Мартынов Георгий Сергеевич. Незримый мост (в сокращении)

   Саша обратил внимание, что никто не пытался получить какие-нибудь объяснения от приезжих, ни о чем их не расспрашивал. Такой выдержке можно было позавидовать!
   "Но ведь и я сам, - подумал он, - выгляжу спокойным и ничем не выдаю смятения в моих мыслях. Откуда у меня это? Неужели только потому, что на моих глазах исчез Белка?"
   Вспомнив о Белке, он тут же подумал и о том, что вот все трое - Анечка, бык и Белка - исчезли одновременно, а затем двое из них - девочка и бык - оказались в пятнадцати километрах к западу. Почему же исчезнувший кот нигде не появился? Не появился... А так ли это?.. Может быть, и он тоже! Где? Да здесь же, в этой самой деревне! Появления быка в запертом кабинете не могли не заметить. Появления трехлетнего ребенка тем более! А кота могли и не заметить! Спрашивать о нем бесполезно. Только увеличивать этим подозрения! Жаль, но ничего не поделаешь, о Белке надо молчать!
   Саша неприметно вздохнул.
   - Прежде чем мы уедем, - сказал он, - покажите мне место, где впервые была замечена девочка,
   - Это по дороге к городу.
   Председатель и оба кузнеца вышли проводить гостей. Полина Никитична несла Анечку на руках, точно и вправду боялась поставить ее на ноги. На этот раз она села в кабину к шоферу. Семен Семенович забрался в кузов, а остальные пошли пешком.
   Саша шел позади, рядом с Василием Седых. Неожиданно для себя он заговорил о том, о чем решил промолчать. Подсознательно желание разрешить мучивший его вопрос крепло в нем с того момента, как он вспомнил о Белке и подумал, что любимец их семьи может погибнуть здесь.
   - Вот теперь, когда пропавшая девочка нашлась, - сказал Саша, обращаясь к своему спутнику, - я как-то невольно вспомнил, что три дня назад пропал наш кот и до сих пор не нашелся.
   Он тут же подумал, что упоминание о кошке в связи с историей пропавшего и найденного ребенка звучит по меньшей мере странно. Но было уже поздно.
   Седых удивленно посмотрел на Сашу и красноречиво пожал плечами.
   - Что это вы вдруг вспомнили?
   - Так, случайно, - сказал Саша, мысленно ругая себя за отсутствие выдержки.
   Шедший впереди с председателем сельсовета Федор Седых обернулся.
   - Уж не их ли кот бегает по деревне, а, Василий? Помнишь? Ульяна говорила.
   - Сомнительно! Что же он, три дня добирался сюда из города? - ("Три дня" была Сашина хитрость - как и следовало ожидать, бесполезная.) - Видите ли, - обратился к нему Василий, - у нас видели сегодня чужого кота. Соседка рассказывала. Большой белый кот, породистый. Носится по деревне, как ошпаренный. А ваш пропавший кот какой, белый?
   - Да! - У Саши дух захватило от этих слов кузнеца. Большой белый!
   - Если это ваш, то с чего бы, однако, он убежал так далеко от дома? Кошки этого обычно не делают.
   - А трехлетние девочки? - не оборачиваясь, спросил Федор Седых.
   Василий не реагировал, словно не слышал слов брата.
   - Вы не тревожьтесь, товарищ младший лейтенант, - сказал он. - Этого кота мы поймаем, и кто-нибудь завезет его вам. Скажите только адрес. В город ездят каждый день.
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
   в которой рассказывается о том, что случилось с капитаном
   Аксеновым, и сообщается об очередной загадке
   Саша Кустов напрасно тревожился о том, что не выполнил полученного приказания и не позвонил по телефону в Н...ск. Кузьминых было не до него, хотя он и не забыл, разумеется, о внучке Болдыревых. Не прошло и часа после отъезда Кустова в Фокино, как в отделение милиции поступило такое сообщение из городской поликлиники, что у старшего лейтенанта глаза полезли на лоб от удивления. Он поспешно оделся, отдал приказ дежурному встретить областное начальство, если оно прибудет до его возвращения, и чуть ли не бегом направился в поликлинику.
   Никаких предположений или догадок в пути у него не возникало. События, одно поразительнее другого, следовавшие одно за другим в этот необычайный день, парализовали его способность вообще мыслить связно. Он и действовал не обдуманно, а просто в силу привычки. Случилось что-то, требующее его присутствия на месте происшествия, и он спешил туда, не думая ни о чем и не зная, что он будет там делать.
   Если бы он мог рассуждать, как рассуждал обычно, то скорее всего остался бы в отделении, так как было очевидно, что точно так же, как и в случае с исчезновением Анечки и в других, произошедших сегодня, милиции делать было совершенно нечего. Это должны были хорошо понимать и те, кто вызвал его в поликлинику, но и они действовали, очевидно, по привычке. Случилось нечто выходящее из ряда обыденного, - эначит, нужно сообщить в милицию!
   Главный врач ожидал прихода Кузьминых в своем кабинете. Там же находился неизвестный старшему лейтенанту мояодой человек - очень высокого роста, худощавый, со светлыми волнистыми волосами, чисто выбритый. Одет он был в новый с иголочки синий костюм.
   - Познакомьтесь! - сказал главврач. - Это наш новый работник, доктор Фальк, прилетевший сегодня утром из Латвии. Кстати, у него есть к вам дело, товарищ Кузьминых.
   - Дело мое может подождать. Не срочное! - Фальк говорил без акцента, но выговаривал слова очень замедленно.
   - Мы попросили вас прийти потому, - нетерпеливо перебил его главврач, - что сами ничего не можем понять в том, *по произошло.
   - И думаете, что смогу я? Тогда расскажите подробно!
   - Будет лучше, если вы увидите сами.
   - Хорошо! - согласился Кузьминых. - Но почему вы не отправили капитана Аксенова домой?
   - Мы собирались это сделать после того, как наложим давящую повязку. А для этого нужен рентгеновский снимок. Снимок был готов минут двадцать назад. У вашего начальника сломано два ребра.
   - А потом вам помешало то, о чем вы сказали по телефону?
   - Вот именно!
   Доктор Фальк остался в кабинете. Идя по коридору, Кузьминых думал, что, как ни странно, он совсем спокоен и не чувствует ни малейшего волнения, хотя то, что его ожидает, более чем необычайное. Продолжительность возбуждения нервной системы имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким, пределом явилась история с быком.
   Возле одной из дверей, за которой, очевидно, и находился капитан Аксенов, толпипось человек шесть из персонала поликлиники.
   Главный врач сказал недовольно:
   - Праздное любопытство! Занимались бы лучше своим делом. Войдите! - обратился он к Кузьминых.
   Старший лейтенанта перешагнул порог. За ним в палату вошли главный врач и медсестра.
   Капитан, обнаженный по пояс, лежал на кушетке, обтянутой светло-серой клеенкой и покрытой белоснежной простыней. Было видно, как он равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.
   - Мы положили его сюда, - объяснила сестра, - чтобы он спокойно ждал, пока приготовят повязку. А теперь мы не можем...
   - Постойте, - перебил ее главный врач, пристально всматриваясь в капитана. - Давно он так дышит?
   - Как?
   - А вы что, не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными ребрами?
   - Я... Я не знаю. Как странно!
   - Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, заметил Кузьминых, - хоть я и не медик. Но, однако, я не вижу...
   - Подойдите к больному! - сказал врач почему-то почти шепотом. - В том-то и дело, что мы тоже ничего не видим.
   Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксенов, не было ничего, и потому казалось, что подойти к больному ничего не стоит. Но Кузьминых помнил, ПОЧЕМУ его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого пожилого и опытного хирурга так волноваться.
   И все же он никак не мог ПОВЕРИТЬ...
   Шаг... второй... третий... И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвертого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему путь. Казалось, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но, несомненно, ОСТОРОЖНО толкнул назад.
   Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать еще шаг вперед. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчетливо воспринимаемый толчок назад. Не умом, а подсознанием он понял, что никакая сила не сможет преодолеть это "слабое" сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не хотевшее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксенову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.
   С чувством страха Кузьминых отступил.
   - Вот то-то и есть! - сказал главный врач.
   Кузьминых справился с волнением. Против ожидания это удалось ему очень легко.
   - Давно это появилось? - спросил он.
   - Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок, сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего к вам звонка. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?
   - Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксенову это не повредит. - "Скорее всего, пойдет на пользу", - прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.
   - Смотрите, он, кажется, просыпается, - сказал врач. Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксенова. Капитан поднял руки, точно желая закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг... сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными ребрами. Главврач ахнул.
   - Что это значит? - спросил Кузьминых.
   Аксенов повернул голову на звук его голоса. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.
   - Ну, вот меня и починили, - сказал он весело. - Можно встать, доктор?
   - Кто вас "починил"? Почему вы думаете, что у вас все в порядке? - спросил главврач, подходя к Аксенову.
   Видимо, он поступил так машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему это сделать. Но зато это сразу заметил Кузьминых.
   "Неужели "этого" больше нет? - подумал старший лейтенант. - Куда же делась странная "завеса", которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и "завесы" больше не надо? Кому не надо?.. Однако, - едва не сказал он громко, - мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!"
   Он весь напрягся, делая шаг вперед. Но "завесы" действииельно больше не было...
   - Больно?
   Пальцы врача осторожно ощупывали правый бок Аксенова. Но, очевидно, боль не появлялась, потому что капитан попрежнему улыбался.
   - У меня даже голова не болит, - сказал он.
   - А почему вы думаете, что она должна болеть?
   - От наркоза.
   - Какого наркоза?
   - Что-то я вас плохо понимаю, доктор, - сказал Аксенов. Вы же чинили меня под наркозом, не правда ли? Иначе я бы не мог ничего не почувствовать. Разве не так?
   - А сейчас вы что-нибудь чувствуете?
   - Только одно - желание встать.
   - Придется немного подождать. Сейчас сделаем вам повторный снимок.
   - А это зачем?
   Врач ничего не ответил и вышел. Почти тотчас же в палату вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:
   - Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали. Вы просто заснули.
   - Это странно! - сказал Аксенов. - Почему же я не чувствую боли при дыхании? Разве первый снимок ошибка?
   "Вот, вот! - подумал Кузьминых. - Именно так и будут рассуждать все. И никто не поверит ни в какую "завесу". Ошибка! И больше ничего!"
   Он нисколько не сомневался в том, что капитан Аксенов уже здоров. Повторный снимок обязательно покажет, что перелома ребер нет. Но как и чем объяснить то, что зафиксировано на первом снимке? От фотодокумента не отмахнешься!..
   - Помогите больному встать, - сказала медсестра.
   - Я могу встать и сам. - С этими словами Аксенов легко поднялся на ноги.
   Сестра укоризненно покачала головой.
   Идя по коридору вслед за Аксеновым и сестрой, Кузьминых видел, что походка его начальника совсем не та, что была у него, когда он шел из своего кабинета к машине скорой помощи. Сомнения не было - капитан действительно здоров! В чем же тут дело?..
   Этот же вопрос старший лейтенант задал и главному врачу. Тот удивленно посмотрел на него.
   - О чем вы меня спрашиваете?
   - О том и о другом.
   - Относительно больного ничего сказать сейчас не могу. Подождем снимка. А относительно "другого", позвольте повторить ваши же слова: вопрос не по адресу.
   - Кого же спрашивать?
   - Боюсь, что некого.
   С минуту оба молчали.
   - Не кажется ли вам, - сказал Кузьминых, - что все обстоятельства этого дела следует заактировать?
   - Для чего? И для кого?
   - Для тех, кто заинтересуется этим. Хотя вы и говорите, что спрашивать некого, думаю, что найдутся люди, которым наш акт может пригодиться.
   - Кому это может пригодиться?
   - Науке!
   Снова молчание.
   - Пишите акт, - сказал главврач. - И простите меня! Я совсем потерял голову. Разумеется, вы правы! Садитесь за мой стол.
   Вошла медсестра и подала ему мокрый еще снимок.
   - Милое дело! - сказал врач. - Посмотрите!
   - Зачем мне смотреть? Я в этом все равно ничего не смыслю. Знаю, что капитан Аксенов здоров и перелома ребер у него нет. Больше нет!
   - Что значит "больше нет"?
   - Это значит, что перелом был, а теперь его нет. И именно потому мы с вами составляем акт.
   - Фиксируем то, чего не понимаем?
   - Да! И вряд ли поймем когда-нибудь.
   - Тогда еще раз спрошу: кому же нужен наш акт?
   - Науке! - повторил Кузьминых. - Но не медицине и не криминалистике. Впрочем, - прибавил он, - относительно медицины я, может быть, и не прав, судя по тому, что произошло с капитаном Аксеновым на наших глазах.
   "А что же, собственно говоря, произошло на наших глазах? - тут же подумал он. - Ровно ничего! К капитану нельзя было подойти, потому что "нечто" мешало. Вот и все, что мы знаем. Правда, это "нечто" или "некто" вылечило его за то время, пока никто не мог подойти и помешать. Но чему помешать? Или, быть может, кому? Нет, лучше не пытаться найти разгадку! С ума можно сойти!"
   - Давайте писать акт, - сказал он таким тоном, словно хотел успокоить себя и главного врача. - Что еще нам остается? Это тот редкий случай, когда думать вредно...
   Сотрудники милиции не очень удивились, когда увидели своего начальника. Капитан выглядел как обычно, а на вопросы о самочувствии коротко отвечал: "Нормально!", не вдаваясь в подробности.
   Н...ск стоял на полпути между районным и областным центрами, поэтому ожидаемые машины прибыли почти одновременно. Из района приехали майор и капитан, а из областиподполковник и судебно-медицинский эксперт областного управления, психиатр по специальности. Его присутствие красноречиво свидетельствовало о возникших относительно Аксенова подозрениях.
   - Ну что ж, давайте показывайте, что у вас здесь произошло, - сказал подполковник, и в тоне, каким была сказана эта фраза, отчетливо прозвучало; "если у вас действительно что-то произошло".
   "Ладно, дорогие товарищи, - подумал Кузьминых. - Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Посмотрю я на вас через пару минут, там, в кабинете".
   Уходя в поликлинику, он запер дверь, чтобы никто не входил и ничего не трогал. Начальство должно было увидеть все в том виде, в каком он оставил, на случай, если захочет произвести следствие по всем правилам.
   Кузьминых достал ключ и отпер дверь.
   - Прошу вас! - сказал Аксенов.
   Переступив порог, все остановились - гости от удивления, а хозяева в полной растерянности.
   ТУШИ БЫКА В КАБИНЕТЕ НЕ БЫЛО!
   - Так! - многозначительно сказал подполковник. - Этого следовало ожидать!
   Капитан Аксенов протянул руку, указывая на что-то, лежавшее на полу.
   Это были шесть кусочков свинца, в которых нетрудно было узнать слегка деформированные пистолетные пули. Они лежали на том самом месте, где упал СРАЖЕННЫЙ ИМИ симментальский бык, непостижимым образом исчезнувший из запертого кабинета.
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
   в которой подводится итог событиям двенадцатого января и по
   является первый проблеск разгадки
   - Кому вы оставляли ключ? - спросил капитан Аксенов.
   Кузьминых вынул из кармана связку ключей.
   - Никому, - ответил он. - Вот! Все на месте.
   От волнения оба начисто забыли, что всего минуту назад старший лейтенант этим самым ключом открыл дверь на глазах у всех.
   - Значит, у кого-то имеется дубликат.
   - Это исключено, товарищ капитан. От вашего кабинета существуют два ключа - один у вас, второй у меня.
   - О чем вы спорите? - спросил подполковник. - Вижу, что на вас сильно подействовали все эти события. Туша быка - это не спичечный коробок. Чтобы протащить ее через эту дверь, нужна лебедка или по меньшей мере десять человек.
   Кузьминых сдвинул брови.
   - Вы хотите сказать, что никакого быка здесь не было?
   - Хотел бы так думать, очень хотел бы, но не могу. Приходится верить своим глазам, - сказал подполковник. - Не торопитесь обижаться! Мы видим, что все рассказанное вами - чистая правда!
   Для криминалистов - а приехавшие были достаточно опытными криминалистами - следы, оставшиеся в кабинете Аксенова и в разгромленной комнате уполномоченного уголовного розыска, были красноречивее слов. И следов этих для профессионального глаза было множество.
   Старший лейтенант Кузьминых понял, что если бы даже не существовало телефонного сообщения капитана Аксенова, то и тогда по оставшимся следам вся картина "корриды" была бы восстановлена этими людьми быстро и точно.
   - Нвдо допросить всех участвовавших в расстреле быка, сказал подполковник после десятиминутного внимательного осмотра обоих помещений. - Судя по всему, работка нам здесь предстоит не легкая.
   - Что именно вы имеете в виду? - спросил Аксенов.
   - Все! Все, что у вас тут случилось, начиная с девочки.
   - Мне не ясно, что может дать вам допрос моих офицеров, сказал Аксенов.
   - Не мне, а нам! Нам этот допрос даст акт, который будет необходим, когда всей здешней "фантастикой" займутся люди, далекие от нашей с вами профессии.
   Кузьминых удовлетворенно кивнул. Он ничего не сказал о другом акте, лежавшем у него в кармане. Капитан Аксенов о нем знает и, если найдет нужным, скажет сам. Старшему лейтенанту было приятно, что там, в поликлинике, он принял правильное решение. Спросив разрешения удалиться, он вышел, чтобы распорядиться о вызове сотрудников, присутствовавших утром на экстренном совещании.
   - Разрешите задать вам вопрос, товарищ подполковник, сказал Аксенов. - Что вы имели в виду, когда сказали: "Этого следовало ожидать"?
   - Значит, обиделись?
   - Нет, нисколько не обиделся. Я спрашиваю об этом по более серьезной причине.
   - Это была ошибка с моей стороны, и за нее прошу извинения.
   - Я понял вас иначе, - с оттенком разочарования, который не ускользнул от его собеседников, сказал Аксенов. - Впрочем, вы не все знаете.
   - Выходит так! Расскажите, чего мы не знаем.
   Подполковник и врач-эксперт с интересом посмотрели на Аксенова. У всех мелькнула одна и та же мысль; что же еще могло произойти? Им было известно только о внучке Болдыревых и о симментальском быке, но и этого более чем достаточно. Получается, что есть что-то еще!
   Капитан подробно, но по привычке очень кратко, рассказал о том, что произошло с ним в поликлинике.
   - У моего заместителя есть соответствующий акт, подписанный главным врачом, старшей медсестрой и мною, - закончил Аксенов.
   Наступило продолжительное молчание. Теперь и у приехавших возникло отчетливое ощущение тайного присутствия здесь, в Н..ске, чего-то непостижимого или кого-то невидимого, обладающего чуть ли не безграничным могуществом. Как сегодня утром у офицеров, подчиненных капитану Аксенову, так и у них появилось неприятное сознание бессилия.
   Разница заключалась лишь в том, что до появления в кабинете колхозного быка сотрудники милиции считали это влияние враждебным по отношению к людям, а приезжие не могли подумать ни о какой враждебности. Наоборот, они ясно видели, что во всем, что здесь происходит, проявляется очевидная забота не только о людях, но и о животных, попавших в сферу этого влияния.
   Первым справился с волнением подполковник.
   - Теперь я понял, что вы имели в виду, товарищ Аксенов, сказал он. - Но согласитесь, что, не зная о случае с вами, мне довольно трудно было прийти к мысли об аналогии. Даже сейчас, после вашего рассказа, такое предположение не легко укладывается в сознании.
   - Все три происшествия никак не укладываются в сознании. По крайней мере у меня, - сказал врач-эксперт.
   - Да! - сказал Аксенов. - Смятение умов у тех, кто лично наблюдал происходившее в нашем городе или слышал об этом, велико. А ведь очень многие, в том числе и вы, еще не знают, что, строго говоря, происшествий у нас было сегодня не три, а семь, если учитывать каждое в отдельности.
   - Еще того лучше! Что же вы молчите?
   - Не молчу, как видите! Я просто не обо всем успел доложить вам.
   - Говорите все, товарищ Аксенов!
   - Думаю, лучше всего будет изложить события в той последовательности, в какой они происходили, или в какой мы здесь узнавали о них.
   - Минутку! Магнитофон у вас есть?
   - Сейчас нет. Он был в кабинете уполномоченного и, как вы могли заметить, вдребезги разбит.
   - А можно достать другой?
   - Разумеется! Но на это нужно время.
   Капитан из района достал из планшета блокнот и авторучку.
   - Пока, - сказал он, - я буду стенографировать ваши слова.
   - Стенографировать или записывать на ленту магнитофона придется все, что будет сказано кем бы то ни было из свидетелей н...ских событий, - сказал подполковник. - А теперь, товарищ Аксенов, мы вас слушаем!
   Но прежде чем капитан успел произнести первое слово, раздался стук в дверь и, получив разрешение, в кабинет вошли Кузьминых и Саша Кустов.
   - Вот и прекрасно! - сказал Аксенов. - Явились два главных свидетеля. Садитесь, товарищи, и следите за изложением Мною происшествий сегодняшнего дня. Если в чем-нибудь ошибусь, поправите! Но вопрос к вам, товарищ Кустов: как девочка?
   - Жива и здорова.
   - Ее нашли на дороге?
   - Да!
   - Почти раздетую? Как же она не замерзла?
   Саша рассказал про загадочную пленку. Как и следовало ожидать, все были заинтересованы.
   - Как вы объясняете это? - спросил майор.
   - Никак! Не могу ничего придумать.
   - Что девочка говорит? Где она была три часа? - спросил Аксенов. Видя недоуменный взгляд подполковника, он прибавил, поясняя: - Из моего рассказа вы поймете, почему именно три.
   - Девочка уверяет, что попала на дорогу прямо из кухни, куда прибежала из кроватки. Создается впечатление, что эти три часа как бы не существуют для нее.
   - Это плохо! - заметил Аксенов, - Даже более чем плохо!
   - Мне кажется, - сказал Саша, - что так и должно быть.
   - Почему вы так думаете?
   - Если разрешите, я изложу свою точку зрения позднее.
   - Хорошо! Есть все основания полагать, - продолжал Аксенов, - что три первых события произошли одновременно в семь часов десять минут утра, хотя пока это точно не установлено, Два из них имели место в городе и одно - в пригородном колхозе. В городе внезапно исчезла внучка Болдыревых, Аня, на глазах у своей бабушки. Об этом вы знаете. И кот по кличке Белка, принадлежащий младшему лейтенанту Кустову. Белка исчез на глазах у Кустова и его матери. Третье исчезновение быка на дворе фермы колхоза - произошло в присутствии Степана Никифоровича Кустова, деда младшего лейтенанта. Кроме этих трех случаев, вполне возможны другие исчезновения животных, птиц или деже людей, но об этом у нас нет сведений,
   - Только этого нам и не хватает! - сказал подполковник.
   - Будем надеяться, что других случаев не было и произошло только три, о которых я рассказал. Очень интересно отметить, что во всех трех дело обстояло совершенно одинаково. Кот, девочка и бык словно внезапно проваливались сквозь землю, или, как определяют некоторые из свидетелей, "растворялись в воздухе". На месте исчезновения не оставалось ни малейшего следа. Следует особо обратить внимание на то, что девочка исчезла в одной рубашке и босая. И вновь появилась на дороге в поселке, за пятнадцать километров от города. Учитывая двадцать три градуса мороза, дело должно было окончиться трагически, но этого не случилось благодаря "пленке", о которой мы узнали от младшего лейтенанта. Этой пленкой придется заняться...
   - Но не нам!
   - Да, вы правы, товарищ майор, не нам! Жаль, что товарищ Кустов не зафиксировал рассказы тех, кто первыми увидели Аню.
   - Разрешите доложить, - сказал Саша, - рассказ кузнеца Федора Седых, одного из двух братьев, первыми увидевших Анечку, мною записан.
   - Прекрасно! Благодарю вас, товарищ Кустов. Продолжаю свой рассказ! Через три часа с момента исчезновения на дворе скотной фермы, находящейся - прошу запомнить эту цифру - в пятнадцати километрах от Н...ска, бык неожиданно и совершенно необъяснимо очутился здесь, возникнув - я не могу подобрать другого слова - в запертом кабинете. При этом окно и обе двери остались невредимыми, чего нельзя сказать о мебели, которую разъяренный бык переломал почти всю. Когда я, с целью выяснить причину внезапного грохота, хотел открыть дверь и повернул ключ, бык ударил в нее головой с такой силой, что я был отброшен к окну и у меня оказались сломанными два ребра, что и подтвердил рентгеновский снимок. Быка пришлось пристрелить, так как он угрожал жизни людей. Выстрелили шесть человек сразу.
   - Странно, что все шесть пуль прошли навылет, - заметил майор.