Страница:
В темноте Ивица выглядела совершенно не так, как днем. Вода, поднявшаяся почти до щиколоток, скрыла все знакомые тропинки. Ветра здесь не было, зато усилился шум. К рокоту надвигающейся волны прибавился треск раскачивающихся веток. Дождь тоже почти не проникал сквозь листву.
Когда за деревьями не стало видно береговую линию и волну, мужчина неожиданно остановился и тревожно спросил в темноту:
– Ийя?
– Ойдаха игл! – ответили ему. – Что вы здесь делаете?
– То же, что и вы! Пришли спрятаться! – ответил мужчина.
– От цунами тут не спастись, – сказали из темноты, и говоривший подошел ближе.
К своему удивлению, Юсуп узнал старика, который убегал с ним из дворца.
Ильнур тоже разглядел юношу и ухмыльнулся в бороду:
– Ты все-таки пришел сюда, малец?А как же твои родители?!
– Не напоминай ему про родителей, – перебил мужчина, и Ильнур понятливо кивнул.
– Погибли? Не переживай, малец. У меня в городе остались сестра и сын. Правда, они могут позаботиться о себе.
– Мой отец тоже бы смог, – еле слышно выдавил Юсуп, – если бы знал…
– Никто не знал наверняка, – заметил мужчина, который, казалось, ничуть не удивился знакомству Ильнура с Юсупом. – Были лишь предположения. Я вот, например, считал, что демон нападет никак не раньше зимы!
– Кто вы такой? – сощурился Ильнур со свойственной старикам подозрительностью. – Я знаю вас?
– Меня нмногие знают, – усмехнулся мужчина, – имя мое Сомуяр!
– Сомуяр? – На лице Ильнура отразилось некоторое замешательство – Что-то не припомню я такого на Острове… но ты же маг? Ты же назвал пароль всех магов Острова!
– Да, я маг. Но вынужден скрываться, чтобы остаться в живых. Да и для жителей Острова так лучше будет, я думаю.
– Сомуяр, тебе не кажется, что жителям уже все равно? – спросил Ильнур. – Кто же ты на самом деле?
– Любопытство, как известно, сгубило кошку, – поговоркой ответил маг. – Сейчас лучше всего приготовиться к тому, что надвигается на нас с океана! Отсюда можно посмотреть, что происходит на берегу?
– Обязательно! – Ильнур засуетился, раздвигая руками тяжелые ветки, и скрылся где-то в гуще деревьев.
Юсуп и Сомуяр последовали за ним и вскоре вышли на небольшую поляну. Два мощных ствола нелепо сплелись между собой, оставив у начала переплетения небольшое отверстие. В него очень хорошо просматривался темный океан и огромная волна.
Боже! Как она выросла! Юсуп уже не видел ее вершины. Она сливалась с черными тучами и небом!
А еще Юсуп заметил, как низко к береговой линии они спустились. Сомуяр немного сместился в сторону, открывая юноше обзор.
Отсюда были хорошо видны причал, два фрегата, раскачивающихся на волнах, и замершие люди с факелами. Человек тридцать. Еще столько же застыли на кораблях, вытянув шеи и рассматривая волну.
Казалось, все они без исключения находятся под чудовищным гипнозом, созерцая приближение смерти.
Вокруг царила мертвая тишина. Только скрип ветвей и шум волны. И все. Люди, казалось, даже не дышали, так они были поглощены. Юсуп тоже задержал дыхание.
И вдруг береговая линия зашевелилась. Юсуп завертел головой, не в силах понять, что происходит. А потом догадался.
Волна накатывала! Вода медленно отходила от берега, поднимаясь все круче и круче над головами людей. Корабли и яхтенки закачались, словно хотели взлететь, и начали одна за другой переворачиваться. Один из фрегатов неожиданно подлетел, рассыпав кричащие фигурки, и упал на воду мачтой вниз, погрузившись целиком и подняв фонтан брызг!
Ветер взвыл, как затаившийся зверь, нашедший свою жертву.
И на берегу люди ожили, засуетились, закричали. Стали бросать факелы и в ужасе убегать на склон холма, надеясь там найти спасение.
Вода отошла от берега и скрылась из виду.
– Держитесь! – судорожно глотая ртом воздух, вскричал Ильну. – Держитесь за что-нибудь! Она же сейчас упадет!!
– Уходим в глубь рощи! – Сомуяр решительно поднялся и побежал в темноту, раздвигая плечами ветки. Юсуп бросился за ним, следом поспешил и старец, что-то бормотавший взволнованно себе в бороду.
Гул стал настолько громким, что заглушил тревожный шум деревьев. Юсупу вдруг подумалось, что сейчас лопнут барабанные перепонки, и он навсегда оглохнет, если, конечно, выживет!
Сомуяр остановился среди деревьев и замер, оглядываясь. Подбежавший Ильнур ткнул пальцем в темноту и воскликнул:
– Туда! Там можно укрыться!
Гул нарастал.
Неожиданно налетел такой сильный ветер, что стволы жалобно заскрипели. Где-то слева послышался звонкий хруст, и ветки деревьев дрогнули!
Испуганный Юсуп уже не видел вокруг себя ничего, кроме размытой темноты и кривых ив. Он бежал непонятно куда и непонятно за кем, сердце его гулко стучало в голове.
В самый последний момент, когда юноша готов был упасть в грязь да там и остаться, не в силах больше сделать даже вздоха, сильные руки Сомуяра подхватили его под мышки, подняли, резко встряхнули и сунули куда-то в темноту.
Было тесно и пахло плесенью – наверняка дупло в стволе какого-то дерева. Юсуп, как в бреду, попытался вылезти обратно, отмахивался руками, когда его толкали назад…
А затем откуда-то сверху на него обрушилась вода!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Когда за деревьями не стало видно береговую линию и волну, мужчина неожиданно остановился и тревожно спросил в темноту:
– Ийя?
– Ойдаха игл! – ответили ему. – Что вы здесь делаете?
– То же, что и вы! Пришли спрятаться! – ответил мужчина.
– От цунами тут не спастись, – сказали из темноты, и говоривший подошел ближе.
К своему удивлению, Юсуп узнал старика, который убегал с ним из дворца.
Ильнур тоже разглядел юношу и ухмыльнулся в бороду:
– Ты все-таки пришел сюда, малец?А как же твои родители?!
– Не напоминай ему про родителей, – перебил мужчина, и Ильнур понятливо кивнул.
– Погибли? Не переживай, малец. У меня в городе остались сестра и сын. Правда, они могут позаботиться о себе.
– Мой отец тоже бы смог, – еле слышно выдавил Юсуп, – если бы знал…
– Никто не знал наверняка, – заметил мужчина, который, казалось, ничуть не удивился знакомству Ильнура с Юсупом. – Были лишь предположения. Я вот, например, считал, что демон нападет никак не раньше зимы!
– Кто вы такой? – сощурился Ильнур со свойственной старикам подозрительностью. – Я знаю вас?
– Меня нмногие знают, – усмехнулся мужчина, – имя мое Сомуяр!
– Сомуяр? – На лице Ильнура отразилось некоторое замешательство – Что-то не припомню я такого на Острове… но ты же маг? Ты же назвал пароль всех магов Острова!
– Да, я маг. Но вынужден скрываться, чтобы остаться в живых. Да и для жителей Острова так лучше будет, я думаю.
– Сомуяр, тебе не кажется, что жителям уже все равно? – спросил Ильнур. – Кто же ты на самом деле?
– Любопытство, как известно, сгубило кошку, – поговоркой ответил маг. – Сейчас лучше всего приготовиться к тому, что надвигается на нас с океана! Отсюда можно посмотреть, что происходит на берегу?
– Обязательно! – Ильнур засуетился, раздвигая руками тяжелые ветки, и скрылся где-то в гуще деревьев.
Юсуп и Сомуяр последовали за ним и вскоре вышли на небольшую поляну. Два мощных ствола нелепо сплелись между собой, оставив у начала переплетения небольшое отверстие. В него очень хорошо просматривался темный океан и огромная волна.
Боже! Как она выросла! Юсуп уже не видел ее вершины. Она сливалась с черными тучами и небом!
А еще Юсуп заметил, как низко к береговой линии они спустились. Сомуяр немного сместился в сторону, открывая юноше обзор.
Отсюда были хорошо видны причал, два фрегата, раскачивающихся на волнах, и замершие люди с факелами. Человек тридцать. Еще столько же застыли на кораблях, вытянув шеи и рассматривая волну.
Казалось, все они без исключения находятся под чудовищным гипнозом, созерцая приближение смерти.
Вокруг царила мертвая тишина. Только скрип ветвей и шум волны. И все. Люди, казалось, даже не дышали, так они были поглощены. Юсуп тоже задержал дыхание.
И вдруг береговая линия зашевелилась. Юсуп завертел головой, не в силах понять, что происходит. А потом догадался.
Волна накатывала! Вода медленно отходила от берега, поднимаясь все круче и круче над головами людей. Корабли и яхтенки закачались, словно хотели взлететь, и начали одна за другой переворачиваться. Один из фрегатов неожиданно подлетел, рассыпав кричащие фигурки, и упал на воду мачтой вниз, погрузившись целиком и подняв фонтан брызг!
Ветер взвыл, как затаившийся зверь, нашедший свою жертву.
И на берегу люди ожили, засуетились, закричали. Стали бросать факелы и в ужасе убегать на склон холма, надеясь там найти спасение.
Вода отошла от берега и скрылась из виду.
– Держитесь! – судорожно глотая ртом воздух, вскричал Ильну. – Держитесь за что-нибудь! Она же сейчас упадет!!
– Уходим в глубь рощи! – Сомуяр решительно поднялся и побежал в темноту, раздвигая плечами ветки. Юсуп бросился за ним, следом поспешил и старец, что-то бормотавший взволнованно себе в бороду.
Гул стал настолько громким, что заглушил тревожный шум деревьев. Юсупу вдруг подумалось, что сейчас лопнут барабанные перепонки, и он навсегда оглохнет, если, конечно, выживет!
Сомуяр остановился среди деревьев и замер, оглядываясь. Подбежавший Ильнур ткнул пальцем в темноту и воскликнул:
– Туда! Там можно укрыться!
Гул нарастал.
Неожиданно налетел такой сильный ветер, что стволы жалобно заскрипели. Где-то слева послышался звонкий хруст, и ветки деревьев дрогнули!
Испуганный Юсуп уже не видел вокруг себя ничего, кроме размытой темноты и кривых ив. Он бежал непонятно куда и непонятно за кем, сердце его гулко стучало в голове.
В самый последний момент, когда юноша готов был упасть в грязь да там и остаться, не в силах больше сделать даже вздоха, сильные руки Сомуяра подхватили его под мышки, подняли, резко встряхнули и сунули куда-то в темноту.
Было тесно и пахло плесенью – наверняка дупло в стволе какого-то дерева. Юсуп, как в бреду, попытался вылезти обратно, отмахивался руками, когда его толкали назад…
А затем откуда-то сверху на него обрушилась вода!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Я пойду, и точка…
– Я пойду, и точка! Кто это придумал, что самый молодой берет на себя все самое трудное?! – Ильнур оторвался от поглощения мяса и, смачно причмокнув губами, утер подбородок.
Юсуп, Алаида, Дементий и Калаха сидели за столом и завтракали.
За окном жарило солнце, суетился народ. Калаха, как истинный купец, предпочитал держать свой товар поблизости. С утра к нему приходили многочисленные торговцы, которые работали с ним, чтобы забрать свою часть товара.
Ели мясо и обсуждали, кто пойдет к немецкому послу Гиберту фон Клауссенцу.
После того как выяснилось, что Гиберт никакой не упырь, вызвалась идти Алаида, но тут – то ли взыграла эгоистичная натура, то ли просто стало завидно – старец уперся, ни в какую не желая уступать, и заявил, что он лично пойдет к Гиберту и уговорит оного пригласить их на бал к Аише. Гипнотизировал Ильнур неплохо, да и правда – засиделся он на месте.
– Юсуп вон – то от нелюдей убегает, то по стенам ползает, аки человек-паук какой, а я что?! – вопрошал старик, вгрызаясь в хорошо прожаренную ляжку. По случаю гостей Калаха приказал забить самого жирного своего барана и подать картофель с маслом.
– Ты у нас – мозговой центр! – наставительно произнес Юсуп. Ему было, в принципе, все равно, кто пойдет, он бы и сам мог, но чувствовал, что за последние несколько дней устал: жутко хотелось хорошенько выспаться.
– А еще – кладезь мудрости и волшебства! – вставила Алаида. – Нет, пойду я! Если погибну в темных и сырых подземельях немецкого посольства, вы, мне кажется, не очень-то и расстроитесь!
– Что-то раньше мне не доводилось слышать из твоих уст о себе такое! – подозрительно сощурился Ильнур. – А насчет подземелий…
– Да пошутила я насчет подземелий! – воскликнула Алаида. – Но ты и в самом деле более нужен здесь!
– Ты, Алаида, не убедишь меня, будто считаешь, что есть кто-либо на свете важнее тебя самой! – сказал Ильнур. – Признайся: хочешь выполнить это опасное задание и потом замучить нас своим гонором?
– Ну, задание-то как раз несложное, – рассеянно пробормотал Юсуп, жуя картофелину, – к колдуну сходить, оно, пожалуй, посложнее было.
– И все равно! – возразил Ильнур. – Пущай он не вампир, а вдруг все равно нечисть?!
– Грек сказал, что немецкий посол чист, как лист! А нечисть я что-то в городе вообще не вижу. Вчера от чародея шел – даже запаха их не учуял! Затаились, что ли?
– Верно тебе говорю – затаились, антихристы чертовы! – энергично работая челюстями, заявил Ильнур. – Так что мне идти нужно! Вдруг они нас прямо у посольства-то и поджидают?! А? Видели же они Юсупа, вот и подумали, что он первым делом решит договориться с иноземцами, чтобы эту внедрить… как ее… интергенцию!
– Во-первых, – поправил Юсуп, – интервенцию, а во-вторых – здесь по городу столько посольств, что у Упыря просто рабов столько не наберется – у каждого дома патруль ставить!
– Вот-вот! – воскликнула Алаида. Она мясо и картошку не ела, соблюдая строжайшую диету, дабы сохранять тело свое в форме. Перед ней на блюде лежал пучок салата и тушеная капуста с ломтиками баклажанов. Впрочем, к ним она тоже не прикоснулась и пила крепкий чай. – Нет, придется идти мне! А то эка вздумали! Я что – неженка?
– А кто ж?.. – проворчал себе под нос Ильнур, но его никто, кроме Юсупа, не расслышал.
Калаха молча переводил взгляд с одного говорившего на другого, не в силах понять смысла их разговора. Такие слова как «нечисть», «Упырь» и «волшебство» вообще не доходили до него, заменялись тонким пронзительным писком, который вызывал у Калахи тупую зубную боль.
– А я люблю опасность! – меж тем предъявила весомый аргумент Алаида. – Разве ж согласилась бы я идти с вами в Назарад только ради того, чтобы быть простой домохозяйкой и следить за чистотой твоих волшебных горшочков, Ильнур?
– Я бы не возражал, – заметил Ильнур, вгрызаясь в мясо.
– Зато я возражаю! – Алаида ткнула под нос старику кукиш и встала из-за стола. – Я пойду!
– Нет я, – спокойно возразил Ильнур.
– Идите оба! – неожиданно влез в разговор до этого помалкивавший Дементий. – Пошто ругаться, ежели можно и вовсе не спорить!
– Вдвоем мы привлечем много внимания!
– Поодиночке не меньшее! – возразил Юсуп – Создадим, значится, легенду! Алаида привела своего страдающего беспамятством дедушку к немецкому посольству, потому что он якобы, как слышит немецкую речь, тотчас оживает и вспоминает себя! А ежели с немецким послом поговорит, – вообще еще лет двести прожить сможет!
– Я похож на страдающего беспамятством дедушку? – подозрительно сощурился Ильнур.
В данный момент он походил на злобного колдуна, евшего мясо своих жертв, но Юсуп ничего не ответил.
– Кстати, кто-нибудь из вас умеет говорить по-немецки?
– А жучки на что? – искренне удивился Ильнур, который всегда считал, что всевозможные жучки (будь то жучки-наблюдатели или же жучки-переводчики) – лучшее средство выпутаться из любых передряг. Не беда, что жучки эти приносили больше вреда. Зато они были самым эффективно действующим волшебством старика.
– Опять жучки, – поморщился Юсуп. Он еще не забыл, как спалил всю свою одежду в лесу и полночи сидел в комнате, натертый оливковым маслом. Тогда они его изрядно покусали!
– Другого способа нет! – возразил Ильнур. – Если я похож на сумасшедшего старичка, то Алаиде придется ходить с жучком в ухе!
– Только никаких жучков-наблюдателей на одежде! – предупредила Алаида.
– А на кой они нужны, если я сам иду? – возразил старик.
С мясом наконец было покончено, и он, тяжело отдуваясь в бороду и похлопывая себя по животу, удалился на улицу мыть руки.
Алаида последовала в подвал готовиться, Дементий с Калахой тоже куда-то скрылись. Юсуп вышел на крыльцо и стал наблюдать за тем, как купцы проворно вытаскивают из сарая полные мешки с мукой и загружают их на телегу. Вернее, не сами купцы, конечно, таскали, а их слуги и крестьяне. Куда уж купцам такая тяжкая работа!
– Чтой-то мне в городе больше нравится, нежели там, в лесу! – сказал Ильнур, подходя ближе. Он вытирал руки махровым полотенцем, и от него приятно пахло свежими маслами. – Чай и сам заметил? Не так страшно, вроде. Да и людно. Обчества поболе. Хоть поболтать с кем можно.
– Ты не очень-то болтай с окружающими, – произнес Юсуп. – Я-то нелюдей распознать могу, а вот ты – кто его знает, с кем разговариваешь?
– Я ж сама могила! – возразил старик, вытирая полотенцем бороду.
– И в посольстве поосторожнее будьте. Хоть и наговорил чародей много чего хорошего, но что-то тревожно мне насчет Гиберта. Может, не он сам, так его приближенные с Упырем сталкивались, да и сами нелюди уже!
– Ну, Алаида-то определять их умеет! – ответил Ильнур.
– Я на всякий случай предупреждаю. Нехороший был тот сон с борловым…
– Борловым, борловым. Была б кака польза от этого твоего борлова. А то только жаловаться умеет насчет того, что ты его не выпускаешь.
– Время придет, и он понадобится!
– Ага, когда тебя на кол посадют да на городские воротины выставят! Ты их воротины видал? Сплошное кладбище воров да попрошаек!
– Там художник один есть, – заметил Юсуп.
– Ты хочешь сказать – был!
– Ну да. Он картины красивые рисовал. Прямо как на Острове во дворце вдоль стен висели. Помнишь?
– Чего ж не помнить-то?! Помню! Гобелены роскошные из натуральной кожи! Краски не тлеющие и не трескающиеся даже на солнце! А мозаика какая на потолке? А? – Старик грустно вздохнул. – И все ж это в прошлом! Одни только мы и остались, чтоб это прошлое помнить! Алаида-то хоть и с Острова, но ведь ни черта не помнит. А о Дементии и говорить нечего. Древлянин – одно слово!
– Но-но! – грубым басом сказал Дементии, появляясь в дверном проеме за их спинами. – Я хоть и последний в своем роду, но так вдарить могу, што…
– Вдарить-то оно, конечно, хорошо, но как ты, Дема, с воробьями общаться будешь? – Ильнур хитро скосил левый глаз – так он обычно делал, когда играл на невежественности Дементия.
Древлянин насторожился, слегка склонив могучую голову набок, и поинтересовался:
– А что воробьи? – Как и всякий уважающий себя древлянин, Дементии к воробьям относился с опаской и даже немного их побаивался.
– Ну, вот вдарить ты, гришь, можешь, а с воробьями как общаться будешь? Вдарить-то ты им не сможешь, ведь верно я говорю?
– Верно, – пораскинув мозгами, согласился Дементии, – воробьи – это плохо! Они крылатые и жгучие!
– Правду говоришь! – все больше раззадоривался старик. – А вот скажи мне, Дементий, чего ты их так боишься?!
– Не боюсь я, – вяло оправдывался детина два на два метра. Юсуп без опаски отпустил бы его на битву с диким медведем гризли, точно зная, что победа окажется на стороне Дементия.
– Чего ж не боишься, когда боишься? Что я, древлян ваших не знаю, что ли! Все вы, как воробьев учуете, сразу креститься начинаете да плюваться через все плечи подряд – лишь бы пронесло!
– Вот я те щас как плюну! – грозно пообещал Дементий, но авторитет старика был несравнимо выше, и древлянину ничего не оставалось, как удалиться в дом.
– Чего ты с ним так? – спросил Юсуп, когда Ильнур вновь вернулся к нему и встал рядом, облокотившись о перила крыльца и наблюдая за работой купцов.
– Так просто, – пожал плечами старик. – Понимаешь, я все хочу из него этот страх нелепый выдавить по капле! Суеверный он слишком, Дементий-то наш. А воробьев боится поболе всего!
– Забудь пока о Дементии, – посоветовал Юсуп, – сейчас главное выйти на контакт с Гибертом. Ты точно знаешь, что от вас с Алаидой требуется?
– А то какие знать-то?! Мы, значит, уговариваем посла пригласить нас на вечерний бал к Аише во дворец.
– Да. Во дворце нам надо будет найти гроб, чтобы знать наверняка, что Аиша – Упырь. А уж потом нанесем удар! – Кулаки Юсупа сжались, и он с силой трахнул по перилам – так, что одна из резных перегородок сухо треснула и тонкая щепа отлетела в сторону.
Он чувствовал, что час расплаты близок. Все меньше сомнений оставалось в том, что Аиша и есть тот монстр, которого они разыскивают вот уже почти год. Запах нелюдей преследовал его постоянно и повсюду. Когда Юсуп бродил по городу, запах этот окутывал его с ног до головы, резал ноздри и заставлял идти, вжав голову в плечи и засунув руки в карманы. А пальцы цепко сжимали удачливую монетку. В доме купца Калахи запах чуть слабел, но все равно пробивался через форточки и половицы, не давая Юсупу спокойно спать по ночам. До самых петухов смотрел он в темный потолок, размышляя.
Конечно, он сказал напарникам, что запаха нет, – но только для того, чтобы не испугать их раньше времени. Как-никак, им предстояло выполнить довольно-таки опасное поручение.
Врал он и когда говорил, что нелюдей в городе не видел. Он сталкивался с ними постоянно. На базаре нелюдей было больше всего. Нет, не продавцов. Наблюдателей! По одному-два человека в черных плащах, в черных туфлях с сеткой розовых артерий на них – всегда находились около покупателей, стояли на всех входах и выходах базаров и рынков, бродили меж рядов, делая вид, что выискивают что-нибудь для покупки.
Около городских ворот теперь круглосуточно дежурили одни только нелюди.
Они были везде.
И Юсуп чувствовал, что с каждым днем их становится все больше и больше! Это как в математике, которую преподавал им Учитель Тыква-Н-До. Один упырь мог обратить в себе подобного трех человек за ночь. Новообращенные тут же начинали кусать других. И так до бесконечности. Правда, упырь не станет нападать на жилые дома или на людей, у которых крепкая вера, есть крест и прочие христианские принадлежности. Они пьют кровь только у тех, кто запоздал ночью домой, засиделся в кабаке, в общем, оказался один в окружении домов, темноты и нелюдей…
С учетом того, что Аиша появилась в Назараде на полторы недели раньше их маленького отряда, к сегодняшнему дню почти половина города могла быть нелюдями.
Еще почти неделя требовалась молодому упырю, чтобы стать полноправным членом кровососущей братии. Тогда ему выдавались ботинки, плащ; он получал множество привилегий. Такие упыри уже могли нападать на кого угодно без исключения. То есть совсем скоро Назарад мог перейти в полную власть того, кто захотел править миром.
Ну и амбиции же у этого Упыря!
В дверном проеме показалась Алаида. Одета она была в легкое платьице, волосы распущены, а на ногах – легкие сандалии.
Ильнур, оглядев ее с ног до головы, аж сглотнул. Да, Алаида определенно умела производить впечатление на окружающих.
Взгляд Юсупа на секунду задержался на красивых ее ножках, потом застыл на не менее прекрасном личике.
– Я готова! – весело сообщила Алаида, поигрывая зажатым в руке кожаным мешочком. – Заодно зайдем на базар и кое-что купим! У меня масла кончились! Где ты, мой умалишенный дедушка?..
Гиберт не любил турков. Невежественный, некультурный народ!
Подумать только: турки никогда не ели свинины, когда для Гиберта она была одним из любимых лакомств! Особенно запеченная с яблоками!
А еще Гиберта фон Клауссенца раздражали турецкие сабли, изогнутые полумесяцем на манер монгольских, с неудобной рукояткой. Гиберт разбирался в холодном оружии отлично, но на дух турецкие сабли не переносил, презрительно морщась при их виде.
Однако посол на то и посол, чтоб ехать туда, куда пошлет страна. А Гиберт, как истинный ариец, Родине поклонялся и втайне ее любил. При звуках торжественного марша на глаза его наворачивались мужские слезы, из приплюснутого носика начинало неизменно капать, и приходилось лезть во внутренний карман за платком.
Гиберт не был злым человеком, но любил деньги и не любил ленивых слуг. Последних порол каждый вечер плеткой, а особо провинившихся ставил на горох в угол. Такое наказание он обнаружил в русском городе Петербурге, и оно ему очень понравилось.
Слабостью Гиберта была, без сомнения, рыбалка. Кстати, турки не выносили рыбалки! Нет, с удочками да сетями – пожалуйста, но чтоб с динамитом да с пороховыми шашками – нет! Говорили – мол, это слишком жестоко, отсутствует своеобразный дух охоты… Как же отсутствует, когда вот он, Гиберт, ощущал его всегда, когда, спрятавшись среди камышей, наматывал леску на бочонок с порохом, поджигал фитиль и что есть духу швырял бомбу на середину озера! А как красиво было, когда бочонок взрывался, выбрасывая в воздух тонны воды вперемешку с водорослями, рыбой, камешками! Да и рыбы сколько угодно потом можно было насобирать да пожарить! Но турки не уважали этот способ и Гиберту фон Клауссенцу ни пороха, ни бочонков, ни тем более шнуров не давали. Вот и приходилось немцу томиться среди стен своего посольства в Назараде – есть, спать, разбирать государственные дела, ездить на аудиенции к турецкому $169are и изредка развлекаться в гостях у несравненной Аишы.
Аиша была, пожалуй, единственной, кого Гиберт уважал в Назараде. Она в совершенстве владела немецким, а манеры ее были столь великолепны, что сам Гиберт иногда сомневался: а достаточно ли вежлив он сам и не смотрится ли по сравнению с Аишей деревенским невежей? За несколько минут до встречи с Аишей он чувствовал неловкость и скованность, которые тотчас растворялась, стоило ему очутиться в ее обществе. И, конечно, Гиберт втайне был влюблен в Аишу. В нее просто невозможно было не влюбиться! Казалось, Аиша создана специально для того, чтобы мужчины за ней так и вились! Ослепительно белые длинные волосы и великолепная грудь приковывали к себе взгляды, а прекрасное личико и фигурка, наверное, будут единственным светлым воспоминанием Гиберта во всей этой поездке Так думал он сам, и ничто не могло помешать этим его мыслям.
Вот и сегодня вечером немецкий посол собирался навестить Аишу, чтобы поужинать с ней и, возможно, остаться на бал, который она давала у себя в замке по поводу дня рождения своего дядьки Ефана. Гиберт ни разу еще не видел дядьку, но по разговорам знал, что это очень образованный и знатный мужчина, пользующийся непререкаемым авторитетом и властью. И немецкому послу хотелось познакомиться с ним поближе, ибо он предполагал, что найдет в Ефане достойного собеседника.
В то утро Гиберт, как и обычно, после трапезы пошел в свой небольшой кабинет, чтобы к обеду разобраться со всеми делами и после недолгого сна, придающего сил, идти к Аише. Дел было не так много, но все они были связаны с кропотливыми и долгими подсчетами. А считать Гиберту не нравилось. Еще со школы. Были, конечно, у него счетоводы, но когда дело касалось денег, Гиберт никому довериться не мог. Он и себе-то доверял с трудом: руки, одурманенные блеском золота, могут независимо от мозга запихнуть за пазуху много лишнего, за что потом вовек не расплатишься.
Несколько часов Гиберт раскладывал на столе стопки монеток, считал их, записывал результат, к нему прибавлял прошлый, выводя таким образом итог.
И вдруг его потревожили.
– Герр фон Клауссенц… – с выражением великой покорности на лице в кабинет протиснулся лакей Ганс. Это был маленький, неприметный немец, ходивший всегда в потрепанной ливрее, с седым клоком волос на самом затылке и глубокими морщинами на щеках, что придавало ему сходство с породистой собакой. Ганс был невероятно робок, а когда врал, то жутко краснел, чем это самое вранье и выдавал. Именно поэтому он до сих пор не смог выбиться в люди и прозябал в лакеях, когда его соратники, с которыми он начинал, давно имели собственных лакеев и прислугу, ездили в каретах, запряженных четырьмя, а то и пятью лошадьми!
– …к вам… м-м-м… э… посетители!
– Посетители? – изумился Гиберт, поглядывая на часы, – в такой час? Кто же это?
– Я не знаю, – пожал тощими плечиками Ганс, – странная… м-м-мн… э… пара. Девушка-немка и старик!
– Нищие с базара, просящие милостыню?
– Непохоже, герр фон Клауссенц. Одеты богато и требуют немедленного с вами свидания! Иначе грозятся ждать у ворот резиденции, пока вы не выйдете на улицу!
– Что за неожиданные визитеры посреди недели?
Посол, решительно отложив перо, встал. Ганс опасливо попятился назад, упершись спиной в дверь и нашаривая рукой дверную ручку:
– Они ждут за воротами, repp посол. Велите впустить?
– Обыскать и впустить под охраной двух солдат! – распорядился Гиберт.
Ганс услужливо помог ему надеть фрак, застегнул все пуговицы и проворно юркнул в дверной проем отдавать распоряжения.
Гиберт, в голове которого все еще дрожал лик короля Фердинанда, выбитый на одной стороне монет, прошел в приемную комнату и распорядился принести вина. Милостыню у иностранцев просили в Назараде особенно охотно. Обычно он давал пару монеток, чтоб отвязались и ненароком не убили при бунте в городе. Но сейчас ему почему-то не хотелось ничего давать попрошайкам (хоть и хорошо одетым), и он приготовился напоить их вином, да и только.
Двери распахнулись, и в комнату вошла молодая прекрасная женщина.
Гиберт обомлел. Не будь он влюблен в Аишу, его сердце тотчас и без оглядки пленилось бы той, которая стояла пред ним! Стройная фигурка, милое личико, длинные черные волосы и пронзительный взгляд! Да, она не могла быть попрошайкой! Это была женщина чистых кровей и наверняка из высшего общества!
Следом вошел дедушка, тоже шикарно одетый, с горделивой осанкой и дорогой тросточкой в руке. У деда был орлиный нос и накрахмаленный парик.
– Кого имею честь принимать? – осведомился Гиберт немного осипшим голосом, не сводя с женщины глаз.
– К вашим услугам миссис Фройляйн и сэр Дуллитл из Англии! – хрипло ответил дед на чистейшем немецком. Женщина заинтересованно разглядывала золотые подсвечники.
Юсуп, Алаида, Дементий и Калаха сидели за столом и завтракали.
За окном жарило солнце, суетился народ. Калаха, как истинный купец, предпочитал держать свой товар поблизости. С утра к нему приходили многочисленные торговцы, которые работали с ним, чтобы забрать свою часть товара.
Ели мясо и обсуждали, кто пойдет к немецкому послу Гиберту фон Клауссенцу.
После того как выяснилось, что Гиберт никакой не упырь, вызвалась идти Алаида, но тут – то ли взыграла эгоистичная натура, то ли просто стало завидно – старец уперся, ни в какую не желая уступать, и заявил, что он лично пойдет к Гиберту и уговорит оного пригласить их на бал к Аише. Гипнотизировал Ильнур неплохо, да и правда – засиделся он на месте.
– Юсуп вон – то от нелюдей убегает, то по стенам ползает, аки человек-паук какой, а я что?! – вопрошал старик, вгрызаясь в хорошо прожаренную ляжку. По случаю гостей Калаха приказал забить самого жирного своего барана и подать картофель с маслом.
– Ты у нас – мозговой центр! – наставительно произнес Юсуп. Ему было, в принципе, все равно, кто пойдет, он бы и сам мог, но чувствовал, что за последние несколько дней устал: жутко хотелось хорошенько выспаться.
– А еще – кладезь мудрости и волшебства! – вставила Алаида. – Нет, пойду я! Если погибну в темных и сырых подземельях немецкого посольства, вы, мне кажется, не очень-то и расстроитесь!
– Что-то раньше мне не доводилось слышать из твоих уст о себе такое! – подозрительно сощурился Ильнур. – А насчет подземелий…
– Да пошутила я насчет подземелий! – воскликнула Алаида. – Но ты и в самом деле более нужен здесь!
– Ты, Алаида, не убедишь меня, будто считаешь, что есть кто-либо на свете важнее тебя самой! – сказал Ильнур. – Признайся: хочешь выполнить это опасное задание и потом замучить нас своим гонором?
– Ну, задание-то как раз несложное, – рассеянно пробормотал Юсуп, жуя картофелину, – к колдуну сходить, оно, пожалуй, посложнее было.
– И все равно! – возразил Ильнур. – Пущай он не вампир, а вдруг все равно нечисть?!
– Грек сказал, что немецкий посол чист, как лист! А нечисть я что-то в городе вообще не вижу. Вчера от чародея шел – даже запаха их не учуял! Затаились, что ли?
– Верно тебе говорю – затаились, антихристы чертовы! – энергично работая челюстями, заявил Ильнур. – Так что мне идти нужно! Вдруг они нас прямо у посольства-то и поджидают?! А? Видели же они Юсупа, вот и подумали, что он первым делом решит договориться с иноземцами, чтобы эту внедрить… как ее… интергенцию!
– Во-первых, – поправил Юсуп, – интервенцию, а во-вторых – здесь по городу столько посольств, что у Упыря просто рабов столько не наберется – у каждого дома патруль ставить!
– Вот-вот! – воскликнула Алаида. Она мясо и картошку не ела, соблюдая строжайшую диету, дабы сохранять тело свое в форме. Перед ней на блюде лежал пучок салата и тушеная капуста с ломтиками баклажанов. Впрочем, к ним она тоже не прикоснулась и пила крепкий чай. – Нет, придется идти мне! А то эка вздумали! Я что – неженка?
– А кто ж?.. – проворчал себе под нос Ильнур, но его никто, кроме Юсупа, не расслышал.
Калаха молча переводил взгляд с одного говорившего на другого, не в силах понять смысла их разговора. Такие слова как «нечисть», «Упырь» и «волшебство» вообще не доходили до него, заменялись тонким пронзительным писком, который вызывал у Калахи тупую зубную боль.
– А я люблю опасность! – меж тем предъявила весомый аргумент Алаида. – Разве ж согласилась бы я идти с вами в Назарад только ради того, чтобы быть простой домохозяйкой и следить за чистотой твоих волшебных горшочков, Ильнур?
– Я бы не возражал, – заметил Ильнур, вгрызаясь в мясо.
– Зато я возражаю! – Алаида ткнула под нос старику кукиш и встала из-за стола. – Я пойду!
– Нет я, – спокойно возразил Ильнур.
– Идите оба! – неожиданно влез в разговор до этого помалкивавший Дементий. – Пошто ругаться, ежели можно и вовсе не спорить!
– Вдвоем мы привлечем много внимания!
– Поодиночке не меньшее! – возразил Юсуп – Создадим, значится, легенду! Алаида привела своего страдающего беспамятством дедушку к немецкому посольству, потому что он якобы, как слышит немецкую речь, тотчас оживает и вспоминает себя! А ежели с немецким послом поговорит, – вообще еще лет двести прожить сможет!
– Я похож на страдающего беспамятством дедушку? – подозрительно сощурился Ильнур.
В данный момент он походил на злобного колдуна, евшего мясо своих жертв, но Юсуп ничего не ответил.
– Кстати, кто-нибудь из вас умеет говорить по-немецки?
– А жучки на что? – искренне удивился Ильнур, который всегда считал, что всевозможные жучки (будь то жучки-наблюдатели или же жучки-переводчики) – лучшее средство выпутаться из любых передряг. Не беда, что жучки эти приносили больше вреда. Зато они были самым эффективно действующим волшебством старика.
– Опять жучки, – поморщился Юсуп. Он еще не забыл, как спалил всю свою одежду в лесу и полночи сидел в комнате, натертый оливковым маслом. Тогда они его изрядно покусали!
– Другого способа нет! – возразил Ильнур. – Если я похож на сумасшедшего старичка, то Алаиде придется ходить с жучком в ухе!
– Только никаких жучков-наблюдателей на одежде! – предупредила Алаида.
– А на кой они нужны, если я сам иду? – возразил старик.
С мясом наконец было покончено, и он, тяжело отдуваясь в бороду и похлопывая себя по животу, удалился на улицу мыть руки.
Алаида последовала в подвал готовиться, Дементий с Калахой тоже куда-то скрылись. Юсуп вышел на крыльцо и стал наблюдать за тем, как купцы проворно вытаскивают из сарая полные мешки с мукой и загружают их на телегу. Вернее, не сами купцы, конечно, таскали, а их слуги и крестьяне. Куда уж купцам такая тяжкая работа!
– Чтой-то мне в городе больше нравится, нежели там, в лесу! – сказал Ильнур, подходя ближе. Он вытирал руки махровым полотенцем, и от него приятно пахло свежими маслами. – Чай и сам заметил? Не так страшно, вроде. Да и людно. Обчества поболе. Хоть поболтать с кем можно.
– Ты не очень-то болтай с окружающими, – произнес Юсуп. – Я-то нелюдей распознать могу, а вот ты – кто его знает, с кем разговариваешь?
– Я ж сама могила! – возразил старик, вытирая полотенцем бороду.
– И в посольстве поосторожнее будьте. Хоть и наговорил чародей много чего хорошего, но что-то тревожно мне насчет Гиберта. Может, не он сам, так его приближенные с Упырем сталкивались, да и сами нелюди уже!
– Ну, Алаида-то определять их умеет! – ответил Ильнур.
– Я на всякий случай предупреждаю. Нехороший был тот сон с борловым…
– Борловым, борловым. Была б кака польза от этого твоего борлова. А то только жаловаться умеет насчет того, что ты его не выпускаешь.
– Время придет, и он понадобится!
– Ага, когда тебя на кол посадют да на городские воротины выставят! Ты их воротины видал? Сплошное кладбище воров да попрошаек!
– Там художник один есть, – заметил Юсуп.
– Ты хочешь сказать – был!
– Ну да. Он картины красивые рисовал. Прямо как на Острове во дворце вдоль стен висели. Помнишь?
– Чего ж не помнить-то?! Помню! Гобелены роскошные из натуральной кожи! Краски не тлеющие и не трескающиеся даже на солнце! А мозаика какая на потолке? А? – Старик грустно вздохнул. – И все ж это в прошлом! Одни только мы и остались, чтоб это прошлое помнить! Алаида-то хоть и с Острова, но ведь ни черта не помнит. А о Дементии и говорить нечего. Древлянин – одно слово!
– Но-но! – грубым басом сказал Дементии, появляясь в дверном проеме за их спинами. – Я хоть и последний в своем роду, но так вдарить могу, што…
– Вдарить-то оно, конечно, хорошо, но как ты, Дема, с воробьями общаться будешь? – Ильнур хитро скосил левый глаз – так он обычно делал, когда играл на невежественности Дементия.
Древлянин насторожился, слегка склонив могучую голову набок, и поинтересовался:
– А что воробьи? – Как и всякий уважающий себя древлянин, Дементии к воробьям относился с опаской и даже немного их побаивался.
– Ну, вот вдарить ты, гришь, можешь, а с воробьями как общаться будешь? Вдарить-то ты им не сможешь, ведь верно я говорю?
– Верно, – пораскинув мозгами, согласился Дементии, – воробьи – это плохо! Они крылатые и жгучие!
– Правду говоришь! – все больше раззадоривался старик. – А вот скажи мне, Дементий, чего ты их так боишься?!
– Не боюсь я, – вяло оправдывался детина два на два метра. Юсуп без опаски отпустил бы его на битву с диким медведем гризли, точно зная, что победа окажется на стороне Дементия.
– Чего ж не боишься, когда боишься? Что я, древлян ваших не знаю, что ли! Все вы, как воробьев учуете, сразу креститься начинаете да плюваться через все плечи подряд – лишь бы пронесло!
– Вот я те щас как плюну! – грозно пообещал Дементий, но авторитет старика был несравнимо выше, и древлянину ничего не оставалось, как удалиться в дом.
– Чего ты с ним так? – спросил Юсуп, когда Ильнур вновь вернулся к нему и встал рядом, облокотившись о перила крыльца и наблюдая за работой купцов.
– Так просто, – пожал плечами старик. – Понимаешь, я все хочу из него этот страх нелепый выдавить по капле! Суеверный он слишком, Дементий-то наш. А воробьев боится поболе всего!
– Забудь пока о Дементии, – посоветовал Юсуп, – сейчас главное выйти на контакт с Гибертом. Ты точно знаешь, что от вас с Алаидой требуется?
– А то какие знать-то?! Мы, значит, уговариваем посла пригласить нас на вечерний бал к Аише во дворец.
– Да. Во дворце нам надо будет найти гроб, чтобы знать наверняка, что Аиша – Упырь. А уж потом нанесем удар! – Кулаки Юсупа сжались, и он с силой трахнул по перилам – так, что одна из резных перегородок сухо треснула и тонкая щепа отлетела в сторону.
Он чувствовал, что час расплаты близок. Все меньше сомнений оставалось в том, что Аиша и есть тот монстр, которого они разыскивают вот уже почти год. Запах нелюдей преследовал его постоянно и повсюду. Когда Юсуп бродил по городу, запах этот окутывал его с ног до головы, резал ноздри и заставлял идти, вжав голову в плечи и засунув руки в карманы. А пальцы цепко сжимали удачливую монетку. В доме купца Калахи запах чуть слабел, но все равно пробивался через форточки и половицы, не давая Юсупу спокойно спать по ночам. До самых петухов смотрел он в темный потолок, размышляя.
Конечно, он сказал напарникам, что запаха нет, – но только для того, чтобы не испугать их раньше времени. Как-никак, им предстояло выполнить довольно-таки опасное поручение.
Врал он и когда говорил, что нелюдей в городе не видел. Он сталкивался с ними постоянно. На базаре нелюдей было больше всего. Нет, не продавцов. Наблюдателей! По одному-два человека в черных плащах, в черных туфлях с сеткой розовых артерий на них – всегда находились около покупателей, стояли на всех входах и выходах базаров и рынков, бродили меж рядов, делая вид, что выискивают что-нибудь для покупки.
Около городских ворот теперь круглосуточно дежурили одни только нелюди.
Они были везде.
И Юсуп чувствовал, что с каждым днем их становится все больше и больше! Это как в математике, которую преподавал им Учитель Тыква-Н-До. Один упырь мог обратить в себе подобного трех человек за ночь. Новообращенные тут же начинали кусать других. И так до бесконечности. Правда, упырь не станет нападать на жилые дома или на людей, у которых крепкая вера, есть крест и прочие христианские принадлежности. Они пьют кровь только у тех, кто запоздал ночью домой, засиделся в кабаке, в общем, оказался один в окружении домов, темноты и нелюдей…
С учетом того, что Аиша появилась в Назараде на полторы недели раньше их маленького отряда, к сегодняшнему дню почти половина города могла быть нелюдями.
Еще почти неделя требовалась молодому упырю, чтобы стать полноправным членом кровососущей братии. Тогда ему выдавались ботинки, плащ; он получал множество привилегий. Такие упыри уже могли нападать на кого угодно без исключения. То есть совсем скоро Назарад мог перейти в полную власть того, кто захотел править миром.
Ну и амбиции же у этого Упыря!
В дверном проеме показалась Алаида. Одета она была в легкое платьице, волосы распущены, а на ногах – легкие сандалии.
Ильнур, оглядев ее с ног до головы, аж сглотнул. Да, Алаида определенно умела производить впечатление на окружающих.
Взгляд Юсупа на секунду задержался на красивых ее ножках, потом застыл на не менее прекрасном личике.
– Я готова! – весело сообщила Алаида, поигрывая зажатым в руке кожаным мешочком. – Заодно зайдем на базар и кое-что купим! У меня масла кончились! Где ты, мой умалишенный дедушка?..
Гиберт не любил турков. Невежественный, некультурный народ!
Подумать только: турки никогда не ели свинины, когда для Гиберта она была одним из любимых лакомств! Особенно запеченная с яблоками!
А еще Гиберта фон Клауссенца раздражали турецкие сабли, изогнутые полумесяцем на манер монгольских, с неудобной рукояткой. Гиберт разбирался в холодном оружии отлично, но на дух турецкие сабли не переносил, презрительно морщась при их виде.
Однако посол на то и посол, чтоб ехать туда, куда пошлет страна. А Гиберт, как истинный ариец, Родине поклонялся и втайне ее любил. При звуках торжественного марша на глаза его наворачивались мужские слезы, из приплюснутого носика начинало неизменно капать, и приходилось лезть во внутренний карман за платком.
Гиберт не был злым человеком, но любил деньги и не любил ленивых слуг. Последних порол каждый вечер плеткой, а особо провинившихся ставил на горох в угол. Такое наказание он обнаружил в русском городе Петербурге, и оно ему очень понравилось.
Слабостью Гиберта была, без сомнения, рыбалка. Кстати, турки не выносили рыбалки! Нет, с удочками да сетями – пожалуйста, но чтоб с динамитом да с пороховыми шашками – нет! Говорили – мол, это слишком жестоко, отсутствует своеобразный дух охоты… Как же отсутствует, когда вот он, Гиберт, ощущал его всегда, когда, спрятавшись среди камышей, наматывал леску на бочонок с порохом, поджигал фитиль и что есть духу швырял бомбу на середину озера! А как красиво было, когда бочонок взрывался, выбрасывая в воздух тонны воды вперемешку с водорослями, рыбой, камешками! Да и рыбы сколько угодно потом можно было насобирать да пожарить! Но турки не уважали этот способ и Гиберту фон Клауссенцу ни пороха, ни бочонков, ни тем более шнуров не давали. Вот и приходилось немцу томиться среди стен своего посольства в Назараде – есть, спать, разбирать государственные дела, ездить на аудиенции к турецкому $169are и изредка развлекаться в гостях у несравненной Аишы.
Аиша была, пожалуй, единственной, кого Гиберт уважал в Назараде. Она в совершенстве владела немецким, а манеры ее были столь великолепны, что сам Гиберт иногда сомневался: а достаточно ли вежлив он сам и не смотрится ли по сравнению с Аишей деревенским невежей? За несколько минут до встречи с Аишей он чувствовал неловкость и скованность, которые тотчас растворялась, стоило ему очутиться в ее обществе. И, конечно, Гиберт втайне был влюблен в Аишу. В нее просто невозможно было не влюбиться! Казалось, Аиша создана специально для того, чтобы мужчины за ней так и вились! Ослепительно белые длинные волосы и великолепная грудь приковывали к себе взгляды, а прекрасное личико и фигурка, наверное, будут единственным светлым воспоминанием Гиберта во всей этой поездке Так думал он сам, и ничто не могло помешать этим его мыслям.
Вот и сегодня вечером немецкий посол собирался навестить Аишу, чтобы поужинать с ней и, возможно, остаться на бал, который она давала у себя в замке по поводу дня рождения своего дядьки Ефана. Гиберт ни разу еще не видел дядьку, но по разговорам знал, что это очень образованный и знатный мужчина, пользующийся непререкаемым авторитетом и властью. И немецкому послу хотелось познакомиться с ним поближе, ибо он предполагал, что найдет в Ефане достойного собеседника.
В то утро Гиберт, как и обычно, после трапезы пошел в свой небольшой кабинет, чтобы к обеду разобраться со всеми делами и после недолгого сна, придающего сил, идти к Аише. Дел было не так много, но все они были связаны с кропотливыми и долгими подсчетами. А считать Гиберту не нравилось. Еще со школы. Были, конечно, у него счетоводы, но когда дело касалось денег, Гиберт никому довериться не мог. Он и себе-то доверял с трудом: руки, одурманенные блеском золота, могут независимо от мозга запихнуть за пазуху много лишнего, за что потом вовек не расплатишься.
Несколько часов Гиберт раскладывал на столе стопки монеток, считал их, записывал результат, к нему прибавлял прошлый, выводя таким образом итог.
И вдруг его потревожили.
– Герр фон Клауссенц… – с выражением великой покорности на лице в кабинет протиснулся лакей Ганс. Это был маленький, неприметный немец, ходивший всегда в потрепанной ливрее, с седым клоком волос на самом затылке и глубокими морщинами на щеках, что придавало ему сходство с породистой собакой. Ганс был невероятно робок, а когда врал, то жутко краснел, чем это самое вранье и выдавал. Именно поэтому он до сих пор не смог выбиться в люди и прозябал в лакеях, когда его соратники, с которыми он начинал, давно имели собственных лакеев и прислугу, ездили в каретах, запряженных четырьмя, а то и пятью лошадьми!
– …к вам… м-м-м… э… посетители!
– Посетители? – изумился Гиберт, поглядывая на часы, – в такой час? Кто же это?
– Я не знаю, – пожал тощими плечиками Ганс, – странная… м-м-мн… э… пара. Девушка-немка и старик!
– Нищие с базара, просящие милостыню?
– Непохоже, герр фон Клауссенц. Одеты богато и требуют немедленного с вами свидания! Иначе грозятся ждать у ворот резиденции, пока вы не выйдете на улицу!
– Что за неожиданные визитеры посреди недели?
Посол, решительно отложив перо, встал. Ганс опасливо попятился назад, упершись спиной в дверь и нашаривая рукой дверную ручку:
– Они ждут за воротами, repp посол. Велите впустить?
– Обыскать и впустить под охраной двух солдат! – распорядился Гиберт.
Ганс услужливо помог ему надеть фрак, застегнул все пуговицы и проворно юркнул в дверной проем отдавать распоряжения.
Гиберт, в голове которого все еще дрожал лик короля Фердинанда, выбитый на одной стороне монет, прошел в приемную комнату и распорядился принести вина. Милостыню у иностранцев просили в Назараде особенно охотно. Обычно он давал пару монеток, чтоб отвязались и ненароком не убили при бунте в городе. Но сейчас ему почему-то не хотелось ничего давать попрошайкам (хоть и хорошо одетым), и он приготовился напоить их вином, да и только.
Двери распахнулись, и в комнату вошла молодая прекрасная женщина.
Гиберт обомлел. Не будь он влюблен в Аишу, его сердце тотчас и без оглядки пленилось бы той, которая стояла пред ним! Стройная фигурка, милое личико, длинные черные волосы и пронзительный взгляд! Да, она не могла быть попрошайкой! Это была женщина чистых кровей и наверняка из высшего общества!
Следом вошел дедушка, тоже шикарно одетый, с горделивой осанкой и дорогой тросточкой в руке. У деда был орлиный нос и накрахмаленный парик.
– Кого имею честь принимать? – осведомился Гиберт немного осипшим голосом, не сводя с женщины глаз.
– К вашим услугам миссис Фройляйн и сэр Дуллитл из Англии! – хрипло ответил дед на чистейшем немецком. Женщина заинтересованно разглядывала золотые подсвечники.