— Учтите, на местности все может оказаться совершенно иначе, чем на этом клочке туалетной бумаги. У нас не было необходимости обновлять карту со времен Вьетнама. Так что данные устарели минимум на двадцать лет. Если вдруг возникнет желание, подредактируйте эту картинку и перешлите по факсу — буду очень признателен.
   Малдер сильно сомневался, что армейским чиновникам действительно могла понадобиться новая редакция карты, сделанная руками спецагентов ФБР. Скорее всего, приказание сверху просто не содержало распоряжения содействовать. Нет, Малдер не предполагал, что со стороны Вооруженных сил против них существует заговор, — хотя Скалли наверняка подозревала, что он думает именно об этом. Напротив — он удивился бы, если бы военные вдруг проявили гостеприимство. Они всегда относились к ФБР, как к нелюбимому младшему брату — терпели, но при случае всегда тихонько пакостили, особенно если поблизости не было «родителей».
   Окончив инструктаж, ван Эппс посадил агентов в правительственный лимузин с дипломатическими номерами и отвез их на центральный Железнодорожный вокзал столицы Хуа Ламфонг.
   Скалли и Малдер уже тогда почувствовали усталость после некомфортного перелета, а ведь это было только начало. Но любопытство пока побеждало мучительное желание вздремнуть. Малдер смотрел в окно и думал о том, что жители Нью-Йорка и Чикаго напрасно называют свои города каменными джунглями. Они просто не видели Бангкок — вот это действительно настоящие, непролазные джунгли. Узкие улочки, забитые малолитражками, автобусами, моторикшами, и, куда ни глянь, — миллионы спешащих куда-то людей. Целое сонмище клерков в белых рубашках, женщин в разноцветных платьях, школьников в черных форменных пиджачках, монахов в оранжевых одеяниях, словно шарики в навечно заведенной броуновской машине. Небоскребы из стекла и бетона, словно дикие скалы, нависающие над древними, золотоверхими пагодами, казались плодом больного воображения, миражом, который развеется после приема соответствующего лекарства. Смешение стилей было просто немыслимым — новое отчаянно боролось со старым даже в пределах одного здания.
   Скалли и Малдеру очень хотелось хоть на несколько минут окунуться в атмосферу странного города, но ван Эппс не предоставил им такой возможности, остановив машину прямо у вокзала, в здании которого в отличие от всего остального не было ничего экзотического. Когда он на прощание помахал агентам рукой, Малдер почувствовал огромное облегчение — теперь этот тип не будет висеть над душой и можно действовать свободно.
   Вскоре за окном поезда назойливые городские картины сменились мягкой зеленью сельских пейзажей. По мере того как поезд удалялся на юго-восток, между залитыми водой рисовыми полями все чаще начали появляться густые лесные заросли. Глазу не на чем было остановиться, и Малдер решил скоротать время за беседой. Их попутчик — местный фермер, возвращающийся домой после трехнедельной поездки в великую столицу, — оказался весьма словоохотлив. Беседа шла довольно бойко (хотя обоим пришлось изъясняться на адской смеси английского и ломаного французского), пока Малдер не упомянул о конечном пункте их путешествия.
   Тут с фермером произошло нечто странное. Он вздрогнул, отодвинулся на край сидения и что-то зашептал, ухватившись за амулет, висящий на шее. Малдер знал, что тайцы — один из самых суеверных народов, но почему одно лишь название города Алькат привело их попутчика в такой трепет?
   Фермер, судя по всему, не имел ни малейшего желания объяснять, но Малдер настаивал и получил в ответ три слова: Май-ди-фис. Покопавшись в карманном словаре, он перевел это как «злые духи». Оставшуюся часть пути таец демонстративно молчал.
   По железной дороге они добрались только до Районга — прибрежного городка, окруженного курортами вполне европейского типа. Здесь на каждой улочке теснились сувенирные лавки и кафе, предлагающие многочисленным туристам местные экзотические блюда, вроде нам плаа — рыбного соуса.
   Центр туризма имел свои преимущества — Малдер и Скалли без лишних хлопот арендовали джип. Пусть не новый, но вполне в приличном состоянии. Другое дело, что дорогу на юг, по которой им пришлось ехать, с трудом осилил бы даже болотный вездеход на воздушной подушке. Чем ближе становилась цель путешествия, тем чаще казалось, что здесь не ступала нога человека и полоса земли между деревьями — вовсе не дорога, а результат какой-то природной катастрофы…
   — Город должен быть где-то рядом, — крикнула Скалли сквозь натужный рев двигателя. — Судя по карте, Тайский залив — у подножия холма, по которому мы сейчас сползаем. А справа начинается горный массив Дум Као — «черные горы». Высочайшая вершина — двенадцать тысяч футов, площадь около двухсот квадратных миль. По противоположному склону проходит граница с Камбоджей. Практически непригодные для жилья места — оползни, лавины, хищники и, кроме того, насекомые — переносчики заболеваний.
   — Рай для отшельника, — подытожил Малдер. — Выбери пещеру посуше, на завтрак — какое-нибудь местное животное, по выходным можно созывать соседей и вместе любоваться камнепадами. Вот жизнь!
   — Осторожнее!
   Передние колеса лендровера повело влево и вниз, дорога исчезла, и машина неудержимо понеслась на огромные камни. Малдер резко вывернул руль, ударил по тормозам, джип чудом проскочил между двумя валунами и замер, увязнув в грязи. Малдер облегченно вздохнул и припал к рулю.
   А когда поднял голову, то не поверил собственным глазам — машина остановилась на краю мощенной камнем дороги, спускающейся в долину, с трех сторон окруженную лесным массивом. С четвертой стороны ее омывал океан. Перемена была разительной — только что они с трудом пробирались по узкому, размытому проселку сквозь густые заросли, и вдруг — простор, синева до самого горизонта… Десятки ярко раскрашенных рыбацких джонок и маленьких моторных лодок вышли на промысел — дождь не был тому ни малейшей помехой. Целую минуту Малдер с любопытством наблюдал, как Рыболовы на ближайшем суденышке тянут тяжелую сеть. Потом завел двигатель и начал медленно выруливать на дорогу.
   — Ну вот, кажется, это и есть Алькат, — Удовлетворенно констатировала Скалли, отбрасывая со лба мокрые волосы, ее глаза заметно повеселели.
   Малдер вел машину медленно, чтобы напарница смогла отдохнуть после изматывающего авторалли и полюбоваться окрестностями. Дорога вскоре привела их в центр тихого рыбацкого поселка. Вокруг стояли одноэтажные деревянные домика с пестрыми вывесками на тайском языке — очевидно, коммерческие магазинчики. Встречались и традиционные дома с резными крышами и наклонными стенами. Большинство сооружений стояло на сваях, видимо, в сезон дождей Алькат основательно затапливало.
   В стороне от дороги виднелись дома повыше — в два-три этажа. Люди деловито расхаживали по улицам. В поселке даже имелись машины, правда, более изношенные, чем лендровер. Они мирно соседствовали с велорикшами, бойко крутившими ржавые педали. Как и рыбаки, велорикши не обращали на дождь ни малейшего внимания. Они лавировали между автомобилями, а водители, высовываясь из окон, беззлобно поругивались на одном из тайских диалектов. Собака, заливаясь отчаянным лаем, гналась за двумя ребятишками, торговка рыбой громко расхваливала свой товар.
   — Да, это не Бангкок, — проговорила Скалли. — Даже не верится, что Алькат находится в той же стране.
   — Обычное дело для «третьего мира», — кивнул Малдер. — Столица меняется на глазах, новые дома, новые машины — и новые люди. А сюда, в глубинку, прогресс все никак не дойдет. Меньше пяти тысяч жителей, туриста сюда разве что шальным ветром заносит. Вот и киснут под дождем — тихо, мирно. Интересно, почему такая жизнь нравится американцам, которые застряли здесь после войны? Привыкли, наверное… А вот, гляди, какой колоритный тип!
   На краю дороги, широко улыбаясь беззубым ртом, стоял старик. Три истертых цепочки красовались у него на шее, и на каждой висело по кусочку нефрита. Амулеты, точно такие же, как у фермера в поезде. Наверное, ни одна страна мира не может похвастать таким количеством потусторонних существ на душу населения. Соответственно, каждого духа полагается особым образом ублажать, если не хочешь пойти топором на морское дно или умереть от какой-нибудь страшной болезни.
   И все же, Малдеру этот старик показался странным. Не потому, что он смотрел на них так, будто гости с Запада наведываются сюда каждый день, — таким взглядом встречают тех, кого давно поджидают.
   Малдер тряхнул головой. Это дождь виноват. Дождь и адская усталость, от которой в воображении рождаются химеры. Старичок дружелюбен, как большинство тайцев, — вот и все. В следующие несколько минут прохожие не раз одаривали гостей радушными улыбками, и очередное обострение шпиономании постепенно прошло…
   — По-моему, мы добрались до центра, — заметил Малдер. — На карте есть что-нибудь вроде гостиницы?
   Скалли пожала плечами.
   — Такой информации нет. Но я думаю, что хотя бы один постоялый двор здесь найдется. А нам большего и не надо — бросить шмотки и вперед, искать Эндрю Палладина.
   Малдер посмотрел на лес, поднимающийся по склонам горного хребта. Что труднее — искать в этих диких джунглях отшельника или напасть на след человека, который якобы погиб пятнадцать лет назад? Пока ясно одно — только достигнув хоть одной из этих целей, они смогут понять, что погубило Перри Стэнтона.
   — Ну, вот и пришли. — Скалли показала на длинный одноэтажный дом из желтого кирпича, — Согласно этому, как сказал ван Эппс, «клочку туалетной бумаги», перед нами клиника, построенная на месте полевого госпиталя Эмайла Палладина.
   Малдер выплеснул воду из ботинок и отодвинул свисающие до земли пальмовые ветки, чтобы рассмотреть все как следует. Он увидел типичный барак — односкатная металлическая крыша, около дюжины квадратных окон из полупрозрачного оргстекла, крыльцо с бетонными ступеньками. Единственная примечательная черта — над входом восседал улыбающийся позолоченный Будда, застывший в медитативной позе. Седовласый хозяин крохотной гостиницы где остановились Малдер и Скалли, рассказал, что последние десять лет клиникой управляют буддийские монахи.
   — Гляди-ка, вон там, на противоположной стороне улицы — не церковь ли?
   Малдер смерил взглядом двухэтажное белое здание с башней посередине. Судя по конструкции, башня когда-то выполняла функцию колокольни, но сейчас ничего похожего на колокол не наблюдалось. Хотя с фасада здания только в двух местах осыпалась штукатурка, было ясно, что сюда уже много лет никто не ходит.
   — Церковь-то церковь, но сомневаюсь, что за последние десять лет ее посетил хотя бы один прихожанин, — заметил Малдер.
   — Таиланд — единственная страна в Юго-Восточной Азии, которая ни разу не стала европейской колонией, — напомнила Скалли, — поэтому христианство здесь практически не прижилось.
   — Давай отвлечемся от столь печального зрелища и посмотрим сюда.
   Малдер показал на маленький кукольный дом, установленный на вершине цилиндрического столба.
   Миниатюрный ломик был сделан с большим старанием и любовью: стены украшены ярким диковинным орнаментом, крыша покрыта пластинками чистого золота, на дверях, присмотревшись, можно было заметить медные ручки. У основания домика висела свежая цветочная гирлянда, а из окон, кружась, струился дымок благовония.
   — У христианских проповедников здесь нет ни единого шанса, — заключил Малдер. — Вера предков у танцев слишком сильна. А этот домик — знаешь, что такое? Жилище для духов Таким образом тайцы отваживают злые сущности от больницы — не борются с ними, а предлагают другое обиталище. По-моему, очень разумно.
   — А ты, оказывается, крупный специалист по восточным религиям, — сказала Скалли, с интересом заглядывая в окошко домика.
   — Ты мне льстишь, — улыбнулся Малдер, — Но если серьезно, я всегда уважал их веру. Духовная культура тайцев предельно индивидуалистична. Само слово «Таи» значит «свободный». Их вера основана не на доктрине, а на повседневных наблюдениях. Если ,они решают ублажать какого-либо духа, то не потому, что так им сказал проповедник, а потому, что они сами видят, как страшен его гнев.
   Скалли пристально посмотрела Малдеру в глаза. «Удивительно, — подумала она, — столько времени проводишь рядом с человеком, а многого о нем все равно не знаешь…»
   — Согласись, Скалли, культура народа, прожившего восемь столетий без единой братоубийственной войны и сохранившего независимость, достойна изучения, — сказал Малдер, поднимаясь на крыльцо и поворачивая дверную ручку.
   Из клиники потянуло сквозняком, и Малдер, подтолкнув вперед Скалли, поспешил закрыть дверь. Они очутились в просторном холле с бетонным полом и чисто выбеленными стенами. Под потолком сияли неоновые лампы, в воздухе плавал запах антисептика. Вдоль стен рядами выстроились носилки на колесах и тележки с различным оборудованием. На некоторых носилках лежали больные; к каждому из них был приставлен монах в оранжевом одеянии и санитарка в белоснежной форме Красного креста. Картину дополняли резиновые перчатки на руках монахов и стетоскопы, надетые поверх облачений. В целом больница выглядела беднее хорошей западной клиники, но по местным меркам это был настоящий медицинский центр.
   Скалли обратила внимание Малдера на одни носилки. Два монаха пристально наблюдали, как светловолосая, высокая женщина оказывает помощь пациенту. Ее униформа заметно отличалась по крою, а судя по тому, как висел ее стетоскоп, было ясно, что она прошла подготовку в Штатах.
   — Наверное, это главный врач, — шепнула пли. — Такая форма выдается Медицинским департаментом.
   Тем временем врач отошла от носилок, чтобы монахи могли рассмотреть результаты ее работы. Пациент— мужчина чуть за сорок — уже пришел в сознание. Всю его грудь, от живота до ключицы, пересекал багровый шов. Скалли одобрительно кивнула — рана была зашита профессионально.
   — Недели три вводите антибиотики, — сказала доктор монахам. — И он будет у вас как новенький. Только попросите его больше не нарываться на рыбу-меч.
   Монахи энергично закивали. Доктор сняла перчатки, бросила их в пластиковый контейнер и подошла к посетителям. Оказалось, что она лишь на пару дюймов ниже Малдера.
   — Доктор Лайана Филдинг, — представилась женщина.
   — Фокс Малдер. А это моя напарница Дана Скалли. Мы агенты Федерального бюро расследований Соединенных Штатов. Вы не могли бы уделить нам несколько минут?
   — Да, разумеется.
   — Спасибо. Скажите, доктор Филдинг, вы постоянно работаете в Алькате?
   — Нет. Я прикомандирована к местному подразделению Красного креста. Езжу по региону, передаю опыт, насколько это возможно. Странно встретить здесь федеральных агентов. Далековато вы забрались.
   Скалли подошла к носилкам, но ровно настолько, чтобы не приближаться к монахам вплотную и не оскорблять их религиозных чувств.
   — Судя по качеству шва, вы учились в Штатах.
   — Вы правы, — подтвердила Филдинг. — В Чикаго. Вы тоже врач?
   — Патологоанатом. Но сейчас у меня несколько другие служебные обязанности.
   — Мы расследуем инцидент почти пятнадцатилетней давности, — сказал Малдер. — В связи с этим нас интересуют люди, которые работали здесь еще в полевом госпитале — Эмайл и Эндрю Палладии…
   Филдинг закашлялась и быстро взглянула на монахов. Услышав фамилию Палладии, служители быта, как по команде, подняли головы.
   — Я думаю, ФБР известно, что Эмайл Палладии давно умер, — с расстановкой проговорила Филдинг.
   К счастью, Малдер был человеком, а не охотничьим псом — иначе все увидели бы, как он втягивает носом воздух и возбужденно колотит по земле хвостом. Он сразу заметил, как многозначительно переглянулись монахи, как занервничала доктор Филдинг. Откуда столько эмоций по поводу давно умершего человека?
   Лайана Филдинг наткнулась на его подозрительный взгляд и торопливо пояснила:
   — Эмайл Палладин — часть истории Альката. Для большинства здешних жителей его госпиталь, по сути дела, стал первым… подарком из внешнего мира. У тайцев, вы знаете, очень образный тип мышления. Все непривычное порождает слухи, потом слухи обрастают легендами и очень часто появляется страх. Насколько я понимаю, Эмайл Палладин считался здесь крайне необычной личностью.
   Малдер инстинктивно подался вперед.
   — А если конкретнее? Ответить Филдинг не успела. С улицы послышался шум, дверь с грохотом распахнулась, и в помещение ввалились два рыбака в мокрых робах, несущие стонущего старика. Доктор схватила свежую пару перчаток и бросилась к ближайшим свободным носилкам, выкрикивая что-то по-тайски. Рыбаки кивнули и осторожно опустили старика на носилки.
   Правая штанина бедняги была наспех оторвана; нога выглядела ужасно — багровая, вспухшая, покрытая круглыми волдырями. Филдинг сказала пострадавшему что-то ободряющее, один из монахов подал ей пузырек с прозрачной жидкостью, и доктор стала осторожно промывать пораженные участки. Запахло уксусом.
   — Медуза, — сказала Скалли, наблюдая, как споро работает Филдинг. — Судя по симптомам — медуза-воин. Очень болезненный ожог, в отдельных случаях возможен смертельный исход. Уксус стягивает стрекательные клетки и нейтрализует действие яда.
   Доктор взяла у второго монаха скальпель и начала аккуратно счищать верхний слой пораженной кожи. Старик стонал уже тише — либо подействовал уксус, либо несчастный впал в шоковое состояние. Малдер увидел его помутившиеся вытаращенные глаза и вспомнил Стентона. Именно так он смотрел на Малдера за мгновение до гибели — с мукой и ужасом.
   Потому что его, как и этого старика, терзала уносимая боль, боль, рождающаяся в коже! Доктор положила скальпель в кювету и снова принялась промывать рану. Старик шумно вздохнул, и хотя он по-прежнему морщился от боли, его взгляд приобрел более осмысленное выражение. Филдинг решила продолжить прерванную беседу, не отрываясь от дела.
   — Видите ли, вы обратились немного не по адресу. Я не местная и не была лично знакома с Палладинами. Однако есть человек, который, возможно, окажется вам полезен. Аллан Троубридж, один из основателей этой клиники.
   Скалли достала из кармана блокнот, стряхнула с обложки дождевые капли и приготовилась записывать.
   — Троубридж знал Эмайла Палладина?
   — Во время войны Аллан служил в госпитале санитаром. Война закончилась, но он решил остаться. Очень многое из того, что вы здесь видите, добыл именно он — связывался с Красным крестом, договаривался о поставках оборудования. В городке его очень уважают.
   «Это уже интереснее!» — подумал Малдер и бросил:
   — Он сейчас в клинике?
   — Нет, сегодня у него выходной. Но если хотите, можете навестить его — я расскажу, как дойти. И еще… Дружеский совет… Если вы будете расспрашивать о госпитале и Палладине, приготовьтесь к тому, что друзей вас не прибавится. Прошлое не всегда стоит ворошить.
   Филдинг даже не подозревала, что, говоря это, добьется прямо противоположного результата. После подобного предостережения Малдера уже ничто не могло остановить.
16
   Кровь ударила Малдеру в лицо, в голове зазвенело. Агент протянул руку, чтобы схватить стакан, но слезы, хлынувшие из глаз, лишили его возможности ориентироваться. Вместо крика о помощи из горла вырвался отчаянный лающий кашель…
   Эта драматическая сцена была встречена дружным смехом хлебосольных хозяев. Аллан Троубридж даже захлопал пухлыми ладонями.
   — Я предупреждал: сомдтам — очень сердитая штука, — напомнил он виновато. — Даже здешние тайцы относятся к нему с опаской.
   Малдер наконец нашел свой стакан с биатайским пивом и жадно припал к нему, чувствуя, как пенистая жидкость постепенно гасит огонь, пылающий во рту. Утерев слезы, он посмотрел на Скалли, сидящую рядом на полу, скрестив ноги. Она держала палочки над большим блюдом
   и озадаченно поглядывала — то на его содержи мое, то на Малдера.
   — Смелее, Скалли! — просипел Малдер. — Не одному же мне мучаться.
   Она пожала плечами, подцепила палочкой макаронину и отправила в рот. Прошла секунда после того, как сомкнулись ее губы… и вдруг лицо Скалли сделалось пунцовым, глаза вылезли из орбит, в горле забулькал сдавленный кашель, она выхватила у Малдера стакан и залпом осушила его.
   Троубридж не сдержался и опять захохотал.
   — Напоминаю: попытка нанести увечья агентам ФБР — государственное преступление! — с шутливой строгостью изрек Малдер. — Так что, вы говорите, там намешано?
   Прежде, чем Троубридж успел ответить, в комнату вошла его жена и, поклонившись, заняла свое место за приземистым деревянным столиком. Супруги являлись полной противоположностью друг другу: он — человек-гора, шесть футов ростом и весом не менее двухсот фунтов;
   она — миниатюрная, тонкая как тростинка. Огненно-рыжий, бородатый Аллан был похож на викинга, Рина — типичная представительница своего теплолюбивого племени — на бронзовую тайскую статуэтку.
   — Сначала берем сырую папайю, — сказала она по-английски, с легким акцентом, — потом добавляем сок лайма, пригоршню молотого чили. сушеных креветок и маленьких береговых крабов. Затем толчем это в ступке и скатываем вот такими тонкими колбасками. А мой муж — садист, он должен был вас предупредить…
   Теперь засмеялся Малдер — подобная характеристика совсем не вязалась с внешностью добродушного толстяка.
   Несмотря на пророчества Филдинг, Аллан Троубридж довольно спокойно отреагировал на вопросы о деятельности Эмайла Палладина в госпитале МЭШ. Скалли и Малдер ждали настороженности и отчуждения — а встретили радушие и любезность. Вместо того чтобы выпроводить агентов за дверь, Троубридж пригласил их к столу.
   Положив себе рисовый шарик — по крайней мере это кушанье не таило в себе неприятных сюрпризов, — Малдер стал разглядывать скромное обиталище Троубриджей. Узенькая комнатка с деревянными стенами была необыкновенно уютной; бледно-розовый ковер и плетеные портьеры выглядели как-то особенно по-домашнему. У дверей высилась книжная полка, заставленная медицинской литературой и различными тайско-английскими словарями. В дальнем углу стоял маленький буддийский алтарь, а позади него, на мраморном пьедестале — четырехфутовая фигура золотого Будды в позе лотоса, с воздетыми к небу руками. Статуя была окружена потушенными благовониями и сушеными цветочными гирляндами. Фоубридж пропитался культурой этой страны — возможно, именно этим и объяснялось его неизменное благодушие.
   — Вот уж не думал, что прошлое госпиталя может заинтересовать агентов ФБР, — проговорил Троубридж, когда содержимое тарелок перекочевало в желудок. — Эмайл и Эндрю — часть здешней истории, но уж никак не часть дня сегодняшнего. Я уже много лет не слышал, чтобы кто-то упоминал эти имена. И даже не представляю, где сейчас находится Эндрю. Поговаривали, что он поселился где-то в горах, — не знаю, после войны мы с ним не встречались. Так что, боюсь, я ничем не смогу вам помочь
   — Доктор Филлинг уверяла нас, что Палладина и его госпиталь здесь предпочитают не вспоминать, — сказала Скалли, попутно пытаясь остудить обожженный рот вторым стаканом пива. — Что вы думаете об этом?
   — Ну, видите та… — улыбка Троубриджа несколько потускнела, — шла война. А Эмайл Палладии был человек одержимый и очень властный. Госпиталем он управлял, как феодал своею вотчиной. Местные жители не привыкли жить в обстановке военного времени, поэтому госпиталь казался им настоящим адом. Соответственно, Палладии как начальник ада — самим дьяволом.
   Троубридж поежился. Это был первый заметный признак беспокойства с начала беседы, и Малдер сразу подумал: «Нет, за этой улыбкой скрывается что-то еще!»
   — Если можно, расскажите подробнее, — попросил он.
   Троубридж положил огромные ладони на пол и задумался. Потом заговорил медленно и уже без улыбки:
   — Наш госпиталь специализировался на ожогах напалмом. Сюда присылали самых тяжелых — пятьдесят процентов поверхности тела и более. День за днем везли полуживых. изуродованных солдат, большинство из которых родная мать не узнала бы, потому что у них просто не было лиц! Лучше бы они погибли на поле боя — но в последнюю секунду приговор почему-то изменили, и не скажу, что на более мягкий. Каково это — продолжать дышать, страшно мучиться и чувствовать, что в тебе не осталось ничего человеческого — ни снаружи, ни внутри.
   Голос Троубриджа дрогнул. Его жена встала из-за стола, подошла к статуе Будды и зажгла палочку благовоний.
   — Но Эмайл Палладин брался их лечить, — продолжал Троубридж. Его лицо, к удивлению Малдера, оставалось удивительно спокойным. — И отдавался этому весь, до последней капли. Сутками не выходил из клиники, практически ни с кем не общался.