Мартынов Георгий Сергеевич. Спираль времени. Книга 2

   Геза знал, как длительна и тяжела предстоявшая церемония. Но он надеялся, что его большое, в глазах всех, горе позволит ему сократить ее.
   Он вызвал одного из младших жрецов и послал его к Розу сообщить, что ожидает в храме. И тотчас же отправился туда сам. Их дом стоял рядом с храмом, и оба здания окружал один и тот же сад. Гезе нужно было только пройти по главной аллее.
   Его ждала толпа жрецов, всю ночь проведшая у тела своего умершего главы.
   Роз явился без промедления, но почему-то один, без Боры.
   — Мой брат нездоров, — объяснил он удивленным жрецам. — Трагедия, происшедшая вчера в доме верховного жреца, сделала его больным.
   Геза откровенно улыбнулся. Так он и поверил этой нелепице! Бора — и чувствительное сердце! Просто он не хочет возлагать цепь на своего будущего зятя.
   — Твоего присутствия нам вполне достаточно, — ответил он Розу как мог любезнее.
   Церемония не заняла много времени. Благодаря вчерашнему, неудавшемуся, празднеству, в городе находились все первые жрецы храмов страны. Под предлогом своего траура Геза отказался от пышной процессии по городу и длительной процедуры преклонения перед ним высших сановников, что было принято всеми как знак искренней скорби.
   Роз низко склонился перед новым верховным жрецом и удалился, торжествуя. Его план осуществился, и верховная власть в стране снова в полной мере в его руках. Поведение Гезы, во время возложения на него цепи, показывало, что он и не мыслит о продолжении линии своего покойного брата. Геза оказывал Розу все полагающиеся знаки почтения. Властитель не сомневался, что причиной этого является официальное объявление Гезы женихом Ланы.
   В действительности Геза просто не думал ни о чем, кроме Рени и своего плана, к осуществлению которого он и приступил, как только Роз удалился. Возле него остались только жрецы, а он их новый глава.
   — Я решил отложить приговор, — сказал он. — Моего брата, бывшего верховного жреца Дена, мы похороним со всеми почестями, которых он заслуживает. Это потребует времени на подготовку. Преступный раб будет казнен после похорон, чтобы не омрачать душе Дена путь к богам.
   Это заявление было принято всеми жрецами как забота брата о брате и не встретило возражений. Забота о душе Дена, естественно, лежала на Гезе.
   — Нужно позаботиться, — продолжал Геза, — чтобы преступный раб не умер до дня казни. Душа Дена не простит мне, если его убийца умрет столь легко. Казнь должна стать вечным напоминанием всем, кто задумает что-либо подобное.
   И это было вполне понятно. Жрецы радовались, видя жестокие намерения своего властелина. Народ должен знать, что покушение на жреца не проходит даром, что преступника ждет страшное возмездие.
   — Развяжите его, чтобы он не умер от нарушения кровообращения, — говорил Геза. — Дайте ему воды и лепешек, чтобы он не умер от голода и жажды. Киньте ему подстилку и покрывало, чтобы он не умер от холода или сырости. Стерегите его, как зеницу ока, чтобы он не мог прибегнуть к самоубийству. Вы отвечаете передо мной за его жизнь. Преступник, поднявший руку на верховного жреца страны, должен предстать перед моим судом здоровым, чтобы в полной мере ощутить свою смерть.
   — Будет исполнено, господин! — ответили жрецы храма.
   Геза величественно удалился. Никто не мог заподозрить, что ум верховного жреца полон смятения и страха.
   «Что я сделал? — думал Геза. — Избавил Рени от мучений или только усилил их? Если я ошибаюсь и Рени ничего не придумал, моя забота обернется против него. Но он должен был что-то придумать! Рени так умен! И я скоро узнаю, что он придумал. Жрецы не подозревают, что Рени грамотен».
   Мысли Гезы обратились к Розу:
   «Проклятый убийца! Ты думаешь, я не знаю, кто убил Дена, а теперь убивает Рени. Ты думаешь, я поверил в его виновность. Я все знаю. И ты поплатишься, дай срок!»
   Геза больше не любил Лану. Ее участие в заговоре и лицемерие в памятном разговоре были слишком очевидны. Но он не мог уже отказаться от брака с ней.
   Что ж! Тем лучше! Семейная близость к Розу облегчит Гезе его месть!
   Крупица смертельного яда, от которого мгновенно умер Ден, осталась у Гезы. Он развернул сверток и долго задумчиво смотрел на зеленый кристалл. Передать это Рени так, чтобы никто не заметил, было трудно, но возможно, в день казни. А Рени сумеет воспользоваться страшным подарком брата и избавится от мучений. Это в том случае, если Геза ошибся и никакого плана спасения у Рени нет. А благодаря отсрочке приговора он не будет физически мучиться все это время.
   А нравственно?..
   Геза мучился сам, возможно, гораздо больше Рени, когда думал об этом.
   Шли дни. Бальзамирование тела Дена было поручено лучшему мастеру, человеку из далекой восточной страны Та-Кем, подвластной стране Моора уже много столетий, перенявшей от нее, в числе других, и обычай бальзамирования трупов. Человека этого звали Даиром, и он был великим мастером своего дела.
   Несмотря на вековую тесную связь, обе страны резко отличались друг от друга своими верованиями, имели различных богов и различный ритуал погребения. Но сам процесс бальзамирования был один и тот же.
   Могилу для Дена Геза выбрал в саду храма, рядом с беседкой, которую покойный очень любил. Недалеко был похоронен и отец Дена и Гезы. Так делалось всегда, — кладбищ не существовало, каждый хоронил своего умершего родственника возле своего дома. Ни оград, ни памятников никто не знал. Могилы постепенно сглаживались, и люди ходили по месту захоронения своих предков, не считая это кощунством. Так было всегда.
   Накануне дня, назначенного для всенародного прощания с телом Дена, Геза получил наконец несколько слов от Рени.
   По обычаю верховный жрец должен был заботиться о питании заключенных в темнице храма. Преступление, приписываемое Рени, было таково, что Геза имел право переложить эту обязанность на кого-нибудь из старших жрецов. Он так и сделал из осторожности, но решил, что никто не заметит, если из дома верховного жреца принесут что-нибудь и для Рени, а не только двум другим заключенным. Прошло довольно много времени и, если даже кто-нибудь обратит внимание, то припишет это забывчивости Гезы в его горе или инициативе раба, носящего заключенным пищу. Никаких подозрений это не могло вызвать.
   Геза знал, кому из рабов Рени доверял больше всех. Именно ему он и приказал однажды заменить другого раба, собрать остатки от трапезы рабов и отнести их в храм.
   — Зайди туда, где заключен Рени, — сказал он рабу, — и посмотри на него. Я хочу знать, в каком он состоянии. Смотри внимательно и потом расскажи мне. Теперь я поручаю это дело тебе. Ты каждый день будешь заходить к Рени.
   Раб склонился до земли. Он понял Гезу так же, как поняли его жрецы, которым раб передал слова господина, а именно, что Геза беспокоится, достаточно ли здоров Рени, чтобы «ощутить» смерть, как говорил им сам Геза.
   Рени был здоров, как может быть здоров человек, находящийся в темном сыром подвале, без свежего воздуха и спящий на сыром полу.
   Он обрадовался приходу знакомого раба, поняв, что его прислал Геза. Еще больше его обрадовало известие, что этот раб будет каждый день заходить к нему по приказу господина.
   План действий возник мгновенно.
   — Мне ничего не нужно от твоего господина, — злобно сказал Рени, отталкивая принесенную пищу.
   Жрец, сопровождавший раба, усмехнулся. Бессильный гнев преступника против верховного жреца показался ему забавным. Он молча сделал знак рабу забрать корзину и удалиться.
   Тяжелая дверь закрылась.
   Рени вскочил в сильном возбуждении. Только бы Геза правильно понял! Тогда он, Рени, будет спасен.
   В полной темноте, изредка озаряемой факелом надсмотрщика, Рени снял с себя верхнюю одежду. Её не отняли по приказу Гезы, всё с той же целью: «не дать преступнику умереть от сырости». Материя была плотной и крепкой, — одежда рабов всегда свидетельствовала о богатстве хозяев. Зубами надорвав кожу на пальце, Рени кровью написал на обратной стороне туники достаточно ясную записку. Потом снова надел ее на себя и стал ждать.
   Как он и надеялся, раб не посмел скрыть от Гезы ни одной подробности. Со страхом, но он передал господину и дерзкие слова заключенного.
   Геза слишком хорошо знал Рени, он сразу понял, что мнимый гнев должен иметь какую-то причину. Но он не смог ни о чем догадаться, пока не узнал на следующий день, что при вторичном посещении раба Рени не только оттолкнул корзину, но и ударил по ней ногой.
   — Он сорвал с себя одежду, господин, — рассказывал раб, бледный, как полотно, при мысли, не возбудит ли гнев Гезы такое поведение Рени и не обрушится ли этот гнев на него самого. — Он бросил ее в мою корзину и кричал, что не хочет даже одежды, которая принадлежит тебе. Жрец смеялся и велел мне отнести эту одежду тебе, господин. Я выполняю приказ жреца, господин, — умоляюще закончил раб.
   Корзина стояла возле. Геза видел в ней белую тунику Рени. Все было ясно!
   Геза понимал, зачем жрец приказал отнести ему эту тунику. Вызывающее поведение заключенного могло только разгневать судью и усугубить наказание.
   — Беги! — крикнул он. — Сейчас же позови ко мне трех старших жрецов. Быстро! — Он сделал шаг к рабу, чтобы тот не мог захватить с собой корзину.
   Перепуганный раб со всех ног бросился выполнять приказ.
   Геза схватил тунику. Неровные расплывчатые буквы алели на внутренней стороне. Они были похожи на кровавые пятна, и даже сам Геза, случайно увидев их, никогда бы не догадался, что это письмо.
   Ему стоило большого труда разобрать послание Рени.
   Геза свистнул. Немедленно прибежал раб.
   — Убери! — приказал Геза. — Брось в огонь!
   Раб унес корзину. Геза знал, что его приказание будет точно исполнено. Не только туника, но и сама корзина сгорит в огне.
   В ожидании вызванных им жрецов Геза нервно ходил по комнате. Пусть жрецы увидят, что он в бешенстве. Они, конечно, знают уже об оскорблении верховного жреца заключенным. Их не удивит то, что он им сейчас скажет.
   Но, нервничая, Геза не притворялся. Он действительно был сильно обеспокоен. План Рени очень рискован! Но он прав, ничего другого невозможно придумать. И большое достоинство замысла в том, что, выполняя его, Геза мог проявить неслыханную жестокость. Его приговор запомнится надолго! Умница Рени!
   Жрецы низко поклонились. Видя возбужденное лицо и блеск глаз Гезы, они принимали это за признаки гнева.
   — Я опасаюсь, — сказал Геза, — что убийца моего брата теряет рассудок. Безумный не воспримет казни.
   — Он может и притворяться, господин, — успокаивающе сказал один из жрецов.
   Геза резко остановился:
   — А если нет? Жрецы молчали.
   — Я решил ускорить казнь. Она состоится завтра.
   — Завтра мы хороним Дена, — напомнил жрец.
   — Знаю. Слушайте, каков будет мой приговор.
   Геза говорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово.
   Жрецы слушали с удивлением. Они знали много способов подвергнуть человека мучительной смерти, но до такого еще никто не додумывался.
   — Душа твоего брата будет удовлетворена, — сказали они, когда Геза замолчал.
   — Проследите, чтобы все было сделано по моим указаниям, — добавил Геза. — Главное, чтобы могила не обрушилась.
   — К утру все будет готово, господин.
   — Пойдемте, я покажу вам место.

ПРИГОВОР ГЕЗЫ

   «Жажда мести» не давала покоя верховному жрецу. В течение ночи он несколько раз подходил к работающим, проверяя, как идет дело. Жрецы, наблюдавшие за рабами, переглядывались, довольные непреклонностью Гезы.
   Место для могилы было указано немного в стороне от выбранного Гезой раньше.
   Утром посланцы храма разошлись по городу, всюду объявляя, что суд над преступником состоится сегодня, а вслед за ним начнется церемония похорон убитого верховного жреца.
   Народ стекался толпами. Вскоре сад, примыкавший к храму, не мог уже никого вместить.
   Ровно в полдень прибыли Роз и Бора. Лана была с ними, блистая молодостью и красотой.
   Властителей встретили старшие жрецы и почтительно провели к приготовленной для них скамье, на ступенях храма.
   Все знали, что церемония продлится долго. Жрецы все свои обряды всегда проводили в томительно медленном темпе. Но никто не выказывал нетерпения, — такое зрелище редко выпадало на долю горожан.
   На верхней ступени широкой лестницы стояла золотая скамья, покрытая черной шкурой. Возле нее застыли фигуры младших жрецов. Это было место судьи.
   Наконец появилась стража, ведущая преступника. Впереди с горящими факелами, хотя ярко сияло солнце, шли четыре жреца. За ними шел Рени. Замыкали шествие десятка два воинов.
   На Рени была только набедренная повязка. Его обнаженное тело и спутанные волосы, освобожденные, впервые в жизни, от обруча раба, были испачканы землей. Его поставили перед скамьей судьи, несколькими ступенями ниже, и заставили опуститься на колени.
   Толпа с жадным интересом рассматривала убийцу. Его красивое и мужественное лицо поразило всех своим спокойствием.
   — Он красив, — сказала Лана. — Я пожалела бы его, если бы он не был рабом.
   — Геза его не пожалеет, — злорадно ответил ее отец.
   — Что-то он долго не выходит, — сказал Роз.
   Но как раз в этот момент в дверях храма показался верховный жрец в полном облачении, с золотой цепью на плечах. Его сопровождала толпа старших жрецов.
   Народ шумно приветствовал властелина.
   Геза с трудом заставил себя выйти. Теперь, когда наступила решительная минута, весь план Рени казался ему ошибкой. Он боялся, что его нервы не выдержат при виде того, кого он любил сейчас больше, чем когда-либо раньше.
   С величавой медлительностью верховный жрец подошел к своему месту и сел на скамью. Жрецы окружили его с трех сторон.
   Рени низко опустил голову. Его поза выражала покорность.
   Один из жрецов, черная одежда которого была украшена тонкой золотой цепочкой, выступил вперед.
   — Великий судья! — закричал он как можно громче, чтобы его услышали все. — Перед тобой бывший раб по имени Рени, уличенный в убийстве верховного жреца страны Дена. Вынеси ему свой справедливый приговор. И будет так!
   Геза сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, застывший, как изваяние. Живое олицетворение правосудия!
   Наступила напряженная тишина ожидания.
   Геза заговорил, разделяя каждое слово длинной паузой. Четыре жреца, повернувшись на четыре стороны, протяжно и громко повторяли за ним.
   — Я забыл сейчас, — говорил Геза, — что убитый был моим братом. Я помню только, что он был моим властелином, верховным жрецом, первым человеком в стране, после Роза и Боры…
   Братья переглянулись, очень довольные таким проявлением покорности Гезы. Этого они не ожидали.
   — …Я помню сейчас только то, что Ден был молод, что он долго еще мог жить. Презренный и низкий раб заставил его умереть прежде времени. Душа Дена требует от меня сурового наказания его убийце. Я решил…
   Геза надолго замолчал, не столько потому, что этого требовал обычай, но главным образом оттого, что волнение душило его. Он не решался опустить глаза и посмотреть на Рени, а, как и прежде, смотрел прямо перед, собой.
   — Я решил, — повторил он. — Убийца будет похоронен раньше Дена. Его опустят в могилу живым, снабдят водой и пищей. Чтобы он не задохнулся, в его могилу будет проникать воздух. Сверху мы положим тело Дена. В темноте и холоде своей могилы убийца долго будет ждать смерти. У него будет время вспоминать свое преступление и жалеть о нем. Будет так!
   Приговор произвел потрясающее впечатление. Такая утонченная пытка никогда не применялась. Заживо похороненный человек мог прожить целую луну.
   Жрецы и воины приблизились к Рени. Он встал сам. Жестокий приговор, казалось, нисколько не повлиял на его спокойствие.
   — Благодарю тебя! — сказал он, обращаясь к Гезе.
   Дерзость осужденного вызвала гневный ропот в толпе жрецов.
   Рени гордо вскинул голову. Он хорошо знал, что никто ничего ему не сделает. Что можно сделать человеку, приговоренному к такой казни? Впервые в жизни Рени был абсолютно свободен, недаром сняли с него обруч раба.
   — Я умру, благословляя твое имя, — продолжал он с явной насмешкой. — Ты мудр и справедлив. Моя душа придет к тебе, когда покинет тело.
   — Позволь заткнуть ему рот, — прошептал жрец, наклонившись к уху Гезы.
   Верховный жрец ответил гневным взглядом. Жрец помешал ему прислушиваться к словам Рени, тайный смысл которых понимал он один.
   — Не трогай! — ответил Геза сквозь зубы. — Он хочет вызвать легкую смерть. Пусть говорит.
   — Я буду говорить, — сказал Рени, услышав эти слова. — О нет, я не ищу легкой смерти. Я доволен твоим приговором, великий судья! Ты выполнил мое тайное желание. Мне будет хорошо под телом твоего брата. Оно охранит меня от злых духов. Но не думай, что меня ожидают долгие мучения. Я перестану дышать воздухом, которым ты великодушно меня обеспечил, через три дня. И умру, радуясь, что обманул твои ожидания.
   — Уведите его! — сказал Геза, словно ему надоели речи преступника.
   Рени сказал все, что Геза хотел знать.
   Роз удивился, что Рени ни словом не обмолвился о своей невиновности. Смутные подозрения проснулись в нем.
   — Проверь, — шепотом приказал он Добу, — нет ли из могилы подземного хода.
   — Его не может там быть, мой господин. За рытьем могилы наблюдали три жреца. Все делалось открыто.
   — Исполняй то, что тебе приказано, — сердито сказал Роз.
   Геза заметил и понял весь этот разговор. Он усмехнулся. Пусть Роз проверяет. Его посланный ничего не увидит, что могло бы раскрыть замысел Рени.
   Между тем жрецы расчищали широкий проход к могиле. Народ теснился, уступая им дорогу.
   Началось шествие к месту казни.
   Впереди воины вели Рени. За ними медленно шел Геза. Затем следовали Роз, Бора и Лана. Замыкала шествие толпа жрецов.
   Народ перенес свое внимание на властителей, которых ему редко приходилось видеть так близко. Раздалось несколько криков зажатых толпой людей.
   Опасаясь, как бы не смяли высоких особ, воины окружили их. Сквозь ряды протиснулся Доб и тихо сказал Розу:
   — Всё в порядке, мой господин. Могила выложена камнями. Из нее не выскользнет и змея.
   Роз успокоился. Видимо, Геза поверил в виновность Рени. А если и не поверил, то смирился и делает вид, что верит.
   Могила была очень глубока. В самом низу она, действительно, была укреплена камнями, чтобы земля не осыпалась и не завалила ее. Тяжелая, из толстых досок, крышка лежала возле.
   Геза внимательно посмотрел на нее. Выдержит ли?
   Такой же взгляд бросил на крышку и Рени. Очевидно, он решил, что крышка надежна, потому что громко сказал, ни к кому не обращаясь:
   — У меня нет надежды умереть раньше, чем я сам захочу.
   Хладнокровие осужденного нравилось зрителям. Раздалось несколько одобрительных возгласов.
   Геза понял, что эти слова адресованы ему, и теплое чувство благодарности наполнило его. Рени в своем ужасном положении думал о спокойствии друга.
   Ведь если крышка не выдержит, Рени будет раздавлен!
   Воины опустили в могилу длинную лестницу.
   — Ты проверил надежность трубы? — тихо спросил Геза у жреца, наблюдавшего за приготовлением могилы. — Я не хочу, чтобы преступник задохнулся.
   — Она надежна, господин, — ответил жрец.
   — Куда она выведена?
   — Как ты приказал, в беседку, чтобы ее случайно не засыпало.
   Геза кивнул головой. Кто мог догадаться о действительной причине его тревоги!..
   — Проследи, чтобы крышку хорошо укрепили.
   — Я сделаю это, господин. Преступник проживет долго, — «успокоил» жрец.
   Рени остановился у верхней ступени. Словно прощаясь с землей и небом, он медленно обвел взглядом все, что его окружало. Он старался как можно лучше сыграть свою роль, дабы ни малейшего подозрения не могло возникнуть ни у кого.
   — Иди! — Геза заставил себя произнести это слово, только напрягши всю силу воли.
   Точно поняв наконец, что его ожидает, Рени стоял тяжело дыша и низко опустив голову.
   Один из воинов слегка тронул его острием копья.
   — Иди же, — прошептал он, — или нам придется столкнуть тебя.
   В голосе солдата было волнение.
   Человек не может смотреть на казнь спокойно.
   Наступила глубокая тишина. Толпа затаила дыхание.
   Тряхнув головой, Рени быстро спустился по лестнице, которую тотчас же убрали.
   Каменное ложе имело достаточно большие размеры, чтобы он мог свободно двигаться лежа. Стояли два сосуда с водой и блюдо с грудой лепешек. Этой пищи могло хватить дней на пятнадцать.
   Рени постарался запомнить, пока был свет, расположение камней. Не ошибся ли Геза? Правильно ли указал он место могилы?..
   Из отверстия трубы тянуло свежим воздухом. С этой стороны всё было в порядке.
   Рени лег, повернувшись головой в нужном ему направлении. Подземный ход, о существовании которого знали только он и Геза, должен проходить недалеко, но все же в достаточном отдалении, чтобы его не обнаружили рабы, рывшие могилу.
   А если Геза ошибся?!
   Впервые Рени почувствовал страх. До сих пор он ни в чем не сомневался, не думая о подробностях своего плана.
   Крышка медленно опускалась… Рени закрыл глаза, чтобы не видеть ее приближения.
   Черная мгла скрыла от него весь мир…
   Как только крышка опустилась, лестница снова была установлена и по ней спустился жрец, чтобы проверить, правильно ли она легла.
   Потом крышку забросали землей на глубину обычной могилы.
   Можно было приступить к обряду похорон Дена.
   Обряд продолжался еще дольше и был еще торжественнее, чем казнь. Ритуал, легший на его плечи, казался Гезе невыносимо медленным. Все его мысли были там, в глубине могилы, где лежал Рени. Страх и тревога терзали верховного жреца, величаво исполнявшего свои обязанности на глазах всех.
   Грубо набальзамированное тело брата не произвело на Гезу никакого впечатления, — он его просто не замечал. Но обычай заставлял играть роль, и Геза в момент опускания тела снял с себя золотую цепь, превращаясь из верховного жреца в родственника покойного. Он разорвал одежды и посыпал голову землей в знак скорби. Для всех было очевидно, что он заплакал, хотя из его глаз не выкатилась ни одна слезинка.
   Жрецы обязаны пунктуально соблюдать обычаи, и Геза соблюдал их, думая о Рени.
   Когда наконец церемония окончилась, все разошлись и Геза остался один, он долго сидел опустошенный, раздавленный несчастьем, свалившимся на него. Он исполнял желание Рени, не думая о том, что будет дальше, теперь он осознал в полной мере, что потерял брата и друга навсегда. Рени останется жив, — это прекрасно! Но ему придется скрыться из страны и никогда в нее не возвращаться. Он, Геза, не увидит его никогда!
   Что он будет делать среди чужих людей, не имея ни одного друга? Долгая жизнь с ненавистной ему теперь Ланой ужасала Гезу.
   Огромные трудности ожидали его с Рени. Как сделать, чтобы вышедший из могилы не попался никому на глаза? Как скрыть бегство его из страны? Записка, переданная Рени из темницы, ничего не говорила об этом. Не получится ли так, что Рени сразу же будет схвачен? Тогда его вторично постигнет казнь, а сам Геза потеряет все, может быть и жизнь. Роз и жрецы не простят такого обмана.
   Смерть не пугала Гезу. Но жизнь была ему нужна, чтобы отомстить Розу. Жизнь и сан верховного жреца.
   Из задумчивости его вывел приход раба.
   — Что тебе нужно? — спросил Геза.
   — Тебя хочет видеть какой-то человек, господин.
   — Кто он?
   — Он назвал себя Даиром.
   — Хорошо, введи его.
   Даир вошел. Это был глубокий старик, много лет назад поселившийся в стране Моора. Никто не знал причин, побудивших его покинуть родину. Он жил одиноко и считался богатым.
   — Ты пришел за наградой? — спросил Геза.
   — Я ее получил, господин. Я пришел по другому делу. Будь добр, удали раба.
   Геза сделал знак рукой.
   — Мы одни, — сказал он. — Говори, что привело тебя в вечер моей скорби?
   — Прости меня, господин. Но то, что я хочу сказать, важно для тебя.
   — Я тебя слушаю.
   — Тело твоего брата, — понизив голос сказал Дайр, — не бальзамировано. Я только придал ему вид, который должно иметь тело после этой операции. И то с большим трудом.
   Геза был так удивлен, что забыл притвориться гневным. Признание в обмане было опасно для Даира. Что же побудило его сделать это? Уличить его теперь уже никто не мог.
   — Ты не умеешь этого делать? — спросил он насмешливо.
   — Умею, господин. Но тело твоего брата нельзя было бальзамировать.
   Внезапно Геза все понял. Безумец, как мог он забыть! Теперь великую тайну Дена знает этот старик.
   Тайна, о которой знает третий человек, это уже не тайна.
   — Да, — сказал Геза, — об этом я забыл в своем горе. Ты прав, старик. Благодарю тебя за то, что ты не разгласил великую тайну милости богов к моему брату.
   Чуть заметная усмешка тронула губы Даира. Но как ни мимолетна она была, Геза заметил ее.
   — Я никому ничего не сказал. — Даир поклонился. — И никто не узнает, если ты, господин, будешь щедр к своему рабу.
   — Ты хочешь продать мне свое молчание?