Страница:
Ини грустно опускается на циновку.
— Ничего, Миу-бин, не горюй! — шепчет Сети. — Я тебе помогу сегодня, и тогда завтра он позволит и тебе попробовать писать на папирусе.
Старшие учителя направляются к двери. Но им преграждает дорогу Пасер. Слегка наклонив голову, он обращается к Шедсу:
— Разреши мне уйти домой, господин. Я совсем болен.
Шедсу молча кивает ему на ходу и выходит из комнаты в сопровождении Миннахта. Аменхотеп остается с мальчиками и весело обращается к ним:
— Ну, соколята, все во двор — есть, отдыхать, бегать, а потом снова за дело!
И мальчики, толпясь и толкаясь, выбегают из комнаты.
Глава IV
Глава V
— Ничего, Миу-бин, не горюй! — шепчет Сети. — Я тебе помогу сегодня, и тогда завтра он позволит и тебе попробовать писать на папирусе.
Старшие учителя направляются к двери. Но им преграждает дорогу Пасер. Слегка наклонив голову, он обращается к Шедсу:
— Разреши мне уйти домой, господин. Я совсем болен.
Шедсу молча кивает ему на ходу и выходит из комнаты в сопровождении Миннахта. Аменхотеп остается с мальчиками и весело обращается к ним:
— Ну, соколята, все во двор — есть, отдыхать, бегать, а потом снова за дело!
И мальчики, толпясь и толкаясь, выбегают из комнаты.
Глава IV
СУДЬБА ПАБЕСА. — ПЕРВЫЙ ПАПИРУС
Двор школы большой и вместительный, гораздо больше двора у дома Сети. Вообще-то вокруг здания школы имеется целых три двора: два с хозяйственными постройками, куда детям запрещено ходить, а этот, третий, отведен специально для них.
С каждой стороны двора устроены навесы, которые поддерживаются легкими деревянными подпорками. Под этими навесами, спасаясь от жарких лучей солнца, мальчики обычно и отдыхают между уроками.
Вот и сейчас они бегут прямо сюда и сразу же бросаются к большому глиняному сосуду с водой. Происходит короткая схватка за право первым напиться. Яхмес быстро наводит порядок и начинает по очереди наливать воду — кому в глиняную чашку, кому прямо в подставленные под струю ладони.
Под левым навесом отдыхают малыши; они кончили учиться раньше, успели уже поесть и теперь весело играют в кости или камешки, пробуют бороться, возятся, визжат.
Недалеко от них останавливается Сети. Ему удалось достать воды одним из первых, и теперь он спокойно жует свои лепешки.
Все его мысли заняты двумя событиями. Их ни в коем случае нельзя оставить без последствий. Это предательский поступок Нефера и история с Пабесом.
Нефера, конечно, необходимо поколотить, но это можно отложить до вечера, тем более что, предчувствуя недоброе, этот трус не отходит от Аменхотепа. Ну и пусть. Сейчас главное — это Пабес, запертый в подвале и ожидающий тяжелого наказания.
Где же Мехи и Ини? Ага, вот Мехи! Он уже напился и, утирая рот смуглой рукой, тоже оглядывается вокруг. Взгляды мальчиков встречаются. Они без слов понимают друг друга и бегут в самый дальний угол двора. Сети хватает Ини за руку и увлекает за собой.
— Что будем делать? — спрашивает Мехи.
Всем ясно, о чем идет речь. И они начинают совещаться.
Совершенно очевидно, что Пабеса надо выручать немедленно, пока не вернулся учитель, иначе будет очень плохо. Бежать к Пабесу домой нет никакого смысла — у него нет ни отца, ни матери. Его отец, знаменитый архитектор Нана, погиб во время экспедиции в далекую Нубию[4], куда он был послан фараоном, чтобы привезти хороший камень для постройки нового храма. Мать Пабеса умерла еще раньше. Теперь он живет у дяди, судьи Небамона, очень строгого, сухого человека, к тому же близкого друга учителя Шедсу. Ждать, чтобы дядя защитил Пабеса от гнева учителя, не приходится, а гнев этот накапливается уже давно.
Пабес очень горячий, но честный и прямой. Он не выносит несправедливости, не задумываясь готов подраться с любым мальчиком, если ему покажется, что тот обижает слабого, борется не по правилам, отнимает у маленьких еду или игрушки. Учится Пабес очень неровно. Ему легко дается математика, он может хорошо читать и красиво писать, но часто и то и другое делает плохо. Его душит скука и однообразие уроков Шедсу, который заставляет мальчиков постоянно читать и списывать малопонятные поучения, гимны богам и фараонам.
Эти тексты, повторяющиеся изо дня в день, нисколько не интересуют способного, живого мальчика, и он, вместо того чтобы слушать, задумывается, начинает потихоньку рисовать какие-то здания или красивые узоры из цветов лотоса, виноградных гроздьев, пальмовых листьев. Его постоянно наказывают, а он шалит все злее, все отчаяннее. В нем все растет ненависть к несправедливому учителю и к своему дяде, который его постоянно бьет. Плохо Пабесу в школе, плохо и дома, и он отводит душу только с Мехи да еще со старым умным писцом Ани, который иногда приходит в школу беседовать и заниматься с мальчиками.
Все это хорошо знают Мехи, Сети и Ини, и поэтому судьба Пабеса их особенно волнует.
— Что же делать, Мехи, что делать? — шепчет Сети. — Я ничего не могу придумать. Ведь чтобы освободить Пабеса, надо достать ключ, а утащить его у старого Миннахта невозможно — он не выпускает ключа из рук.
Мехи молчит. Молчит и Ини.
Неожиданно к ним подходит Яхмес и присаживается рядом, поджав ноги. Мальчики настороженно смотрят на него.
— Вот что, друзья, — тихо говорит Яхмес. — Надо выручать Пабеса. Не удивляйтесь, что я к вам пришел, и верьте мне. Дело очень плохо. Когда Шедсу гневается так, как сегодня, то… — Яхмес умолкает.
— Мы и сами понимаем, — отвечает Мехи, — но как же вытащить Пабеса?
— Ты лучше мне скажи, куда ему деваться, если нам удастся это сделать? — спрашивает Яхмес. — Ведь к дяде ему нельзя идти — тот его отдаст Шедсу.
— Ну если он будет свободен, то я уж знаю, что делать! — шепчет Мехи. — У Пабеса есть старший брат, Аменеминт. Он сейчас руководит постройкой нового дворца в Меннефере[5] — он тоже архитектор. А сегодня возничий моего отца, Сеннеджем, как раз едет в Меннефер за новыми лошадьми. Я бы его упросил взять Пабеса с собой и отвезти к брату!
— А он это сделает? — с сомнением спросил Яхмес.
— Конечно, сделает! — уверенно отвечает Мехи. — Он меня очень любит.
— Ну, тогда все хорошо! — Яхмес облегченно вздыхает. — А Пабеса мы сейчас освободим. Дело вот в чем: рядом с тем подвалом, где его заперли, есть другой, в котором лежат старые глиняные сосуды и инструменты. Меня как-то туда посылал учитель за черепками для упражнений. Подвалы разделены только глинобитной стеной. Нам надо незаметно спуститься в дальний подвал, проломать дырку в стене и вытащить Пабеса!
— Вот это здорово! — чуть не кричит Ини.
Но Мехи вовремя зажимает ему рот.
— Идем скорее! — шепчет Сети и порывается бежать.
— Стой! — останавливает его Яхмес. — Мы пойдем втроем — ты, Мехи и я. А Ини должен остаться здесь и устроить такой шум на дворе, чтобы учителя были заняты и не хватились бы нас, да и не услышали бы стука, когда мы будем ломать стенку.
— Будет шум, не беспокойся! — говорит Ини.
Он думает минутку и затем мчится по двору к навесу малышей. По дороге он бросает горсть камешков в группу своих сверстников. Те, не разобрав, откуда полетели камни, немедленно начинают ссору, а Ини тем временем подбегает к малышам и весело спрашивает их:
— Ну-ка, кто вы такие — трусливые гиены или храбрые львы?
— Львы, львы! — кричат малыши, еще не понимая, чего от них хочет Ини, но уже гордясь тем, что он заговорил с ними.
— Ну, а если львы, так все бегом за мной на охоту!
Ини поворачивается, бежит к лесенке, которая ведет на плоскую кровлю, и быстро лезет вверх. За ним с радостными криками и визгом несутся малыши и также карабкаются на кровлю. А Ини уже наверху и, размахивая руками, вспугивает большую стаю голубей.
Малыши усердно помогают ему, и по всему двору поднимается невообразимый шум от хлопанья крыльев взлетающих в небо птиц и веселых возгласов детей.
Встревоженные учителя спешат к лестнице; туда же устремляется взгляд нубийца-раба.
А внизу ссора сверстников Ини переходит в драку, и крики дерущихся смешиваются с общим переполохом.
Да, Ини сдержал слово: шум большой!
Сам Ини все время не спускает глаз с того конца двора, где скрылись трое его товарищей, и, продолжая возиться с малышами, с волнением ждет, скоро ли появится Сети или Яхмес. Скорее бы, а то Аменхотеп уже поднялся на кровлю и начинает унимать малышей и спускать их вниз. Хорошо еще, что лестница одна, а Аменхотеп осторожен и не слишком торопит мальчиков.
Наконец Ини видит Яхмеса и Сети, которые незаметно прошмыгнули из-за угла двора и уже стоят под одним из навесов. Ини молниеносно спускается на руках по одной из деревянных подпорок и бежит к ним.
— Ну что?
— Все в порядке! — говорит, улыбаясь, Сети. — Они оба уже перелезли через стену и бегут к дому Мехи.
— Правда?
— Спроси Яхмеса!
Яхмес молча кивает головой, и его глаза ярко блестят.
— Ну и шум же ты устроил, Миу-бин, вот молодец! — одобрительно говорит Сети, похлопывая Ини по плечу.
— Да уж я постарался как мог, — скромно отвечает довольный Ини.
Между тем учителям постепенно удается навести порядок, и они уводят учеников в дом. Яхмес, Сети и Ини незаметно вместе с товарищами занимают свои места на циновках.
В кресло учителя садится теперь Аменхотеп. Он раскрывает ящик с рукописями, вызывает Яхмеса и с его помощью раздает ученикам свитки.
В это время в комнату бесшумно проскальзывает совершенно запыхавшийся Мехи. К счастью, все ученики заняты раздачей свитков, а учитель стоит спиной к двери, и Мехи успевает сесть, не замеченный никем, кроме Яхмеса. Он старается отдышаться и в то же время ловит взгляд Сети. Наконец это ему удается. Он улыбается и кивает. Сети понимает, что всё в порядке, и шепчет об этом Ини. Им очень хочется узнать подробности, но сейчас это совершенно невозможно. Аменхотеп уже кончает раздачу рукописей и говорит:
— Приготовьте ваши письменные приборы, мальчики. Яхмес, открой второй ящик и раздай папирусы и черепки, как приказал учитель Шедсу.
Яхмес отбирает куски папируса для Нефера, Сети и Минмеса, оставляет один на своем месте, а остальным мальчикам раздает большие черепки от разбитых глиняных сосудов.
Сети, получая из рук Яхмеса свой папирус, успевает шепнуть:
— Мехи вернулся, все хорошо!
— Я его видел, — также шепчет Яхмес и, передав Ини большой глиняный черепок, идет дальше.
Сети с интересом и волнением осматривает свой первый папирус. Это сравнительно небольшой кусок папируса, но почему-то не очень чистый, с какими-то сероватыми полосами. Сети всматривается и понимает, в чем дело: на этом папирусе уже что-то было написано раньше, но потом запись смыли, для того чтобы можно было использовать папирус еще раз. Если всмотреться, то в одном месте видны даже два знака из прежнего текста.
Сети знает, почему так сделано: папирус — очень дорогой материал, и поэтому обычно учеников сначала долго учат писать на глиняных черепках или на гладких кусках белого известняка, а потом, когда им разрешают писать на папирусе, то дают не новые свитки, а уже использованные с одной стороны или вот такие смытые. Да и взрослые писцы, списывая для себя какое-нибудь литературное произведение, часто пользуются оборотной стороной ненужных документов. Сети не раз видел, как отец и Нахт склеивали вместе старые письма, расписки, счетные записи и на оборотной, чистой стороне полученного свитка писали понравившиеся им повести, стихи и сказки.
Понятно, что и Сети, который сегодня первый раз будет писать на папирусе, дали старый, смытый кусок. Но Сети вполне доволен своим папирусом. Осторожно положив его на циновку, мальчик начинает разводить водой краски в углублениях своего письменного прибора — красную охру для заголовков и черную сажу для основного текста.
Так, все готово. Теперь надо посмотреть, что же ему придется переписывать. Сети разворачивает свиток, который дал ему Аменхотеп, и видит красиво написанные четким, разборчивым почерком строки.
Два первых слова написаны красным, потом идут черные строки, кое-где прерываемые красными.
Сети вспоминает, что учитель всегда велит, прежде чем начинать списывать рукопись, внимательно ее прочесть, и он начинает читать:
«Сказал дружинник верный: „Пусть успокоится твое сердце, мой князь! Вот мы достигли родины. Воздают хвалы, благодарят бога, все люди обнимают друг друга. Наш отряд пришел целым, нет убыли в нашем войске. Вот мы пришли в мире и достигли нашей страны“ [6].
Сети очень заинтересован началом текста, ему хочется поскорее узнать, что будет дальше. Он разворачивает свиток и, пропуская часть рукописи, читает наудачу:
«Корабль погиб, и из бывших на нем не осталось никого. Я был выброшен морской волной на остров. Я провел на нем три дня в одиночестве, и только мое сердце было моим товарищем. Я заснул под сенью дерева».
Сети увлечен необычайными приключениями еще неизвестного ему героя и хочет читать дальше, хотя ему следовало бы прочитать только первые строчки, которые надо списывать. И действительно, ему не удается это сделать, так как к нему незаметно подходит Аменхотеп и, наклоняясь, тихо спрашивает:
— Ну, как дела?
Сети смущенно смотрит на молодого учителя и осторожно скатывает свиток обратно, оставляя открытым только начало рукописи.
Аменхотеп прекрасно видел, что Сети не вовремя зачитался, поэтому он и подошел к нему. Если бы урок вел Шедсу, Сети не миновать бы плетки, но Аменхотеп иначе обращается с мальчиками. Он не кричит на них, не бьет их, и тем не менее (а вернее — именно поэтому) на его уроках мальчики успевают обычно сделать гораздо больше и лучше, чем на уроках Шедсу.
— Ну-ка, начинай писать, да не торопись, пиши спокойно, — говорит Аменхотеп, похлопав Сети по плечу, и наклоняется к Ини.
Тот уже старательно выводит первую строчку на глиняном черепке. Хороший черепок дал ему сегодня Яхмес, большой и гладкий, на нем легко писать. А Ини очень хочет выполнить задание как можно лучше, чтобы завтра получить папирус. Мальчик внимательно прочел начало текста и уже заранее заметил трудные знаки. Он решил просить Сети помочь написать их.
А текст у Ини попался тоже очень интересный — про фараона Камеса, который правил Египтом около пятисот лет назад. Плохо было тогда в Египте — почти полтораста лет им уже владели чужеземцы, кочевники-гиксосы. И вот в рукописи, которую начал списывать Ини, как раз и рассказывалось о том, как египтяне начали борьбу за освобождение своей страны.
В комнате воцаряется тишина. Мальчики старательно пишут. Аменхотеп тихо ходит по рядам, наклоняется то к одному, то к другому ученику, поправляет почерк, иногда сам четко и красиво выписывает на полях ошибочно или неуверенно написанные мальчиками знаки. Сети тоже пишет.
Он знает, что ему, как и всем другим мальчикам, надо списать одну страницу текста, то есть один столбец строчек. Это нелегко, но мальчикам надо стараться писать лучше и больше, потому что в высшей школе придется писать уже по целых три страницы в течение одного урока.
Сначала Сети отмечает дату урока и после этого начинает медленно и аккуратно списывать рукопись.
Сегодня необходимо писать как можно лучше, чтобы доказать, что ему не зря доверили папирус.
Опытный писец пишет ровно, строчки у него получаются прямые, знаки остаются одинакового размера от начала до конца. А вот Сети обычно начинает писать крупно, а дальше пишет все мельче и мельче, да и строчки почему-то начинают наползать одна на другую, и поэтому конец заданного урока у Сети всегда бывает написан гораздо хуже начала. Сегодня он особенно старается.
Так же пишет и Минмес, он тоже сегодня получил папирус. Ему досталась хорошо знакомая рукопись — «Поучение мудреца Ахтоя, сына Дуау, своему сыну Пепи».
Это поучение написано почти за тысячу лет до того, как родились Минмес и Сети, и вот с тех пор все мальчики во всех египетских школах читают его, переписывают и учат наизусть. В нем говорится, как хорошо и выгодно быть писцом, а чтобы убедить в этом учеников, сравнивается положение писца с тяжелым трудом земледельцев, рыбаков, различных ремесленников — ткачей, сандальщиков, каменотесов[7]. Хотя таково же было содержание и многих других поучений, которые заучивали мальчики, но «Поучение Ахтоя» считалось лучшим, а поэтому и обязательным для заучивания.
На папирусе Минмеса уже четко написано заглавие рукописи — «Начало поучений, сделанных человеком по имени Ахтой, сын Дуау, его сыну по имени Пепи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу».
Теперь Минмес пишет дальше: «Обрати же твое сердце к книгам… Смотри, нет ничего выше книг!»
Аменхотеп заглядывает через плечо Минмеса, потом подходит к Неферу, недолго смотрит, как тот переписывает «Повесть о Синухете», и, убедившись, что здесь все идет хорошо, наклоняется к Хеви. Вот здесь совсем неблагополучно!
Хеви, как и Минмес, переписывает «Поучение Ахтоя», но оба мальчика пишут совсем по-разному. Строчки на черепке Минмеса аккуратные, у Хеви же знаки получаются то жирными, то тонкими, как-то растекаются и сливаются один с другим. Толстые пальцы Хеви плохо справляются с палочкой, он набирает слишком много краски и часто делает кляксы. Его руки и даже лицо покрыты черными пятнами.
Аменхотеп посылает его умыться, затем дает ему другой черепок, заставляет взять новую палочку и терпеливо учит, как надо писать, чтобы добиться хорошего почерка. И Хеви удается написать две более или менее сносные строчки.
Теперь внимание Аменхотепа привлекает недовольное лицо Мехи. У него явно что-то не ладится, и молодой учитель спешит на помощь.
С каждой стороны двора устроены навесы, которые поддерживаются легкими деревянными подпорками. Под этими навесами, спасаясь от жарких лучей солнца, мальчики обычно и отдыхают между уроками.
Вот и сейчас они бегут прямо сюда и сразу же бросаются к большому глиняному сосуду с водой. Происходит короткая схватка за право первым напиться. Яхмес быстро наводит порядок и начинает по очереди наливать воду — кому в глиняную чашку, кому прямо в подставленные под струю ладони.
Под левым навесом отдыхают малыши; они кончили учиться раньше, успели уже поесть и теперь весело играют в кости или камешки, пробуют бороться, возятся, визжат.
Недалеко от них останавливается Сети. Ему удалось достать воды одним из первых, и теперь он спокойно жует свои лепешки.
Все его мысли заняты двумя событиями. Их ни в коем случае нельзя оставить без последствий. Это предательский поступок Нефера и история с Пабесом.
Нефера, конечно, необходимо поколотить, но это можно отложить до вечера, тем более что, предчувствуя недоброе, этот трус не отходит от Аменхотепа. Ну и пусть. Сейчас главное — это Пабес, запертый в подвале и ожидающий тяжелого наказания.
Где же Мехи и Ини? Ага, вот Мехи! Он уже напился и, утирая рот смуглой рукой, тоже оглядывается вокруг. Взгляды мальчиков встречаются. Они без слов понимают друг друга и бегут в самый дальний угол двора. Сети хватает Ини за руку и увлекает за собой.
— Что будем делать? — спрашивает Мехи.
Всем ясно, о чем идет речь. И они начинают совещаться.
Совершенно очевидно, что Пабеса надо выручать немедленно, пока не вернулся учитель, иначе будет очень плохо. Бежать к Пабесу домой нет никакого смысла — у него нет ни отца, ни матери. Его отец, знаменитый архитектор Нана, погиб во время экспедиции в далекую Нубию[4], куда он был послан фараоном, чтобы привезти хороший камень для постройки нового храма. Мать Пабеса умерла еще раньше. Теперь он живет у дяди, судьи Небамона, очень строгого, сухого человека, к тому же близкого друга учителя Шедсу. Ждать, чтобы дядя защитил Пабеса от гнева учителя, не приходится, а гнев этот накапливается уже давно.
Пабес очень горячий, но честный и прямой. Он не выносит несправедливости, не задумываясь готов подраться с любым мальчиком, если ему покажется, что тот обижает слабого, борется не по правилам, отнимает у маленьких еду или игрушки. Учится Пабес очень неровно. Ему легко дается математика, он может хорошо читать и красиво писать, но часто и то и другое делает плохо. Его душит скука и однообразие уроков Шедсу, который заставляет мальчиков постоянно читать и списывать малопонятные поучения, гимны богам и фараонам.
Эти тексты, повторяющиеся изо дня в день, нисколько не интересуют способного, живого мальчика, и он, вместо того чтобы слушать, задумывается, начинает потихоньку рисовать какие-то здания или красивые узоры из цветов лотоса, виноградных гроздьев, пальмовых листьев. Его постоянно наказывают, а он шалит все злее, все отчаяннее. В нем все растет ненависть к несправедливому учителю и к своему дяде, который его постоянно бьет. Плохо Пабесу в школе, плохо и дома, и он отводит душу только с Мехи да еще со старым умным писцом Ани, который иногда приходит в школу беседовать и заниматься с мальчиками.
Все это хорошо знают Мехи, Сети и Ини, и поэтому судьба Пабеса их особенно волнует.
— Что же делать, Мехи, что делать? — шепчет Сети. — Я ничего не могу придумать. Ведь чтобы освободить Пабеса, надо достать ключ, а утащить его у старого Миннахта невозможно — он не выпускает ключа из рук.
Мехи молчит. Молчит и Ини.
Неожиданно к ним подходит Яхмес и присаживается рядом, поджав ноги. Мальчики настороженно смотрят на него.
— Вот что, друзья, — тихо говорит Яхмес. — Надо выручать Пабеса. Не удивляйтесь, что я к вам пришел, и верьте мне. Дело очень плохо. Когда Шедсу гневается так, как сегодня, то… — Яхмес умолкает.
— Мы и сами понимаем, — отвечает Мехи, — но как же вытащить Пабеса?
— Ты лучше мне скажи, куда ему деваться, если нам удастся это сделать? — спрашивает Яхмес. — Ведь к дяде ему нельзя идти — тот его отдаст Шедсу.
— Ну если он будет свободен, то я уж знаю, что делать! — шепчет Мехи. — У Пабеса есть старший брат, Аменеминт. Он сейчас руководит постройкой нового дворца в Меннефере[5] — он тоже архитектор. А сегодня возничий моего отца, Сеннеджем, как раз едет в Меннефер за новыми лошадьми. Я бы его упросил взять Пабеса с собой и отвезти к брату!
— А он это сделает? — с сомнением спросил Яхмес.
— Конечно, сделает! — уверенно отвечает Мехи. — Он меня очень любит.
— Ну, тогда все хорошо! — Яхмес облегченно вздыхает. — А Пабеса мы сейчас освободим. Дело вот в чем: рядом с тем подвалом, где его заперли, есть другой, в котором лежат старые глиняные сосуды и инструменты. Меня как-то туда посылал учитель за черепками для упражнений. Подвалы разделены только глинобитной стеной. Нам надо незаметно спуститься в дальний подвал, проломать дырку в стене и вытащить Пабеса!
— Вот это здорово! — чуть не кричит Ини.
Но Мехи вовремя зажимает ему рот.
— Идем скорее! — шепчет Сети и порывается бежать.
— Стой! — останавливает его Яхмес. — Мы пойдем втроем — ты, Мехи и я. А Ини должен остаться здесь и устроить такой шум на дворе, чтобы учителя были заняты и не хватились бы нас, да и не услышали бы стука, когда мы будем ломать стенку.
— Будет шум, не беспокойся! — говорит Ини.
Он думает минутку и затем мчится по двору к навесу малышей. По дороге он бросает горсть камешков в группу своих сверстников. Те, не разобрав, откуда полетели камни, немедленно начинают ссору, а Ини тем временем подбегает к малышам и весело спрашивает их:
— Ну-ка, кто вы такие — трусливые гиены или храбрые львы?
— Львы, львы! — кричат малыши, еще не понимая, чего от них хочет Ини, но уже гордясь тем, что он заговорил с ними.
— Ну, а если львы, так все бегом за мной на охоту!
Ини поворачивается, бежит к лесенке, которая ведет на плоскую кровлю, и быстро лезет вверх. За ним с радостными криками и визгом несутся малыши и также карабкаются на кровлю. А Ини уже наверху и, размахивая руками, вспугивает большую стаю голубей.
Малыши усердно помогают ему, и по всему двору поднимается невообразимый шум от хлопанья крыльев взлетающих в небо птиц и веселых возгласов детей.
Встревоженные учителя спешат к лестнице; туда же устремляется взгляд нубийца-раба.
А внизу ссора сверстников Ини переходит в драку, и крики дерущихся смешиваются с общим переполохом.
Да, Ини сдержал слово: шум большой!
Сам Ини все время не спускает глаз с того конца двора, где скрылись трое его товарищей, и, продолжая возиться с малышами, с волнением ждет, скоро ли появится Сети или Яхмес. Скорее бы, а то Аменхотеп уже поднялся на кровлю и начинает унимать малышей и спускать их вниз. Хорошо еще, что лестница одна, а Аменхотеп осторожен и не слишком торопит мальчиков.
Наконец Ини видит Яхмеса и Сети, которые незаметно прошмыгнули из-за угла двора и уже стоят под одним из навесов. Ини молниеносно спускается на руках по одной из деревянных подпорок и бежит к ним.
— Ну что?
— Все в порядке! — говорит, улыбаясь, Сети. — Они оба уже перелезли через стену и бегут к дому Мехи.
— Правда?
— Спроси Яхмеса!
Яхмес молча кивает головой, и его глаза ярко блестят.
— Ну и шум же ты устроил, Миу-бин, вот молодец! — одобрительно говорит Сети, похлопывая Ини по плечу.
— Да уж я постарался как мог, — скромно отвечает довольный Ини.
Между тем учителям постепенно удается навести порядок, и они уводят учеников в дом. Яхмес, Сети и Ини незаметно вместе с товарищами занимают свои места на циновках.
В кресло учителя садится теперь Аменхотеп. Он раскрывает ящик с рукописями, вызывает Яхмеса и с его помощью раздает ученикам свитки.
В это время в комнату бесшумно проскальзывает совершенно запыхавшийся Мехи. К счастью, все ученики заняты раздачей свитков, а учитель стоит спиной к двери, и Мехи успевает сесть, не замеченный никем, кроме Яхмеса. Он старается отдышаться и в то же время ловит взгляд Сети. Наконец это ему удается. Он улыбается и кивает. Сети понимает, что всё в порядке, и шепчет об этом Ини. Им очень хочется узнать подробности, но сейчас это совершенно невозможно. Аменхотеп уже кончает раздачу рукописей и говорит:
— Приготовьте ваши письменные приборы, мальчики. Яхмес, открой второй ящик и раздай папирусы и черепки, как приказал учитель Шедсу.
Яхмес отбирает куски папируса для Нефера, Сети и Минмеса, оставляет один на своем месте, а остальным мальчикам раздает большие черепки от разбитых глиняных сосудов.
Сети, получая из рук Яхмеса свой папирус, успевает шепнуть:
— Мехи вернулся, все хорошо!
— Я его видел, — также шепчет Яхмес и, передав Ини большой глиняный черепок, идет дальше.
Сети с интересом и волнением осматривает свой первый папирус. Это сравнительно небольшой кусок папируса, но почему-то не очень чистый, с какими-то сероватыми полосами. Сети всматривается и понимает, в чем дело: на этом папирусе уже что-то было написано раньше, но потом запись смыли, для того чтобы можно было использовать папирус еще раз. Если всмотреться, то в одном месте видны даже два знака из прежнего текста.
Сети знает, почему так сделано: папирус — очень дорогой материал, и поэтому обычно учеников сначала долго учат писать на глиняных черепках или на гладких кусках белого известняка, а потом, когда им разрешают писать на папирусе, то дают не новые свитки, а уже использованные с одной стороны или вот такие смытые. Да и взрослые писцы, списывая для себя какое-нибудь литературное произведение, часто пользуются оборотной стороной ненужных документов. Сети не раз видел, как отец и Нахт склеивали вместе старые письма, расписки, счетные записи и на оборотной, чистой стороне полученного свитка писали понравившиеся им повести, стихи и сказки.
Понятно, что и Сети, который сегодня первый раз будет писать на папирусе, дали старый, смытый кусок. Но Сети вполне доволен своим папирусом. Осторожно положив его на циновку, мальчик начинает разводить водой краски в углублениях своего письменного прибора — красную охру для заголовков и черную сажу для основного текста.
Так, все готово. Теперь надо посмотреть, что же ему придется переписывать. Сети разворачивает свиток, который дал ему Аменхотеп, и видит красиво написанные четким, разборчивым почерком строки.
Два первых слова написаны красным, потом идут черные строки, кое-где прерываемые красными.
Сети вспоминает, что учитель всегда велит, прежде чем начинать списывать рукопись, внимательно ее прочесть, и он начинает читать:
«Сказал дружинник верный: „Пусть успокоится твое сердце, мой князь! Вот мы достигли родины. Воздают хвалы, благодарят бога, все люди обнимают друг друга. Наш отряд пришел целым, нет убыли в нашем войске. Вот мы пришли в мире и достигли нашей страны“ [6].
Сети очень заинтересован началом текста, ему хочется поскорее узнать, что будет дальше. Он разворачивает свиток и, пропуская часть рукописи, читает наудачу:
«Корабль погиб, и из бывших на нем не осталось никого. Я был выброшен морской волной на остров. Я провел на нем три дня в одиночестве, и только мое сердце было моим товарищем. Я заснул под сенью дерева».
Сети увлечен необычайными приключениями еще неизвестного ему героя и хочет читать дальше, хотя ему следовало бы прочитать только первые строчки, которые надо списывать. И действительно, ему не удается это сделать, так как к нему незаметно подходит Аменхотеп и, наклоняясь, тихо спрашивает:
— Ну, как дела?
Сети смущенно смотрит на молодого учителя и осторожно скатывает свиток обратно, оставляя открытым только начало рукописи.
Аменхотеп прекрасно видел, что Сети не вовремя зачитался, поэтому он и подошел к нему. Если бы урок вел Шедсу, Сети не миновать бы плетки, но Аменхотеп иначе обращается с мальчиками. Он не кричит на них, не бьет их, и тем не менее (а вернее — именно поэтому) на его уроках мальчики успевают обычно сделать гораздо больше и лучше, чем на уроках Шедсу.
— Ну-ка, начинай писать, да не торопись, пиши спокойно, — говорит Аменхотеп, похлопав Сети по плечу, и наклоняется к Ини.
Тот уже старательно выводит первую строчку на глиняном черепке. Хороший черепок дал ему сегодня Яхмес, большой и гладкий, на нем легко писать. А Ини очень хочет выполнить задание как можно лучше, чтобы завтра получить папирус. Мальчик внимательно прочел начало текста и уже заранее заметил трудные знаки. Он решил просить Сети помочь написать их.
А текст у Ини попался тоже очень интересный — про фараона Камеса, который правил Египтом около пятисот лет назад. Плохо было тогда в Египте — почти полтораста лет им уже владели чужеземцы, кочевники-гиксосы. И вот в рукописи, которую начал списывать Ини, как раз и рассказывалось о том, как египтяне начали борьбу за освобождение своей страны.
В комнате воцаряется тишина. Мальчики старательно пишут. Аменхотеп тихо ходит по рядам, наклоняется то к одному, то к другому ученику, поправляет почерк, иногда сам четко и красиво выписывает на полях ошибочно или неуверенно написанные мальчиками знаки. Сети тоже пишет.
Он знает, что ему, как и всем другим мальчикам, надо списать одну страницу текста, то есть один столбец строчек. Это нелегко, но мальчикам надо стараться писать лучше и больше, потому что в высшей школе придется писать уже по целых три страницы в течение одного урока.
Сначала Сети отмечает дату урока и после этого начинает медленно и аккуратно списывать рукопись.
Сегодня необходимо писать как можно лучше, чтобы доказать, что ему не зря доверили папирус.
Опытный писец пишет ровно, строчки у него получаются прямые, знаки остаются одинакового размера от начала до конца. А вот Сети обычно начинает писать крупно, а дальше пишет все мельче и мельче, да и строчки почему-то начинают наползать одна на другую, и поэтому конец заданного урока у Сети всегда бывает написан гораздо хуже начала. Сегодня он особенно старается.
Так же пишет и Минмес, он тоже сегодня получил папирус. Ему досталась хорошо знакомая рукопись — «Поучение мудреца Ахтоя, сына Дуау, своему сыну Пепи».
Это поучение написано почти за тысячу лет до того, как родились Минмес и Сети, и вот с тех пор все мальчики во всех египетских школах читают его, переписывают и учат наизусть. В нем говорится, как хорошо и выгодно быть писцом, а чтобы убедить в этом учеников, сравнивается положение писца с тяжелым трудом земледельцев, рыбаков, различных ремесленников — ткачей, сандальщиков, каменотесов[7]. Хотя таково же было содержание и многих других поучений, которые заучивали мальчики, но «Поучение Ахтоя» считалось лучшим, а поэтому и обязательным для заучивания.
На папирусе Минмеса уже четко написано заглавие рукописи — «Начало поучений, сделанных человеком по имени Ахтой, сын Дуау, его сыну по имени Пепи, когда он плыл на юг к столице, чтобы отдать его в школу».
Теперь Минмес пишет дальше: «Обрати же твое сердце к книгам… Смотри, нет ничего выше книг!»
Аменхотеп заглядывает через плечо Минмеса, потом подходит к Неферу, недолго смотрит, как тот переписывает «Повесть о Синухете», и, убедившись, что здесь все идет хорошо, наклоняется к Хеви. Вот здесь совсем неблагополучно!
Хеви, как и Минмес, переписывает «Поучение Ахтоя», но оба мальчика пишут совсем по-разному. Строчки на черепке Минмеса аккуратные, у Хеви же знаки получаются то жирными, то тонкими, как-то растекаются и сливаются один с другим. Толстые пальцы Хеви плохо справляются с палочкой, он набирает слишком много краски и часто делает кляксы. Его руки и даже лицо покрыты черными пятнами.
Аменхотеп посылает его умыться, затем дает ему другой черепок, заставляет взять новую палочку и терпеливо учит, как надо писать, чтобы добиться хорошего почерка. И Хеви удается написать две более или менее сносные строчки.
Теперь внимание Аменхотепа привлекает недовольное лицо Мехи. У него явно что-то не ладится, и молодой учитель спешит на помощь.
Глава V
СТИХИ И СКАЗКИ
В руках у Мехи большой черепок, на котором уже довольно много написано, и написано неплохо, хотя некоторые слова и следовало бы написать лучше, как это понимает и сам Мехи. Но все-таки основная трудность урока для него не в переписке, а в особом задании, которое дал ему Аменхотеп.
Дело в том, что Мехи переписывает стихи «Гимн Нилу», а по правилам египетского письма каждый стих полагается отделять от другого красной точкой. В рукописи же, с которой списывает Мехи, этих точек нет, и учитель велел ему, чтобы, списывая «Гимн», он сам расставил точки. Тогда будет видно, где кончается каждая строка «Гимна», а значит, и вообще, понимает ли Мехи, как надо читать стихи.
Аменхотеп не случайно выбрал такое упражнение именно для Мехи. Он знает, что мальчик не любит поэзию и считает стихи делом, не стоящим внимания будущего воина. Молодой учитель хотел добиться не только того, чтобы Мехи добросовестно, хоть и механически, заучивал задаваемые ему поэтические произведения. Этого было бы нетрудно достигнуть и вполне удовлетворило бы учителя Шедсу. Аменхотеп же считал, что гораздо важнее научить Мехи понимать и ценить красоту стихов.
«Удастся ли мне это сделать?» — думает Аменхотеп, подходя к Мехи.
— О чем ты задумался? — спрашивает он мальчика.
— Я не могу расставить точки, господин, — отвечает Мехи.
— Значит, ты не можешь понять, как надо читать этот «Гимн»? — уточняет Аменхотеп.
— Да, я не понимаю, и мне вообще бы не пришло в голову, что это стихи, если бы я не знал этого заранее. — В голосе Мехи слышится сдерживаемое раздражение от бесцельного с его точки зрения занятия.
Аменхотеп присаживается на циновку рядом с мальчиком, берет у него черепок и задумывается.
— Скажи, Мехи, ты любишь военные песни? — неожиданно спрашивает он.
— О да, господин, очень! — Мехи удивлен вопросом и с интересом поднимает глаза на молодого учителя.
— И, наверно, сам поешь их? — следует новый вопрос.
Мехи утвердительно кивает головой.
— А «Песнь о битве при Кадеше» ты знаешь?
— Нет, господин… — Мехи смущен. — Она есть у отца, он заказывал писцу Пентауру для себя список этой «Песни», но Пентаур принес рукопись, когда я уезжал к деду. А когда я вернулся, то, по правде сказать, забыл о ней.
— Но ты все-таки, вероятно, помнишь, о чем говорится в этой «Песне»?
— Да, помню: о великой битве египтян с хеттами у города Кадеша и о победе нашего войска. В этой битве сражался мой дед, и мой отец, и братья отца. У отца хранится хеттское оружие, которое он захватил в этой битве. А фараон наградил отца золотом храбрости!
— Должно быть, «Песнь о битве при Кадеше» нравится твоему отцу, если он захотел иметь ее у себя? — спрашивает Аменхотеп.
— Да, отец очень хвалил ее, — отвечает Мехи.
— Тебе непременно надо прочесть эту «Песнь», Мехи. Вот послушай, как там говорится про начало битвы:
Мальчики невольно перестают писать и начинают слушать.
А битва уже разгорается, и фараону, неосторожно вырвавшемуся вперед с небольшим отрядом, грозит серьезная опасность.
Хорошо читает молодой учитель! Мехи не спускает с него горящих глаз. Мальчик мысленно сам сражается с хеттами и вместе с египетскими войсками терпит сначала неудачу, а затем торжествует победу.
Об этой победе в поэме рассказывается от лица самого фараона Рамсеса.
— «Что желал сотворить я, все стало свершаться», — читает Аменхотеп слова фараона.
— Что, хорошие стихи, Мехи? — спрашивает Аменхотеп.
— Чудесные! — с восторгом отвечает мальчик.
— Значит, есть хорошие стихи, которые и тебе нравятся?
Мехи растерянно смотрит на учителя. Как, это — стихи? Верно, стихи.
А Аменхотеп не дает ему опомниться и начинает читать отдельные отрывки из других победных гимнов, выбирая такие строки, которые отличаются яркостью образов и четкостью стиха и в то же время достаточно просты и понятны, чтобы заинтересовать Мехи. Учитель тут же разбирает отдельные стихи, подчеркивает их параллельное построение.
— Вот слушай, это сказано про очень сильного полководца, у которого огромный лук:
— Обрати внимание, Мехи, как ярко можно представить себе битву, воинов, полководцев, если о воинах говорится, что они были «подобны львам» или что они были «храбры, как быки», что их было так много, «как песку на берегу», что полководец вел войска «подобно громковоющей буре на море, волны которой затопляют все», что кони его были «быстрее ветра», что после битвы враги лежали «распластанными, как рыба для сушки».
От победных гимнов молодой учитель незаметно переходит к произведениям, воспевающим природу Египта, его прославленные города.
— Ты когда-нибудь видел, как красиво восходит солнце? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, продолжает: — А вот как об этом сказано в одном прекрасном гимне:
— Ну, а теперь давай прочитаем вместе восхваление Нилу, — говорит молодой учитель.
Он берет лежащую рядом с Мехи рукопись и так же певуче читает:
Все дает Нил. Он — «владыка рыб, приводящий водяных птиц», он — «приносящий хлебы, обильный пищей, творящий все прекрасное».
Его запоздалый или низкий разлив грозит Египту голодом, зато высокий разлив приносит счастье и радость.
Мехи следит глазами за строчками, которые читает Аменхотеп. Странно, теперь он не только ясно понимает, что это стихи, но и чувствует их красоту.
— «Процветай же, процветай же, о Нил, процветай же!» — заканчивает Аменхотеп и смотрит на Мехи, протягивая ему рукопись.
Мальчик отвечает ему открытым, благодарным взглядом, потом берет свой черепок и говорит:
— Я теперь сумею поставить точки, господин! Спасибо!
— Очень рад, мой мальчик, — ласково отвечает учитель.
Он легко поднимается с циновки и обращается к притихшим ученикам:
— Ну, вы тоже слушали стихи. Это хорошо. Ведь не один Мехи путает точки, многие из вас также ошибаются. Надо самим читать побольше стихов, тогда все пойдет хорошо. А теперь пишите дальше!
Головы снова склоняются, палочки обмакиваются в краску и начинают скользить по черепкам и папирусам.
Аменхотеп продолжает свой обход.
Проходит полчаса упорной работы.
Сети старательно пишет. Он уже дописывает страницу, когда к нему подходит учитель.
— Хорошо, Сети, — говорит он. — Очень хорошо! Будешь и дальше писать на папирусе.
Сети улыбается. Он страшно рад, что выдержал испытание. И решается обратиться к учителю с просьбой:
— Нельзя ли мне завтра продолжать списывать ту же рукопись? — Сети торопится объяснить: — Мне очень понравилась эта сказка, и я хотел бы списать ее до конца.
Дело в том, что Мехи переписывает стихи «Гимн Нилу», а по правилам египетского письма каждый стих полагается отделять от другого красной точкой. В рукописи же, с которой списывает Мехи, этих точек нет, и учитель велел ему, чтобы, списывая «Гимн», он сам расставил точки. Тогда будет видно, где кончается каждая строка «Гимна», а значит, и вообще, понимает ли Мехи, как надо читать стихи.
Аменхотеп не случайно выбрал такое упражнение именно для Мехи. Он знает, что мальчик не любит поэзию и считает стихи делом, не стоящим внимания будущего воина. Молодой учитель хотел добиться не только того, чтобы Мехи добросовестно, хоть и механически, заучивал задаваемые ему поэтические произведения. Этого было бы нетрудно достигнуть и вполне удовлетворило бы учителя Шедсу. Аменхотеп же считал, что гораздо важнее научить Мехи понимать и ценить красоту стихов.
«Удастся ли мне это сделать?» — думает Аменхотеп, подходя к Мехи.
— О чем ты задумался? — спрашивает он мальчика.
— Я не могу расставить точки, господин, — отвечает Мехи.
— Значит, ты не можешь понять, как надо читать этот «Гимн»? — уточняет Аменхотеп.
— Да, я не понимаю, и мне вообще бы не пришло в голову, что это стихи, если бы я не знал этого заранее. — В голосе Мехи слышится сдерживаемое раздражение от бесцельного с его точки зрения занятия.
Аменхотеп присаживается на циновку рядом с мальчиком, берет у него черепок и задумывается.
— Скажи, Мехи, ты любишь военные песни? — неожиданно спрашивает он.
— О да, господин, очень! — Мехи удивлен вопросом и с интересом поднимает глаза на молодого учителя.
— И, наверно, сам поешь их? — следует новый вопрос.
Мехи утвердительно кивает головой.
— А «Песнь о битве при Кадеше» ты знаешь?
— Нет, господин… — Мехи смущен. — Она есть у отца, он заказывал писцу Пентауру для себя список этой «Песни», но Пентаур принес рукопись, когда я уезжал к деду. А когда я вернулся, то, по правде сказать, забыл о ней.
— Но ты все-таки, вероятно, помнишь, о чем говорится в этой «Песне»?
— Да, помню: о великой битве египтян с хеттами у города Кадеша и о победе нашего войска. В этой битве сражался мой дед, и мой отец, и братья отца. У отца хранится хеттское оружие, которое он захватил в этой битве. А фараон наградил отца золотом храбрости!
— Должно быть, «Песнь о битве при Кадеше» нравится твоему отцу, если он захотел иметь ее у себя? — спрашивает Аменхотеп.
— Да, отец очень хвалил ее, — отвечает Мехи.
— Тебе непременно надо прочесть эту «Песнь», Мехи. Вот послушай, как там говорится про начало битвы:
Аменхотеп читает сначала тихо, потом все громче, сам увлекаясь поэмой о победе.
Появился царь, как отец его Монту[8],
Взял он оружие свое боевое,
Возложил на себя он панцирь свой,
Он подобен Ваалу[9] в час его,
Помчался царь и вонзился в хеттов…
Мальчики невольно перестают писать и начинают слушать.
А битва уже разгорается, и фараону, неосторожно вырвавшемуся вперед с небольшим отрядом, грозит серьезная опасность.
Хорошо читает молодой учитель! Мехи не спускает с него горящих глаз. Мальчик мысленно сам сражается с хеттами и вместе с египетскими войсками терпит сначала неудачу, а затем торжествует победу.
Об этой победе в поэме рассказывается от лица самого фараона Рамсеса.
— «Что желал сотворить я, все стало свершаться», — читает Аменхотеп слова фараона.
Аменхотеп умолкает и, взглянув на Мехи, видит, насколько тот увлечен.
Сердца их упали в телах их от страха,
Руки их все ослабели…
Опрокинул я их в воду, подобно крокодилам,
Упали они, и я убил кого хотел.
Ни один не взглянул, никто не обернулся,
Кто упал среди них, не поднялся он вновь!
— Что, хорошие стихи, Мехи? — спрашивает Аменхотеп.
— Чудесные! — с восторгом отвечает мальчик.
— Значит, есть хорошие стихи, которые и тебе нравятся?
Мехи растерянно смотрит на учителя. Как, это — стихи? Верно, стихи.
А Аменхотеп не дает ему опомниться и начинает читать отдельные отрывки из других победных гимнов, выбирая такие строки, которые отличаются яркостью образов и четкостью стиха и в то же время достаточно просты и понятны, чтобы заинтересовать Мехи. Учитель тут же разбирает отдельные стихи, подчеркивает их параллельное построение.
— Вот слушай, это сказано про очень сильного полководца, у которого огромный лук:
Аменхотеп обращает внимание мальчика на меткие сравнения:
Нет того, кто пустил бы его стрелу,
Нет того, кто натянул бы его лук…
— Обрати внимание, Мехи, как ярко можно представить себе битву, воинов, полководцев, если о воинах говорится, что они были «подобны львам» или что они были «храбры, как быки», что их было так много, «как песку на берегу», что полководец вел войска «подобно громковоющей буре на море, волны которой затопляют все», что кони его были «быстрее ветра», что после битвы враги лежали «распластанными, как рыба для сушки».
От победных гимнов молодой учитель незаметно переходит к произведениям, воспевающим природу Египта, его прославленные города.
— Ты когда-нибудь видел, как красиво восходит солнце? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, продолжает: — А вот как об этом сказано в одном прекрасном гимне:
А в другом стихотворении очень хорошо говорится, что у дерева сикоморы
Небо — золото, океан — лазурит,
А земля усыпана малахитом…
Аменхотеп с удовлетворением замечает, что Мехи слушает его все так же внимательно.
Листья точно малахит,
И ее плоды краснее яшмы.
— Ну, а теперь давай прочитаем вместе восхваление Нилу, — говорит молодой учитель.
Он берет лежащую рядом с Мехи рукопись и так же певуче читает:
Аменхотеп читает о великом потоке-кормильце, приносящем на поля Египта драгоценную влагу, а значит, и хлеб и всяческое изобилие.
Слава тебе, Нил, выходящий из земли
И идущий оживить Египет! [10]
Все дает Нил. Он — «владыка рыб, приводящий водяных птиц», он — «приносящий хлебы, обильный пищей, творящий все прекрасное».
Его запоздалый или низкий разлив грозит Египту голодом, зато высокий разлив приносит счастье и радость.
Мехи следит глазами за строчками, которые читает Аменхотеп. Странно, теперь он не только ясно понимает, что это стихи, но и чувствует их красоту.
— «Процветай же, процветай же, о Нил, процветай же!» — заканчивает Аменхотеп и смотрит на Мехи, протягивая ему рукопись.
Мальчик отвечает ему открытым, благодарным взглядом, потом берет свой черепок и говорит:
— Я теперь сумею поставить точки, господин! Спасибо!
— Очень рад, мой мальчик, — ласково отвечает учитель.
Он легко поднимается с циновки и обращается к притихшим ученикам:
— Ну, вы тоже слушали стихи. Это хорошо. Ведь не один Мехи путает точки, многие из вас также ошибаются. Надо самим читать побольше стихов, тогда все пойдет хорошо. А теперь пишите дальше!
Головы снова склоняются, палочки обмакиваются в краску и начинают скользить по черепкам и папирусам.
Аменхотеп продолжает свой обход.
Проходит полчаса упорной работы.
Сети старательно пишет. Он уже дописывает страницу, когда к нему подходит учитель.
— Хорошо, Сети, — говорит он. — Очень хорошо! Будешь и дальше писать на папирусе.
Сети улыбается. Он страшно рад, что выдержал испытание. И решается обратиться к учителю с просьбой:
— Нельзя ли мне завтра продолжать списывать ту же рукопись? — Сети торопится объяснить: — Мне очень понравилась эта сказка, и я хотел бы списать ее до конца.