Лето, которого так ждала Уитни, превратилось в тюрьму из правил, установленных для нее Дж. Т.
Ей запрещалось шататься по конюшням. Общаясь с работниками на ранчо, она не должна забывать, что она - Тернер. Безусловно, требовалось снять мерки для портного, чтобы заменить джинсы и майки, которые, она всегда носила на ранчо. Ей также следовало появляться на официальных обедах, которые давал Тернер время от времени, и научиться быть хозяйкой для его гостей.
Короче говоря, ей надо было соответствовать положению дочери своего отца.
К середине лета Уитни была окончательно и бесповоротно несчастна. Она ненавидела свое новое существование, но ее вырастили послушной дочерью. Оставалось только надеяться, что все переменится, как только Дж. Т. снова будет на ногах. Как только он возьмет в руки вожжи своей жизни снова, он позабудет о ней, как это случалось в прошлом.
Именно так и произошло. Однажды утром она проснулась и обнаружила, что он уехал. Эмма, последняя в бесконечной процессии сменяющихся домоправительниц, сообщила, что Дж. Т. вылетел на вертолете сразу после восхода, вызванный куда-то по срочным делам. Он позвонит по телефону или телеграфирует, его адвокаты будуг знать, как с ним связаться в случае необходимости, он увидится с Уитни через несколько недель...
"Вздор, вздор, вздор", - радовалась Уитни, делая вид, что огорчена.
Впервые черствость отца не принесла ей боли. Вместо этого она радовалась, как будто вырвалась из клетки.
За считанные секунды она сбросила сшитый по моде костюм и натянула вылинявшие джинсы и майку. Потом заторопилась в конюшню, чтобы почистить маленькую чалую кобылку, которую ей подарили к десятому дню рождения. Она не была здесь все лето.
- Твое дело - ездить на ней, - сказал Дж. Т. - Я плачу рабочим, чтобы они ухаживали за лошадьми.
Если работники и удивились, увидев ее, то не показали виду. Ее приветствовали, как и раньше, добрыми улыбками, и через несколько минут она почувствовала себя как дома.
Ей придется стать "мисс Уитни", когда через несколько недель вернется отец. Но сейчас с грязью на носу и соломой в волосах она была такой же молоденькой барышней, как и всегда.
Так она и выглядела в тот день, когда познакомилась с Алексом Бароном. Правда, тогда он не называл себя этим именем. Его звали Энди - именно так он представился.
Она была одна в конюшне, убирала навоз из стойла кобылки, стоя по колено в сене, когда дверь распахнулась настежь. Уитни повернулась, щурясь от ослепительно яркого света. В проеме дверей стояла фигура - мужчины или мальчика, она не могла разглядеть.
- Эй, есть кто? - спросил он. - Где хозяин? Уитни выпрямилась, все еще держа вилы в руке.
- Старший конюх? Его контора - позади конюшни.
- Я туда заходил, - ответил он, сделав несколько шагов вперед. - Там никого нет.
Теперь, когда он заслонил собою свет, она увидела молодого человека в выцветших джинсах и хлопковой майке со словом "Тернер", такой же, как и у нее. Но рукава майки были оторваны, обнажая сильные загорелые руки.
- Где еще он может быть? - спросил он. - Ты не знаешь?
- Нет, - сказала она. - Я... я...
Слова замерли на губах, когда ее взгляд упал на него. Раньше она никогда не встречала никого с такой внешностью. Он был... он был очень мужественный, несмотря на то что его выгоревшие на солнце волосы доставали почти до плеч. Ее отец нахмурился бы и сказал, что он выглядит бездельником, но... но это было бы неправдой. Он выглядел как... он был похож...
Уитни почувствовала, как по коже пробежали странные мурашки. И тут же с ужасом вспомнила, что щеки у нее грязные, а в волосах застряли клочки соломы.
Это ощущение было новым для девочки, которая никогда раньше не заботилась о своей внешности, если только не появлялась по приказу Дж. Т. за обеденным столом. Она почему-то смутилась. Их глаза встретились, и ей показалось, что в его взгляде она уловила искорки смеха.
Уитни ужасно разволновалась, но впервые в жизни она сумела скрыть свое волнение, спрятавшись за высокомерной манерой поведения одного из Тернеров.
- Возможно, я смогу вам помочь, - произнесла она, выпрямляясь и одаривая его холодной полуулыбкой.
Он усмехнулся.
- Сомневаюсь.
Она почувствовала, что краснеет.
- Я полагаю, что вам лучше рассказать мне, что вы хотите.
Ее саму покоробило от этих слов. Что с ней происходит? Это ее отец так разговаривает с людьми, а не она. Уитни сделала шаг вперед, но, прежде чем она успела извиниться, паренек снял с головы воображаемую шляпу и отвесил ей низкий поклон.
- Конечно, миледи. Не будет ли миледи так добра сказать, где разгрузить грузовик с кулями корма?
Он смеялся над ней, это было совершенно очевидно. Уитни вспыхнула, воткнула вилы в сено и уперла руки в бока.
- У тебя есть представление о том, кто я такая? - нарочито надменно спросила она.
- Угу. - Его лицо приняло бесстрастное выражение, и он окинул ее взглядом с головы до ног. - Вы - леди, испачканная в навозе от макушки до пяток.
Уитни насупилась и взглянула на него исподлобья. Но он улыбался, и его улыбка была такой заразительной, что через несколько секунд она и сама рассмеялась.
В конце концов, он - просто мальчишка, заставший ее врасплох, поэтому она и вела себя так странно. Ужасно глупо.
- Значит, так, - сказали она, вытирая руки о свои плотно обтянутые джинсовкой ягодицы, - подожди минутку, я закончу тут и найду место, где разгрузить твои мешки.
- Заметано, - сказал он. - Но только ты сначала позволишь помочь тебе?
Уитни пожала плечами.
- Почему бы нет?
Они работали, понимая друг друга без слов, пока стойло не стало чистым, затем наполнили его свежим сеном, и только тогда Уитни вышла следок за парнем наружу, к груженому автомобилю с надписью "Тернер".
- Ты можешь разгрузить его вон там у стены, - распорядилась она. - Я помогу тебе.
- Мешки тяжелые, - предупредил он, но Уитни замотала головой.
- Ох уж это мне мужское высокомерие, - заметила она. - Я сильнее, чем ты думаешь.
Она почти, зашаталась под тяжестью первого мешка, но не показала виду, хотя, когда они разгрузили машину, у нее ныли спина и руки. Самое главное ей было хорошо. У незнакомца отличное чувство юмора, он постоянно заставлял ее смеяться, и время пролетело незаметно.
Когда они закончили, он вытер руку о джинсы и протянул ей.
- Большое спасибо. - Он замолчал, и мальчишеская усмешка растянула уголки его губ. - Мы даже не представились друг другу. Я - Энди.
- Уитни, - сказала она, вкладывая свою руку в его.
Несколько месяцев спустя она припоминала, что в этот момент что-то промелькнуло у него в глазах.
- Уитни Тернер?
- Да, - ответила она и, возможно, из-за того, что отец этим летом постоянно внушал ей, кем она была, подняла подбородок почти вызывающе. - Это имеет значение?
- Нет, - ответил он тотчас же, - никакого. Последовало молчание, а потом Энди опустил свою руку.
- Ну, - сказал он, - еще раз спасибо.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Уитни неожиданно сделала шаг вперед.
- Ты не хочешь... не хочешь ли ты лимонада? Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой.
- Конечно. Очень хочется пить.
С этого началась их дружба. Тот первый день они провели вместе, разговаривая обо всем и ни о чем, пока наконец Энди не сказал, что, если он не вернется к своей работе, он может ее потереть.
Во второй раз в жизни Уитни говорила как один из Тернеров.
- Я не позволю им уволить тебя. Улыбка Энди стала холодной.
- Почему ты думаешь, что я разрешу тебе вмешиваться? Обойдусь без твоей помощи!
Чем больше узнавала она Энди, тем больше он ей нравился. Он был независимым и привык полагаться только на самого себя. Это придавало ему стойкость, выгодно отличающую его от других парней, которых она знала. Сыновья друзей ее отца или братья ее школьных подружек - все они не выдерживали сравнения с Энди.
Он зарабатывал себе на жизнь, скитаясь по Тихому океану, выполнял различную работу, и хотя она понимала, что нет ничего романтического или увлекательного в упаковке бананов или в загрузке фрахтовых судов, в его рассказах все это становилось почти интригующим. Он крепко стоял на своих ногах - во всяком случае, он никогда не вспоминал о своей семье. Ему было только двадцать лет, но он уже увидел и попробовал все. И именно это заставило Уитни соврать ему о своем возрасте. Она сказала, что ей восемнадцать, боясь, что Энди может счесть ее ребенком, если узнает правду.
Но это была единственная ложь, которую она позволила себе. Она была открыта и честна с ним во всем остальном. Он был ее первым настоящим другом, первым человеком, с которым она чувствовала себя свободно, - и тогда, в августе, их дружба пробудила к жизни нечто другое...
День выдался горячий, знойный, какие редки на островах. Энди был свободен до обеда, и они сидели в тени огайи, за конюшней, с трудом перенося влажную духоту.
Жара стояла невыносимая. Уитни было решила предложить ему искупаться в бассейне за домом. Но в тот день ее отец должен был вернуться, и она понимала, что не стоит афишировать их знакомство с Энди. И вообще с возвращением Дж. Т. возможность встречаться с новым другом становилась весьма проблематичной.
Но должно же быть на свете какое-то прохладное место, куда они могли бы пойти вместе, подумала Уитни, и сразу же ей на ум пришло название.
- Кахуна Джордж, - сказала она счастливо. - Как я раньше не догадалась?
Энди посмотрел на нее.
- Кахуна Джордж? Что это?
- Рай с аэркондишн. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться туда?
- Размечталась... На этом острове нет аэркондишн нигде, кроме больших отелей. - Он вытер пот со лба тыльной стороной руки. - Разве ты не читала, что заявила Торговая палата? Вам на Гавайях не нужен аэркондишн. Уитни поднялась.
- Ну что ж, они правы. Все, что нужно, - это знать, как избавиться от солнца. - Она одарила его довольной улыбкой. - Я раздобуду термос чая со льдом, а ты пока оседлай лошадей.
- У барышни галлюцинации, - застонал Энди, поднимаясь на нога и направляясь к конюшне.
Спустя час они были в Кахуне Джордж.
Уитни оказалась права, там было гораздо прохладнее. Там всегда с моря дул бриз, а густые деревья, растущие по краям лощины, давали тень, защищая от самых пронзительных солнечных лучей.
Они растянулись на сочной траве, жуя крекеры и фрукты, передавая друг другу термос и весело болтая. Неожиданно небо потемнело. Уитни, знакомая с капризами погоды, схватила Энди за руку и потащила к деревьям, но было слишком поздно. Небеса разверзлись, хлынул холодный ливень, и за какие-то секунды они промокли до нитки.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, но к тому времени Уитни дрожала от холода.
- С тобой все в порядке? - спросил Энди.
- О-о-отлично, - кивнула она, хотя зубы ее исполняли танец с кастаньетами.
Энди обнял ее и прижал к себе. До этого он никогда не касался ее, разве что случайно, и теперь на нее нахлынули тысячи ощущений. Она чувствовала твердость обнимающей ее руки, влажность рубашки, запах его кожи, нагретой солнцем.
Дрожь пробежала по ней, дрожь, которую Энди понял неправильно. По крайней мере так она думала тогда. Позднее Уитни догадалась, что он намеренно вел себя так, как будто не понимал, что с ней.
- Ты замерзла, - шепнул он, и не успела она запротестовать, как он снял свою рубашку и набросил ей на плечи.
Eе сердце замерло, когда его руки коснулись ее.
- Энди...
- Не возражай, - сказал он. - Ты простудишься.
- Нет. И тебе самому нужна рубашка. Без нее...
Без нее он был полуобнаженным. Она проглотила слова, а краска залила ей щеки, пока она не отрываясь смотрела на него. Кожа у Энди была золотого цвета, как летняя трава на северном лугу, а на груди росли густые волосы, и в них капли блестели как бриллианты.
Она почувствовала ком в горле.
- Энди, - начала она, и в этот момент он протянул руку и начал застегивать пуговицы рубашки, накинутой на нее.
У нее перехватило дыхание, когда его рука слегка дотронулась до ее груди. Она почувствовала, как все ее тело устремилось навстречу ему, а с губ сорвался не то всхлип, не то стон.
Рука Энди замерла.
- Уитни? - позвал он тихо.
Она прошептала его имя, и они оказались в объятиях друг друга, целуясь с такой страстью, какую по своей невинности она и представить не могла.
Даже сейчас, девять лет спустя, Уитни помнила жар этого первого объятия. Стоя в своей бело-розовой спальне, она закрыла глаза и вспоминала ощущение скользкой от дождя кожи Энди под ее дрожащими пальцами, запах его тела, когда он увлек ее вниз на мягкую траву, вкус его губ.
Уитни закрыла лицо руками. Негодяй, он все распланировал, вплоть до последнего момента. Она еще долго удивлялась, почему он не овладел ею в тот день. Видит Бог, он вполне мог это сделать, потому что, когда он перестал ее целовать, у нее голова кружилась от желания.
Теперь-то она не сомневалась: он не был готов к тому, чтобы в тот поддень их отношения зашли так далеко. Ему нужны были лучшие декорации и определенная аудитория для следующего этапа мерзкого плана.
А тогда он осторожно, как будто она была такой хрупкой, что могла рассыпаться в его руках, отодвинул ее от себя. И так было каждый раз в течение следующих двух недель, пока наконец Уитни до боли не захотела, чтобы он овладел ею.
Со всей невинностью своих шестнадцати лет она думала, что любит его и что он тоже ее любит. Возможно, именно эта уверенность сделала тот последний день особенно унизительным и болезненным.
День начался плохо. Разнеслась весть, что ее отец, который все еще был в отъезде, приезжает домой следующим вечером. На этот раз он останется на месяц, и это означало, что Уитни снова будет под неусыпным оком.
Такая перспектива наполняла ее отчаяньем, и она старалась не думать о том, что ждет ее впереди. Они были с Энди в конюшне, когда солнце уже клонилось к морю. Уитни лежала в его объятиях на ложе из сладко пахнущего сена, почти потеряв голову от ощущения его твердой возбужденной плоти. Он хотел ее - и даже одежда, разделяющая их, не могла скрыть этого.
Он целовал ее снова и снова, пока наконец она не стала извиваться от желания, слепая ко всему, кроме настоятельной потребности своего тела.
Уитни молчала, но оно красноречиво говорило за нее. И Энди, пробормотав что-то, прижал ее к себе так сильно, что она едва дышала, а потом сказал, что больше так не может. Он сказал, что пришло время и он должен овладеть ею...
Уитни подошла к окну и посмотрела в него невидящим взглядом. Уже настала ночь, а она забыла, как быстро темнота окружает тебя на островах.
Той ночью темнота тоже окружала их, накрыв черным бархатом.
Ее руки обвились вокруг шеи Энди.
- Тогда возьми меня, - прошептала она.
Он нежно сжал ее запястья и опустил ее руки.
- Не здесь, - сказал он хрипло. - Не на конюшне. - И ни в одном из тех мест, где они были наедине: ни в Кахуне Джордж, ни в Хайна-Бич, где он впервые коснулся ее груди и заставил ее вскрикнуть от страсти.
Он сказал, что придет в ее комнату ночью и займется с ней любовью как полагается: на чистых простынях, на мягкой постели, и они проведут всю ночь в объятиях друг друга.
Сердце Уитни забилось от волнения. Сначала ей показалось, что риск слишком велик, но постепенно она успокоилась. Что может случиться, в самом деле? Ее отца не будет до завтрашнего дня. Что же касается Эммы, то она скажет, что у нее разболелась голова, и рано ляжет спать.
Наступит завтра, и кто знает, сколько им придется ждать, пока, они снова не смогут быть вместе?
- Оставь дверь в свою lanai незапертой, - прошептал Энди, - и я приду к тебе.
В темноте Уитни, дрожа, ждала звука шагов на балконе. Когда он наконец появился, она была уже в совершеннейшей панике. От него, от себя - от того, что они собирались сделать.
- Я передумала, - воскликнула она вместо приветствия, и Энди - умный, сообразительный Энди - улыбнулся и ответил, что все в порядке: он тоже еще раз все обдумал.
- Просто разреши мне обнять тебя, - прошептал он и наклонился к ее лицу. Но после того, как он начал целовать и ласкать ее, страхи вскоре улетучились, и она просто потеряла голову от охватившей их страсти.
Уитни отошла от окна и прижала пальцы к губам. Тогда она не услышала ни шагов отца по ступеням, ни его стука в дверь. Она не услышала, как открылась дверь, - она ничего не осознавала, кроме объятий Энди и его поцелуев, когда яркий свет залил комнату.
- Уитни! - заорал ее отец. Наступила оглушительная тишина, и Дж. Т. ткнул пальцем в дверь. - Иди в мою комнату и жди меня там!
Сколько раз в течение всех этих лет она думала, что произошло бы, если бы она не подчинилась? Что бы сделал Энди, если бы она настояла на том, чтобы остаться с ним и встретить лицом к лицу ярость ее отца?
Ах, не важно. Она ведь подчинилась; ей было всего шестнадцать лет, и она была примерной дочерью всю свою жизнь. Иногда потом ей казалось, что Энди звал ее, хотя она была почти уверена, что этого не могло быть. Просто ее мозг сыграл с ней очередную шутку; еще одна жестокость, в придачу ко всему остальному.
А в ту ночь она ждала, дрожа, больше часа, и когда ее отец появился, его лицо было темным и холодным от презрения.
- Как ты могла? - процедил он холодно. - Моя дочь - с таким мальчишкой!
- Ты не понимаешь. Энди любит меня...
Она отшатнулась, когда отец со всего размаха залепил ей пощечину.
- Ты - маленькая сентиментальная дура. Он использовал тебя. А теперь сбежал.
- Ты отослал его? - Уитни попыталась проскользнуть мимо него, но отец схватил ее за плечи и тряхнул.
- Послушай меня, - рычал он. - Он использовал тебя с самого начала.
Она замотала головой и в отчаянии зажата уши руками.
- Ты лжешь.
Но отец продолжал обвинять, его голос звучал холодно и уверенно, пока наконец вся злосчастная история не предстала перед ними чем-то постыдным и омерзительным.
Энди был умен и предусмотрителен. Он видел, как наивна и невинна была она, и в соответствии с этим построил свой план. Он решил соблазнить ее, но откладывал это до тех пор, пока не нашел подходящее время и место, чтобы их непременно застал сам Дж. Т.
Она отказывалась верить.
- Это ложь! - кричала она. - Он даже не знал, что ты приезжаешь сегодня ночью.
Но Дж. Т. был неумолим. Энди видели с Кении, пилотом вертолета, в тот момент, когда Кении готовился лететь за ее отцом и собирался вернуться этим же вечером, а не на следующее утро.
- Он знал, что я вернусь сегодня ночью, Уитни, точно так же как он знал, что я приду к тебе в комнату, чтобы справиться о тебе, поскольку Эмма сказала мне, что ты больна.
- Но... но зачем? - рыдала она. - Почему он это сделал?
- Потому, что он ненавидит нас.
- Н-не понимаю. Дж. Т. нахмурился.
- Мальчишка не получил образования. У него нет будущего. Но вместо того, чтобы принять все как есть, он презирает людей, подобных нам, за их деньги.
Уитни задохнулась.
- Нет! Нет! Мы говорили о деньгах! Энди не...
- Неужели? Твоя наивность просто стоила мне двадцати пяти тысяч долларов. Именно столько этот конюх потребовал за свое обещание покинуть острова.
Уитни уставилась на него.
- Нет, - прошептала она. - Ты... ты избавился от него, ты сделал что-то...
- Да уж, - отец беспощадно скривил рот. - Естественно, сделал. Я заплатил негодяю его цену.
Когда она осознала эту страшную правду, то побледнела и чуть слышно произнесла:
- Он одурачил меня. Дж. Т. зло процедил:
- Он одурачил нас обоих. Но я спас нашу гордость. Я сказал ему... ну, не важно... Что действительно важно, так это то, что его больше нет. Через неделю или две вся эта история забудется.
На следующее утро новая домоправительница заняла место Эммы.
- Если бы она хорошо выполняла свои обязанности, мальчишке никогда не удалось бы проникнуть в дом и воспользоваться твоей благосклонностью, прорычал вместо объяснения Дж. Т.
Через год она попросила отправить ее в колледж, и отец согласился.
- Но ты вернешься, когда закончишь учебу, - предупредил он. - Твое место туг, на земле Тернеров.
Однако она не вернулась, несмотря на его настоятельные просьбы. То, что произошло с ней в ту ночь, изменило ее навсегда.
Она не могла жить той жизнью, какую уготовил для нее отец, и через год на континенте она набралась храбрости сказать ему об этом.
Со временем отец перестал настаивать, и они остались по-прежнему далеки друг от друга, но теперь их разделяло не только расстояние...
Где-то в темноте резко закричала ночная птица. Уитни вздрогнула и отвернулась от окна. Воспоминания были болезненными, но они придавали ей силу, которая была нужна, чтобы выдержать предстоящее ей испытание.
Она снова держала себя в руках.
Ее жизнь принадлежала только ей, а не отцу и не Александру Барону.
И провалиться ей на этом месте, если она позволит хоть одному из них использовать ее.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Уитни переходила от лампы к лампе, включая свет, пока спальня не превратилась в сверкающий в темноте маяк.
"Невероятно, - подумала она. - Чудовищно! Представить только - отец вытащил ее в такую даль, чтобы сделать марионеткой... в своей игре!"
У нее не было иллюзий в отношении Дж. Т. Она была свидетелем того, как он разрывал дружеские отношения во имя мести, пренебрегал правилами приличия ради выгоды. Она знала, что он ставит собственные интересы и интересы "Тернер Энтерпрайзиз" превыше всего.
Но то, что он задумал теперь... Господи! Неужели у него нет к ней никаких чувств? Ведь она была его дочерью, как же он может делать из нее приманку?! Ведь Дж. Т. лучше, чем кто бы то ни было, знал, что несколько лет назад ее жизнь была почти разбита Александром Бароном.
Она горько усмехнулась, вынимая из встроенного шкафа пиджак и надевая его. А что касается Барона - пусть катится в преисподнюю со своим высокомерием! Однажды он воспользовался случаем, но неужели он думает, что она позволит этому повториться?
Уитни глубоко вздохнула. Как и почему - не важно, думала она, вытаскивая чемодан. Важно то, что они оба недооценили ее. Девять лет назад она была почти ребенком, ослепленным первым чувством, слишком юной, чтобы взвалить на себя бремя собственной жизни.
Теперь она стала женщиной. И она сможет постоять за себя без посторонней помощи.
Ее трясло, когда она складывала вещи. Если бы Кении был еще тут, пилот собственного вертолета Тернера! А теперь ей придется искать другой способ удрать из дома. Если заказать легкий самолет или вертолет по телефону, а потом ждать их, потребуется слишком много времени. Барон будет здесь значительно раньше.
Нет, гораздо проще взять джип или "рэнджровер" из беспорядочно расположенных пристроек позади главного здания усадьбы и доехать до ближайшего общественного шоссе. Ранчо было огромным - оно занимало семьдесят пять тысяч акров, - ив нем всегда можно было найти какое-нибудь транспортное средство.
Уитни повесила на плечо дорожную сумку и подняла чемодан. Она доедет до ближайшего шоссе, потом до аэропорта в Кихоле, а потом сядет на первый же самолет, следующий на материк, и пусть катятся к чертям ее отец со своим ранчо и глупые сантименты, которые охватили ее, как только она сюда приехала.
Говорили же ей, что не стоит возвращаться домой, и теперь Уитни жалела, что не послушалась. Она поморщилась, когда открывала дверь спальни и выходила в коридор. Ну почему она не выяснила, зачем отец хочет ее видеть, прежде чем согласилась вернуться сюда? Ей следовало бы знать это, вместо того чтобы давать волю воображению: ах, отец болен или находится в отчаянном положении!..
Она уже добралась до верхней ступеньки лестницы, когда послышался звонок в дверь. Сердце у нее замерло: отец сказал, через сорок пять минут. Неужели она опоздала?
Уитни перегнулась через перила, глядя, как экономка прошла к парадной двери. С того места, где она стояла, ей не было видно входа, но она услышала, как дверь распахнулась, потом - голоса: экономки и другой несомненно, мужской голос, а затем дверь закрылась.
Послышались шаги по паркетному полу, и Уитни отпрянула в тень лестницы.
- Если вы подождете минутку, сэр, я доложу о вас мистеру Тернеру, сказала экономка.
- Благодарю вас.
Уитни затаила дыхание. Голос был ниже и грубее, но она все равно узнала бы его - ведь он так часто ей снился.
Александр Барон прибыл.
Тоненький голосок внутри нашептывал: "Уходи сейчас же. Спустись по черной лестнице, пройди через кухню и прямиком к выходу. Он тебя не увидит, он никогда не узнает..."
Но ноги не слушались. Она была как парализованная, как бабочка в коробке под стеклом, какие висели рядами на стенах библиотеки. Она не любила входить в эту комнату, когда была маленькой. Ей казалось неправильным, что эти создания, такие свободные и красивые, наколоты на булавки на фоне черного бархата.
- Барон! - Голос отца был сердечным, но на тон выше, чем обычно. - Как долетели? Сожалею, что не смог послать своего человека встретить вас в аэропорту, но мой вертолет в ремонте.
- Неужели?
"Одно только слою, - подумала Уитни, - всего одно слово, но столько в нем презрительной издевки".
- Ну, - заторопился отец, - что вам предложить из напитков? Ирландское виски, вероятно? Бурбон? У меня есть ящик "Дикой индейки", которая...
И снова быстрый односложный ответ:
- Водку.
- Водку? - Голос Дж. Т. стал елейным, как будто Барон попросил нечто такое банальное, как самый дешевый напиток. Уитни представила издевательскую полуулыбку, которая, вероятно, появилась у него на лице. - Конечно, если вы настаиваете. Вы уверены, что я не смогу соблазнить вас чем-нибудь еще? Друг из Глазго прислал мне исключительный солодовый скотч из собственной винокурни - он производит всего несколько сотен ящиков в год, и...
Ей запрещалось шататься по конюшням. Общаясь с работниками на ранчо, она не должна забывать, что она - Тернер. Безусловно, требовалось снять мерки для портного, чтобы заменить джинсы и майки, которые, она всегда носила на ранчо. Ей также следовало появляться на официальных обедах, которые давал Тернер время от времени, и научиться быть хозяйкой для его гостей.
Короче говоря, ей надо было соответствовать положению дочери своего отца.
К середине лета Уитни была окончательно и бесповоротно несчастна. Она ненавидела свое новое существование, но ее вырастили послушной дочерью. Оставалось только надеяться, что все переменится, как только Дж. Т. снова будет на ногах. Как только он возьмет в руки вожжи своей жизни снова, он позабудет о ней, как это случалось в прошлом.
Именно так и произошло. Однажды утром она проснулась и обнаружила, что он уехал. Эмма, последняя в бесконечной процессии сменяющихся домоправительниц, сообщила, что Дж. Т. вылетел на вертолете сразу после восхода, вызванный куда-то по срочным делам. Он позвонит по телефону или телеграфирует, его адвокаты будуг знать, как с ним связаться в случае необходимости, он увидится с Уитни через несколько недель...
"Вздор, вздор, вздор", - радовалась Уитни, делая вид, что огорчена.
Впервые черствость отца не принесла ей боли. Вместо этого она радовалась, как будто вырвалась из клетки.
За считанные секунды она сбросила сшитый по моде костюм и натянула вылинявшие джинсы и майку. Потом заторопилась в конюшню, чтобы почистить маленькую чалую кобылку, которую ей подарили к десятому дню рождения. Она не была здесь все лето.
- Твое дело - ездить на ней, - сказал Дж. Т. - Я плачу рабочим, чтобы они ухаживали за лошадьми.
Если работники и удивились, увидев ее, то не показали виду. Ее приветствовали, как и раньше, добрыми улыбками, и через несколько минут она почувствовала себя как дома.
Ей придется стать "мисс Уитни", когда через несколько недель вернется отец. Но сейчас с грязью на носу и соломой в волосах она была такой же молоденькой барышней, как и всегда.
Так она и выглядела в тот день, когда познакомилась с Алексом Бароном. Правда, тогда он не называл себя этим именем. Его звали Энди - именно так он представился.
Она была одна в конюшне, убирала навоз из стойла кобылки, стоя по колено в сене, когда дверь распахнулась настежь. Уитни повернулась, щурясь от ослепительно яркого света. В проеме дверей стояла фигура - мужчины или мальчика, она не могла разглядеть.
- Эй, есть кто? - спросил он. - Где хозяин? Уитни выпрямилась, все еще держа вилы в руке.
- Старший конюх? Его контора - позади конюшни.
- Я туда заходил, - ответил он, сделав несколько шагов вперед. - Там никого нет.
Теперь, когда он заслонил собою свет, она увидела молодого человека в выцветших джинсах и хлопковой майке со словом "Тернер", такой же, как и у нее. Но рукава майки были оторваны, обнажая сильные загорелые руки.
- Где еще он может быть? - спросил он. - Ты не знаешь?
- Нет, - сказала она. - Я... я...
Слова замерли на губах, когда ее взгляд упал на него. Раньше она никогда не встречала никого с такой внешностью. Он был... он был очень мужественный, несмотря на то что его выгоревшие на солнце волосы доставали почти до плеч. Ее отец нахмурился бы и сказал, что он выглядит бездельником, но... но это было бы неправдой. Он выглядел как... он был похож...
Уитни почувствовала, как по коже пробежали странные мурашки. И тут же с ужасом вспомнила, что щеки у нее грязные, а в волосах застряли клочки соломы.
Это ощущение было новым для девочки, которая никогда раньше не заботилась о своей внешности, если только не появлялась по приказу Дж. Т. за обеденным столом. Она почему-то смутилась. Их глаза встретились, и ей показалось, что в его взгляде она уловила искорки смеха.
Уитни ужасно разволновалась, но впервые в жизни она сумела скрыть свое волнение, спрятавшись за высокомерной манерой поведения одного из Тернеров.
- Возможно, я смогу вам помочь, - произнесла она, выпрямляясь и одаривая его холодной полуулыбкой.
Он усмехнулся.
- Сомневаюсь.
Она почувствовала, что краснеет.
- Я полагаю, что вам лучше рассказать мне, что вы хотите.
Ее саму покоробило от этих слов. Что с ней происходит? Это ее отец так разговаривает с людьми, а не она. Уитни сделала шаг вперед, но, прежде чем она успела извиниться, паренек снял с головы воображаемую шляпу и отвесил ей низкий поклон.
- Конечно, миледи. Не будет ли миледи так добра сказать, где разгрузить грузовик с кулями корма?
Он смеялся над ней, это было совершенно очевидно. Уитни вспыхнула, воткнула вилы в сено и уперла руки в бока.
- У тебя есть представление о том, кто я такая? - нарочито надменно спросила она.
- Угу. - Его лицо приняло бесстрастное выражение, и он окинул ее взглядом с головы до ног. - Вы - леди, испачканная в навозе от макушки до пяток.
Уитни насупилась и взглянула на него исподлобья. Но он улыбался, и его улыбка была такой заразительной, что через несколько секунд она и сама рассмеялась.
В конце концов, он - просто мальчишка, заставший ее врасплох, поэтому она и вела себя так странно. Ужасно глупо.
- Значит, так, - сказали она, вытирая руки о свои плотно обтянутые джинсовкой ягодицы, - подожди минутку, я закончу тут и найду место, где разгрузить твои мешки.
- Заметано, - сказал он. - Но только ты сначала позволишь помочь тебе?
Уитни пожала плечами.
- Почему бы нет?
Они работали, понимая друг друга без слов, пока стойло не стало чистым, затем наполнили его свежим сеном, и только тогда Уитни вышла следок за парнем наружу, к груженому автомобилю с надписью "Тернер".
- Ты можешь разгрузить его вон там у стены, - распорядилась она. - Я помогу тебе.
- Мешки тяжелые, - предупредил он, но Уитни замотала головой.
- Ох уж это мне мужское высокомерие, - заметила она. - Я сильнее, чем ты думаешь.
Она почти, зашаталась под тяжестью первого мешка, но не показала виду, хотя, когда они разгрузили машину, у нее ныли спина и руки. Самое главное ей было хорошо. У незнакомца отличное чувство юмора, он постоянно заставлял ее смеяться, и время пролетело незаметно.
Когда они закончили, он вытер руку о джинсы и протянул ей.
- Большое спасибо. - Он замолчал, и мальчишеская усмешка растянула уголки его губ. - Мы даже не представились друг другу. Я - Энди.
- Уитни, - сказала она, вкладывая свою руку в его.
Несколько месяцев спустя она припоминала, что в этот момент что-то промелькнуло у него в глазах.
- Уитни Тернер?
- Да, - ответила она и, возможно, из-за того, что отец этим летом постоянно внушал ей, кем она была, подняла подбородок почти вызывающе. - Это имеет значение?
- Нет, - ответил он тотчас же, - никакого. Последовало молчание, а потом Энди опустил свою руку.
- Ну, - сказал он, - еще раз спасибо.
Когда он повернулся, чтобы уйти, Уитни неожиданно сделала шаг вперед.
- Ты не хочешь... не хочешь ли ты лимонада? Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой.
- Конечно. Очень хочется пить.
С этого началась их дружба. Тот первый день они провели вместе, разговаривая обо всем и ни о чем, пока наконец Энди не сказал, что, если он не вернется к своей работе, он может ее потереть.
Во второй раз в жизни Уитни говорила как один из Тернеров.
- Я не позволю им уволить тебя. Улыбка Энди стала холодной.
- Почему ты думаешь, что я разрешу тебе вмешиваться? Обойдусь без твоей помощи!
Чем больше узнавала она Энди, тем больше он ей нравился. Он был независимым и привык полагаться только на самого себя. Это придавало ему стойкость, выгодно отличающую его от других парней, которых она знала. Сыновья друзей ее отца или братья ее школьных подружек - все они не выдерживали сравнения с Энди.
Он зарабатывал себе на жизнь, скитаясь по Тихому океану, выполнял различную работу, и хотя она понимала, что нет ничего романтического или увлекательного в упаковке бананов или в загрузке фрахтовых судов, в его рассказах все это становилось почти интригующим. Он крепко стоял на своих ногах - во всяком случае, он никогда не вспоминал о своей семье. Ему было только двадцать лет, но он уже увидел и попробовал все. И именно это заставило Уитни соврать ему о своем возрасте. Она сказала, что ей восемнадцать, боясь, что Энди может счесть ее ребенком, если узнает правду.
Но это была единственная ложь, которую она позволила себе. Она была открыта и честна с ним во всем остальном. Он был ее первым настоящим другом, первым человеком, с которым она чувствовала себя свободно, - и тогда, в августе, их дружба пробудила к жизни нечто другое...
День выдался горячий, знойный, какие редки на островах. Энди был свободен до обеда, и они сидели в тени огайи, за конюшней, с трудом перенося влажную духоту.
Жара стояла невыносимая. Уитни было решила предложить ему искупаться в бассейне за домом. Но в тот день ее отец должен был вернуться, и она понимала, что не стоит афишировать их знакомство с Энди. И вообще с возвращением Дж. Т. возможность встречаться с новым другом становилась весьма проблематичной.
Но должно же быть на свете какое-то прохладное место, куда они могли бы пойти вместе, подумала Уитни, и сразу же ей на ум пришло название.
- Кахуна Джордж, - сказала она счастливо. - Как я раньше не догадалась?
Энди посмотрел на нее.
- Кахуна Джордж? Что это?
- Рай с аэркондишн. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться туда?
- Размечталась... На этом острове нет аэркондишн нигде, кроме больших отелей. - Он вытер пот со лба тыльной стороной руки. - Разве ты не читала, что заявила Торговая палата? Вам на Гавайях не нужен аэркондишн. Уитни поднялась.
- Ну что ж, они правы. Все, что нужно, - это знать, как избавиться от солнца. - Она одарила его довольной улыбкой. - Я раздобуду термос чая со льдом, а ты пока оседлай лошадей.
- У барышни галлюцинации, - застонал Энди, поднимаясь на нога и направляясь к конюшне.
Спустя час они были в Кахуне Джордж.
Уитни оказалась права, там было гораздо прохладнее. Там всегда с моря дул бриз, а густые деревья, растущие по краям лощины, давали тень, защищая от самых пронзительных солнечных лучей.
Они растянулись на сочной траве, жуя крекеры и фрукты, передавая друг другу термос и весело болтая. Неожиданно небо потемнело. Уитни, знакомая с капризами погоды, схватила Энди за руку и потащила к деревьям, но было слишком поздно. Небеса разверзлись, хлынул холодный ливень, и за какие-то секунды они промокли до нитки.
Дождь кончился так же неожиданно, как и начался, но к тому времени Уитни дрожала от холода.
- С тобой все в порядке? - спросил Энди.
- О-о-отлично, - кивнула она, хотя зубы ее исполняли танец с кастаньетами.
Энди обнял ее и прижал к себе. До этого он никогда не касался ее, разве что случайно, и теперь на нее нахлынули тысячи ощущений. Она чувствовала твердость обнимающей ее руки, влажность рубашки, запах его кожи, нагретой солнцем.
Дрожь пробежала по ней, дрожь, которую Энди понял неправильно. По крайней мере так она думала тогда. Позднее Уитни догадалась, что он намеренно вел себя так, как будто не понимал, что с ней.
- Ты замерзла, - шепнул он, и не успела она запротестовать, как он снял свою рубашку и набросил ей на плечи.
Eе сердце замерло, когда его руки коснулись ее.
- Энди...
- Не возражай, - сказал он. - Ты простудишься.
- Нет. И тебе самому нужна рубашка. Без нее...
Без нее он был полуобнаженным. Она проглотила слова, а краска залила ей щеки, пока она не отрываясь смотрела на него. Кожа у Энди была золотого цвета, как летняя трава на северном лугу, а на груди росли густые волосы, и в них капли блестели как бриллианты.
Она почувствовала ком в горле.
- Энди, - начала она, и в этот момент он протянул руку и начал застегивать пуговицы рубашки, накинутой на нее.
У нее перехватило дыхание, когда его рука слегка дотронулась до ее груди. Она почувствовала, как все ее тело устремилось навстречу ему, а с губ сорвался не то всхлип, не то стон.
Рука Энди замерла.
- Уитни? - позвал он тихо.
Она прошептала его имя, и они оказались в объятиях друг друга, целуясь с такой страстью, какую по своей невинности она и представить не могла.
Даже сейчас, девять лет спустя, Уитни помнила жар этого первого объятия. Стоя в своей бело-розовой спальне, она закрыла глаза и вспоминала ощущение скользкой от дождя кожи Энди под ее дрожащими пальцами, запах его тела, когда он увлек ее вниз на мягкую траву, вкус его губ.
Уитни закрыла лицо руками. Негодяй, он все распланировал, вплоть до последнего момента. Она еще долго удивлялась, почему он не овладел ею в тот день. Видит Бог, он вполне мог это сделать, потому что, когда он перестал ее целовать, у нее голова кружилась от желания.
Теперь-то она не сомневалась: он не был готов к тому, чтобы в тот поддень их отношения зашли так далеко. Ему нужны были лучшие декорации и определенная аудитория для следующего этапа мерзкого плана.
А тогда он осторожно, как будто она была такой хрупкой, что могла рассыпаться в его руках, отодвинул ее от себя. И так было каждый раз в течение следующих двух недель, пока наконец Уитни до боли не захотела, чтобы он овладел ею.
Со всей невинностью своих шестнадцати лет она думала, что любит его и что он тоже ее любит. Возможно, именно эта уверенность сделала тот последний день особенно унизительным и болезненным.
День начался плохо. Разнеслась весть, что ее отец, который все еще был в отъезде, приезжает домой следующим вечером. На этот раз он останется на месяц, и это означало, что Уитни снова будет под неусыпным оком.
Такая перспектива наполняла ее отчаяньем, и она старалась не думать о том, что ждет ее впереди. Они были с Энди в конюшне, когда солнце уже клонилось к морю. Уитни лежала в его объятиях на ложе из сладко пахнущего сена, почти потеряв голову от ощущения его твердой возбужденной плоти. Он хотел ее - и даже одежда, разделяющая их, не могла скрыть этого.
Он целовал ее снова и снова, пока наконец она не стала извиваться от желания, слепая ко всему, кроме настоятельной потребности своего тела.
Уитни молчала, но оно красноречиво говорило за нее. И Энди, пробормотав что-то, прижал ее к себе так сильно, что она едва дышала, а потом сказал, что больше так не может. Он сказал, что пришло время и он должен овладеть ею...
Уитни подошла к окну и посмотрела в него невидящим взглядом. Уже настала ночь, а она забыла, как быстро темнота окружает тебя на островах.
Той ночью темнота тоже окружала их, накрыв черным бархатом.
Ее руки обвились вокруг шеи Энди.
- Тогда возьми меня, - прошептала она.
Он нежно сжал ее запястья и опустил ее руки.
- Не здесь, - сказал он хрипло. - Не на конюшне. - И ни в одном из тех мест, где они были наедине: ни в Кахуне Джордж, ни в Хайна-Бич, где он впервые коснулся ее груди и заставил ее вскрикнуть от страсти.
Он сказал, что придет в ее комнату ночью и займется с ней любовью как полагается: на чистых простынях, на мягкой постели, и они проведут всю ночь в объятиях друг друга.
Сердце Уитни забилось от волнения. Сначала ей показалось, что риск слишком велик, но постепенно она успокоилась. Что может случиться, в самом деле? Ее отца не будет до завтрашнего дня. Что же касается Эммы, то она скажет, что у нее разболелась голова, и рано ляжет спать.
Наступит завтра, и кто знает, сколько им придется ждать, пока, они снова не смогут быть вместе?
- Оставь дверь в свою lanai незапертой, - прошептал Энди, - и я приду к тебе.
В темноте Уитни, дрожа, ждала звука шагов на балконе. Когда он наконец появился, она была уже в совершеннейшей панике. От него, от себя - от того, что они собирались сделать.
- Я передумала, - воскликнула она вместо приветствия, и Энди - умный, сообразительный Энди - улыбнулся и ответил, что все в порядке: он тоже еще раз все обдумал.
- Просто разреши мне обнять тебя, - прошептал он и наклонился к ее лицу. Но после того, как он начал целовать и ласкать ее, страхи вскоре улетучились, и она просто потеряла голову от охватившей их страсти.
Уитни отошла от окна и прижала пальцы к губам. Тогда она не услышала ни шагов отца по ступеням, ни его стука в дверь. Она не услышала, как открылась дверь, - она ничего не осознавала, кроме объятий Энди и его поцелуев, когда яркий свет залил комнату.
- Уитни! - заорал ее отец. Наступила оглушительная тишина, и Дж. Т. ткнул пальцем в дверь. - Иди в мою комнату и жди меня там!
Сколько раз в течение всех этих лет она думала, что произошло бы, если бы она не подчинилась? Что бы сделал Энди, если бы она настояла на том, чтобы остаться с ним и встретить лицом к лицу ярость ее отца?
Ах, не важно. Она ведь подчинилась; ей было всего шестнадцать лет, и она была примерной дочерью всю свою жизнь. Иногда потом ей казалось, что Энди звал ее, хотя она была почти уверена, что этого не могло быть. Просто ее мозг сыграл с ней очередную шутку; еще одна жестокость, в придачу ко всему остальному.
А в ту ночь она ждала, дрожа, больше часа, и когда ее отец появился, его лицо было темным и холодным от презрения.
- Как ты могла? - процедил он холодно. - Моя дочь - с таким мальчишкой!
- Ты не понимаешь. Энди любит меня...
Она отшатнулась, когда отец со всего размаха залепил ей пощечину.
- Ты - маленькая сентиментальная дура. Он использовал тебя. А теперь сбежал.
- Ты отослал его? - Уитни попыталась проскользнуть мимо него, но отец схватил ее за плечи и тряхнул.
- Послушай меня, - рычал он. - Он использовал тебя с самого начала.
Она замотала головой и в отчаянии зажата уши руками.
- Ты лжешь.
Но отец продолжал обвинять, его голос звучал холодно и уверенно, пока наконец вся злосчастная история не предстала перед ними чем-то постыдным и омерзительным.
Энди был умен и предусмотрителен. Он видел, как наивна и невинна была она, и в соответствии с этим построил свой план. Он решил соблазнить ее, но откладывал это до тех пор, пока не нашел подходящее время и место, чтобы их непременно застал сам Дж. Т.
Она отказывалась верить.
- Это ложь! - кричала она. - Он даже не знал, что ты приезжаешь сегодня ночью.
Но Дж. Т. был неумолим. Энди видели с Кении, пилотом вертолета, в тот момент, когда Кении готовился лететь за ее отцом и собирался вернуться этим же вечером, а не на следующее утро.
- Он знал, что я вернусь сегодня ночью, Уитни, точно так же как он знал, что я приду к тебе в комнату, чтобы справиться о тебе, поскольку Эмма сказала мне, что ты больна.
- Но... но зачем? - рыдала она. - Почему он это сделал?
- Потому, что он ненавидит нас.
- Н-не понимаю. Дж. Т. нахмурился.
- Мальчишка не получил образования. У него нет будущего. Но вместо того, чтобы принять все как есть, он презирает людей, подобных нам, за их деньги.
Уитни задохнулась.
- Нет! Нет! Мы говорили о деньгах! Энди не...
- Неужели? Твоя наивность просто стоила мне двадцати пяти тысяч долларов. Именно столько этот конюх потребовал за свое обещание покинуть острова.
Уитни уставилась на него.
- Нет, - прошептала она. - Ты... ты избавился от него, ты сделал что-то...
- Да уж, - отец беспощадно скривил рот. - Естественно, сделал. Я заплатил негодяю его цену.
Когда она осознала эту страшную правду, то побледнела и чуть слышно произнесла:
- Он одурачил меня. Дж. Т. зло процедил:
- Он одурачил нас обоих. Но я спас нашу гордость. Я сказал ему... ну, не важно... Что действительно важно, так это то, что его больше нет. Через неделю или две вся эта история забудется.
На следующее утро новая домоправительница заняла место Эммы.
- Если бы она хорошо выполняла свои обязанности, мальчишке никогда не удалось бы проникнуть в дом и воспользоваться твоей благосклонностью, прорычал вместо объяснения Дж. Т.
Через год она попросила отправить ее в колледж, и отец согласился.
- Но ты вернешься, когда закончишь учебу, - предупредил он. - Твое место туг, на земле Тернеров.
Однако она не вернулась, несмотря на его настоятельные просьбы. То, что произошло с ней в ту ночь, изменило ее навсегда.
Она не могла жить той жизнью, какую уготовил для нее отец, и через год на континенте она набралась храбрости сказать ему об этом.
Со временем отец перестал настаивать, и они остались по-прежнему далеки друг от друга, но теперь их разделяло не только расстояние...
Где-то в темноте резко закричала ночная птица. Уитни вздрогнула и отвернулась от окна. Воспоминания были болезненными, но они придавали ей силу, которая была нужна, чтобы выдержать предстоящее ей испытание.
Она снова держала себя в руках.
Ее жизнь принадлежала только ей, а не отцу и не Александру Барону.
И провалиться ей на этом месте, если она позволит хоть одному из них использовать ее.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Уитни переходила от лампы к лампе, включая свет, пока спальня не превратилась в сверкающий в темноте маяк.
"Невероятно, - подумала она. - Чудовищно! Представить только - отец вытащил ее в такую даль, чтобы сделать марионеткой... в своей игре!"
У нее не было иллюзий в отношении Дж. Т. Она была свидетелем того, как он разрывал дружеские отношения во имя мести, пренебрегал правилами приличия ради выгоды. Она знала, что он ставит собственные интересы и интересы "Тернер Энтерпрайзиз" превыше всего.
Но то, что он задумал теперь... Господи! Неужели у него нет к ней никаких чувств? Ведь она была его дочерью, как же он может делать из нее приманку?! Ведь Дж. Т. лучше, чем кто бы то ни было, знал, что несколько лет назад ее жизнь была почти разбита Александром Бароном.
Она горько усмехнулась, вынимая из встроенного шкафа пиджак и надевая его. А что касается Барона - пусть катится в преисподнюю со своим высокомерием! Однажды он воспользовался случаем, но неужели он думает, что она позволит этому повториться?
Уитни глубоко вздохнула. Как и почему - не важно, думала она, вытаскивая чемодан. Важно то, что они оба недооценили ее. Девять лет назад она была почти ребенком, ослепленным первым чувством, слишком юной, чтобы взвалить на себя бремя собственной жизни.
Теперь она стала женщиной. И она сможет постоять за себя без посторонней помощи.
Ее трясло, когда она складывала вещи. Если бы Кении был еще тут, пилот собственного вертолета Тернера! А теперь ей придется искать другой способ удрать из дома. Если заказать легкий самолет или вертолет по телефону, а потом ждать их, потребуется слишком много времени. Барон будет здесь значительно раньше.
Нет, гораздо проще взять джип или "рэнджровер" из беспорядочно расположенных пристроек позади главного здания усадьбы и доехать до ближайшего общественного шоссе. Ранчо было огромным - оно занимало семьдесят пять тысяч акров, - ив нем всегда можно было найти какое-нибудь транспортное средство.
Уитни повесила на плечо дорожную сумку и подняла чемодан. Она доедет до ближайшего шоссе, потом до аэропорта в Кихоле, а потом сядет на первый же самолет, следующий на материк, и пусть катятся к чертям ее отец со своим ранчо и глупые сантименты, которые охватили ее, как только она сюда приехала.
Говорили же ей, что не стоит возвращаться домой, и теперь Уитни жалела, что не послушалась. Она поморщилась, когда открывала дверь спальни и выходила в коридор. Ну почему она не выяснила, зачем отец хочет ее видеть, прежде чем согласилась вернуться сюда? Ей следовало бы знать это, вместо того чтобы давать волю воображению: ах, отец болен или находится в отчаянном положении!..
Она уже добралась до верхней ступеньки лестницы, когда послышался звонок в дверь. Сердце у нее замерло: отец сказал, через сорок пять минут. Неужели она опоздала?
Уитни перегнулась через перила, глядя, как экономка прошла к парадной двери. С того места, где она стояла, ей не было видно входа, но она услышала, как дверь распахнулась, потом - голоса: экономки и другой несомненно, мужской голос, а затем дверь закрылась.
Послышались шаги по паркетному полу, и Уитни отпрянула в тень лестницы.
- Если вы подождете минутку, сэр, я доложу о вас мистеру Тернеру, сказала экономка.
- Благодарю вас.
Уитни затаила дыхание. Голос был ниже и грубее, но она все равно узнала бы его - ведь он так часто ей снился.
Александр Барон прибыл.
Тоненький голосок внутри нашептывал: "Уходи сейчас же. Спустись по черной лестнице, пройди через кухню и прямиком к выходу. Он тебя не увидит, он никогда не узнает..."
Но ноги не слушались. Она была как парализованная, как бабочка в коробке под стеклом, какие висели рядами на стенах библиотеки. Она не любила входить в эту комнату, когда была маленькой. Ей казалось неправильным, что эти создания, такие свободные и красивые, наколоты на булавки на фоне черного бархата.
- Барон! - Голос отца был сердечным, но на тон выше, чем обычно. - Как долетели? Сожалею, что не смог послать своего человека встретить вас в аэропорту, но мой вертолет в ремонте.
- Неужели?
"Одно только слою, - подумала Уитни, - всего одно слово, но столько в нем презрительной издевки".
- Ну, - заторопился отец, - что вам предложить из напитков? Ирландское виски, вероятно? Бурбон? У меня есть ящик "Дикой индейки", которая...
И снова быстрый односложный ответ:
- Водку.
- Водку? - Голос Дж. Т. стал елейным, как будто Барон попросил нечто такое банальное, как самый дешевый напиток. Уитни представила издевательскую полуулыбку, которая, вероятно, появилась у него на лице. - Конечно, если вы настаиваете. Вы уверены, что я не смогу соблазнить вас чем-нибудь еще? Друг из Глазго прислал мне исключительный солодовый скотч из собственной винокурни - он производит всего несколько сотен ящиков в год, и...