Знали они немного, а Рамирес и Запата вообще отказались давать информацию.
К ним относились с особым внимание. Мартен сам принял их шпаги и пистолеты, запретил своим людям любой грабеж пленных и зашел в своем благородстве настолько далеко, что даже не приказал обыскать офицеров, благодаря чему у капитана остался рожок с порохом и мешочек с пулями.
Запата счел такую манеру поведения глупостью, хотя и сам себя в душе именовал глупцом. Зачем же он расстался с пистолетом, который тоже мог припрятать? Оружие всегда пригодится, ведь нет такой ситуации, которая не могла бы вдруг перемениться, если человек способен на лету схватиться за любую возможность.
Лоренцо Запата не раз попадал в переделки, но никогда не расставался с пистолетом, и - нужно признать - был ему обязан не одному избавлению. А вот теперь он был безоружен, и причем исключительно по собственной вине. Всего лишь горстка пороха и несколько пуль - что за ирония судьбы! Для тридцатилетнего мужчины, опытного солдата и командира, ошибка была непростительной. Он поспешил, словно напуганный молокосос, и лишился шанса, который оставило ему провидение...
Сквозь маленький круглый иллюминатор носовой надстройки он мог видеть, что делается снаружи. Наверно, мог бы увидеть и Золотой флот с его могучим эскортом, если бы тот вышел с Мадейры.
Да, если бы!
Но ведь так могло случиться! Ему пришло в голову, что Бласко должен всеми способами затягивать эту вынужденную задержку борт о борт с корсаром, который - не иначе при помощи нечистой силы - завладел каравеллой.
Корсар был глуп - это не подлежало сомнению. Значит можно водить его за нос, используя его легковерие. С какой бы стати ему оставлять их в живых? Что его к этому склонило? Или красотка в пурпурном платье, которую Лоренцо заметил на его корабле, имела с этим что-то общее?
Да, несомненно, - решил он.
Лоренцо заметил, что Рамирес при её виде побледнел, как мел, и опустил глаза. Значит, он её знал! Запата терялся в догадках, поочередно их отбрасывая. Ему не приходило на ум ни одно правдоподобное объяснение собственных наблюдений. И в конце концов он перестал ломать над этим голову.
Его внимание на миг отвлекла возня с такелажем, в котором увяз бушприт "Зефира". Там появились несколько человек с топорами - парни на подбор, нужно признать. Таких моряков в Испании не встретишь. У корсара была прекрасно подобранная команда.
"- Взять бы их в регулярные войска, годик помуштровать - что бы это были за солдаты!" - подумал он.
Разумеется, им пришлось бы отречься от ереси, но уж он - то выбил бы её из их твердых гугенотских лбов.
Еще он слышал торопливый стук молотков, доносившийся из трюмов каравеллы.
"- Заклепывают орудия," - и при этой мысли волна ярости подкатила к горлу.
Лоренцо прошелся взад - вперед по каюте, чтобы остыть, и вновь взглянул на работавших матросов.
Его поражала их сила и ловкость, когда они затем взялись за перегрузку ящиков с серебром из трюмов "Санта Крус" в трюмы "Зефира". Сердце его сжалось при виде этой картины, но он не в силах был оторвать взгляда.
- Полмиллиона пистолей, - вздохнул он. - Недурной улов. Ничего удивительного, что их главаря не интересуют наши тощие кошельки и убогие украшения. До конца жизни он будет купаться в достатке, а его люди...
Он оглянулся через плечо, осененный внезапной идеей. Перси Барнс, который ни на миг не спускал с него глаз, вздрогнул и схватился за рукоять одного из пистолетов, заткнутых за пояс. Но пленник видимо вовсе не собирался прибегнуть к насилию. Он лишь отошел от окна и сел напротив него на край койки.
- Неплохой улов, - повторил он вслух.
Перси осклабился в ухмылке и бросил:
- Нам это не в диковинку.
Он на минуту задумался, которое из своих невероятных приключений рассказать этому благородному сеньору в связи с его репликой, явно приглашавшей к разговору. Любил Перси порассказать о своих подвигах, особенно когда имел дело с джентльменами, с этими hombres finos, которых он с виду презирал. Но, к сожалению, такие оказии перепадали ему чрезвычайно редко. И тем более горел он желанием воспользоваться такой исключительной возможностью.
Славн отдавал себе отчет в своем превосходстве над испанцем, которого считал грандом или хотя бы графом, и который теперь стал обычным пленником. Некоторая снисходительность в отношении его не запрещалась. Зато потом можно будет похвалиться, как вдвоем с неким идальго вели они душевную беседу. Он заранее наслаждался впечатлением, которое произведет среди приятелей, собутыльников и портовых девиц своим рассказом, конечно приукрашенным немного его фантазией.
- Вы походите на порядочного человека, - небрежно обронил Лоренцо явную неправду, поскольку выглядел Славн скорее убого и отталкивающе. Наверное, вы главный боцман?
Симпатии Перси Барнса теперь явно склонились на сторону узника.
- Что-то в этом роде, - промямлил он. - Я часто остаюсь за него, и вообще если есть ответственное дело - всегда зовут меня.
- Это сразу видно, - поддакнул Лоренцо. - Но если бы вас надлежаще оценили...
- Ба! На другом корабле я был бы уже штурманом, - вздохнул Перси и на миг умолк, припоминая обиды, понесенные на "Зефире".
Но не о них он собирался говорить, по крайней мере не обо всех. Для начала собирался блеснуть перед "графом" своим геройством, а лишь потом пожаловаться не несправедливую оценку своих заслуг. Однако Запата вновь прервал ход его мыслей вопросом, который перевел разговор на другую тему.
- Интересно, какова же ваша доля в этой добыче, - заметил он, кивком указывая на окно, за которым сундуки с серебром поднимались на блоках вверх и описав дугу в воздухе опускались в трюм "Зефира".
- Две шестисотых доли, - не подумав откровенно ответил Перси и слишком поздно прикусил себе язык, сообразив, что будь он "кем-то вроде главного боцмана" - должен был бы получать по крайней мере втрое больше.
Но это его замешательство видимо ускользнуло от внимания идальго, поскольку тот лишь сочувственно и понимающе кивнул и в свою очередь спросил, сколько оставляет себе капитан Мартен.
- Половину, - ответил Перси. - Половину всей добычи.
- И такой дележ добычи не кажется вам оскорбительным? удивился Запата.
- Что делать! - вздохнул Перси. - Таков уговор.
Ему пришло в голову, что в глазах этого знатного сеньора он смахивает на нищего, что вовсе не входило в его намерения. Чтобы поправить дело, он сказал:
- По правде говоря, обычно каждый из нас имеет дополнительный доход с того, что добудет на свой страх и риск...то есть, я хотел сказать, своими силами.
Идальго понимающе усмехнулся. Взгляд его мимоходом скользнул по пистолетам бравого боцмана. Они не составляли пару: один был покороче, не блистал отделкой, другой сверкал серебряной гравировкой и перламутром.
- И эти пистолеты тоже стали вашей добычей? - поинтересовался он.
- Да, - Перси небрежно коснулся рукоятей. - Эти игрушки я добыл в двух разных частях света.
- Мне очень нравится тот, что покороче, хоть он и скромнее с виду, заявил Лоренцо. - Когда - то у меня был такой. Если бы вы не опасались подвоха и поверили на слово, что я не стану пытаться вас застрелить, хотелось бы посмотреть на него. И разумеется, услышать историю, как вы его добыли, добавил он.
Славн заколебался: можно ли было верить слову идальго?
"- Да что там, - подумал он. - Будь он на свободе - конечно нет! Но здесь он в одиночку ничего с пистолетом не сделает, даже если вдруг пальнет мне в лоб. К тому же и выстрелить не сможет, если я ссыплю с полки порох."
Вытащив из-за пояса пистолет, он взвесил его на ладони и незаметно потряс, покосившись потом на запал.
- Для надежности можете высыпать остальное, - добродушно посоветовал ему Лоренцо.
Перси устыдился, но скрыл смущение улыбкой.
- Осторожность никогда не мешает, - шутливо заметил он.
- Никогда, - охотно согласился Лоренцо, протягивая руку за пистолетом.
Едва почувствовав тот в ладони, едва взглянув вблизи, он уже знал, что пули, спрятанные в мешочке под мундиром, как раз подойдут по калибру.
- Por Dios! - вскричал он, искренне удивленный. - Он точь-в - точь как мой! Я год назад свой потерял в одной таверне в Севилье!
- Ну, это наверняка не тот, - сухо отрезал Славн. - Я свой добыл лет восемь назад.
- Разумеется, - поспешил пояснить Лоренцо. - Я лишь хотел сказать, что мой был точно такой же. Отличался от этого лишь монограммой и гербом на рукояти.
Перси не знал, что такое монограмма, но успокоился. Пленник не собирался затевать с ним ссоры и не предъявлял никаких действительных или надуманных претензий на пистолет, который впрочем немногого стоил.
"- Что ему так нравится в этом старом хламе? - раздумывал он, следя за каждым движением Лоренцо. - В Амстердаме за два дуката можно купить полдюжины таких пукалок."
Капитан все ещё разглядывал пистолет и вздыхал, словно не в силах с ним расстаться.
- Память, - шепнул он. - Дорогая память о семье...
Поднял глаза на Славна.
- Боцман, - сказал он срывающимся от возбуждения голосом. - Я дал бы вам за это скромное оружие двадцать пистолей золотом. Все, что у меня есть!
У Славна перехватило дух. Двадцать пистолей! Жадность сверкнула в его глазах, но тут же заговорили остатки здравого рассудка. Продать оружие пленнику? Это грозило петлей.
- Слово даю, все бы сделал для вашего превосходительства, - с сожалением промолвил он. - Сделал бы, хоть и мне пистолет дорог как память! И, - он проглотил слюну и говорил теперь торопливо, понизив голос, - сделал бы это не корысти ради, а просто как солдат солдату, прошу прощения у вашего превосходительства. Но, - продолжал он, торопливо озираясь по сторонам и на запертые двери каюты, словно опасаясь, что те в любой момент могут отвориться, - но не могу я рисковать головой. Ведь капитан Мартен повесил бы меня на рее, если бы...Да за один лишь разговор о чем-то подобном я получил такую взбучку! Другое дело, если он вас освободит. Тогда - пожалуйста. Когда вы соберетесь покинуть наш корабль, я мог бы незаметно сунуть его в руку вашему превосходительству в обмен на горстку золота.
"- Этот осел бредит, - подумал Запата. - Если Мартен нас освободит! Держи карман шире!"
- Я не могу нарываться на неприятности, - тянул Перси, словно силясь убедить самого себя. - Дать заряженное оружие пленнику, прошу прощения вашего превосходительства, это пахнет пулей в лоб или просто камнем к ногам - и за борт. И что мне тогда ...
- Ведь можно прежде разрядить пистолет, - заметил Лоренцо. - Я не намерен им воспользоваться, пока нахожусь в плену. Командир ваш ни о чем не узнает: никто не будет нас обыскивать, раз этого не сделали до сих пор. А я добавил бы вам этот перстень - он сверкнул перед глазами Перси крупным зеленым камнем, оправленным в золото.
"Можно разрядить пистолет" и "Мартен ничего не узнает" - эти два аргумента уже давно испытывали стойкость Славна. Алчность нашептывала их ему гораздо раньше, чем они были произнесены ненормальным идальго, который жаждал купить кусок железа с костяной рукоятью за цену, стократ большую её истинной стоимости, и вдобавок предлагал ещё перстень.
- Ну ладно, - сдавшись, протянул он, и вдруг замер от испуга, услышав громкий шум у двери каюты.
Наружный засов отлетел и на пороге появился Стефан Грабинский.
- Капитан Мартен и командор де Рамирес желают видеть капитана, сообщил он. - Прошу за мной.
Перси широко раскрыл глаза, которые закрыл было со страху. Лоренцо Запата встал и пошел к выходу. Вместе с уходом испанского идальго растаяло соблазнительное видение двадцати дукатов и золотого перстня со сверкающим хризопразом...
ГЛАВА XYIII
Капитан морской пехоты Лоренцо Запата не мог долго сдерживать изнурявшую его жажду убийства. Разговор со Славном стал для него тяжким испытанием, из которого он вышел победителем лишь ценой неслыханного усилия воли. Он мог очень легко завладеть обоими его пистолетами: прыжок, захват за горло - и конец. Дурень не успел бы даже пискнуть. Но это не имело никакого смысла. Приходилось прикидываться, унижаться, играть идиотскую роль, улыбаться и вздыхать, пока кровожадные инстинкты бушевал в нем, как дикий зверь на привязи.
Теперь он с облегчением перевел дух и даже усмехнулся. Его хитрость и случайное стечение обстоятельств оставили наивного стражника в дураках.
Но это было только начало. Лоренцо предчувствовал, что его ожидают ещё более волнующие переживания. Если бы удалось провести Мартена столь же легко, как этого жадного осла! Оба были наивны - это правда, но каждый на свой манер, а наивность Мартена казалась Лоренцо просто непостижимой. Он не мог понять ни его побуждений, ни цели, к которой этот человек стремился.
"- Затягивать любые вопросы, любой разговор, любое дело - вот что нужно, - думал он, шагая с молодым моряком, который пропустил его вперед. Время играет нам на руку." Затягивать!.. При виде Мартена он почувствовал, что задыхается от ненависти. Все в нем взыграло. Рука сама нащупала рукоятку пистолета и рожок с порохом. Секундное дело: подсыпать пороху, взвести курок, прицелиться, нажать на спуск!
И он поспешно отвернулся, не смея взглянуть на Мартена снова, попросту не отваживаясь поднять глаза.
Осмотрелся вокруг. Палуба "Зефира" была дочиста вымыта и свеже полита водой. Влажные доски ещё парили, просыхая на глазах. Почти вся команда корабля собралась по обе стороны шкафута. Корсары, одетые по праздничному, в темных суконных кафтанах и облегающих лосинах с серебряными пряжками, смотрелись лучше, чем матросы адмиральской каравеллы. Они расселись на ступенях трапов, ведущих на надстройки по носу и корме, как зрители на трибунах во время корриды. У левого борта стоял Мартен в окружении своих помощников и что-то говорил, обращаясь то к Рамиресу, которого кроме Лоренцо сопровождал лишь командир тяжелой батареи, то к своим людям, то к прелестной сеньорите, которая опиралась о фальшборт, ни на миг не сводя взгляда с фигуры командора, словно лишь он один занимал её мысли и чувства.
За спиной Мартена вздымалась и опадала палуба "Санта Крус", на которой под обломком одной из сбитых мачт лежали вповалку пленники. Их караулили несколько мушкетеров с "Зефира", но охрана была почти излишня: измученную испанскую команду сморил беспробудный сон.
Ласковые, теплые дуновения западного ветра пошевеливали паруса кораблей, легших в дрейф, оба корабля легонько покачивались, временами потираясь бортами, меж которых были спущены плетеные кранцы, и каждое слово Мартена было отчетливо слышно среди общего молчания.
Лоренцо Запата слушал и все меньше понимал.
Мартен говорил:
- Я даю вам шанс, командор, хотя мог бы вас просто повесить, как вы того заслуживаете. Это было бы самое подходящее завершение наших давних счетов. Но к этим давним добавились новые, иного рода. Потому я готов сразиться с вами, и уверяю, что и я сам, и моя команда будем придерживаться условий этой схватки. Буду говорить коротко и ясно, - повысил он голос. Один из нас, командор Бласко де Рамирес или я, Ян Куна, именуемый Мартеном, должен в этом поединке погибнуть. Если смерть настигнет меня, мой противник и все его люди смогут быть свободны, хоть и без оружия, и отплыть на своем корабле, куда захотят. Кроме того, командор Бласко де Рамирес сможет забрать на борт "Санта Крус" сеньориту де Визелла с её, разумеется, согласия и по её доброй воле. Никто из вас, - обратился он к своему экипажу, - не будет чинить ему никаких препятствий. Это мое безусловное распоряжение.
Сеньорита мельком взглянула на него и шевельнулась, словно желая что-то сказать, но он этого не заметил. Положив ладонь на плечо своего кормчего, Ян продолжал:
- Я не верю, что могу погибнуть. Но может случиться и так. Потому при вас назначаю своим наследником и преемником Стефана Грабинского, и хочу, чтобы вы это в случае надобности засвидетельствовали.
- Это звучит как завещание, - буркнул капитан Запата Рамиресу. Надеюсь, оно пригодится, хотя полагаю, что никто его выполнять не будет.
Рамирес ответил ему кратким сонным взглядом, но ничего не ответил. Мартен сделал шаг вперед, наморщил брови, словно раздумывая, все ли он сказал, что было нужно. Ироническая усмешка скользнула по его губам.
- Так что, командор, вы имеете возможность вернуть почти все, чего я вас лишил, за исключением пригодных к делу орудий и серебра, которое так или иначе останется на "Зефире". Но что значит такая потеря по сравнению с утратой чести и нареченной, которая до сих пор осталась вам верна! Не правда ли? Я чувствую себя вашим благодетелем, сеньор! Более того, вам я оставляю выбор оружия. Дважды я заставлял вас скрестить со мной шпаги, и каждый раз выбивал их из вашей руки. Может быть, вы лучше умеете стрелять? Выбирайте.
Рамирес молчал, словно его нетерпеливая натура пребывала в каком-то бессознательном состоянии или частичном параличе.
- Скажи, что тебе нужно посоветоваться со своими секундантами, шепнул ему Лоренцо. - Нужно потянуть время.
Командор, видимо, признал справедливость этого совета. Заторможенный механизм вдруг сорвался с места, торопливо и шумно, как обычно.
Разумеется - он должен был ещё дать инструкции своим подчиненным, посоветоваться с ними. Какие у него были гарантии, что Мартен и его партида сдержат слово? Домогался разговора с сеньоритой, требовал оружия для своих свидетелей и немедленного освобождения остальных пяти офицеров, возражал против присутствия матросов из команды "Зефира" во время поединка.
Слова его текли неудержимым бурным потоком, сопровождаемые отчаянной жестикуляцией, производившей театральное впечатление.
- Прекрасно! Отлично! - поощрял его Лоренцо. - Скажи ему еще...
И запнулся. Взгляд его случайно задержался на линии горизонта за кормой каравеллы. Там забелели паруса - целое скопище парусов!
Он едва не выдал себя невольным вскриком. Сомнений не было: приближался Золотой флот вместе с эскортом. Приближался незамеченным, с юго - запада. Через минуту их заслонит высокий корпус "Санта Крус".
Он покосился на матросов, на охрану на палубе каравеллы. Его мышиные глазки перебегали с одного лица на другое. Все смотрели на Рамиреса, который исходил потоком гневных слов.
В ушах капитана Запаты звучал победный гимн, кровь стучала в висках, в глазах мелькали искры. Он едва смог заметить, что командор перестал говорить и что Мартен выразил согласие выполнить всего два его желания: велел привести на палубу офицеров, остававшихся под стражей, и разрешил короткое совещание Рамиреса с командиром батареи и Запатой.
Все трое удалились к правому борту. Лоренцо дрожал от напряжения.
- Позволь мне сказать, - шепнул он своему начальнику. - У меня важные новости.
Рамирес нетерпеливо отмахнулся, но тот уже горячо шептал: - Не оглядывайся, не подавай виду. Я только что видел паруса наших кораблей.
- Где? - спросил Рамирес.
- Не оглядывайся! - предостерег его Лоренцо. - Я их видел.
- Не иначе в воображении, - буркнул разочарованный командор.
- Я видел их так, как сейчас вижу тебя, - с нажимом произнес Запата.
- И куда же они девались? - иронично спросил Бласко.
- Они приближаются, - ответил Запата. - Уже в нескольких милях от нас. По счастью их заслоняет корпус "Санта Крус". Уверен, что никто, кроме меня...
- Но если даже тебе эти паруса не привиделись, откуда ты знаешь, что это наши корабли? - прервал его Рамирес. - С тем же успехом это могут быть корабли англичан.
Лоренцо скрипнул зубами, словно раскусывая проклятие. Чувствовал, что вот-вот взорвется.
- Они плывут с юго-запада, - с трудом выдавил он сквозь стиснутые зубы. - Я достаточно давно в море, чтобы отличить силуэты наших каравелл и фрегатов от английских кораблей.
Бледные восковые щеки командора окрасились легким румянцем.
- Por Dios, было бы это правдой...Ты уверен? - порывисто спросил он.
- Абсолютно, - ответил тот. - Но это ещё не все. У меня пистолет. Заряженный.
Рамирес нетерпеливо пожал плечами.
- И я могу получить заряженный пистолет, если выберу его. Что с того? Вдвоем нам не удержать целой банды этих бандитов даже полминуты.
- Не о том речь, - бросил Запата.
- Тогда о чем, черт побери?
- Выбирай шпаги и дерись поосмотрительней. Мы будем оспаривать каждый выпад этого пикаро. Будем прерывать поединок, протестовать против якобы совершаемых нарушений. При необходимости выдумаем какие-то несуществующие правила поединка, которые обязательны для всех hombres finos. Что может знать об этом какой-то Мартен? И если уж ты окажешься в смертельной опасности, пущу пулю ему в лоб.
- И тогда они набросятся и разорвут нас на части, - понуро закончил командор.
- Возможно, - согласился Лоренцо. - Но - quien sabe? Могут не успеть. Когда я крикну им в лицо, что наш флот близко, что он их настигает, прежде всего они кинутся спасать собственные шкуры и награбленное добро в трюмах. Полмиллиона пистолей! Сомневаюсь, что душа их команданто, особенно когда она уже покинет телесную оболочку, будет представлять в глазах этой банды большую ценность. Думаю, нет! И кинутся они к парусам, а не на нас.
Рамирес благодарно взглянул на него и усмехнулся. Это была первая его улыбка с той минуты, как они подняли якорь в Кадисе.
- Заслоните меня, - шепнул Лоренцо. - Нужно подсыпать пороху.
Едва он успел это сделать и снова спрятать пистолет под мундиром, как раздался нетерпеливый голос Мартена, который призывал своего противника поторапливаться.
- Кончайте наконец вашу исповедь, командор! - воскликнул он. Насколько я знаю, испанским пехотным капитанам не дано права отпущения грехов.
Рамирес не нашел, что ответить, но взрыв смеха среди матросов ударил его как бичом. Румянец на его лице приобрел кирпичный оттенок, ненависть воспылала в груди и внезапно остыла под дуновение страха. Лоренцо мог и ошибаться, а тогда...
- Тогда смотри, - сказал он, конвульсивно сжимая его ладонь. - И вы тоже, лейтенант, - добавил, глядя исподлобья на другого секунданта. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь.
- Да, сеньор, - буркнул артиллерист.
- Ну так что? - спросил Мартен. - Шпаги или пистолеты?
- Шпаги, - ответил Бласко де Рамирес. - Но я хотел бы биться собственной шпагой. У меня в каюте две, из которых...
- Может быть, тебе достанет этой? Она твоя, - услышал он голос, который его потряс.
Рамирес повернул голову.
Сеньорита Мария Франческа шла к нему со шпагой в протянутой руке, держа её за клинок, так что золоченый эфес с нарядным темляком был обращен к нему.
- Я подняла её с палубы в ту минуту, когда ты сдавался, сказал она без тени упрека или издевки, словно этот поступок был ей совершенно безразличен.
Рамирес ошарашенно уставился на нее. Что это могло значить? Был это жест симпатии? Или обещания? Символ надежды?
Лицо сеньориты совсем ничего не выражало. Ее карие глаза
- 292 - смотрели не мигая, серьезно и холодно. Он с трудом выдержал её взгляд и молча поклонился, но перехватив рукоять, прижал её к сердцу и шепнул:
- Благодарю, Мария.
Она чуть заметно кивнула и поспешно отступила. Рамирес оглянулся на своих секундантов. Те стояли позади, слева и справа. Перевел взгляд на Мартена, который по другую сторону палубы терпеливо ждал с обнаженной рапирой в руке.
- Начинайте! - скомандовал молодой помощник Мартена.
Противники подняли оружие на уровень лица, поклонились друг другу, потом секундантам, отмерили дистанцию вытянутыми клинками и стали в позицию.
Казалось, оба ожидали атаки. Рамирес предусмотрительно продел руку через толстую плетеную петлю, которой заканчивалась рукоять шпаги. Хорошо помнил, как онемела у него рука, когда Мартен своим ловким приемом выбил у него оружие. На это раз он был настороже. Неплохой фехтовальщик, он понимал, что ему не тягаться с этим воплощением сатаны, хотя надеялся, что нескоро ему поддастся, если сохранит хладнокровие. Заметил, что его позиция выгоднее: он мог при надобности свободно перемещаться, а за спиной Мартена места оставалось немного. Второй секундант корсара, крепкий, заросший до самых глаз боцман с короткими ногами и длинными мускулистыми руками вылитая седая обезьяна - видимо тоже это заметил, ибо беспокойно косился за спину.
У Рамиреса мелькнула мысль, что этим нужно воспользоваться. А вдруг удастся в первой же атаке заставить противника отступить на два - три шага...Тогда Мартен утратил бы свободу движений; возможно, оглянулся бы, может на полсекунды потерял бы из виду шпагу своего врага...Этого могло хватить на укол в шею...
Все эти мысли промелькнули мгновенно. Рамирес кинулся вперед, отчаянно атакуя. Но Мартен не дрогнул: отбил два выпада, вовремя закрылся от третьего и тут же перешел в атаку.
Бласко отступил на шаг, на два шага. Он чувствовал на клинке силу отражаемых ударов и был ей поражен. На рипосту времени не было. Продлись это ещё немного, ему конец.
Как нельзя более вовремя спасли его протесты Лоренцо. Капитану не пришлось разыгрывать возмущение: в нем кипело безумная ярость, он рычал, как злой пес, утверждая, что Мартен нанес своему противнику два укола ниже пояса. Удары, недозволенные в честном поединке, которые могли стать смертельными. Командор сумел их парировать, но такое поведение Мартена в схватке с идальго освобождало последнего от продолжения поединка. Так было не принято, и вообще смахивало на попытку обычного убийства в пьяной драке.
К ним относились с особым внимание. Мартен сам принял их шпаги и пистолеты, запретил своим людям любой грабеж пленных и зашел в своем благородстве настолько далеко, что даже не приказал обыскать офицеров, благодаря чему у капитана остался рожок с порохом и мешочек с пулями.
Запата счел такую манеру поведения глупостью, хотя и сам себя в душе именовал глупцом. Зачем же он расстался с пистолетом, который тоже мог припрятать? Оружие всегда пригодится, ведь нет такой ситуации, которая не могла бы вдруг перемениться, если человек способен на лету схватиться за любую возможность.
Лоренцо Запата не раз попадал в переделки, но никогда не расставался с пистолетом, и - нужно признать - был ему обязан не одному избавлению. А вот теперь он был безоружен, и причем исключительно по собственной вине. Всего лишь горстка пороха и несколько пуль - что за ирония судьбы! Для тридцатилетнего мужчины, опытного солдата и командира, ошибка была непростительной. Он поспешил, словно напуганный молокосос, и лишился шанса, который оставило ему провидение...
Сквозь маленький круглый иллюминатор носовой надстройки он мог видеть, что делается снаружи. Наверно, мог бы увидеть и Золотой флот с его могучим эскортом, если бы тот вышел с Мадейры.
Да, если бы!
Но ведь так могло случиться! Ему пришло в голову, что Бласко должен всеми способами затягивать эту вынужденную задержку борт о борт с корсаром, который - не иначе при помощи нечистой силы - завладел каравеллой.
Корсар был глуп - это не подлежало сомнению. Значит можно водить его за нос, используя его легковерие. С какой бы стати ему оставлять их в живых? Что его к этому склонило? Или красотка в пурпурном платье, которую Лоренцо заметил на его корабле, имела с этим что-то общее?
Да, несомненно, - решил он.
Лоренцо заметил, что Рамирес при её виде побледнел, как мел, и опустил глаза. Значит, он её знал! Запата терялся в догадках, поочередно их отбрасывая. Ему не приходило на ум ни одно правдоподобное объяснение собственных наблюдений. И в конце концов он перестал ломать над этим голову.
Его внимание на миг отвлекла возня с такелажем, в котором увяз бушприт "Зефира". Там появились несколько человек с топорами - парни на подбор, нужно признать. Таких моряков в Испании не встретишь. У корсара была прекрасно подобранная команда.
"- Взять бы их в регулярные войска, годик помуштровать - что бы это были за солдаты!" - подумал он.
Разумеется, им пришлось бы отречься от ереси, но уж он - то выбил бы её из их твердых гугенотских лбов.
Еще он слышал торопливый стук молотков, доносившийся из трюмов каравеллы.
"- Заклепывают орудия," - и при этой мысли волна ярости подкатила к горлу.
Лоренцо прошелся взад - вперед по каюте, чтобы остыть, и вновь взглянул на работавших матросов.
Его поражала их сила и ловкость, когда они затем взялись за перегрузку ящиков с серебром из трюмов "Санта Крус" в трюмы "Зефира". Сердце его сжалось при виде этой картины, но он не в силах был оторвать взгляда.
- Полмиллиона пистолей, - вздохнул он. - Недурной улов. Ничего удивительного, что их главаря не интересуют наши тощие кошельки и убогие украшения. До конца жизни он будет купаться в достатке, а его люди...
Он оглянулся через плечо, осененный внезапной идеей. Перси Барнс, который ни на миг не спускал с него глаз, вздрогнул и схватился за рукоять одного из пистолетов, заткнутых за пояс. Но пленник видимо вовсе не собирался прибегнуть к насилию. Он лишь отошел от окна и сел напротив него на край койки.
- Неплохой улов, - повторил он вслух.
Перси осклабился в ухмылке и бросил:
- Нам это не в диковинку.
Он на минуту задумался, которое из своих невероятных приключений рассказать этому благородному сеньору в связи с его репликой, явно приглашавшей к разговору. Любил Перси порассказать о своих подвигах, особенно когда имел дело с джентльменами, с этими hombres finos, которых он с виду презирал. Но, к сожалению, такие оказии перепадали ему чрезвычайно редко. И тем более горел он желанием воспользоваться такой исключительной возможностью.
Славн отдавал себе отчет в своем превосходстве над испанцем, которого считал грандом или хотя бы графом, и который теперь стал обычным пленником. Некоторая снисходительность в отношении его не запрещалась. Зато потом можно будет похвалиться, как вдвоем с неким идальго вели они душевную беседу. Он заранее наслаждался впечатлением, которое произведет среди приятелей, собутыльников и портовых девиц своим рассказом, конечно приукрашенным немного его фантазией.
- Вы походите на порядочного человека, - небрежно обронил Лоренцо явную неправду, поскольку выглядел Славн скорее убого и отталкивающе. Наверное, вы главный боцман?
Симпатии Перси Барнса теперь явно склонились на сторону узника.
- Что-то в этом роде, - промямлил он. - Я часто остаюсь за него, и вообще если есть ответственное дело - всегда зовут меня.
- Это сразу видно, - поддакнул Лоренцо. - Но если бы вас надлежаще оценили...
- Ба! На другом корабле я был бы уже штурманом, - вздохнул Перси и на миг умолк, припоминая обиды, понесенные на "Зефире".
Но не о них он собирался говорить, по крайней мере не обо всех. Для начала собирался блеснуть перед "графом" своим геройством, а лишь потом пожаловаться не несправедливую оценку своих заслуг. Однако Запата вновь прервал ход его мыслей вопросом, который перевел разговор на другую тему.
- Интересно, какова же ваша доля в этой добыче, - заметил он, кивком указывая на окно, за которым сундуки с серебром поднимались на блоках вверх и описав дугу в воздухе опускались в трюм "Зефира".
- Две шестисотых доли, - не подумав откровенно ответил Перси и слишком поздно прикусил себе язык, сообразив, что будь он "кем-то вроде главного боцмана" - должен был бы получать по крайней мере втрое больше.
Но это его замешательство видимо ускользнуло от внимания идальго, поскольку тот лишь сочувственно и понимающе кивнул и в свою очередь спросил, сколько оставляет себе капитан Мартен.
- Половину, - ответил Перси. - Половину всей добычи.
- И такой дележ добычи не кажется вам оскорбительным? удивился Запата.
- Что делать! - вздохнул Перси. - Таков уговор.
Ему пришло в голову, что в глазах этого знатного сеньора он смахивает на нищего, что вовсе не входило в его намерения. Чтобы поправить дело, он сказал:
- По правде говоря, обычно каждый из нас имеет дополнительный доход с того, что добудет на свой страх и риск...то есть, я хотел сказать, своими силами.
Идальго понимающе усмехнулся. Взгляд его мимоходом скользнул по пистолетам бравого боцмана. Они не составляли пару: один был покороче, не блистал отделкой, другой сверкал серебряной гравировкой и перламутром.
- И эти пистолеты тоже стали вашей добычей? - поинтересовался он.
- Да, - Перси небрежно коснулся рукоятей. - Эти игрушки я добыл в двух разных частях света.
- Мне очень нравится тот, что покороче, хоть он и скромнее с виду, заявил Лоренцо. - Когда - то у меня был такой. Если бы вы не опасались подвоха и поверили на слово, что я не стану пытаться вас застрелить, хотелось бы посмотреть на него. И разумеется, услышать историю, как вы его добыли, добавил он.
Славн заколебался: можно ли было верить слову идальго?
"- Да что там, - подумал он. - Будь он на свободе - конечно нет! Но здесь он в одиночку ничего с пистолетом не сделает, даже если вдруг пальнет мне в лоб. К тому же и выстрелить не сможет, если я ссыплю с полки порох."
Вытащив из-за пояса пистолет, он взвесил его на ладони и незаметно потряс, покосившись потом на запал.
- Для надежности можете высыпать остальное, - добродушно посоветовал ему Лоренцо.
Перси устыдился, но скрыл смущение улыбкой.
- Осторожность никогда не мешает, - шутливо заметил он.
- Никогда, - охотно согласился Лоренцо, протягивая руку за пистолетом.
Едва почувствовав тот в ладони, едва взглянув вблизи, он уже знал, что пули, спрятанные в мешочке под мундиром, как раз подойдут по калибру.
- Por Dios! - вскричал он, искренне удивленный. - Он точь-в - точь как мой! Я год назад свой потерял в одной таверне в Севилье!
- Ну, это наверняка не тот, - сухо отрезал Славн. - Я свой добыл лет восемь назад.
- Разумеется, - поспешил пояснить Лоренцо. - Я лишь хотел сказать, что мой был точно такой же. Отличался от этого лишь монограммой и гербом на рукояти.
Перси не знал, что такое монограмма, но успокоился. Пленник не собирался затевать с ним ссоры и не предъявлял никаких действительных или надуманных претензий на пистолет, который впрочем немногого стоил.
"- Что ему так нравится в этом старом хламе? - раздумывал он, следя за каждым движением Лоренцо. - В Амстердаме за два дуката можно купить полдюжины таких пукалок."
Капитан все ещё разглядывал пистолет и вздыхал, словно не в силах с ним расстаться.
- Память, - шепнул он. - Дорогая память о семье...
Поднял глаза на Славна.
- Боцман, - сказал он срывающимся от возбуждения голосом. - Я дал бы вам за это скромное оружие двадцать пистолей золотом. Все, что у меня есть!
У Славна перехватило дух. Двадцать пистолей! Жадность сверкнула в его глазах, но тут же заговорили остатки здравого рассудка. Продать оружие пленнику? Это грозило петлей.
- Слово даю, все бы сделал для вашего превосходительства, - с сожалением промолвил он. - Сделал бы, хоть и мне пистолет дорог как память! И, - он проглотил слюну и говорил теперь торопливо, понизив голос, - сделал бы это не корысти ради, а просто как солдат солдату, прошу прощения у вашего превосходительства. Но, - продолжал он, торопливо озираясь по сторонам и на запертые двери каюты, словно опасаясь, что те в любой момент могут отвориться, - но не могу я рисковать головой. Ведь капитан Мартен повесил бы меня на рее, если бы...Да за один лишь разговор о чем-то подобном я получил такую взбучку! Другое дело, если он вас освободит. Тогда - пожалуйста. Когда вы соберетесь покинуть наш корабль, я мог бы незаметно сунуть его в руку вашему превосходительству в обмен на горстку золота.
"- Этот осел бредит, - подумал Запата. - Если Мартен нас освободит! Держи карман шире!"
- Я не могу нарываться на неприятности, - тянул Перси, словно силясь убедить самого себя. - Дать заряженное оружие пленнику, прошу прощения вашего превосходительства, это пахнет пулей в лоб или просто камнем к ногам - и за борт. И что мне тогда ...
- Ведь можно прежде разрядить пистолет, - заметил Лоренцо. - Я не намерен им воспользоваться, пока нахожусь в плену. Командир ваш ни о чем не узнает: никто не будет нас обыскивать, раз этого не сделали до сих пор. А я добавил бы вам этот перстень - он сверкнул перед глазами Перси крупным зеленым камнем, оправленным в золото.
"Можно разрядить пистолет" и "Мартен ничего не узнает" - эти два аргумента уже давно испытывали стойкость Славна. Алчность нашептывала их ему гораздо раньше, чем они были произнесены ненормальным идальго, который жаждал купить кусок железа с костяной рукоятью за цену, стократ большую её истинной стоимости, и вдобавок предлагал ещё перстень.
- Ну ладно, - сдавшись, протянул он, и вдруг замер от испуга, услышав громкий шум у двери каюты.
Наружный засов отлетел и на пороге появился Стефан Грабинский.
- Капитан Мартен и командор де Рамирес желают видеть капитана, сообщил он. - Прошу за мной.
Перси широко раскрыл глаза, которые закрыл было со страху. Лоренцо Запата встал и пошел к выходу. Вместе с уходом испанского идальго растаяло соблазнительное видение двадцати дукатов и золотого перстня со сверкающим хризопразом...
ГЛАВА XYIII
Капитан морской пехоты Лоренцо Запата не мог долго сдерживать изнурявшую его жажду убийства. Разговор со Славном стал для него тяжким испытанием, из которого он вышел победителем лишь ценой неслыханного усилия воли. Он мог очень легко завладеть обоими его пистолетами: прыжок, захват за горло - и конец. Дурень не успел бы даже пискнуть. Но это не имело никакого смысла. Приходилось прикидываться, унижаться, играть идиотскую роль, улыбаться и вздыхать, пока кровожадные инстинкты бушевал в нем, как дикий зверь на привязи.
Теперь он с облегчением перевел дух и даже усмехнулся. Его хитрость и случайное стечение обстоятельств оставили наивного стражника в дураках.
Но это было только начало. Лоренцо предчувствовал, что его ожидают ещё более волнующие переживания. Если бы удалось провести Мартена столь же легко, как этого жадного осла! Оба были наивны - это правда, но каждый на свой манер, а наивность Мартена казалась Лоренцо просто непостижимой. Он не мог понять ни его побуждений, ни цели, к которой этот человек стремился.
"- Затягивать любые вопросы, любой разговор, любое дело - вот что нужно, - думал он, шагая с молодым моряком, который пропустил его вперед. Время играет нам на руку." Затягивать!.. При виде Мартена он почувствовал, что задыхается от ненависти. Все в нем взыграло. Рука сама нащупала рукоятку пистолета и рожок с порохом. Секундное дело: подсыпать пороху, взвести курок, прицелиться, нажать на спуск!
И он поспешно отвернулся, не смея взглянуть на Мартена снова, попросту не отваживаясь поднять глаза.
Осмотрелся вокруг. Палуба "Зефира" была дочиста вымыта и свеже полита водой. Влажные доски ещё парили, просыхая на глазах. Почти вся команда корабля собралась по обе стороны шкафута. Корсары, одетые по праздничному, в темных суконных кафтанах и облегающих лосинах с серебряными пряжками, смотрелись лучше, чем матросы адмиральской каравеллы. Они расселись на ступенях трапов, ведущих на надстройки по носу и корме, как зрители на трибунах во время корриды. У левого борта стоял Мартен в окружении своих помощников и что-то говорил, обращаясь то к Рамиресу, которого кроме Лоренцо сопровождал лишь командир тяжелой батареи, то к своим людям, то к прелестной сеньорите, которая опиралась о фальшборт, ни на миг не сводя взгляда с фигуры командора, словно лишь он один занимал её мысли и чувства.
За спиной Мартена вздымалась и опадала палуба "Санта Крус", на которой под обломком одной из сбитых мачт лежали вповалку пленники. Их караулили несколько мушкетеров с "Зефира", но охрана была почти излишня: измученную испанскую команду сморил беспробудный сон.
Ласковые, теплые дуновения западного ветра пошевеливали паруса кораблей, легших в дрейф, оба корабля легонько покачивались, временами потираясь бортами, меж которых были спущены плетеные кранцы, и каждое слово Мартена было отчетливо слышно среди общего молчания.
Лоренцо Запата слушал и все меньше понимал.
Мартен говорил:
- Я даю вам шанс, командор, хотя мог бы вас просто повесить, как вы того заслуживаете. Это было бы самое подходящее завершение наших давних счетов. Но к этим давним добавились новые, иного рода. Потому я готов сразиться с вами, и уверяю, что и я сам, и моя команда будем придерживаться условий этой схватки. Буду говорить коротко и ясно, - повысил он голос. Один из нас, командор Бласко де Рамирес или я, Ян Куна, именуемый Мартеном, должен в этом поединке погибнуть. Если смерть настигнет меня, мой противник и все его люди смогут быть свободны, хоть и без оружия, и отплыть на своем корабле, куда захотят. Кроме того, командор Бласко де Рамирес сможет забрать на борт "Санта Крус" сеньориту де Визелла с её, разумеется, согласия и по её доброй воле. Никто из вас, - обратился он к своему экипажу, - не будет чинить ему никаких препятствий. Это мое безусловное распоряжение.
Сеньорита мельком взглянула на него и шевельнулась, словно желая что-то сказать, но он этого не заметил. Положив ладонь на плечо своего кормчего, Ян продолжал:
- Я не верю, что могу погибнуть. Но может случиться и так. Потому при вас назначаю своим наследником и преемником Стефана Грабинского, и хочу, чтобы вы это в случае надобности засвидетельствовали.
- Это звучит как завещание, - буркнул капитан Запата Рамиресу. Надеюсь, оно пригодится, хотя полагаю, что никто его выполнять не будет.
Рамирес ответил ему кратким сонным взглядом, но ничего не ответил. Мартен сделал шаг вперед, наморщил брови, словно раздумывая, все ли он сказал, что было нужно. Ироническая усмешка скользнула по его губам.
- Так что, командор, вы имеете возможность вернуть почти все, чего я вас лишил, за исключением пригодных к делу орудий и серебра, которое так или иначе останется на "Зефире". Но что значит такая потеря по сравнению с утратой чести и нареченной, которая до сих пор осталась вам верна! Не правда ли? Я чувствую себя вашим благодетелем, сеньор! Более того, вам я оставляю выбор оружия. Дважды я заставлял вас скрестить со мной шпаги, и каждый раз выбивал их из вашей руки. Может быть, вы лучше умеете стрелять? Выбирайте.
Рамирес молчал, словно его нетерпеливая натура пребывала в каком-то бессознательном состоянии или частичном параличе.
- Скажи, что тебе нужно посоветоваться со своими секундантами, шепнул ему Лоренцо. - Нужно потянуть время.
Командор, видимо, признал справедливость этого совета. Заторможенный механизм вдруг сорвался с места, торопливо и шумно, как обычно.
Разумеется - он должен был ещё дать инструкции своим подчиненным, посоветоваться с ними. Какие у него были гарантии, что Мартен и его партида сдержат слово? Домогался разговора с сеньоритой, требовал оружия для своих свидетелей и немедленного освобождения остальных пяти офицеров, возражал против присутствия матросов из команды "Зефира" во время поединка.
Слова его текли неудержимым бурным потоком, сопровождаемые отчаянной жестикуляцией, производившей театральное впечатление.
- Прекрасно! Отлично! - поощрял его Лоренцо. - Скажи ему еще...
И запнулся. Взгляд его случайно задержался на линии горизонта за кормой каравеллы. Там забелели паруса - целое скопище парусов!
Он едва не выдал себя невольным вскриком. Сомнений не было: приближался Золотой флот вместе с эскортом. Приближался незамеченным, с юго - запада. Через минуту их заслонит высокий корпус "Санта Крус".
Он покосился на матросов, на охрану на палубе каравеллы. Его мышиные глазки перебегали с одного лица на другое. Все смотрели на Рамиреса, который исходил потоком гневных слов.
В ушах капитана Запаты звучал победный гимн, кровь стучала в висках, в глазах мелькали искры. Он едва смог заметить, что командор перестал говорить и что Мартен выразил согласие выполнить всего два его желания: велел привести на палубу офицеров, остававшихся под стражей, и разрешил короткое совещание Рамиреса с командиром батареи и Запатой.
Все трое удалились к правому борту. Лоренцо дрожал от напряжения.
- Позволь мне сказать, - шепнул он своему начальнику. - У меня важные новости.
Рамирес нетерпеливо отмахнулся, но тот уже горячо шептал: - Не оглядывайся, не подавай виду. Я только что видел паруса наших кораблей.
- Где? - спросил Рамирес.
- Не оглядывайся! - предостерег его Лоренцо. - Я их видел.
- Не иначе в воображении, - буркнул разочарованный командор.
- Я видел их так, как сейчас вижу тебя, - с нажимом произнес Запата.
- И куда же они девались? - иронично спросил Бласко.
- Они приближаются, - ответил Запата. - Уже в нескольких милях от нас. По счастью их заслоняет корпус "Санта Крус". Уверен, что никто, кроме меня...
- Но если даже тебе эти паруса не привиделись, откуда ты знаешь, что это наши корабли? - прервал его Рамирес. - С тем же успехом это могут быть корабли англичан.
Лоренцо скрипнул зубами, словно раскусывая проклятие. Чувствовал, что вот-вот взорвется.
- Они плывут с юго-запада, - с трудом выдавил он сквозь стиснутые зубы. - Я достаточно давно в море, чтобы отличить силуэты наших каравелл и фрегатов от английских кораблей.
Бледные восковые щеки командора окрасились легким румянцем.
- Por Dios, было бы это правдой...Ты уверен? - порывисто спросил он.
- Абсолютно, - ответил тот. - Но это ещё не все. У меня пистолет. Заряженный.
Рамирес нетерпеливо пожал плечами.
- И я могу получить заряженный пистолет, если выберу его. Что с того? Вдвоем нам не удержать целой банды этих бандитов даже полминуты.
- Не о том речь, - бросил Запата.
- Тогда о чем, черт побери?
- Выбирай шпаги и дерись поосмотрительней. Мы будем оспаривать каждый выпад этого пикаро. Будем прерывать поединок, протестовать против якобы совершаемых нарушений. При необходимости выдумаем какие-то несуществующие правила поединка, которые обязательны для всех hombres finos. Что может знать об этом какой-то Мартен? И если уж ты окажешься в смертельной опасности, пущу пулю ему в лоб.
- И тогда они набросятся и разорвут нас на части, - понуро закончил командор.
- Возможно, - согласился Лоренцо. - Но - quien sabe? Могут не успеть. Когда я крикну им в лицо, что наш флот близко, что он их настигает, прежде всего они кинутся спасать собственные шкуры и награбленное добро в трюмах. Полмиллиона пистолей! Сомневаюсь, что душа их команданто, особенно когда она уже покинет телесную оболочку, будет представлять в глазах этой банды большую ценность. Думаю, нет! И кинутся они к парусам, а не на нас.
Рамирес благодарно взглянул на него и усмехнулся. Это была первая его улыбка с той минуты, как они подняли якорь в Кадисе.
- Заслоните меня, - шепнул Лоренцо. - Нужно подсыпать пороху.
Едва он успел это сделать и снова спрятать пистолет под мундиром, как раздался нетерпеливый голос Мартена, который призывал своего противника поторапливаться.
- Кончайте наконец вашу исповедь, командор! - воскликнул он. Насколько я знаю, испанским пехотным капитанам не дано права отпущения грехов.
Рамирес не нашел, что ответить, но взрыв смеха среди матросов ударил его как бичом. Румянец на его лице приобрел кирпичный оттенок, ненависть воспылала в груди и внезапно остыла под дуновение страха. Лоренцо мог и ошибаться, а тогда...
- Тогда смотри, - сказал он, конвульсивно сжимая его ладонь. - И вы тоже, лейтенант, - добавил, глядя исподлобья на другого секунданта. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь.
- Да, сеньор, - буркнул артиллерист.
- Ну так что? - спросил Мартен. - Шпаги или пистолеты?
- Шпаги, - ответил Бласко де Рамирес. - Но я хотел бы биться собственной шпагой. У меня в каюте две, из которых...
- Может быть, тебе достанет этой? Она твоя, - услышал он голос, который его потряс.
Рамирес повернул голову.
Сеньорита Мария Франческа шла к нему со шпагой в протянутой руке, держа её за клинок, так что золоченый эфес с нарядным темляком был обращен к нему.
- Я подняла её с палубы в ту минуту, когда ты сдавался, сказал она без тени упрека или издевки, словно этот поступок был ей совершенно безразличен.
Рамирес ошарашенно уставился на нее. Что это могло значить? Был это жест симпатии? Или обещания? Символ надежды?
Лицо сеньориты совсем ничего не выражало. Ее карие глаза
- 292 - смотрели не мигая, серьезно и холодно. Он с трудом выдержал её взгляд и молча поклонился, но перехватив рукоять, прижал её к сердцу и шепнул:
- Благодарю, Мария.
Она чуть заметно кивнула и поспешно отступила. Рамирес оглянулся на своих секундантов. Те стояли позади, слева и справа. Перевел взгляд на Мартена, который по другую сторону палубы терпеливо ждал с обнаженной рапирой в руке.
- Начинайте! - скомандовал молодой помощник Мартена.
Противники подняли оружие на уровень лица, поклонились друг другу, потом секундантам, отмерили дистанцию вытянутыми клинками и стали в позицию.
Казалось, оба ожидали атаки. Рамирес предусмотрительно продел руку через толстую плетеную петлю, которой заканчивалась рукоять шпаги. Хорошо помнил, как онемела у него рука, когда Мартен своим ловким приемом выбил у него оружие. На это раз он был настороже. Неплохой фехтовальщик, он понимал, что ему не тягаться с этим воплощением сатаны, хотя надеялся, что нескоро ему поддастся, если сохранит хладнокровие. Заметил, что его позиция выгоднее: он мог при надобности свободно перемещаться, а за спиной Мартена места оставалось немного. Второй секундант корсара, крепкий, заросший до самых глаз боцман с короткими ногами и длинными мускулистыми руками вылитая седая обезьяна - видимо тоже это заметил, ибо беспокойно косился за спину.
У Рамиреса мелькнула мысль, что этим нужно воспользоваться. А вдруг удастся в первой же атаке заставить противника отступить на два - три шага...Тогда Мартен утратил бы свободу движений; возможно, оглянулся бы, может на полсекунды потерял бы из виду шпагу своего врага...Этого могло хватить на укол в шею...
Все эти мысли промелькнули мгновенно. Рамирес кинулся вперед, отчаянно атакуя. Но Мартен не дрогнул: отбил два выпада, вовремя закрылся от третьего и тут же перешел в атаку.
Бласко отступил на шаг, на два шага. Он чувствовал на клинке силу отражаемых ударов и был ей поражен. На рипосту времени не было. Продлись это ещё немного, ему конец.
Как нельзя более вовремя спасли его протесты Лоренцо. Капитану не пришлось разыгрывать возмущение: в нем кипело безумная ярость, он рычал, как злой пес, утверждая, что Мартен нанес своему противнику два укола ниже пояса. Удары, недозволенные в честном поединке, которые могли стать смертельными. Командор сумел их парировать, но такое поведение Мартена в схватке с идальго освобождало последнего от продолжения поединка. Так было не принято, и вообще смахивало на попытку обычного убийства в пьяной драке.