Дома Мо включила телевизор и уселась на кровать. Мерфи – рядом. Почему-то ей было очень грустно. Скоро опять наступит Рождество, а Маркус Бишоп так и не появился. Сколько раз она звонила в его офис и ответ получала один и тот же: «Мистера Бишопа нет в городе».
– Черт с тобой, мистер Маркус Бишоп! Что же ты за человек, если подбросил мне своего пса и забыл о нем? К чему тогда были все эти разговоры о том, что ты его любишь? Он скучает по тебе. – Проклятие, она сходит с ума. Нужно прекратить размышлять вслух, не то это плохо кончится.
Мерфи лизнул ее в щеку, дотронулся лапой до ее груди.
– Забудь, что я только что сказала, Мерфи. Маркус любит тебя – я знаю, что любит. Он не забыл тебя. Наверное, он все еще в больнице. Я думаю, что это были только слова, когда он говорил, что привык к инвалидному креслу и оно его не беспокоит. На самом деле беспокоит. А что, если им пришлось ампутировать ему ноги? О Господи! – застонала она. Мерфи заскулил. – Не думай об этом, Мерфи. Ничего подобного случиться не могло. Я бы почувствовала.
Мо заснула. Она так устала. Устала ждать, устала волноваться, устала плакать…
***
– Что ты собираешься делать, дорогая? спросила Хелен Эймс, когда Мо вошла в офис.
– Я собираюсь пойти наверх на кухню и приготовить шоколадный кекс. Ма, сегодня двадцатое декабря, осталось пять дней до Рождества. Вы с папой молодцы, что все-таки решили поехать во Флориду. А мы с Мерфи останемся здесь. Может быть, я отвезу его в Черри-Хилл, чтобы он Рождество провел дома. Я должна сделать это для него. А вы поезжайте во Флориду, только не заставляй папу носить клетчатые штаны и шапочку с помпоном.
– Хорошо, не буду. Мо, ты действительно хочешь провести Рождество одна с собакой?
– Да, действительно. Я хочу как следует побездельничать. Поезжай, ма. Позвоните мне, когда приедете. Ездите осторожно, почаще останавливайтесь.
– Спокойной ночи, Мо.
– Желаю приятного путешествия, ма.
Утром двадцать третьего декабря Мо проснулась рано, выпустила Мерфи на улицу, поджарила себе яичницу с беконом и торопливо проглотила. Ночью ей снилось, что она поехала в Черри-Хилл, купила елку, украсила ее, приготовила праздничный ужин для себя и для Мерфи и… и тут она проснулась. Ну что ж, почему бы не осуществить свой сон?
– Иди домой, мальчик, и собери свои вещи. Мы поедем покупать елку, большую, до потолка. Завтра ровно год, как я тебя встретила, и мы должны отпраздновать это.
***
К вечеру Mo приехала в дом Маркуса. Как и раньше, она проползла через собачью дверцу. Еле втащила елку. Целый час девушка устанавливала елку, украшала ее лампочками и игрушками. На парадную дверь она повесила венок с огромным красным бантом. Вокруг него разместила цветы молочая. «Все, как в прошлый раз, – печально подумала она. – Не хватает только Маркуса».
Мо прибрала в комнатах, испекла пирог и приготовила жаркое.
Ночь провела она на кушетке – не могла заставить себя спать в постели Маркуса.
***
Наступило серое утро сочельника. Небо было затянуто тучами. Казалось, что идет снег, хотя синоптики утверждали, что Рождество в этом году не будет белым. В синих джинсах, кроссовках и теплой фланелевой рубашке Мо начала готовить праздничный обед. Дом наполнился запахами жареного лука, сладких пирожков в духовке. Она взглянула на подарки под елкой: подарки от матери, которые та просила ее не открывать раньше времени, подарки для Мерфи и подарок для Маркуса. Она оставит его здесь, когда они уедут после Нового года.
Сливовый пудинг, приготовленный на скорую руку, остывал на столе. Мо сунула индейку в духовку. Цветная капуста с кунжутными семечками ждала своей очереди. Мо бросила грустный взгляд на стол, накрытый на одного человека, и пошла в гостиную смотреть телевизор.
Вдруг Мерфи соскочил с кушетки, зарычал и начал носиться по комнате. Встревоженная, Мо выглянула из окна. На улице никого не было. Девушка включила все лампы, даже те, что были на елке. Зачем, она и сама не знала. Из предосторожности она заперла все двери и окна. Но Мерфи продолжал рычать и бегать туда-сюда. Шерсть на его спине встала дыбом. Потом собака вдруг завизжала и залезла под стул. Мо закрыла шторы и включила прожекторы. Ей сделалось страшно. Позвать полицию? Но что она им скажет? Что собака странно себя ведет? Проклятие! Мерфи поднял такой жуткий вой, что Мо охватила паника. Возможно, пес не обучен защищать дом и хозяина. Она ведь никогда не пыталась это проверить. Для нее он был просто большим животным, безоглядно ее любящим. Девушка проверила все замки и запоры. Все двери были закрыты, но ей от этого спокойнее не стало. Вдруг снаружи раздался грохот. Мо вооружилась кухонным ножом и чугунной сковородой и приготовилась к обороне. Мерфи выскочил из-под стула и снова стал носиться по дому. Мо поняла, что пес хочет выскочить на улицу, но сказала: «Нельзя», – и он послушался. Она ждала. Ручка дверцы повернулась. Там кто-то был. Что делать? Выскользнуть через парадную дверь и добежать до джипа? А как же Мерфи? Она не может его бросить.
Вдруг с собачьей дверцы слетели планки. Мо похолодела. Мерфи завыл. Она встала слева от дверцы: в одной руке – сковорода, в другой – нож.
И тут из собачьей дверцы показалась голова.
– Маркус! Что вы делаете в собачьей дыре? – Мо облегченно вздохнула.
– Все двери заперты. Я застрял. А какого черта делаете здесь вы? Да еще с моей собакой.
– Я привезла его домой на Рождество. Он скучал по вас. Я думала… Вы могли бы позвонить, Маркус, или прислать открытку. Клянусь Богом, я думала, что вы умерли на операционном столе. В вашем офисе никто ничего не знал. Хотя бы одну жалкую открытку. Мне пришлось съехать с квартиры, потому что там не разрешают держать животных. Я бросила свой офис – ради вашей собаки. Ну, вот она, забирайте ее. Я ухожу, и знаете что: мне наплевать, если вы застрянете здесь навсегда. Вы отняли у меня год жизни. Это несправедливо и гнусно. У вас нет оправданий, и даже если есть, я не хочу их слушать.
– Откройте эту проклятую дверцу! Ну же!
– Счастливо оставаться, Маркус Бишоп!
– Послушайте, подождите! Давайте спокойно все обсудим. Всему можно найти объяснение.
– Желаю веселого Рождества! Обед в духовке. Елка в гостиной, наряженная, а на входной двери висит венок. Ваша собака здорова. Больше мне здесь делать нечего.
– Вы не можете оставить меня торчать здесь!
– Держу пари, что могу. Думаете сыграть на моем чувстве жалости? Не получится. Это вы заставили меня торчать с вашей собакой. Вы еще больший подонок, чем Кейт. А я, глупая, поверила вам.
– Морга-а-н!
Мо выбежала из дома и захлопнула дверь. Мерфи завыл. Она наклонилась к нему.
– Извини. Ты останешься с ним. Я люблю тебя – ты прекрасный друг. Я никогда не забуду, что ты спас мне жизнь. Время от времени я буду присылать тебе стейки. А ты присматривай за этим… большим болваном, слышишь? – Она обняла пса так крепко, что тот взвизгнул.
Маркус нагнал Мо у гаража.
– Вы выслушаете меня, хотите вы этого или нет! Смотрите на меня, когда я разговариваю с вами, – прорычал Маркус Бишоп, разворачивая ее к себе.
Ее гнев и враждебность мгновенно испарились.
– Маркус, вы на ногах! Это прекрасно! – Но ее гнев вернулся так же быстро, как исчез. – Однако это не извиняет ваше молчание на целых девять месяцев.
– Послушайте, я посылал открытки и цветы. Писал письма. Каким образом, черт возьми, я мог узнать, что вы переехали?
– Вы даже не сказали мне, в какой вы больнице. Я звонила до умопомрачения. В вашем офисе мне ничего не хотели сообщать. А на почте за доллар вам бы дали мой новый адрес. Вы подумали об этом?
– Нет, я подумал… В общем, я подумал, что вы скрываетесь от меня. Я потерял вашу визитную карточку. Я был обескуражен, когда узнал, что вы переехали. Простите меня. Я все это время мечтал, что когда-нибудь войду в дом ваших родителей в канун Рождества и встану у елки рядом с вами. Моя операция оказалась не прогулкой по парку, как расписывал мне ее хирург. Пришлось делать вторую операцию. Терапия была такой болезненной, что я не знал, на каком я свете. Я не жалуюсь, просто объясняю. Вот и все. Если вы хотите оставить себе Мерфи, оставьте. Я не знал, что он… так вас любит. Будь я проклят, я тоже люблю вас!
– Любите?
– Люблю. Я все время думал только о вас. Это единственное, что меня поддерживало. Я даже проехал сегодня мимо корейского магазинчика, и знаете что? Взгляните на это! – Он протянул ей кипу открыток и конвертов. – Оказывается, они не умеют читать по-английски. Они думали, что вы приедете и заберете почту. Сказали, что им нравились цветы, которые я посылал.
– Маркус! – Мо взяла письма. – А как вы выбрались из этой собачьей дверцы?
Маркус фыркнул.
– Меня вытолкнул Мерфи. Может быть, пойдем в дом и поговорим, как два цивилизованных человека, которые любят друг друга?
– Я не сказала, что люблю вас.
– Так скажите! – взревел он.
– О'кей, о'кей, я люблю вас.
– А что еще?
– Я думаю, что мы оба любим вашу собаку.
– Мы будем жить счастливо, даже если я буду богатым и красивым?
– О да, но это не важно. Я полюбила вас, когда вы были в инвалидном кресле. А как работают все ваши… части?
– Давайте проверим.
Мерфи бежал за ними, виляя хвостом.
– Я перенесу тебя через порог.
– О Маркус, не надо!
– Иногда ты слишком много болтаешь.
Он поцеловал ее так, как еще никогда не целовал раньше.
– Мне нравится. Поцелуй еще… еще… еще…
– Черт с тобой, мистер Маркус Бишоп! Что же ты за человек, если подбросил мне своего пса и забыл о нем? К чему тогда были все эти разговоры о том, что ты его любишь? Он скучает по тебе. – Проклятие, она сходит с ума. Нужно прекратить размышлять вслух, не то это плохо кончится.
Мерфи лизнул ее в щеку, дотронулся лапой до ее груди.
– Забудь, что я только что сказала, Мерфи. Маркус любит тебя – я знаю, что любит. Он не забыл тебя. Наверное, он все еще в больнице. Я думаю, что это были только слова, когда он говорил, что привык к инвалидному креслу и оно его не беспокоит. На самом деле беспокоит. А что, если им пришлось ампутировать ему ноги? О Господи! – застонала она. Мерфи заскулил. – Не думай об этом, Мерфи. Ничего подобного случиться не могло. Я бы почувствовала.
Мо заснула. Она так устала. Устала ждать, устала волноваться, устала плакать…
***
– Что ты собираешься делать, дорогая? спросила Хелен Эймс, когда Мо вошла в офис.
– Я собираюсь пойти наверх на кухню и приготовить шоколадный кекс. Ма, сегодня двадцатое декабря, осталось пять дней до Рождества. Вы с папой молодцы, что все-таки решили поехать во Флориду. А мы с Мерфи останемся здесь. Может быть, я отвезу его в Черри-Хилл, чтобы он Рождество провел дома. Я должна сделать это для него. А вы поезжайте во Флориду, только не заставляй папу носить клетчатые штаны и шапочку с помпоном.
– Хорошо, не буду. Мо, ты действительно хочешь провести Рождество одна с собакой?
– Да, действительно. Я хочу как следует побездельничать. Поезжай, ма. Позвоните мне, когда приедете. Ездите осторожно, почаще останавливайтесь.
– Спокойной ночи, Мо.
– Желаю приятного путешествия, ма.
Утром двадцать третьего декабря Мо проснулась рано, выпустила Мерфи на улицу, поджарила себе яичницу с беконом и торопливо проглотила. Ночью ей снилось, что она поехала в Черри-Хилл, купила елку, украсила ее, приготовила праздничный ужин для себя и для Мерфи и… и тут она проснулась. Ну что ж, почему бы не осуществить свой сон?
– Иди домой, мальчик, и собери свои вещи. Мы поедем покупать елку, большую, до потолка. Завтра ровно год, как я тебя встретила, и мы должны отпраздновать это.
***
К вечеру Mo приехала в дом Маркуса. Как и раньше, она проползла через собачью дверцу. Еле втащила елку. Целый час девушка устанавливала елку, украшала ее лампочками и игрушками. На парадную дверь она повесила венок с огромным красным бантом. Вокруг него разместила цветы молочая. «Все, как в прошлый раз, – печально подумала она. – Не хватает только Маркуса».
Мо прибрала в комнатах, испекла пирог и приготовила жаркое.
Ночь провела она на кушетке – не могла заставить себя спать в постели Маркуса.
***
Наступило серое утро сочельника. Небо было затянуто тучами. Казалось, что идет снег, хотя синоптики утверждали, что Рождество в этом году не будет белым. В синих джинсах, кроссовках и теплой фланелевой рубашке Мо начала готовить праздничный обед. Дом наполнился запахами жареного лука, сладких пирожков в духовке. Она взглянула на подарки под елкой: подарки от матери, которые та просила ее не открывать раньше времени, подарки для Мерфи и подарок для Маркуса. Она оставит его здесь, когда они уедут после Нового года.
Сливовый пудинг, приготовленный на скорую руку, остывал на столе. Мо сунула индейку в духовку. Цветная капуста с кунжутными семечками ждала своей очереди. Мо бросила грустный взгляд на стол, накрытый на одного человека, и пошла в гостиную смотреть телевизор.
Вдруг Мерфи соскочил с кушетки, зарычал и начал носиться по комнате. Встревоженная, Мо выглянула из окна. На улице никого не было. Девушка включила все лампы, даже те, что были на елке. Зачем, она и сама не знала. Из предосторожности она заперла все двери и окна. Но Мерфи продолжал рычать и бегать туда-сюда. Шерсть на его спине встала дыбом. Потом собака вдруг завизжала и залезла под стул. Мо закрыла шторы и включила прожекторы. Ей сделалось страшно. Позвать полицию? Но что она им скажет? Что собака странно себя ведет? Проклятие! Мерфи поднял такой жуткий вой, что Мо охватила паника. Возможно, пес не обучен защищать дом и хозяина. Она ведь никогда не пыталась это проверить. Для нее он был просто большим животным, безоглядно ее любящим. Девушка проверила все замки и запоры. Все двери были закрыты, но ей от этого спокойнее не стало. Вдруг снаружи раздался грохот. Мо вооружилась кухонным ножом и чугунной сковородой и приготовилась к обороне. Мерфи выскочил из-под стула и снова стал носиться по дому. Мо поняла, что пес хочет выскочить на улицу, но сказала: «Нельзя», – и он послушался. Она ждала. Ручка дверцы повернулась. Там кто-то был. Что делать? Выскользнуть через парадную дверь и добежать до джипа? А как же Мерфи? Она не может его бросить.
Вдруг с собачьей дверцы слетели планки. Мо похолодела. Мерфи завыл. Она встала слева от дверцы: в одной руке – сковорода, в другой – нож.
И тут из собачьей дверцы показалась голова.
– Маркус! Что вы делаете в собачьей дыре? – Мо облегченно вздохнула.
– Все двери заперты. Я застрял. А какого черта делаете здесь вы? Да еще с моей собакой.
– Я привезла его домой на Рождество. Он скучал по вас. Я думала… Вы могли бы позвонить, Маркус, или прислать открытку. Клянусь Богом, я думала, что вы умерли на операционном столе. В вашем офисе никто ничего не знал. Хотя бы одну жалкую открытку. Мне пришлось съехать с квартиры, потому что там не разрешают держать животных. Я бросила свой офис – ради вашей собаки. Ну, вот она, забирайте ее. Я ухожу, и знаете что: мне наплевать, если вы застрянете здесь навсегда. Вы отняли у меня год жизни. Это несправедливо и гнусно. У вас нет оправданий, и даже если есть, я не хочу их слушать.
– Откройте эту проклятую дверцу! Ну же!
– Счастливо оставаться, Маркус Бишоп!
– Послушайте, подождите! Давайте спокойно все обсудим. Всему можно найти объяснение.
– Желаю веселого Рождества! Обед в духовке. Елка в гостиной, наряженная, а на входной двери висит венок. Ваша собака здорова. Больше мне здесь делать нечего.
– Вы не можете оставить меня торчать здесь!
– Держу пари, что могу. Думаете сыграть на моем чувстве жалости? Не получится. Это вы заставили меня торчать с вашей собакой. Вы еще больший подонок, чем Кейт. А я, глупая, поверила вам.
– Морга-а-н!
Мо выбежала из дома и захлопнула дверь. Мерфи завыл. Она наклонилась к нему.
– Извини. Ты останешься с ним. Я люблю тебя – ты прекрасный друг. Я никогда не забуду, что ты спас мне жизнь. Время от времени я буду присылать тебе стейки. А ты присматривай за этим… большим болваном, слышишь? – Она обняла пса так крепко, что тот взвизгнул.
Маркус нагнал Мо у гаража.
– Вы выслушаете меня, хотите вы этого или нет! Смотрите на меня, когда я разговариваю с вами, – прорычал Маркус Бишоп, разворачивая ее к себе.
Ее гнев и враждебность мгновенно испарились.
– Маркус, вы на ногах! Это прекрасно! – Но ее гнев вернулся так же быстро, как исчез. – Однако это не извиняет ваше молчание на целых девять месяцев.
– Послушайте, я посылал открытки и цветы. Писал письма. Каким образом, черт возьми, я мог узнать, что вы переехали?
– Вы даже не сказали мне, в какой вы больнице. Я звонила до умопомрачения. В вашем офисе мне ничего не хотели сообщать. А на почте за доллар вам бы дали мой новый адрес. Вы подумали об этом?
– Нет, я подумал… В общем, я подумал, что вы скрываетесь от меня. Я потерял вашу визитную карточку. Я был обескуражен, когда узнал, что вы переехали. Простите меня. Я все это время мечтал, что когда-нибудь войду в дом ваших родителей в канун Рождества и встану у елки рядом с вами. Моя операция оказалась не прогулкой по парку, как расписывал мне ее хирург. Пришлось делать вторую операцию. Терапия была такой болезненной, что я не знал, на каком я свете. Я не жалуюсь, просто объясняю. Вот и все. Если вы хотите оставить себе Мерфи, оставьте. Я не знал, что он… так вас любит. Будь я проклят, я тоже люблю вас!
– Любите?
– Люблю. Я все время думал только о вас. Это единственное, что меня поддерживало. Я даже проехал сегодня мимо корейского магазинчика, и знаете что? Взгляните на это! – Он протянул ей кипу открыток и конвертов. – Оказывается, они не умеют читать по-английски. Они думали, что вы приедете и заберете почту. Сказали, что им нравились цветы, которые я посылал.
– Маркус! – Мо взяла письма. – А как вы выбрались из этой собачьей дверцы?
Маркус фыркнул.
– Меня вытолкнул Мерфи. Может быть, пойдем в дом и поговорим, как два цивилизованных человека, которые любят друг друга?
– Я не сказала, что люблю вас.
– Так скажите! – взревел он.
– О'кей, о'кей, я люблю вас.
– А что еще?
– Я думаю, что мы оба любим вашу собаку.
– Мы будем жить счастливо, даже если я буду богатым и красивым?
– О да, но это не важно. Я полюбила вас, когда вы были в инвалидном кресле. А как работают все ваши… части?
– Давайте проверим.
Мерфи бежал за ними, виляя хвостом.
– Я перенесу тебя через порог.
– О Маркус, не надо!
– Иногда ты слишком много болтаешь.
Он поцеловал ее так, как еще никогда не целовал раньше.
– Мне нравится. Поцелуй еще… еще… еще…