Мееров Александр. "Защита 240"

   - О Вилли, - поморщился Крайнгольц, - я очень далек от политики. Я ученый и считаю, что настоящий ученый политикой должен заниматься лишь постольку, поскольку надо ограждать себя от нее.
   - Я вижу, у вас во всем тактика "высокой ограды". Жаль! В этом ваша ошибка. Рано или поздно вы это поймете или вам придется бросить свое дело.
   - Никогда, - горячо возразил Крайнгольц.
   - Тогда, - спокойно продолжал Уорнер, - вы попадетесь в руки людей, которые сумеют использовать ваши изыскания так, как им это заблагорассудится.
   Спор ни к чему не привел.
   Упоминание Уорнера о прогрессивных силах, которые якобы могли как-то способствовать воплощению его идеи, вызвало у инженера ироническую усмешку. Эти силы представлялись ему какими-то абстракциями, которыми довольно ловко оперировали различные "политиканы". Он знал одно - для завершения его изысканий нужна абсолютная тайна и деньги. Большие деньги. Весь его жизненный опыт подсказывал ему, что деньги, естественно, можно получить у людей, обладающих ими.
   Крайнгольцу чужды были рассуждения Уорнера, но такт, с которым помощник говорил о его замыслах, ему нравился. Он чувствовал, что Вилли искренне желает ему успеха, и ловил себя на том, что ему это приятно. В последнее время он все больше и больше начинал доверять Уорнеру и даже подумывал иногда, не ввести ли Уорнера в курс всех своих дел, не посвятить ли его в тайну, не впустить ли его "за высокую ограду".
   "Нет, нет! Доверять нельзя никому!"
   Крайнгольц тяжело переживал отъезд Уорнера. Нет средств, нет помощников, нет ничего, кроме долгов, за неуплату которых не сегодня-завтра придется сесть в тюрьму.
   - Ну, что же, Вилли, мне, право, жаль, что так все получилось. Жаль! Вот вы и опять без работы, - мягко улыбнулся Крайнгольц, провожая медленно шагавшего к воротам Пейл-Хоум Уорнера. - Что вы думаете делать теперь? Ведь у вас родители и, кажется, сестренки, братишки, которым вы помогаете. Не так ли?
   - Да, мистер Крайнгольц, куча родных, и все они нуждаются в моей помощи. Но это не так уж неприятно. Неприятно то, что во мне не нуждается ни одна радиофирма, - пошутил Уорнер. - Ну, ничего, я не собираюсь унывать и хочу податься на юг, к Мексиканскому заливу. В Порто-Санто у меня есть приятель, с которым я, быть может, смогу открыть мастерскую по починке радиоприемников. Перспектива не из блестящих - в этом городишке вряд ли найдется столько поломанных приемников, чтобы хватило для нашей мастерской. Но ничего не поделаешь - пока не приходится рассчитывать на лучшее.
   Уорнер умолк и посмотрел на Крайнгольца. Тот стоял с опущенной головой.
   Светлые, всегда широко раскрытые глаза сейчас были прищурены и устремлены в какую-то точку.
   - Прощайте, мистер Крайнгольц, я хочу пожелать вам успеха в ваших делах.
   - Успеха? - встрепенулся Крайнгольц и откинул со лба волосы. - Вы это искренне, Вилли? Вы верите в успех моего дела?
   - Если вы поставили перед собой благородную задачу, то я уверен в успехе.
   Уорнер протянул Крайнгольцу свою крепкую руку, тот придержал ее обеими руками и сказал:
   - Подождите, Вилли. Подождите здесь две минуты. Я сейчас принесу индикатор.
   Крайнгольц почти бегом направился к "высокой ограде", на ходу доставая из кармана ключи. Через несколько минут он вернулся с небольшим футляром и передал его Уорнеру.
   - Вот здесь, - инженер открыл крышку футляра, - вот здесь индикатор!
   Уорнер вопросительно посмотрел на Крайнгольца.
   - Много лет, - продолжал Крайнгольц, - уже много лет тому назад я сделал открытие. Я думал, что оно принесет огромную пользу человечеству. Я считал, что оно таит в себе невиданные возможности, перед которыми меркнет все созданное до сих пор объединенными усилиями человеческого разума. Я был счастлив так, как может быть счастлив ученый, сознающий, что он нашел ключ к разгадке еще одной, быть может, самой сокровенной тайны природы. Да, был счастлив, но не надолго.
   Крайнгольц задумался, машинально вынул маленький прибор из футляра и стал его любовно рассматривать.
   - Очень скоро это счастье было омрачено, - продолжал он со вздохом. При первой же попытке практически применить свои изыскания я увидел, что есть люди, способные использовать их не на благо, а во вред человечеству. Я понял - ученый мир уже близок к этому открытию, что независимо от меня в разных странах будут закончены работы, подобные моим, и мне стало страшно. Я почувствовал, какая угроза может нависнуть над человечеством, и счел своим священным долгом работать над созданием защитной аппаратуры. Я спешил, я прилагал все усилия к тому, чтобы предотвратить бедствие, но вы сами видите, как это трудно.
   Волнение, с которым говорил Крайнгольц, передалось и Уорнеру, и он слушал, стараясь не пропустить ни одного слова из этой неожиданной исповеди.
   - Вы понимаете, Вилли, - Крайнгольц заговорил почти шепотом, и в его голосе послышались нотки отчаяния, - я каждый день жду ужасного известия. Каждое утро я просыпаюсь с тревожным вопросом - "а может быть уже началось?".
   Уорнер вздрогнул.
   - Что началось?
   - То, что может быть пострашнее взрыва в Хиросиме. Уже потому, что придет незримо, неслышимо, придет зловеще тихо, парализует миллионы людей.
   Крайнгольц умолк. Молчал и Уорнер, озадаченный всем услышанным.
   Через раскрытую калитку виднелась просторная, мирная долина. От виллы крутой скалистый спуск вел к темневшему внизу, среди сосен озеру, а за ним, на пологих склонах широкой долины, далеко, до холмистой линии горизонта были видны разбросанные домики ферм, между которыми вился причудливый серпантин дороги. Все было напоено неистовым солнцем, пропитано запахом трав, цветов и плачущей смолистыми слезами сосны. Все вокруг было погружено в глубокую, нерушимую тишину удушливого летнего дня.
   - Вы говорите о страшных вещах, доктор. Неужели опасность действительно так велика? Неужели теперь...
   - Нет, нет, Вилли, не теперь. - Сощурив глаза, Крайнгольц пристально смотрел на белеющую вдали ферму. - Нет, не теперь. Еще пока никому, насколько мне известно, не удалось применить это открытие. Его еще нельзя использовать как мощное оружие, но ведь и пушки когда-то стреляли на сотню шагов, а теперь орудия бьют на сотни километров. Вы понимаете меня?
   - Я вас очень хорошо понимаю, доктор, - взволнованно ответил Уорнер. Но что же делать?
   - Не знаю. У меня уходит почва из-под ног - я не уверен, смогу ли закончить начатое. Если закончу - мир получит защиту, а если за это время... Видите ли, Уорнер, открытие могут использовать не только в агрессивных целях, но и для любых провокаций. Как это предотвратить? Не знаю. Вот разве только индикатор...
   Крайнгольц отстегнул верхнюю крышку прибора, вынул зажатую в клеммах небольшую трубочку и, держа ее перед собой на слегка согнутой руке, показал Уорнеру.
   - Вот основная часть индикатора. Берегите ее! - инженер ловко вложил трубочку на место, защелкнул крышку прибора и продолжал: - Прибор потребляет ничтожное количество энергии, снабжен микроэлементом и рассчитан на длительную работу. Он будет действовать в течение многих лет. Я дарю его вам, Вилли. Дарю на прощание, - Крайнгольц задумался. Прогрессивные силы, борьба за мир... Я мало верю во все это, Вилли, но вы верите, и пусть этот прибор будет в ваших руках. Где бы вы не были, куда бы вас не занесла судьба - наблюдайте за ним. Наблюдайте постоянно, если увидите, что вот эта лампочка, - Крайнгольц показал на маленький, вделанный в боковую крышку плафончик, - начнет мигать, то знайте - в эфире тревожно. В эфире - электромагнитные волны, несущие людям бедствия, а может быть, и смерть.
   Крайнгольц не прекратил работ и после отъезда Уорнера. Он знал, что каждый наступающий день может быть последним днем его пребывания в Пейл-Хоум, понимал всю безвыходность положения и вместе с тем лихорадочно продолжал свои опыты, хватаясь, как утопающий за соломинку, за каждую возможность поработать еще час, еще день и хотя бы на шаг приблизиться к разрешению задачи.
   Дни проходили довольно бесплодно. Один, без помощников, не имея возможности приобретать необходимые материалы и оборудование, он мало успевал днем, но зато вечера и часть ночи были продуктивными.
   Вечером, обслужив больных своего округа, приезжал Пауль Буш и закипала работа.
   Со второй половины дня Крайнгольц уже начинал прислушиваться к звукам, доносившимся из-за ограды виллы и, заслышав тарахтение старенького фордика, выбегал навстречу своему другу.
   Пауль Буш, маленький старик, с лицом, иссеченным морщинами, с торчащим вокруг обширной лысины седым пушком, кряхтя и ворча что-то себе под нос, вылезал из машины. Поношенный костюм, мешковато сидевший на его тощей фигуре, узенькая помятая ленточка галстука, стоптанная обувь - все это свидетельствовало о далеко не блестящих делах некогда знаменитого хирурга.
   - Послушай, Ганс, в последние, дни я не устаю сетовать на судьбу, которая сделала из меня хирурга, а не психиатра.
   - Что ты говоришь, Пауль! Кто бы тогда помогал в моих работах?
   - Тебе нужно не завершать свое дело, а лечиться.
   - Лечиться? От чего?
   - От помешательства. Пойми, ведь это просто безумие продолжать работы, когда ты уже стоишь перед фактом полнейшего банкротства, когда тебя ждет тюрьма. Безумие!
   Старик ворчал на всем пути от фордика до дверей операционной, которая находилась за "высокой оградой", но Крайнгольц знал - все это напускное. За тонкой золотой оправой старомодного пенсне лукаво поблескивали живые глаза Буша, он уже торопился надеть белоснежный халат.
   Крайнгольц подготовил все к решающей операции. Аппаратуру он проверил еще днем, и теперь осталось только подготовить подопытного.
   - Ну, Ганс, как состояние Микки?
   - Все то же. Очевидное ухудшение. Вчера он ослеп.
   - Значит, сегодня пробуем?
   Крайнгольц хмуро кивнул. Они привыкли к Микки, полюбили его за ум и веселый нрав, а теперь над проворным, шустрым Микки нависла угроза.
   Выдержит ли сердце?
   Но, пожалуй, не только это было причиной грусти инженера. Микки был последним. Если его не удастся спасти, то...
   Друзья направились в небольшую комнату с белыми стенами. На детской кроватке темнело маленькое тельце, прикрытое теплым одеялом. Скрюченный, с согнутыми ногами и руками Микки кивал время от времени маленькой головой. Глаза были мутными - они уже ничего не видели.
   - Бедняга Микки. - Буш подержал с минуту запястье маленькой ручки, осторожно положил ее и отошел от кровати. - Знаешь, Ганс, все же это слишком жестоко. Посмотри, что сделал твой проклятый магнетрон из веселого, смышленого Микки!
   - Пауль, - Крайнгольц положил ладонь на худое плечо старика. - Теперь мы будем иначе облучать Микки.
   - Знаю. Все равно это мерзость!
   - Теперь мы будем лечить Микки, - еще мягче продолжал Ганс.
   - Ах, лечить, лечить! А эти мучения? - Буш гневно кивнул в сторону маленькой кровати.
   - А мучения людей в Браунвальде? Пауль, дорогой, пойми меня, я никогда в жизни не забуду того, что видел там!
   Крайнгольц опустился на белый табурет возле Микки, сжал виски ладонями и долго сидел молча.
   - Ганс!
   - Да, Пауль, - глухо ответил тот.
   - Не надо!
   - Нет, надо! - резко поднялся Крайнгольц. - Надо сделать так, чтобы никогда не возродилось то, что было в Браунвальде. А если кто-нибудь снова захочет повторить, если над Человечеством нависнет угроза, то должно быть средство борьбы с этим. Должно! И я дам человечеству это средство.
   - Я понимаю тебя, Ганс. Я хочу помочь тебе, но пока мы бессильны.
   - К сожалению, ты прав. Но мы будем бороться до конца.
   - Да, Ганс, до конца! Пойдем в излучательную.
   Проверена аппаратура над операционным столом: приборы, регистрирующие дыхание, кровяное давление, состояние нервной системы. Через введенную в вену иглу каплями поступает физиологический раствор с глюкозой.
   Опыт начался.
   Несмотря на то, что мощная вентиляционная установка обеспечивает в операционную приток свежего воздуха, Крайнгольц весь в поту: ассистировать Бушу и одновременно следить за аппаратурой - нелегко. Сейчас для Крайнгольца наступил самый ответственный момент.
   - Я готов, Ганс.
   - Включаю излучатели!
   - Давай.
   В тишине операционной гулко раздается щелкание метронома и мерное шипение генераторов.
   Крайнгольц поглощен приборами, хирург следит за состоянием подопытного.
   - Ганс, надо заканчивать. Третья инъекция камфоры!
   - Еще немного, несколько секунд.
   Крайнгольц включает дополнительные каскады усиления - на осциллографах забегали зеленые змейки, образуя замысловатые узоры. Их рисунок становится все стройнее, четче и яснее вырисовываются отдельные зубцы сигналов и, наконец, они застывают в плавном беге.
   - Пауль! Пауль! Это то, что нужно, Пауль!
   Буш наклоняется над Микки. На него смотрят ясные и как будто немного удивленные глаза Микки. Маленькая, сморщенная, еще слабая лапка тянется к блестящему пенсне Буша.
   Друзья переглядываются. Победа!
   Крайнгольц извлекает из кармана припасенный для обезьянки банан.
   Внезапно в операционной все померкло. Прекратилось жужжание моторчиков, затихли приборы. В глубокой темноте только чуть теплятся оранжево-красные нити угасающих электронных ламп.
   - Что случилось, Ганс? Что там у тебя произошло? Почему нет напряжения? Я ничего не вижу. Приборы не подают физиологический раствор для Микки! Ганс, что ты там напутал?
   - Я ничего не напутал, Пауль, но я и сам еще не могу понять, в чем дело.
   Натыкаясь на аппаратуру и приборы, Крайнгольц пробирается к выходу. Везде темно.
   Расположенные за "высокой оградой" лаборатории были тщательно изолированы от влияния посторонних излучений и устроены таким образом, что не имели естественного освещения. Крайнгольцу понадобилось порядочно времени, чтобы выбраться из кромешной тьмы.
   - Станция? Станция! - Крайнгольц нервно стучал по рычажку телефонного аппарата. - Станция, говорят из Пейл-Хоум. Почему отключено напряжение?.. Да, да, почему не даете напряжения в Нейл-Хоум?
   Выслушав ответ, Крайнгольц со злобой бросил трубку.
   Просторный холл с большими, от пола до потолка, окнами, выходящими к озеру, устлан серо-голубым ковром. Белый рояль, два кресла, овальный столик возле них и небольшая эллинская колонна с бюстом Бетховена составляют всю обстановку обширного холла. Серебристо-серые драпри, тонкий позолоченный бордюр, протянутый над высокими палевого шелка панелями делают помещение нарядным и вместе с тем сохраняют его строгий стиль.
   Пара свечей в бронзовых канделябрах на рояле безуспешно борется с наступающей со всех углов темнотой.
   Крайнгольц уже переоделся и устало сидит в кресле, поджидая возвращения хирурга из операционной.
   Буш входит в холл медленно, по-стариковски шаркая по ковру ногами, неся с собой запах эфира.
   - Ничего не удалось сделать, Ганс. - Доктор молчит и дребезжащим, стариковским голосом добавляет: - Микки скончался.
   Крайнгольц ничего не отвечает, сидит не шевелясь, бесцельно всматриваясь в трепетное пламя свечи. Буш тяжело опускается в кресло, заботливо смотрит на друга и спрашивает.
   - Ганс, с кем ты говорил по телефону?
   - Право, не знаю с кем. Звонил на подстанцию. Там ответили, что Пейл-Хоум отключен за неуплату.
   - На подстанцию? Они же сказали и о телефоне?
   - Что о телефоне?
   - Ведь тебе на подстанции сказали, что за неуплату будет отключен и телефон.
   - Ну, да.
   - А ты не подумал, что подстанция не имеет отношения к телефонной сети?
   - Черт возьми, а ведь это верно!
   Буш снова молчит.
   - Я уверен, Ганс, что кто-то следит за тобой. Кто-то заботится о том, чтобы оставить тебя без самого необходимого. Сегодня без предупреждения отключили от станции, и ты остался без электроэнергии, завтра...
   Крайнгольц вскакивает с кресла.
   - Прошу тебя, Пауль, пойдем, помоги мне. - Буш вопросительно глядит на Крайнгольца.
   - Я знаю, Пауль, ты устал, но это необходимо сделать.
   Крайнгольц задумывается на мгновение и потом решительно заканчивает:
   - Да, это необходимо!
   Они направляются во внутренние лаборатории.
   - Я чуть не забыл, что без тока не сработает приготовленная мною система, когда у меня не будет уже никакого другого выхода, - на ходу говорит Крайнгольц. "За высокой оградой" при свете электрического фонаря они подтаскивают к основной установке тяжелый аккумулятор.
   Крайнгольц быстро отъединяет несколько проводников от небольшого щитка, вделанного в стене, и присоединяет их к аккумулятору.
   - Теперь я спокоен, - говорит Крайнгольц хирургу, когда они возвращаются в холл и снова усаживаются в креслах. - Во всех комнатах виллы установлены десятки контактов. Включить один из них - и за "высокой оградой" не останется ничего, что не должно попасть в чужие руки.
   - Это, может быть, и неплохо, Ганс, но, знаешь, я бы считал, что тебе лучше уехать отсюда. Я чувствую, что над тобой нависла какая-то страшная угроза, что кто-то сжимает тебя и твое дело какими-то очень сильными тисками. Хотелось бы только знать, кто именно закручивает винт этих тисков?
   Буш поднимается с кресла, подходит к роялю и берет несколько аккордов. Эти звуки как бы вырывают его из окружающей действительности, он быстро опускается на круглый табурет, и его тонкие пальцы ударяют по клавишам.
   Бурная, тревожная и вместе с тем полная страстного призыва к борьбе импровизация обрывается так же внезапно, как и начинается. Буш поворачивается к стоящему у раскрытого в непроглядную ночь окна Крайнгольцу. На горизонте полыхают зарницы.
   - Ты должен срочно покинуть Пейл-Хоум, Ганс.
   - Может быть, - медленно отвечает инженер, - но ведь это не так просто. Может быть, ты преувеличиваешь опасность, Пауль.
   - Преувеличиваю? А поведение этого мерзкого типа Хьюза? Ведь что он только не творил, чтобы пронюхать о твоих секретах!
   - Он никогда не был за "высокой оградой" и, значит, ничем повредить не может.
   - А чья-то попытка пролезть в лабораторию?
   - Не удалась!
   - Но она была. Кому-то все же нужно было совать нос в твои дела. Ну, а отказ в финансировании после того, как тебе оно было обещано? А внезапное, без предупреждения отключение электроэнергии?
   Крайнгольц протестует уже менее уверенно.
   - Может быть, это просто цепь обстоятельств, странно совпавших, может быть...
   - А это? - не на шутку нервничает доктор. - А это тоже совпадение? почти выкрикивает он, поспешно вытаскивая из жилетного кармана маленькую записочку.
   - Что это?
   - Послание, которое мне вручили недавно. Прочти!
   "Послание", полученное доктором Паулем Бушем, не претендовало на изящество стиля, но было весьма красноречивым.
   "Эй ты, старая обезьяна!
   Если ты еще хоть раз зайдешь в Пейл-Хоум к Крайнгольцу, пеняй на себя, - будешь иметь дело с ребятами босса Джеймса.
   Свирепый Джо".
   - Пауль, почему ты мне не показал этого раньше?
   - А что бы ты сделал? Пошел бы бить физиономию этому "свирепому Джо", которого ты не знаешь? Или, еще того хуже, заявил бы в полицию?
   - Пауль, зачем ты шутишь такими вещами? Ведь ты прекрасно знаешь, что они способны на все. Когда ты получил записку?
   - Пять дней тому назад.
   - Ты с ума сошел, Пауль! Зачем ты приезжал сюда!
   - Ганс! - гневно кричит старик. - Ты замолчишь когда-нибудь?
   Крайнгольц тихо говорит.
   - Спасибо, Пауль. Я конечно, знаю, что ты настоящий друг, что ты не хочешь оставить меня в такие дни одного, но...
   Рояль заглушает его голос.
   Буш играет с подъемом, с мастерством большого, одаренного музыканта. Играет одну за другой вещи бравурные, задорные, преисполненные огромной внутренней силы.
   Гроза приближается. Глубоко внизу озеро все чаще окрашивается ослепительным фиолетовым блеском.
   В холл врывается порыв ветра и тушит свечи.
   - Спасибо тебе, Пауль. Мне было очень хорошо в эти несколько минут, говорит Крайнгольц. - Я забыл обо всем на свете и слушал тебя, как всегда, с упоением. Спасибо!
   - Ну вот, а ты говорил, чтобы я не приезжал в Пейл-Хоум, - весело отвечает Буш.
   - Ты все шутишь, Пауль. С этой бандой шутить нельзя. Разве ты не боишься смерти?
   - Смерти? - доктор становится серьезным.
   - Я прожил много, Ганс, и, конечно, боюсь смерти, но боюсь несколько особенной боязнью, - ну, вот примерно так, как боюсь, что кончается уже концерт, который принес мне столько возвышенного наслаждения. Да, жизнь для меня - наслаждение. И чем сильнее это наслаждение, тем больше боязнь смерти. Ведь жизнь не концерт - она не повторится.
   Весь холл на миг озаряется розовым светом. Оглушительный грохот раздается совсем близко, и еще долго после него слышатся затухающие раскаты грома, а когда, наконец, все стихает, в наступившей тишине неумолчно трещит телефон.
   - Ага, еще не отключили, - смеется Крайнгольц и выходит в кабинет.
   - Пауль, вызывают тебя.
   Переговорив по телефону, доктор начинает собираться.
   - Что случилось, Пауль?
   - Вызывают к больному.
   - Куда?
   - На ферму к Стиллу.
   - К Стиллу? Странно!
   - Что же здесь странного? Беда может приключиться со всяким.
   - Откуда они узнали, что ты в Пейл-Хоум?
   - Вот уж не знаю. Наверное, позвонили в Гринвилл, и там сказали, что я выехал к тебе.
   - Стилл сам звонил?
   - Нет.
   - Кто-нибудь из его семьи?
   - Нет. Я не узнал по голосу, кто звонил.
   - Пауль, мне не нравится этот вызов.
   - Нервы, Ганс, нервы. Нельзя же бояться каждого телефонного звонка. Откуда это у тебя? Я тебя знал не таким!
   - Я о тебе беспокоюсь, Пауль. Может быть, тебе лучше не ехать?
   - За все тридцать пять лет моей врачебной практики, мой друг, еще не было случая, чтобы я не выехал на вызов к больному. Мне нужно ехать - это долг врача!
   - А если это ловушка?
   - А если больной умрет без моей помощи?
   - Хорошо, Пауль, я поеду с тобой.
   - Не говори глупостей, Ганс. Тебе нельзя оставить Пейл-Хоум ни на минуту. Ну, Ганс, до завтра!
   Доктор вышел. Крайнгольц подошел к окну кабинета и настороженно стал прислушиваться к звукам тревожной ночи. Раскаты грома становились все глуше и отдаленнее. Порывистый ветер вдруг унялся и стало слышно, как застучали по крыше первые крупные капли дождя.
   "Промокнет. Не успеет дойти до фордика и непременно промокнет, подумал Крайнгольц. - Почему он так долго бредет? А может быть, он уже отъехал? Нет, не похоже, не было слышно тарахтения его фордика".
   Волнение Крайнгольца усиливалось. Он уже не мог спокойно стоять у раскрытого окна и выбежал на веранду. В нарастающем шуме дождя он услышал сухой короткий треск и бросился к воротам.
   У ворот стоял фордик Буша.
   На крики Крайнгольца никто не отозвался. Он обежал вокруг машины, заглянул внутрь, снова подбежал к калитке и здесь, при вспышке молнии, увидел Буша. Потоки ливня успели промочить одежду, и она облепила его тощее тело, неподвижным комочком приткнувшееся у ворот.
   - Пауль! Пауль!
   Крайнгольц подхватил на руки хирурга и понес его к вилле. В кабинете он уложил его на широкий кожаный Диван и кинулся к телефону.
   Телефон был уже отключен.
   Он в отчаянии продолжал еще стучать по рычагу аппарата, когда ему вдруг почудилось, что Буш заговорил.
   При свете одинокой свечи было едва видно, как шевелились побелевшие губы старика. Вместе с хрипом вырывались отдельные бессвязные слова.
   - Тампоны... там у ворот... Ты стяни потуже... это был почтальон... Впрочем, бесполезно... Знаешь, Том Келли... В операционную, Ганс... бинты...
   Крайнгольц осторожно поднял хирурга и перенес его в операционную.
   Здесь Крайнгольц пробыл не более десяти минут. Выходя из операционной, он не забыл замкнуть своим ключом стальные двери "высокой ограды" и медленно, чуть пошатываясь, побрел в кабинет.
   В оплывшем огарке огонек еще несколько минут боролся с заливавшим его стеарином и вскоре погас совсем.
   Гроза уходила все дальше и дальше. На стенах все тусклее становились отсветы далеких молний. Дождь лил спокойно, мягко.
   Крайнгольц сидел тихо, неподвижно и не заметил даже яркого света фар, на миг прочертивших темные стены кабинета, не обратил внимания на звуки сирен.
   Он поднял голову только тогда, когда перед ним появились полицейские в мокрых, блестяще-черных плащах.
   - Мистер Крайнгольц! - грузный полицейский сделал шаг по направлению к Крайнгольцу. - Нам сообщили, что вами убит доктор Буш.
   - Что?!
   - Вы иностранец, но английским языком, поскольку мне известно, владеете в достаточной степени, мистер Крайнгольц. Я еще раз повторяю: нам стало известно, что вы убили доктора Пауля Буша.
   - Ложь! Мой друг убит у ворот моей виллы и вы обязаны, - вы слышите? в исступлении крикнул Крайнгольц, - вы обязаны немедленно заняться поисками убийцы!
   - Э, знакомая песня! Не притворяйтесь. Нам известно, что труп спрятан вами где-то на вилле. Не так ли? - полицейский обернулся к стоявшему в тени высокому мужчине в гражданском платье, и тот утвердительно кивнул головой.
   - Мы обязаны обыскать все помещения виллы.
   - Все помещения? - с усмешкой переспросил Крайнгольц.
   Для того чтобы принять решение, ему потребовалось всего несколько секунд. Он нажал кнопку, вмонтированную в письменном столе, и в то же мгновение за "высокой оградой" раздались глухие взрывы.