Май Карл. Сын охотника на медведей

   – Я убил белого бизона. Все сиу-огаллала знают об этом!
   – Но никто из них не присутствовал при этом. Никто не видел, что он действительно его убил. Ты принес шкуру, мы это знаем, но больше – ничего.
   – Может, вы думаете, что бизон сам отдал мне свою шкуру?
   – Нет! Но когда он подыхает в прерии, то Вокаде может прийти, взять его шкуру, принести ее своим и сказать, что он его убил. Бизон, однако, издох сам.
   – Ты лжец! – вскипел Вокаде. – Ни один издохший бизон не лежит невредимый в прерии. Грифы и койоты тут же пожирают его.
   – Койот – это ты! – глаза вождя сузились в щели.
   – Уфф! – воскликнул Вокаде, напрягаясь всем телом, чтобы порвать ремни. – Если бы я не был связан, я показал бы тебе, кто из нас трусливый волк прерий!
   – Ты уже показал это. Трус ты, ибо не осмеливаешься сказать правду!
   – Я солгал не из страха!
   – А из-за чего же тогда?
   – Из уважения к другим людям, попавшим к вам в плен.
   – Уфф! Значит, теперь ты сознаешься, что виновен?
   – Да!
   – Тогда расскажи, что ты сделал!
   – Что мне рассказывать? Для этого не нужно много слов. Я пришел к вигваму Грозы Медведей сообщить, что он взят в плен. Потом мы отправились в путь, чтобы освободить его.
   – Кто?
   – Нас было пятеро. Сын Грозы Медведей, Джемми, Дэви, Фрэнк и Вокаде.
   – Больше никого?
   – Нет!
   – Выходит, Вокаде вдруг сильно полюбил бледнолицых?
   – Да! Любой из них стоит больше целой сотни сиу-огаллала.
   Вождь скользнул взглядом по кругу воинов и втайне порадовался впечатлению, которое произвели последние слова краснокожего юноши. Потом он спросил:
   – Знаешь ли ты, чем рискуешь, сказав нам такое?
   – Да! Вы убьете меня!
   – Но сначала ты примешь мучения!
   – Я не боюсь их.
   – Так пусть они сейчас же и начнутся. Приведите сюда сына Грозы Медведей!
   Привели Мартина и поставили рядом с Вокаде. Этот момент и видел Олд Шеттерхэнд.
   – Ты слышал и понял, что сказал Вокаде? – спросил его вождь уже на английском.
   – Да, – ответил Мартин спокойно, ибо по именам и интонации нетрудно было догадаться, о чем шла речь.
   – Он привел вас, чтобы вы освободили пленных. Пять мышей выползли, чтобы сожрать пятьдесят медведей! Глупость затмила ваш разум. Так пусть теперь она проглотит его весь! Вы умрете!
   – Это мы знаем! – Мартин нашел в себе силы улыбнуться, – Ни один человек не живет вечно!
   Вождь понял его не сразу. Когда смысл слов дошел до него, он ответил:
   – Но вы умрете от наших рук!
   – Пока это лишь намерение.
   – Но оно очень скоро станет явью. Или вы еще надеетесь улизнуть от нас? – вождь хитро ухмыльнулся. – Такой случай мы вам предоставили. Вы уйдете от нас уже сегодня – умрете немедленно!
   Он пристально взглянул на обоих, чтобы увидеть, какое действие произвели его слова. Вокаде вел себя так, как будто вообще ничего не слышал. Мартин побледнел, но потом ему, хоть и с огромным трудом, удалось подавить охвативший его ужас.
   – Тяжелый Мокасин видит, что вы большие друзья, – продолжил вождь. – Он хочет порадовать вас и даст вам умереть вместе.
   Он был уверен, что тем самым умножил страх обоих. Но Вокаде, весело улыбнувшись, произнес:
   – Ты лучше, чем я думал. Я не боюсь смерти. Если я могу умереть вместе с моим белым другом, то смерть будет казаться мне наградой.
   – Наградой? – вождь язвительно засмеялся. – Что ж, вы получите награду, но не сразу всю. Уйти в Страну Вечной Охоты вам суждено по-особому.
   Он поднялся, вышел из круга и подошел к насыпи кратера.
   – Это ваша могила, – сказал он. – Через несколько мгновений вас похоронят в ней.
   Он указал на бездну, откуда вверх поднимались зловонные испарения.
   Такого никто не ожидал. Это было более чем бесчеловечно. Мартин стал еще бледнее, а его отец издал тот самый крик ужаса, который услышали на другой стороне реки Олд Шеттерхэнд и его спутники. Бауман едва не порвал на себе веревки.
   С первого момента своего пленения вплоть до сегодняшнего дня старший Бауман ни звуком, ни взглядом не выдал, как он глубоко потрясен и несчастен. Для этого он был слишком горд. Но теперь, когда он услышал, что грозило его сыну, он не смог с собой совладать.
   – Только не это, нет! – крикнул он. – Бросьте в кратер меня, а не его, только не его!
   – Молчи! – приказал ему вождь. – Ты будешь выть от ужаса, зная, что тебе, прежде чем умереть самому, суждено увидеть смерть твоего сына.
   – Нет, нет, вам ни звука от меня не услышать, ни одного!
   – Ты взвоешь уже от описания этой смерти. Ты думаешь, мы просто бросим в эту пасть твоего мальчика и предателя Вокаде? Ты ошибаешься. Ил поднимается и опускается так же регулярно, как прилив в море, который, как мне рассказывали, следует ходу Луны. Точно известно время, когда ил приходит и когда он уходит. Известно также, как высоко он поднимется. Мы свяжем предателя и твоего сына лассо и бросим их в дыру. Но они не упадут вниз, поскольку крепкие ремни удержат их. Поначалу они зависнут так, что ил будет доходить им только до стоп. В следующий раз мы опустим их пониже – по колено. Так они будут опускаться все глубже и глубже, и их тела снизу будут медленно поджариваться в горячем иле. Ты все еще хочешь умереть вместо твоего сына такой смертью?
   – Да! – вскричал почти обезумевший Бауман. – Возьмите меня вместо него! Меня!
   – Нет! Тебе суждено умереть вместе с другими у могилы вождя. А пока тебе предстоит посмотреть, как твой сын погружается в раскаленное болото!
   – Мартин! Мартин! – закричал несчастный отец.
   – Отец! – отозвался сын, упавший духом.
   – Молчи! – шепнул ему Вокаде. – Мы будем умирать как герои, не доставив им радости видеть боль на наших лицах.
   Бауман снова рванул свои веревки, но это привело лишь к тому, что путы резанули его плоть почти до костей.
   – Слышишь, как скулит и воет твой сын! – крикнул Бауману вождь. – Молчи и радуйся, ибо ты увидишь все лучше, чем мы. Отвяжите пленных от камней и привяжите к лошадям, чтобы они сидели высоко и могли наблюдать за происходящим. Обоих парней туго свяжите и несите к дыре!
   Приказ вождя тотчас исполнили. Несколько сиу схватили Вокаде и Мартина, чтобы связать их еще крепче.
   Бауман крепко стиснул зубы, стараясь не издавать громких стонов. Вместе с другими теперь он сидел высоко в седле.
   – Ужасно! – пробормотал Дэви, повернувшись к Джемми. – Для этих храбрых ребят помощь придет слишком поздно. Мы оба виноваты в их смерти. Мы с тобой не должны были соглашаться на эту глупую авантюру!
   – Ты прав, и… Чу!
   Где-то вдали послышался сиплый крик грифа. Занятые пленниками огаллала не обратили на него никакого внимания.
   – Это знак Олд Шеттерхэнда, – прошептал обрадованный Джемми. – Он часто говорил о нем и показывал, как это делается.
   – Господи Боже! Если бы это и вправду был он!
   – Небо свидетель, что я не ошибся! Если это так, то Олд Шеттерхэнд пошел по нашим следам и вышел сюда с той стороны. Взгляни-ка туда, в лес! Ничего не видишь?
   – Да, да! – оживился Дэви. – Там колышется дерево. Я вижу, как качается верхушка. Это не просто так! Там люди!
   – Теперь и я вижу! Но отвернись, чтобы огаллала ничего не заподозрили!
   И громко, но уже по-немецки, Толстяк крикнул:
   – Мастер Мартин, не волнуйтесь! Помощь уже пришла. Только что наши друзья подали нам знак.
   Он благоразумно не называл имен прибывших: огаллала, услышав их, могли обо всем догадаться.
   – Что протявкал этот пес? – воскликнул вождь. – Он тоже хочет умереть в дыре?
   К счастью, Тяжелый Мокасин удовлетворился лишь этим резким замечанием.
   – Это правда? – выкрикнул Бауман тоже по-немецки.
   – Да! Они на той стороне, в лесу.
   – Но они придут слишком поздно! Прежде чем они пересекут реку, все будет кончено. И потом, в любом случае их заметят враги.
   – Па! Шеттерхэнд что-нибудь придумает!
   Лошади с пленниками так тесно стояли друг к другу, что последние могли понять даже шепот. Руки их были завернуты за спину, а ноги связаны под брюхом животных.
   – Эй, Дэви, – прошептал Джемми, – наших лошадей никто не держит за поводья, а посему мы, собственно, уже наполовину свободны. Ты уверен, что твой старый мул, несмотря на веревки, подчинится тебе?
   – Нет проблем! Я сожму его бока ногами так, что он станет шелковым.
   – Моя старая кляча тоже послушная. Стой! О Боже, помоги! Начинается! Все же, похоже, помощь придет поздно, слишком поздно!
   В этот миг земля под копытами лошадей начала дрожать, сначала тихо, потом сильнее; откуда-то из глуби недр послышался нарастающий раскатистый грохот – гейзер начал действовать.
   Хотя лошади со вчерашнего вечера немного привыкли к этому дрожанию, они стали гораздо беспокойнее, чем прежде, когда были свободными.
   Вождь первым делом перегнулся через край кратера и свесил вниз лассо, чтобы замерить, на какой высоте нужно повесить обоих обреченных. Потом оба лассо быстро были привязаны к крепким выступам высокой насыпи кратера, а другие концы укрепили под руками Мартина и Вокаде так, чтобы те оказались внутри не выше замеренной глубины.
   Шум все нарастал, и все отошли назад. Только двое сиу остались у кратера, чтобы, как только поднимется ил, тотчас опустить вниз обоих осужденных.
   Эти минуты обоим Бауманам показались вечностью.
   А что же Олд Шеттерхэнд? Почему он медлил?
   Его взгляд неотрывно следил за каждым движением огаллала. Когда он увидел, что Вокаде и Мартина подтащили к кратеру, ему наконец все стало ясно.
   – Они решили медленно утопить их в иле, – пояснил он индейцам. – Быстро под прикрытием деревьев спуститесь вниз, туда, где лес выходит к самой реке; переправьтесь на другую сторону и галопом мчитесь наверх! Войте при этом что есть мочи и лупите камнями по огаллала!
   – Наш брат не поедет с нами? – спросил огромный шаман.
   – Нет, сейчас не могу. Я должен остаться здесь и позаботиться о том, чтобы ни с одним из наших братьев до вашего появления не случилось несчастья. Вперед, скорее! Нельзя терять ни секунды!
   – Уфф! Вперед!
   В следующий миг шошоны и апсарока исчезли. Боб остался рядом с Олд Шеттерхэндом, и тот приказал ему:
   – Так, хватайся за эту ель! Тряхнем ее.
   Приложив ладони к устам, он издал крик грифа, который и услышали Джемми и Дэви. Он заметил, что они на миг взглянули вверх, стало быть, приняли сигнал.
   – Зачем трясти дерево? – спросил Боб, одной ручищей ухватившись за ствол.
   – Дадим им знать. Сиу хотят бросить Мартина и Вокаде в кратер. Видишь, они лежат там связанные на самом краю?
   – Что?! Убить масса Мартин? Когда? Сейчас?
   – Наверняка уже через минуту!
   Тут негр выронил мушкет, который держал в другой руке.
   – Убить масса! Это не быть, это нельзя позволить! Массер Боб не разрешить! Массер Боб убить их все! Боб сейчас быть там!
   Он бросился вниз.
   – Боб, Боб! – кричал ему вдогонку Олд Шеттерхэнд. – Назад, назад! Иначе ты все погубишь!
   Но негр не слышал его. Им овладела дикая ярость.
   Он не думал о том, что не имел оружия; а лишь о том, как быстрее перебраться на тот берег. Будучи хорошим пловцом, он знал – чтобы выбраться на берег в каком-то определенном месте, нужно для лучшей ориентации войти в воду гораздо выше по течению. Итак, он не поспешил вниз по освещенному береговому склону прямо к воде, а помчался широкими прыжками, лавируя среди деревьев, в сторону, вверх по реке, и свернул лишь тогда, когда, по его мнению, достаточно удалился.
   Черная гладкая скала в этом месте острой косой врезалась в воду. В спешке Боб, не раздумывая, сел и заскользил, словно хотел на санях прокатиться вниз по склону, и влетел в маслянистую, покрытую грязными хлопьями пены воду.
   При этом он наткнулся на нечто твердое, что едва не вонзилось в его тело. Этим предметом оказалась толстая ветка, почему-то торчавшая здесь, в береговом грунте.
   – Ох, ох! – застонал негр, почувствовав боль. – У массер Боб нет ружье. Сук быть его ружье, его дубина!
   Он одним махом вырвал из ила увесистую палку и поплыл.
   До сих пор огаллала не заметили бравого парня. Во время катания с горы его черное тело совершенно не отличалось от темной горной породы, и теперь торчавшие из воды голова и плечи также сливались с грязной поверхностью. Впрочем, огаллала все свои взоры обратили на иловый кратер; ничто другое сейчас их не занимало.
   Теперь, когда подземный гул превратился в рокот и послышалось бурление, Олд Шеттерхэнд увидел своих краснокожих союзников, чуть поодаль скачущих к воде. Они не таились, но находились еще далеко, и это была катастрофа.
   Он прислонил свой штуцер – «генри» к дереву, за которым стоял, и поднял вверх тяжелую двустволку «медвежебой» – на эти два ружья он мог положиться.
   Любой другой в такой напряженный момент, скорее всего, дрожал бы от волнения; но этот человек вел себя так спокойно, словно намеревался пострелять по мишени в кругу друзей.
   На другой стороне сиу отступили от кратера, оставив там только двоих.
   В этот момент вождь поднял руку и произнес какую-то команду, Олд Шеттерхэнд не мог ее слышать из-за все нарастающего шума. Но что означает это движение рукой, Олд Шеттерхэнд знал точно, – мученическую смерть Мартина и Вокаде.
   Он прижал приклад к щеке. Дважды вылетал огонь из стволов «медвежебоя»; после чего он отбросил прочь разряженную двустволку и схватился за штуцер, чтобы быть готовым, если потребуется, применить и его. Он сам хорошо слышал грохот обоих выстрелов, но сиу-огаллала и бровью не повели, это было удивительно, но они просто не слышали выстрелов, под ногами у них гремело еще громче.
   – Туда их! – приказал громким голосом вождь буквально за несколько секунд до выстрелов и поднял руку.
   Оба его человека, назначенных палачами, быстро сделали пару шагов, которые отделяли их от лежавших на земле пленников. Отец Мартина издал испуганный, душераздирающий крик. В следующий миг его сын должен исчезнуть в чреве кратера!
   Но что это? Оба исполнителя ужасной экзекуции не только нагнулись, чтобы схватить пленников, но даже упали с гримасами боли на лицах рядом с последними и остались лежать неподвижно.
   Вождь пробурчал что-то невнятное, и в этот момент с пронзительным свистом из вершины пирамиды гейзера вырвались вода и пар, а из кратера вулкана донесся глухой звук, очень похожий на пушечный выстрел.
   Тяжелый Мокасин подскочил, нагнулся над поверженными воинами и ударил их одного за другим кулаком – они были недвижимы. Схватив одного за плечи, он рванул его вверх. Неподвижные, безжизненные глаза смотрели мимо Тяжелого Мокасина, который тотчас обнаружил дырку в голове человека. В страхе он выпустил мертвого из рук, схватил второго и увидел то же самое.
   Он вскочил, словно наткнулся на призрак, и повернулся к своим. Его было не узнать. Он чувствовал себя так, будто кожа под перьями на его голове сама сползла с черепа.
   Сиу не поняли его поведения и вообще не могли взять в толк, что случилось с двумя их соплеменниками. Они подошли ближе, некоторые из них нагнулись и тут же, как и вождь, в страхе отпрянули в сторону.
   Вдруг произошло нечто такое, что показалось им не менее ужасным. Свист и клокотание гейзера почти затихли, и снова стали слышны другие звуки. Как раз в этот момент от реки донеслось рычанье, которое, казалось, исходило из глотки льва или тигра.
   Все тотчас обратили туда свои взоры. Они увидели гигантскую черную фигуру, прыжками приближающуюся к ним и размахивающую длинным, толстым суком в огромном кулаке. Фигура эта была совершенно мокрой и грязной от желтовато-зеленой пены реки и увешанной запутанными стеблями ситника вперемешку с полусгнившим камышом.
   Бравый Боб, которому пришлось потрудиться, чтобы пробраться через целый полуостров преграждающих выход на крутой берег зарослей, не имел времени стряхнуть с себя это «украшение». Облик негра едва ли подтверждал его земное происхождение. А его рев, вращающиеся глаза, его крепкий, светящийся оскал! Немудрено, что огаллала на миг застыли.
   А он уже бросился на них, рыча и размахивая дубиной, как Геркулес. Поначалу суеверные индейцы отшатнулись. Боб же набросился на вождя.
   – Масса Мартин! Где быть дорогой, добрый масса Мартин? – кричал Боб, задыхаясь от ярости и быстрого бега. – Вот массер Боб, вот он, вот! Он уничтожить все сиу! Он разгромить все огаллала!
   – Ура! Это Боб! – как ребенок, радовался Джемми. – Вот она, победа! Ура!
   Одновременно снизу раздался многоголосый вой – индейский боевой клич. Обычно он порождается тем способом, что дикари издают пронзительное и растянутое, близкое к фальцету «Йиииии!» и при этом быстро-быстро бьют боковой стороной ладони по обеим губам.
   Этот хорошо известный, возвещающий о смертельной опасности боевой клич вывел сиу из оцепенения. Некоторые из них выскочили из круга и взглянули туда, откуда шел вой. Они увидели апсарока и шошонов, галопом мчащихся прямо на них. В высшей степени пораженные, они не нашли времени сосчитать врагов и, следовательно, заметить, что тех было не так уж много. Необъяснимая смерть обоих их соплеменников, появление выглядевшего, как сатана, и смело ввязавшегося в драку Боба, а теперь и приближение враждебных индейцев – все это вызвало у сиу поистине панический страх.
   – Спасайтесь! – кричали многие из них на пути к своим лошадям.
   Теперь Джемми крепко зажал шенкелями свою старую кобылу.
   – Эй, освобождайтесь! Быстро, быстро, навстречу спасителям! – закричал он громко.
   Его длинноногая кобыла уже рванулась вперед, да и мул Длинного Дэви не оплошал – улепетывал следом. Лошадь Фрэнка мгновенно бросилась за ними, не дожидаясь приглашения от седока. Животные так были возбуждены дрожанием земли, фигурой Боба и боевым кличем, что ни один сиу не смог бы их удержать.
   Ни один? Но нет, один все же нашелся – вождь Хонг-пе-те-ке. Он получил от Боба такой сильный удар суком, что поначалу рухнул без сил. На его счастье, негр не нанес ему второго удара, иначе он неминуемо погиб бы, но Боб, увидев своего юного хозяина лежавшим на земле, склонился над ним, чтобы, забыв обо всем, узнать, жив ли тот.
   – Мой добрый масса Мартин! – причитал верный черный. – Здесь быть храбрый массер Боб! Он быстро разрезать ремни массы Мартина.
   Очнувшийся вождь поднялся и вытащил нож, чтобы ударить им негра сзади, но вдруг услышал вой врагов и увидел, что его люди уже обратились в бегство, а бывшие пленные тоже мчались прочь.
   Тяжелый Мокасин понял, что сиу пора уносить ноги, тем более, что в глубине души он был трусоват. В мгновение ока взлетел на свою лошадь. Счастье, что его люди все ружья закрепили у седел! Пробившись верхом к Бауману, обезумевшая лошадь которого в этот момент понесла, он успел все же резко схватиться за повод и, издав леденящий души всех, кто его слышал, крик, которым погнал своего жеребца, поскакал прочь, вверх по реке, уводя за собой лошадь Баумана с ее связанным седоком.

Глава двенадцатая. У ПАСТИ АДА

   Сиу-огаллала были уверены, что верховья реки для них свободны. Опасаться встретить там врагов, по их мнению, не стоило. Если они доберутся до могилы вождя, то спокойно скроются из виду, поскольку ее окрестности могут послужить великолепным укрытием даже от гораздо более многочисленного противника. Но вскоре им суждено будет понять, что это было роковое заблуждение.
   Как уже упоминалось, еще накануне, прежде чем на рассвете покинуть озеро Йеллоустоун, Олд Шеттерхэнд велел Виннету вместе с оставшимися с ним воинами скакать к Пасти Ада и ждать там, что вождь апачей и сделал.
   Токви-тей, вождь шошонов, находящийся рядом с апачем, хотел отправиться в путь сразу же после отъезда Олд Шеттерхэнда, но Виннету остановил его.
   – Пусть мои братья подождут здесь еще немного, – сказал он, – и позволят лошадям попастись, ведь на тропе, которой мы будем следовать, для них нет никакого корма.
   – Ты точно знаешь этот путь? – спросил шошон, пристально глядя на апача.
   – Виннету знает все прерии и воды, все горы и долины от моря на юге до самого Саскачевана!
   – Но чем быстрее мы уедем, тем скорее будем у цели!
   – Мой брат прав, но иногда все бывает не так, как предполагаешь. Мы наверняка достигнем Пасти Ада прежде, чем солнце сядет в свой вигвам за извергающими воду горами. Виннету знает, что делает. Храбрые воины шошонов могут положиться на него. А сейчас пусть они спокойно доедят свое мясо. Когда придет время, Виннету даст знак к отъезду.
   И апач забросил на плечо свое Серебряное ружье и удалился, скрывшись в девственном лесу. Не в его правилах было отказываться от принятых ранее решений, не имея на то веских оснований. Токви-тею ничего не оставалось, как подчиниться.
   Индейцы готовили себе завтрак и при этом все время вспоминали о безрассудной выходке сына Охотника на медведей и его четырех компаньонов.
   Их затянувшийся «банкет» продолжался до тех пор, пока не появился апач. Он сразу же направился к своему жеребцу и ловко вскочил в седло. Этого было достаточно, чтобы шошоны поняли: скачка продолжается. Они верхом, один за другим, последовали за своим проводником, позаботившись о том, чтобы оставить как можно меньше следов.
   Если Виннету даже по индейским понятиям слыл очень молчаливым воином, то сегодня, похоже, он менее всего был склонен доказать обратное. Апач скакал довольно быстро, чтобы постоянно держаться впереди на определенном удалении от шошонов. А они настолько уважали знаменитого воина, что ни один из них не осмеливался приблизиться к нему. Даже Токви-тей соблюдал почтительную дистанцию.
   Так, молча, отряд всадников и продолжал двигаться по лесу, сквозь плотную листву которого не мог пробиться ни один солнечный луч. Массивные стволы высились словно гигантские колонны, и никакого, даже чахлого, кустика не попадалось на пути. Голоса птиц, встречавших рассвет, давно умолкли, и лишь иногда царившее вокруг безмолвие нарушалось щелканьем или треском, издаваемым самим лесом.
   Неожиданно из чащи выплыла небольшая травянистая прерия. Лес резко обрывался, а земля, из трещин которой пробивалась травка, очень скоро стала каменистой.
   Виннету позволил своему коню сбавить темп и, подождав, пока Токви-тей нагнал его, указал на запад, где над горизонтом зависли серо-голубые облака.
   – Там горы реки Огненной Дыры, за ними открывается Пасть Ада, – произнес он.
   Шошон обрадовался, что апач наконец нарушил молчание. Конечно, он хорошо знал, какое качество считается лучшим украшением воина, но даже у угрюмейшего индейца однажды может возникнуть желание произнести спич; именно в таком состоянии сейчас находился Токви-тей.
   Он и раньше очень много слышал об Олд Шеттерхэнде; теперь же шошон познакомился с ним, да еще таким странным образом, и смог воочию убедиться, что молва о достоинствах и подвигах знаменитого белого охотника отнюдь не вымысел. Даже сам он, Токви-тей, будучи старше Олд Шеттерхэнда, испытывал преклонение перед охотником, какого он не чувствовал ни перед кем. Может быть, к этому преклонению добавлялась отчасти и робость, но, несмотря на барьер, который эта робость воздвигла между ним и Олд Шеттерхэндом, вождь все же очень ему симпатизировал. Дружелюбие, спокойствие и благосклонность белого человека не могли не завоевать сердце шошона, как и сердца многих других.
   Уже давно Токви-тей хотел разузнать об Олд Шеттерхэнде побольше, а лучше апача никто не мог рассказать о нем. Шошон бросил взгляд в указанном Виннету направлении и сказал:
   – Токви-тей еще никогда не ступал по этой земле, но его ухо часто слышало, как рассказывали о ней старые, седые воины шошонов. А мой брат слышал что-нибудь о ней?
   – Нет.
   – Глубоко под горами и ущельями лежит тело вождя, чья душа до сих пор не может попасть в Страну Вечной Охоты, хотя он был храбрейший воин, и много палаток были украшены скальпами поверженных им врагов. Его имя Кун-па. Мой брат наверняка слышал его.
   – Нет. Знаменитый вождь с таким именем неизвестен апачам. Кун-па на языке шошонов означает Огненная Вода, но так янки называют бренди или виски.
   – Да, имя того вождя звучало именно так, ибо он продал свою душу и все свое племя бледнолицым, которые за это дали много «огненной воды». Поначалу он вырыл против них топор войны, чтобы стереть с лица земли, и его воинов было больше, чем бледнолицых, но те имели «огненное оружие» и… «огненную воду»! И все же вождь белых попросил о переговорах. Они встретились между обоими военными лагерями. Пока они договаривались, вождь бледнолицых дал красному воину выпить «огненной воды». А тот никогда раньше ее не пробовал. И он пил и пил ее, пока злой дух «огненной воды» не завладел им! И тогда он предал своих воинов, чтобы получить еще «огненной воды». Они все погибли, и никто из них не спасся.
   – А вождь? – спросил Виннету.
   – Он остался совсем один, никому не нужный. Он был предателем, и белые не стали его убивать. Они пообещали ему еще больше «огненной воды», если он проведет их по своим землям. И он повел их. Вигвамы его племени стояли там, где сейчас высятся извергающие воду горы. Тогда долина реки Огненной Дыры была лучшим пастбищем этих мест. Стебли травы высились над всадниками, а по бизоньим тропам бродили бесчисленные стада. Туда и привел Кун-па бледнолицых. Они набрасывались на красных людей и убивали их, не щадя ни женщин, ни детей, а вождь все пил «огненную воду», пока не запылали его уста. Тут он громко взвыл от боли и не знал, куда деться от ужасных мук. Его вой пронесся над прериями и лесами, достигнув горных вершин на другой стороне озера Желтого Камня. Там жил Великий Дух всех красных людей. Услышав крик, Великий Дух пришел сюда и увидел все, что произошло. Он пришел в дикую ярость. Одним ударом своего томагавка он прорубил в земле расщелину глубиной в несметное число дневных переходов, а потом бросил Кун-па туда. Там, в самом низу, этот предатель лежит до сих пор, спустя много сотен солнц. Если он в своих нескончаемых муках пытается сменить положение и при этом издает страшный рев, дрожат все окрестности озера Желтого Камня вплоть до самой Змеиной реки, а из расщелин и дыр его жалобный вой слышен и здесь, на поверхности. «Огненная вода» кипящим потоком брызжет из его рта, она заполняет все щели и трещины, она кипит и выбрасывает пар ввысь, она бурлит и бьет ключом отовсюду, она дымит и смердит! А если вдруг какой-нибудь одинокий всадник проезжает мимо, он видит и чувствует, как дрожит и трескается под копытами его лошади земля и кипящие струи бьют до самых облаков; он слышит рев, раздающийся будто из-под земли из тысяч глоток, и мчится прочь от этого места, ибо знает, что это плачет проклятый Великим Духом Кун-па.