Узнав об этом от пленных, Эссекс незамедлительно послал Уолтеру Рейли приказ форсировать пролив и захватить эти сокровища.
Тут, однако, удача отвернулась от победоносных полководцев: опередил их герцог Медина - Сидония. По его приказу испанские капитаны сами подожгли свои корабли. Когда вскоре после захода солнца целая флотилия шлюпок и несколько самых маневренных английских фрегатов под парусами двинулись в сторону порта, огромное зарево поднялось над Кадисом. На глазах Рейли двенадцать галеонов пошли ко дну, а вокруг пылали торговые суда, барки, бригантины и каравеллы, тоже охваченные пожаром.
Среди жуткого гула пламени, шипения воды, кипевшей у бортов, в замешательстве, которое охватило английские корабли, которые впопыхах спускали паруса и бросали якоря, чтобы держаться подальше от огня, незаметно сумела прорваться лишь одна двухпалубная испанская каравелла. Ее капитан ловко маневрировал в тени под самым берегом, обогнул короткий каменный волнолом, пользуясь попутным бризом проскользнул под высоченными стенами крепости и направился к выходу из бухты. Он был почти уверен, что пока никто не заметил его бегства. В двух милях впереди открывалось море. Теперь у него было девять шансов из десяти, что удастся ускользнуть.
Но оглянувшись в последний раз, на фоне зарева он разглядел высокие мачты и паруса какого-то корабля. Вглядевшись получше, без всяких сомнений убедился, что корабль не испанский, и скомандовал, чтобы канониры стали наготове у пушек с тлеющими фитилями, но запретил стрелять, пока сам не даст сигнала открыть огонь. Он не знал еще, преследуют ли их, и решил убедиться в этом в подходящий момент. Отступать он не собирался. Нужно было добраться до Мадейры, чтобы предупредить Золотой флот о том, что произошло в Кадисе, а преждевременные залпы могли привлечь на его шею с полдюжины англичан из Пуэрто де Санта Мария. Только этого ему и не хватало: на борту была лишь часть экипажа, матросов едва хватало для выполнения простейших маневров, а пушкарей - для обслуживания орудий лишь по одному борту. Две другие вахты пребывали на берегу, высланные за аммуницией и продовольствием.
Он все же надеялся, что когда удалится достаточно, то расправится с чужим кораблем за пару секунд, а потом пусть англичане его догоняют! Ночь будет темная...
Через полчаса каравелла вышла из залива, перебрасопила реи и легла курсом на юго-восток. Паруса английского корабля продолжали маячить за её кормой, но все больше оставались позади и отстали уже настолько, что их не достали бы даже выстрелы из самых дальнобойных орудий.
"- Тем лучше, - подумал капитан. - Меньше чем через час он исчезнет из виду."
Но через час англичанин даже несколько приблизился. Не настолько, чтобы оказаться в пределах досягаемости тяжелых пушек каравеллы, но достаточно, чтобы видеть её и следить за её маневрами.
Теперь стало несомненно: это погоня. Погоня не слишком грозная, ибо неприятель держался осторожно, уважительно, что указывало на его слабость. Но погоня совершенно нежелательная, поскольку - продлись она дольше - могла выдать английскому капитану цель, и уж во всяком случае направление, в котором направлялась каравелла.
Ее капитан спешил. Спасение Золотого флота не терпело отлагательств. Нужно было застать его в Фуншале на Мадейре, от которой отделяло больше шестисот миль по прямой, то есть примерно трое - четверо суток плавания. Но не сумей он до утра отделаться от англичанина, тот мог бы развернуться и уведомить английских адмиралов о своих наблюдениях. Не подлежало сомнению, что столь быстро доставленная информация вместе с показаниями пленных, взятых в Кадисе, облегчили бы английскому флоту нападение на конвой, и притом превосходящими силами.
Потому надлежало либо обмануть упрямого капитана, держа курс прямо на запад, к Азорам, либо подманить его поближе и уничтожить орудийным огнем.
Капитан каравеллы испробовал для начала этот второй способ. Приказал чуть-чуть подобрать паруса, в надежде, что англичанин не заметит этого вовремя. Но тот оказался бдителен и сделал то же самое. Скорость обоих кораблей уменьшилась с десяти до семи, потом даже до пяти узлов, но расстояние между ними оставалось почти неизменным.
В полночь испанец был сыт этим по горло. Его людям был нужен отдых, ему же приходилось держать весь свой скудный экипаж в неустанном напряжении. Кроме того, он терял драгоценное время. Терял понапрасну, а преследователь вовсе не спешил, времени у него, видимо, было достаточно, как и людей, чтобы сменять вахты.
Каравелла вновь перебрасопила реи и вязла курс на Азоры. Ветер теперь дул прямо с кормы, и её капитан надеялся, что английский корабль не выдержит в таких условиях соревнования в скорости.
И ошибся. На рассвете тот был меньше чем в полутора милях за кормой. Оставалось утешаться тем, что по крайней мере его сбили с верного курса и оттягивают все дальше от Кадиса, а сами ненамного удлинняют путь. Только утешение было слабым, тем более что ветер сменился северным, а потому гораздо более выгодным англичанину для обратного пути. Только тот ещё и не думал возвращаться...
Лучи восходящего солнца слепили испанцев. Долго невозможно было разглядеть английский корабль, который маневрировал таким образом, чтобы как можно дольше пользоваться этим преимуществом. Только когда солнечный диск понялся выше над горизонтом, тот показался вновь. Он сильно приблизился, и на вершинах его мачт стали видны флаги. Испанский рулевой, одаренный исключительно острым зрением, с удивлением убедился, что флаги французские.
- Англичанин или француз - один черт, - отмахнулся его капитан.
Но этот черт кроме цветов Франции нес на гротмачте свой собственный флаг, который также в конце концов был замечен и распознан. Черный флаг с золотой куницей.
Тем временем в Кадисе, окончательно захваченном вместе с соседними местечками, портами и усадьбами после четырнадцатичасовой битвы, армия и флот королевы Елизаветы праздновали свой триумф. Лавры победы на водах залива принадлежали Рейли, зато Эссекс победил на суше. Он же отдавал теперь приказы и железной рукой укротил бесчинства своих солдат в побежденном городе. Истинно по-рыцарски пощадил соборы и духовенство, и даже велел перевезти на сушу три тысячи монашек, которые спасались на острове де Леон. Его уважали за это и друзья, и враги; лишь в глазах Елизаветы эти поступки поначалу не нашли признания.
В конце концов Кадис все равно был разрушен, разграблен до основания и сожжен. Нужно все же признать, что граф сопротивлялся столь варварскому поведению так долго, как мог, а продолжалось это почти две недели.
Все это время на военном совете шли упорные споры и дискуссии. Эссекс хотел укрепить цитадель и город, чтобы оставаться в нем до дальнейших указаний королевы. Когда этот проект отклонили, предложил экспедицию вглубь страны, и прежде всего марш на Севилью. Но и на это не последовало согласия Хоуарда и Рейли. Чтобы перетянуть этого последнего на свою сторону, в конце концов он подал мысль о захвате в море оставшейся части Золотого флота.
Рейли колебался; Хоуард решительно отказал.
В конце концов решено было возвращаться в Англию, погрузив добычу из драгоценностей, оружия и ценных товаров, и выкуп, взятый с города. Эссекс был разочарован: правда, Испании нанесли болезненный удар, но её мощь отнюдь не была сломлена.
Некоторым утешением для графа стал захват на обратном пути в португальском городе Фаро, в провинции Альгарве, превосходной библиотеки епископа Григория Осориуса. Но и эта удачная вылазка на берег, увенчавшаяся немалой добычей, не подвигла адмиралов на более крупные действиям. Флот и армия вернулись в Англию.
Тут граф Эссекс стал кумиром толпы. Его удачливая тактика (которая, по правде говоря, была почти исключительно заслугой Рейли), несомненная отвага и благородство разрастались до масштабов романтической легенды. На улицах Лондона его приветствовали восторженными овациями, в его честь слагали мадригалы и распевали рыцарские баллады. Только королева встретила его упреками, поскольку прежде всего подвела баланс трофеев и затрат на экспедицию. Баланс, который вызвал у неё взрыв ярости.
Экипировка кораблей, снаряжение войск и расходы на их жалование поглотили пятьдесят тысяч фунтов. В то же время доля казны в добыче составила меньше тринадцати тысяч. При этом лорд Хоуард домогался от неё ещё двух тысяч фунтов для уплаты жалования морякам, а Эссекс - выплаты оставшегося жалования солдатам.
Графу было заявлено, что он не получит ни пенса. С самого начала она предвидела, что все, кроме нее, сделают себе состояние на этой затее. Куда же девались миллионы, в утрате которых признались испанцы? - спрашивала она. Откуда взялись драгоценности и ценнейшие товары, которыми завалили Лондон? Кто её лишил жемчужных ожерелий, перстней, золотых цепей и брильянтовых пуговиц, которыми теперь торговали ювелиры? Чьи сундуки распухли от денег, полученных от продажи кожаных мешков с ртутью, паков сахара, бочек вина, тюков атласа и парчи?
Она обвиняла Рейли, подозревала Хоуарда и Эссекса, капитанов кораблей и командиров отрядов обвиняла в краже, а своих чиновников - в коррупции. Вдобавок до неё дошли слухи о переходе нескольких корсарских кораблей под знамена Генриха IY. Она требовала их выдачи вместе с трофеями, которые безусловно были огромными. Но Генрих отказал; он наверняка получил свою часть, а корсары были нужны ему самому.
Эссекс сохранял необычайное спокойствие и сдержанность. И защищал своих солдат, имея за спиной как войска гентри, так и мещанство с духовенством. Но эта его популярность раздражала Елизавету. Королева не согласилась на проведение по всей стране благодарственных молебнов за победу, ограничив эти торжества лишь соборами в Лондоне. Во - первых она имела претензии к Господу Богу за то, что тот позволил испанцам сжечь и затопить галеоны с серебром и золотом, во - вторых чувствовала себя обиженной, когда во время проповеди в соборе Святого Павла слишком превозносили Эссекса, сравнивая его с Александром Македонским и Гектором.
Больше всего задели графа её язвительные замечания и насмешки над его стратегическими замыслами, отклоненными Хоуардом. Но тут судьба дала ему полное удовлетворение: вскоре в Лондон пришла весть, что Золотой флот в составе тридцати шести судов, груз которых представлял круглую сумму в двадцать миллионов пистолей, вошел в порт Лиссабона. Казалось бесспорным, что послушайся Хоуард и Рейли советов Эссекса, эти сокровища попали бы в их руки.
ГЛАВА XYI
Когда Мартен в зареве пылающих испанских галеонов заметил ускользавший из порта корабль, который с первого взгляда опознал как "Санта Крус", ему показалось, что сердце у него разорвется. "Зефир" в этот миг неторопливо разворачивался вокруг брошенного с носа якоря, а паруса его громко трепетали, подобранные на все шкоты. В этих условиях, дополнительно усложненных сутолокой среди английских фрегатов, которые поспешно бросали якоря, чтобы не попасть в район пожара, маневр, имевший целью погоню за Рамиресом, оказался особенно труден. Мартен опасался, что не успеет; что "Санта Крус" или исчезнет во тьме, или будет замечен с военных кораблей Рейли, стоявших на рейде. В первом случае где его потом искать, во втором как рассчитывать на встречу с ним один на один?
Не отвечая на распросы Марии Франчески, которая почти угадала, что его так взволновало, Ян подозвал Стефана Грабинского, в нескольких словах сообщил ему, в чем дело, и послал на нос с целой вахтой экипажа. После короткой паузы, пока две вахты брасопили реи и выбирали шкоты, услышал его решительные, быстрые команды, и скрип проворачиваемого кабестана. Одновременно почувствовал, что "Зефир" подтягивается на якорной цепи и уже слушается руля. У него промелькнула мысль, что если там на носу вовремя не управятся, корабль вновь развернется на сто восемьдесят градусов и тогда несомненно столкнется с соседней бригантиной, которая продолжала приближаться, волоча свои якоря по дну. Ничего поделать он не мог. Все зависело от трезвого расчета Стефана и ловкости команды.
Паруса "Зефира" уже поймали порыв бриза, когда Стефан крикнул:
- Якорь встал! Встал!
И сразу после этого:
- Якорь чист!
- Выбирайте скорее! - рявкнул Мартен.
Но торопить не требовалось. Кабестан поворачивался ещё пару секунд, пока не остановился.
- Якорь под клюзом! - раздался голос Стефана.
"Зефир" набирал ход, разошелся в нескольких ярдах с бригантиной, с которой размахивали кулаками и сыпали проклятиями, опасаясь за сохранность рей, а потом развернулся за каравеллой, скользившей в тени под берегом.
Мартен видел светлое пятно её парусов, и ему этого хватало; не хотел пока подходить слишком близко, во - первых - чтобы не подставлять "Зефир" под испанские ядра, если бы Рамиресу пришла в голову безумная мысль затеять схватку в заливе, во - вторых - не желая его преждевременно настораживать.
Лишь теперь он повернулся к сеньорите, которая не вняла его просьбам оставаться в каюте и с начала битвы торчала на палубе. В душе он восхищался её отвагой и спокойствием. С каменным, застывшим лицом она смотрела на уничтожение Второй Армады, на пылающие корабли и рушащиеся здания, на кровавые столкновения высаживавшихся войск с отрядами испанской пехоты. Гром орудий, вой пролетавших ядер, свист мушкетных пуль, крик и стоны сражающихся и раненых, казалось, на неё не действовали. Время от времени она хмурила брови, втягивая нежными ноздрями резкий запах пороха и дыма. Когда пришло известие о галеонах с серебром и золотом, укрывшихся во внутреннем порту, и сразу после этого - приказ окружить их и отбуксировать в залив, глаза её сверкнули и на щеках проступил румянец. А увидев, что испанцы опередили врагов и без колебаний подожгли свои сокровища, топнула ногой.
- Por Dios, non son hombres - son demonios! - восхищенно воскликнула она.
- - -----------
* Господи, это не люди, а демоны! (исп.)
- Ба, да они только на это и способны, - возразил Мартен. - У них хватает золота, чтобы его топить, и хватает невольников в Новой Кастилии, чтобы добыть ещё больше его из-под земли.
Она презрительно покосилась на него.
- А вы способны только грабить! - отрезала она.
Но её презрительный тон сразу исчез, когда она увидела маневрировавшую каравеллу. Предчувствие сказало ей больше, чем облик корабля, а внезапное волнение, отразившееся на лице Мартена, укрепило её в догадках. Но она захотела услышать подтверждение из его собственных уст.
- Да, - наконец сказал он, когда "Зефир" вслед за беглецом вырвался на простор залива. - Это "Санта Крус". Командует им Бласко де Рамирес. И он бежит. Но ему не скрыться от меня.
Мария Франческа испепелила его взглядом.
- Знай он, что это ты за ним гонишься, наверняка бы вернулся.
- И я так думаю, - с усмешкой кивнул он. - И потому узнает он об этом только в нужный момент. Я бы хотел, чтобы он узнал и о твоем присутствии на "Зефире", чтобы тебя увидел. И лучше всего в том самом роскошном пурпурном платье, которое сейчас на тебе, - добавил он, окидывая её пылающим взглядом.
- Ты очень хороша, Мария, - продолжал он. - А это платье как нельзя больше подходит для такого случая: она цвета крови, и его видно издалека. Будет неплохо, если ты наденешь его и завтра: Бласко наверняка заметит тебя на палубе...
- Рассчитываешь, что он не будет стрелять по "Зефиру"? спросила она.
- Рассчитываю, что честь идальго не позволит ему бежать, - отрезал он. - Я не стану привязывать тебя к мачте, чтобы удержать его от атаки.
- Очень благородно с твоей стороны, - с иронией заметила она. - Я надену завтра это платье.
Прежде чем оба корабля миновали Илха де Леон, у Мартена был уже готов план действий. Он легко сообразил, что двенадцать галеонов, пылавших сейчас в Кадисе, не могли составлять весь Золотой флот. Значит остальные наверняка большая часть конвоя - должны были зайти либо в Сан Лукар де Барранеда или Лиссабон, либо находилась в пути, либо ожидали эскорта в порту Терсейры на Азорах. Бласко де Рамирес наверняка знал, где их искать. Так что он спасал не только собственную шкуру, а спешил заодно уведомить комодора Золотого флота и портовые власти о том, что произошло.
Мартен предвидел, что если "Санта Крус" направится в направлении северном или северо - западном, нужно будет атаковать его немедленно, что конечно представляло немалый риск, но во всяком случае давало определенные шансы на успех. Если же направится он к западу, спешить будет некуда, а шансы на выигрыш сильно возрастут.
Напряженно ожидал он решения своего врага, и когда каравелла перебрасопила реи, чтобы взять курс на юго-запад, облегченно вздохнул.
- Плывут к Азорам, - сообщил он Стефану. - Им от нас не уйти. Времени достаточно, чтобы их помучить. Полагаю, они не слишком хорошо готовы к этому путешествию. Постараемся его разнообразить и продлить по мере возможности. А пока можешь поспать; с утра у тебя будет много работы.
Но Стефан заявил, что спать не будет. Затеянная игра поглотила его без остатка; он желал следить за её развитием от начала и до конца.
- В таком случае я сам немного отдохну, - согласился Мартен. - Мне кажется, что в развлечении, которое нас ожидает, достаточное количество сна может сыграть не менее важную роль, чем достаточный запас пороха и ядер.
Он положил руку на плечо Стефана и серьезно сказал:
- Я тебе доверяю. Доверяю настолько, что буду спать спокойно. Знаешь, какова дальнобойность испанских орудий?
- Разумеется, - ответил Грабинский, взволнованный его словами. - Они ведут прицельный огонь на три четверти мили.
- Значит будешь держаться в миле за кормой этой каравеллы. Не ближе и не дальше. Если вдруг Рамирес изменит курс на северный, ляжет в дрейф или развернется, если заметишь любой другой корабль поблизости, словом, если вдруг произойдет любое серьезное изменение общей обстановки, тут же меня разбудишь. Я могу на тебя положиться, верно?
- Совершенно верно, капитан.
Он почувствовал сильное пожатие руки на своем плече и теплое чувство волной поднялось от сердца к горлу. Мартен в первый раз вверял ему таким образом и "Зефир", и собственную судьбу.
Когда он удалился, Грабинский украдкой протер увлажнившиеся глаза, а потом, набрав полную грудь воздуха, громко рассмеялся, давая выход распиравшей его радости.
Впрочем, он тут же взял себя в руки. Подумал, что на нем лежит ответственность, которую ни на миг нельзя недооценивать. Ночь была темна, а верное определение расстояния до "Санта Крус" и наблюдение за его маневрами требовали максимального внимания и сосредоточенности.
- Держите курс вслед за каравеллой, - сказал он боцману, стоявшему рядом. - Я иду на бак.
- Держать за каравеллой, - повторил как положено тот.
Грабинский спустился на шкафут, миновал гротмачту, у которой нес службу Клопс, потом фокмачту с дремавшим под ней Славном, и наконец взобрался по трапу на носовую палубу и выше - на надстройку, где застал Тессари.
- Что нового? - полюбопытствовал Цирюльник.
Стефан сказал, что Мартен у себя в каюте.
- Оставил тебя на вахте? - догадался тот.
- Да, - подтвердил Грабинский.
- Будь спокоен, мы тебе поможем, если понадобится. Что мне делать?
Стефана тронули эти слова, и особенно дружеский тон, каким они были произнесены.
- Спасибо, Тессари, - ответил он. - Я из вас самый младший...
- Это здесь не при чем, - буркнул Цирюльник. - Знаете вы куда больше меня.
- До сих пор мы были на "ты", - сказал Стефан. - Даже стань я кормчим "Зефира", хотел бы, чтобы так и оставалось. А ведь я им ещё не стал.
- Полагаю, что уже стал, - буркнул Цирюльник. - Так и должно быть. Мартену было четырнадцать лет, когда он стал помощником у своего отца, и восемнадцать, когда принял после него командование. Там его злейший враг сказал он, помолчав и указав кивком на паруса "Санта Крус". - Это будет схватка не на жизнь, а на смерть. Надеюсь, капитан выйдет из неё победителем.
Грабинский ошеломленно взглянул на него. До тех пор ему и в голову не приходило, что могло случиться иначе. Тессари заметил впечатление, которое произвели его слова.
- Капитан все ставит на карту, - пояснил он. - Счастье на его стороне, но он не считается с тем, что имеет дело с мошенником. Будь игра честной...Но речь идет ещё и о сеньорите, и - черт возьми - у Рамиреса нужно следить за руками, иначе...
Он умолк, не договорив. Вновь взглянул в сторону каравеллы, которая, казалось, замедляла ход. Стефан тоже это заметил.
- Мы должны держаться ровно в миле от них, - сказал он. Возвращаюсь на корму.
По дороге он отдал краткие команды Перси и Клопсу. Верхние паруса немного подобрали. Вскоре вновь понадобилось выбрать их гитовы и гордени, а потом подобрать и несколько нижних. Лот показывал восемь узлов, потом пять.
- Тянутся, как мухи в смоле, - заметил кто-то за плечами Грабинского.
- Видно хочется немного с нами поговорить, - ответил другой.
- Поговорим днем, - рассмеялся первый. - Громкий выйдет разговор!
- Я думаю! Уж Поцеха прочтет им проповедь!
- Через дула наших фальконетов, чтобы лучше понимали.
- Да что там, мы им жестами объясним, что нам нужно, отозвался ещё один. - Я такой разговор предпочитаю лицом к лицу, у них на палубе.
Каравелла, казалось, ложилась в дрейф несмотря на свежий ветер, дувший прямо в корму. Продолжалось это уже почти два часа, и Стефан начал подозревать, что в поведении Рамиреса кроется какой-то подвох. В полночь он уже собрался будить Мартена, когда "Санта крус" перебрасопил реи, повернув прямо
- 254 - на запад, и увеличил скорость. "Зефир" сделал то же самое и эта неспешная погоня продолжалась до самого рассвета.
Когда Мартен, свежий и отдохнувший, вышел на палубу и приказал поднять на мачту французские флаги вместо английских, добавив к ним также свой собственный флаг, Стефан Грабинский спросил о смысле этой замены.
- Переходим на службу Генриха де Бурбона, - услышал он в ответ. Теперь мы будем только союзниками Англии, поскольку непосредственная опека Елизаветы слишком дорого нам обходится. Король Франции не требует от своих корсаров столь многого.
Стефану пока этого было достаточно. О подробностях он не спрашивал; полагал, что если Мартен принял такое решение, оно должно быть верным. Все, что слышал он о Беарнце, склоняло его симпатии к этому героическому вождю, который собственным мужеством добыл королевство и корону. В ту минуту, впрочем, его больше занимали текущие события - то, что казалось ему приключением в сто раз интереснее и увлекательнее, чем смена корсарского патента и флага.
"Санта Крус" разворачивался! Его высокие надстройки, бочкообразный корпус и толстые мачты уже кренились в повороте, а реи разворачивались на бейдевинд.
Мартен с ироничной усмешкой приглядывался к этому неуклюжему маневру. Только когда каравелла, дрейфуя по ветру, повернулась наконец носом к "Зефиру", скомандовал разворот.
- Покажите им, как это нужно делать! - крикнул он своим боцманам, становясь за штурвал и беря двумя руками его рукояти.
Грабинский собрался бежать на нос, но Ян его удержал.
- Не нужно. Последи отсюда, что будет.
И действительно, это казалось образцом ловкости. Рулевое колесо в руках Мартена повернулось вправо, остановилось, покатилось влево и снова замерло на месте. В соответствии с этими импульсами "Зефир", накрененный на левый борт, резко принял под ветер, его реи и паруса развернулись, как распростертые крылья птицы, которая одним их движением меняет направление полета, мачты качнулись вправо, а стройный корпус пересек собственный пенистый след, замыкая петлю. Весь поворот на фордевинд был закончен, прежде чем на "Санта Крус" успели закрепить шкоты.
Мартен блеснул зубами в широкой улыбке, отдал руль вахтенному боцману и повернулся к Стефану.
- Ни один испанский корабль не способен на такой маневр, - похвастался он, и добавил: - И мало какой другой тоже.
- Это правда, - восторженно признал юноша. - Только чайки могут состязаться с "Зефиром". С вами никому не сравниться!
- Ты преувеличиваешь, - без особого убеждения возразил Ян. - Тессари удалось бы проделать то же самое, а ты будешь управлять кораблем не хуже, освоившись с экипажем.
В этот миг с носовой надстройки "Санта Крус" сверкнула короткая вспышка пламени в облачке дыма, раздался грохот орудия и наконец плеск ядра, упавшего в море в нескольких десятках ярдов за кормой "Зефира".
Почти одновременно в дверях настройки показалась Мария Франческа. На ней было то самое платье из пурпурного атласа, украшенное высоким воротником из брабантских кружев. В нем она походила на прекрасный экзотический цветок. Мартен окинул её восхищенным взглядом; Грабинский потупил взор, словно пораженный ослепительностью этого зрелища. Она же, сознавая впечатление, которое производит, некоторое время стояла у них на виду, обводя взглядом горизонт, словно в поисках каравеллы.
- Я слышала выстрел, - наконец сказала она. - Что тут происходит?
- Командор де Рамирес теряет терпение, - сказал Стефан.
- И боеприпасы, - добавил Мартен. - Это потому, что он не выспался.
Все трое теперь смотрели на каравеллу, которая оставалась все дальше позади по правому борту. Мартена явно осенила какая-то новая мысль, ибо он опять усмехнулся.
- Не стоит его разочаровывать, - сказал он. - Попробуем взять такой курс, чтобы он не терял надежды. - И велел взять больше вправо.
Тут, однако, удача отвернулась от победоносных полководцев: опередил их герцог Медина - Сидония. По его приказу испанские капитаны сами подожгли свои корабли. Когда вскоре после захода солнца целая флотилия шлюпок и несколько самых маневренных английских фрегатов под парусами двинулись в сторону порта, огромное зарево поднялось над Кадисом. На глазах Рейли двенадцать галеонов пошли ко дну, а вокруг пылали торговые суда, барки, бригантины и каравеллы, тоже охваченные пожаром.
Среди жуткого гула пламени, шипения воды, кипевшей у бортов, в замешательстве, которое охватило английские корабли, которые впопыхах спускали паруса и бросали якоря, чтобы держаться подальше от огня, незаметно сумела прорваться лишь одна двухпалубная испанская каравелла. Ее капитан ловко маневрировал в тени под самым берегом, обогнул короткий каменный волнолом, пользуясь попутным бризом проскользнул под высоченными стенами крепости и направился к выходу из бухты. Он был почти уверен, что пока никто не заметил его бегства. В двух милях впереди открывалось море. Теперь у него было девять шансов из десяти, что удастся ускользнуть.
Но оглянувшись в последний раз, на фоне зарева он разглядел высокие мачты и паруса какого-то корабля. Вглядевшись получше, без всяких сомнений убедился, что корабль не испанский, и скомандовал, чтобы канониры стали наготове у пушек с тлеющими фитилями, но запретил стрелять, пока сам не даст сигнала открыть огонь. Он не знал еще, преследуют ли их, и решил убедиться в этом в подходящий момент. Отступать он не собирался. Нужно было добраться до Мадейры, чтобы предупредить Золотой флот о том, что произошло в Кадисе, а преждевременные залпы могли привлечь на его шею с полдюжины англичан из Пуэрто де Санта Мария. Только этого ему и не хватало: на борту была лишь часть экипажа, матросов едва хватало для выполнения простейших маневров, а пушкарей - для обслуживания орудий лишь по одному борту. Две другие вахты пребывали на берегу, высланные за аммуницией и продовольствием.
Он все же надеялся, что когда удалится достаточно, то расправится с чужим кораблем за пару секунд, а потом пусть англичане его догоняют! Ночь будет темная...
Через полчаса каравелла вышла из залива, перебрасопила реи и легла курсом на юго-восток. Паруса английского корабля продолжали маячить за её кормой, но все больше оставались позади и отстали уже настолько, что их не достали бы даже выстрелы из самых дальнобойных орудий.
"- Тем лучше, - подумал капитан. - Меньше чем через час он исчезнет из виду."
Но через час англичанин даже несколько приблизился. Не настолько, чтобы оказаться в пределах досягаемости тяжелых пушек каравеллы, но достаточно, чтобы видеть её и следить за её маневрами.
Теперь стало несомненно: это погоня. Погоня не слишком грозная, ибо неприятель держался осторожно, уважительно, что указывало на его слабость. Но погоня совершенно нежелательная, поскольку - продлись она дольше - могла выдать английскому капитану цель, и уж во всяком случае направление, в котором направлялась каравелла.
Ее капитан спешил. Спасение Золотого флота не терпело отлагательств. Нужно было застать его в Фуншале на Мадейре, от которой отделяло больше шестисот миль по прямой, то есть примерно трое - четверо суток плавания. Но не сумей он до утра отделаться от англичанина, тот мог бы развернуться и уведомить английских адмиралов о своих наблюдениях. Не подлежало сомнению, что столь быстро доставленная информация вместе с показаниями пленных, взятых в Кадисе, облегчили бы английскому флоту нападение на конвой, и притом превосходящими силами.
Потому надлежало либо обмануть упрямого капитана, держа курс прямо на запад, к Азорам, либо подманить его поближе и уничтожить орудийным огнем.
Капитан каравеллы испробовал для начала этот второй способ. Приказал чуть-чуть подобрать паруса, в надежде, что англичанин не заметит этого вовремя. Но тот оказался бдителен и сделал то же самое. Скорость обоих кораблей уменьшилась с десяти до семи, потом даже до пяти узлов, но расстояние между ними оставалось почти неизменным.
В полночь испанец был сыт этим по горло. Его людям был нужен отдых, ему же приходилось держать весь свой скудный экипаж в неустанном напряжении. Кроме того, он терял драгоценное время. Терял понапрасну, а преследователь вовсе не спешил, времени у него, видимо, было достаточно, как и людей, чтобы сменять вахты.
Каравелла вновь перебрасопила реи и вязла курс на Азоры. Ветер теперь дул прямо с кормы, и её капитан надеялся, что английский корабль не выдержит в таких условиях соревнования в скорости.
И ошибся. На рассвете тот был меньше чем в полутора милях за кормой. Оставалось утешаться тем, что по крайней мере его сбили с верного курса и оттягивают все дальше от Кадиса, а сами ненамного удлинняют путь. Только утешение было слабым, тем более что ветер сменился северным, а потому гораздо более выгодным англичанину для обратного пути. Только тот ещё и не думал возвращаться...
Лучи восходящего солнца слепили испанцев. Долго невозможно было разглядеть английский корабль, который маневрировал таким образом, чтобы как можно дольше пользоваться этим преимуществом. Только когда солнечный диск понялся выше над горизонтом, тот показался вновь. Он сильно приблизился, и на вершинах его мачт стали видны флаги. Испанский рулевой, одаренный исключительно острым зрением, с удивлением убедился, что флаги французские.
- Англичанин или француз - один черт, - отмахнулся его капитан.
Но этот черт кроме цветов Франции нес на гротмачте свой собственный флаг, который также в конце концов был замечен и распознан. Черный флаг с золотой куницей.
Тем временем в Кадисе, окончательно захваченном вместе с соседними местечками, портами и усадьбами после четырнадцатичасовой битвы, армия и флот королевы Елизаветы праздновали свой триумф. Лавры победы на водах залива принадлежали Рейли, зато Эссекс победил на суше. Он же отдавал теперь приказы и железной рукой укротил бесчинства своих солдат в побежденном городе. Истинно по-рыцарски пощадил соборы и духовенство, и даже велел перевезти на сушу три тысячи монашек, которые спасались на острове де Леон. Его уважали за это и друзья, и враги; лишь в глазах Елизаветы эти поступки поначалу не нашли признания.
В конце концов Кадис все равно был разрушен, разграблен до основания и сожжен. Нужно все же признать, что граф сопротивлялся столь варварскому поведению так долго, как мог, а продолжалось это почти две недели.
Все это время на военном совете шли упорные споры и дискуссии. Эссекс хотел укрепить цитадель и город, чтобы оставаться в нем до дальнейших указаний королевы. Когда этот проект отклонили, предложил экспедицию вглубь страны, и прежде всего марш на Севилью. Но и на это не последовало согласия Хоуарда и Рейли. Чтобы перетянуть этого последнего на свою сторону, в конце концов он подал мысль о захвате в море оставшейся части Золотого флота.
Рейли колебался; Хоуард решительно отказал.
В конце концов решено было возвращаться в Англию, погрузив добычу из драгоценностей, оружия и ценных товаров, и выкуп, взятый с города. Эссекс был разочарован: правда, Испании нанесли болезненный удар, но её мощь отнюдь не была сломлена.
Некоторым утешением для графа стал захват на обратном пути в португальском городе Фаро, в провинции Альгарве, превосходной библиотеки епископа Григория Осориуса. Но и эта удачная вылазка на берег, увенчавшаяся немалой добычей, не подвигла адмиралов на более крупные действиям. Флот и армия вернулись в Англию.
Тут граф Эссекс стал кумиром толпы. Его удачливая тактика (которая, по правде говоря, была почти исключительно заслугой Рейли), несомненная отвага и благородство разрастались до масштабов романтической легенды. На улицах Лондона его приветствовали восторженными овациями, в его честь слагали мадригалы и распевали рыцарские баллады. Только королева встретила его упреками, поскольку прежде всего подвела баланс трофеев и затрат на экспедицию. Баланс, который вызвал у неё взрыв ярости.
Экипировка кораблей, снаряжение войск и расходы на их жалование поглотили пятьдесят тысяч фунтов. В то же время доля казны в добыче составила меньше тринадцати тысяч. При этом лорд Хоуард домогался от неё ещё двух тысяч фунтов для уплаты жалования морякам, а Эссекс - выплаты оставшегося жалования солдатам.
Графу было заявлено, что он не получит ни пенса. С самого начала она предвидела, что все, кроме нее, сделают себе состояние на этой затее. Куда же девались миллионы, в утрате которых признались испанцы? - спрашивала она. Откуда взялись драгоценности и ценнейшие товары, которыми завалили Лондон? Кто её лишил жемчужных ожерелий, перстней, золотых цепей и брильянтовых пуговиц, которыми теперь торговали ювелиры? Чьи сундуки распухли от денег, полученных от продажи кожаных мешков с ртутью, паков сахара, бочек вина, тюков атласа и парчи?
Она обвиняла Рейли, подозревала Хоуарда и Эссекса, капитанов кораблей и командиров отрядов обвиняла в краже, а своих чиновников - в коррупции. Вдобавок до неё дошли слухи о переходе нескольких корсарских кораблей под знамена Генриха IY. Она требовала их выдачи вместе с трофеями, которые безусловно были огромными. Но Генрих отказал; он наверняка получил свою часть, а корсары были нужны ему самому.
Эссекс сохранял необычайное спокойствие и сдержанность. И защищал своих солдат, имея за спиной как войска гентри, так и мещанство с духовенством. Но эта его популярность раздражала Елизавету. Королева не согласилась на проведение по всей стране благодарственных молебнов за победу, ограничив эти торжества лишь соборами в Лондоне. Во - первых она имела претензии к Господу Богу за то, что тот позволил испанцам сжечь и затопить галеоны с серебром и золотом, во - вторых чувствовала себя обиженной, когда во время проповеди в соборе Святого Павла слишком превозносили Эссекса, сравнивая его с Александром Македонским и Гектором.
Больше всего задели графа её язвительные замечания и насмешки над его стратегическими замыслами, отклоненными Хоуардом. Но тут судьба дала ему полное удовлетворение: вскоре в Лондон пришла весть, что Золотой флот в составе тридцати шести судов, груз которых представлял круглую сумму в двадцать миллионов пистолей, вошел в порт Лиссабона. Казалось бесспорным, что послушайся Хоуард и Рейли советов Эссекса, эти сокровища попали бы в их руки.
ГЛАВА XYI
Когда Мартен в зареве пылающих испанских галеонов заметил ускользавший из порта корабль, который с первого взгляда опознал как "Санта Крус", ему показалось, что сердце у него разорвется. "Зефир" в этот миг неторопливо разворачивался вокруг брошенного с носа якоря, а паруса его громко трепетали, подобранные на все шкоты. В этих условиях, дополнительно усложненных сутолокой среди английских фрегатов, которые поспешно бросали якоря, чтобы не попасть в район пожара, маневр, имевший целью погоню за Рамиресом, оказался особенно труден. Мартен опасался, что не успеет; что "Санта Крус" или исчезнет во тьме, или будет замечен с военных кораблей Рейли, стоявших на рейде. В первом случае где его потом искать, во втором как рассчитывать на встречу с ним один на один?
Не отвечая на распросы Марии Франчески, которая почти угадала, что его так взволновало, Ян подозвал Стефана Грабинского, в нескольких словах сообщил ему, в чем дело, и послал на нос с целой вахтой экипажа. После короткой паузы, пока две вахты брасопили реи и выбирали шкоты, услышал его решительные, быстрые команды, и скрип проворачиваемого кабестана. Одновременно почувствовал, что "Зефир" подтягивается на якорной цепи и уже слушается руля. У него промелькнула мысль, что если там на носу вовремя не управятся, корабль вновь развернется на сто восемьдесят градусов и тогда несомненно столкнется с соседней бригантиной, которая продолжала приближаться, волоча свои якоря по дну. Ничего поделать он не мог. Все зависело от трезвого расчета Стефана и ловкости команды.
Паруса "Зефира" уже поймали порыв бриза, когда Стефан крикнул:
- Якорь встал! Встал!
И сразу после этого:
- Якорь чист!
- Выбирайте скорее! - рявкнул Мартен.
Но торопить не требовалось. Кабестан поворачивался ещё пару секунд, пока не остановился.
- Якорь под клюзом! - раздался голос Стефана.
"Зефир" набирал ход, разошелся в нескольких ярдах с бригантиной, с которой размахивали кулаками и сыпали проклятиями, опасаясь за сохранность рей, а потом развернулся за каравеллой, скользившей в тени под берегом.
Мартен видел светлое пятно её парусов, и ему этого хватало; не хотел пока подходить слишком близко, во - первых - чтобы не подставлять "Зефир" под испанские ядра, если бы Рамиресу пришла в голову безумная мысль затеять схватку в заливе, во - вторых - не желая его преждевременно настораживать.
Лишь теперь он повернулся к сеньорите, которая не вняла его просьбам оставаться в каюте и с начала битвы торчала на палубе. В душе он восхищался её отвагой и спокойствием. С каменным, застывшим лицом она смотрела на уничтожение Второй Армады, на пылающие корабли и рушащиеся здания, на кровавые столкновения высаживавшихся войск с отрядами испанской пехоты. Гром орудий, вой пролетавших ядер, свист мушкетных пуль, крик и стоны сражающихся и раненых, казалось, на неё не действовали. Время от времени она хмурила брови, втягивая нежными ноздрями резкий запах пороха и дыма. Когда пришло известие о галеонах с серебром и золотом, укрывшихся во внутреннем порту, и сразу после этого - приказ окружить их и отбуксировать в залив, глаза её сверкнули и на щеках проступил румянец. А увидев, что испанцы опередили врагов и без колебаний подожгли свои сокровища, топнула ногой.
- Por Dios, non son hombres - son demonios! - восхищенно воскликнула она.
- - -----------
* Господи, это не люди, а демоны! (исп.)
- Ба, да они только на это и способны, - возразил Мартен. - У них хватает золота, чтобы его топить, и хватает невольников в Новой Кастилии, чтобы добыть ещё больше его из-под земли.
Она презрительно покосилась на него.
- А вы способны только грабить! - отрезала она.
Но её презрительный тон сразу исчез, когда она увидела маневрировавшую каравеллу. Предчувствие сказало ей больше, чем облик корабля, а внезапное волнение, отразившееся на лице Мартена, укрепило её в догадках. Но она захотела услышать подтверждение из его собственных уст.
- Да, - наконец сказал он, когда "Зефир" вслед за беглецом вырвался на простор залива. - Это "Санта Крус". Командует им Бласко де Рамирес. И он бежит. Но ему не скрыться от меня.
Мария Франческа испепелила его взглядом.
- Знай он, что это ты за ним гонишься, наверняка бы вернулся.
- И я так думаю, - с усмешкой кивнул он. - И потому узнает он об этом только в нужный момент. Я бы хотел, чтобы он узнал и о твоем присутствии на "Зефире", чтобы тебя увидел. И лучше всего в том самом роскошном пурпурном платье, которое сейчас на тебе, - добавил он, окидывая её пылающим взглядом.
- Ты очень хороша, Мария, - продолжал он. - А это платье как нельзя больше подходит для такого случая: она цвета крови, и его видно издалека. Будет неплохо, если ты наденешь его и завтра: Бласко наверняка заметит тебя на палубе...
- Рассчитываешь, что он не будет стрелять по "Зефиру"? спросила она.
- Рассчитываю, что честь идальго не позволит ему бежать, - отрезал он. - Я не стану привязывать тебя к мачте, чтобы удержать его от атаки.
- Очень благородно с твоей стороны, - с иронией заметила она. - Я надену завтра это платье.
Прежде чем оба корабля миновали Илха де Леон, у Мартена был уже готов план действий. Он легко сообразил, что двенадцать галеонов, пылавших сейчас в Кадисе, не могли составлять весь Золотой флот. Значит остальные наверняка большая часть конвоя - должны были зайти либо в Сан Лукар де Барранеда или Лиссабон, либо находилась в пути, либо ожидали эскорта в порту Терсейры на Азорах. Бласко де Рамирес наверняка знал, где их искать. Так что он спасал не только собственную шкуру, а спешил заодно уведомить комодора Золотого флота и портовые власти о том, что произошло.
Мартен предвидел, что если "Санта Крус" направится в направлении северном или северо - западном, нужно будет атаковать его немедленно, что конечно представляло немалый риск, но во всяком случае давало определенные шансы на успех. Если же направится он к западу, спешить будет некуда, а шансы на выигрыш сильно возрастут.
Напряженно ожидал он решения своего врага, и когда каравелла перебрасопила реи, чтобы взять курс на юго-запад, облегченно вздохнул.
- Плывут к Азорам, - сообщил он Стефану. - Им от нас не уйти. Времени достаточно, чтобы их помучить. Полагаю, они не слишком хорошо готовы к этому путешествию. Постараемся его разнообразить и продлить по мере возможности. А пока можешь поспать; с утра у тебя будет много работы.
Но Стефан заявил, что спать не будет. Затеянная игра поглотила его без остатка; он желал следить за её развитием от начала и до конца.
- В таком случае я сам немного отдохну, - согласился Мартен. - Мне кажется, что в развлечении, которое нас ожидает, достаточное количество сна может сыграть не менее важную роль, чем достаточный запас пороха и ядер.
Он положил руку на плечо Стефана и серьезно сказал:
- Я тебе доверяю. Доверяю настолько, что буду спать спокойно. Знаешь, какова дальнобойность испанских орудий?
- Разумеется, - ответил Грабинский, взволнованный его словами. - Они ведут прицельный огонь на три четверти мили.
- Значит будешь держаться в миле за кормой этой каравеллы. Не ближе и не дальше. Если вдруг Рамирес изменит курс на северный, ляжет в дрейф или развернется, если заметишь любой другой корабль поблизости, словом, если вдруг произойдет любое серьезное изменение общей обстановки, тут же меня разбудишь. Я могу на тебя положиться, верно?
- Совершенно верно, капитан.
Он почувствовал сильное пожатие руки на своем плече и теплое чувство волной поднялось от сердца к горлу. Мартен в первый раз вверял ему таким образом и "Зефир", и собственную судьбу.
Когда он удалился, Грабинский украдкой протер увлажнившиеся глаза, а потом, набрав полную грудь воздуха, громко рассмеялся, давая выход распиравшей его радости.
Впрочем, он тут же взял себя в руки. Подумал, что на нем лежит ответственность, которую ни на миг нельзя недооценивать. Ночь была темна, а верное определение расстояния до "Санта Крус" и наблюдение за его маневрами требовали максимального внимания и сосредоточенности.
- Держите курс вслед за каравеллой, - сказал он боцману, стоявшему рядом. - Я иду на бак.
- Держать за каравеллой, - повторил как положено тот.
Грабинский спустился на шкафут, миновал гротмачту, у которой нес службу Клопс, потом фокмачту с дремавшим под ней Славном, и наконец взобрался по трапу на носовую палубу и выше - на надстройку, где застал Тессари.
- Что нового? - полюбопытствовал Цирюльник.
Стефан сказал, что Мартен у себя в каюте.
- Оставил тебя на вахте? - догадался тот.
- Да, - подтвердил Грабинский.
- Будь спокоен, мы тебе поможем, если понадобится. Что мне делать?
Стефана тронули эти слова, и особенно дружеский тон, каким они были произнесены.
- Спасибо, Тессари, - ответил он. - Я из вас самый младший...
- Это здесь не при чем, - буркнул Цирюльник. - Знаете вы куда больше меня.
- До сих пор мы были на "ты", - сказал Стефан. - Даже стань я кормчим "Зефира", хотел бы, чтобы так и оставалось. А ведь я им ещё не стал.
- Полагаю, что уже стал, - буркнул Цирюльник. - Так и должно быть. Мартену было четырнадцать лет, когда он стал помощником у своего отца, и восемнадцать, когда принял после него командование. Там его злейший враг сказал он, помолчав и указав кивком на паруса "Санта Крус". - Это будет схватка не на жизнь, а на смерть. Надеюсь, капитан выйдет из неё победителем.
Грабинский ошеломленно взглянул на него. До тех пор ему и в голову не приходило, что могло случиться иначе. Тессари заметил впечатление, которое произвели его слова.
- Капитан все ставит на карту, - пояснил он. - Счастье на его стороне, но он не считается с тем, что имеет дело с мошенником. Будь игра честной...Но речь идет ещё и о сеньорите, и - черт возьми - у Рамиреса нужно следить за руками, иначе...
Он умолк, не договорив. Вновь взглянул в сторону каравеллы, которая, казалось, замедляла ход. Стефан тоже это заметил.
- Мы должны держаться ровно в миле от них, - сказал он. Возвращаюсь на корму.
По дороге он отдал краткие команды Перси и Клопсу. Верхние паруса немного подобрали. Вскоре вновь понадобилось выбрать их гитовы и гордени, а потом подобрать и несколько нижних. Лот показывал восемь узлов, потом пять.
- Тянутся, как мухи в смоле, - заметил кто-то за плечами Грабинского.
- Видно хочется немного с нами поговорить, - ответил другой.
- Поговорим днем, - рассмеялся первый. - Громкий выйдет разговор!
- Я думаю! Уж Поцеха прочтет им проповедь!
- Через дула наших фальконетов, чтобы лучше понимали.
- Да что там, мы им жестами объясним, что нам нужно, отозвался ещё один. - Я такой разговор предпочитаю лицом к лицу, у них на палубе.
Каравелла, казалось, ложилась в дрейф несмотря на свежий ветер, дувший прямо в корму. Продолжалось это уже почти два часа, и Стефан начал подозревать, что в поведении Рамиреса кроется какой-то подвох. В полночь он уже собрался будить Мартена, когда "Санта крус" перебрасопил реи, повернув прямо
- 254 - на запад, и увеличил скорость. "Зефир" сделал то же самое и эта неспешная погоня продолжалась до самого рассвета.
Когда Мартен, свежий и отдохнувший, вышел на палубу и приказал поднять на мачту французские флаги вместо английских, добавив к ним также свой собственный флаг, Стефан Грабинский спросил о смысле этой замены.
- Переходим на службу Генриха де Бурбона, - услышал он в ответ. Теперь мы будем только союзниками Англии, поскольку непосредственная опека Елизаветы слишком дорого нам обходится. Король Франции не требует от своих корсаров столь многого.
Стефану пока этого было достаточно. О подробностях он не спрашивал; полагал, что если Мартен принял такое решение, оно должно быть верным. Все, что слышал он о Беарнце, склоняло его симпатии к этому героическому вождю, который собственным мужеством добыл королевство и корону. В ту минуту, впрочем, его больше занимали текущие события - то, что казалось ему приключением в сто раз интереснее и увлекательнее, чем смена корсарского патента и флага.
"Санта Крус" разворачивался! Его высокие надстройки, бочкообразный корпус и толстые мачты уже кренились в повороте, а реи разворачивались на бейдевинд.
Мартен с ироничной усмешкой приглядывался к этому неуклюжему маневру. Только когда каравелла, дрейфуя по ветру, повернулась наконец носом к "Зефиру", скомандовал разворот.
- Покажите им, как это нужно делать! - крикнул он своим боцманам, становясь за штурвал и беря двумя руками его рукояти.
Грабинский собрался бежать на нос, но Ян его удержал.
- Не нужно. Последи отсюда, что будет.
И действительно, это казалось образцом ловкости. Рулевое колесо в руках Мартена повернулось вправо, остановилось, покатилось влево и снова замерло на месте. В соответствии с этими импульсами "Зефир", накрененный на левый борт, резко принял под ветер, его реи и паруса развернулись, как распростертые крылья птицы, которая одним их движением меняет направление полета, мачты качнулись вправо, а стройный корпус пересек собственный пенистый след, замыкая петлю. Весь поворот на фордевинд был закончен, прежде чем на "Санта Крус" успели закрепить шкоты.
Мартен блеснул зубами в широкой улыбке, отдал руль вахтенному боцману и повернулся к Стефану.
- Ни один испанский корабль не способен на такой маневр, - похвастался он, и добавил: - И мало какой другой тоже.
- Это правда, - восторженно признал юноша. - Только чайки могут состязаться с "Зефиром". С вами никому не сравниться!
- Ты преувеличиваешь, - без особого убеждения возразил Ян. - Тессари удалось бы проделать то же самое, а ты будешь управлять кораблем не хуже, освоившись с экипажем.
В этот миг с носовой надстройки "Санта Крус" сверкнула короткая вспышка пламени в облачке дыма, раздался грохот орудия и наконец плеск ядра, упавшего в море в нескольких десятках ярдов за кормой "Зефира".
Почти одновременно в дверях настройки показалась Мария Франческа. На ней было то самое платье из пурпурного атласа, украшенное высоким воротником из брабантских кружев. В нем она походила на прекрасный экзотический цветок. Мартен окинул её восхищенным взглядом; Грабинский потупил взор, словно пораженный ослепительностью этого зрелища. Она же, сознавая впечатление, которое производит, некоторое время стояла у них на виду, обводя взглядом горизонт, словно в поисках каравеллы.
- Я слышала выстрел, - наконец сказала она. - Что тут происходит?
- Командор де Рамирес теряет терпение, - сказал Стефан.
- И боеприпасы, - добавил Мартен. - Это потому, что он не выспался.
Все трое теперь смотрели на каравеллу, которая оставалась все дальше позади по правому борту. Мартена явно осенила какая-то новая мысль, ибо он опять усмехнулся.
- Не стоит его разочаровывать, - сказал он. - Попробуем взять такой курс, чтобы он не терял надежды. - И велел взять больше вправо.