коричневом кожаном кресле, сидя напротив Джастина Росса. В прошлом Джастин редко бывал в клубе. В последние две недели он бывал здесь почти каждый вечер.
   Клэй вяло потянул дым сигары и лениво выпустил его голубыми колечками.
   – Как идут дела у твоей новой служащей?
   Джастин посмотрел на друга, стараясь выбраться из тумана своих навязчивых мыслей.