Я прихожу к выводу, что эта часть города находится ближе к солнцу, чем другая, поэтому день здесь наступает быстрее, чем мы привыкли.
   Водка ведет машину и не замечает изменений на небе. Он окружен белым туманом, словно подушкой из хлопка, это его место уединения. Такое специальное место, куда уходит сознание, когда устает ходить по Земле. Обычно это удобное помещение, где можно поспать, расслабиться и забыть все волнения. Иногда это воображаемый мир, более интересный, чем реальный. Может, не менее сложный, но уж точно менее скучный.
   Попасть в свое место уединения нетрудно, но вот возвращение стоит немалых усилий. Одним из побочных эффектов частого отсутствия является то, что ты перестаешь различать, где фантазия, а где реальная жизнь. Так считал Ричард Штайн. В истории своей жизни он рассказывает о некой кузине Энн, которую отправили в спецучреждение, потому что она перестала чувствовать эту тонкую грань и ее признали сумасшедшей. В спецучреждениях когда-то заботились о таких людях, но теперь никто не желает заботиться о ком-то, так что сумасшедшие просто ходят по улицам, а спецучреждения стали прибежищем для новых людей, которые появились из Волма.
   Мое место уединения практически невозможно покинуть. К счастью, я посещаю его не настолько часто, чтобы потерять связь со здравым умом. Я называю его Сонное царство. Это пространство, где десятки голых людей свалены в кучу во влажном овощном погребе, они ничего не делают, только сладострастно спят друг на друге. Нехитро, но для меня это воплощение абсолютного комфорта. Из Сонного царства очень сложно вернуться, потому что испарения овощного погреба расслабляют тебя и погружают в сон, тело немеет и не подчиняется, ты засыпаешь и видишь сны, что, собственно, и затрудняет возвращение в реальность.
   Чтобы покинуть мое Сонное царство, необходимо: во-первых, чтобы тебя разбудил один из спящих нудистов и, во-вторых, чтобы кто-нибудь из реальности вытащил твое сознание наружу, пока ты снова не заснул. Ты никогда не выберешься самостоятельно. Нужно отправляться туда, когда поблизости есть друг, который сможет тебя разбудить, а внутри Сонного царства ты должен спать рядом с тем, кто храпит или брыкается. В общем-то, лучше не ходить туда вовсе.
* * *
   Мы видим впереди БОЛЬШОЙ знак:
   САТАНБУРГЕР НОВЫЙ СЕМЕЙНЫЙ РЕСТОРАН
   Улица не светлее, чем была раньше, но теперь она окутана серым туманом. Раннее утро после дождя в спящем городе, холодное и тихое. Не спит только одна машина и одно заведение. Все еще около трех ночи земледня – восьмого дня недели.
   Восьмой день недели ввели около 10 лет назад. Земледень стоит между субботой и воскресеньем, нарушая однообразие, как и среда, встряв между вторником и четвергом. Земледень значит Земной День. Его изобрело общество специалистов по проблемам окружающей среды – парни были убеждены, что мы нарушаем порядок на планете куда в большей степени, чем поддерживаем. Вот они и решили, что каждый человек должен чистить планету один день в неделю. Эта мера была ОЧЕНЬ популярной среди американцев, потому что вместо двух выходных дней они получили целых три. Почти все воспринимали земледень как дополнительный выходной, хотя на самом деле должны были работать. Точно так же шабат предназначался когда-то для посещения церкви, но далеко не все это выполняли. Большинство считало шабат Похмельным днем и вместо того, чтобы идти в церковь, прихлебывали «Кровавую Мэри», перешагивая разбросанные газеты в одних трусах. Теперь уже нет тех, кто ходит в церковь, нет и специалистов по проблемам окружающей среды, так что каждый выходной стал днем Отдыха.
   Я не знаю, почему христиане использовали для отдыха воскресенье, а евреи – субботу (хотя именно суббота считается у нас последним днем недели[2], так что их традиция имеет больше смысла). Я думаю, что христиане сделали выходным воскресенье, потому что Бог, как известно, воскрес в воскресенье.
   Когда-то кто-то объяснил, что добавление восьмого дня недели – это кощунство, но теперь мнение одного не имеет значения. Черт, да целая страна не имеет значения.
* * *
   Когда мы подгребаем на парковку около «Сатанбургера», мы видим стул с плакатом: ПРАЗДНИЧНОЕ ОТКРЫТИЕ, а растяжка наверху гласит:
   ДВА САТАНБУРГЕРА ПО ЦЕНЕ ОДНОГО
   Ресторан «Сатанбургер» находится на вершине холма – крутая неровная горка с почерневшей землей и ступенчатой дорожкой длиной в 7 минут. Наверх по скалистому склону к окошку кассы машину тянет лифт. Я вижу, как лифт карабкается на вершину, а на лифте – меню, чтобы можно было выбрать название хорошо прожаренного сатанбургера, пока поднимаешься.
   Снизу много не разглядишь, поэтому я использую Божье око и поднимаюсь по ступеням. Я вижу белое здание с большими красными буквами С и Б на крыше. Оно не выделяется среди других ресторанчиков ничем особенным, кроме того, что владельцем его является Сатана, да еще странной флоры.
   Растительность выглядит как лес черной колючей конопли, высокой, как деревья, морщинистой и скрюченной, как виноградная лоза. Лес населен белками и рождает звуки, похожие на шорох и щебетание. Растения истекают красной жидкостью, и люди, видимо, должны думать, что это кровь и вообще что это место – обитель зла. Возможно, это плотоядные деревья, которые появились из Волма, или Сатана принес их с собой из ада. Мы держимся от них в стороне – на всякий случай. Кто знает, на что они способны.
   Ричард Штайн говорит, что Сатану выперли с небес за то, что он был снобом. Он думал, что он – самый лучший ангел, потому что Господь любил его больше всех. И когда Господь решил полюбить кого-то другого (малышку Землю), у Сатаны случился приступ злости, и он назвал Господа дружочком, что считалось оскорблением в те времена, когда людей еще не было.
   Иногда можно услышать, как один дружок называет так другого. Всякий раз, когда Господь слышит это слово, он смеется до коликов над беднягой, который улыбается, не подозревая о нанесенном ему оскорблении. Господь больше всего не любит, когда его называют дружочком. Или идиотом. Или что он не прав. Говорить Господу, что он не прав, – это, наверное, самое глупое, что только можно придумать, потому что он никогда не бывает не прав; он испортит твою жизнь, лишит тебя разума, изуродует твое лицо, чтобы ты раскаивался в использовании слов «Господь» и «не прав» в одном предложении, кроме такого варианта: Господь никогда не бывает не прав, он знает все обо всем.
   Странно, однако: Господь находит забавным, когда его называют придурком или мудилой, – в конце концов, это просто смешные слова, которые говорят люди, когда злятся. Они распускают язык вместо кулаков.
* * *
   Я возвращаюсь к себе и выхожу из «гремлина», готовя мои слабые мышцы к долгой ходьбе в гору, растирая их своими тонкими, как иглы, пальцами. Старый воздух внутри «гремлина» сменяется морозно-скрипящим, свежим для легких, он бодрит меня этим слишком ранним утром.
   На улице все тихо, улицы еще мертвы, ни одной живой души поблизости. Но сейчас меня это не интересует. Утренний свет приятен. Жаль, что многие люди пропускают это время суток. Лично я предпочел бы проспать закат, чем рассвет.
* * *
   «Сатанбургер» расположен не на самой вершине горы. Он даже ниже его середины. Мы легко добираемся туда, хотя Водка противно ноет, прося немецкой еды вместо бутербродов с мертвечиной.
   Около входной двери на ящике стоит еще одна табличка: «НУЖНЫ официанты».
   Позади ресторана пролегает тропинка, которая ведет на вершину, у начала тропы стол с табличкой: «Зона обитания мух-скорпионов. Вход для самок бабуинов строго воспрещен!»
* * *
   Когда мы входим в ресторан, застаем там единственного посетителя – маленького тролля, который говорит на древнем языке друидов. Он сидит в углу и занят своими мыслями, пьет черный кофе и читает сборник старых анекдотов.
   Автомат по продаже сигарет приветствует нас на входе. На нем две таблички: «Проходите» и «Вы получите две пачки „Ньюпорт" по цене одной».
   Сигаретный автомат не разговаривает, потому что у него нет голосового механизма, но я думаю, он бы жаловался, будь у него возможность. Рук у него тоже нет, так что вряд ли он написал это сам. Мы должны следовать его инструкциям, возможно, должны подумать, стоит или нет покупать у него сигареты.
   Нас встречает автомат с сигаретами потому, что Сатана хочет дать всем знать на входе, что в его заведении курят. Оно поделено на два зала – для курящих и для курящих травку. Автомат также продает гашиш и марихуану, на любителя.
   Мы следуем за автоматом, который ковыляет на маленьких ножках, в сторону главного прилавка, где нам подмигивает кассовый аппарат и ждет заказа. Толпа столов и стульев смотрит, как мы проходим мимо, уставившись, поворачиваясь к нам, безмолвно. Целый ресторан – с полным отсутствием человеческой обслуги, целиком управляющийся живой мебелью.
* * *
   Сатана появляется за прилавком.
   Он ниже ростом, чем я, выглядит как мужчина средних лет, с седой бородой, с сединой в темных волосах, странная улыбка растягивает его лицо, на нем темный костюм и красный галстук, надпись на булавке «Гордость Геев» с картинкой улыбающегося пениса, очень похожего на мультяшного червяка, который лезет в задницу.
   Гробовщик замечает булавку и, прячась за нашими спинами, шепчет: «Я говорил вам, он голубой».
   Ричард Штайн назвал бы Гроба гомофобом. Эта фобия обычно возникает по одной из трех причин: вас воспитывали с сознанием, что гомосексуалисты социально неприемлемы; вы никогда не сталкивались с гомосексуалистами в подростковый период; вы являетесь геем, но боитесь принять это.
   Сейчас немногие люди страдают гомофобией. Всем пофиг что-то ненавидеть или бояться. Слово «гомик» перестало быть оскорблением. Больше нет активных скинхедов второй волны, или нацистов, или красношеих, чтобы бить гомиков. Так что теперь гомосексуалисты не подвергаются гонениям. Но у них нет интереса посещать гей-бары, так что они не проявляют свою гомосексуальность активно, а это делает общество геев и лесбиянок пустой тратой времени.
   Возможно, что Сатана последний гей на Земле, который носит такую пропагандистскую булавку. Ричард Штайн говорит, что бороться за свои права и устраивать парады – две вещи, которые геи любили в общественной жизни. Если бы эти две вещи не существовали, то не было бы так много геев, ведь многие люди находят парады и публичную борьбу за права достаточным основанием для того, чтобы стать геями. Штайн также говорил, что некоторые люди становились геями только ради того, чтобы отличаться от всех остальных. Они не хотят подчиняться той сексуальной ориентации, которую разрешают власти.
   Другими словами: ГЕЙ = АНАРХИЯ.
* * *
   Сатана продолжает пялиться на нас со своей дурацкой улыбочкой еще минут пять. Мы наблюдаем за ним и боимся прервать.
* * *
   Потом Сатана задает нам вопрос: «Вы приехали за едой или за работой?»
   Христиан выступает спикером с нашей стороны: «Возможно, за тем и другим».
   До этого момента я не вспоминал о табличке, что необходима помощь. Христиан всегда говорит о поисках работы, но никогда ее не находит. Я бы тоже мог получить работу, но с моими глазами это практически невозможно. Мы подаем заявления куда можно, но никогда не получаем ответа или приглашения на собеседование. Гроб, который работал всегда, называет Христиана и меня ленивыми задницами за то, что мы никогда не работали, но кажется, нам все равно. Сегодня все жители планеты попадают в категорию ленивых задниц.
   – Вы тот молодой человек, что сдал мне комнату, – Сатана наконец замечает Гроба, – не так ли?
   – Да, – отвечает Гроб. – Это мои соседи – Лист и Христиан.
   – Христиан? – Сатана вздрагивает. – Это слово меня оскорбляет. – Он, конечно, шутит, говоря так, но никто не воспринимает это как шутку.
   – Простите, – говорит Христиан, как если бы он мог изменить свое имя.
   – Не беспокойтесь об этом. – Сатана плавно взмахивает рукой. – Я не имею ничего против всех вас. К тому же вы мои арендодатели. Все вакансии будут вашими, если хотите.
   – Сколько вы платите? – вставляет Гроб, все еще из-за спины Христиана.
   – Я не плачу деньгами, – он отвечает. – В любом случае деньги долго не продержатся. Прежде чем год подойдет к концу, правительства скажут, что они ничего не стоят, и их отменят. Доллар обесценится и окажется в туалетах рядом с туалетной бумагой. Увидите сами.
   – Я не понимаю, – говорит Христиан. – Вы несете чушь.
   – Я никогда не говорю чепухи, – парирует Сатана. – Проходите сюда, я вам объясню.
* * *
   Через кухню мы проходим в маленький офис, мы будим дверь, и она недовольна, когда мы ее открываем. Гроб входит последним, и дверь хлопает его по спине, ударяет между позвоночными дисками, словно подталкивает его, чтобы он быстрее оказался внутри.
   – Что у вас с дверью? – жалуется Гроб.
   – Она упряма, и ей не нравится ее работа, – объясняет Сатана. – Иногда вообще отказывается открываться.
   В офисе пять стульев. Мы садимся на них. Все, кроме одного, живые, тот, на котором сидит Водка, обычный или просто спит. Мой либо нервный, либо слабенький, он качает меня из стороны в сторону, у него потрепанное мягкое сиденье, которое издает свистящие звуки у меня из-под зада.
   – Откуда у вас живая дверь? – спрашивает Христиан.
   – Да, все замечают мою мебель, всем нравится милая, славная мебель. Тостер старается быть милым, виляя шнуром как хвостом. Они меня достали! – Сатана кричит на тостер, сметая его со стола и роняя на пол. – Они так раздражают.
   – Ну, так что они такое? – спрашивает Христиан. – Почему они живые?
   Сатана зажигает тонкую, в стиле геев, сигару и курит ее, будто сосет пенис, катая ее между пальцев.
   – Это мои демоны. Уверен, вы не ожидали найти демонов среди мебели, верно? Это самые разные демоны. Дело в том, что я могу дарить жизнь. Все, к чему я прика саюсь, оживает, как эта дверь или стулья и все остальные неживые предметы, которые проходят через мои руки. Тогда они становятся моими демонами, моими слугами.
   Христиан подносит руку к лицу Сатаны. 
   – Давайте проверим, – говорит он, он закатывает рукав и обнажает часы. – Оживите их.
   Сатана прикасается к часам.
   Маленькая вспышка голубого света. Потом цифровые часы становятся живой вещью, которая ест, спит, пукает и, возможно, даже способна размножаться. Они не могут говорить, зато пищат.
   – Круто, – бормочет Христиан, уставившись на своего нового питомца. – Вот это я называю настоящим талантом.
   – А я называю это проклятием, – говорит Сатана, остановившись, чтобы затянуться. Рядом с его сигарами лежат пачки сигарет «Самоубийство для легких» и «Раковые клетки». Обе марки Сатана изобрел сам. – В любом случае люди здесь мне нужны тоже. Демоны совсем не работают. У меня телевизор делает гамбургеры, кассовый аппарат не может даже разговаривать, когда принимает заказы, а тележка пытается работать подъездной дорожкой. Единственное, чем они полезны, – прибираются в ресторане и держат таблички.
   – Почему вы сами не делаете гамбургеры? – спрашивает Гроб.
   – Как, по-твоему, я могу их делать? – взвивается Сатана. – Каждый раз, когда я прикасаюсь к гамбургеру, он превращается в демона. То же самое с картофелем и овощами и всем неживым. В общем, именно так я и питаюсь, но у меня нет выхода, потому что нельзя ничего съесть, не взяв это в руки.
   – А использовать вилку вы пробовали? – предложил Христиан.
   – Да, да. – Сатана несколько раздражен. – Все так говорят, но всякий раз, когда я берусь за вилку, она оживает. И когда я подцепляю на нее еду, она успевает все сожрать, прежде чем я подношу ее ко рту. Это раздражает по-настоящему. На самом деле мне все равно, живая еда или нет, – это все, что я ел с начала времен. Но вы понимаете, посетители не станут есть такое. Они шокируются и пугаются, никакого бизнеса не получится, если пугать покупателей живыми демонами.
   – Поэтому вам нужны мы, чтобы управлять магазином? – спрашивает Гроб.
   – Да, именно так. – Сатана закуривает свои «Раковые клетки», хотя он еще не докурил сигару. – Все равно я буду главным. Просто перестану прикасаться к еде и делать какую-либо работу.
   – Вы еще не сказали, как собираетесь платить нам, – напомнил Гроб.
   – Я как раз собираюсь рассказать вам… – отвечает Сатана с улыбкой.
* * *
   Грузовичок Ленни паркуется на автостоянке.
   Нэн и Джин сидят в кабине, дрожат от холода и шока. Джин мертв. Он чувствует, что его конечности коченеют, и думает, что его кожа склоняется к тому, чтобы начать разлагаться. Нэн помогает ему выбраться из машины, и он расправляет ноги. Он не чувствует своих мышц, но все еще может двигаться. Он трещит спиной и сломанной шеей, слышит этот треск, но чувства облегчения не наступает. Потом он трещит суставами пальцев с тем же результатом.
   – Не надо. – Нэн хватает его за руки. – Ты заработаешь себе артрит.
   – Прости, – говорит Джин. Он не хочет спорить. Умерев, он стал более спокойным, его эмоции сейчас в состоянии зародыша.
   Многие считают, что можно заработать артрит, хрустя пальцами, но это не так. Некоторые также думают, что можно повредить спину, если наклоняться. Это тоже неправда. Еще есть умники, которые считают, что можно сломать шею, если вертеть ею слишком быстро. Это те же люди, которые говорят, что если часто косить глазами, то они склеятся, что бородавки появляются от контакта с лягушкой, что нужно 7 лет, чтобы переварить жвачку, и что ты ослепнешь, если будешь мастурбировать. Все это было придумано родителями, которые хотели заставить своих детей перестать делать что-то.
   Но большинство родителей забыли рассказать детям, что все это ложь, когда те выросли. Так что их дети повторяли своим детям то, что считали правдой, а их дети в свою очередь тому же учили своих отпрысков и так далее.
   Потом, со временем, никто не знал, во что верить. Родители не знали наверняка, во что нужно верить, поэтому маленькие девочки боялись, что их желудки станут слишком большими от упаковки жвачек, а маленькие мальчики думали, что ослепнут, и все говорили, что брат друга сестры тети с маминой стороны на самом деле слепой, косоглазый, с бородавками и немой, у него артрит, и он перенес операцию по вырезанию жвачки из желудка.
   В какой-то момент все родители собрались вместе и решили спросить профессионалов, на самом ли деле эти предрассудки правда. Но за несколько дней до того, как заключить договор с профессионалами на оказание консультативных услуг, у родителей родился новый интерес, они стали таращиться в стены и пожимать плечами.
* * *
   Нэн и Джин направляются к ступеням, Нэн помогает своему парню. В обычном состоянии Джину бы не понравилось, что Нэн играет его няню, – обычно она думает, что без ее помощи он ничего не может сделать, – но на этот раз он не возражает. Она очень мила и заботлива, а эти две вещи вместе он никогда в ней не наблюдал. Может, на этот раз ему на самом деле нужна ее помощь.
   Дерганый Ленни остается в грузовичке. Нэн кричит ему вдогонку:
   – Ты там остаешься или что?
   Ленни вытаскивает свою ботаническую голову из окна:
   – Нет, я не могу пойти. Я не вынесу отвратительного запаха мертвечины от гамбургеров. Я просто послушаю какую-нибудь музыку. Вчера мне как раз попалась новая запись «Боб и задница цветной капусты».
   – Ладно. – Она, кажется, не против оставить его в машине.
   Я назвал голову Ленни ботанической, потому что Ленни именно ботаник. Он из тех занудных панков, которые носят классические костюмы с карманами на пуговках и ходят в старомодных очках с толстыми стеклами. Чаще всего панк-ботанические очки фальшивые, часто вообще стеклянные или даже пластиковые, нужные лишь для того, чтобы подчеркнуть стиль панка-ботана.
   Другими ловами: БОТАНИК = ПАНК.
   Панк-зануда – наиболее необычный стиль панк-движения. Одновременно это не музыкальный стиль, просто стиль одежды. Надеюсь, однажды возникнет крутая панк-ботаническая группа, которая играет только песни панков-ботаников на фестивалях панков-ботаников в компании дюжины других панк-ботанических групп.
* * *
   Сатана говорит нам следующее:
   – Я уверен, вы слышали о Волме. Это дверь, кото рая пропускает сюда людей из других миров. Это может казаться вам волшебством, но это не так. Волшебство – это очень просто. Но Волм больше техническая штука. А техника не так проста. Чем бы вы никогда в жизни не пожертвовали?
   Наши лица приняли такое выражение, будто мы все сочли вопрос риторическим. Он понимает это и продолжает.
   – Вашей душой. Никто никогда не откажется от своей души. Самые верные христиане скажут, что пожертвуют своей жизнью, чтобы жил другой человек. Они говорят так, потому что искренне верят, и на самом деле пожертвуют собой, чтобы спасти кого-то другого, не важно, насколько испорченного или плохого. Но они говорят так только потому, что после смерти Господь будет их любить и примет их в раю с великими почестями. Но они никогда не пожертвуют своими душами ради кого бы то ни было. Они пожертвуют собой, чтобы попасть в рай. Вы бы согласились отправиться в ад или небытие ради кого-нибудь? Кто-нибудь согласился бы? Ваша душа – это все, что у вас есть. Без нее вы ничто. Подумайте вот о чем: стал бы Христиан следовать всем христианским правилам и стандартам, если бы обнаружил абсолютную данность, что Господа и рая не существует?
   – Может быть, – откликается Христиан, поддерживая тех людей, которые именуются его именем.
   – Ну, довольно скоро вы узнаете наверняка, кто пожертвует, а кто нет. Потому что на данный момент Господь отвернулся от мира, и никто больше не попадет в рай – ни один христианин, ни один человек. Каждый либо остается здесь, либо попадает в забвение. Там, куда катится мир, нет рая. И нет ада.
   – К чему вы клоните? – спрашивает Гроб.
   – Да, к чему я клоню, – продолжает Сатана. – К тому, что души покидают человеческие тела по всему миру. Они высасываются из левой ноздри каждого человека. Каждую ночь, каждый день, постоянно. Вы не заметили? Целый мир потерял эмоции. Никто ни чем не интересуется. Все потому, что они потеряли свои души. И все это имеет отношение к Волму. Вы ведь слышали о душегубке? Душегубка появляется из человеческих душ. Именно души питают эту дурацкую дверь, так что она остается открытой и приносит новых людей и новых животных. Примерно через месяц или около того ни у одного человека в мире не останется души, из-за этого. Это приближает меня к сути дела. Я собиратель душ. Моя работа – владеть душами. Без человеческих душ я лишусь работы. Без дела я перестану быть дьяволом. Если я перестану быть дьяволом, я стану человеком, и тогда я потеряю свою душу в душегубке. Поэтому я организовал «Сатанбургер». Я продаю гамбургеры, которые настолько хороши, что люди будут согласны продать за них свою душу. И со всеми этими душами я всегда буду при деле, и душегубка ни когда меня не получит.
   Христиан спрашивает:
   – Понятно, но как вы собираетесь покупать души у людей, если душегубка уже высосала их?
   – Это самая занимательная часть истории, – говорит Сатана. – Волм всегда будет поставлять мне новые души. Я буду при деле, пока Волм работает. Если Волм выйдет из дела, со мной все будет в порядке, потому что мне не нужно будет беспокоиться, что душегубка крадет мои души.
   – Я вам не верю, – говорит Христиан. – Если это правда, то почему мы не чувствуем?
   – Вы молоды. У молодых людей обычно больше силы духа. Поэтому вы идеально подойдете для работы здесь. Я не буду платить вам деньгами, я буду платить вам душами. Пока вы здесь работаете, я буду их хранить. А душа – это самое ценное, что у вас есть. Не важно, кем вы являетесь.

[Акт второй]
СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ

[СЦЕНА СЕДЬМАЯ]
ФИГНЯ С РУКОЙ

   Внутри «Сатанбургера»:
   Джину не нравится быть мертвым. Не прошло и двадцати минут, как он скончался, а его тело уже начинает разлагаться. Теперь его кожа стала бледной, клетки крови под кожей погибли и распались, и его мышцы и суставы теряют подвижность. Его разум мутнеет, мысли разбегаются, словно им хочется почить с миром после смерти в какой-нибудь уютной могилке. Мозг не хочет жить вечно, потому что вечность – слишком долгий и скучный период, чтобы провести его в одном месте. Мысли испытывают внутричерепную клаустрофобию, стремятся вырваться наружу, покинуть мертвое тело и отправиться в Землю панков или подобное место, где нет тел. Но Джин застрял, застрял навечно, хотя готов был покинуть этот мир.
   Видеомагнитофон принимает их заказ. Конечно, видеомагнитофоны не разговаривают, зато используют для общения звуки быстрой перемотки назад и вперед. Джин и Нэн ничего не понимают, поэтому ничего не заказывают. На самом деле им уже немного не по себе.
* * *
   – Там Нэн на улице, – говорю я.
   Все поднимаются, чтобы встретить ее. Стулья почувствовали облегчение, когда мы встали, послышались дружные вздохи, особенно явно вздохнул стул, который кое-как поддерживал меня. Никто не спрашивает, откуда я знаю, что Нэн снаружи, это неважно. Они просто полагаются на то, что я знаю, что говорю, и уходят.
   На этот раз дверь не доставляет нам хлопот, я думаю, она заснула. Двери любят поспать.