Майер Стефани. Ломая рассвет

   — Эдвард.
   Он даже не пошевельнулся.
   — Эдвард.
   Ничего. Это видно будет монологом.
   — Я не сожалею, Эдвард. Я не… Я не могу даже говорить. Я так счастлива. Не сердись на меня. Не надо. Мне так…
   — Не говори слова «хорошо», — сказал он ледяным тоном, — если ты оценила мое здравомыслие, то не говорила бы, что все хорошо.
   — Но я…
   — Белла, не надо, — простонал он, — не надо…
   — Нет. Надо, Эдвард.
   Он убрал руку, его золотые глаза наблюдали за мной.
   — Не порть всё, — сказала я, — Я очень счастлива.
   — Я уже все испортил.
   — Я не хочу это слушать, — остановила я его. Его зубы щелкнули.
   — Черт возьми, — простонала я, — Почему ты не можешь меня понять? Так тяжело когда тебя не слышат.
   Его глаза немного расширились.
   — Это что-то новенькое. Тебе ведь всегда нравилось, что я не могу читать твои мысли.
   — Не сегодня.
   Он уставился на меня.
   — Почему?
   В расстройстве, я вскинула руки, и только теперь почувствовала боль, которую я до этого не замечала.
   — Да потому что все это лишнее. Если бы ты только знал, что я на самом деле чувствую сейчас! Или пять минут назад, не важно. Я была совершенно счастлива. Абсолютно и полностью счастлива. А сейчас я порядком рассержена.
   — Ты должна сердиться на меня.
   — Ну хорошо. От этого ты будешь чувствовать себя лучше?
   Он вздохнул.
   — Нет. Я не думаю, что сейчас что-нибудь может заставить меня чувствовать себя лучше.
   — Что? Теперь я точно сержусь. Ты погубил все мои слова, Эдвард.
   Он встряхнул головой и закатил глаза.
   Я сделала глубокий вдох. Я чувствовала себя такой чувствительной сейчас, но это было не плохо. Я чувствовала, словно я поднимала гири. Мне довелось испытать это на пару с Рене, когда она была одержима фитнесом. Шестьдесят пять подъемов с десятью фунтами в каждой руке. Я не смогла встать на следующее утро. Это было таким же болезненным.
   Я проглотила свое раздражение и попыталась чтобы голос звучал спокойно.
   — Мы знали, что нам придется быть очень осторожными Я думала, что это необходимо. Но хорошо, что это оказалось намного легче, чем я думала. И это действительно не имеет значения.
   Я провела пальцами по своим рукам.
   — Я думаю для первого раза, когда мы не знали что ожидать, мы все сделали прекрасно. С небольшой практикой…
   Его лицо вдруг настолько побледнело, что я не смогла закончить предложение.
   — Необходимо? Ты ждала этого, Белла? Ты думала, что будет хуже? Ты считаешь эксперимент успехом, потому что смогла избежать худшего? Если нет сломанных костей — это, по-твоему, победа?
   Я ждала, позволяя ему выговориться. Я ждала, пока его дыхание снова станет нормальным. И когда его глаза стали спокойными, я вновь заговорила.
   — Я не знала чего ждать, но я определенно не ожидала, как… как… как замечательно это было, — мой голос снизился до шепота. Мой взгляд проскользил от его лица к моим рукам.
   — Да, но я не знаю, как это было для тебя. Походило ли это на мои ощущения.
   Холодный палец приподнял мой подбородок.
   — Это то, о чем ты волнуешься? — проговорил он через зубы, — то, что я не получил удовольствие?
   Мои глаза опустились вниз.
   — Я знаю, что это не одно и тоже. Ведь ты не человеком. Я только хочу сказать, что для человека — это самое лучшее, что было в его жизни.
   Он молчал так долго, что я, наконец, взглянула на него. Его лицо стало более мягким, он задумался.
   — Кажется, мне придется извиниться, — нахмурился он, — я и не мечтал, что буду чувствовать такое, но прошлая ночь не была… Это была лучшая ночь за всё то время, что я существую. Но я не хочу думать…
   Я улыбнулась.
   — Правда? Лучшая? — я тихо спросила.
   Он взял мое лицо в руки, все еще осторожно.
   — Я спросил у Карлайла после того, как мы заключила нашу сделку. Я надеялся, что он поможет мне. Конечно, он предупреждал меня, что это может быть очень опасно для тебя, — тень покрыла его лицо.
   — Он верил в меня — это была вера, которую я не заслужил.
   Я хотела протестовать, но он положил на мои губы два пальца, чтобы я не смогла прокомментировать его слова.
   — Также я спросил, что я должен ждать от этого. Я не знал что это… для вампира.
   Он равнодушно улыбнулся.
   — Карлайл сказал мне, что физическая любовь очень мощная вещь, мощнее всего прочего. Мы редко меняемся, но сильные эмоции могут нас изменить. Он сказал, что мне не нужно волноваться, так как ты уже изменила меня, — теперь он улыбнулся более искренне.
   — Я так же говорил об этом с моими братьями. Они сказали, что это приносит большое удовольствие. Как в первую секунду, когда пьешь человеческую кровь, — он нахмурил брови.
   — Но я уже пробовал твою кровь, нет ничего сильнее этого… Но я не думаю, что они ошиблись. Для нас это стало другим. Чем-то большим.
   — Да, это было большим. Это было всем.
   — Но это не отбрасывает тот факт, что это было неправильным. Даже если ты так не считаешь.
   — Что ты хочешь сказать? Ты думаешь, я всё это придумала? Почему?
   — Чтобы ослабить мою вину. Но твои слова лишь попытка избавить меня от чувства вины, в то время как я совершил ошибку.
   Я схватила его за подбородок и наклонилась вперед. Наши лица были в нескольких сантиментах друг от друга.
   — Ты выслушаешь меня, Эдвард Каллен. Я не придумываю ничего ради тебя, понимаешь? Я даже не знаю что сказать, что сделать, чтобы ты перестал чувствовать себя несчастным. За всю мою жизнь я никогда не была так счастлива как сейчас. Даже сильнее, чем когда ты решил что твоя любовь ко мне больше, чем желание убить, или в первое утро, когда я проснулась, а ты уже ждал меня… Даже не так, когда я услышала твой голос в балетной студии, — он воскресил в памяти то опасное время, когда я была на волосок от смерти. Но я не делала паузы. Я продолжала, — или когда ты сказал «Согласен» и я поняла, что мы будем вместе навсегда. То, чтобы сейчас — самое счастливое в моей жизни, и лучшее из всего вышеперечисленного.
   Он коснулся моего нахмуренного лба.
   — Теперь ты чувствуешь себя несчастной. Я не хотел этого.
   — Тогда не будь несчастным. Вот это неправильно.
   Он напрягся, потом сделал глубокий вздох и кивнул.
   — Ты права. Прошлое ушло, и я не могу сделать ничего, что изменило бы его. Нет никакого смысла в поднятии мне настроения. Я сделаю все что смогу, чтобы ты теперь была счастлива.
   Я с подозрением наблюдала за его лицом, и он одарил меня улыбкой.
   — Независимо от того, что делает меня счастливой?
   Мой живот проурчал вместе с моими словами.
   — Ты голодна.
   Он стремительно встал и поднял облако из перьев. Оно напомнило мне о том, что я хотела спросить.
   — Так почему ты решил разорвать подушки Эсме? — спросила я, сидя и тряся головой.
   Он уже натянул штаны цвета хаки, смахивая с волос остатки перьев.
   — Я не знаю, решил ли я сделать это вчера вечером, — пробормотал он, — но нам повезло — ведь это подушки, а не ты.
   Он глубоко вздохнул и встряхнул головой, как будто избавляясь от плохих мыслей. Он искренне улыбнулся, но было видно, что он приложил к этому немало усилий. Я снова разлеглась на кровати, не задевая болевших мест.
   Он перестал дышать. Он отвернулся от меня и так сильно сжал руки в кулаки, что показались белые суставы.
   — Я выгляжу отвратительно? — спросила я, с большим трудом, придавая голосу непринужденность.
   Он опять начал дышать, но все еще не поворачивался ко мне, видно хотел скрыть свое лицо.
   Я прошла в ванную чтобы поглядеть на себя и закрыла дверь за собой.
   Я пристально обсмотрела свое обнаженное тело в зеркало. Я имела ужасный вид. Была слабая тень на одной из моих скул, губы немного раздулись, но кроме этого, мое лицо было в порядке. Остальная часть моего тела была украшена синими и фиолетовыми пятнами.
   Я сосредоточилась на синяках, которые будет труднее всего скрыть — на руках и плечах. Но они не были настолько уж страшными. Моя кожа переносила их легко. Обычно, когда синяк появлялся, я уже забывала, как его получила. Конечно, они только что проявлялись. Завтра я буду выглядеть еще хуже. Я посмотрела на свои волосы и простонала.
   — Белла? — он уже был позади меня, когда я издала звук.
   — Я никогда не смогу вытащить все это из моих волос!
   Я указала на мою голову, похожую на гнездо курицы. Я начала выбирать перья.
   — Лучше бы ты волновалась не о своих волосах, — пробормотал он. Но он пришел, чтобы поддержать меня и стал быстро выбирать перья.
   — Тебе разве не смешно? Я же так глупо выгляжу.
   Он не ответил; он только продолжил выщипывать перья из моих волос. И я знала ответ — в таком настроении, ему не до смеха.
   — Это не поможет, — через минуту вздохнула я.
   — Это все высохло. Нужно помыть голову, — я обняла его вокруг талии, — хочешь помочь мне?
   — Лучше я найду что-нибудь поесть для тебя, — сказал он тихим голосом, убирая мои руки. Я вздохнула, поскольку он уже исчез.
   Это было похоже на то, что как будто мой медовый месяц уже подошел к концу. От этой мысли у меня защемило сердце.
   Когда я избавилась от перьев и одела незнакомое белое платье, которое скрыло фиолетовые пятна, я пошла туда, откуда исходил запах жареных яиц, бекона и сыра.
   Эдвард стоял перед плитой и готовил омлет.
   Запах еды сокрушил меня. Я чувствовала, что смогу съесть и тарелку и сковородку. Мой живот заурчал.
   — Сюда, — он повернулся, улыбаясь, и положил тарелку на стол. Я уселась на один из двух металлических стульев и стала уплетать яйца. Они обжигали мое горло, но меня это не волновало.
   Он сел рядом.
   — Я кормлю тебя не так часто как нужно.
   Я проглотила кусок и напомнила ему:
   — Но я ведь спала. Кстати, это действительно вкусно приготовлено. Очень вкусно для того, кто не ест.
   — Кулинарный телеканал, — сказал он, улыбаясь моей любимой изогнутой улыбкой.
   Я была счастлива видеть это, счастлива, что он опять стал собой.
   — Где ты взял яйца?
   — Я попросил прислугу запасти холодильник едой. Впервые. А теперь я должен просить их убрать перья…
   Он замолчал, его взгляд смотрел куда-то выше моей головы. Я не говорила, боялась опять его расстроить.
   Я съела все, хотя порция была скорее для двоих.
   — Спасибо, — сказала я ему. Я наклонилась через стол, чтобы поцеловать его. Он поцеловал меня на автомате, а потом отстранился от меня.
   Я стиснула зубы, и задала вопрос, который мог его уязвить:
   — Ты не собираешься больше прикасаться ко мне, пока мы здесь?
   Он немного улыбнулся и поднял руку, чтобы погладить меня по щеке. Его пальцы гладили меня по щеке, и я не смогла побороть желание его прикосновений.
   — Ты знаешь, это не то, что я подразумевал, — он вздохнул и убрал руку, — я знаю. И ты права.
   Он сделала паузу. А затем заговорил снова с осуждением:
   — Я не буду заниматься любовью с тобой пока ты человек. Я не могу больше причинять тебе боль.

Глава 6
Отвлечение

   Моё увеселение стало первоочередной задачей на Острове Эсме. Мы плавали (ну как сказать, плавала я, в то время как он щеголял своей способностью обходиться без кислорода). Мы исследовали небольшие джунгли, которые окружали низкие скалы. Мы видели попугаев, которые жили среди ветвей в южной части острова. Мы наблюдали закат со скалистой бухты на западе. Мы плавали с морскими свинками, которые резвились среди теплых волн неподалеку. По крайней мере, с ними плавала я; как только в воде появлялся Эдвард, морские свинки немедленно исчезали, как будто бы завидев акулу.
   Я знала, что все это значит. Он пробовал как можно сильнее увлечь меня, и тем самым отвлечь и не допустить приставаний с моей стороны. Всякий раз, когда я пыталась попросить его отнестись к этому спокойней с одним из миллиона DVD под плазмой с широким форматом, он выманивал меня из дома волшебными словами, такими как «коралловые рифы», «подводные пещеры» и «морские черепахи». Мы гуляли, гуляли, гуляли целыми днями, так, чтобы я успевала сильно проголодаться, и возвращались на закате солнца.
   Я каждый раз валилась от усталости сразу после того как ночью заканчивала обедать; однажды я заснула прямо за кухонным столом, и ему пришлось отнести меня в кровать. Частью его плана было и то, что Эдвард всегда делал слишком много еды для одного человека, а я так хотела есть после купаний и восхождений на вершины, длящихся весь день, что съедала почти все из того, что он готовил. И тогда, будучи сытой и изнеможенной, единственное, на что я была способна — это держать глаза открытыми. Вот, несомненно, в чем его план.
   Истощение не слишком способствовало моим попыткам убедить его. Но я не сдавалась. Я пробовала образумить, умолять, нудить, но все напрасно. Раньше я и не задумывалась, с помощью чего я могу повлиять в таком случае.
   Теперь мои сны стали очень реалистичными — в первую очередь, это коснулось кошмаров, которые стали более яркими, пожалуй такими же яркими, как цвета на острове. Возможно всё это из-за того, что я просыпалась усталой независимо от того, как долго я спала.
   Приблизительно спустя неделю или около того, как мы оказались на острове, я решил пробовать пойти на компромисс. Раньше это срабатывало.
   Теперь я спала в синей комнате. Уборщики должны были появиться не раньше следующего дня, и поэтому белая комната была все ещё услана снегом из перьев. Синяя комната была меньше, поэтому и кровать была соответствующей пропорции. Стены были темных тонов, обшитые панелями из тика, и все было украшено роскошным синим шелком.
   Я одевала кое-какие вещи из коллекции дамского белья Элис для того чтобы спать в них — и это было не столько откровенно по сравнению со крошечными бикини, которые она упаковала для меня, как только ей представилась такая возможность. Я задалась вопросом, было ли ей видение того, когда бы эти вещи могли мне понадобиться, а затем вздрогнула смущенная этой мыслью.
   Я не спеша начала с невинного атласного белья цвета слоновой кости, волнуясь, что демонстрация большого количества моего не приведет к желаемому результату, но я готова была испробовать что угодно. Эдвард, казалось, не замечал ничего, как будто я носила те же самые крысиные старые свитера, которые я одевала дома.
   Теперь синяки смотрелись куда лучше — уже пожелтевшие в некоторых местах, и постепенно исчезающие в других. Сегодня вечером я надела один из самых ужасающих нарядов, когда я приводила себя в порядок в облицованной панелями ванной. Это было черным, кружевным, и слишком смущающим, для того чтобы хотя бы взглянуть на это, даже тогда, когда это ещё не на мне. Я боялась взглянуть в зеркало прежде, чем я окажусь в спальне. Мне не хотелось себя нервировать.
   Я с удовольствием наблюдала, как выпучились его глаза, но это длилось лишь секунду, пока он не совладал с собой.
   — Что ты об этом думаешь? — спросила я, совершая пируэт так, чтобы он смог разглядеть всё.
   Он прочистил горло.
   — Ты прекрасна. Как и всегда.
   — Спасибо, — сказала я немного недовольно.
   Я слишком устала для того чтобы сопротивляться мягкой и удобной кровати. Он обвил меня руками и прижал меня к своей груди, но в этом не было ничего необычного — мне было слишком жарко спать без его прохладного тела рядом.
   — Я заключу с тобой сделку, — сонно проговорила я.
   — Я не буду заключать с тобой никаких сделок, — ответил он.
   — Ты ведь не знаешь, что я хочу предложить.
   — Не имеет значения.
   Я вздохнула.
   — Черт возьми. Я действительно хотела … ну да ладно…
   Он закатил глаза.
   Я захлопнула ловушку и позволила приманке остаться там. Я зевнула.
   Понадобиться минута — не достаточно долго для того чтобы удивить меня.
   — Ну, хорошо. Что же ты хочешь?
   Я сцепила зубы на секунду, пытаясь удержать улыбку. Единственная причина, по которой он мог бы уступить — это возможность дать мне что-нибудь.
   — Хорошо, я тут подумала …, я знаю, что Дартмас это всего лишь статья, иллюстрация к которой дана на обложке журнала, но честно, один семестр колледжа вероятно не убьет меня, — произнесла я, в точности повторяя его давнишние слова, когда он пытался убедить меня отложить превращение в вампира. — Держу пари, Чарли бы не на шутку взволновали слухи из Дартмаса. Безусловно, весьма странно будет, если я не буду отстаиваться от самых мозговитых. Пусть будет … восемнадцать, девятнадцать. В этом ведь нет большой разницы.
   Он молчал достаточно долго. Потом, шепотом произнес:
   — Ты можешь подождать. И остаться человеком.
   Я молчала.
   — Почему ты делаешь это со мной? — процедил он сквозь зубы внезапно сердито. — Разве не достаточно трудно безо всего этого? — Он схватился за кружева, рассыпавшихся по моему бедру. На мгновение, я решила, что он собирается разорвать их по шву. Но тут его рука ослабила хватку. — Не имеет значения. Я не буду заключать с тобой никаких сделок.
   — Я хочу пойти в колледж.
   — Нет, не хочешь. И нет ничего, из-за чего бы стоило рискнуть твоей жизнью вновь. Это причиняет тебе боль.
   — Но я действительно хочу пойти. Ну, хорошо, дело не в колледже просто я хочу побыть человеком ещё немного дольше.
   Он закрыл глаза и стал дышать через нос.
   — Ты сводишь меня с ума, Белла. Разве мы не обсуждали эту причину миллион раз, и разве ты не просила сделать тебя вампиром без промедлений?
   — Да, но … теперь у меня есть причина остаться человеком, которой у меня не было раньше.
   — И что же это?
   — Угадай, — сказала я, и отбросила от себя подушки, чтобы поцеловать его.
   Он поцеловал в ответ, но не так что бы я могла подумать, что победа за мной. Больше это походила, на то, что он не хотел задеть моего самолюбия; он целиком и абсолютно себя контролировал. Потом мягко, он отстранил меня и стал укачивать, прижав к груди.
   — Ты настолько человечна, Белла. Вся под властью гормонов, — он рассмеялся.
   — Это многого стоит, Эдвард. Мне нравиться это во мне. Я не хочу отрекаться. Я не хочу ждать годы в обличии сумасшедшей новообращенной, чтобы толика этой человечности вернулась ко мне.
   Я зевнула и он улыбнулся.
   — Ты устала. Спи, любимая.
   Он принялся напевать колыбельную, которую сочинил, когда мы только познакомились.
   — Интересно, почему я так устала, — пробормотала я саркастически. — Может это часть твоего плана или что-нибудь в этом роде.
   Он коротко рассмеялся и продолжил напевать.
   — Чем больше я устаю, тем лучше я буду спать, ты так думаешь?
   Песня прервалась.
   — Ты спала как убитая, Белла. Ты и слова не произнесла когда спала, пока мы не вернулись сюда. Если бы не храп, я бы стал волноваться, что ты впала в кому.
   Я проигнорировала шутку про храп; я не храплю.
   — И не единого звука? Это просто сверхъестественно. Обычно мне сняться кошмары, стоит опуститься в постель. И ещё я кричу.
   — Тебе снятся кошмары?
   — Очень яркие. Они так сильно утомляют меня, — я зевнула, — и поэтому я не могу поверить, что молчала всю ночь.
   — О чем они?
   — О разном — но все они из-за цвета.
   — Цвета?
   — Всё здесь такое яркое и настоящее. Обычно, когда я сплю, я знаю, что это сон. С ними же я не знаю, что сплю. И от этого становиться ещё страшнее.
   Он показался мне встревоженным, когда снова спросил:
   — Что пугает тебя?
   Я слегка задрожала.
   — Больше всего… — я колебалась.
   — Больше всего? — повторил он.
   Я не могла понять почему, но я не хотел рассказывать ему о ребенке из сна, который все время повторялся; было что-то слишком личное в этом необычном кошмаре. И поэтому вместо того, чтобы описать ему полностью весь сон я сказала ему только об одной его части. И её было достаточно, чтобы испугать меня или кого-нибудь ещё.
   — Волтури, — прошептала я.
   Он крепче обнял меня.
   — Они больше не станут тревожить нас. Ты скоро станешь бессмертной, и у них не будет никаких причин.
   Я позволила ему успокоить себя, чувствуя себя немного виноватой, за то, что он не совсем правильно меня понял. Всё дело было вовсе не в этом. Я не испытывала страха за себя, я боялась за мальчика.
   Он не был тем же самым мальчиком как в самом первом сне — ребенок-вампир с кроваво-красными глазами, который сидел на груде мертвых людей, которые были мне дороги. У того мальчика, которого я видела во сне четырежды на прошлой неделе, определенно был человеком; у него были румяные щечки, а его большие глаза были мягкого зеленого цвета. Но точно также как другой ребенок, он задрожал со страхом и отчаянием когда Волтури окружили нас.
   В этом сне, как в новом, так и в старом, я просто должна была защитить этого незнакомого ребенка. И больше ничего. В то же самое время, я понимала, что мне не удастся это сделать.
   Он увидел выражения опустошения на моем лице.
   — Что я могу сделать, чтобы помочь тебе?
   Я сбросила с себя это.
   — Это ведь только сны, Эдвард.
   — Ты хочешь, чтобы я пел? Я буду петь всю ночь, если это поможет укрыть тебя от дурных снов.
   — Они не все такие плохие. Некоторые очень даже не плохи. Такие… красочные. Под водой, с рыбами и кораллами. Мне кажется, что это происходит на самом деле, будто это не сон. Возможно, дело в самом острове. Здесь действительно всё очень ярко.
   — Ты хочешь вернуться домой?
   — Нет. Пока нет. Разве мы не может остаться здесь ещё немного?
   — Мы будем здесь столько, сколько ты хочешь, Белла, — заверил меня он.
   — Пока не начнется семестр? Раньше-то я не задумывалась об этом.
   Он вздохнул. Возможно, он вновь стал напевать, но я заснула прежде, чем убедилась в этом.
   Позже, когда я проснулась в темноте, я чувствовала потрясение. Сон был настолько реальным … столь ярким, столь ощутимым. … я чувствовала, что задыхаюсь, не понимая что и где я в этой темной комнате. Лишь только секунду назад, как мне казалось, я была под сверкающим солнцем.
   — Белла? — прошептал Эдвард, его руки, обвитые вокруг меня, осторожно меня встряхнули. — С тобой всё хорошо, любимая?
   — Ох, — я снова задыхалась. Всего лишь сон. Не реальность. К моему полнейшему удивлению, слезы, заполнившие мои глаза, без предупреждения заструились по лицу.
   — Белла! — сказал он уже громче, не на шутку взволновавшись. — Что случилось?
   Он вытер слезы с моих пылающих щек ледяными, жесткими пальцами.
   — Это был всего лишь сон.
   Я не могла сдержать рыданий, вырывающихся из моей груди. Эти глупые слезы вызвались беспокойством, но я никак не могла совладать с охватившим меня горем. Мне было так плохо из-за того, что сон так реален.
   — Все хорошо, любимая, с тобой всё в порядке, я рядом. — Он укачивал меня вперед-назад, несколько быстро, для того чтобы успокоить. — Тебе приснилось что-то другое? Всё это только сон, только сон.
   — Это не кошмар, — я тряхнула головой, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Это был хороший сон, — голос снова надломился.
   — Тогда почему ты плачешь? — в изумлении спросил он.
   — Потому что проснулась! — я застонала и, обвив руками его шею, прижалась к нему со всех сил и снова зарыдала.
   Он коротко рассмеялся над моей логикой, но смех был смешан с беспокойством.
   — Все в порядке, Белла. Дыши глубже.
   — Это было настолько реально, — плакала я. — Я так хотела, чтобы это было на самом деле.
   — Расскажи мне об этом, — потребовал он. — Может, станет легче.
   — Мы были на берегу… — я затихла, отстранившись, чтобы взглянуть переполненными слезами глазами в его лицо встревоженного ангела, тусклое в этой темноте. Я с задумчивостью смотрела на него, поскольку беспричинное горе стало отступать.
   — Ну и? — спросил он, наконец.
   Я сморгнула слезы.
   — О, Эдвард…
   — Скажи мне, Белла, — умолял он, в его глазах читалось сильное беспокойство из-за боли в моем голосе.
   Но я не могла. Вместо этого я крепче обняла его шею и лихорадочно прижалась губами к его губам. Это не было обыкновенной прихотью — это была острая, на грани боли потребность. Он ответил мгновенно, но быстро отстранился.
   Он совладал со мной так осторожно, как только мог, заставленный врасплох, и, взяв за плечи, отодвинул подальше.
   — Нет, Белла, — твердо произнес он, смотря на меня так, как будто бы волнуясь, что я сошла с ума.
   Мои руки опустились, признав поражение и странные слезы в новом потоке стали заливать лицо, новое рыдание нарастало в груди. Он был прав, должно быть я действительно сошла с ума.
   Он смотрел на меня непонимающе, в его глазах была мука.
   — Простиии, — пробормотала я.
   Но он подвинул меня к себе, крепко прижав к своей мраморной груди.
   — Я не могу, Белла, я не могу! — в его стоне чувствовалась мука.
   — Пожалуйста, — сказала я, и мой голос был приглушен его телом, — Пожалуйста, Эдвард.
   Я не знала, что именно повлияло на него — мои слезы или дрожь в моем голосе, или же он был сражен внезапностью моего нападения, или же его желание в этот момент было столь же невыносимым как и мое. Не важно, почему именно, но он со стоном прижал свои губы к моим.
   И мы начали там, где закончился мой сон.
   Когда утром я проснулась, я старалась не двигаться и даже не дышать. Мне было страшно открывать глаза.
   Я лежала на груди Эдварда, но его руки не обнимали меня. Плохой знак. Я боялась признать, что уже проснулась и увидеть его ярость независимо от того, на кого она будет направлена сегодня.
   Очень осторожно я посмотрела сквозь свои ресницы. Его взгляд был направлен в темный потолок, а руки он сложил за головой. Я приподнялась на локоть так, чтобы можно было лучше разглядеть его лицо. На нем не было ничего, никаких эмоций.