Марышев Владимир. Избранные

   Он молчал.
   — Ладно, не переживайте. Я не жар-птица, не улечу. Только не надо строить далеко идущих планов. Мы встретимся, потому что на это есть свои причины. А дальше — время покажет. Пока же единственное, что мы можем себе позволить. — это перейти на «ты». Вы не против?
   — Конечно, нет! — Ворохов так воодушевился, что тут же выкинул из памяти не очень льстящее его самолюбию упоминание о каких-то там причинах. — Ну, со мной все просто: Андрей — он и в Африке Андрей. А вы… ты… Скажи мне самое нежное из своих имен, о несравненная! — напыщенно произнес он с тягучей восточной интонацией. — Маргарита? Рита?
   — Пока не угадал. — В отличие от Ворохова она перешла на «ты» без малейшей запинки.
   И вдруг он понял, кто перед ним. Ну конечно же, как можно было предполагать иное!
   — Марго! — выдохнул Андрей.
   — Молодец, догадался, хотя и с третьей попытки. Знаешь, в детстве меня называли Ритой, но, когда мне стукнуло шестнадцать, я оповестила всех, что я — Марго. Вот пришла в голову такая блажь — и все! Но сразу же решила: это распространяется только на тех, с кем я на «ты». И до сих пор никто не посмел ослушаться!
   — Не сомневаюсь, о драгоценная! — сказал Ворохов и, осмелев, попытался прижать к себе партнершу. Но тут же понял, что допустил промашку: Марго неожиданно воспротивилась, ее мышцы напряглись, затвердели.
   — Ай-ай-ай! — Тон ее мгновенно изменился, стал нравоучительным. — Так-то ты меня слушаешь? Я же только что сказала: единственное, что мы можем сегодня себе позволить, — это… Вспомнил? Значит, все остальное — табу. Нарушишь — можешь лишиться моего расположения. И не стоит чересчур обольщаться тем, что Кирилл Ильич к тебе благоволит. Он может строить какие угодно планы, но все будет только так, как я сама захочу. Уяснил?
   Ворохов был самолюбив. Если женщина начинала выдвигать какие-либо условия, он расставался с нею без всякого сожаления. Таких случаев было предостаточно. Взять хотя бы Валентину: он уже практически вычеркнул ее из своей жизни, так как точно знал, что на поводу у этой дамочки никогда не пойдет. Но Марго ему необычайно понравилась, и испортить с ней отношения, упустить в самом начале знакомства было бы верхом глупости. Оставалось только последовать совету и набраться терпения.
   — Извини, Марго, — сказал он. — Ну а до дома-то я тебя проводить могу? Все-таки уже довольно поздно. Мало ли чего…
   Она улыбнулась.
   — Серьезный аргумент. Спасибо за заботу, Андрей, но я все предусмотрела. За мной заедут.
   Ворохов помрачнел.
   — Кто же, если не секрет?
   — Один человек. Тот же, который и привез меня сюда. Слушай, Андрей, мне кажется, для первой встречи ты задаешь слишком много вопросов. И вот что еще…
   Она не успела договорить — «мечтатели», окружив их, дружно захлопали в ладоши. Оказывается, песня закончилась, и «сладкая парочка» уже полминуты кружилась в одиночестве.
   — О, я побежала, — сказала Марго, взглянув на часики. — До свиданья, все было просто замечательно.
   Ворохов рванулся к ней:
   — Но когда же мы…
   — Не беспокойся. Вспомни, сколько Мастеру — настоящему Мастеру! — пришлось ждать свою Маргариту. До встречи, Андрей!
   Дверь за ней закрылась.
   Ворохов потерянно прошелся по коридору.
   — Знаете, Кирилл Ильич, — сказал он упавшим голосом, — я, наверное, тоже пойду. Большое спасибо вам за все…
   — Рано благодарите. — Председатель сочувственно посмотрел на него и отечески похлопал по плечу. — Не хмурьтесь, Андрей Витальевич. Давайте-ка за стол. Слышали, господа? Всех прошу за стол!
   Лица «мечтателей», рассевшихся по местам, говорили о том, что назревает что-то серьезное.
   — Андрей Витальевич! — торжественно произнес хозяин. — Вы, должно быть, подумали, что о поддержке талантов нашим обществом я упомянул только ради красного словца. Уверяю вас, это не так. Мы приняли решение помочь вам с изданием книги. В нее войдут повести «Струны мироздания» и «День рождения Вселенной». Не возражаете?
   На Ворохова напал столбняк. Это было невероятно, немыслимо!
   — Ну-ну, Андрей Витальевич. — Председатель покачал головой. — Не делайте такое жуткое лицо. Вот, молодцом! Конечно, мы далеко не акулы бизнеса, в деньгах не купаемся, поэтому тиражик будет маленький. Обложка мягкая, рисуночек подберем готовый… Когда сможете подержать книгу в руках — еще не знаю. Во всяком случае, постараемся не затягивать. Ну вот, вы опять в лице изменились. Что с вами?
   Последних слов Кирилла Ильича Ворохов почти не разобрал, как будто они проходили сквозь вату. Голова разбухла — сногсшибательная новость вошла в нее увесистой глыбой, и переварить ее до конца мозг еще был не в состоянии.
   — Я… — Он попытался подняться, но не смог — ноги словно окаменели. — Ну, знаете… У меня нет слов… Да это же просто…
   Повинуясь жесту председателя, брюнет вставил в руку Андрея бокал с вином.
   — Вижу, угодил… — Кирилл Ильич довольно погладил бородку. — Ну, выпьем… сами понимаете, за что!
   Остаток вечера Андрей помнил смутно. Все плыло, как в тумане — разумеется, не от вина… Наконец гости начали расходиться. Ворохов уже направился в прихожую, но председатель задержал его и протянул какую-то книгу.
   — Вот, Андрей Витальевич, — сказал он, — примите маленький подарочек. Пока ваши сочинения не изданы, почитайте то, что другие умные люди написали.
   Это была знаменитая «Трилогия о Максиме» братьев Стругацких — «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер». Классика отечественной фантастики! Какое-то неизвестное Ворохову издание — видимо, самое последнее.
   — Спасибо, — поблагодарил он, но про себя подумал: «Что за странный подарок! Он бы мне еще „Евгения Онегина“ вручил! Неужели мог допустить мысль, что у меня нет дома собрания сочинений Стругацких? Может, какой-то намек? Дескать, держись нас, и станешь таким же известным? Чушь! Известность — подлинная, конечно, а не искусственно раздутая шумиха — не зависит от щедрости спонсоров и профессионально раскрученной рекламной кампании. Кирилл Ильич — мужик умный, он это прекрасно понимает. Тогда что же?..»
   — Всего хорошего! — попрощался с ним председатель. — Разумеется, мы с вами еще увидимся. Адресок ваш у нас есть, телефончик тоже… В общем, до скорого!

Глава 7. В МОСКВЕ

   Во двор въехал длинный темно-вишневый «форд» одной из последних моделей. Довольно дорогая и престижная игрушка, хотя в большинстве своем «новые русские» (так здесь называли бизнесменов) отдавали предпочтение европейским автомобилям. За рулем сидел коротко постриженный тип с лоснящейся физиономией. Больше в машине никого не было.
   «То, что надо!» — подумал Кромптон. Не дожидаясь, когда «форд» поравняется с ним, он повернулся и сделал вид, что изучает стену дома. Предосторожность практически излишняя, но лучше все-таки не изменять своим привычкам. Вдруг его лицо успеет отложиться в памяти водителя, а «промывка» окажется неполной? Все может быть. Не важно, что он, Кромптон, только-только приехал в Россию и еще нигде не успел наследить. Береженого бог бережет!
   «Форд» прошуршал шинами за его спиной. Сосчитав в уме до трех, Кромптон слегка повернул голову и проводил взглядом удаляющуюся машину. На таком расстоянии он бил наверняка. Ага, попал! Ярко-зеленая аура, окружавшая фигуру водителя, поблекла, налилась нездоровой желтизной. Теперь можно было действовать без опаски — мозг «подстреленного» позволял производить над собой любые манипуляции. Однако двор — не самое подходящее место для рандеву. Тип, надо думать, направлялся или к себе домой, или к другу, или к любовнице — в любом случае его здесь знали. Поэтому Кромптон велел своему «клиенту» вновь выкатить на улицу и проехать еще метров пятьдесят.
   Гарри неторопливо подошел к стоящему «форду», открыл заднюю дверцу (тип, повинуясь мысленному приказу, ее уже разблокировал) и забрался внутрь. Удобно устроился на заднем сиденье (главное — не суетиться!), затем вонзил взгляд в затылок водителя — неподвижный, словно принадлежащий восковой кукле. Через пару секунд «кукла» неуклюже завозилась. Не оборачиваясь, «клиент» завел плохо гнущуюся правую руку назад и бросил на сиденье рядом с Кромптоном пухлый бумажник из светло-коричневой кожи.
   «Как хорошо, что мысленное внушение не требует знания языков, — подумал Кромптон. — Можно одинаково хорошо управлять хоть малайцем, хоть эскимосом, не понимая ни слова из их тарабарщины. Трудновато, конечно, выражать свою волю исключительно образами, но у меня было достаточно времени для практики».
   В бумажнике, как он и думал, оказались две пачки денег. С одних банкнот — унылых, зеленоватых — смотрели знакомые постные лица американских президентов. Рубли выглядели поинтереснее, но к красочным купюрам, исходя из собственного опыта, Гарри особого почтения не испытывал. Чем больше наворотов, тем ниже, как правило, реальная стоимость. И все же улов неплох — можно даже не пересчитывать.
   Сунув бумажник во внутренний карман пиджака, Кромптон вышел из машины. Минуты через две-три хозяин «форда» дернется, как от электрошока, и тупо уставится на шоссе, пытаясь сообразить, какого черта он здесь остановился. Но, напрягая извилины, он не добьется ничего, кроме головной боли, порой совершенно непереносимой, так что от попыток восстановить провал в памяти ему очень скоро придется отказаться. Однако беспокойство останется. Уверенный, что за эти несколько вычеркнутых из жизни минут с ним непременно приключилась какая-нибудь гадость, он обнаружит пропажу бумажника, и тут, конечно, начнет рвать и метать, пуская в ход все богатство русского мата.
   Вариант с автомобилем был далеко не единственным: Кромптон, еще не будучи Кромптоном, разработал больше десятка способов поживиться за счет своих недалеких соседей по планете. В Москве это даже оказалось проще, чем где бы то ни было — русские испытывали странную нелюбовь к кредитным карточкам. Впрочем, что же тут странного? Судя по всему, сколотить какое-никакое состояние в России можно было лишь в обход закона, качая в свой карман никем не учтенную наличность. Самые крупные мафиози, конечно, находили способы отмыть грязные баксы и заводили в банках внушительные счета, но более мелкая рыбешка предпочитала не рисковать. Стоит ли доверять свои маленькие финансовые тайны компьютеру, который не заставишь соблюдать обет молчания?
   Кромптон тоже избегал легальных сделок, особенно — покупки автомобиля. Купишь — попадешь в компьютер, получишь номер, по которому тебя легко вычислить. Зачем создавать себе трудности, когда можно без хлопот «уговорить» любого встречного подвезти тебя куда надо?
   Конечно, случались и проколы. Дар — это вовсе не волшебная палочка, пользоваться которой сумеет даже ребенок: взмахнул — и только руки подставляй, лови падающее с неба мороженое. Нет, Дар — штука сложная, здесь надо действовать с ювелирной точностью. Хорошо еще, что Кромптон не зарывался. До поры до времени он старался не наезжать на действительно известных людей, подавлял искушение ограбить какой-нибудь банк или казино, да и в отношениях с преступным миром соблюдал предельную осторожность. Но все же накладки были неизбежны. Выручал все тот же Дар: попробуй-ка поймай человека, меняющего лица, как перчатки!
   Его никогда не смущало то, что он, стремящийся к высшей власти, пока что уподобляется мелкому воришке. У кого-нибудь другого на этой почве мог развиться жуткий комплекс: пристало ли будущему владыке промышлять кражей кошельков? Но Кромптон не гнушался ничем ради достижения конечной цели. Для великих дел еще будет время, причем, если его план полностью удастся, — время неограниченное. А пока — куда ж деваться — он вынужден идти сквозь грязь и кровь. Разве в истории когда-нибудь без этого обходилось?
   Как ни странно, копаясь во всем этом дерьме, он не разучился ценить красоту. Москва, например, уже успела ему понравиться, хотя он только-только начал с нею знакомиться. Особенно поражало византийское великолепие древних храмов. А удивительный вычурный Кремль, не похожий ни на одну из крепостей мира? Даже не верилось, что его возвели итальянцы — настолько он отвечал духу самобытной русской культуры. Эту самобытность Кромптон уважал. Но именно ему — какая ирония судьбы! — предстояло с ней покончить. Кто-то мог закомплексовать и по этому поводу. Кто-то, только не Кромптон. Его не терзало чувство раздвоенности. Да, много веков назад Русь разошлась с Западом, выбрала иную дорогу — трудную, извилистую, полную ухабов, но зато свою. И это было хорошо, потому что в результате ожерелье цивилизаций обогатилось еще одной жемчужиной. Да вот беда — несхожесть жемчужин привела в конце концов к таким издержкам, что настала пора взвесить: какая чаша перетянет? Кромптон взвесил — и сомнений у него не осталось. Мир прекрасен, но несовершенен для его обитателей. Что ж, придется пожертвовать красотой — тем более что прежней красоты уже никогда не будет.
   Пока все шло по плану. «Крыша» оказалась просто замечательной. Местные ребята не только создали Кромптону правдоподобное прикрытие, но и завалили нужной информацией. Оставалось только найти наиболее полезного человека, чтобы одним ударом убить двух зайцев. После этого Гарри собирался пошататься тут и там, чтобы хотя бы минимально вжиться в непривычную среду. И лишь затем можно будет ехать на место.

Глава 8. РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

   Валентина продержалась три дня. На четвертый Ворохова, с головой ушедшего в новую повесть, оторвал от компьютера телефонный звонок.
   — Слушаю, — буркнул Ворохов, тоскливо глядя на монитор: почти треть его занимало длинное, очень сложное по структуре и все еще не законченное предложение. За время разговора стройная цепочка заключительных слов, которую он мысленно выстроил, но еще не успел набрать, могла рассыпаться — и тогда снова напрягай мозги…
   — Здравствуй, Андрей. — Бесстрастность в голосе Валентины была деланной — чувствовалось, что затянувшаяся игра в «Кто первый позвонит?» заставила его подругу изрядно понервничать.
   — Здравствуй.
   — Я решила… — Она замялась, не зная, как обосновать свой звонок, чтобы он не походил на капитуляцию.
   — …Разведать обстановку на линии фронта? Не стесняйся, называй вещи своими именами.
   — Не очень удачная формулировка. Я женщина не воинственная. Но если тебе угодно выражаться именно так… — Он представил, как она пожимает плечиками. — Ты прочел мою записку?
   — Прочел.
   — Ну и?..
   — Как видишь, пока не позвонил.
   — Что значит «пока»? — В ее голосе прорезались знакомые ему нотки раздражения. — Ты хочешь, чтобы я предоставила тебе на раздумье целый месяц и ежедневно, как дура, справлялась, не приблизилось ли ваше величество к окончательному ответу?
   — Бог с тобой, Валя. Ничего я не хочу. Зачем отнимать твое драгоценное время? Считай, что, сказав «пока», я просто оговорился. Не было этого слова. Не было! Если уж совсем откровенно, то я как-то и не ждал твоего звонка. Сейчас пишу новую повесть. Мысли прут, работа кипит…
   — Вот как? Ну что ж, непоколебимый Андрей Ворохов… Честно говоря, мне не верится, что ты приковал себя цепями к компьютеру. Ты всегда предпочитал совмещать духовные радости с телесными. Дай-ка попробую угадать. Наверное, уже подцепил какую-нибудь длинноногую дурочку. В отличие от меня с ней всегда легко и приятно, потому что из всех писателей она знает только Льва Толстого — в школе проходила — да теперь еще Андрея Ворохова. Ты будешь по-прежнему выстукивать свои нетленные повести, а она — превозносить их до небес, просто потому, что нельзя перечить своему божку. Ну что, угадала?
   — Занятно, занятно. В таком случае позволь и мне блеснуть даром ясновидения. Ты, конечно же, сошлась с очень крутым и невероятно образованным писателем. На досуге он любит почитать Пруста и Пелевина. А потом берет отбойный молоток и начинает по трафарету вырубать из каррарского мрамора широкоплечих суперменов, в одиночку спасающих мир. Именно таких героев сейчас остро не хватает нашей литературе, а потому труд писателя достойно оплачивается. У него уже есть дачка, «тачка» и собачка. А теперь ему достался особо ценный приз — очаровательная интеллигентная подруга, тонко улавливающая, как шуршание бумаги, выходящей из принтера, плавно переходит в приятный хруст дензнаков.
   — Перестань ерничать! — взвилось в трубке совсем не колоратурное сопрано. — Какая же я была идиотка… За столько времени не смогла понять, что тебе до конца жизни строить воздушные замки! Все, я сыта по горло. Прощай, Андрей. И никогда — слышишь? — никогда мне больше не звони! — Наступила пауза. Валентина, видимо, в запале успела позабыть о том, что сама, не вытерпев, позвонила первой. Теперь до нее дошло, как глупо выглядит последняя фраза. Она лихорадочно соображала, как исправить свой ляпсус, выдать напоследок нечто очень едкое, чтобы Андрея действительно задело. Но ничего не придумала и наконец в сердцах бросила трубку.
   «Вот и все, — подумал Ворохов. — Еще одна женщина отказалась потакать монстру, отвергшему все попытки сделать его человеком. Что ж, оно и к лучшему. Уж слишком разными были у нас представления об облике синей птицы. Она свою, конечно, поймает — хватка есть. А я?..»
   Как ни странно, все эти дни Ворохов старался не вспоминать об удивительном вечере у «мечтателей». Видимо, так до конца и не поверил, что розданные ему щедрые авансы — не плод больного воображения. Слишком часто приходилось разочаровываться. Стоило какому-нибудь издательству «обнадежить» Андрея ничего незначащей фразой «Ваша рукопись принята к рассмотрению», как он немедленно начинал строить радужные планы, прикидывать, что еще можно предложить добрым столичным дядям.
   Но «рассмотрение» всегда заканчивалось не в его пользу. Вместо того чтобы посмеяться над своей наивностью и тут же предпринять вторую попытку, Ворохов неизменно начинал хандрить, надолго выбиваясь из колеи. И все же в конце концов он, кажется, научился воспринимать неудачи философии. А вместе с тем — не особенно обольщаться, когда изредка фортуне надоедало хмуриться.
   Ворохов снова уселся за компьютер, но через полчаса телефон опять зазвонил. На этот раз Андрей хладнокровно «добил» предложение и лишь затем взял трубку.
   — Алло!
   Из трубки послышалась музыка. «Та-та-та, та-та-та, та-та-та!» — задорно пели скрипки. Начало второй части Восьмой симфонии Бетховена — то самое жизнерадостное аллегретто, мелодию которого главный «мечтатель» избрал для своего дверного звонка. Только сейчас оно, несомненно, звучало в исполнении симфонического оркестра.
   — Кирилл Ильич? — вырвалось у Ворохова прежде, чем он понял свою ошибку. Председатель, казалось, больше всего боялся, что его сочтут излишне серьезным — отсюда и постоянная улыбка, и слова с уменьшительными суффиксами, которыми он усыпал свою речь. Но почему-то создавалось впечатление, что все это не от чистого сердца. Не выпячивая особо свое руководящее положение, Кирилл Ильич на самом деле, похоже, упивался им. А значит, старался соответствовать статусу. Председателю приличествует, приглашая нового человека на заседание клуба, послать официальное письмо. Так он и сделал. После того, как знакомство состоялось, можно и позвонить. Но такому человеку несолидно начинать с намеков, подносить телефонную трубку к проигрывателю — дескать, прояви смекалку, догадайся, кому понадобился! Нет, так мог поступить только рядовой член общества! Но кто именно?
   И вдруг его осенило.
   — Марго? — взволнованно спросил он. — Марго, это ты?
   Музыка сразу зазвучала тише — раза в два.
   — Марго, я знаю, что это ты. Слушаю тебя!
   Музыку выключили.
   — Ты снова угадал, — послышался в трубке голос Марго.
   — Как и тогда на вечеринке. Молодец!
   — Слушай, а почему ты была так уверена, что мне врезалось в память звучание этого звонка?
   — Ну вот, перехвалила, — вздохнула Марго. — Сам же мне об этом сказал в перерыве между танцами. Забыл?
   — Ах да… Но зачем такая таинственность?
   — Видишь ли… Ты мог бы оказаться не один. Я подумала: ты обязательно догадаешься, кто звонит, и, если у тебя дама, как-то дашь это понять. Тогда бы я повесила трубку и перезвонила в другой раз. Зачем создавать тебе проблемы?
   — Слушай, Марго, на данном историческом отрезке у меня никого нет.
   — Правда? А я думала… Хорошо, могу я сейчас к тебе приехать?
   — Ко мне? — Ворохов обалдел. Ай да Маргарита Николаевна! Даже до дома себя проводить не разрешила, а теперь сама напрашивается в гости к малознакомому мужчине. Это, безусловно, что-нибудь да значит…
   — Конечно, конечно, — торопливо ответил он. — Жду! Адрес знаешь?
   — Знаю. Только ничего не готовь — я не задержусь. До встречи!
   Ворохов победно отстучал у себя на груди внезапно ставшую родной мелодию и пару раз от избытка чувств крутанулся на пятке. Затем кинулся наводить в квартире хотя бы подобие порядка и, справившись с этим минут за семь, начал ожесточенно гладить брюки. Когда раздался дверной звонок, Андрей был уже полностью экипирован.
   — Так вот как живет современный Мастер! — сказала Марго, войдя в комнату и критически оглядев ее. Чувствовалось, что на языке у нее так и вертится фраза киношного Ивана Васильевича: «Хоромы-то тесные!»
   — Бедность — сестра таланта, — отшутился Ворохов, переиначив пословицу. — Так было, есть и будет. Больше шансов выиграть в лотерею, чем заработать рубль своим трудом — это Булгаков точно подметил. Но пока мне хватает и этих апартаментов. Садись сюда, — он показал на диван-кровать, — а я сейчас что-нибудь сварганю. Чай, кофе?
   — Спасибо, ни того, ни другого. Мы просто поболтаем.
   — Как соблаговолите, сударыня! И о чем же?
   — Обо всем. Хочется узнать о тебе побольше.
   «Замечательно! — подумал Ворохов. — События неудержимо развиваются. Только бы не оказалось, что она всего-навсего выполняет задание Кирилла Ильича — такого унижения я не перенесу. Я зачем-то нужен председателю. Очень нужен — это бесспорно. Но прямо обозначить свои интересы он не решается. А потому прибегает к испытанному приему — вызывает „штатную“ обольстительницу и поручает ей что-то из меня вытянуть. Что именно? Компромат на одного из политиков, с которыми я общался по долгу службы, работая в газете? Но я никогда не копался в чужом грязном белье. Есть много других журналюг, которые делают это с удовольствием и заколачивают неплохие бабки. Да, что-то я стал мнительным. Прямо-таки шпиономанией заболел после встречи с „мечтателями“!»
   Между тем Марго высмотрела коробку с компакт-дисками.
   — Так, — сказала она, — классика у тебя на почетном месте. Ну, я в этом и не сомневалась. А вот эта попса… Готова поспорить: сам ты ее не слушаешь, купил, чтобы услаждать слух бывающим здесь мамзелям. А заодно — другим гостям, людям с простым здоровым вкусом, которых при звуках виолончели тянет удавиться на ее струнах. Верно?
   — Примерно так. Хочешь что-нибудь послушать?
   — Хочу. Выберем золотую середину. Вот… «Пинк Флойд» — их, я уверена, ты слушаешь сам. Пусть играет, только негромко.
   — Знаешь, а ведь у нас с тобой много общего, — сказала она, когда ее желание было исполнено. — Музыкальные пристрастия — только один пример. А вот скажи: как ты относишься к рекламным клипам?
   Ворохов удивился. Марго изволит шутить? Неужели нет более подходящей темы для разговора?
   — Как я могу к ним относиться? Ненавижу, как тараканов, как загаженный подъезд, как политику, как… Смотришь телевизор — вдруг появляется этакий упитанный барашек и начинает доказывать, что без новейшей машинки для завязывания шнурков ты просто мужлан. Ну, сходить на кухню, поделать что-нибудь, пока этот тип не исчезнет. Только усядешься снова — буквально через пять минут возникает разряженное, как попугай, юное существо и с той же отштампованной на лице улыбкой уверяет, что если уж давиться дерьмовыми, наполовину состоящими из сои сосисками, то исключительно фирмы «Пупс энд Хрупе». Хоть убей, не понимаю: неужели эти идиоты-рекламодатели думают, что после такого надругательства над моей психикой я хоть раз в жизни куплю их товар?
   — Между тем рекламный бизнес — один из самых прибыльных, а самые процветающие фирмы — те, которые заказывают больше клипов. Как тебе такой парадокс?
   — Это для меня непостижимо. Я признаю только информативную рекламу: то-то и то-то вы можете приобрести там-то и там-то, телефон такой-то. И все! Но ведь клипы не несут абсолютно никакой информации, они просто обрабатывают мозги с единственной целью — чтобы в них отложилось название фирмы.
   — Так ведь и откладывается, и люди раскупают то, что им навязывают, на «ура»!
   — Не понимаю. По логике, все должно быть наоборот.
   — Так ты никогда не покупаешь товар только потому, что его рекламируют?
   — Никогда. У меня совсем другие критерии. Или я на собственном опыте успел убедиться, что вещь хорошая, или спросил у тех, кто ею пользовался. Но чтобы идти, как слепой щенок, на поводу у рекламы? Ни за что! Если я вижу в магазине шампунь, два года маячивший на экране и убивший у меня черт знает сколько нервных клеток, то обязательно обойду его стороной. Я его уже возненавидел — вот и все, чего добились производители! Есть много других шампуней, которые столько не рекламировались и не успели меня озлобить. Они ничуть не хуже, да ты и сама это знаешь. Да вспомни хотя бы эти хваленые «марсы» и «сникерсы»! Я как-то попробовал из чистого интереса, убедился, что эта дрянь в подметки не годится нашему шоколаду, — и больше ни разу не покупал. Тут хоть зарекламируйся — ничего не изменится, потому что я привык доверять своим вкусовым рецепторам, а не байкам с экрана.