Страница:
Палин внимательно следил за начальником главка и ощущал в себе постепенно нарастающее раздражение. В глазах Торбина метнулась тень. Он с надеждой посмотрел на дверь, затем отошел к столу заседаний и, повернувшись к Палину и прислонившись задом к торцу стола, скрестил руки на груди.
– Ну и что?.. – грубо спросил он. В голосе прозвучал металл.
Неожиданный спазм перехватил Палину дыхание, в глазах потемнело от гнева. Срывающимся голосом он прокричал, потрясая колбой и выплескивая на голубую латексную дорожку радиоактивную воду:
– До каких же пор все это будет продолжаться?!.. А?!.. Сергуня?!..
Торбин опустил руки с груди и схватился за ребро столешницы.
– Вы пьяны! – строго сказал Торбин и невольно откинулся назад, словно опасаясь удара. – Вон отсюда, наглец! – выкрикнул он, сильно побледнев. Глаза непрерывно бегали, наблюдая за каждым движением Палина, лицо которого в нехорошем оскале и впрямь становилось страшным.
Палин испытал вдруг момент полной раскованности. И облегчения. Будто прорвало давно мучивший его гнойный нарыв.
Он нетерпеливо дернул головой. Русый чуб сполз на лоб, прикрыв переносье. Глаза возбужденно блестели.
– Не узнаешь, Сергуня?! Ну и сволочь же ты!..
– Что вам надо?! – спросил Торбин придавленным голосом. Лицо его вздрагивало.
Послышался глухой звук падения, смягченный ворситом латексной дорожки: Палин бросил радиометр на пол. Наклонился, не спуская глаз с Торбина, дрожащей рукой поставил колбу на палас. Резко выпрямился. Колба упала набок. Вода, булькая, полилась, как ртуть, на непромокающий палас. Края лужицы вздуто закруглились. Не заметив, что колба опрокинулась, Палин стремительно прошел и стал вплотную к Торбину. В упор выпалил:
– Ты сволочь, Сергуня!.. – Огромные лапищи Палина судорожно сжимались и разжимались.
Торбин широко открытыми, побелевшими вдруг и полными откровенного страха глазами смотрел то в лицо Палину, то на его страшные конвульсирующие руки.
– Дорвался до власти?! – Палин от возбуждения брызгал слюной. – По твоему приказу эту гадость льют в море! – Он резко повернулся, выкинув руку в сторону колбы. Увидел, что она опрокинулась. На ковре покачивался и вздрагивал выпуклый, словно лужица ртути, мениск воды, под которым серебристо поблескивали пузырьки воздуха. Выругался: – Ч-черт!.. – Весь облик Палина высвечивал страстным желанием действовать, крушить, расправляться.
«Сейчас ударит…» – мелькнуло у Торбина и вырвалось торопливое, заслоняющее:
– Что ты, что ты?!..
И вдруг Торбина словно бы осенило. Он быстро глянул на дверь, в глазах метнулись голубоватые тени. Оттолкнувшись от стола, он встал прямо, оказавшись вплотную к Палину. Их лица почти соприкасались.
– Брось дурить, Вовка!.. – сказал Торбин полудружески, и в голосе его снова скребанул металл, и появилась начальственная уверенность.
Палин ощутил лицом теплые толчки воздуха из его рта. Брезгливо сморщился.
«Вот когда признался! – мелькнуло у него, и в голову ударила горячая волна гнева. – За счет „Вовки“ решил выкрутиться, стервец!..»
Палин весь задрожал. Было видно, что он сдерживает себя, но после мгновения заминки он вдруг судорожно схватил побелевшего, как смерть, упитанного начальника главного управления за лацканы пиджака, несколько раз как следует тряхнул, то отдаляя от себя, то подтягивая к самому лицу.
– Ты гад, Сергуня! Ты преступник! Ты понял это наконе-ец?!
– Ты-ы… за-за-за… э-э-э-то… о-о-отве-е-тишь! – прокричал Торбин впервые жалобным, с подвизгом голосом, заикаясь в такт встряхиванию.
– Гад! – выдохнул Палин и не особенно сильно толкнул его от себя на стол. Тот опрокинулся на спину, с метр проехал на спине по столешнице длинного стола заседаний, оставив на пыльной поверхности темную блестящую широкую полосу. Все еще смертельно бледный, привстал на локтях, и, видимо, ожидая нового нападения, полушепотом, исполненным откровенного страха, заикаясь, повторил:
– Ты-ы-ы… е-еще… за-за это о-о-ответишь!..
В серых, совершенно прозрачных от страха глазах его усиленно дергались тени и, казалось, маской отрешенности пытались скрыть беззащитность хозяина. Но тщетно. Страх всегда истинное чувство, и пока оно властно владеет человеком, ложь бессильна.
Торбин все еще полулежал на столе заседаний, но Палин вдруг весь как-то обмяк, ощутил прилив вялости, махнул рукой и сказал:
– Ладно, Сергуня… Бить не буду… А надо бы… И напоить бы тебя этой радиоактивной водичкой, которой ты нас поишь… – Палин обессиленно плюхнулся в кресло.
В это мгновение входная дверь распахнулась, и в кабинет быстро вошли директор АЭС Мошкин и запыхавшийся, в борцовском полусгибе, главный инженер Алимов. Казалось, он искал, с кем бы схватиться. Они оба замерли на месте и вслед за тем почти в один голос взволнованно выкрикнули:
– Что с вами, Сергей Михайлович?!
«Отработанный дуэт…» – подумал Палин и усмехнулся. Он увидел вдруг, как изменилось выражение лица Торбина. Оно вновь налилось свинцовой тяжестью. Большие серые глаза как бы сжались и обрели знакомую уже отрешенность.
Торбин слез со стола спокойно, и при этом в движениях его тела сквозила властность и несколько завышенное, как показалось Палину, чувство собственного достоинства. Он притопнул ногами по полу, словно нащупывая твердь, погладил поочередно одной, затем другой рукой зад, что означало, видимо, стряхивание пыли, приподнял за лацканы и круто дернул вниз пиджак, отчего он плотно слился с ожиревшей фигурой, глубоко сунул руки в карманы, посмотрел в сторону Палина, сказал с металлом в голосе:
– Сей тип осмелился поднять на меня руку…
Фраза прошла спокойно, почти вполголоса. Затем Торбин налился кровью и, сильно размахивая перед лицом Мошкина расхлябанной ладонью, будто срывая на нем зло, закричал:
– Распустили, па-анимаешь, подчиненных! На представителей правительственного учреждения у вас тут может любой подонок руку поднять!.. Я требую немедленно навести пар-рядок!
Завершающую фразу он уже не прокричал, а проревел.
Смертельно бледный Мошкин (Палину показалось, его хватит удар) бросился к телефону и лихорадочно набрал 02.
– Алло!
От громового баса Мошкина у Палина защекотало в ушах, и ему почудилось, что звякнула крышка в пустом графине.
– Срочно милицию! На АЭС! Да-да… Экстраординарный случай! Бешеное хулиганство!.. Спасибо… Кабинет директора… Да…
В это время Алимов в панике прихлопнул себя по бокам руками, будто петух крыльями, и стал беспорядочно носиться по кабинету, причитая:
– Ну, ты даешь! Ну, ты даешь, Палин! Ну, варвар! Останавливался вдруг против него, запечатлевающе глядя, снова прихлопывал себя по бокам.
– Ну, ты даешь! Чего удумал!..
Он снова побежал вкруговую, наступил на вздрагивающий мениск радиоактивной воды, отбросив носком ботинка колбу, и понес грязь по паласу. Все еще бледный Мошкин подошел к Палину. Огромные, как блюдца, черные глаза его горели яростью. Палин смотрел на него с легкой усмешкой и видел, что глаза директора вместе с тем какие-то виноватые: «И чего же это ты, парень, натворил?!»
– Встать! – заорал Мошкин.
– Не орите, – спокойно ответил Палин, продолжая сидеть.
Мошкин растерялся, повертел головой туда-сюда, будто ища поддержки, полуобернулся к Торбину, забасил в пространство:
– Он у нас ответит, Сергей Михайлович, будьте спокойны!.. Мы его пропесочим на партийном собрании, понизим в должности, отдадим под суд! Да-да! – подчеркнул он, снова глянув на Палина, но, споткнувшись о его спокойный, даже уверенный и чуть насмешливый взгляд, отвернулся и, полный, казалось, клокотавшего гнева, отошел к окну.
В кабинете на мгновение все замолкли, и в этой, внезапно наступившей тишине повисла неловкость. Палин с томительностью в душе подумал: «Скорее бы милиция, что ли…»
– Грязь не разносите… – вяло сказал он циркулирующему по кругу Алимову. Тому только этого будто и не хватало. Он весь вдруг взметнулся как-то, подскочил к сидящему Палину, стал в борцовскую стойку и, налившись грузной кровью, сипло закричал:
– Ну, ты даешь! Ну, варвар!.. Притащил радиоактивную воду в кабинет директора!.. Надо же, удумал! Креста на тебе нет! Теперь палас куда прикажешь?!..
– Куда… На дезактивацию… – Палин улыбнулся. Ему стало почему-то смешно. Вспомнив все, только что происшедшее, он посмотрел на важно и молчаливо прохаживающегося почти вплотную к столу заседаний Торбина. Видно было, что он внимательно слушал, иногда чуть скашивая глаза в сторону говоривших, и обдумывал происшедшее.
Палин будто увидел всю картину со стороны: и себя, вяло сидящего в кресле, и директора, застывшего у окна, и Торбина, и пританцовывающего рядом Алимова, и вдруг подумал: «Какой конфуз!..» И, глядя прямо в что-то выискивающие глаза главного инженера, засмеялся широко и полно, показав крепкие белые зубы. Он вдруг подумал и вместе с тем ощутил это, что как хорошо все вышло! Ему легко. Да, ему легко. Он, кажется, довел свою логику до конца.
Палин посмотрел на директора, главного инженера и начальника главка как-то по-особенному освобожденно, открыто, даже немножко пожалел их и встал. Все трое повернулись к нему, и он увидел, что на какое-то мгновение глаза всех троих дрогнули, кажется, удивлением.
– Ну, где же милиция? – спросил Палин весело.
«Хорошо!» – еще раз подумал он, ощутив прилив свежей силы во всем теле, и враз весело напряг, будто разминая, все мышцы.
В дверь постучали.
– Да-да, войдите! – Алимов и Мошкин, оба сильно покраснев и переглянувшись, бросились к двери.
Как-то очень мягко ступая и даже, как показалось Палину, очень осторожно раздвигая вокруг себя пространство, вошел в кабинет довольно полный, круглолицый майор милиции с планшетом в одной и с ключом зажигания на анодированной цепочке с фигурно отштампованными звеньями в другой руке. Он внес в кабинет еле уловимый запах только что работавшего автомобиля. Лицо его розовело, то ли от смущения, то ли естественным, свойственным ему цветом.
Майор остановился и, обведя присутствующих эдаким милицейским, чуть бравым взглядом маленьких, утонувших в складках морщинистых век, голубеньких цепких глаз, отдал под козырек и строго спросил:
– Что случилось, товарищи?..
Палину показалось, что по лицу Торбина промелькнула тень смущения. Он остановился боком к майору и было видно, что хочет что-то сказать, но не решается.
Палин был спокоен. Майор недоуменно обводил всех взглядом, не понимая, видимо, кто же здесь преступник, кто потерпевший. Похоже было, только теперь, с приходом майора, все оппоненты Палина поняли вдруг, как нежелательно и неожиданно далеко зашло дело.
Палин уже подумал, что начальство решило отработать задний ход, как вдруг Алимов смущенно рассмеялся и сказал, показывая рукой на Палина:
– Вот, товарищ майор, полюбуйтесь, добрый молодец… Чего удумал…
В этот момент майор уже с любопытством смотрел на Палина. Палин же – на Горбина, который повернулся теперь к майору. В глазах у Торбина печальная задумчивость. Лицо медленно бледнело.
«Вот теперь-то до него дошло, – думал Палин. – Теперь-то он испугался по-настоящему. Предстоит гласность… В этом все дело. А этот чудик ничего не понял. Старается…»
Алимов не стоял на месте. Как-то весь дергался, делал нырки головой слева направо, справа налево.
– Чего удумал! Поднял руку на начальника главного управления… Ну, ты даешь!.. – снова обратился Алимов к Палину, не сумев до сих пор переварить случившееся и бросая ошалелый взгляд то на майора, то на Палина.
Палин видел, что Торбин теперь смотрит на Алимова как-то тяжко, грузное лицо наливается недовольством и враждебностью.
Мошкин во все свои огромные черные глаза смотрит на Торбина. Лицо бледно-розовое, натужное. Дряблые белые складки кожи на шее и затылке мелко вздрагивают. По выражению лица видно, что он тщится принять решение. Но вот, видимо, в нем что-то сдвинулось, он весь дернулся, оторвался от окна, быстро подошел к майору, приговаривая при этом и глядя на Алимова:
– Буде… Буде, Станислав… Ничего здесь такого, чтобы… не произошло…
Палин заметил, что Торбин стронулся с места и стал удовлетворенно, будто всем видом своим подбадривая Мошкина, прохаживаться вдоль стола заседаний. Голос Мошкина на этот раз был придавленный, глуховатый, заговорщический.
– Сейчас я вам кое-что скажу, товарищ майор… – И с этими словами директор обнял милиционера за плечи и повел, наклонившись и что-то шепча ему, в противоположный угол кабинета.
Потом они вернулись. Майор довольно решительно подкатил к Палину свое чрезмерно упитанное с небольшим животиком, плотно обтянутое формой и портупеями тело, отдал честь и довольно строго сказал:
– Товарищ Палин, прошу проехать со мной!
Палин открыто глядел в лицо майору, и поскольку оно было теперь очень близко, увидел, будто через лупу, рыжеватые густые брови, неподвижные холодноватые радужины серых глаз. Потом лицо. Розовое. Кожа грубая. Обветренные, нечеткого рисунка, с синевой чуть поджатые губы, слегка скошенный назад с ямочкой подбородок. В целом – упитанность и благополучие в лице.
«От тебя теперь зависит многое, майор», – мысленно обратился к нему Палин. И добавил вслух, будто спохватившись и торопливо:
– Поехали, поехали…
– Ну и что?.. – грубо спросил он. В голосе прозвучал металл.
Неожиданный спазм перехватил Палину дыхание, в глазах потемнело от гнева. Срывающимся голосом он прокричал, потрясая колбой и выплескивая на голубую латексную дорожку радиоактивную воду:
– До каких же пор все это будет продолжаться?!.. А?!.. Сергуня?!..
Торбин опустил руки с груди и схватился за ребро столешницы.
– Вы пьяны! – строго сказал Торбин и невольно откинулся назад, словно опасаясь удара. – Вон отсюда, наглец! – выкрикнул он, сильно побледнев. Глаза непрерывно бегали, наблюдая за каждым движением Палина, лицо которого в нехорошем оскале и впрямь становилось страшным.
Палин испытал вдруг момент полной раскованности. И облегчения. Будто прорвало давно мучивший его гнойный нарыв.
Он нетерпеливо дернул головой. Русый чуб сполз на лоб, прикрыв переносье. Глаза возбужденно блестели.
– Не узнаешь, Сергуня?! Ну и сволочь же ты!..
– Что вам надо?! – спросил Торбин придавленным голосом. Лицо его вздрагивало.
Послышался глухой звук падения, смягченный ворситом латексной дорожки: Палин бросил радиометр на пол. Наклонился, не спуская глаз с Торбина, дрожащей рукой поставил колбу на палас. Резко выпрямился. Колба упала набок. Вода, булькая, полилась, как ртуть, на непромокающий палас. Края лужицы вздуто закруглились. Не заметив, что колба опрокинулась, Палин стремительно прошел и стал вплотную к Торбину. В упор выпалил:
– Ты сволочь, Сергуня!.. – Огромные лапищи Палина судорожно сжимались и разжимались.
Торбин широко открытыми, побелевшими вдруг и полными откровенного страха глазами смотрел то в лицо Палину, то на его страшные конвульсирующие руки.
– Дорвался до власти?! – Палин от возбуждения брызгал слюной. – По твоему приказу эту гадость льют в море! – Он резко повернулся, выкинув руку в сторону колбы. Увидел, что она опрокинулась. На ковре покачивался и вздрагивал выпуклый, словно лужица ртути, мениск воды, под которым серебристо поблескивали пузырьки воздуха. Выругался: – Ч-черт!.. – Весь облик Палина высвечивал страстным желанием действовать, крушить, расправляться.
«Сейчас ударит…» – мелькнуло у Торбина и вырвалось торопливое, заслоняющее:
– Что ты, что ты?!..
И вдруг Торбина словно бы осенило. Он быстро глянул на дверь, в глазах метнулись голубоватые тени. Оттолкнувшись от стола, он встал прямо, оказавшись вплотную к Палину. Их лица почти соприкасались.
– Брось дурить, Вовка!.. – сказал Торбин полудружески, и в голосе его снова скребанул металл, и появилась начальственная уверенность.
Палин ощутил лицом теплые толчки воздуха из его рта. Брезгливо сморщился.
«Вот когда признался! – мелькнуло у него, и в голову ударила горячая волна гнева. – За счет „Вовки“ решил выкрутиться, стервец!..»
Палин весь задрожал. Было видно, что он сдерживает себя, но после мгновения заминки он вдруг судорожно схватил побелевшего, как смерть, упитанного начальника главного управления за лацканы пиджака, несколько раз как следует тряхнул, то отдаляя от себя, то подтягивая к самому лицу.
– Ты гад, Сергуня! Ты преступник! Ты понял это наконе-ец?!
– Ты-ы… за-за-за… э-э-э-то… о-о-отве-е-тишь! – прокричал Торбин впервые жалобным, с подвизгом голосом, заикаясь в такт встряхиванию.
– Гад! – выдохнул Палин и не особенно сильно толкнул его от себя на стол. Тот опрокинулся на спину, с метр проехал на спине по столешнице длинного стола заседаний, оставив на пыльной поверхности темную блестящую широкую полосу. Все еще смертельно бледный, привстал на локтях, и, видимо, ожидая нового нападения, полушепотом, исполненным откровенного страха, заикаясь, повторил:
– Ты-ы-ы… е-еще… за-за это о-о-ответишь!..
В серых, совершенно прозрачных от страха глазах его усиленно дергались тени и, казалось, маской отрешенности пытались скрыть беззащитность хозяина. Но тщетно. Страх всегда истинное чувство, и пока оно властно владеет человеком, ложь бессильна.
Торбин все еще полулежал на столе заседаний, но Палин вдруг весь как-то обмяк, ощутил прилив вялости, махнул рукой и сказал:
– Ладно, Сергуня… Бить не буду… А надо бы… И напоить бы тебя этой радиоактивной водичкой, которой ты нас поишь… – Палин обессиленно плюхнулся в кресло.
В это мгновение входная дверь распахнулась, и в кабинет быстро вошли директор АЭС Мошкин и запыхавшийся, в борцовском полусгибе, главный инженер Алимов. Казалось, он искал, с кем бы схватиться. Они оба замерли на месте и вслед за тем почти в один голос взволнованно выкрикнули:
– Что с вами, Сергей Михайлович?!
«Отработанный дуэт…» – подумал Палин и усмехнулся. Он увидел вдруг, как изменилось выражение лица Торбина. Оно вновь налилось свинцовой тяжестью. Большие серые глаза как бы сжались и обрели знакомую уже отрешенность.
Торбин слез со стола спокойно, и при этом в движениях его тела сквозила властность и несколько завышенное, как показалось Палину, чувство собственного достоинства. Он притопнул ногами по полу, словно нащупывая твердь, погладил поочередно одной, затем другой рукой зад, что означало, видимо, стряхивание пыли, приподнял за лацканы и круто дернул вниз пиджак, отчего он плотно слился с ожиревшей фигурой, глубоко сунул руки в карманы, посмотрел в сторону Палина, сказал с металлом в голосе:
– Сей тип осмелился поднять на меня руку…
Фраза прошла спокойно, почти вполголоса. Затем Торбин налился кровью и, сильно размахивая перед лицом Мошкина расхлябанной ладонью, будто срывая на нем зло, закричал:
– Распустили, па-анимаешь, подчиненных! На представителей правительственного учреждения у вас тут может любой подонок руку поднять!.. Я требую немедленно навести пар-рядок!
Завершающую фразу он уже не прокричал, а проревел.
Смертельно бледный Мошкин (Палину показалось, его хватит удар) бросился к телефону и лихорадочно набрал 02.
– Алло!
От громового баса Мошкина у Палина защекотало в ушах, и ему почудилось, что звякнула крышка в пустом графине.
– Срочно милицию! На АЭС! Да-да… Экстраординарный случай! Бешеное хулиганство!.. Спасибо… Кабинет директора… Да…
В это время Алимов в панике прихлопнул себя по бокам руками, будто петух крыльями, и стал беспорядочно носиться по кабинету, причитая:
– Ну, ты даешь! Ну, ты даешь, Палин! Ну, варвар! Останавливался вдруг против него, запечатлевающе глядя, снова прихлопывал себя по бокам.
– Ну, ты даешь! Чего удумал!..
Он снова побежал вкруговую, наступил на вздрагивающий мениск радиоактивной воды, отбросив носком ботинка колбу, и понес грязь по паласу. Все еще бледный Мошкин подошел к Палину. Огромные, как блюдца, черные глаза его горели яростью. Палин смотрел на него с легкой усмешкой и видел, что глаза директора вместе с тем какие-то виноватые: «И чего же это ты, парень, натворил?!»
– Встать! – заорал Мошкин.
– Не орите, – спокойно ответил Палин, продолжая сидеть.
Мошкин растерялся, повертел головой туда-сюда, будто ища поддержки, полуобернулся к Торбину, забасил в пространство:
– Он у нас ответит, Сергей Михайлович, будьте спокойны!.. Мы его пропесочим на партийном собрании, понизим в должности, отдадим под суд! Да-да! – подчеркнул он, снова глянув на Палина, но, споткнувшись о его спокойный, даже уверенный и чуть насмешливый взгляд, отвернулся и, полный, казалось, клокотавшего гнева, отошел к окну.
В кабинете на мгновение все замолкли, и в этой, внезапно наступившей тишине повисла неловкость. Палин с томительностью в душе подумал: «Скорее бы милиция, что ли…»
– Грязь не разносите… – вяло сказал он циркулирующему по кругу Алимову. Тому только этого будто и не хватало. Он весь вдруг взметнулся как-то, подскочил к сидящему Палину, стал в борцовскую стойку и, налившись грузной кровью, сипло закричал:
– Ну, ты даешь! Ну, варвар!.. Притащил радиоактивную воду в кабинет директора!.. Надо же, удумал! Креста на тебе нет! Теперь палас куда прикажешь?!..
– Куда… На дезактивацию… – Палин улыбнулся. Ему стало почему-то смешно. Вспомнив все, только что происшедшее, он посмотрел на важно и молчаливо прохаживающегося почти вплотную к столу заседаний Торбина. Видно было, что он внимательно слушал, иногда чуть скашивая глаза в сторону говоривших, и обдумывал происшедшее.
Палин будто увидел всю картину со стороны: и себя, вяло сидящего в кресле, и директора, застывшего у окна, и Торбина, и пританцовывающего рядом Алимова, и вдруг подумал: «Какой конфуз!..» И, глядя прямо в что-то выискивающие глаза главного инженера, засмеялся широко и полно, показав крепкие белые зубы. Он вдруг подумал и вместе с тем ощутил это, что как хорошо все вышло! Ему легко. Да, ему легко. Он, кажется, довел свою логику до конца.
Палин посмотрел на директора, главного инженера и начальника главка как-то по-особенному освобожденно, открыто, даже немножко пожалел их и встал. Все трое повернулись к нему, и он увидел, что на какое-то мгновение глаза всех троих дрогнули, кажется, удивлением.
– Ну, где же милиция? – спросил Палин весело.
«Хорошо!» – еще раз подумал он, ощутив прилив свежей силы во всем теле, и враз весело напряг, будто разминая, все мышцы.
В дверь постучали.
– Да-да, войдите! – Алимов и Мошкин, оба сильно покраснев и переглянувшись, бросились к двери.
Как-то очень мягко ступая и даже, как показалось Палину, очень осторожно раздвигая вокруг себя пространство, вошел в кабинет довольно полный, круглолицый майор милиции с планшетом в одной и с ключом зажигания на анодированной цепочке с фигурно отштампованными звеньями в другой руке. Он внес в кабинет еле уловимый запах только что работавшего автомобиля. Лицо его розовело, то ли от смущения, то ли естественным, свойственным ему цветом.
Майор остановился и, обведя присутствующих эдаким милицейским, чуть бравым взглядом маленьких, утонувших в складках морщинистых век, голубеньких цепких глаз, отдал под козырек и строго спросил:
– Что случилось, товарищи?..
Палину показалось, что по лицу Торбина промелькнула тень смущения. Он остановился боком к майору и было видно, что хочет что-то сказать, но не решается.
Палин был спокоен. Майор недоуменно обводил всех взглядом, не понимая, видимо, кто же здесь преступник, кто потерпевший. Похоже было, только теперь, с приходом майора, все оппоненты Палина поняли вдруг, как нежелательно и неожиданно далеко зашло дело.
Палин уже подумал, что начальство решило отработать задний ход, как вдруг Алимов смущенно рассмеялся и сказал, показывая рукой на Палина:
– Вот, товарищ майор, полюбуйтесь, добрый молодец… Чего удумал…
В этот момент майор уже с любопытством смотрел на Палина. Палин же – на Горбина, который повернулся теперь к майору. В глазах у Торбина печальная задумчивость. Лицо медленно бледнело.
«Вот теперь-то до него дошло, – думал Палин. – Теперь-то он испугался по-настоящему. Предстоит гласность… В этом все дело. А этот чудик ничего не понял. Старается…»
Алимов не стоял на месте. Как-то весь дергался, делал нырки головой слева направо, справа налево.
– Чего удумал! Поднял руку на начальника главного управления… Ну, ты даешь!.. – снова обратился Алимов к Палину, не сумев до сих пор переварить случившееся и бросая ошалелый взгляд то на майора, то на Палина.
Палин видел, что Торбин теперь смотрит на Алимова как-то тяжко, грузное лицо наливается недовольством и враждебностью.
Мошкин во все свои огромные черные глаза смотрит на Торбина. Лицо бледно-розовое, натужное. Дряблые белые складки кожи на шее и затылке мелко вздрагивают. По выражению лица видно, что он тщится принять решение. Но вот, видимо, в нем что-то сдвинулось, он весь дернулся, оторвался от окна, быстро подошел к майору, приговаривая при этом и глядя на Алимова:
– Буде… Буде, Станислав… Ничего здесь такого, чтобы… не произошло…
Палин заметил, что Торбин стронулся с места и стал удовлетворенно, будто всем видом своим подбадривая Мошкина, прохаживаться вдоль стола заседаний. Голос Мошкина на этот раз был придавленный, глуховатый, заговорщический.
– Сейчас я вам кое-что скажу, товарищ майор… – И с этими словами директор обнял милиционера за плечи и повел, наклонившись и что-то шепча ему, в противоположный угол кабинета.
Потом они вернулись. Майор довольно решительно подкатил к Палину свое чрезмерно упитанное с небольшим животиком, плотно обтянутое формой и портупеями тело, отдал честь и довольно строго сказал:
– Товарищ Палин, прошу проехать со мной!
Палин открыто глядел в лицо майору, и поскольку оно было теперь очень близко, увидел, будто через лупу, рыжеватые густые брови, неподвижные холодноватые радужины серых глаз. Потом лицо. Розовое. Кожа грубая. Обветренные, нечеткого рисунка, с синевой чуть поджатые губы, слегка скошенный назад с ямочкой подбородок. В целом – упитанность и благополучие в лице.
«От тебя теперь зависит многое, майор», – мысленно обратился к нему Палин. И добавил вслух, будто спохватившись и торопливо:
– Поехали, поехали…
5
Майор шел вразвалочку, молча, важно.
«Толстоват… – подумал Палин, скосив глаза и увидев отчетливо живот стража порядка. – Жиреем… Дистанцию держит… Все правильно…»
Сели в синий с желтым милицейский «ГАЗ-69».
«Достукался…» – подумал про себя Палин с легкой улыбкой на побледневшем лице и зло захлопнул дверцу, плюхнувшись на продавленное сиденье рядом с водителем. Майор по-хозяйски, вразвалочку обошел машину спереди, приподнял капот и зачем-то сунул под него голову. Впрочем, тут же выпрямился. Постоял, посмотрел в сторону атомного блока. Капот захлопнулся, будто сам, с коротким звяком…
Палина заполнило раздражение.
«Важничает власть… Скорее, дорогуша! Сам рыбку будешь по выходным дням ловить… Женушка уху сварганит…» – Он высунул голову и, не скрывая нетерпения, крикнул:
– Ну едем, что ли?!
Майор фотографирующе посмотрел на него: мол, теперь, голубчик, можешь не торопиться, власть свое дело знает. И снова отвернулся. Палина взорвало. Он пулей выскочил из машины, подскочил к майору, закричал:
– Чего вы ждете?! Каждая минута дорога! Быстро! Высокорадиоактивная вода с пульпой льется в море! Вы отдаете себе отчет в том, что и вы, представитель власти, втянуты теперь в эту грязную историю?!..
«Нет, конечно же, он еще ни в чем не отдает себе отчета…»
Напор был столь неожидан и быстротечен, что весь заряд Палина, похоже, проскочил мимо задубевшего вдруг милиционера. Он весь надулся, налился малиновой кровью, но голос сдержал, хотя угроза все же и проскочила.
– Товарищ Палин, вам лучше вести себя потише. Я теперь вижу, что вы действительно способны на проступок… Садитесь в машину…
Майор нахмурился. Оба зло как-то сели на свои сиденья. Газик рванул с места, и они выскочили на шоссе. Дорога – асфальт с выбоинами – шла лесом. Сильно кидало на ямах. Палин держался за скобу и про себя чертыхался. Майор недовольно молчал, наклонив голову вперед. Остро и свежо пахло бензином.
«Подтекает печка», – подумал Палин.
– Я жутко на вас надеюсь, товарищ майор, – сказал вдруг Палин дружелюбно.
– Ваше дело теперь короткое… – ответил двусмысленно милиционер, чуть усмехнувшись и не отводя глаз от дороги.
Но лицо его немного помягчело.
– Как же это так?.. Интеллигентный человек и додумался до такого… Поднять руку на начальника главного управления…
– Я интеллигент в первом поколении, – засмеялся Палин. – Прямо от сохи. Мне можно…
Майор испытующе глянул на него.
Машина вдруг остановилась так резко, будто ткнулась в стену.
«С характером дядя!» – одобрительно подумал Палин, глядя на деревянное, обшитое доской и крашенное синей краской здание милиции.
Мимо дежурного прошли по узкому коридору. Пол под ногами поскрипывал. В воздухе накурено. Третья дверь направо.
«Майор Дронов», – прочел Палин табличку на двери. Им овладело острое ощущение новизны и любопытства. Слава богу, первый за всю жизнь привод в милицию!..
Майор в малом объеме кабинетика как-то изменился весь в осанке, стал, что ли, менее официальным.
«Почему?» – привычно мелькнуло у Палина.
Майор подошел к зарешеченному окну, что-то посмотрел там во дворе, сел за стол, пригласил Палина сесть напротив. Положил руки перед собой, как ученик на парте, навалившись грузной грудью на столешницу. Лицо его стало мягче обычного и чуть тронулось смущением. Он кашлянул.
– Видите ли, товарищ Палин… Я хочу начать с другого… – Он смущенно опустил глаза. – Впервые привожу в этот дом атомщика… Вы ведь атомщик…
– Не нравится мне это слово, – ответил Палин, чуть улыбнувшись, – но положим…
– И небось с солидным стажем?
– Двадцать три года…
– И Курчатова видели?
– Знал Бороду… – Палину было невдомек, к чему клонит милиция.
Майор вдруг откинулся на спинку стула, который был плотно прислонен к жидковатой деревянной переборке. Стена натужно «крякнула».
– Не думайте, я ведь тоже интересуюсь вашими атомными делами… Читаю там всякие ваши книжки про ядро, цепную реакцию… Диву даешься, до чего дошел человек! – Майор смущенно улыбнулся. – Я ведь что?.. Считаю своим долгом… Как-никак, милиция при атомном городке… Каждый рядовой милиционер должен в атоме разбираться… Так?..
– Отлично! – весело сказал Палин, отметив, как подобрели глаза майора, и подумал: «Черт возьми! Так это же везуха! Советская власть в лице своего исполнительного органа пылает интересом… Это же то, что надо!»
– Гордость берет, – продолжал Дронов, – чего достигли… Скажите, товарищ Палин, а как насчет соотношения сил? Ну, мы и Америка, положим… Кто здесь кого?.. Имею в виду мирное использование атома.
– Они нас, – жестко сказал Палин, начиная понимать, что майор, кажется, заражен контрольными цифрами наших планов, патриотизмом и тому подобным настолько, что это мешает ему ощущать реальность.
– Скажите, а бергеры у нас есть? – неожиданно выпалил майор, победно поглядывая на Палина.
– Какие бергеры?
– Ну, быстрые реакторы… На быстрых нейтронах?..
– Бридеры, – усмехнулся Палин, внимательно разглядывая лицо майора. Тот густо покраснел, хихикнул, виновато пробубнил:
– Мы еще тут темнота, не все ясно. Да разве сразу такое освоишь?.. У меня к вам просьба, товарищ Палин…
– Я к вашим услугам. – Палина все не покидало какое-то внутреннее удивление и легкая, чуть тронувшая душу досада.
– Вы не могли бы для личного состава нашего отдела прочесть лекцию об атомной энергетике у нас и во всемирном, так сказать, масштабе?
– С великим удовольствием!
– Ну, лады, договорились. – Майор как-то даже по-родственному улыбнулся, и выражение его лица было свойским «в доску». – Ну, лады, ну, лады. Я знал…
Наступило неловкое молчание.
«Теперь наступай, наступай!» – приказал себе Палин, но почему-то ощущал апатию, будто о чем-то таком догадывался заранее.
– Ну что? Теперь к неприятной части?.. – спросил он, вяло улыбнувшись. Сидел он на стуле вполоборота и чуть в наклоне вперед, вид имел несколько растерянный и усталый.
– Что у вас произошло? – спросил Дронов мягко.
– Происходят дела неважные… – сказал Палин. – Сбрасываем радиоактивную грязь в море, товарищ майор. Прямое нарушение закона об охране окружающей среды, но этого мало…
И Палин подробно рассказал с возможно большей популярностью обо всем, что его мучило последние два дня. Майор слушал молча, и на лице его не мелькнуло ни одной тени. Наконец, помолчав, он спокойно сказал:
– То, что вы говорите, настолько непостижимо, что кажется неправдой. Почему же тогда наше руководство не принимает никаких мер? Вы не преувеличиваете?
Палин в своем рассказе опустил подробности об озере Ильяш, Соушах, и в нем вдруг метнулось желание рассказать и про это, но он сдержался.
– Товарищ майор, вы назвали меня атомщиком. Это неприятное слово. От него пахнет ядерной войной, веет каким-то черным смертным цветом… Но вы правы. Сегодня я атомщик. Я… Да и вы тоже… Сегодня мы враги Природы, сами себе враги. Понимаете, здесь не просто рыба или еще что там гибнет или страдает. Человек наносит удар непосредственно самому себе. Предположим, мы избежали ядерной войны. Предположим… Но сегодня масштабы строительства атомных электростанций таковы, что через двадцать лет ими будет усеяна вся европейская часть Союза. Представляете, что будет, если вот так же, как сейчас у нас, каждый миллионный блок будет безответственна лить высокоактивные сбросы в реки, моря, под землю? Думаю, что тогда через два-три поколения… То есть на наших внуках все кончится… – Палин почувствовал, что чересчур разволновался и вспотел. Посмотрел внимательно на майора. Тот молча опустил глаза. Не поднимая глаз, тихо спросил:
– Печальную картину вы нарисовали. Неужто так все будет?.. А что же думает наука? – Он снова поднял глаза и подозрительно в упор глянул в лицо Палину. – Академики?
– Академики и прочие… нуль без Советской власти! – зло выкрикнул Палин, чувствуя, что теряет самообладание.
– Выходит, один товарищ Палин умнее всех? – ехидно спросил майор и как-то весь подобрался, давая понять, что наступил какой-то предел.
«Не дошло… – уныло подумал Палин и опустил голову. – Пустой выстрел… Конечно… Если у самого тебя, который варился в этом дерьме четверть века, самосознание на этот счет проклюнулось вон с каким трудом… Чего уж тут?..»
– Что же вы предлагаете? – Вдруг услышал он голос майора.
Немного воспрянув духом, Палин поднял глаза.
– Я в тупике, майор. Видите, я даже бросился с кулаками на того, кого посчитал виноватым. Но виноваты-то все мы, все… Всех нас бить надо… В этом фокус…
Палин заметил, что майор в упор смотрит на него, и решительней продолжил:
– Здесь надо употребить власть! Немедленное решение исполкома!.. Я берусь организовать расследование и обеспечить вас объективными уликами преступления… Милый мой, поймите!.. – взмолился Палин.
Глаза у майора забегали.
– Хотите, я вам сейчас прямо отсюда кое-что покажу? – Палин схватил трубку телефона и набрал номер начальника смены АЭС на блочном щите управления.
«Болотов!» – послышалось в капсуле.
– Алло! Виталий! Говорит Палин…
– Ну и ну! – воскликнул Болотов. – Говорят, тебя уже зацапали. Ты не из кутузки, случаем? Хе-хе-хе!..
– Пока еще нет…
– Стало быть, брехня?! Ну, трепачи!
– В море еще качаешь?
– А как же… – Голос Болотова был спокоен. – Качать, не перекачать, Володя. Такая наша планида… Заходил Торбин. Жмет, торопит…
– Значит, качаете? – переспросил Палин и тут же приставил трубку к уху майора.
– Качаем, качаем… Алло! Алло!..
– А какая активность?! – крикнул Палин, не отнимая трубку от уха майора и приложившись с другой стороны.
– Почти что «куб»… – ответил Болотов. – Минус четвертая степень кюри на литр. А что делать?..
– Все… Вот так… – Палин положил трубку. – «Куб», понимаете?! Самая что ни на есть грязнотища – и в море!.. Что будем делать, майор?! – Палину уже казалось, что он на коне, и дело тронулось.
У майора Дронова снова забегали глаза. Затем он совладал с собой и, прикрыв глаза веками, глухо сказал:
– Темное это дело, товарищ Палин… Умнее всех мы с вами получаемся… Как-то странно все выходит… С одной стороны, гордость в душе за дела наших рук, с другой, получается, надо расследовать и кого-то привлекать. Что-то плохо верится… Сколько уж атомными делами страна занята, а что-то ничего особенного не слыхать было… Вот такие дела… – Майор улыбнулся, открыл просветлевшие вдруг глаза и пристукнул ладонями по столу.
Палин уже с минуту слышал в коридоре какой-то шум, выкрики женского голоса в стороне дежурного по участку, но до его сознания не доходило, что это может означать.
– Может, пойдемте вместе к председателю исполкома, и я ему все расскажу? Досконально. Тут не понять нельзя. А? – еще раз взмолился Палин, заметив, как по лицу майора мелькнула тень легкой досады.
– Эти дела, товарищ Палин, надо через «верхи» делать. Мы при вашем атомном блоке состоим… Такие дела… Не было бы блока, и этого городка, и нас бы тут не было. Так ведь? – Он весело посмотрел на Палина, чуть наклонившись вперед, и теперь уже и вовсе было видно, что Палина он всерьез не воспринимает. Это чувствовалось и в голосе – несколько шутливо-панибратском.
Палин заметил это и, будто пытаясь еще раз удостовериться, упавшим голосом спросил:
– Лекцию-то надо читать?
– Ну конечно, конечно же! – В лице и голосе майора были увертливость и насмешка, и какая-то рафинированность выговора. Особенно в этом «конечно, конечно» с нажимом на «ч».
В это время в дверь постучали, и вслед за тем в комнату просунулось очень отекшее еще сегодня с утра, а теперь и здорово заплаканное лицо Сони. Увидев мужа, она как-то ошалело ворвалась в кабинет, плотно прикрыла за собою дверь и даже несколько раз потянула, чтобы удостовериться, что закрыта хорошо.
– Извините, пожалуйста! – сказала она майору подобострастно.
Палин же растерянно смотрел на жену, как на совершенно чужую женщину. Из-под высокой, грязноватого цвета шляпки горшочком выбились непричесанные, похоже, волосы. Джерсовое пальто, почему-то теперь только Палин заметил, здорово замусоленное и поблескивающее на вздутиях живота, груди и бедер, облегало ее, будто бочку, и казалось с чужого плеча. И ноги: острые почему-то, какие-то сиротливые коленки, по-мужски очерченные икры…
«Толстоват… – подумал Палин, скосив глаза и увидев отчетливо живот стража порядка. – Жиреем… Дистанцию держит… Все правильно…»
Сели в синий с желтым милицейский «ГАЗ-69».
«Достукался…» – подумал про себя Палин с легкой улыбкой на побледневшем лице и зло захлопнул дверцу, плюхнувшись на продавленное сиденье рядом с водителем. Майор по-хозяйски, вразвалочку обошел машину спереди, приподнял капот и зачем-то сунул под него голову. Впрочем, тут же выпрямился. Постоял, посмотрел в сторону атомного блока. Капот захлопнулся, будто сам, с коротким звяком…
Палина заполнило раздражение.
«Важничает власть… Скорее, дорогуша! Сам рыбку будешь по выходным дням ловить… Женушка уху сварганит…» – Он высунул голову и, не скрывая нетерпения, крикнул:
– Ну едем, что ли?!
Майор фотографирующе посмотрел на него: мол, теперь, голубчик, можешь не торопиться, власть свое дело знает. И снова отвернулся. Палина взорвало. Он пулей выскочил из машины, подскочил к майору, закричал:
– Чего вы ждете?! Каждая минута дорога! Быстро! Высокорадиоактивная вода с пульпой льется в море! Вы отдаете себе отчет в том, что и вы, представитель власти, втянуты теперь в эту грязную историю?!..
«Нет, конечно же, он еще ни в чем не отдает себе отчета…»
Напор был столь неожидан и быстротечен, что весь заряд Палина, похоже, проскочил мимо задубевшего вдруг милиционера. Он весь надулся, налился малиновой кровью, но голос сдержал, хотя угроза все же и проскочила.
– Товарищ Палин, вам лучше вести себя потише. Я теперь вижу, что вы действительно способны на проступок… Садитесь в машину…
Майор нахмурился. Оба зло как-то сели на свои сиденья. Газик рванул с места, и они выскочили на шоссе. Дорога – асфальт с выбоинами – шла лесом. Сильно кидало на ямах. Палин держался за скобу и про себя чертыхался. Майор недовольно молчал, наклонив голову вперед. Остро и свежо пахло бензином.
«Подтекает печка», – подумал Палин.
– Я жутко на вас надеюсь, товарищ майор, – сказал вдруг Палин дружелюбно.
– Ваше дело теперь короткое… – ответил двусмысленно милиционер, чуть усмехнувшись и не отводя глаз от дороги.
Но лицо его немного помягчело.
– Как же это так?.. Интеллигентный человек и додумался до такого… Поднять руку на начальника главного управления…
– Я интеллигент в первом поколении, – засмеялся Палин. – Прямо от сохи. Мне можно…
Майор испытующе глянул на него.
Машина вдруг остановилась так резко, будто ткнулась в стену.
«С характером дядя!» – одобрительно подумал Палин, глядя на деревянное, обшитое доской и крашенное синей краской здание милиции.
Мимо дежурного прошли по узкому коридору. Пол под ногами поскрипывал. В воздухе накурено. Третья дверь направо.
«Майор Дронов», – прочел Палин табличку на двери. Им овладело острое ощущение новизны и любопытства. Слава богу, первый за всю жизнь привод в милицию!..
Майор в малом объеме кабинетика как-то изменился весь в осанке, стал, что ли, менее официальным.
«Почему?» – привычно мелькнуло у Палина.
Майор подошел к зарешеченному окну, что-то посмотрел там во дворе, сел за стол, пригласил Палина сесть напротив. Положил руки перед собой, как ученик на парте, навалившись грузной грудью на столешницу. Лицо его стало мягче обычного и чуть тронулось смущением. Он кашлянул.
– Видите ли, товарищ Палин… Я хочу начать с другого… – Он смущенно опустил глаза. – Впервые привожу в этот дом атомщика… Вы ведь атомщик…
– Не нравится мне это слово, – ответил Палин, чуть улыбнувшись, – но положим…
– И небось с солидным стажем?
– Двадцать три года…
– И Курчатова видели?
– Знал Бороду… – Палину было невдомек, к чему клонит милиция.
Майор вдруг откинулся на спинку стула, который был плотно прислонен к жидковатой деревянной переборке. Стена натужно «крякнула».
– Не думайте, я ведь тоже интересуюсь вашими атомными делами… Читаю там всякие ваши книжки про ядро, цепную реакцию… Диву даешься, до чего дошел человек! – Майор смущенно улыбнулся. – Я ведь что?.. Считаю своим долгом… Как-никак, милиция при атомном городке… Каждый рядовой милиционер должен в атоме разбираться… Так?..
– Отлично! – весело сказал Палин, отметив, как подобрели глаза майора, и подумал: «Черт возьми! Так это же везуха! Советская власть в лице своего исполнительного органа пылает интересом… Это же то, что надо!»
– Гордость берет, – продолжал Дронов, – чего достигли… Скажите, товарищ Палин, а как насчет соотношения сил? Ну, мы и Америка, положим… Кто здесь кого?.. Имею в виду мирное использование атома.
– Они нас, – жестко сказал Палин, начиная понимать, что майор, кажется, заражен контрольными цифрами наших планов, патриотизмом и тому подобным настолько, что это мешает ему ощущать реальность.
– Скажите, а бергеры у нас есть? – неожиданно выпалил майор, победно поглядывая на Палина.
– Какие бергеры?
– Ну, быстрые реакторы… На быстрых нейтронах?..
– Бридеры, – усмехнулся Палин, внимательно разглядывая лицо майора. Тот густо покраснел, хихикнул, виновато пробубнил:
– Мы еще тут темнота, не все ясно. Да разве сразу такое освоишь?.. У меня к вам просьба, товарищ Палин…
– Я к вашим услугам. – Палина все не покидало какое-то внутреннее удивление и легкая, чуть тронувшая душу досада.
– Вы не могли бы для личного состава нашего отдела прочесть лекцию об атомной энергетике у нас и во всемирном, так сказать, масштабе?
– С великим удовольствием!
– Ну, лады, договорились. – Майор как-то даже по-родственному улыбнулся, и выражение его лица было свойским «в доску». – Ну, лады, ну, лады. Я знал…
Наступило неловкое молчание.
«Теперь наступай, наступай!» – приказал себе Палин, но почему-то ощущал апатию, будто о чем-то таком догадывался заранее.
– Ну что? Теперь к неприятной части?.. – спросил он, вяло улыбнувшись. Сидел он на стуле вполоборота и чуть в наклоне вперед, вид имел несколько растерянный и усталый.
– Что у вас произошло? – спросил Дронов мягко.
– Происходят дела неважные… – сказал Палин. – Сбрасываем радиоактивную грязь в море, товарищ майор. Прямое нарушение закона об охране окружающей среды, но этого мало…
И Палин подробно рассказал с возможно большей популярностью обо всем, что его мучило последние два дня. Майор слушал молча, и на лице его не мелькнуло ни одной тени. Наконец, помолчав, он спокойно сказал:
– То, что вы говорите, настолько непостижимо, что кажется неправдой. Почему же тогда наше руководство не принимает никаких мер? Вы не преувеличиваете?
Палин в своем рассказе опустил подробности об озере Ильяш, Соушах, и в нем вдруг метнулось желание рассказать и про это, но он сдержался.
– Товарищ майор, вы назвали меня атомщиком. Это неприятное слово. От него пахнет ядерной войной, веет каким-то черным смертным цветом… Но вы правы. Сегодня я атомщик. Я… Да и вы тоже… Сегодня мы враги Природы, сами себе враги. Понимаете, здесь не просто рыба или еще что там гибнет или страдает. Человек наносит удар непосредственно самому себе. Предположим, мы избежали ядерной войны. Предположим… Но сегодня масштабы строительства атомных электростанций таковы, что через двадцать лет ими будет усеяна вся европейская часть Союза. Представляете, что будет, если вот так же, как сейчас у нас, каждый миллионный блок будет безответственна лить высокоактивные сбросы в реки, моря, под землю? Думаю, что тогда через два-три поколения… То есть на наших внуках все кончится… – Палин почувствовал, что чересчур разволновался и вспотел. Посмотрел внимательно на майора. Тот молча опустил глаза. Не поднимая глаз, тихо спросил:
– Печальную картину вы нарисовали. Неужто так все будет?.. А что же думает наука? – Он снова поднял глаза и подозрительно в упор глянул в лицо Палину. – Академики?
– Академики и прочие… нуль без Советской власти! – зло выкрикнул Палин, чувствуя, что теряет самообладание.
– Выходит, один товарищ Палин умнее всех? – ехидно спросил майор и как-то весь подобрался, давая понять, что наступил какой-то предел.
«Не дошло… – уныло подумал Палин и опустил голову. – Пустой выстрел… Конечно… Если у самого тебя, который варился в этом дерьме четверть века, самосознание на этот счет проклюнулось вон с каким трудом… Чего уж тут?..»
– Что же вы предлагаете? – Вдруг услышал он голос майора.
Немного воспрянув духом, Палин поднял глаза.
– Я в тупике, майор. Видите, я даже бросился с кулаками на того, кого посчитал виноватым. Но виноваты-то все мы, все… Всех нас бить надо… В этом фокус…
Палин заметил, что майор в упор смотрит на него, и решительней продолжил:
– Здесь надо употребить власть! Немедленное решение исполкома!.. Я берусь организовать расследование и обеспечить вас объективными уликами преступления… Милый мой, поймите!.. – взмолился Палин.
Глаза у майора забегали.
– Хотите, я вам сейчас прямо отсюда кое-что покажу? – Палин схватил трубку телефона и набрал номер начальника смены АЭС на блочном щите управления.
«Болотов!» – послышалось в капсуле.
– Алло! Виталий! Говорит Палин…
– Ну и ну! – воскликнул Болотов. – Говорят, тебя уже зацапали. Ты не из кутузки, случаем? Хе-хе-хе!..
– Пока еще нет…
– Стало быть, брехня?! Ну, трепачи!
– В море еще качаешь?
– А как же… – Голос Болотова был спокоен. – Качать, не перекачать, Володя. Такая наша планида… Заходил Торбин. Жмет, торопит…
– Значит, качаете? – переспросил Палин и тут же приставил трубку к уху майора.
– Качаем, качаем… Алло! Алло!..
– А какая активность?! – крикнул Палин, не отнимая трубку от уха майора и приложившись с другой стороны.
– Почти что «куб»… – ответил Болотов. – Минус четвертая степень кюри на литр. А что делать?..
– Все… Вот так… – Палин положил трубку. – «Куб», понимаете?! Самая что ни на есть грязнотища – и в море!.. Что будем делать, майор?! – Палину уже казалось, что он на коне, и дело тронулось.
У майора Дронова снова забегали глаза. Затем он совладал с собой и, прикрыв глаза веками, глухо сказал:
– Темное это дело, товарищ Палин… Умнее всех мы с вами получаемся… Как-то странно все выходит… С одной стороны, гордость в душе за дела наших рук, с другой, получается, надо расследовать и кого-то привлекать. Что-то плохо верится… Сколько уж атомными делами страна занята, а что-то ничего особенного не слыхать было… Вот такие дела… – Майор улыбнулся, открыл просветлевшие вдруг глаза и пристукнул ладонями по столу.
Палин уже с минуту слышал в коридоре какой-то шум, выкрики женского голоса в стороне дежурного по участку, но до его сознания не доходило, что это может означать.
– Может, пойдемте вместе к председателю исполкома, и я ему все расскажу? Досконально. Тут не понять нельзя. А? – еще раз взмолился Палин, заметив, как по лицу майора мелькнула тень легкой досады.
– Эти дела, товарищ Палин, надо через «верхи» делать. Мы при вашем атомном блоке состоим… Такие дела… Не было бы блока, и этого городка, и нас бы тут не было. Так ведь? – Он весело посмотрел на Палина, чуть наклонившись вперед, и теперь уже и вовсе было видно, что Палина он всерьез не воспринимает. Это чувствовалось и в голосе – несколько шутливо-панибратском.
Палин заметил это и, будто пытаясь еще раз удостовериться, упавшим голосом спросил:
– Лекцию-то надо читать?
– Ну конечно, конечно же! – В лице и голосе майора были увертливость и насмешка, и какая-то рафинированность выговора. Особенно в этом «конечно, конечно» с нажимом на «ч».
В это время в дверь постучали, и вслед за тем в комнату просунулось очень отекшее еще сегодня с утра, а теперь и здорово заплаканное лицо Сони. Увидев мужа, она как-то ошалело ворвалась в кабинет, плотно прикрыла за собою дверь и даже несколько раз потянула, чтобы удостовериться, что закрыта хорошо.
– Извините, пожалуйста! – сказала она майору подобострастно.
Палин же растерянно смотрел на жену, как на совершенно чужую женщину. Из-под высокой, грязноватого цвета шляпки горшочком выбились непричесанные, похоже, волосы. Джерсовое пальто, почему-то теперь только Палин заметил, здорово замусоленное и поблескивающее на вздутиях живота, груди и бедер, облегало ее, будто бочку, и казалось с чужого плеча. И ноги: острые почему-то, какие-то сиротливые коленки, по-мужски очерченные икры…