Майер Стефани. Рассвет

   Его крошечная спутница с кофейного цвета кожей, наоборот, улыбаться не спешила. В ее взгляде отражались изумление, беспокойство и всепоглощающий ужас. Не успела я хоть что-то сказать или сделать, как Эдвард махнул им рукой, и они отправились созерцать разгром в курятнике.
   Вернулся он один. Стремительно подлетел ко мне и обнял.
   – Что с ней? – тревожно прошептала я, вспомнив этот панический взгляд.
   Эдвард бесстрастно пожал плечами.
   – У Каури индейские корни, ее воспитывали тикуна. А они куда более суеверны – иными словами, более внимательны, чем основная масса наших современников. Так что она догадывается, кто я такой. – В голосе его не было беспокойства. – У них здесь свои легенды. Лобисомем, демон-кровопийца, охотящийся исключительно на красавиц. – Эдвард изобразил плотоядную улыбку.
   Только на красавиц? Это, кажется, комплимент!
   – Но у нее такой перепуганный вид…
   – Да. Ей страшно – за тебя.
   – За меня?
   – Ее пугает, что я привез тебя сюда совсем одну. – Зловеще усмехнувшись, он перевел взгляд на уставленные фильмами полки. – Ладно, давай ты уже выберешь фильм, и мы усядемся его смотреть. Вполне человеческое занятие.
   – Точно! Она сразу убедится, что ты человек. – Я рассмеялась и повисла у него на шее, приподнявшись на цыпочки. Эдвард сперва наклонился, подставляя губы, а потом обхватил меня за талию и приподнял, чтобы не нагибаться.
   – Фильмы-фигильмы… – пробормотала я, перебирая пальцами бронзовые кудри. Его губы в это время путешествовали по моей шее.
   За спиной кто-то ахнул от ужаса, и Эдвард тут же опустил меня на пол. В дверях стояла оцепеневшая Каури – в волосах перья, в руках набитый пакет для мусора, на лице смертельный страх. Она смотрела на меня, а я покраснела и смущенно опустила взгляд.
   Уборщица тут же опомнилась и пробормотала извинение – слова незнакомые, по интонации все понятно. Эдвард ответил миролюбиво и с улыбкой. Она отвела темные глаза и пошла работать дальше.
   – Она правда подумала то, что, как мне показалось, она подумала?
   Ну и завернула… Эдвард рассмеялся.
   – Да.
   – Вот, держи. – Я наугад сняла диск с полки. – Включим и притворимся, что смотрим.
   В коробке оказался старый мюзикл с улыбающимися девушками в пышных платьях на обложке.
   – Как раз для медового месяца, – одобрил Эдвард.
   Глядя на экран, где актеры вытанцовывали под задорную вступительную песню, я забралась на диван и свернулась клубком в объятиях Эдварда.
   – Теперь можно будет снова перебраться в белую спальню? – мимоходом поинтересовалась я.
   – Не знаю… Учитывая, что кровать в другой спальне я тоже угробил, может, в разрушениях пока ограничимся одной комнатой? Если повезет, Эсми когда-нибудь нас еще сюда пригласит…
   Я просияла.
   – Громим дальше?
   Эдварда моя радость насмешила.
   – Уж лучше запланированно, чем ты застанешь меня врасплох посреди ночи.
   – Да, долго ждать не придется, – небрежно согласилась я. Кровь при этом бешено застучала в висках.
   – С сердцем перебои?
   – Нет. Здорова как бык. Ну что, пойдем испытаем боевой полигон?
   – Наверное, лучше дождаться, пока мы останемся одни. Это ты не замечаешь, как я мебель крушу, а уборщики испугаются.
   Надо же! Вылетело из головы, что в доме посторонние.
   – Точно. Вот черт…
   Густаво и Каури неслышно перемещались из комнаты в комнату, а я нетерпеливо считала минуты и пыталась проникнуться сказочной идиллией на экране. Постепенно меня начало клонить в сон – хотя, если верить Эдварду, я и так проспала полдня.
   Проснулась я от резкого голоса. Эдвард сел, не выпуская меня из объятий, и ответил беглой португальской скороговоркой. Густаво, кивнув, направился к выходу.
   – Они закончили, – сообщил Эдвард.
   – Значит, теперь мы одни?
   – Может, сперва перекусим?
   Я прикусила губу, разрываясь между двумя желаниями. Есть хочется страшно.
   Эдвард взял меня за руку и с улыбкой повел на кухню. Ну и что, что он не читает мои мысли? Зато мое лицо для него как открытая книга.
   – Совсем в обжору превращаюсь, – пожаловалась я, плотно набив живот.
   – Хочешь, пойдем поплаваем с дельфинами – сожжешь лишние калории?
   – Можно, только не сейчас. Калории можно сжечь и по-другому.
   – Это как же?
   – Ну, там еще не вся кроватная спинка растерзана…
   Договорить я не успела. Эдвард подхватил меня на руки и, поцелуем заставив замолчать, с нечеловеческой скоростью уволок в голубую спальню.

7. Неожиданность

   Черная туча катит на меня сквозь пелену тумана. Я вижу, как горят от жажды их рубиновые глаза, как отчаянно им хочется убить. Зубы оскалены – у кого в хищной, у кого в довольной ухмылке, с острых клыков капает слюна.
   Малыш за моей спиной хнычет от страха, но я не могу повернуться. Как ни велико желание проверить, не случилось ли с ним чего, отвлекаться нельзя ни на секунду.
   Они подбираются ближе, черные плащи с капюшонами едва заметно трепещут на ветру. Скрючиваются бледные когтистые пальцы. Строй рассыпается, нас обтекают с флангов. Мы окружены. Гибель близка.
   И вдруг, как будто под яркой вспышкой, сцена предстает в ином свете. Вроде бы ничего не изменилось – Вольтури по-прежнему смыкают смертельное кольцо. Но я уже смотрю на все по-другому. Во мне пробуждается нетерпение. Я хочу, чтобы они скорее напали. Паника сменяется жаждой крови, я пригибаюсь, как зверь перед прыжком, на лице улыбка, сквозь оскаленные зубы рвется утробный рык.
 
   Проснувшись, я резким движением села в постели.
   В комнате темно. Влажная духота. Волосы на висках слиплись от пота, капли катятся по шее.
   Откинув взмокшие простыни, я поняла, что лежу в постели одна.
   – Эдвард?
   И тут пальцы нашарили что-то гладкое, плоское и шуршащее. Сложенный пополам лист бумаги. С запиской в руке я на ощупь добралась до выключателя.
   Адресатом записки значилась миссис Каллен.
   «Надеюсь, ты не проснешься среди ночи и не станешь гадать, куда я делся. Но если вдруг проснешься – не бойся, я скоро вернусь. Уехал на материк поохотиться. Ложись спать, утром я уже буду с тобой. Люблю тебя».
   Я вздохнула. Мы здесь две недели, могла бы догадаться, что рано или поздно он уйдет на охоту. Время летит так незаметно… Как будто его вовсе нет, а мы просто плывем в бесконечном счастье.
   Смахнув пот со лба, я поняла, что совершенно не хочу спать, хотя часы на комоде показывают второй час ночи. В этой липкой духоте все равно не заснешь. Тем более, стоит погасить свет и закрыть глаза, как темные фигуры снова начнут сжимать свое хищное кольцо…
   Я отправилась бесцельно бродить по дому, щелкая выключателями. Без Эдварда он кажется огромным и пустым.
   Наконец ноги привели меня в кухню. А что, подкрепиться не помешает…
   Поиски в холодильнике увенчались успехом. Все ингредиенты для жареной курицы в наличии. В шипении и шкворчании мяса на сковороде было что-то успокаивающее – родной, домашний звук разгонял неуютную тишину.
   Курица пахла так аппетитно, что я начала есть прямо со сковороды, обжигая язык. Но на пятом или шестом куске мясо уже слегка подостыло, и я распробовала, что жую. Челюсти задвигались медленнее. Какой-то странный вкус… Мясо белое, я проверяла, но вдруг все-таки не прожарилось? Я куснула еще, пожевала. Фу! Явно протухло! Подскочив, я выплюнула недоеденный кусок в раковину. От запаха жареной курицы и масла меня вдруг чуть не стошнило. Содержимое сковороды отправилось в мусорное ведро, а я настежь распахнула окно, чтобы прогнать запах. Крепчающий бриз освежил разгоряченную кожу, и стало чуть легче.
   Хотя я вдруг почувствовала полный упадок сил, идти обратно в душную спальню не хотелось. Тогда я пооткрывала все окна в комнате с телевизором и улеглась прямо под ними. Потом включила тот же мюзикл, который мы смотрели с Эдвардом, и благополучно уснула под вступительную песню.
   Когда я открыла глаза, солнце стояло высоко в зените, но проснулась я не от его ярких лучей. Меня разбудили ласковые прохладные руки Эдварда. И сразу скрутило живот, как будто кто-то ткнул мне туда кулаком.
   – Прости! – проводя ледяной ладонью по моему влажному лбу, приговаривал Эдвард. – Все продумано, все продумано… А сам не догадался, что без меня ты тут сваришься. К следующему разу кондиционер поставлю.
   Я едва слышала, что он говорит. Со сдавленным «сейчас!» я попыталась выбраться из объятий.
   Эдвард машинально разжал руки.
   – Белла?
   Прижимая ладонь ко рту, я помчалась в ванную. Мне было так худо, что я даже не сразу заметила прилетевшего следом Эдварда. Теперь он видит, как я скорчилась над унитазом.
   – Белла, что с тобой?
   Я не могла говорить. Он встревоженно убрал мне волосы с лица и подождал, пока я отдышусь.
   – Дурацкая тухлая курица! – простонала я.
   – Ты как? Жива? – голос Эдвард звенел от напряжения.
   – Вроде… – тяжело дыша, прохрипела я. – Просто отравилась. Не смотри. Уйди.
   – Нет уж, Белла.
   – Уходи! – снова застонала я, поднимаясь на ноги, чтобы прополоскать рот. Эдвард помог подняться, не обращая внимания на слабые отпихивания.
   Потом он отнес меня в комнату и бережно усадил на кровать, поддерживая, чтобы я не упала.
   – Отравилась, говоришь?
   – Угу, – промямлила я. – Ночью решила курочку пожарить. Она оказалась испорченной, я ее выкинула. Но пару кусков съесть успела.
   Холодная ладонь опустилась на лоб. Приятно.
   – А сейчас как себя чувствуешь?
   Я прислушалась к ощущениям. Тошнота отпустила, все как в любое другое утро.
   – Нормально. Есть хочется, если честно.
   Эдвард на всякий случай продержал меня еще час впроголодь, заставил выпить большой стакан воды и только потом поджарил яичницу. Я уже вполне пришла в себя, лишь слабость некоторая осталась, оттого что проснулась среди ночи. Эдвард включил «Си-эн-эн» (мало ли, вдруг там Третья мировая в разгаре, а мы прохлаждаемся), и я сонно прилегла к нему на колени.
   Устав от новостей, я повернулась поцеловать Эдварда. И вдруг, как утром, живот скрутило от острой боли. Прижимая руку ко рту, я вскочила и бросилась к кухонной раковине, осознав, что до ванной не добегу.
   Он снова придерживал мне волосы на затылке.
   – Может, вернемся в Рио, покажем тебя врачу? – с тревогой предложил Эдвард, пока я полоскала рот.
   Мотая головой, я сделала шажок в сторону коридора. Врачи, уколы… Нет уж.
   – Сейчас зубы почищу и буду как огурчик.
   Когда запах во рту почти исчез, я пошла перекапывать чемодан в поисках аптечки. Предусмотрительная Элис запасла все, что может понадобиться хрупкому человеческому организму, – бинты, болеутоляющее и – как раз на такой случай – лекарство от расстройства желудка. Надеюсь, поможет, и Эдвард успокоится…
   Тут мне попалось на глаза еще одно средство, уложенное заботливыми руками Элис. Забыв обо всем, я остановившимся взглядом смотрела на голубую коробочку.
   Потом начала подсчитывать. Один раз. Другой. Заново.
   И застыла, как громом пораженная. Голубая коробочка вывалилась из рук обратно в чемодан.
   – Ты хорошо себя чувствуешь? – позвал Эдвард из-за двери. – Или снова тошнит?
   – И да, и нет, – сдавленно откликнулась я.
   – Белла? Впусти меня, пожалуйста. – В голосе звучала тревога.
   – Хо…рошо.
   Я с ошарашенным лицом сидела по-турецки перед раскрытым чемоданом. Эдвард сел рядом со мной. Прохладная рука снова легла мне на лоб.
   – Что случилось?
   – Сколько дней прошло со свадьбы? – прошептала я.
   – Семнадцать, – моментально ответил он. – Белла, да что с тобой такое?
   Я принялась пересчитывать. Подняв палец, чтобы Эдвард не перебивал, я шевелила губами, называя цифры. Прежние подсчеты неверны. Мы здесь, оказывается, дольше, чем я думала. Сбилась, начала заново.
   – Белла! – нетерпеливым шепотом вмешался Эдвард. – Ты меня пугаешь.
   Я попыталась сглотнуть. Не помогло. Тогда я снова нашарила в чемодане голубую коробочку с тампонами и молча показала ее Эдварду.
   – И что? – удивился он. – Хочешь сказать, тебя жестокий ПМС замучил?
   – Нет! – Спазм в горле чуть-чуть ослаб. – Хочу сказать, что у меня задержка уже пять дней.
   Эдвард ничуть не изменился в лице. Как будто не слышал.
   – И отравление, видимо, ни при чем.
   Он не отвечал. Окаменел, как статуя.
   – Кошмары… – пресным голосом бормотала я. – Недосып. Слезы. Еда как не в себя. Все сходится.
   Эдвард смотрел невидящим взглядом, как будто сквозь меня.
   Моя рука непроизвольно дернулась к животу.
   – Ой! – пискнула я.
   Выскользнув из оцепеневших рук Эдварда, я кое-как поднялась. В суматохе даже пижаму переодеть не успела, и теперь, задрав голубую ткань топика, я разглядывала свой живот.
   – Не может быть…
   Я по беременностям, младенцам и прочим подобным радостям, конечно, не специалист, но и не дура. Фильмов и телепередач пересмотрела достаточно, так что прекрасно знаю: все происходит не так. У меня задержка всего пять дней. Если даже я беременна, на фигуре это пока не отразится. И для утренней тошноты слишком рано. Даже перебои со сном и разгулявшийся аппетит – не по графику.
   А уж небольшой, но все же заметный холмик на месте обычно плоского живота – на таком сроке точно не бывает.
   Я повернулась туда-сюда, разглядывая живот под разными углами… Как будто, если найти правильный ракурс, холмик исчезнет. Провела по нему ладонью. Он оказался неожиданно твердым, как камень.
   – Не может быть, – повторила я. Холмик не холмик, задержка не задержка (ясно, что задержка, до сих пор всю жизнь все было четко, день в день), но забеременеть я не могла. Ради всего святого, я не занималась сексом ни с кем, кроме вампира!
   Который окаменел на полу ванной и, похоже, в жизни больше не шевельнется.
   Значит, должно быть другое объяснение. Со мной что-то не так. Загадочная южноамериканская болезнь, по всем симптомам напоминающая ускоренную беременность…
   И тут память услужливо подсунула мне картинку из далекого прошлого, когда я все утро просидела в Интернете, ища информацию. За окном пасмурная мгла, на столе хрипит старенький компьютер, а я жадно глотаю страницы сайта «Вампиры от А до Я». Накануне Джейкоб Блэк, развлекая меня квилетскими легендами, в которые тогда и сам толком не верил, поведал, что Эдвард – вампир. И вот я лихорадочно перескакиваю с ссылки на ссылку, читая мифы о вампирах у разных народов. Данаг у филиппинцев, Эстри у евреев, румынские вараколаки, итальянские Стрегони Бенефици (последняя легенда своим появлением обязана проделкам молодости моего новоиспеченного свекра и его тогдашних приятелей Вольтури – но, сидя на сайте, я об этом понятия не имела)… Легенды делались все менее и менее правдоподобными, и я перестала вчитываться. Помню только отдельные обрывки из последних статей. Сказки, выдуманные в оправдание высокой детской смертности или супружеских измен. «Нет, дорогая, что ты, какая любовница?! А, красотка, украдкой выскользнувшая через черный ход? Так это злой демон, суккуб. Скажи спасибо, что я жив остался!» (С другой стороны, зная, на что способны Таня с сестрами, поневоле призадумаешься…) Для женского пола своя отмазка: «Я тебе изменяю? Да как ты смеешь?! Ну и что, что ты два года провел в море, а я беременна! Это был инкуб… От его таинственных чар нет спасения»…
   То есть инкуб на это способен. Зачать ребенка своей бездыханной жертве.
   Я ошарашенно потрясла головой. Но как же…
   Как же тогда Эсми? А тем более Розали? У вампира не может быть детей. Если бы хоть малейшая возможность существовала, Розали давно ею воспользовалась бы. Инкуб – это сказки.
   С другой стороны… есть все же разница. Розали не в состоянии вынашивать ребенка по той простой причине, что ее организм навеки застыл в том виде, в котором она перешла из мира смертных в мир бессмертия. Он не подвержен изменениям. А женское тело не может не меняться в процессе воспроизводства. Повторяющиеся преображения, связанные с циклом, и куда более серьезные трансформации во время беременности. Тело Розали неизменно.
   Зато мое меняется. И еще как. Я дотронулась до холмика на животе, которого еще вчера и в помине не было.
   А вот мужчины… По большому счету, от полового созревания до смерти особых неожиданностей не предвидится. Вспомнились невесть откуда почерпнутые забавные факты: Чарли Чаплину было за семьдесят, когда у него родился младший сын. У мужчин не тикают биологические часы и не бывает периодов овуляции.
   Как узнать, может ли вампир зачать ребенка, если его спутница жизни не способна к деторождению в принципе? А если проверять теорию с человеческой женщиной, то какому вампиру хватит выдержки оставить партнершу в живых? И какой вампир захочет эту выдержку проявить?
   Я знаю только одного.
   Сознание работало наполовину – часть перебирала факты, теории и обрывочные воспоминания, а другую, ту, что отвечает за мелкую моторику, как будто парализовало. Одеревеневшими губами я пыталась окликнуть Эдварда – пусть объяснит мне наконец, что творится, – и не могла. Хотела подойти к нему, прикоснуться – тело не слушалось. Я только смотрела в ошеломленные глаза своему отражению и прижимала руки к подросшему животу.
   И вдруг, как в недавнем кошмаре, сцена предстала в ином свете. Раз! И зеркало отражает совсем не то, что секунду назад, хотя на самом деле ничего не изменилось.
   А все потому, что изнутри меня легонько толкнули в прижатую к животу ладонь.
   И в этот же миг у Эдварда пронзительно и требовательно зазвонил телефон. Ни Эдвард, ни я не двинулись с места. А телефон не унимался. Я ждала, не убирая ладонь с живота, пытаясь отключиться от навязчивой трели. Лицо в зеркале уже не казалось ошеломленным, скорее, прислушивающимся. Я не сразу заметила, что по щекам катятся молчаливые слезы.
   Телефон разрывался. Почему Эдвард не отвечает? У меня тут такой момент! Наверное, величайший в жизни.
   Дзынь! Дз-зын-нь! Дзз-зынн-нь!
   Наконец терпение лопнуло. Я опустилась рядом с Эдвардом на колени – в тысячу раз осторожнее, чем обычно, следя за каждым движением – и принялась шарить по карманам в поисках телефона. Отчасти я надеялась, что Эдвард «отомрет» и ответит сам, но он не шелохнулся.
   Разглядев на дисплее знакомый номер, я сразу поняла, почему она звонит.
   – Привет, Элис. – Голос не прорезался. Пришлось откашляться.
   – Белла? Белла, у тебя все нормально?
   – Да. Э-э… А Карлайл близко?
   – Близко. Что случилось?
   – Я… не до конца… уверена.
   – С Эдвардом ничего? – тревожно спросила она. Потом, отвернувшись от трубки, позвала Карлайла, а меня, не дожидаясь ответа на первый вопрос, тут же огорошила вторым: – Почему Эдвард сам не подошел?
   – Не знаю точно.
   – Белла, что у вас творится? Я только что увидела…
   – Что увидела?
   Она не ответила.
   – Вот, даю Карлайла, – наконец проговорила Элис.
   Мне в вены как будто ледяную воду впрыснули. Если Элис привиделся зеленоглазый малыш с ангельским личиком у меня на руках, почему мне об этом не сказать?
   На ту долю секунды, что Карлайл брал трубку, перед глазами заплясало придуманное для Элис видение. Крохотный прелестный малыш, даже прелестнее, чем зеленоглазик в моих снах. Крошечная копия Эдварда. По венам, прогоняя лед, побежало приятное тепло.
   – Белла, это Карлайл. Что случилось?
   – Я… – А что ответить? Вдруг он посмеется над моими рассуждениями, решит, что я спятила? Или может, это очередной цветной сон? – Я… Меня беспокоит Эдвард. У вампиров бывает ступор?
   – Его ранили? – Голос на том конце сразу стал четким и собранным.
   – Нет-нет, – успокоила я. – Просто… застали врасплох.
   – Белла, я не понимаю.
   – Я… кажется… может быть… по-моему, я… – Так, глубокий вдох. – Беременна.
   И как будто в подтверждение, меня снова пихнули изнутри. Рука тут же дернулась к животу.
   Карлайл умолк. Потом в нем заговорил профессионал.
   – Когда началась последняя менструация?
   – За шестнадцать дней до свадьбы. – После всех подсчетов-пересчетов я могла утверждать с уверенностью.
   – Как ты себя чувствуешь?
   – Странно. – Голос дрогнул. Из глаз опять закапали слезы. – Вы, наверное, решите, что у девочки не все дома, потому что я и сама знаю, на таком сроке не бывает… Может, я и правда с ума сошла? Мне снятся странные сны, я без конца ем, плачу, меня тошнит… и, честное-пречестное, у меня сейчас что-то толкнулось в животе.
   Эдвард вскинул голову.
   Я облегченно вздохнула.
   С белым застывшим лицом он протянул руку за телефоном.
   – Э-э… Эдвард хочет с вами поговорить.
   – Давай, – отрывисто отозвался Карлайл.
   Я вложила телефон в протянутую руку, не уверенная, правда, что Эдвард в силах произнести хоть слово.
   Он прижал трубку к уху и едва слышно прошептал:
   – Такое может быть?
   Долгое время он слушал, глядя в пространство отрешенным взглядом.
   – А Белла? – Свободной рукой Эдвард притянул меня поближе к себе.
   В ответ снова пространные объяснения, которые Эдвард выслушал молча, потом проговорил:
   – Да. Да, хорошо.
   Он нажал «отбой» и тут же набрал другой номер.
   – Что Карлайл говорит? – не выдержала я.
   – Что ты, видимо, беременна, – безжизненно прошелестел Эдвард.
   По спине пробежала теплая дрожь. Крохотный комочек внутри шевельнулся.
   – А теперь ты кому звонишь?
   – В аэропорт. Мы летим домой.
   Больше часа Эдвард провел на телефоне. Судя по всему, организовывал обратный перелет, хотя я об этом могла только догадываться, поскольку по-английски не было сказано ни слова. Разговор велся сквозь зубы, и со стороны казалось, что Эдвард ругается.
   Одновременно он собирал вещи. Яростным вихрем носился по комнате, оставляя после себя не разруху, а идеальный порядок. Не глядя, бросил на кровать какой-то из моих нарядов, и я поняла, что пора одеваться. Он в это время продолжал выяснять отношения по телефону, судорожно жестикулируя.
   Не в силах выносить эту кипучую энергию, я потихоньку вышла из комнаты. От его маниакальной сосредоточенности меня замутило, но не как во время утренней тошноты. Просто слегка не по себе. Надо переждать где-нибудь в тихом уголке. Оледеневший, ничего не видящий вокруг Эдвард меня слегка пугал.
   Так я снова очутилась на кухне. Ухватив с полки пакет крендельков, я рассеянно отправляла их в рот один за другим, глядя в окно на песок, скалы, пальмы и океан в лучах слепящего солнца.
   Внутри беспокойно толкнулись.
   – Конечно. Я тоже не хочу уезжать.
   Отклика изнутри не последовало, и я снова уставилась за окно.
   – Не понимаю… Что в этом такого?
   Да, неожиданно. Да, ошеломительно. Но разве плохо?
   Нет.
   Тогда почему Эдвард как с цепи сорвался? Кто, в конце концов, требовал срочно играть свадьбу, я или он?
   Я попыталась рассуждать здраво.
   В общем-то, не так уж трудно предположить, почему он решил сию секунду везти нас домой. Чтобы Карлайл меня посмотрел и окончательно развеял сомнения – хотя какие уж тут сомнения? Зато, может, он сумеет объяснить, почему я вдруг настолько «глубоко» беременна, что и живот виден, и шевеление чувствуется. Это ведь не нормально…
   И тут меня осенило! Он беспокоится за малыша. Я до этой стадии еще не дошла. Мозги медленнее работают, в голове пока только одна счастливая картинка – я качаю на руках изумительно красивого младенца с зелеными, как у Эдварда, глазами (у него были зеленые, до того как он стал вампиром). Надеюсь, он будет копией Эдварда, а не моей.
   Забавно, как неожиданно и резко эта картинка заслонила остальные мысли. Мир перевернулся после того самого первого толчка. Раньше на свете существовал только один человек, без которого я не смогу жить. Теперь их двое. Это не значит, что моя любовь раскололась пополам и поделилась между ними, нет. Наоборот, сердце как будто стало вдвое больше, выросло, чтобы вместить и ту любовь, и эту. Наполнилось любовью до краев. Даже голова слегка закружилась.
   Я никогда не понимала боль и обиду Розали. Не представляла себя матерью, не ощущала материнских чувств. Поэтому мне было легче легкого заверить Эдварда, что без сожаления откажусь ради него от возможности иметь детей. Я и правда так думала. Дети как таковые не вызывали у меня теплых чувств. Орущие, вечно все пачкающие создания. С ними и не пообщаешься толком. Когда я просила у Рене братика, имелся в виду старший брат. Чтобы он обо мне заботился, а не наоборот.
   Но этот ребенок, наш с Эдвардом, совсем другое дело.
   Он нужен мне как воздух. Это не выбор, это необходимость.
   Наверное, у меня никудышное воображение. Я и представить не могла, как мне понравится замужем, пока не вышла замуж на самом деле. Так и с ребенком. Не могла представить, что захочу детей, пока не оказалась перед фактом…
   Я накрыла живот ладонью, надеясь почувствовать еще толчок, и по щекам заструились слезы.
   – Белла?
   Голос меня насторожил. Слишком холодный, слишком осмотрительный. И глаза такие же – пустые, жесткие.
   И тут он заметил, что я плачу.
   – Белла! – Эдвард стрелой пронесся через кухню и прижал ладони к моему лицу. – Где болит?
   – Нет, нет…
   Он притянул меня к себе.
   – Не бойся. Через шестнадцать часов мы будем дома. Все образуется. Карлайл подготовит что нужно. Мы примем меры, все будет хорошо, все будет в порядке…