Направляясь к двери и соблазнительно покачивая бедрами, девушка одарила графа кокетливой улыбкой. Однако ее старания вызвать к себе интерес не увенчались успехом: взгляд Николаса по-прежнему был прикован к двери, разделявшей комнаты.
   — Вы можете закрыться на замок, тогда вам нечего будет бояться, — заметил он.
   Элизабет улыбнулась:
   — Я вас не боюсь, милорд. Я ведь вам уже это говорила.
   Ник снова с тоской посмотрел сквозь распахнутую дверь в сторону кровати, потом на Элизабет, бегло скользнув взглядом по ее растрепанным темно-рыжим волосам, по лицу, груди, босым ногам. Как же ему хотелось сорвать с нее эту проклятую ночную рубашку, отбросить ее в сторону и ласкать скрывавшиеся под ней восхитительные груди! Как же он жаждал прильнуть губами к ее стройным босым ногам!
   — Наверное, вы правы, — проговорил он охрипшим голосом, ненавидя себя за эти мысли. — Это я должен бояться.
   И, бросив на Элизабет последний взгляд, повернулся и решительно зашагал к двери, в которой ему предстояло провести ночь.
   Ник понимал, что для него эта ночь будет длиться вечно. Вряд ли ему удастся сомкнуть глаза, когда Элизабет находится от него так близко и в то же время так далеко.
   Элизабет смотрела, как Николас уходит — высокий, стройный и необыкновенно красивый даже в запыленном костюме для верховой езды. Вот он скрылся за дверью, и Элизабет тотчас же стало грустно. За несколько коротких часов она уже успела привыкнуть к его ласковым и сильным рукам, надежной груди. Она любила его, хотя и понимала, что это глупо, что ничего, кроме горя, эта любовь ей не принесет.
   Если в своих чувствах Элизабет уже определилась, то в чувствах Николаса она не была уверена. И в самом деле, как он относится к ней?
   Не обращая внимания на то, что на подносе лежит сытная еда, а живот подводит от голода, Элизабет подошла к ванне, над которой поднимался парок. Покрывало полетело на пол, а вслед за ним и грязная ночная рубашка. Чистая же вместе с расческой и щеткой лежала на краешке кровати, и Элизабет мысленно поблагодарила Николаса за заботу.
   Он заботится о ней — значит, в какой-то степени она ему небезразлична.
   Элизабет вспомнила, каким взглядом окинул ее Николас с головы до ног, прежде чем выйти из комнаты.
   То, что она вызывает у него желание, — это ясно, да он этого и не скрывает. Однако Элизабет казалось, что во взгляде его она прочла не только желание, а нечто большее, гораздо большее.
   Вздохнув, она погрузилась в воду, чувствуя приятное тепло и надеясь, что вода смоет хотя бы часть тревог, терзавших ее душу. Но как ни старалась она переключиться на что-то другое, мысли о Николасе не давали ей покоя. Перед глазами то и дело вставала его стройная мускулистая фигура. Она вспомнила, как Николас целовал ее в саду, и по телу разлилось блаженное тепло. Николас хочет ее. Он сам в этом признался, и тем не менее Элизабет понимала, что он к ней и пальцем не прикоснется. Как сказал ей Сидни Бердсолл, Николас Уорринг — человек чести. Он поклялся защищать ее, в том числе от самого себя, и сделает это, чего бы это ему ни стоило.
   Но нужна ли ей такая защита?
   Откинувшись на спинку маленькой ванны, Элизабет с наслаждением ощущала, какое благотворное воздействие оказывает теплая вода на ее тело — усталость постепенно исчезает, ноющие мышцы вновь наливаются силой, — и все думала и думала… Через несколько недель она навсегда покинет Рейвенуорт-Холл, уедет в Лондон искать мужа. Она выйдет замуж за совершенно незнакомого и чужого ей человека, в то время как сердце ее тоскует по другому и рвется к нему. Похоже, ей уготована такая же судьба, как и ее матери.
   Но мама по крайней мере познала любовь. А что останется у нее, Элизабет? Да ничего, кроме разве что короткого поцелуя, пусть и пронизанного страстью. И она никогда не узнает, что чувствуешь, когда лежишь рядышком с любимым, касаешься его тела, позволяешь ему ласкать себя.
   Если, конечно, не предпримет ничего для того, чтобы это узнать.
   Элизабет мыла волосы куском пахучего мыла, потом, хорошенько выполоскав их и выбравшись из ванной, вытиралась тоненьким полотенцем, а мысль эта все не давала ей покоя.
   Взяв с кровати чистую белую ночную рубашку и натянув ее, она уселась на стул перед камином, чтобы волосы побыстрее высохли, и принялась за стоявший на подносе ужин. Налив себе в стакан вина, Элизабет отпила глоточек, прислушиваясь к тому, что делается в соседней комнате. Она услышала шаги, потом плеск воды, и, наконец, наступила тишина. Наверное, Николас закончил мыться и теперь вытирается. Представив себе его обнаженное тело — наверняка смуглое, гладкое и мускулистое, — Элизабет почувствовала, как у нее затвердели соски.
   Закрыв глаза, она словно воочию ощутила на своих губах теплые губы Николаса. Прошло несколько долгих минут, четверть часа, полчаса. В соседней комнате было тихо. Николас лег спать. Интересно, заснул ли он? А может, так же думает о ней, как и она о нем?
   А что, если она сейчас встанет, откроет дверь в соседнюю комнату и предложит себя Николасу, попросит его заняться с ней любовью? Интересно, как он себя поведет?
   Сердце Элизабет исступленно забилось в груди. Ее охватило такое страстное желание сейчас же отправиться к Николасу, что она не раздумывая встала с постели. Несколько мгновений Элизабет стояла в нерешительности, понимая, что поступок, который она вот-вот готова совершить, круто изменит всю ее жизнь. Однако желание отдать себя Николасу всю, без остатка, оказалось настолько сильным, что ноги сами понесли Элизабет к двери.
   Пальцы нащупали щеколду и замерли. Сердце Элизабет билось так громко, что заглушало стук дождя в оконное стекло. Что с ней будет, если он ее выгонит?
   Элизабет понимала, что если Николас ее прогонит, ей будет очень больно. Но знала она и то, что если она сейчас не воспользуется возможностью, которую ниспослала ей судьба — а она наверняка больше не повторится, — то будет жалеть об этом всю жизнь.
   Трясущейся рукой Элизабет взялась за щеколду. Раздался тихий щелчок, и дверь отворилась. В соседней комнате на прикроватной тумбочке горела одна-единственная свеча, роняя на поцарапанную столешницу капли воска. Николас не спал. Он сидел в постели, прислонившись спиной к грубо отесанной спинке кровати, и, казалось, о чем-то думал. Его смуглая, мускулистая, ничем не прикрытая грудь тихонько вздымалась. Одеяло он откинул в сторону, лишь до пояса натянул на себя простыню. Несколько секунд Элизабет стояла, восхищаясь явившейся ее взору картиной и чувствуя, что сердце ее бьется, словно попавшая в капкан птичка.
   Потом серебристые глаза Николаса взглянули на нее, губы его крепко сжались, и Элизабет потребовалось призвать на помощь все свое мужество, для того чтобы не убежать.

Глава 9

   Ник глядел на стоявшую в дверном проеме девушку. Длинные темно-рыжие волосы, все еще влажные после купания, струились по плечам, спускаясь до пояса. Освещенные пламенем камина, они казались огненными, такими же, как потрескивающие на каминной решетке угли. Сквозь тонкую белую рубашку виднелось ее восхитительное тело: стройные, по-мальчишески узкие бедра, длинные, как у жеребенка, ноги, неправдоподобно тонкая талия, высокая грудь.
   Чувствуя, что его начинает охватывать желание, Ник выругался сквозь зубы и только собрался одернуть незваную гостью, как послышался ее голос:
   — Николас…
   — Вы не должны здесь находиться, Элизабет. Зачем вы пришли?
   Она не ответила, лишь облизнула языком пересохшие губы. Ник заметил, что ее руки дрожат.
   — Я подумала, что, может быть… Я надеялась, что вы… — Она с трудом сглотнула. — Вы как-то сказали мне, что хотите меня, что с самого начала меня хотели. А сейчас? Я все еще вызываю у вас желание?
   Желание накатило на Николаса яростной волной. Ему едва удавалось держать себя в руках.
   — Ради Бога, Элизабет. — Он изо всех сил вцепился в простыню. А может, он ее не понял? Может, просто не расслышал? — С вами что-то случилось? Вы испугались?
   Элизабет вошла в комнату и, не останавливаясь, решительно направилась к кровати.
   — В какой-то степени да. Я боюсь, что я вам больше не нравлюсь. Что вместо того, чтобы заняться со мной любовью, вы выпроводите меня из своей комнаты.
   Николаса бросило в жар. На секунду ему показалось, что он сейчас задохнется.
   — Элизабет, вы не понимаете, о чем говорите.
   — Нет, понимаю. Я прекрасно понимаю, о чем говорю. Я прошу вас заняться со мной любовью.
   Хотя тело его уже отозвалось на ее призыв, Ник покачал головой:
   — Я не могу этого сделать, Элизабет. Я женат. Я не могу на вас жениться и не хочу просто так взять и обесчестить вас.
   Она сделала еще один шаг по направлению к кровати. На секунду ее рубашка вздулась колоколом, потом снова словно прилипла к телу, подчеркивая стройность бедер. От Элизабет исходил запах мыла и свежих поленьев, сгоравших в камине. Это был запах чистоты, свежести и юности.
   — Пожалуйста, Николас… ну пожалуйста, не прогоняйте меня.
   Он перевел взгляд на огонь, чувствуя, как его переполняет желание.
   — Я хочу вас, — тихо проговорил он. — Даже не припомню, когда я так сильно хотел женщину. Но факт остается фактом. Я женат на другой.
   — Нет, не женаты! — пылко воскликнула Элизабет. — Перед лицом Господа вы одиноки. Ваша жена бросила вас девять лет назад. — Она потянулась к его щеке, нежно коснулась ее. У Николаса дух захватило от этой ласки. — Скоро я должна буду выйти замуж. За совершенно чужого, незнакомого мне человека, которого я не люблю. А я хочу знать, что чувствуешь, когда занимаешься любовью с тем, кого любишь. Я хочу быть с вами, Николас. Очень хочу. А на все остальное мне наплевать.
   Николас застонал. Он сам не знал, как это случилось, но уже в следующую секунду Элизабет очутилась в его объятиях. Губы его прильнули к ее губам страстно, требовательно. Он провел языком по трепещущей нижней губе Элизабет, призывая ее приоткрыть рот. Он прижался к ней еще крепче, давая ей привыкнуть к нему, стараясь не напугать, и, на секунду отстранившись, прошептал:
   — Я знаю, что должен отправить тебя назад. Знаю, но не могу. Я всего лишь человек, Элизабет. Хуже одних, лучше других. И я тоже хочу тебя.
   Элизабет прерывисто вздохнула. Николас покрыл короткими поцелуями ее шею, добрался до нежной мочки уха, провел по ней языком. Уложив Элизабет рядом с собой, он откинул назад ее густые темно-рыжие волосы и, взяв ее лицо в ладони, снова надолго приник к ее нежным губам.
   — Николас… — прошептала она. — Николас…
   Он погладил ее по щеке. Как же он хотел ее, Господи, как же хотел! Восставшая плоть прижалась к простыне. Он пытался убедить себя, что поступает нехорошо, что не должен этого делать, что Элизабет никогда не сможет ему принадлежать, но тело отказывалось подчиняться голосу разума. Руки Николаса независимо от него самого отправились в путешествие по ее спине, легли на грудь. Николас почувствовал под тонкой тканью ночной рубашки ее затвердевшие соски, и внезапно его охватило безудержное желание взглянуть на них.
   Расстегнув дрожащими пальцами пуговки на рубашке, он стянул ее с Элизабет и отшвырнул в сторону. Девушка лежала перед ним трепеща, восхитительно обнаженная, однако прикрыться не пыталась. Длинные темно-рыжие волосы струились по груди, прикрывая бледно-розовые соски, маленькие, упругие, вздымающиеся с каждым прерывистым вздохом.
   — Какая у тебя очаровательная грудь, — прошептал Николас и, отведя с груди прядь волос, накрыл рукой вздымающуюся округлость. — Я такой и представлял ее.
   Наклонившись, он коснулся губами упругого соска. Застонав, Элизабет выгнулась и дрожащими пальцами обхватила шею Николаса.
   — Николас… — задыхаясь, прошептала она.
   Он прижался к ее губам со всей страстью, на какую только был способен, и Элизабет с такой же пылкостью ответила на его поцелуй. Николас почувствовал, как трепещет ее юное девичье тело, и его бросило в жар.
   Как же ему хотелось не мешкая сделать Элизабет своею. Огромным усилием воли Николас взял себя в руки, заставляя себя не спешить. А Элизабет между тем гладила его покрытую темными курчавыми волосами грудь, не оставляя без внимания ни одну мышцу, и очередная волна яростного желания накатила на Николаса. Элизабет принялась покрывать легким поцелуями его шею и плечи, и Николасу показалось, что сейчас он сгорит в яростном огне.
   Он опустил Элизабет чуть пониже и раздвинул ее стройные ноги. Его вздымающаяся плоть уперлась ей в бедро, и Николас почувствовал, как Элизабет напряглась.
   — Расслабься, любовь моя. Я не сделаю тебе больно, — прошептал Николас и, прильнув к губам Элизабет, принялся гладить ее грудь. Вскоре он с облегчением ощутил, что сна начинает расслабляться.
   Обняв Николаса за шею, она тесно прильнула к нему. Рука Николаса скользнула вниз, и он услышал, как Элизабет испуганно ахнула, ощутил теплую обволакивающую влажность, и ему показалось, что он больше не выдержит.
   — Ты хочешь меня, Элизабет, — задыхаясь, прошептал он, осторожно поглаживая ее. — Хочешь так же сильно, как я хочу тебя.
   Лицо Элизабет пылало, глаза потемнели, а нижняя губа чуть вздрагивала. Глядя на ее лицо, Николас начал потихоньку приходить в себя. Помутненный страстью разум снова стал ясным. Что же он делает? Ведь Элизабет — невинна. Он не может так поступить с ней!
   Тихонько выругавшись, он осторожно коснулся ее лица.
   — Я не должен этого делать, Элизабет. Мы не должны. Скажи, чтобы я перестал. Скажи, пока еще не поздно.
   Элизабет покачала головой и, притянув его к себе, прильнула к его губам долгим, страстным поцелуем.
   — Уже слишком поздно.
   Николас и сам это понял: его возбужденная плоть уже вошла в Элизабет. И последний барьер, который Николасу оставалось преодолеть, был взят. Николас не был уверен, что Оливер Хэмптон не лишил Элизабет невинности в тот день, когда набросился на нее в кабинете. И сейчас поняв, что не Хэмптон, а он сам сделал Элизабет женщиной, Николас ощущал одновременно и облегчение, и чувство вины. Нет, он не заслуживает такого счастья!
   Элизабет вскрикнула от острой боли, пронзившей все тело, однако Николас прижался к ее губам горячим поцелуем, заглушая этот крик. Элизабет ощущала, что Николас в ней, что он заполнил ее. Это было восхитительное, острое, ни с чем не сравнимое и немного пугающее чувство, которого Элизабет еще никогда не доводилось испытывать. Словно Николас одним движением подчинил ее себе, и теперь она целиком и полностью принадлежала только ему.
   — С тобой все в порядке, любовь моя? — прошептал Николас.
   Он приподнялся над ней, отчего на руках его напряглись мышцы.
   Элизабет облизнула пересохшие губы.
   — Да… Со мной все в порядке.
   Наклонившись, Николас прильнул к ее губам глубоким, нежным поцелуем, заставившим Элизабет забыть обо всем и вновь почувствовать огонь желания. Боль утихла. Элизабет почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Николас ритмично задвигался, и тело Элизабет возродилось к жизни.
   Легкий стон сорвался с ее губ. Элизабет вся подалась навстречу Николасу, инстинктивно раздвинув ноги еще шире, стремясь глубже вобрать его в себя, охваченная желанием быть к нему ближе. По телу ее пробегала сладкая дрожь, из груди вырвался полувсхлип-полувздох.
   Застонав, Николас снова вошел в нее, движения его становились все мощнее, все требовательнее. Элизабет прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает трепетный огонь. Она была как в тумане. Все куда-то исчезло, осталось лишь ощущение, что она растворяется в Николасе. Она изо всех сил вцепилась ему в плечи, чувствуя под руками мощь мускулов. Николас откинул назад голову, и его густые черные волосы коснулись рук Элизабет.
   Внезапно Элизабет почувствовала, как внутри все сжалось. Что-то с ней происходило — странное, неукротимое и вместе с тем радостное. По телу разлилось блаженное тепло. И вдруг ее подхватила бурная волна и понесла куда-то вверх, в невиданные дали, к слепяще-яркому свету. Чувствуя, что не в силах больше выдержать эту сладкую пытку, Элизабет пронзительно вскрикнула и содрогнулась.
   Еще два сильных толчка — и Николас, глухо застонав, последовал ее примеру. Тело его содрогнулось. Несколько секунд Николас еще возвышался над ней, опираясь на руки, потом, нежно поцеловав Элизабет в шею и губы, лег с ней рядом и притянул ее к себе.
   Несколько минут оба молчали. Элизабет слышала неистовое биение его сердца. Ее собственное вторило ему в такт.
   Элизабет не знала, что бы случилось, если бы она после всего произошедшего между ними просто заснула. Но было еще слишком рано, и ночь казалась слишком восхитительной, чтобы тратить ее на сон. Однако минута шла за минутой, а Николас молчал и не делал ни малейшей попытки к ней прикоснуться. Тогда Элизабет сама повернулась к нему и, приподнявшись на локте, запечатлела на губах Николаса нежный поцелуй.
   — Элизабет… — прошептал он охрипшим голосом. — Бесс…
   Элизабет легла на спину, и Николас, сжимая ее в объятиях, снова вошел в нее.
   — О Господи! Я знаю, что не должен этого делать, но не могу остановиться. Я никак не могу насытиться тобой.
   На сей раз он взял ее бережно и нежно. И вскоре они вновь вознеслись к вершинам блаженства, а потом заснули.
   Перед рассветом Элизабет проснулась и, открыв глаза, взглянула на Николаса. Он не спал. Глаза у него были темные, затуманенные страстью. Она потянулась к нему, и он обнял ее и притянул к себе. Они снова любили друг друга, обстоятельно, не спеша, и Николасу казалось, что никогда ему не утолить страсть, которую вызывала в нем эта девушка.
   Он вел себя так, словно боялся, что восход солнца вновь вернет их в ту жизнь, в которой нет места их любви. Элизабет стало грустно, однако она знала, на что идет, когда переступила порог этой комнаты.
   «Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что между нами произошло, — подумала она. — Да и как можно пожалеть о самой прекрасной ночи в своей жизни? Даже если впереди меня ждет жалкое, безрадостное существование, я не буду предаваться унынию, не позволю ему сломить себя, как произошло с мамой. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать эту ночь, которую провела в объятиях Николаса Уорринга, и благодарить Господа за то, что он ниспослал мне такое счастье».
 
   Ник осторожно встал с постели, стараясь не разбудить Элизабет, оделся и отправился на конюшню. На душе у него
   кошки скребли. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Парнишка конюх отлично вычистил Акбара. Лошадь хорошо отдохнула и была готова к предстоящему трудному путешествию, чего нельзя было сказать о самом Нике.
   Обернувшись, он взглянул в сторону увитого плющом здания, на окна комнат, расположенных над кухней, где он похитил у Элизабет девственность. Он отлично понимал, что поступает мерзко, однако не в силах был ничего с собой поделать. А должен был бы! Ведь он женат, и Элизабет никогда не сможет ему принадлежать. Она аристократка и его подопечная, а он затащил ее к себе в постель, как какую-нибудь проститутку, которых в изобилии поставлял в Рейвенуорт-Холл Тернер-Уилкокс.
   Ник почувствовал такое отвращение к себе, что ему на секунду стало дурно. И тем не менее ночь, проведенная с Элизабет, оказалось настолько чудесной, что по-настоящему сожалеть о ней Николас не мог.
   По правде говоря, Элизабет тронула его душу так, как еще ни одной женщине не удавалось этого сделать. С ней он испытал такую полноту жизни, какой не испытывал с того самого дня, когда его отправили в ссылку и жизнь его приняла такой горький и безвозвратный поворот. Однако Ник понимал, что никакие чувства положения вещей не изменят. Он по-прежнему женат, а по отношению к Элизабет Вулкот поступил как последний негодяй.
   Кинув конюху монетку, Ник приказал ему оседлать лошадь и отправился на поиски какой-нибудь одежды для Элизабет. Выйдя из конюшни во двор, он снова бросил взгляд на окна второго этажа небольшого кирпичного строения и плотно сжал губы.
   Предстоял долгий путь домой.
 
   Хотя Маргарет Уорринг не видела брата почти год, стоило ему переступить порог Рейвенуорт-Холла, как она тотчас же поняла, что с ним что-то произошло. Целых девять лет прошло с тех пор, как Мэгги была здесь в последний раз, а казалось, прошло всего несколько дней. Она во все глаза смотрела на Ника, однако он ее не замечал: взгляд его был прикован к молодой стройной рыжеволосой девушке, одетой в простую коричневую юбку и белую муслиновую блузку — обычный наряд горничной.
   Однако Мэгги знала, что никакая это не горничная, а подопечная Ника и зовут ее Элизабет Вулкот. Мэгги уже слышала о похищении девушки. Она приехала всего через несколько минут после того, как Николас отправился на поиски Элизабет. Мэгги уже успела познакомиться с тетей Софи — очень милой, хотя и несколько эксцентричной старушкой, имевшей привычку принимать близко к сердцу все, что происходило вокруг.
   Неожиданный приезд Мэгги не составил исключения.
   — Да ведь это Маргарет! — непринужденно воскликнула Софи Крэбб, столкнувшись с ней в дверях. — Сто лет вас не видела! Постойте-ка… Ну да, последний раз мы с вами встречались еще до того, как вы ушли в монастырь. Какая же вы были тогда молоденькая и хорошенькая! А как похожи на свою милую матушку! Так, значит, вы вернулись домой, моя дорогая девочка? Ваш брат будет просто счастлив. Он, знаете ли, не был в восторге от того, что вы решили отрешиться от всего земного.
   Мэгги потеряла дар речи. Одной фразой Софи Крэбб подвела итог всей ее прошлой и настоящей жизни. Мэгги и в самом деле вернулась домой. Она уже вполне расплатилась за совершенные ошибки и наконец поняла, что вовсе не хочет до конца жизни оставаться в монастыре.
   Проводя год за годом в тихой уединенной обители, Маргарет постепенно начала осознавать, что жизнь проходит мимо. И ей захотелось вновь открыть для себя мир, в котором она когда-то жила, найти в нем свой собственный путь и отвечать за последствия этого выбора.
   И теперь она стояла в холле, смотрела на такое красивое и родное, но искаженное страданием лицо брата и понимала, что не у нее одной проблемы. Похоже, и у Ника они есть.
   — Ник! — позвала она.
   Он страдал целых семь долгих лет. Мэгги думала, что все плохое осталось для него в прошлом, однако выражение лица брата подсказало ей, что все не так просто.
   Он обернулся на ее голос, и в ту же секунду морщинки на лбу разгладились, а лицо стало радостным и безмятежным.
   — Мэгги! Вот это да! Какого черта ты здесь делаешь? — И прежде чем она успела что-то ответить, схватил ее в объятия и закружил по холлу. — Черт подери! Как я рад, тебя видеть!
   — Я тоже очень рада тебя видеть, Ник. — О Господи, как же она по нему соскучилась! — Надеюсь, ты не откажешься от своих слов, если я скажу тебе, что вернулась домой навсегда.
   На лице Николаса отразилось беспокойство, но уже в следующую секунду его сменила радостная улыбка.
   — Ты хочешь сказать, что навсегда оставила монастырь?
   — Да. Я решила дать миру еще один шанс.
   Он обнял ее и крепко прижал к себе.
   — Слава тебе, Господи!
   Они стояли улыбаясь друг другу, вновь ощущая себя десятилетними детьми. Внезапно Ник громко ахнул и обернулся:
   — Боже правый! Я совсем забыл. Леди Маргарет, разрешите представить вам мою подопечную, мисс Элизабет Вулкот.
   Элизабет присела в реверансе:
   — Счастлива с вами познакомиться, леди Маргарет. — Она вспомнила о своей помятой коричневой юбке и простенькой белой кофточке, и краска бросилась ей в лицо. — Прошу простить меня за мой внешний вид, но я…
   — Я в курсе последних событий. Ваша тетушка вкратце поведала мне о том, что произошло, а Мерси Браун дополнила ее рассказ деталями.
   Элизабет улыбнулась, а Ник нахмурился:
   — Этот мерзавец Бэскомб ей житья не дает. Вбил себе в голову, что должен жениться на ней. Теперь, когда ты вернулась домой, ты поможешь нам найти для Элизабет подходящего мужа.
   Мэгги улыбнулась, Элизабет же, наоборот, отчего-то погрустнела.
   — Если вы не возражаете, — проговорила она, — я пойду наверх и переоденусь. Думаю, вы извините меня — путешествие было не из легких.
   Мэгги пристально взглянула на Элизабет. Девушка была выше ее ростом, с темно-рыжими, а не золотистыми, как у нее, волосами и зелеными, а не светло-голубыми глазами.
   — Ну конечно! — воскликнула она. — И прошу вас, зовите меня просто Мэгги. Надеюсь, мы с вами будем друзьями.
   Элизабет улыбнулась:
   — Я была бы очень этому рада. А вы зовите меня Элизабет.
   Элизабет, повернувшись, зашагала прочь. А Мэгги, глядя ей вслед, отметила, что Ник и его подопечная явно чем-то взволнованы.
   — Они не обидели ее? Ты приехал вовремя? — спросила она Ника.
   На скулвх Ника заиграли желваки.
   — Люди Бэскомба ее не тронули, если ты об этом спрашиваешь.
   Мэгги облегченно вздохнула:
   — Слава тебе, Господи!
   Брат промолчал, но лицо его стало жестким, и Мэгги снова почувствовала беспокойство. Протянув руку, она погладила Ника по щеке, ощутив, как он напряжен.
   — С тобой все в порядке, Ник? Ты что-то сам на себя не похож.
   Николас тяжело вздохнул.
   — Со мной все в полном порядке. Просто я устал. Давай я пойду переоденусь, а потом мы с тобой встретимся в кабинете. — Он улыбнулся, однако улыбка вышла несколько вымученной. — Расскажешь мне во всех подробностях о том, что побудило тебя покинуть монастырь и вернуться к жизни.
   При виде Элизабет Мерси заохала, заахала, засуетилась. Элизабет же оставалась совершенно равнодушной ко всему. Она страшно устала, и у нее ныло сердце. Всю дорогу от постоялого двора до дома Ник почти не обращал на нее внимания. Он был вежлив и холоден. Ни поцелуя, ни нежного взгляда. Ничего… Словно ночи, которую они провели вместе, не было. К концу пути Элизабет стало казаться, что это и в самом деле так.