К счастью, всё обошлось. Убитый оказался с южного полуострова, а чужеземец, по законам Таити, не пользовался никакими правами, если против него совершенно преступление. Авторитет Моррисона, уладившего конфликт, ещё больше возрос. Все обрадовались благополучному исходу, кроме Черчилля: при боевых действиях он надеялся взять бразды правления в свои руки. Разозлившись, что его план не удался, капрал вместе с Томпсоном перебрался во владения Помаре, надеясь, что тот оценит его полководческий дар.
Работа по строительству судна возобновилась.
Скоро Черчилль, наконец, получил то, о чём давно мечтал в глубине души: умер вождь Вехиатуа, побратим капрала, и подданные усопшего, выполняя его волю, избрали вождём Черчилля. Капрал стал важной персоной на острове, сам Помаре оказывал ему почётные знаки внимания, надеясь на военную помощь с вождями юга. Черчилль посулил щедрое вознаграждение тем морякам, кто поселится в его государстве. Соблазнились только Маспретт и Томас Беркетт, им надоела утомительная работа на верфи.
Судьба, которая иногда так любит бесцеремонно и жестоко вторгаться с помощью дьявола в нашу жизнь, решила от скуки разыграть роковую партию. Изо дня в день росла в Мэтью Томпсоне чёрная зависть к неожиданно возвысившемуся Черчиллю. Всё больше и больше накапливалась злоба. Подленький голос князя тьмы нашёптывал пьянице: ты тоже можешь стать вождём, если убьёшь капрала. И в один прекрасный день это свершилось. Выстрелив, Томпсон опустил дымящийся мушкет, с интересом рассматривая огромную дыру в спине Черчилля. Заметив вышедшего на выстрел из кустов Беркетта, убийца оскалил зубы и свирепо спросил:
– У тебя есть возражения?
Испуганный свидетель отрицательно замотал головой.
– Тогда иди и скажи им, что дух Вехиатуа вселился в меня.
Группа островитян с криками «Вехиатуа!», «Вехиатуа!» приблизилась к резиденции вождя. Томпсон, уже решив, что стал вождём, пригласил подданных в дом. Неожиданно несколько мускулистых парней кинулись на матроса, прижали его шею доской к земле и… последнее, что увидел Мэтью – занесённый над его головой камень… А дьявол гаденько хихикал за углом.
Время шло. Один день был похож на другой. На верфи начали вырисовываться киль и борта будущего судна. Англичане усвоили местные обычаи, почти все покрыли себя замысловатыми татуировками – это служило признаком достоинства и чести. Гардемарин Стюарт стал отцом, очень любил свою жену и был безмятежно счастлив. Родилось ещё несколько детей, папами которых были англичане, остальные супруги белых мужей находились в радостном ожидании.
С окончанием сезона дождей на острове начались столкновения между вождями. Эта затянувшаяся война за передел крохотных государств длилась уже многие годы, затихая на время муссонов и вспыхивая вновь, как только подсыхали горные тропы.
Больше года продолжалось строительство корабля. Наконец 1 марта 1791 года плотник Макинтош вбил последний гвоздь. Англичане могли гордиться своим творением, напоминавшим очертаниями небольшую изящную шхуну. Судно, названное «Резолюшн», четыреста таитян тянули волоком до воды целый километр, где прилив подхватил новый кораблик. Боцман Моррисон не спешил делиться с товарищами своими тайными планами. Прежде чем пуститься в плавание, предстояло ещё оснастить шхуну парусами. Изготовление местной материи – тапы – дело долгое и трудоёмкое, со сложной технологией, и без содействия местных вождей не обойтись. А пока они сами нуждались в помощи.
К англичанам прибыл гонец от Помаре с просьбой о вооружённой поддержке. Против него выступил тройственный союз вождей южного полуострова. Хитрый Помаре через шпионов давно следил за строительством и рассматривал большую лодку белых людей как мощное оружие. Англичане жили на его земле, пользовались всеми благами, и он видел в них верных и сильных союзников.
Отряд Моррисона поспешил на помощь. В области Паре его встретили братья Помаре с воинами в полном вооружении: с копьями, щитами, в высоких боевых головных уборах. Союзники составили план военной операции: пехота островитян наступает вдоль берега, англичане на шхуне атакуют врага с фланга и тыла.
Помаре собрал значительные силы. За шхуной отправился целый флот из сорока боевых каноэ и двух тысяч воинов под командованием Хитихити. Вожди, объявившие ранее нейтралитет, поспешили нарушить его и перейти на сторону сильного. Поливая вражеские деревни мушкетным огнём со шхуны «Резолюшн», флот Помаре обогнул остров и высадился на юге. После нескольких дней боевых действий, которые, впрочем, не отличались особым кровопролитием или ожесточением, непримиримые вожди юга засели в труднодоступных горных укреплениях.
Помаре решил отпраздновать первую победу и закрепить завоёванные территории за своим малолетним сыном Ту. В назначенный день он приказал всем вождям острова явиться в свою резиденцию и принести присягу их новому повелителю.
Наследник сидел на жертвенном камне, жрец прочитал длинную молитву и опоясал мальчика плетёным поясом из красных перьев – знаком императорского достоинства, который носили великие предки, правители Полинезии. У ног юного императора лежали три человеческие жертвы. На Таити в жертву приносились люди только низших каст, в основном бродяги и рабы, причём обречённый до последней своей минуты не должен был знать о своей участи.
Две недели длился пир. Помаре щедро наградил англичан землёй, называл их дядями. Однако не все вожди пришли на поклон. Помаре решил провести ещё одну военную компанию, чтобы наказать непокорных. На этот раз гардемарины Стюарт, Хейвуд, оружейный мастер Коулмен и матрос Скинер отказались участвовать в карательной операции и вернулись к своим семьям.
Утром 23 мая Питер Хейвуд отправился на прогулку. Поднявшись на холм, он присел, чтобы полюбоваться на открывшийся великолепный вид. Внезапно он вздрогнул и замер, словно статуя. Обогнув мыс Венеры, в бухту Матаваи входил европейский корабль! Сорвавшись с места, гардемарин бросился обратно. На берегу он встретил Стюарта. Оба немедля прыгнули в каноэ. На корабле развивался английский флаг. Это был фрегат «Пандора», посланный Адмиралтейством на поиски мятежников.
Гардемарины без опаски поднялись на борт, сообщили капитану Эдвардсу свои имена и звания. Тот, не дослушав до конца, приказал арестовать явившихся добровольно моряков и заковать их в кандалы.
– Я протестую, капитан! – возмутился Стюарт. – Мы не принимали никакого участия в мятеже на «Баунти»!
– Прекратите истерику, – поморщился Эдвардс. – У меня приказ доставить всех в кандалах. Суд разберётся. Позвольте напомнить вам, что по уставу преступником считается не только мятежник, но и всякий, кто, находясь на борту, ничего не сделал для предотвращения бунта.
За минуту до того, как гардемаринов сбросили в трюм, они в последний раз окинули взглядом синие горы и поросшие пальмами зелёные берега прекрасного Таити, где оставались их жёны и дети. В отчаянии Стюарт горько пожалел о том, что не последовал за Флетчером, где его не достала бы длинная рука закона.
Остальные моряки с «Баунти», получив сногсшибательные новости, в замешательстве и панике решили выйти на построенной шхуне в море и идти куда глаза глядят. Оружейный мастер Коулмен, музыкант Бирн и мятежник Скинер явились на «Пандору» добровольно и были также арестованы.
На поиски остальных бунтовщиков капитан Эдвардс послал две шлюпки. Одна из них, под командованием лейтенанта Томаса Хейворда, бывшего гардемарина с «Баунти», погналась за шхуной, но не догнала. Три дня беглецы скитались по океану. Когда кончился скудный запас продовольствия, боцман Моррисон решил сдаться.
– С таким парусным вооружением нам всё равно далеко не уйти.
С ним согласились плотник Норман и мятежник Эллисон. Их лично связал лейтенант Хейворд и отправил на «Пандору». А те, кто решил до конца бороться за свободу, укрылись в горах.
Эдвардс послал морскую пехоту прочёсывать остров. В это время на фрегат явился хитрый Помаре. Кротко выслушав выговор капитана за то, что скрывает врагов своего друга – короля Англии, вождь поклялся, что ничего не знал о событиях на «Баунти», и предложил помощь в поимке солдат своей армии, которые так верно ему служили. Вездесущие шпионы вождя выследили моряков. Ночью, спящих, их разбудили прикладами, избили и приволокли на «Пандору».
Утром третий лейтенант Хейворд представил капитану список выловленных бунтовщиков.
Эдвардс опасался, как бы пойманные мятежники не склонили и команду «Пандоры» к бунту. Следовало изолировать узников и держать их под строгим надзором. Капитан дал распоряжение плотникам сколотить на шканцах из толстых досок ящик три на пять метров, куда перевели четырнадцать арестованных моряков. Единственный вход в тесную клетку – небольшой люк в потолке, который открывался только снаружи. В стенах – два окошечка, забранных решётками. У ящика постоянно дежурили двое часовых под командой гардемарина. Разговаривать с арестантами запрещалось, исключение капитан сделал только для старшины корабельной полиции, которые мог отвечать на вопросы, касающиеся рациона. Прочность кандалов проверяли при каждой смене караула. Под страхом расстрела узникам запрещалось разговаривать между собой на таитянском наречии.
Наступившая жара усиливала их мучения. Смрад от двух параш, которые не спешили опорожнять, назойливые мухи, теснота и духота делали страдания арестантов нечеловеческими. С лёгкой руки первого помощника Эдвардса, любителя древнегреческой мифологии, команда стала называть эту тюрьму «ящиком Пандоры»43.
Таитянские жёны арестованных были вне себя от горя. Каждый день с грудными детьми на руках они поднимались на фрегат и через решётку смотрели на своих мужей. Вечером их силой отрывали от клетки. Женщины рыдали и рвали на себе волосы. Стюарт, не выдержавший душераздирающих сцен, отказался от дальнейших свиданий.
Полтора месяца стояла «Пандора» в Матаваи, пока моряки конопатили корпус судна. Иногда, когда у капитана было хорошее настроение, он разрешал узникам поиграть со своими детьми в тюрьме. Закованные в кандалы матросы плакали, сознавая, что больше никогда не увидят своих отпрысков.
По просьбе Хитихити арестованных хорошо кормили; они даже получали ром. Друзья с острова передавали для них орехи, фрукты и овощи.
8 мая 1791 года под завывания жён и подруг узников, под прощальные крики побратимов «Пандора», плавно развернувшись, направилась в открытое море продолжить поиски мятежников. За фрегатом следовала оснащённая парусами шхуна «Резолюшн» под командой унтер-офицера Оливера. Юная жена Стюарта голосила громче всех, протягивая на руках вслед удалявшимся кораблям семимесячную девочку. Стюарт так никогда и не узнает, что его безутешная супруга через несколько недель умрёт от горя, целыми днями всматриваясь в пустынный горизонт, в отчаянии надеясь на чудо.
На «Пандоре» уплыл домой, на остров Борабора, и полинезийский полководец Хитихити. Он не захотел больше служить Помаре, который так подло поступил с «дядями».
Прочитав ещё раз инструкции Адмиралтейства, Эдвардс начал поиски мятежного корабля. «Пандора» обошла западную часть архипелага Общества и архипелаг Дружбы, Эдвардс изредка высаживался на островах и расспрашивал местных жителей. Полинезийцы, не понимая, как маловероятно появление европейского корабля в их водах, и шестым чувством угадывая, какие ответы наиболее желательны для щедрых гостей, утвердительно кивали головами и указывали различные направления. Задача Эдвардса была безнадёжной: в Тихом океане тысячи островов, на любом из них могли укрыться мятежники. То, что так относительно быстро удалось арестовать четырнадцать человек из экипажа «Баунти», – чудо. Никто не мог предполагать, что капитан Блай совершит невозможное и живым доберётся до Англии. А те, у кого хватило ума как следует спрятаться, исчезли бесследно.
Эдвардс был ограничен и во времени. Продолжать поиски он мог ровно столько, насколько хватит продовольствия. Посетив для очистки совести ещё архипелаг Самоа, капитан «Пандоры» в начале августа решил возвращаться. Единственное, на что он мог рассчитывать, – это обнаружить бунтовщиков по пути домой случайно. Но тот, кто всем управляет, так скуп на чудеса.
Узников не выводили на прогулку, чтобы исключить малейшую возможность для побега. Они томились в своём ящике в ужасной тесноте, в ещё большей степени испытывая весь комплекс страданий арестанта после той привольной и счастливой жизни, которую вели на Таити.
«Пандора» взяла курс на запад к Торресову проливу, всё дальше и дальше удаляясь от Питкерна. Вблизи острова Хатам исчез из виду «Резолюшн», и хотя фрегат несколько дней держался на виду, шхуна так и не появилась.
– Я не могу больше ждать. Оливер опытный моряк, он в состоянии добраться до Ост-Индии самостоятельно, – сказал Эдвардс первому помощнику лейтенанту Джону Ларкину. – Надо признать, что бунтовщики построили неплохое судно. Оно надёжно, обладает превосходными мореходными качествами.
Следуя на запад, Эдвардс открыл к северу от Фиджи острова Фатака и Аната и ещё два острова в восточной части архипелага Соломона44. 13 августа «Пандора» проплыла мимо острова Ваникоро. Три года назад в Тихом океане пропала без вести экспедиция французского мореплавателя Лаперуза. Над островом поднимался дым костров, но Эдвардс не обратил на него особого внимания и упустил возможность спасти оставшихся в живых французских моряков, подававших сигнал проходящему кораблю45.
В конце августа капитан Эдвардс привёл фрегат к Торресову проливу. «Пандора» шла в плохо изученных и едва ли не самых опасных водах в мире. Самые зоркие матросы сидели высоко на мачтах в корзинах, высматривая проливы, которыми ранее прошёл Кук. Эдвардс на капитанском мостике не отходил от карты, делая пометки карандашом.
Капитан приказал лечь в дрейф и выслал вперёд шлюпку с лейтенантом Корнером. Через несколько часов лейтенант подал знак, что проход найден. Наступил вечер, и, как всегда в топиках, быстро стемнело. «Пандора», поддерживая связь со шлюпкой световыми сигналами, осторожно двигалась к Большому Барьерному рифу. Моряки, промеряя глубины, непрерывно кидали лот. Под килем было более ста футов. Эдвардс, полагая, что прямой угрозы нет, не стал ждать утра и решил рискнуть.
Течением фрегат несло на фонарь шлюпки. Нарастал рёв прибоя. «Пандора» в темноте приближалась к неведомому.
Вдруг лотовый крикнул:
– 75 футов!
С другого борта донеслось:
– 50 футов!
Эдвардс побледнел и велел поднять паруса, но уже ничего нельзя было сделать. Фрегат со страшной силой бросило на подводный риф. Раздался самый ужасный звук в жизни матроса: треск ломающегося шпангоута и досок обшивки борта. Заточённые в «ящике Пандоры» попадали друг на друга, многих ранило цепями. В трюмы сразу хлынула вода.
Следующей могучей волной опасно накренившееся судно приподняло и перебросило через риф. Тяжело раненый корабль встал на якорь в небольшой лагуне.
Сохраняя самообладание, Эдвардс распорядился подвести под дно запасной парус, чтобы преградить в трюм доступ воде.
– Ничего не выходит, сэр! – доложил через полчаса Ларкин. – Слишком много пробоин. Две из них большие, парус выдавливает внутрь. Рулевое управление разбито.
Оставалось только безостановочно откачивать воду помпами, чтобы удержать корабль на плаву хотя бы до рассвета.
– Выбросить пушки за борт!
Четыре беспрерывно работающие помпы не справлялись. Вода прибывала. Арестанты тревожно прислушивались к командам, к беготне по палубе. Боясь утонуть, они общими усилиями разбили цепи.
– Выпустите нас отсюда!
Эдвардс, опасаясь, что преступники в суматохе сбегут, снова приказал заковать их, усилил караул у люка.
– Если они ещё раз разорвут цепи – стреляйте, – приказал солдатам.
Исключение Эдвардс сделал только для Коулмена, Макинтоша и Нормана. Их освободили и приставили к работе.
К половине седьмого утра стало ясно, что корабль затонет. В заранее подготовленные шлюпки сгрузили провиант и снаряжение. С палубы покидали в воду плавающие предметы, чтобы было за что держаться тем морякам, кому не хватит места в лодках. Фрегат медленно погружался.
Эдвардс и офицеры, готовясь покинуть корабль, поднялись на крышу «ящика Пандоры». Под ногами капитана узники стучали в стены, умоляя выпустить их. Эдвардс ещё не решил, как поступить с ними. Не лучше ли предоставить арестантов самим себе, чем взваливать на плечи заботы о них и в дальнейшем, на незнакомом берегу, где ещё неизвестно, что ждёт команду «Пандоры»? За минуту до того, как покинуть гибнущее судно, Эдвардс, после некоторых колебаний, приказал оружейному мастеру снять кандалы с арестованных.
Вода ворвалась в пушечные портики, и теперь каждый сам заботился о своём спасении. Матросы прыгали в воду и быстро плыли прочь от корабля. Маспретт и Бирн первыми вырвались на волю и бросились за борт. Следом за ними, не дожидаясь, пока его раскуют, выскочил из ящика Скинер и прямо в кандалах в горячке последовал за товарищами в волны. Начальник корабельной полиции, дежуривший у люка, в панике захлопнул его, чтобы не растерять своих подопечных. Эдвардс, взвалив на подчинённого всю ответственность, умыл руки. Толком не соображая, что делает, и думая только о возможной каре за халатность по службе, страж порядка задвинул засов. Оружейный мастер, лихорадочно разбивавший кандалы, тоже оказался в западне. В эту критическую минуту «Пандора» накренилась, и караул упал за борт.
Охваченные ужасом узники заметались по клетке. Жуткие крики догоняли удаляющиеся шлюпки, но матросы «Пандоры» делали вид, что не слышат их.
Вдруг на крышку ящику кто-то взобрался.
– Спокойно, ребята! Либо я вас спасу, либо пойдём ко дну вместе!
Это был помощник боцмана Уильям Мултер, один из тех подлинных благородных героев, чьи имена должны вписываться золотыми буквами в анналы человеческой истории. Боцман, орудуя железным ломом, сбил крышку люка и, швырнув её за борт, прыгнул следом. «Пандора», задрав корму, погружалась в могилу. Мятежники один за другим выскакивали из люка, а вода уже заливала верхнюю палубу.
Над лагуной носились вопли утопающих. Те, кто умел плавать, хватались за обломки.
Среди скал в нескольких километрах от места гибели корабля виднелся песчаный островок. На нём собрались все уцелевшие.
Эдвардс произвёл перекличку. Не хватало тридцати пяти человек, в том числе четырёх пленников – Стюарта, Хиллбранта, Скинера и Самнера – тех, кого не успели расковать. Гардемарин Стюарт погиб, уступив свою очередь Питеру Хейвуду. Гардемарин Хейвуд, размазывая по лицу слёзы, весь день ходил по берегу и звал товарища. В ответ раздавались только голоса чаек, в которых, по поверью, переселяются души утонувших моряков.
Всего 10 градусов отделяло место катастрофы от экватора. Сильно жгло палящее солнце. Команда «Пандоры» укрылась под тентами из парусов. Для узников же под ними не нашлось места. Чтобы хоть как-то уберечься от ожогов, они зарылись в песок по самую шею. Эдвардс всячески старался умножить страдания пленников. Под предлогом, что запасы воды ограничены, узникам выдавали в сутки только по полпинты живительной влаги. Все те садистские наклонности, которые многочисленные авторы приписывали капитану Блаю, в полной мере были присущи Эдвардсу.
Через несколько дней девяносто девять уцелевших моряков разместились на четырёх шлюпках и пошли на Тимор. Они повторили путешествие Блая на баркасе. Правда, оно было втрое короче и с полным рационом питания.
Путь занял две недели. У берегов Явы встретили шхуну «Резолюшн». Оливер ничего не знал о кораблекрушении и уже давно поджидал здесь своего командира.
В Батавии Эдвардс сел со своими пленниками на голландское судно и всю дорогу до Европы не спускал с них глаз. В Портсмуте он передал их на судно королевского флота «Гектор», где узники три месяца содержались до суда.
12 сентября 1792 года в адмиральской каюте линейного корабля «Дюк» под председательством вице-адмирала Худа началось судебное заседание. На скамье присяжных сидели одиннадцать суровых капитанов. Защитники были только у гардемарина Хейвуда и Уильяма Маспретта. Остальным услуги адвокатов оказались не по карману.
Всем десяти морякам с «Баунти», доставленным в Англию, было предъявлено обвинение в мятеже и дезертирстве со службы Его Величества. Закон предусматривал смертную казнь за такое преступление, а те, кто во время мятежа проявили пассивность и не попытались покинуть корабль, считались соучастниками.
Уильям Блай год назад ушёл в новое плавание за саженцами хлебного дерева и находился на другом конце света. Суд руководствовался подробными письменными показаниями капитана «Баунти». Свидетелями выступали штурман Фрайер, боцман Коул, канонир Пековер, плотник Перселл, слуга Блая Джон Смит и бывшие гардемарины, ныне лейтенанты Томас Хейворд и Джон Хеллерт.
В своих показаниях Блай снял вину с Нормана, Макинтоша, Коулмена и Бирна, зато гардемарин Хейвуд и помощник боцмана Моррисон с ужасом услышали, что их он причисляет к мятежникам.
– Я протестую, ваша светлость, – бойко заявил адвокат Хейвуда. – Капитан Блай находился в баркасе и не видел, как моего подзащитного под дулом пистолета принудили остаться на борту «Баунти». Гардемарин Хейвуд покинул мятежный корабль, как только представилась такая возможность.
– Суд разберётся, – холодно заметил Худ. – Впредь попрошу не перебивать секретаря. Каждый из вас ещё получит слово, чтобы блеснуть красноречием.
Все свидетели единодушно заявили об участии в мятеже Эллисона, Беркетта, Миллуорда и Маспретта. В отношении остальных обвиняемых показания полярно расходились.
Мятеж на «Баунти» широко освещался в прессе. Старший брат главного мятежника Эдвард Флетчер, профессор юстиции Кембриджского университета, внимательно следил за ходом процесса и провёл целую кампанию по дискредитации командира «Баунти». Эдвард Флетчер добился опубликования записок участников плавания, где они пытались доказать, что поведение самого Блая вызвало бунт. Понятно, что брат Кристиана Флетчера был сильно заинтересован в этом. Иная интерпретация событий ложилась пятном на всю семью и могла повлиять на карьеру самого профессора.
Но в ходе следствия выяснилось, что за всё время плавания капитан «Баунти», «зверь в облике человека», только одиннадцать раз применял телесные наказания. По сравнению с тем, что творилось на других английских кораблях конца XVIII столетия, условия на «Баунти» можно считать курортом. За один только побег с корабля на Таити Черчилля, Миллуорда и Маспретта другой капитан мог забить матросов до смерти и не услышал бы ни одного упрёка от командования. Даже великодушный и сердобольный Кук несколько раз приказывал обрезать уши провинившимся матросам, но за великими открытиями такие поступки плохо просматриваются и их стараются не замечать.
После шести дней разбирательства суд признал виновными Питера Хейвуда, Джеймса Моррисона, Томаса Элиссона, Джона Миллуорда, Уильяма Маспретта и Томаса Беркета. Все они приговаривались к смертной казни через повешение. Не успели Хейвуд и Моррисон придти в себя от потрясения, как адмирал Худ добавил, что в отношении них суд ходатайствовал перед королём о помиловании. Георг III удовлетворил прошение.
Для активных мятежников Беркетта, Миллуорда и Эллисона суровый приговор был более или менее справедливым, но не для помощника кока Маспретта, который во время мятежа ощипывал кур для офицерского стола. Дело в том, что никто из свидетелей не подтвердил желание кока последовать в баркас за капитаном Блаем.
Тогда ловкий адвокат, который не зря получал высокие гонорары, заявил, что допущена процессуальная ошибка. Дело Чарльза Нормана и Майкла Бирна надлежало рассматривать отдельно, и тогда они могли быть привлечены как свидетели защиты, которые могли дать показания в невиновности его клиента. Адвокат потребовал отменить приговор в отношении его подзащитного. После того, как целый ряд учёных судей и юристов дали положительное заключение по этому вопросу, Маспретт вышел на свободу. Остаётся только удивляться правовой демократии в Англии того времени.
Работа по строительству судна возобновилась.
Скоро Черчилль, наконец, получил то, о чём давно мечтал в глубине души: умер вождь Вехиатуа, побратим капрала, и подданные усопшего, выполняя его волю, избрали вождём Черчилля. Капрал стал важной персоной на острове, сам Помаре оказывал ему почётные знаки внимания, надеясь на военную помощь с вождями юга. Черчилль посулил щедрое вознаграждение тем морякам, кто поселится в его государстве. Соблазнились только Маспретт и Томас Беркетт, им надоела утомительная работа на верфи.
Судьба, которая иногда так любит бесцеремонно и жестоко вторгаться с помощью дьявола в нашу жизнь, решила от скуки разыграть роковую партию. Изо дня в день росла в Мэтью Томпсоне чёрная зависть к неожиданно возвысившемуся Черчиллю. Всё больше и больше накапливалась злоба. Подленький голос князя тьмы нашёптывал пьянице: ты тоже можешь стать вождём, если убьёшь капрала. И в один прекрасный день это свершилось. Выстрелив, Томпсон опустил дымящийся мушкет, с интересом рассматривая огромную дыру в спине Черчилля. Заметив вышедшего на выстрел из кустов Беркетта, убийца оскалил зубы и свирепо спросил:
– У тебя есть возражения?
Испуганный свидетель отрицательно замотал головой.
– Тогда иди и скажи им, что дух Вехиатуа вселился в меня.
Группа островитян с криками «Вехиатуа!», «Вехиатуа!» приблизилась к резиденции вождя. Томпсон, уже решив, что стал вождём, пригласил подданных в дом. Неожиданно несколько мускулистых парней кинулись на матроса, прижали его шею доской к земле и… последнее, что увидел Мэтью – занесённый над его головой камень… А дьявол гаденько хихикал за углом.
Время шло. Один день был похож на другой. На верфи начали вырисовываться киль и борта будущего судна. Англичане усвоили местные обычаи, почти все покрыли себя замысловатыми татуировками – это служило признаком достоинства и чести. Гардемарин Стюарт стал отцом, очень любил свою жену и был безмятежно счастлив. Родилось ещё несколько детей, папами которых были англичане, остальные супруги белых мужей находились в радостном ожидании.
С окончанием сезона дождей на острове начались столкновения между вождями. Эта затянувшаяся война за передел крохотных государств длилась уже многие годы, затихая на время муссонов и вспыхивая вновь, как только подсыхали горные тропы.
Больше года продолжалось строительство корабля. Наконец 1 марта 1791 года плотник Макинтош вбил последний гвоздь. Англичане могли гордиться своим творением, напоминавшим очертаниями небольшую изящную шхуну. Судно, названное «Резолюшн», четыреста таитян тянули волоком до воды целый километр, где прилив подхватил новый кораблик. Боцман Моррисон не спешил делиться с товарищами своими тайными планами. Прежде чем пуститься в плавание, предстояло ещё оснастить шхуну парусами. Изготовление местной материи – тапы – дело долгое и трудоёмкое, со сложной технологией, и без содействия местных вождей не обойтись. А пока они сами нуждались в помощи.
К англичанам прибыл гонец от Помаре с просьбой о вооружённой поддержке. Против него выступил тройственный союз вождей южного полуострова. Хитрый Помаре через шпионов давно следил за строительством и рассматривал большую лодку белых людей как мощное оружие. Англичане жили на его земле, пользовались всеми благами, и он видел в них верных и сильных союзников.
Отряд Моррисона поспешил на помощь. В области Паре его встретили братья Помаре с воинами в полном вооружении: с копьями, щитами, в высоких боевых головных уборах. Союзники составили план военной операции: пехота островитян наступает вдоль берега, англичане на шхуне атакуют врага с фланга и тыла.
Помаре собрал значительные силы. За шхуной отправился целый флот из сорока боевых каноэ и двух тысяч воинов под командованием Хитихити. Вожди, объявившие ранее нейтралитет, поспешили нарушить его и перейти на сторону сильного. Поливая вражеские деревни мушкетным огнём со шхуны «Резолюшн», флот Помаре обогнул остров и высадился на юге. После нескольких дней боевых действий, которые, впрочем, не отличались особым кровопролитием или ожесточением, непримиримые вожди юга засели в труднодоступных горных укреплениях.
Помаре решил отпраздновать первую победу и закрепить завоёванные территории за своим малолетним сыном Ту. В назначенный день он приказал всем вождям острова явиться в свою резиденцию и принести присягу их новому повелителю.
Наследник сидел на жертвенном камне, жрец прочитал длинную молитву и опоясал мальчика плетёным поясом из красных перьев – знаком императорского достоинства, который носили великие предки, правители Полинезии. У ног юного императора лежали три человеческие жертвы. На Таити в жертву приносились люди только низших каст, в основном бродяги и рабы, причём обречённый до последней своей минуты не должен был знать о своей участи.
Две недели длился пир. Помаре щедро наградил англичан землёй, называл их дядями. Однако не все вожди пришли на поклон. Помаре решил провести ещё одну военную компанию, чтобы наказать непокорных. На этот раз гардемарины Стюарт, Хейвуд, оружейный мастер Коулмен и матрос Скинер отказались участвовать в карательной операции и вернулись к своим семьям.
Утром 23 мая Питер Хейвуд отправился на прогулку. Поднявшись на холм, он присел, чтобы полюбоваться на открывшийся великолепный вид. Внезапно он вздрогнул и замер, словно статуя. Обогнув мыс Венеры, в бухту Матаваи входил европейский корабль! Сорвавшись с места, гардемарин бросился обратно. На берегу он встретил Стюарта. Оба немедля прыгнули в каноэ. На корабле развивался английский флаг. Это был фрегат «Пандора», посланный Адмиралтейством на поиски мятежников.
Гардемарины без опаски поднялись на борт, сообщили капитану Эдвардсу свои имена и звания. Тот, не дослушав до конца, приказал арестовать явившихся добровольно моряков и заковать их в кандалы.
– Я протестую, капитан! – возмутился Стюарт. – Мы не принимали никакого участия в мятеже на «Баунти»!
– Прекратите истерику, – поморщился Эдвардс. – У меня приказ доставить всех в кандалах. Суд разберётся. Позвольте напомнить вам, что по уставу преступником считается не только мятежник, но и всякий, кто, находясь на борту, ничего не сделал для предотвращения бунта.
За минуту до того, как гардемаринов сбросили в трюм, они в последний раз окинули взглядом синие горы и поросшие пальмами зелёные берега прекрасного Таити, где оставались их жёны и дети. В отчаянии Стюарт горько пожалел о том, что не последовал за Флетчером, где его не достала бы длинная рука закона.
Остальные моряки с «Баунти», получив сногсшибательные новости, в замешательстве и панике решили выйти на построенной шхуне в море и идти куда глаза глядят. Оружейный мастер Коулмен, музыкант Бирн и мятежник Скинер явились на «Пандору» добровольно и были также арестованы.
На поиски остальных бунтовщиков капитан Эдвардс послал две шлюпки. Одна из них, под командованием лейтенанта Томаса Хейворда, бывшего гардемарина с «Баунти», погналась за шхуной, но не догнала. Три дня беглецы скитались по океану. Когда кончился скудный запас продовольствия, боцман Моррисон решил сдаться.
– С таким парусным вооружением нам всё равно далеко не уйти.
С ним согласились плотник Норман и мятежник Эллисон. Их лично связал лейтенант Хейворд и отправил на «Пандору». А те, кто решил до конца бороться за свободу, укрылись в горах.
Эдвардс послал морскую пехоту прочёсывать остров. В это время на фрегат явился хитрый Помаре. Кротко выслушав выговор капитана за то, что скрывает врагов своего друга – короля Англии, вождь поклялся, что ничего не знал о событиях на «Баунти», и предложил помощь в поимке солдат своей армии, которые так верно ему служили. Вездесущие шпионы вождя выследили моряков. Ночью, спящих, их разбудили прикладами, избили и приволокли на «Пандору».
Утром третий лейтенант Хейворд представил капитану список выловленных бунтовщиков.
1. Гардемарин Джордж Стюарт– Двоих – капрала Черчилля и матроса Томпсона нет в живых, сэр, – добавил Хейворд. – Остальные девять мятежников во главе со штурманом Флетчером восемнадцать месяцев назад ушли с острова на «Баунти» в неизвестном направлении.
2. Гардемарин Питер Хейвуд
3. Помощник боцмана Джеймс Моррисон
4. Оружейный мастер Джошуа Коулмен
5. Плотник Чарльз Норман
6. Плотник Томас Макинтош
7. Матрос Майкл Бирн
8. Матрос Генри Хиллбрант
9. Матрос Джон Самнер
10. Матрос Уильям Маспретт
11. Матрос Джон Миллуорд
12. Матрос Томас Эллисон
13. Матрос Ричард Скинер
14. Матрос Томас Беркетт
Эдвардс опасался, как бы пойманные мятежники не склонили и команду «Пандоры» к бунту. Следовало изолировать узников и держать их под строгим надзором. Капитан дал распоряжение плотникам сколотить на шканцах из толстых досок ящик три на пять метров, куда перевели четырнадцать арестованных моряков. Единственный вход в тесную клетку – небольшой люк в потолке, который открывался только снаружи. В стенах – два окошечка, забранных решётками. У ящика постоянно дежурили двое часовых под командой гардемарина. Разговаривать с арестантами запрещалось, исключение капитан сделал только для старшины корабельной полиции, которые мог отвечать на вопросы, касающиеся рациона. Прочность кандалов проверяли при каждой смене караула. Под страхом расстрела узникам запрещалось разговаривать между собой на таитянском наречии.
Наступившая жара усиливала их мучения. Смрад от двух параш, которые не спешили опорожнять, назойливые мухи, теснота и духота делали страдания арестантов нечеловеческими. С лёгкой руки первого помощника Эдвардса, любителя древнегреческой мифологии, команда стала называть эту тюрьму «ящиком Пандоры»43.
Таитянские жёны арестованных были вне себя от горя. Каждый день с грудными детьми на руках они поднимались на фрегат и через решётку смотрели на своих мужей. Вечером их силой отрывали от клетки. Женщины рыдали и рвали на себе волосы. Стюарт, не выдержавший душераздирающих сцен, отказался от дальнейших свиданий.
Полтора месяца стояла «Пандора» в Матаваи, пока моряки конопатили корпус судна. Иногда, когда у капитана было хорошее настроение, он разрешал узникам поиграть со своими детьми в тюрьме. Закованные в кандалы матросы плакали, сознавая, что больше никогда не увидят своих отпрысков.
По просьбе Хитихити арестованных хорошо кормили; они даже получали ром. Друзья с острова передавали для них орехи, фрукты и овощи.
8 мая 1791 года под завывания жён и подруг узников, под прощальные крики побратимов «Пандора», плавно развернувшись, направилась в открытое море продолжить поиски мятежников. За фрегатом следовала оснащённая парусами шхуна «Резолюшн» под командой унтер-офицера Оливера. Юная жена Стюарта голосила громче всех, протягивая на руках вслед удалявшимся кораблям семимесячную девочку. Стюарт так никогда и не узнает, что его безутешная супруга через несколько недель умрёт от горя, целыми днями всматриваясь в пустынный горизонт, в отчаянии надеясь на чудо.
На «Пандоре» уплыл домой, на остров Борабора, и полинезийский полководец Хитихити. Он не захотел больше служить Помаре, который так подло поступил с «дядями».
Прочитав ещё раз инструкции Адмиралтейства, Эдвардс начал поиски мятежного корабля. «Пандора» обошла западную часть архипелага Общества и архипелаг Дружбы, Эдвардс изредка высаживался на островах и расспрашивал местных жителей. Полинезийцы, не понимая, как маловероятно появление европейского корабля в их водах, и шестым чувством угадывая, какие ответы наиболее желательны для щедрых гостей, утвердительно кивали головами и указывали различные направления. Задача Эдвардса была безнадёжной: в Тихом океане тысячи островов, на любом из них могли укрыться мятежники. То, что так относительно быстро удалось арестовать четырнадцать человек из экипажа «Баунти», – чудо. Никто не мог предполагать, что капитан Блай совершит невозможное и живым доберётся до Англии. А те, у кого хватило ума как следует спрятаться, исчезли бесследно.
Эдвардс был ограничен и во времени. Продолжать поиски он мог ровно столько, насколько хватит продовольствия. Посетив для очистки совести ещё архипелаг Самоа, капитан «Пандоры» в начале августа решил возвращаться. Единственное, на что он мог рассчитывать, – это обнаружить бунтовщиков по пути домой случайно. Но тот, кто всем управляет, так скуп на чудеса.
Узников не выводили на прогулку, чтобы исключить малейшую возможность для побега. Они томились в своём ящике в ужасной тесноте, в ещё большей степени испытывая весь комплекс страданий арестанта после той привольной и счастливой жизни, которую вели на Таити.
«Пандора» взяла курс на запад к Торресову проливу, всё дальше и дальше удаляясь от Питкерна. Вблизи острова Хатам исчез из виду «Резолюшн», и хотя фрегат несколько дней держался на виду, шхуна так и не появилась.
– Я не могу больше ждать. Оливер опытный моряк, он в состоянии добраться до Ост-Индии самостоятельно, – сказал Эдвардс первому помощнику лейтенанту Джону Ларкину. – Надо признать, что бунтовщики построили неплохое судно. Оно надёжно, обладает превосходными мореходными качествами.
Следуя на запад, Эдвардс открыл к северу от Фиджи острова Фатака и Аната и ещё два острова в восточной части архипелага Соломона44. 13 августа «Пандора» проплыла мимо острова Ваникоро. Три года назад в Тихом океане пропала без вести экспедиция французского мореплавателя Лаперуза. Над островом поднимался дым костров, но Эдвардс не обратил на него особого внимания и упустил возможность спасти оставшихся в живых французских моряков, подававших сигнал проходящему кораблю45.
В конце августа капитан Эдвардс привёл фрегат к Торресову проливу. «Пандора» шла в плохо изученных и едва ли не самых опасных водах в мире. Самые зоркие матросы сидели высоко на мачтах в корзинах, высматривая проливы, которыми ранее прошёл Кук. Эдвардс на капитанском мостике не отходил от карты, делая пометки карандашом.
Капитан приказал лечь в дрейф и выслал вперёд шлюпку с лейтенантом Корнером. Через несколько часов лейтенант подал знак, что проход найден. Наступил вечер, и, как всегда в топиках, быстро стемнело. «Пандора», поддерживая связь со шлюпкой световыми сигналами, осторожно двигалась к Большому Барьерному рифу. Моряки, промеряя глубины, непрерывно кидали лот. Под килем было более ста футов. Эдвардс, полагая, что прямой угрозы нет, не стал ждать утра и решил рискнуть.
Течением фрегат несло на фонарь шлюпки. Нарастал рёв прибоя. «Пандора» в темноте приближалась к неведомому.
Вдруг лотовый крикнул:
– 75 футов!
С другого борта донеслось:
– 50 футов!
Эдвардс побледнел и велел поднять паруса, но уже ничего нельзя было сделать. Фрегат со страшной силой бросило на подводный риф. Раздался самый ужасный звук в жизни матроса: треск ломающегося шпангоута и досок обшивки борта. Заточённые в «ящике Пандоры» попадали друг на друга, многих ранило цепями. В трюмы сразу хлынула вода.
Следующей могучей волной опасно накренившееся судно приподняло и перебросило через риф. Тяжело раненый корабль встал на якорь в небольшой лагуне.
Сохраняя самообладание, Эдвардс распорядился подвести под дно запасной парус, чтобы преградить в трюм доступ воде.
– Ничего не выходит, сэр! – доложил через полчаса Ларкин. – Слишком много пробоин. Две из них большие, парус выдавливает внутрь. Рулевое управление разбито.
Оставалось только безостановочно откачивать воду помпами, чтобы удержать корабль на плаву хотя бы до рассвета.
– Выбросить пушки за борт!
Четыре беспрерывно работающие помпы не справлялись. Вода прибывала. Арестанты тревожно прислушивались к командам, к беготне по палубе. Боясь утонуть, они общими усилиями разбили цепи.
– Выпустите нас отсюда!
Эдвардс, опасаясь, что преступники в суматохе сбегут, снова приказал заковать их, усилил караул у люка.
– Если они ещё раз разорвут цепи – стреляйте, – приказал солдатам.
Исключение Эдвардс сделал только для Коулмена, Макинтоша и Нормана. Их освободили и приставили к работе.
К половине седьмого утра стало ясно, что корабль затонет. В заранее подготовленные шлюпки сгрузили провиант и снаряжение. С палубы покидали в воду плавающие предметы, чтобы было за что держаться тем морякам, кому не хватит места в лодках. Фрегат медленно погружался.
Эдвардс и офицеры, готовясь покинуть корабль, поднялись на крышу «ящика Пандоры». Под ногами капитана узники стучали в стены, умоляя выпустить их. Эдвардс ещё не решил, как поступить с ними. Не лучше ли предоставить арестантов самим себе, чем взваливать на плечи заботы о них и в дальнейшем, на незнакомом берегу, где ещё неизвестно, что ждёт команду «Пандоры»? За минуту до того, как покинуть гибнущее судно, Эдвардс, после некоторых колебаний, приказал оружейному мастеру снять кандалы с арестованных.
Вода ворвалась в пушечные портики, и теперь каждый сам заботился о своём спасении. Матросы прыгали в воду и быстро плыли прочь от корабля. Маспретт и Бирн первыми вырвались на волю и бросились за борт. Следом за ними, не дожидаясь, пока его раскуют, выскочил из ящика Скинер и прямо в кандалах в горячке последовал за товарищами в волны. Начальник корабельной полиции, дежуривший у люка, в панике захлопнул его, чтобы не растерять своих подопечных. Эдвардс, взвалив на подчинённого всю ответственность, умыл руки. Толком не соображая, что делает, и думая только о возможной каре за халатность по службе, страж порядка задвинул засов. Оружейный мастер, лихорадочно разбивавший кандалы, тоже оказался в западне. В эту критическую минуту «Пандора» накренилась, и караул упал за борт.
Охваченные ужасом узники заметались по клетке. Жуткие крики догоняли удаляющиеся шлюпки, но матросы «Пандоры» делали вид, что не слышат их.
Вдруг на крышку ящику кто-то взобрался.
– Спокойно, ребята! Либо я вас спасу, либо пойдём ко дну вместе!
Это был помощник боцмана Уильям Мултер, один из тех подлинных благородных героев, чьи имена должны вписываться золотыми буквами в анналы человеческой истории. Боцман, орудуя железным ломом, сбил крышку люка и, швырнув её за борт, прыгнул следом. «Пандора», задрав корму, погружалась в могилу. Мятежники один за другим выскакивали из люка, а вода уже заливала верхнюю палубу.
Над лагуной носились вопли утопающих. Те, кто умел плавать, хватались за обломки.
Среди скал в нескольких километрах от места гибели корабля виднелся песчаный островок. На нём собрались все уцелевшие.
Эдвардс произвёл перекличку. Не хватало тридцати пяти человек, в том числе четырёх пленников – Стюарта, Хиллбранта, Скинера и Самнера – тех, кого не успели расковать. Гардемарин Стюарт погиб, уступив свою очередь Питеру Хейвуду. Гардемарин Хейвуд, размазывая по лицу слёзы, весь день ходил по берегу и звал товарища. В ответ раздавались только голоса чаек, в которых, по поверью, переселяются души утонувших моряков.
Всего 10 градусов отделяло место катастрофы от экватора. Сильно жгло палящее солнце. Команда «Пандоры» укрылась под тентами из парусов. Для узников же под ними не нашлось места. Чтобы хоть как-то уберечься от ожогов, они зарылись в песок по самую шею. Эдвардс всячески старался умножить страдания пленников. Под предлогом, что запасы воды ограничены, узникам выдавали в сутки только по полпинты живительной влаги. Все те садистские наклонности, которые многочисленные авторы приписывали капитану Блаю, в полной мере были присущи Эдвардсу.
Через несколько дней девяносто девять уцелевших моряков разместились на четырёх шлюпках и пошли на Тимор. Они повторили путешествие Блая на баркасе. Правда, оно было втрое короче и с полным рационом питания.
Путь занял две недели. У берегов Явы встретили шхуну «Резолюшн». Оливер ничего не знал о кораблекрушении и уже давно поджидал здесь своего командира.
В Батавии Эдвардс сел со своими пленниками на голландское судно и всю дорогу до Европы не спускал с них глаз. В Портсмуте он передал их на судно королевского флота «Гектор», где узники три месяца содержались до суда.
12 сентября 1792 года в адмиральской каюте линейного корабля «Дюк» под председательством вице-адмирала Худа началось судебное заседание. На скамье присяжных сидели одиннадцать суровых капитанов. Защитники были только у гардемарина Хейвуда и Уильяма Маспретта. Остальным услуги адвокатов оказались не по карману.
Всем десяти морякам с «Баунти», доставленным в Англию, было предъявлено обвинение в мятеже и дезертирстве со службы Его Величества. Закон предусматривал смертную казнь за такое преступление, а те, кто во время мятежа проявили пассивность и не попытались покинуть корабль, считались соучастниками.
Уильям Блай год назад ушёл в новое плавание за саженцами хлебного дерева и находился на другом конце света. Суд руководствовался подробными письменными показаниями капитана «Баунти». Свидетелями выступали штурман Фрайер, боцман Коул, канонир Пековер, плотник Перселл, слуга Блая Джон Смит и бывшие гардемарины, ныне лейтенанты Томас Хейворд и Джон Хеллерт.
В своих показаниях Блай снял вину с Нормана, Макинтоша, Коулмена и Бирна, зато гардемарин Хейвуд и помощник боцмана Моррисон с ужасом услышали, что их он причисляет к мятежникам.
– Я протестую, ваша светлость, – бойко заявил адвокат Хейвуда. – Капитан Блай находился в баркасе и не видел, как моего подзащитного под дулом пистолета принудили остаться на борту «Баунти». Гардемарин Хейвуд покинул мятежный корабль, как только представилась такая возможность.
– Суд разберётся, – холодно заметил Худ. – Впредь попрошу не перебивать секретаря. Каждый из вас ещё получит слово, чтобы блеснуть красноречием.
Все свидетели единодушно заявили об участии в мятеже Эллисона, Беркетта, Миллуорда и Маспретта. В отношении остальных обвиняемых показания полярно расходились.
Мятеж на «Баунти» широко освещался в прессе. Старший брат главного мятежника Эдвард Флетчер, профессор юстиции Кембриджского университета, внимательно следил за ходом процесса и провёл целую кампанию по дискредитации командира «Баунти». Эдвард Флетчер добился опубликования записок участников плавания, где они пытались доказать, что поведение самого Блая вызвало бунт. Понятно, что брат Кристиана Флетчера был сильно заинтересован в этом. Иная интерпретация событий ложилась пятном на всю семью и могла повлиять на карьеру самого профессора.
Но в ходе следствия выяснилось, что за всё время плавания капитан «Баунти», «зверь в облике человека», только одиннадцать раз применял телесные наказания. По сравнению с тем, что творилось на других английских кораблях конца XVIII столетия, условия на «Баунти» можно считать курортом. За один только побег с корабля на Таити Черчилля, Миллуорда и Маспретта другой капитан мог забить матросов до смерти и не услышал бы ни одного упрёка от командования. Даже великодушный и сердобольный Кук несколько раз приказывал обрезать уши провинившимся матросам, но за великими открытиями такие поступки плохо просматриваются и их стараются не замечать.
После шести дней разбирательства суд признал виновными Питера Хейвуда, Джеймса Моррисона, Томаса Элиссона, Джона Миллуорда, Уильяма Маспретта и Томаса Беркета. Все они приговаривались к смертной казни через повешение. Не успели Хейвуд и Моррисон придти в себя от потрясения, как адмирал Худ добавил, что в отношении них суд ходатайствовал перед королём о помиловании. Георг III удовлетворил прошение.
Для активных мятежников Беркетта, Миллуорда и Эллисона суровый приговор был более или менее справедливым, но не для помощника кока Маспретта, который во время мятежа ощипывал кур для офицерского стола. Дело в том, что никто из свидетелей не подтвердил желание кока последовать в баркас за капитаном Блаем.
Тогда ловкий адвокат, который не зря получал высокие гонорары, заявил, что допущена процессуальная ошибка. Дело Чарльза Нормана и Майкла Бирна надлежало рассматривать отдельно, и тогда они могли быть привлечены как свидетели защиты, которые могли дать показания в невиновности его клиента. Адвокат потребовал отменить приговор в отношении его подзащитного. После того, как целый ряд учёных судей и юристов дали положительное заключение по этому вопросу, Маспретт вышел на свободу. Остаётся только удивляться правовой демократии в Англии того времени.