Конечно, этот случай с двумя головками сэра не украшает Блая. В его оправдание можно только сказать, что очень многие многодетные капитаны королевского флота кормились за счёт казны, прожить на жалованье было невозможно. Блай получал всего три шиллинга в день, а семья всё увеличивалась, жена ждала пятого ребёнка.
   В южной Атлантике погода стала меняться. Небо часто заволакивало тучами, ветер сделался переменчивым и порывистым, заметно похолодало. По утрам туман скрывал горизонт, вечерами накрапывал дождь. Стали попадаться киты и огромные чёрные птицы альбатросы – спутники бурь.
   Готовясь к штурму мыса Горн, капитан позаботился об усиленном питании экипажа. Завтрак состоял из традиционной овсянки. На обед в течение нескольких дней съели купленных на Канарах свиней и двух бычков, которых содержали в специальных загонах на носу судна. Животные всё равно бы не выдержали низких температур высоких широт. На офицерский стол кок подавал жареных кур. Вечером, перед восьмичасовой вахтой, наступала самая приятная минута для матросов: сигнал боцманской дудочки «Все к вину» проливался бальзамом на многие души. Помощник кока Лемб приготавливал грог из рома, тёплой воды, лимонной кислоты и сахара. Матросы строго следили за соблюдением установленных пропорций. На корабле этот напиток ценился выше денег, грогом платили друг другу долги, и ничто другое так не согревало зачерствелую от суровой жизни душу моряка. Непьющих гардемаринов Хеллерта и Томаса Хейворда морские волки жалели, как убогих.
   2 марта Блай распоряжением по кораблю произвёл на время плавания помощника штурмана Кристиана Флетчера в лейтенанты и сделал его своим первым помощником. Штурман Фрайер, который по должности вправе был рассчитывать стать вторым человеком на судне, счёл себя несправедливо обойдённым, затаил обиду. Но Блай не обращал внимания на желания и амбиции штурмана, считая, что дело превыше всего, а Флетчер оказался знающим и способным моряком, офицером, на которого капитан мог положиться. Приказы Кристиана охотно выполнялись, матросы относились к нему с симпатией и уважением.
   Экипажу «Баунти» выдали тёплые вещи. Ледяное дыхание Южного полюса становилось всё ощутимее, в море плавали айсберги, похожие на острова. Там, далеко на юге, в стране вечного холода, лежал ещё никому неизвестный континент Антарктида.
   На широте Огненной земли встретили сильный шторм. Огромные серые волны надвигались на корабль со всех сторон. Ветер непрерывно менял направление, и через каждый час по свистку боцмана матросы с ловкостью обезьян взлетали на мачты, прыгали по вантам и реям, ставя и убирая паруса. Казалось, разбушевавшийся океан неминуемо поглотит небольшой кораблик, но "Баунти" бесстрашно отбивал все атаки стихии.
   Вторую неделю не выглядывало солнце. Дождь и снег беспрерывно сменяли друг друга. Блай из-за непогоды не мог точно определить местоположение корабля, но чувствовал, что мыс Горн близко. Наконец, после десяти дней борьбы со штормом небо посветлело, выглянуло бледное негреющее солнце. Ветер внезапно прекратился, но море продолжало клокотать. Далеко на севере просматривалась чёрная цепь базальтовых утёсов, ощетинившихся остроконечными вершинами, покрытых вечными льдами и окружённых пропастями. Это и была южная оконечность Америки.
   – Чего рты пораззявили?! – загремел на матросов простуженным басом боцман Коул. – Нас несёт прямо на эту вершину дьявола. Она будет последним клочком земли, который вы видите, если будете стоять, как в очереди за вечерней порцией грога. Поворот оверштаг7! Иначе всем нам понадобится последний лоцман – на тот свет.
   Как только «Баунти» отошёл от мыса на безопасное расстояние, налетел ураган со снегом и заставил признать даже самых опытных моряков, что все виденные ими раньше бури не могут идти ни в какое сравнение с этим шабашем ведьм. Маленький кораблик мужественно сражался с противным секущим ветром. Ледяная вода заливала палубу и лестницы, врывалась потоками в кубрик, растекаясь кругом, а затем выплёскивалась фонтаном между рундуками8 и оловянными жбанами, в которых матросы хранили паёк. Паруса отяжелели, набухли от снега и льда. Судно ежеминутно зарывалось носом в пятнадцатиметровые волны.
   С трудом преодолевая за день несколько десятков миль на север, «Баунти» в итоге опять сносило на юг, и всё повторялось снова. Целый месяц Блай, следуя инструкциям Адмиралтейства, пытался прорваться в тёплые Южные моря через мыс Горн. Вконец измученным матросам приходилось сутками работать в лютую стужу со стёртыми в кровь о парусные канаты руками. Блай, не щадивший ни себя, ни экипаж, уступил свободным от вахты свою каюту – единственное сухое место на корабле, – чтобы изнурённые люди могли поспать хоть несколько часов перед новой битвой.
   Сумрак окутывал одинокое судно на краю земли даже днём. Слабые лучи далёкого солнца только изредка заглядывали в разрывы несущихся по серому небу чёрных косматых туч.
   За четыре недели Блай, не покидавший капитанский мостик по 18-20 часов в сутки, выжал из команды всё, на что она была способна. Моряки походили на призраков. И только в конце апреля, убедившись, что дальнейшие попытки бесполезны, капитан смирился и выбрал запасной, более далёкий путь – на восток, мимо мыса Доброй Надежды, через Индийский океан. Когда Кристиан Флетчер передал приказ рулевому поворачивать назад, команда вздохнула с облегчением.
   К концу мая английский корабль пересёк Атлантику. Сделал остановку в голландском Кейптауне. Блай докупил в богатой колонии первосортное продовольствие, включая виноград и апельсины. «Баунти» отправился дальше на восток по пути, проложенному голландцами в середине семнадцатого века. Устойчивый пассат, знаменитые ревущие сороковые позволяли кораблю развивать крейсерскую скорость – до 180 миль в сутки. «Баунти» установил своеобразное достижение: первым пересёк южную часть Индийского океана в зимнее время.
   Говоря о последующих трагических событиях на корабле, многие историки и литераторы опирались на свидетельские показания процесса военного суда на борту линейного судна «Дюк». Штурман Фрайер, плотник Перселл, гардемарины Томас Хейворд и Хеллерт, некоторые активные участники бунта рассказали суду, что капитан Блай морил команду голодом. Достаточно быть беспристрастным и вспомнить, что во время плавания до Таити заболел и умер только один матрос Валлентайн, и то лишь потому, что судовой врач был в запое, как это и обвинения в садизме рассыпаются. Невозможно при плохом питании пройти свыше двадцати семи тысяч морских миль и потерять при этом только одного человека во времена, когда в подобных путешествиях гибель трети экипажа было нормой. Многие свидетели на суде, такие, как Хейворд и Хеллерт, говорили не всю правду, ложными показаниями оправдывали своё жалкое поведение во время мятежа. Фрайер и Перселл мстили капитану за прошлые обиды и унижения. Достаточно сравнить по судовым журналам количество наказаний на кораблях Кука, известного своим гуманным обращением с матросами, и на «Баунти» за один промежуток времени, чтобы убедиться: Блай не был садистом, которому доставляло наслаждение измываться над командой. Двадцать ударов «девятихвостной кошкой»9 матрос Кинтал получил за неповиновение лейтенанту Флетчеру. По морскому уставу такое наказание соответствовало проступку. Придирки капитана к младшим офицерам, плохо исполняющим свои обязанности, понятны: подчинённые, не знающие свою работу, не вызывают симпатий. Блай не стеснялся в выражениях, когда приходил в раздражение, а это случалось довольно часто. Но даже такого выдержанного и уравновешенного командира, каким был великий Кук, в длительных путешествиях, особенно во время третьего кругосветного плавания, охватывали приступы безудержной ярости по самым незначительным поводам. Это объясняется длительным совместным сосуществованием людей на небольшом пространстве, связанных жёсткими рамками правил, продиктованных Британской Империей любимому сыну – флоту, где каждый нёс свою нелёгкую ношу физических и психологических нагрузок. Тяжелее всех она была у простых матросов. Характер внешнего принуждения неизбежно приводит к глухому раздражению каждого члена экипажа. Чтобы в конце концов она не выплеснулась наружу фонтаном ненависти, на флоте имелись силы для подавления подобных вспышек очагов занявшегося мятежа. На каждом корабле Кука, например, во время плаваний находился взвод морской пехоты, который нёс чисто полицейские функции. На «Баунти» же эти обязанности выполнял один капрал Черчилль. Блай не мог взять с собой даже десяток морских пехотинцев из-за тесноты на «Баунти»: треть площади судна была занята под оранжерею.
   Напряжение на корабле росло.
   В начале сентября запасной гардемарин Тинклер, молодой джентльмен, зять штурмана Фрайера, увидел из «вороньего гнезда» горы Вандименовой Земли, открытой знаменитым Абелем Тасманом в 1642 году. Остров Тасмания в те времена ложно считался полуостровом Австралии. Блаю удалось побывать здесь раньше с Куком. Капитан привёл корабль в бухту Эдвенчер, чтобы запастись свежей водой и дровами.
   На берегу произошла стычка Блая со старшим плотником. Уильям Перселл по лености отпиливал слишком длинные поленья. На замечание капитана, что они не влезут в печку камбуза, плотник выбросил пилу.
   – Я не могу работать, сэр, когда вмешиваются в мою работу.
   – Тогда отправляйтесь на корабль и помогите матросам поднять на борт бочки с водой. А здесь справятся и без вас.
   – Я плотник, сэр, а не простой матрос.
   Старший корабельный плотник по рангу приравнивался к младшим офицерам, и Блай не имел права просто его выпороть за отказ выполнить приказ, как поступил с Кинталом. А взять под арест и возить с собой узника до суда в Англии тоже не улыбалось – Перселл был лучшим плотником-специалистом на корабле. Но у Блая имелось много других способов воздействия. Он лишил плотника рациона и запретил команде что-либо подавать ему. Перселл, незаконный сын эсквайра10, считал себя несправедливо обойдённым судьбой, что не добавляло мягкости и человеческого расположения его колючему характеру. По этой причине плотник не пользовался особой любовью команды и догадывался, что никто не осмелится ради него нарушить запрет капитана. На следующий день, обдумав своё положение, Перселл выкинул белый флаг, попросив у капитана разрешения приступить к работе.
   – Приступайте, но делайте её так, чтобы у меня не было поводов вмешиваться в неё.
   – Слушаюсь, сэр.
 
   «Баунти» достиг Тихого океана. Капитан повёл корабль дальше по длинной плавной дуге вдоль «неистовых пятидесятых», оставляя за собой новые сотни миль огромного пустынного океана. Только однажды на всем пути встретили группу необитаемых скалистых островов, которые капитан нанёс на карту11. У 135° восточной долготы «Баунти» круто повернул на север. Попав в октябре в тёплые широты, люди почувствовали приближение окончания первого этапа путешествия.
   По традиции капитан поочерёдно приглашал на обед младших офицеров. Первым отказался от такой чести штурман Фрайер.
   – Я не желаю больше выслушивать ваши оскорбления, сэр. Достаточно того, что я общаюсь с вами во время службы.
   – Вы не годитесь к морской службе на кораблях Его Величества, Фрайер, – сказал Блай. – По возвращении в Англию я доведу это до ваших покровителей.
   Примеру Фрайера последовал доктор Хагген, который не сумел вылечить Валлентайна и заслужил гнев капитана. Блай не мог равнодушно видеть вечно пьяную физиономию эскулапа.
   На кораблях королевского флота строго велись бухгалтерские книги, в которые заносились все расходы казённых денег по закупкам продовольствия. По заведённому порядку капитан послал писаря Сэмюэля к штурману, чтобы Фрайер поставил свою подпись под некоторыми документами. Штурман давно ждал этого момента, отослал писаря обратно с бумагой, чтобы сначала Блай подписал её. Это была весьма похвальная характеристика Фрайера на время плавания, написанная им самим.
   Каюты капитана и штурмана находились на верхней палубе, напротив друг друга, между оранжереей и офицерской кают-компанией. Возмущённый Блай пересёк коридор, распахнул дверь владений штурмана. Фрайер, вытянув длинные ноги, полулежал на прибитой гвоздями к полу узкой кровати и пускал колечки сигарного дыма в потолок.
   – Что это значит, Фрайер? До окончания плавания ещё далеко, я не могу сейчас подписать такую характеристику, и потрудитесь принять позу восклицательного знака, когда с вами говорит капитан.
   Фрайер медленно поднялся.
   – Я не подпишу отчётность по расходам, пока вы, капитан, не подпишите мою характеристику. Можете опять оскорблять меня, если вам это доставляет удовольствие, но на этот раз я не уступлю. Буду с вами откровенен: по злобности характера вы намерены испортить мне карьеру, и я защищаюсь, как могу.
   Посмотрев на штурмана, Блай решил поберечь голосовые связки для другого раза и не сотрясать воздух яркими выражениями богатого языка. Капитан сдержал холодную ярость и вышел, сильно хлопнув дверью.
   Вечером Блай собрал команду на палубе и применил следующую тактику: в течение часа зачитывал вслух те места из морского устава, где говорилось о страшных наказаниях за неповиновение.
   – В заключение я хочу предупредить: если понадобится, весь этот перечень я применю на практике.
   Капитан остановил на Фрайере решительный взгляд своих голубых глаз, которые в гневе заметно темнели.
   – Если у кого-нибудь из команды, – продолжал Блай, – есть претензии к капитану по поводу питания и расходов, связанных с ним, пусть скажет. Я не обязан их выслушивать, но на этот раз сделаю исключение. Штурман отказывается подписывать бухгалтерские книги, и я хочу знать почему.
   Команда молчала.
   – Может быть, мистер Фрайер сам объяснит причину? – спросил стоящий рядом с капитаном лейтенант Флетчер.
   Блай подал знак писарю, появился Сэмюэль с бухгалтерскими книгами. Капитан предложил штурману либо подписать их, либо в письменной форме изложить свой отказ тут же, при всех. Фрайер испугался последствий и подписал всё, что требовалось.
   – Я знаю, что ваши силы уже на исходе, – сказал капитан команде, когда писарь унёс увесистые книги обратно. – Из еды остались только солонина и галеты. Капуста покрылась плесенью, некоторые из вас больны цингой. Я ем то же, что и вы. Но ещё несколько недель пути, и вас ждёт продолжительный отдых на прекрасном острове Георга, заморские фрукты, свежая проточная вода и женщины, которые соскучились по английским морякам. – Блай пришёл в благодушное настроение. – Мистер Пековер, вы не забыли расплатиться в прошлый раз с тамошними красотками?
   Гардемарин Янг хихикнул, некоторые матросы заулыбались. Они редко слышали, чтобы капитан шутил.

Глава 3.
Страна счастливых

   25 октября 1788 года. Прошло одиннадцать месяцев, как «Баунти» вышел из Англии. Вахтенный офицер Эльфинстон увидел в окуляр подзорной трубы скалистый островок Меету. Таити открыл английский капитан Уоллис12 за двадцать один год до экспедиции Блая и обозначил Меету как надёжный ориентир в шестидесяти милях к востоку от острова Георга.
   «Баунти» достиг вечно цветущего архипелага Общества.
   Накануне Блай лично выгреб всё спиртное из запасников доктора Хаггена.
   – Это прямой грабёж, капитан, я буду жаловаться в Адмиралтейство, – возмущался пьяница, витая в алкогольных парах.
   – Мне наплевать на ваши жалобы, чёртов костоправ. Мне нужен трезвый врач, чтобы обследовать команду. Или вы будете исполнять свои обязанности, получая бутылку в день, или я выброшу конфискованный груз в море.
   Протрезвев, Хагген осмотрел команду и доложил, что все совершенно здоровы и не занесут заразные болезни на остров.
   – Пожалуйте, капитан, бутылочку, как обещали. Похмелье…
   На бизань-мачте Блай распорядился вывесить правила поведения для экипажа:
   На островах запрещается говорить о том, что капитан Кук убит дикарями.
   Нельзя упоминать о цели экспедиции.
   Долг каждого приветливо относиться к туземцам, оружие применять только для самообороны.
   Уединяться с женщинами только по обоюдному согласию.
   Занималось утро следующего дня, прекраснее которого бессилен вообразить самый великий романтический поэт. За одну ночь со дна моря выросли голубые горы, расцвеченные всевозможными красками. Остров Таити напоминал гигантскую корзину цветов посреди Великого океана.
   «Баунти» обогнул мыс Венеры, где экспедиция Кука проводила астрономические наблюдения, миновал длинный розовый риф в бурунах пены и вошёл в самую прекрасную бухту в мире.
   Матаваи.
   Изумрудная лагуна с прозрачной водой. С берега доносился запах, с которым не сравнятся лучшие французские духи. Пляж чёрного песка вытянулся на несколько километров, волны ритмично разрисовывали его белым кружевом. Амфитеатром вздымался горный пейзаж с водопадами, склоны до самых вершин природа украсила гирляндами пышной растительности. В фиолетовой тени деревьев на кромке побережья проступили очертания бамбуковых домиков, покрытых пальмовыми листьями; между стволов мелькнуло несколько темнокожих фигур.
   В ту же секунду из ухоженного лесочка накатился приветственный бой барабанов. Около сотни каноэ с балансирами отчалили от берега и понеслись навстречу английскому кораблю. На вёслах сидели мускулистые темнокожие атлеты и везли они, как того требовали правила местного гостеприимства, самые желанные для путешественников дары – кокосовые орехи, связки бананов, кур, молочных поросят и молодых полуобнажённых женщин, превосходивших красотой европейских красавиц.
   – Перетане?13 – закричали гребцы, подплыв поближе.
   Блай, взмахнув руками, крикнул:
   – Тайо перетане (английский друг)!
   – Параи(Блай)! – узнали островитяне спутника Кука.
   Каноэ быстро пошли на сближение. Таитянки, облачённые только в короткие белые юбочки, поднялись в лодках во весь рост и, раскачивая бёдрами, выкрикивали приветствия:
   – Поцелуй меня, британец!
   С ловкостью обезьян таитяне взбирались на борт по верёвочным лестницам и бросались прямо в объятия моряков. Через несколько минут палуба «Баунти» напоминала галдящий восточный базар. Блай не слышал собственного голоса, и матросы волей-неволей махнули рукой на свои обязанности. На носу, под бушпритом, юная таитянка сбросила с себя одежду, оказавшись в том виде, в каком Афродита вышла из пенистых волн океана. Грациозно поворачиваясь, сложенная как богиня, девушка демонстрировала свои прелести. Непристойные жесты и телодвижения, сопровождавшие необычное для европейцев представление, не оставляли никаких сомнений в цели её визита на корабль. Столпившиеся вокруг темнокожей нимфы гардемарины не могли оторвать глаз от тех участков тела, которые в пуританской Англии тщательно скрывали под одеждой. Шоколадная красавица олицетворяла собой мечту, неотступно преследовавшую безусых джентльменов в долгие месяцы трудного плавания.
   А ветер неожиданно стих, судно понесло прямо на скалы. Капитан, сразу оценив опасность, выстрелил из длинного пистолета в воздух. Туземцы мигом захлопнули рты, испуганно заморгали глазами. Боцман Коул со своим помощником Моррисоном пустили в ход линёк вперемежку с кулаками и навели порядок.
   Бросили якорь, убрали паруса.
   Начались братания. Таитяне по местной традиции обменивались с моряками именами, прогуливались с названными братьями рука об руку по палубе. С интересом рассматривали различные части корабля и расспрашивали англичан об их назначении. Но ничто надолго не могло удержать их внимание. Туземцы сновали взад-вперёд, лазали на мачты, качались на вантах и реях, прыгали в восторге от подарков. Бусинки, блестящие пуговицы и старые шляпы приводили их в состояние эйфории.
   Стихийно возникла торговля. За железные предметы предлагались целые кучи фруктов. Моряков приглашали на берег, где к их услугам были дома новых братьев и друзей. Только к вечеру Блай попросил мужчин покинуть судно. Женщинам, к неописуемой радости экипажа, капитан разрешил остаться на ночь.
   На следующее утро «Баунти» посетил местный вождь Поино. Блай вручил ему набор топоров и гвоздей, спросил, как поживает его старый друг Помаре14.
   Поино сделал страдальческое лицо и поведал капитану о бедах, постигших приятеля англичан.
   – Помаре живёт в изгнании, у своих братьев. Враги вождя отнимают его землю. Я пошлю гонца к нему. Через несколько дней Помаре будет здесь.
   В конце визита Поино пригласил Блая на берег в свою резиденцию, где готовился праздничный обед. Надев парадную форму, капитан в сопровождении лейтенанта Флетчера отправился в гости.
   Офицеров сопровождала толпа праздно шатающихся по берегу местных жителей. Дворец Поино представлял собой обширный овальный навес на деревянных столбах. Рядом росло пышное растение, напоминавшее иву. Гибкие ветви, пригнутые и присыпанные землёй, образовывали зелёный купол. Поино объяснил, что это его спальня, где он любит отдыхать в жаркие дни после обеда.
   Гостей встретили две жены вождя. Флетчера приятно удивили естественные изящные манеры и почти белая кожа женщин, что свидетельствовало о таитянском аристократизме. На и так уже вспотевших в мундирах англичан накинули плащи из крашенного луба – знак глубокого уважения и почтения; предложили вымыть руки и рот перед едой. На циновках лежали фрукты, в скорлупе высушенной тыквы слуги принесли холодный кокосовый сок.
   Жёны вождя принялись было по местному обычаю кормить мужчин из своих рук, но гости вежливо отказались от такой чести. На второе подали кашу из плодов хлебного дерева и зажаренную в земляной печи местную нелающую собаку. Флетчер решил пренебречь столь экзотическим блюдом. Капитан, попробовав грудинку, посоветовал лейтенанту отбросить предубеждения и отдать должное мясу собаки, по вкусу уступающему, может быть, только молодому ягнёнку.
   На вопрос Флетчера, почему не едят местные дамы, Блай объяснил, что таков таитянский этикет: женщины и мужчины принимают пищу отдельно друг от друга.
   Приправой служила морская вода. Поино макал в неё кусочки мяса, а иногда отливал себе в ладонь солёную воду из скорлупы кокосового ореха и отпивал глоточками, смачно причмокивая толстыми губами.
   Обед подходил к концу, когда Флетчер обнаружил, что у него из-за пояса кто-то ловко вытащил пистолет.
   Поино, догадавшись, в чём дело, начал громко кричать на своих подданных и устроил форменный обыск, но ничего не нашёл. Придворные сказали, что вор убежал.
   – Железная палка заряжена молнией, – предупредил Блай. – Вора постигнет смерть, если до захода солнца он не принесёт оружие белых людей на корабль.
   Вождь пообещал найти и наказать воришку. Быстро пришёл в благодушное настроение, спросил, полон ли живот у перетане? Получив утвердительный ответ, он изъявил желание отправиться в зелёную спальню, предоставив жёнам проводить гостей до шлюпки.
   Таитяне не проявляли враждебности. Двадцать один год назад они закидали камнями «Дельфин» капитана Уоллиса. Англичане дали несколько бортовых залпов и так напугали островитян, что навсегда выбили у них из головы мысль воевать с белыми пришельцами. Капитан Кук добрым отношением к туземцам и полезными делами загладил неприятный инцидент. На Таити давали потомство привезённые из Европы животные, на посаженных моряками огородах росли арбузы, виноград, лимоны, апельсины, капуста, подсолнухи… Каждое своё посещение Кук щедро одаривал местных жителей, которые давно смекнули, как выгодно иметь таких могущественных друзей.
   Вечером до англичан донеслись звуки ударов и жалобные крики, доносившиеся с пироги. Блай поднялся на мостик. Капитан увидел, как Поино бьёт изо всей силы по плащу, под которым как будто находился человек. Но капитан без труда понял, что вождь лупит лишь по скамье лодки. Этот фарс продолжался несколько минут, пока не сломалось весло, после чего слуги вождя выбросили «тело» в море. Поино сказал Блаю, что он убил вора, укравшего пистолет, и удовлетворён ли таким наказанием его гость? Капитан, смеясь про себя, подыграл хитрому вельможе и ответил утвердительно. Британцы проделали долгий путь не для того, чтобы ссориться с местными племенами из-за одного пистолета.