Страница:
"Съел - и порядок!")
Чего, собственно, он приходил? Сам, в субботу, собственной персоной. Что ему было надо? Чего это он меня уговаривал? Может, и правда, искренне?.. А если нет? "На уговоры дьявола поддаться?" Ну ладно, хватит! У тебя свои-то мысли в голове есть? Или только шекспировские? Ну так, "на уговоры дьявола…" Тьфу ты, черт!
Точнее, дьявол. Точнее, о чем я думал?.. "На уговоры…" Нет, ну это просто неописуемо!! Похоже, дух Шекспира твердо вознамерился обосноваться… Ну, все понятно! "Вознамерился!.. обосноваться!.." В общем, перед вами, дорогие товарищи, готовый пациент Кащенко. Клиент
Серпов. Этот проклятый дух свел меня с ума! Все понятно.
Короче, дух, если ты здесь, скажи, что мне делать? А? А?..
Молчишь, естественно, пидор. Ну, так и отстань тогда от меня. Толку от тебя все равно никакого. Как от козла молока. Во! Опять завыл.
- На уговоры дьявола подда-аться?
- Коль уговоры дьявола к добру.
- Забы-ыть себя? Забыть, кто я така-а-ая?
То есть, кто я такой. Я же все-таки не Королева Елизавета. И вообще, хватит завывать! Да и начальник тюрьмы все-таки не Глостер.
Хотя, конечно, "жалость" и уговоры ментов…
Мне, кстати, вспоминается один прелюбопытный рассказик Андрея
("Андрюхи курского") на эту тему:
- Стоим мы с начальником оперчасти, а шнырь - пидор там у нас на зоне был, Тереха, пятнадцать лет за убийство сидел - пол моет. Ну, начальник ему и говорит: "Ладно, Терехин, иди уж. Хватит на сегодня… Вот смотрю я на тебя, Терехин, и думаю: ну, почему тебе пятнадцать лет дали?" Тереха этот растрогался, чуть ли не зарыдал, и говорит со слезами на глазах: "Спасибо, Виктор Андреевич!
Единственный Вы здесь человек меня жалеете!" Ну, собрался он и вышел, а опер продолжает: "Да таким пидорасам разве пятнадцать лет давать надо? Их стрелять сразу надо!"
Ладно, хватит себя накручивать. Нехорошо о человеке плохо думать.
Наверняка он просто так приходил. Все-таки восьмой день у меня уже.
Да и про эпопею эту траги-комическую с отнятым одеялом он наверняка знает. ("Сага о Форсайтах"! "Илиада"! Битва титанов глупости на брантовском корабле дураков из-за выеденного яйца. Ура! Я победил!
Свифтовская война остроконечников с тупоконечниками. Карбышев, блядь! В натуре.) Просто посочувствовать пришел человек, вот и все.
Нельзя во всем только плохое видеть. Это дух на меня, наверное, так действует. У него ж там везде одни интриги. Во всех произведениях.
Так и я, сам напридумал, да и во все это поверил!
Я сам уверовал, что Дездемона
Ты опять? Заебал уже своими дездемонами. В общем, подождем лучше до вторника. Кстати, все забываю спросить. Если уж ты здесь - а чем там кончается? "На уговоры дьявола поддаться…" А дальше-то что? А, ну, естественно:
Понятно. Это я, значит, "пустая, глупая бабенка"? Понятно. А чего, собственно, иного можно было ждать от Глостера?
Все, короче. Спать пора. Запутался я уже во всех этих глостерах.
Давай, спой колыбельную. Все равно ведь не отвяжешься.
Дай только срок. Дела идут на лад.
Ты что, охуел! На какой "лад"?! Тоже, что ль, рехнулся? Как и я.
Как жалки те, кто ждать не научился.
Ну, спасибо. Я, по-моему, последнее время только и делаю, что жду когда, наконец, "дела пойдут на лад". Чего-то только, все никак не дождусь.
Ладно. Вторник, вторник! Да, сэр, но с другой-то стороны
"покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет". Хочешь сказать, а вдруг следователь во вторник не выздоровеет? А, хуй с ним! К тебе тогда присоединюсь и будем вместе по ночам завывать. Дуэтом.
На уговоры дьявола подда-а-а-а-аться?
Впрочем, ни в коем случае нельзя расслабляться! Не следует
Короче, "надо быть всегда наготове". Вот только чего? Наготове чего? Очередных пиздецов? Хотя, конечно, и приятно убедиться, что классики в моем случае так единодушны. Значит, я на верном пути.
Куда? В ад? В дантовский? А где тогда, блядь, Вергилий? Без него же я там ни за грош пропаду!! Сгину, как таракан. И где же?.. Эй-эй!
Хватит!.. А то, как бы еще ненароком и дантовский дух сюда не вызвать. В придачу к шекспировскому. (Где он, кстати? Давненько уж что-то не объявлялся.)
Тогда они уж точно вдвоем меня с ума сведут.
Все! Спать. Хватит. Спокойной ночи… малыши.
С утра по твоей просьбе приходил адвокат и целый час уговаривал меня прервать голодовку. Рассказывал, как ты переживаешь, волнуешься, плачешь и прочее.
Э-хе-хе… Не следовало бы мне все-таки жениться… Не на тебе конкретно, а вообще. Как, блядь, скажите на милость, можно совершать подвиги, имея на руках жену и детей? Это все равно, что пытаться плыть с двухпудовой гирей на шее.
Какая-то неразрешимая дилемма. Что делать, если твои собственные принципы чести, достоинства и справедливости вступают в противоречие с семейным долгом?
Как быть с влеченьями и снами?
Что делать? Следовать ли им?
…
К высокому, прекрасному стремиться
Житейские дела мешают нам.
В сущности, я тебя прекрасно понимаю. Ты женщина, и ты сейчас стараешься спасти семью, спасти меня. Ты действуешь по-своему правильно и убеждать тебя, отговаривать бесполезно. Ты права.
Женщина и не создана для подвигов. Она хранитель очага, гнезда, семейного уюта. Вот ты и пытаешься сейчас, по мере своих слабых женских сил, его спасти, это самое гнездо.
Но в результате ведь ты фактически заставляешь меня поступать так, как поступила бы сама! Но я-то не ты!!
Вероятно, любовь, семья стали занимать слишком уж много места в нашей жизни. Да, конечно, это очень важно, но это все-таки еще не вся жизнь. Жизнь этим не исчерпывается. Если любовь начинает занимать в жизни слишком много места, значит, ни для чего другого места там уже не остается. Ни для чести, ни для долга, ни для достоинства. Все легко приносится в жертву любви. Семьи и детей. Вот и приходится
На первом же подвиге (блистательная победа в битве за одеяло), все сразу и закончилось.
Согласился я, короче, на прекращение. Единственное, что выторговал - это, что хоть завтра, а не сегодня. Когда со следователем поговорю. Да и то, после долгих и унизительных препирательств. ("Да меня супруга Ваша на куски разорвет! Как я ей об этом скажу?!")
Возвратился в камеру, лег на шконку. Настроение, хоть вешайся.
Как в выгребной яме искупался. Даже в начале голодовки такого не было. Чувствую, что я что-то безвозвратно потерял, какую-то часть себя. Причем, возможно, лучшую. Лучше бы я умер. (Да, блядь, умрешь тут!)
В общем, не пустят меня теперь, похоже, по твоей милости в седьмой круг. Буду у врат Ада, среди ничтожных вечно мучиться. Среди тех, "…кто от великой доли отрекся в малодушии своем". Кого "…не возьмут ни Бог, ни супостаты Божьей воли".
Я увидел лик Горгоны. Теперь мой удел - вечно блуждать во мраке.
10 июня, вторник (прекращение голодовки)
Чего, собственно, он приходил? Сам, в субботу, собственной персоной. Что ему было надо? Чего это он меня уговаривал? Может, и правда, искренне?.. А если нет? "На уговоры дьявола поддаться?" Ну ладно, хватит! У тебя свои-то мысли в голове есть? Или только шекспировские? Ну так, "на уговоры дьявола…" Тьфу ты, черт!
Точнее, дьявол. Точнее, о чем я думал?.. "На уговоры…" Нет, ну это просто неописуемо!! Похоже, дух Шекспира твердо вознамерился обосноваться… Ну, все понятно! "Вознамерился!.. обосноваться!.." В общем, перед вами, дорогие товарищи, готовый пациент Кащенко. Клиент
Серпов. Этот проклятый дух свел меня с ума! Все понятно.
Короче, дух, если ты здесь, скажи, что мне делать? А? А?..
Молчишь, естественно, пидор. Ну, так и отстань тогда от меня. Толку от тебя все равно никакого. Как от козла молока. Во! Опять завыл.
- На уговоры дьявола подда-аться?
- Коль уговоры дьявола к добру.
- Забы-ыть себя? Забыть, кто я така-а-ая?
То есть, кто я такой. Я же все-таки не Королева Елизавета. И вообще, хватит завывать! Да и начальник тюрьмы все-таки не Глостер.
Хотя, конечно, "жалость" и уговоры ментов…
Ладно-ладно! Все понятно. Уймись. Без тебя знаю. Да и хуй они меня за нос поводят! (Хотя, конечно, я и простодушен… и открыт душой…)
Мавр простодушен и открыт душой.
Он примет все за чистую монету.
Водить такого за нос - сущий вздор.
Мне, кстати, вспоминается один прелюбопытный рассказик Андрея
("Андрюхи курского") на эту тему:
- Стоим мы с начальником оперчасти, а шнырь - пидор там у нас на зоне был, Тереха, пятнадцать лет за убийство сидел - пол моет. Ну, начальник ему и говорит: "Ладно, Терехин, иди уж. Хватит на сегодня… Вот смотрю я на тебя, Терехин, и думаю: ну, почему тебе пятнадцать лет дали?" Тереха этот растрогался, чуть ли не зарыдал, и говорит со слезами на глазах: "Спасибо, Виктор Андреевич!
Единственный Вы здесь человек меня жалеете!" Ну, собрался он и вышел, а опер продолжает: "Да таким пидорасам разве пятнадцать лет давать надо? Их стрелять сразу надо!"
Ладно, хватит себя накручивать. Нехорошо о человеке плохо думать.
Наверняка он просто так приходил. Все-таки восьмой день у меня уже.
Да и про эпопею эту траги-комическую с отнятым одеялом он наверняка знает. ("Сага о Форсайтах"! "Илиада"! Битва титанов глупости на брантовском корабле дураков из-за выеденного яйца. Ура! Я победил!
Свифтовская война остроконечников с тупоконечниками. Карбышев, блядь! В натуре.) Просто посочувствовать пришел человек, вот и все.
Нельзя во всем только плохое видеть. Это дух на меня, наверное, так действует. У него ж там везде одни интриги. Во всех произведениях.
Так и я, сам напридумал, да и во все это поверил!
Я сам уверовал, что Дездемона
И Кассио друг в друга влюблены.
Ты опять? Заебал уже своими дездемонами. В общем, подождем лучше до вторника. Кстати, все забываю спросить. Если уж ты здесь - а чем там кончается? "На уговоры дьявола поддаться…" А дальше-то что? А, ну, естественно:
Сдалась пустая, глупая бабенка!
Понятно. Это я, значит, "пустая, глупая бабенка"? Понятно. А чего, собственно, иного можно было ждать от Глостера?
Все, короче. Спать пора. Запутался я уже во всех этих глостерах.
Давай, спой колыбельную. Все равно ведь не отвяжешься.
Дай только срок. Дела идут на лад.
Ты что, охуел! На какой "лад"?! Тоже, что ль, рехнулся? Как и я.
Как жалки те, кто ждать не научился.
Ну, спасибо. Я, по-моему, последнее время только и делаю, что жду когда, наконец, "дела пойдут на лад". Чего-то только, все никак не дождусь.
Ладно. Вторник, вторник! Да, сэр, но с другой-то стороны
"покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет". Хочешь сказать, а вдруг следователь во вторник не выздоровеет? А, хуй с ним! К тебе тогда присоединюсь и будем вместе по ночам завывать. Дуэтом.
На уговоры дьявола подда-а-а-а-аться?
Все, пиздец! Сплю. Точнее, пытаюсь. Брысь!
Второе искушение Святого Антония-Франциска. Точнее, сразу аж целых два.
Первое - в обед.
Обычно все происходит так. Стучат в дверь, и приятный женский голос (здесь вместо грязных тюремных баландеров пищу разносят миловидные добродушные женщины в безукоризненно-чистых голубых передниках) спрашивает:
- Обедать будете?
- Нет, спасибо!
В этот же раз, несмотря на мое обычное "нет, спасибо", кормушка вдруг распахивается и мне протягивают полную, дымящуюся миску горохового супа (О-о-о!..):
- Кушайте, пожалуйста!
- Нет, спасибо, я не буду!
(Увы!) Миска исчезает, кормушка захлопывается. Слышно, как разносчица негромко говорит стоящему рядом охраннику:
- Слышал? Я предлагала!
Ага! Значит, по прямому указанию сверху! (Самой-то разносчице, естественно, на все наплевать. Прикажут - предложит, не прикажут…
Короче, хочешь - ешь, не хочешь - не ешь! У нас демократия. Это уже мне кум, потом объяснил. Более подробно).
Ну-у!.. это вы зря! Все-таки за миску чечевичной похлебки меня не купишь. Я не Иов. Это вы чего-то совсем меня дешево цените! (Чего-то я, блядь, уже мыслить начал, как какая-то блядь! Как проститутка. О цене торгуюсь. Наверное, голодание все-таки сказывается. Мозг не питается и пр. Поглупел? Да и вообще там, в Библии, по-моему, не
Иов, а кто-то другой - Исав, что ли?.. Да-а… "Что-то и с памятью моей стало". Сахар! Срочно нужен сахар! А где его взять! Может, кружку съесть?)
После обеда искушения продолжаются.
"На вызов!"
На вызов? В воскресенье? К кому?
Оказалось, к куму. Молодой, высокий полноватый майор, вальяжно раскинувшийся в кресле. На стене большой портрет Дзержинского.
Ну, обычные приветствия, то да се, про голодовку обычный вопрос: отчего, да почему? - ну, в общем, обычная бодяга.
- Чай? Кофе?.. С овсяным печеньем, а?
(Вот пидорас!)
- Нет-нет! Что Вы! Никаких печений! У меня диета. Строгая.
Киваю на портрет и спрашиваю:
- О! Я вижу, у вас тут портрет Феликса Эдмундовича? Он же, вроде, сейчас… не популярен?
(Между прочим, подробности биографии этого, с позволения сказать,
"рыцаря революции" - кокаиниста и маньяка - у нас почему-то недостаточно известны. Судя по имеющимся архивным материалам и документам, убивать, хотя и не своими руками, ему просто нравилось.
Впрочем, тогда ведь было много и тех, кому нравилось убивать именно собственноручно…
Интересно, кстати, употреблял ли "железный Феликс" знаменитый
"балтийский коктейль" - любимый напиток чекистов и красных революционных балтийских матросов: ложка кокаина на стакан водки?
Хотя, наверное, вряд ли. Ведь они его обычно перед расстрелами пили, а лично Дзержинский все же никого не расстреливал. Как, собственно, и Сталин, и Берия, и Гитлер. И иже с ними.)
- Знаете, это творчество самих заключенных. Нарисовано, между прочим, сажей. Подручными, так сказать, средствами.
(Чудны дела Твои, Господи! Лучше бы он осиновый кол нарисовал, этот заключенный. И надписал: "На могилу дорогому Феликсу
Эдмундовичу от благодарных заключенных". Портрет, между прочим, мастерский. Прямо, хоть в музей!)
- Но вы ему хоть срок-то за это скостили?
Майор в ответ лишь смеется. (Понятно!)
- А почему Вы так уехать-то отсюда хотите? - спрашивает он у меня. - У нас же здесь хорошо!
- Даже слишком. Мне бы где попроще.
Майор опять с готовностью смеется.
- Ну, рад был познакомиться с таким знаменитым человеком!
(И ты туда же!)
- Ну, это я на воле был знаменитым, а здесь все равны.
Майор снова жизнерадостно хохочет. ("Чему это он, блядь, все радуется? Гондон. Напился, наверное, чаю с овсяным печеньем перед моим приходом", - злобно думаю я.)
- Хотя, впрочем, у нас тут и до Вас были известные люди, - продолжает между тем кум. - Ковалев, например, тут сидел. Бывший министр юстиции. Тысячу сто с чем-то жалоб, между прочим, написал за время пребывания здесь.
(Да по хую мне твой Ковалев!)
- Ну, грамотный человек, наверное, был, - рассеянно отвечаю я. -
Знал, что делал.
- Дурак он был просто! Он жалобы писал на решения, которые сам же и принимал, когда министром юстиции был.
- Знаете, вот если бы Вы сюда попали - не приведи, конечно,
Господи, я Вам этого вовсе не желаю!..
Я стучу по столу.
- Спасибо.
- Так вот, если бы Вы сюда попали, у Вас тоже мнение о мно-огом сразу же переменилось бы, уверяю Вас! И те действия, которые Вы ежедневно сейчас совершаете, даже не задумываясь, и которые сейчас кажутся Вам совершенно правильными, естественными и нормальными, показались бы Вам верхом беззакония. Можете уж мне поверить! На слово.
Господин майор некоторое время на меня задумчиво смотрит.
- Возможно!
Потом решительно нажимает кнопку вызова. Почти сразу же в кабинет входит (вернее, вбегает) разводящий и отводит меня вниз, в мою камеру-сборку типа шкафа.
Кабинет кума, кстати, - на шестом этаже. Пришлось мне бедному, голодному, несчастному, измученному водой из-под крана, больному человеку… (А чем я, собственно, болен?.. Чем-чем! Душа у меня болит! Больному!.. Душевнобольному, что ли?*/Так/* и говори!..
Отстань!)
Так вот, бедному… а!.. это уже было… голодному, больному человеку туда тащиться! Можете себе представить? Сколько сил и здоровья мне это стоило? Пока кум пил чай с овсяным печеньем? (Тьфу, черт! И далось мне это печенье!) Ну, разве, скажите, это не издевательство?!
А вот сам хозяин, между прочим, и тот соизволил ко мне спуститься. Лично. Вот так. Наверное, все-таки он вчера искренне ко мне приходил. Просто по доброте душевной. Без всякой задней мысли.
Приятно все же в этом убедиться. Что вот есть еще, оказывается, на свете добрые люди. Без всяких задних мыслей. ("А что там у него, интересно, с передними?" - неожиданно мелькает у меня в голове шаловливая мыслишка. Но я ее решительно гоню.) Начальники тюрем. Ах!..
8 июня, воскресенье (девятый день голодовки)
Второе искушение Святого Антония-Франциска. Точнее, сразу аж целых два.
Первое - в обед.
Обычно все происходит так. Стучат в дверь, и приятный женский голос (здесь вместо грязных тюремных баландеров пищу разносят миловидные добродушные женщины в безукоризненно-чистых голубых передниках) спрашивает:
- Обедать будете?
- Нет, спасибо!
В этот же раз, несмотря на мое обычное "нет, спасибо", кормушка вдруг распахивается и мне протягивают полную, дымящуюся миску горохового супа (О-о-о!..):
- Кушайте, пожалуйста!
- Нет, спасибо, я не буду!
(Увы!) Миска исчезает, кормушка захлопывается. Слышно, как разносчица негромко говорит стоящему рядом охраннику:
- Слышал? Я предлагала!
Ага! Значит, по прямому указанию сверху! (Самой-то разносчице, естественно, на все наплевать. Прикажут - предложит, не прикажут…
Короче, хочешь - ешь, не хочешь - не ешь! У нас демократия. Это уже мне кум, потом объяснил. Более подробно).
Ну-у!.. это вы зря! Все-таки за миску чечевичной похлебки меня не купишь. Я не Иов. Это вы чего-то совсем меня дешево цените! (Чего-то я, блядь, уже мыслить начал, как какая-то блядь! Как проститутка. О цене торгуюсь. Наверное, голодание все-таки сказывается. Мозг не питается и пр. Поглупел? Да и вообще там, в Библии, по-моему, не
Иов, а кто-то другой - Исав, что ли?.. Да-а… "Что-то и с памятью моей стало". Сахар! Срочно нужен сахар! А где его взять! Может, кружку съесть?)
После обеда искушения продолжаются.
"На вызов!"
На вызов? В воскресенье? К кому?
Оказалось, к куму. Молодой, высокий полноватый майор, вальяжно раскинувшийся в кресле. На стене большой портрет Дзержинского.
Ну, обычные приветствия, то да се, про голодовку обычный вопрос: отчего, да почему? - ну, в общем, обычная бодяга.
- Чай? Кофе?.. С овсяным печеньем, а?
(Вот пидорас!)
- Нет-нет! Что Вы! Никаких печений! У меня диета. Строгая.
Киваю на портрет и спрашиваю:
- О! Я вижу, у вас тут портрет Феликса Эдмундовича? Он же, вроде, сейчас… не популярен?
(Между прочим, подробности биографии этого, с позволения сказать,
"рыцаря революции" - кокаиниста и маньяка - у нас почему-то недостаточно известны. Судя по имеющимся архивным материалам и документам, убивать, хотя и не своими руками, ему просто нравилось.
Впрочем, тогда ведь было много и тех, кому нравилось убивать именно собственноручно…
Интересно, кстати, употреблял ли "железный Феликс" знаменитый
"балтийский коктейль" - любимый напиток чекистов и красных революционных балтийских матросов: ложка кокаина на стакан водки?
Хотя, наверное, вряд ли. Ведь они его обычно перед расстрелами пили, а лично Дзержинский все же никого не расстреливал. Как, собственно, и Сталин, и Берия, и Гитлер. И иже с ними.)
- Знаете, это творчество самих заключенных. Нарисовано, между прочим, сажей. Подручными, так сказать, средствами.
(Чудны дела Твои, Господи! Лучше бы он осиновый кол нарисовал, этот заключенный. И надписал: "На могилу дорогому Феликсу
Эдмундовичу от благодарных заключенных". Портрет, между прочим, мастерский. Прямо, хоть в музей!)
- Но вы ему хоть срок-то за это скостили?
Майор в ответ лишь смеется. (Понятно!)
- А почему Вы так уехать-то отсюда хотите? - спрашивает он у меня. - У нас же здесь хорошо!
- Даже слишком. Мне бы где попроще.
Майор опять с готовностью смеется.
- Ну, рад был познакомиться с таким знаменитым человеком!
(И ты туда же!)
- Ну, это я на воле был знаменитым, а здесь все равны.
Майор снова жизнерадостно хохочет. ("Чему это он, блядь, все радуется? Гондон. Напился, наверное, чаю с овсяным печеньем перед моим приходом", - злобно думаю я.)
- Хотя, впрочем, у нас тут и до Вас были известные люди, - продолжает между тем кум. - Ковалев, например, тут сидел. Бывший министр юстиции. Тысячу сто с чем-то жалоб, между прочим, написал за время пребывания здесь.
(Да по хую мне твой Ковалев!)
- Ну, грамотный человек, наверное, был, - рассеянно отвечаю я. -
Знал, что делал.
- Дурак он был просто! Он жалобы писал на решения, которые сам же и принимал, когда министром юстиции был.
- Знаете, вот если бы Вы сюда попали - не приведи, конечно,
Господи, я Вам этого вовсе не желаю!..
Я стучу по столу.
- Спасибо.
- Так вот, если бы Вы сюда попали, у Вас тоже мнение о мно-огом сразу же переменилось бы, уверяю Вас! И те действия, которые Вы ежедневно сейчас совершаете, даже не задумываясь, и которые сейчас кажутся Вам совершенно правильными, естественными и нормальными, показались бы Вам верхом беззакония. Можете уж мне поверить! На слово.
Господин майор некоторое время на меня задумчиво смотрит.
- Возможно!
Потом решительно нажимает кнопку вызова. Почти сразу же в кабинет входит (вернее, вбегает) разводящий и отводит меня вниз, в мою камеру-сборку типа шкафа.
Кабинет кума, кстати, - на шестом этаже. Пришлось мне бедному, голодному, несчастному, измученному водой из-под крана, больному человеку… (А чем я, собственно, болен?.. Чем-чем! Душа у меня болит! Больному!.. Душевнобольному, что ли?*/Так/* и говори!..
Отстань!)
Так вот, бедному… а!.. это уже было… голодному, больному человеку туда тащиться! Можете себе представить? Сколько сил и здоровья мне это стоило? Пока кум пил чай с овсяным печеньем? (Тьфу, черт! И далось мне это печенье!) Ну, разве, скажите, это не издевательство?!
А вот сам хозяин, между прочим, и тот соизволил ко мне спуститься. Лично. Вот так. Наверное, все-таки он вчера искренне ко мне приходил. Просто по доброте душевной. Без всякой задней мысли.
Приятно все же в этом убедиться. Что вот есть еще, оказывается, на свете добрые люди. Без всяких задних мыслей. ("А что там у него, интересно, с передними?" - неожиданно мелькает у меня в голове шаловливая мыслишка. Но я ее решительно гоню.) Начальники тюрем. Ах!..
Впрочем, ни в коем случае нельзя расслабляться! Не следует
забывать, где я.
Здесь нужно, чтоб душа была тверда.
Здесь страх не должен подавать советов.
Короче, "надо быть всегда наготове". Вот только чего? Наготове чего? Очередных пиздецов? Хотя, конечно, и приятно убедиться, что классики в моем случае так единодушны. Значит, я на верном пути.
Куда? В ад? В дантовский? А где тогда, блядь, Вергилий? Без него же я там ни за грош пропаду!! Сгину, как таракан. И где же?.. Эй-эй!
Хватит!.. А то, как бы еще ненароком и дантовский дух сюда не вызвать. В придачу к шекспировскому. (Где он, кстати? Давненько уж что-то не объявлялся.)
Тогда они уж точно вдвоем меня с ума сведут.
Все! Спать. Хватит. Спокойной ночи… малыши.
9 июня, понедельник (десятый день голодовки)
С утра по твоей просьбе приходил адвокат и целый час уговаривал меня прервать голодовку. Рассказывал, как ты переживаешь, волнуешься, плачешь и прочее.
Э-хе-хе… Не следовало бы мне все-таки жениться… Не на тебе конкретно, а вообще. Как, блядь, скажите на милость, можно совершать подвиги, имея на руках жену и детей? Это все равно, что пытаться плыть с двухпудовой гирей на шее.
Какая-то неразрешимая дилемма. Что делать, если твои собственные принципы чести, достоинства и справедливости вступают в противоречие с семейным долгом?
Как быть с влеченьями и снами?
Что делать? Следовать ли им?
…
К высокому, прекрасному стремиться
Житейские дела мешают нам.
В сущности, я тебя прекрасно понимаю. Ты женщина, и ты сейчас стараешься спасти семью, спасти меня. Ты действуешь по-своему правильно и убеждать тебя, отговаривать бесполезно. Ты права.
Женщина и не создана для подвигов. Она хранитель очага, гнезда, семейного уюта. Вот ты и пытаешься сейчас, по мере своих слабых женских сил, его спасти, это самое гнездо.
Но в результате ведь ты фактически заставляешь меня поступать так, как поступила бы сама! Но я-то не ты!!
Вероятно, любовь, семья стали занимать слишком уж много места в нашей жизни. Да, конечно, это очень важно, но это все-таки еще не вся жизнь. Жизнь этим не исчерпывается. Если любовь начинает занимать в жизни слишком много места, значит, ни для чего другого места там уже не остается. Ни для чести, ни для долга, ни для достоинства. Все легко приносится в жертву любви. Семьи и детей. Вот и приходится
Э-хе-хе… В общем, не получилось из меня Геракла. Чего уж там.
Терпеть,
Чего терпеть без подлости не м*/о/*жно.
(Карамзин)
На первом же подвиге (блистательная победа в битве за одеяло), все сразу и закончилось.
Согласился я, короче, на прекращение. Единственное, что выторговал - это, что хоть завтра, а не сегодня. Когда со следователем поговорю. Да и то, после долгих и унизительных препирательств. ("Да меня супруга Ваша на куски разорвет! Как я ей об этом скажу?!")
Возвратился в камеру, лег на шконку. Настроение, хоть вешайся.
Как в выгребной яме искупался. Даже в начале голодовки такого не было. Чувствую, что я что-то безвозвратно потерял, какую-то часть себя. Причем, возможно, лучшую. Лучше бы я умер. (Да, блядь, умрешь тут!)
В общем, не пустят меня теперь, похоже, по твоей милости в седьмой круг. Буду у врат Ада, среди ничтожных вечно мучиться. Среди тех, "…кто от великой доли отрекся в малодушии своем". Кого "…не возьмут ни Бог, ни супостаты Божьей воли".
Да-а, хорошенькая перспектива!!.. Воистину
Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина.
Впрочем, к чему теперь все эти красивости? Все эти "ненужные рыданья и жалкий лепет оправданья"? Поздно! "Судьбы свершился приговор"!
Эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче.
Я увидел лик Горгоны. Теперь мой удел - вечно блуждать во мраке.
Неужели ничто? Надо было все-таки отвернуться. А вообще - лучше бы я уж просто умер.
Закрой глаза и отвернись; ужасно
Увидеть лик Горгоны; к свету дня
Тебя ничто вернуть не будет властно.
10 июня, вторник (прекращение голодовки)
С утра опять приходил адвокат вместе со следователем. Передал следователю заявление с просьбой перевести меня в любой другой следственный изолятор.
Попутно выяснилось, что эпизод с поддельным паспортом гроша ломаного не стоит. Ведь я им не пользовался. Это все равно, что сделать ксерокопию доллара. Это же не преступление, если вы ее никуда не предъявляли? Тем не менее, дело передается в суд и господин кандидат юридических наук заранее уверен в успехе. А чего ему? Если "наверху все решено!"
Впрочем, все это сейчас не имеет значения. Плевать! "Что пользы человеку, если он завоюет весь мир, но потеряет при этом самого себя". А вот я, похоже, самого себя как раз и потерял.
Возвращаюсь в камеру. Время обеда прошло, но кормить по здешним порядкам, судя по всему, все равно положено. (Гуманисты, блядь, хуевы!) Поэтому охранник для очистки совести спрашивает:
- Обедать будете?
- Буду.
- Будете?!
- Буду.
Секундная пауза, потом охранник куда-то убегает.
Через минуту-другую женщина-разносчица через кормушку уже протягивает мне полную до краев миску какого-то горячего супа и хлеб.
- На второе у нас перловка. Будете?
- Буду!
Кормушка захлопывается. Начинаю есть суп. Как ни странно, без всякого аппетита. Есть, в сущности, вообще не хочется. Механически съедаю полмиски, остальное выливаю в туалет. (Слишком много сразу есть не стоит.) Приносят перловку. Ем пару ложек перловки. Кормушка опять открывается и дежурный майор, сладко улыбаясь, елейным голоском спрашивает:
- Кушаете, как вижу?
- Кушаю.
- Приятного аппетита.
(Чтоб ты сдох!)
Вечером на проверке я нехотя говорю майору:
- Заявление о прекращении голодовки я тогда уж завтра с утра передам, как положено. Ладно?
- Хорошо.
"Хорошо"!.. Чего, блядь, хорошего-то? Хотя даже и ругать-то их теперь не хочется. (Все-таки была отдушина!) Да и права у меня теперь в общем-то нет. Морального. Себя ругать надо.
Ладно. Все. Не хочу я больше ничего писать. И вообще ничего не хочу. "Время лечит". На это только и остается теперь уповать. Может, отойду еще все-таки? Привыкну.
Р.S. Да, кстати, совсем забыл! Взвешивали же меня вчера вечером!
Шестьдесят четыре килограмма. До голодовки - было семьдесят три с половиной. Неплохо.
Р.Р.S. Охранники, похоже, после прекращения мною голодовки потеряли ко мне всякий интерес. Ночью вообще не заглядывали.
11 июня, среда
С утра отдал заявление 'о временном приостановлении голодовки до рассмотрения моей жалобы следователем'. (Жалкая попытка хоть как-то сохранить лицо!) Сразу после обеда в дверь стучат: - С вещами!
Быстро собираю все свои пакеты, свертываю матрас. - Готов? - Готов.
Дверь открывается. Около двери - двое охранников. Сначала выношу пакеты, потом возвращаюсь за матрасом и выхожу с ним из камеры.
Окидываю камеру последним взглядом. Она пуста. Охранники тем временем предупредительно подхватывают мои пакеты (ну, надо же!), и мы втроем поднимаемся по лестнице. Впереди и сзади по охраннику с пакетами, посередине я с матрасом под мышкой. Поднимаемся на третий этаж (так, а камера-то, похоже, будет другая), подходим к какой-то камере, охранник отпирает ее своим ключом. Захожу. Камера поменьше предыдущей. Четыре шконки, два человека. Две верхние шконки пустые.
(Слава Богу!) - Выбирай любую! Выбираю правую. (А где же, блядь, бананы и капуста?! Что-то ничего я на полу не вижу… А бананчик-то я бы сейчас съел!) Знакомимся, Коля и Юра. Коля - здоровенный, наголо стриженный, крупный парень с огромной цветной татуировкой на правом предплечье. С бычьей шеей, с фигурой борца-тяжеловеса.
(Действительно, как потом выяснилось, мастер спорта по дзюдо; чемпион России в тяжелом весе). Одного переднего зуба нет. Юра - невысокий, сухой и поджарый. И что же?! Коля - известный фальшивомонетчик (по профессии, кстати, врач - кончил медицинский институт - и вообще человек совершенно милый). Юра - убийства, разбой и бандитизм (светит от пятнадцати лет до ПЖ - пожизненного).
Вот так, оказывается, бывает обманчива внешность! Есть, между прочим, еще и третий сокамерник, но он сейчас сидит на киче (в карцере, рядом со сборкой, там, где я сам еще совсем недавно сидел).
- Мусора отхуесосил за то, что он ему слишком сильно наручники затянул. - Избил, что ли? - Да нет! Обругал. Саша-солдат. Прошу любить и жаловать! Убийца ( в Греции) Солоника и его подруги - манекенщицы Маши Котовой (так, кажется?). - И сколько ему светит? -
Ну, он рассчитывает на тридцатник. Если повезет. - А разве у нас есть такие сроки? - У нас все есть. - А я думал максимум - двадцать пять. - Это по отдельной статье максимум двадцать пять, а по совокупности - максимум тридцать. - А если не повезет? - ПЖ. У него еще в Греции два пожизненных. (Кстати сказать, попутно выясняется, что один из обитателей камеры 602 - это куда они меня здесь поначалу было поместили - Палыч, внешне очень культурный и интеллигентный человек, на самом-то деле глава какой-то там преступной группировки и почти стопроцентный кандидат на ПЖ. 'У них там шесть человек по делу проходит. Двое почти наверняка ПЖ получат. Палыч в том числе'.)
Начинаем беседовать. Юра в основном молчит, с Колей же разговаривать довольно интересно. Вообще разговор получается весьма забавным и поучительным. Узнаю для себя, в частности, много нового… О красивой светской столичной жизни: - Приезжаю в модельное агентство
'Модус Вивенди', у меня там хозяйка, Нана, знакомая. Телки кругом классные!.. Ноги, сиськи! У меня аж глаза разбежались! Она мне говорит: - Триста долларов. - И что? - Выбирай любую. - А когда это было? - интересуюсь я у Коли. - В двухтысячном году. О столичном казино и вообще об игорном бизнесе: - Они мошенничают? - Конечно.
Для этого там боксики для карт стоят. Она (крупье), когда карты двумя пальчиками выкидывает оттуда, может верхнюю карту выкинуть, а может - вторую. Пальчиком вот такое… (Коля показывает)…движение быстро делает - и все. Я, к примеру, сразу вижу, а обычный человек никогда не увидит. - И чего ты в таких ситуациях делаешь? - Ничего.
Просто сразу забираю выигрыш, и все. Она тебе сразу же говорит:
'Извините…' А можно сделать вид, что не заметил, а потом… после работы встретить. 'Девочка, а ведь ты передергиваешь. А у меня на пленке, между прочим, все записано'. Ну, в общем, разные есть варианты… О нравах современной молодежи: - Прихожу к другу. Сидим, выпиваем. Приходит к нему соседка, ну, чисто по-соседски. Садится с нами. Ну, сидим все за столом. Тут дочь ее приходит и тоже к нам подсаживается. На вид лет пятнадцать. А я тогда только с зоны вернулся. А друг возьми, да и скажи спьяну про это. Ну, дочка после этого на меня во все глаза уставилась. Потом подходит ко мне в коридоре и говорит: 'Ты только что с зоны?' - 'Да'. - 'А сколько отсидел?' - 'Три года'. - 'А женщины там были?' - 'А чего ты спрашиваешь?' - 'Пятьсот рублей - и все дела!' - 'А мама?' - 'А-а!..
Она отвернется'. - Пятьсот рублей… Это сколько же в долларах? - вслух размышляю я. - Пятнадцать долларов? Так дешево? - А на дорогах вообще сто пятьдесят рублей. Отсосать - пятьдесят. Отъезжаешь чуть от Москвы - в любой деревне вдоль шоссе толпы стоят. Матери сами дочерей приводят, как на работу. - Неужели правда? Матери дочерей? -
Да вот я из Владимира ехал… Стою на светофоре. Подходит женщина.
Так и так. Сто пятьдесят рублей - то, пятьдесят - это. 'Нет, спасибо'. - 'Может, я для Вас стара? Вон, дочка стоит, восемнадцать лет. Но только минет'. Об изготовлении и сбыте фальшивых денег: -
Руки у меня сейчас уже, конечно, не те - практики давно не было…
Но даже сейчас, разбросай вот на столе фальшивые доллары вперемешку с настоящими. А я буду их просто, не глядя рукой брать и комкать. И на девяносто пять процентов фальшивую купюру от настоящей отличу…
Я, когда читаю в газетах, что, мол, фальшивые доллары продавали за пятьдесят процентов от номинала - меня просто смех разбирает! Где они такие цены видели? Сказали бы хоть пятнадцать, ну, двадцать процентов - максимум. Это - потолок… Если взять стакан воды, положить на него доллар и поставить сверху другой стакан, диаметром поменьше, то доллар не утонет. Этот второй стакан будет стоять на нем, как на подставке. - А рубль? - Сразу утонет! (Надо же!
Интересно… При случае как-нибудь обязательно попробую…) Про
Чечню (Юра там служил) и вообще про армию: - Ну, приходит бензин или солярка - а там же бензина и солярки нет ни у кого: ни у них, ни у нас - сразу подъезжаешь с цистерной к какому-нибудь аксакалу, деду местному: 'Солярка нужна?' - 'А сколько?' - 'Да вон, целая цистерна!' Он сразу ворота открывает, заезжаешь - а у них там дворы на полкилометра и у всех цистерны вкопаны - сливаешь всю солярку; он деньги отсчитывает - и привет! - А как потом отчитываться? - А чего там! У начальника колонны просит солдат-водитель сто литров, а он ему говорит: 'Тебе и пятидесяти хватит!' - вот и все дела! - Вот поэтому мы и войну у чехов выиграть не можем, что Юра им всю солярку продал! - смеясь, вставляет Коля. - Да чего там солярка! Там все продается! БТР - пять тысяч долларов. Подъезжаешь к деревне: 'БТР нужен?' Деньги отдают. Сразу команда, четыре человека, вылезает - все, забирай! Ну, и все остальное так же… У нас прапор был. В казарму входит - дежурному: 'Эй хуй, скажи тому хую, пусть этот хуй ко мне придет!' Кто хуй? К какому хую? Кто к кому придет? И вот он мечется, чтобы понять! Как варить самогонку, чтобы 'с одного стакана сразу все с копыт!' (продолжение рассказа Юры): - Вывариваешь в бражке обыкновенную резиновую калошу. Ну, просто кидаешь ее в брагу, чтобы она там кипела. Я сам лично наблюдал такую картину. Идет пьяный дядя Степан вдоль забора и обеими руками за забор держится.
Отпустить не может, потому что упадет. А ему надо через шоссе перейти. Тогда он что делает? Отпускает забор, встает на четвереньки и по-собачьи ползет к шоссе. Дополз, посмотрел налево 'гав-гав!', потом направо, опять 'гав-гав!' и дальше пополз. Не знаю уже, что ему там привиделось, что он по-собачьи залаял. Ну, вот самогону такого стакан засадил - и залаял! Но настоящий сюрприз ждал меня в конце! Рассказываю Коле (как специалисту) практически никому не известную историю фальшивых билетов МММ. Билеты МММ печатались за границей, на тех же самых заводах, где печатаются доллары. (Наши гознаковские заводы почти сразу же захлебнулись, не справившись с объемами МММ-овских заказов.) И у них были практически те же степени защиты, что и на долларах. Только полоски металлической внутри не было (слишком уж дорого стоило, накладно выходило). А в остальном - как доллар. (Наших рублей, по крайней мере, на порядок по качеству выше!) Кстати сказать, объемы моих заказов были так высоки, что эти заводы в конце (ближе к августу) уже просто стали отказываться печатать доллары для американского правительства. Они и с моими-то заказами уже не справлялись! А я платил больше, чем американцы. И причем объемы все увеличивались. Ведь все эти разговоры про то, что
'пирамида рухнула' - полная чепуха! МММ была тогда на самом пике, в зените, на взлете, когда ее умышленно и совершенно сознательно развалили. Но, впрочем, не в этом дело. Речь сейчас не об этом.
Всему свое время. Так вот, не помню уже сейчас, где-то в июле 94-го, кажется, я вдруг узнаю совершенно невероятную новость. Оказывается, наш представитель случайно выяснил, что на одном из заводов, в Южной
Попутно выяснилось, что эпизод с поддельным паспортом гроша ломаного не стоит. Ведь я им не пользовался. Это все равно, что сделать ксерокопию доллара. Это же не преступление, если вы ее никуда не предъявляли? Тем не менее, дело передается в суд и господин кандидат юридических наук заранее уверен в успехе. А чего ему? Если "наверху все решено!"
Впрочем, все это сейчас не имеет значения. Плевать! "Что пользы человеку, если он завоюет весь мир, но потеряет при этом самого себя". А вот я, похоже, самого себя как раз и потерял.
Возвращаюсь в камеру. Время обеда прошло, но кормить по здешним порядкам, судя по всему, все равно положено. (Гуманисты, блядь, хуевы!) Поэтому охранник для очистки совести спрашивает:
- Обедать будете?
- Буду.
- Будете?!
- Буду.
Секундная пауза, потом охранник куда-то убегает.
Через минуту-другую женщина-разносчица через кормушку уже протягивает мне полную до краев миску какого-то горячего супа и хлеб.
- На второе у нас перловка. Будете?
- Буду!
Кормушка захлопывается. Начинаю есть суп. Как ни странно, без всякого аппетита. Есть, в сущности, вообще не хочется. Механически съедаю полмиски, остальное выливаю в туалет. (Слишком много сразу есть не стоит.) Приносят перловку. Ем пару ложек перловки. Кормушка опять открывается и дежурный майор, сладко улыбаясь, елейным голоском спрашивает:
- Кушаете, как вижу?
- Кушаю.
- Приятного аппетита.
(Чтоб ты сдох!)
Вечером на проверке я нехотя говорю майору:
- Заявление о прекращении голодовки я тогда уж завтра с утра передам, как положено. Ладно?
- Хорошо.
"Хорошо"!.. Чего, блядь, хорошего-то? Хотя даже и ругать-то их теперь не хочется. (Все-таки была отдушина!) Да и права у меня теперь в общем-то нет. Морального. Себя ругать надо.
Ладно. Все. Не хочу я больше ничего писать. И вообще ничего не хочу. "Время лечит". На это только и остается теперь уповать. Может, отойду еще все-таки? Привыкну.
Р.S. Да, кстати, совсем забыл! Взвешивали же меня вчера вечером!
Шестьдесят четыре килограмма. До голодовки - было семьдесят три с половиной. Неплохо.
Р.Р.S. Охранники, похоже, после прекращения мною голодовки потеряли ко мне всякий интерес. Ночью вообще не заглядывали.
11 июня, среда
С утра отдал заявление 'о временном приостановлении голодовки до рассмотрения моей жалобы следователем'. (Жалкая попытка хоть как-то сохранить лицо!) Сразу после обеда в дверь стучат: - С вещами!
Быстро собираю все свои пакеты, свертываю матрас. - Готов? - Готов.
Дверь открывается. Около двери - двое охранников. Сначала выношу пакеты, потом возвращаюсь за матрасом и выхожу с ним из камеры.
Окидываю камеру последним взглядом. Она пуста. Охранники тем временем предупредительно подхватывают мои пакеты (ну, надо же!), и мы втроем поднимаемся по лестнице. Впереди и сзади по охраннику с пакетами, посередине я с матрасом под мышкой. Поднимаемся на третий этаж (так, а камера-то, похоже, будет другая), подходим к какой-то камере, охранник отпирает ее своим ключом. Захожу. Камера поменьше предыдущей. Четыре шконки, два человека. Две верхние шконки пустые.
(Слава Богу!) - Выбирай любую! Выбираю правую. (А где же, блядь, бананы и капуста?! Что-то ничего я на полу не вижу… А бананчик-то я бы сейчас съел!) Знакомимся, Коля и Юра. Коля - здоровенный, наголо стриженный, крупный парень с огромной цветной татуировкой на правом предплечье. С бычьей шеей, с фигурой борца-тяжеловеса.
(Действительно, как потом выяснилось, мастер спорта по дзюдо; чемпион России в тяжелом весе). Одного переднего зуба нет. Юра - невысокий, сухой и поджарый. И что же?! Коля - известный фальшивомонетчик (по профессии, кстати, врач - кончил медицинский институт - и вообще человек совершенно милый). Юра - убийства, разбой и бандитизм (светит от пятнадцати лет до ПЖ - пожизненного).
Вот так, оказывается, бывает обманчива внешность! Есть, между прочим, еще и третий сокамерник, но он сейчас сидит на киче (в карцере, рядом со сборкой, там, где я сам еще совсем недавно сидел).
- Мусора отхуесосил за то, что он ему слишком сильно наручники затянул. - Избил, что ли? - Да нет! Обругал. Саша-солдат. Прошу любить и жаловать! Убийца ( в Греции) Солоника и его подруги - манекенщицы Маши Котовой (так, кажется?). - И сколько ему светит? -
Ну, он рассчитывает на тридцатник. Если повезет. - А разве у нас есть такие сроки? - У нас все есть. - А я думал максимум - двадцать пять. - Это по отдельной статье максимум двадцать пять, а по совокупности - максимум тридцать. - А если не повезет? - ПЖ. У него еще в Греции два пожизненных. (Кстати сказать, попутно выясняется, что один из обитателей камеры 602 - это куда они меня здесь поначалу было поместили - Палыч, внешне очень культурный и интеллигентный человек, на самом-то деле глава какой-то там преступной группировки и почти стопроцентный кандидат на ПЖ. 'У них там шесть человек по делу проходит. Двое почти наверняка ПЖ получат. Палыч в том числе'.)
Начинаем беседовать. Юра в основном молчит, с Колей же разговаривать довольно интересно. Вообще разговор получается весьма забавным и поучительным. Узнаю для себя, в частности, много нового… О красивой светской столичной жизни: - Приезжаю в модельное агентство
'Модус Вивенди', у меня там хозяйка, Нана, знакомая. Телки кругом классные!.. Ноги, сиськи! У меня аж глаза разбежались! Она мне говорит: - Триста долларов. - И что? - Выбирай любую. - А когда это было? - интересуюсь я у Коли. - В двухтысячном году. О столичном казино и вообще об игорном бизнесе: - Они мошенничают? - Конечно.
Для этого там боксики для карт стоят. Она (крупье), когда карты двумя пальчиками выкидывает оттуда, может верхнюю карту выкинуть, а может - вторую. Пальчиком вот такое… (Коля показывает)…движение быстро делает - и все. Я, к примеру, сразу вижу, а обычный человек никогда не увидит. - И чего ты в таких ситуациях делаешь? - Ничего.
Просто сразу забираю выигрыш, и все. Она тебе сразу же говорит:
'Извините…' А можно сделать вид, что не заметил, а потом… после работы встретить. 'Девочка, а ведь ты передергиваешь. А у меня на пленке, между прочим, все записано'. Ну, в общем, разные есть варианты… О нравах современной молодежи: - Прихожу к другу. Сидим, выпиваем. Приходит к нему соседка, ну, чисто по-соседски. Садится с нами. Ну, сидим все за столом. Тут дочь ее приходит и тоже к нам подсаживается. На вид лет пятнадцать. А я тогда только с зоны вернулся. А друг возьми, да и скажи спьяну про это. Ну, дочка после этого на меня во все глаза уставилась. Потом подходит ко мне в коридоре и говорит: 'Ты только что с зоны?' - 'Да'. - 'А сколько отсидел?' - 'Три года'. - 'А женщины там были?' - 'А чего ты спрашиваешь?' - 'Пятьсот рублей - и все дела!' - 'А мама?' - 'А-а!..
Она отвернется'. - Пятьсот рублей… Это сколько же в долларах? - вслух размышляю я. - Пятнадцать долларов? Так дешево? - А на дорогах вообще сто пятьдесят рублей. Отсосать - пятьдесят. Отъезжаешь чуть от Москвы - в любой деревне вдоль шоссе толпы стоят. Матери сами дочерей приводят, как на работу. - Неужели правда? Матери дочерей? -
Да вот я из Владимира ехал… Стою на светофоре. Подходит женщина.
Так и так. Сто пятьдесят рублей - то, пятьдесят - это. 'Нет, спасибо'. - 'Может, я для Вас стара? Вон, дочка стоит, восемнадцать лет. Но только минет'. Об изготовлении и сбыте фальшивых денег: -
Руки у меня сейчас уже, конечно, не те - практики давно не было…
Но даже сейчас, разбросай вот на столе фальшивые доллары вперемешку с настоящими. А я буду их просто, не глядя рукой брать и комкать. И на девяносто пять процентов фальшивую купюру от настоящей отличу…
Я, когда читаю в газетах, что, мол, фальшивые доллары продавали за пятьдесят процентов от номинала - меня просто смех разбирает! Где они такие цены видели? Сказали бы хоть пятнадцать, ну, двадцать процентов - максимум. Это - потолок… Если взять стакан воды, положить на него доллар и поставить сверху другой стакан, диаметром поменьше, то доллар не утонет. Этот второй стакан будет стоять на нем, как на подставке. - А рубль? - Сразу утонет! (Надо же!
Интересно… При случае как-нибудь обязательно попробую…) Про
Чечню (Юра там служил) и вообще про армию: - Ну, приходит бензин или солярка - а там же бензина и солярки нет ни у кого: ни у них, ни у нас - сразу подъезжаешь с цистерной к какому-нибудь аксакалу, деду местному: 'Солярка нужна?' - 'А сколько?' - 'Да вон, целая цистерна!' Он сразу ворота открывает, заезжаешь - а у них там дворы на полкилометра и у всех цистерны вкопаны - сливаешь всю солярку; он деньги отсчитывает - и привет! - А как потом отчитываться? - А чего там! У начальника колонны просит солдат-водитель сто литров, а он ему говорит: 'Тебе и пятидесяти хватит!' - вот и все дела! - Вот поэтому мы и войну у чехов выиграть не можем, что Юра им всю солярку продал! - смеясь, вставляет Коля. - Да чего там солярка! Там все продается! БТР - пять тысяч долларов. Подъезжаешь к деревне: 'БТР нужен?' Деньги отдают. Сразу команда, четыре человека, вылезает - все, забирай! Ну, и все остальное так же… У нас прапор был. В казарму входит - дежурному: 'Эй хуй, скажи тому хую, пусть этот хуй ко мне придет!' Кто хуй? К какому хую? Кто к кому придет? И вот он мечется, чтобы понять! Как варить самогонку, чтобы 'с одного стакана сразу все с копыт!' (продолжение рассказа Юры): - Вывариваешь в бражке обыкновенную резиновую калошу. Ну, просто кидаешь ее в брагу, чтобы она там кипела. Я сам лично наблюдал такую картину. Идет пьяный дядя Степан вдоль забора и обеими руками за забор держится.
Отпустить не может, потому что упадет. А ему надо через шоссе перейти. Тогда он что делает? Отпускает забор, встает на четвереньки и по-собачьи ползет к шоссе. Дополз, посмотрел налево 'гав-гав!', потом направо, опять 'гав-гав!' и дальше пополз. Не знаю уже, что ему там привиделось, что он по-собачьи залаял. Ну, вот самогону такого стакан засадил - и залаял! Но настоящий сюрприз ждал меня в конце! Рассказываю Коле (как специалисту) практически никому не известную историю фальшивых билетов МММ. Билеты МММ печатались за границей, на тех же самых заводах, где печатаются доллары. (Наши гознаковские заводы почти сразу же захлебнулись, не справившись с объемами МММ-овских заказов.) И у них были практически те же степени защиты, что и на долларах. Только полоски металлической внутри не было (слишком уж дорого стоило, накладно выходило). А в остальном - как доллар. (Наших рублей, по крайней мере, на порядок по качеству выше!) Кстати сказать, объемы моих заказов были так высоки, что эти заводы в конце (ближе к августу) уже просто стали отказываться печатать доллары для американского правительства. Они и с моими-то заказами уже не справлялись! А я платил больше, чем американцы. И причем объемы все увеличивались. Ведь все эти разговоры про то, что
'пирамида рухнула' - полная чепуха! МММ была тогда на самом пике, в зените, на взлете, когда ее умышленно и совершенно сознательно развалили. Но, впрочем, не в этом дело. Речь сейчас не об этом.
Всему свое время. Так вот, не помню уже сейчас, где-то в июле 94-го, кажется, я вдруг узнаю совершенно невероятную новость. Оказывается, наш представитель случайно выяснил, что на одном из заводов, в Южной