Мельников Руслан. Крестовый дранг

   Конечно, самого Александра Ярославича в дозоре не оказалось: не княжеское это дело – охранять собственное войско. Зато Бурцева ждал куда более приятный сюрприз.
   – Василь! – зычно заорал бородатый гигант в кольчуге с зерцалом и шлеме с полумаской. Гигант спешился. – Сыма Цзян! Освальд!
   – Дмитрий?!
   Бурцев пулей выскочил из мотоциклетной коляски, побежал обниматься. Расцеловались троекратно – по русскому обычаю.
   – Что за телега такая у вас заколдованная, Василь? Едет сама, без лошади. Страшная, рогатая и грохочет на всю округу?
   – Да вот, прикатили подарочек князю Александру. С пленным в придачу.
   – Ай, славно! Нас ведь как раз выслали поискать полонянина, а тут вы!
   – Ва-а-аца-а-алав! – Сигнальщик с бунчуком подскакал поближе, кубарем скатился с седла.
   – Бурангулка!
   А из леса наперегонки – впереди всего засадного отряда да по глубокому снегу к ним мчались двое. Один – в волчьей шкуре – с луком в руках. Другой – радостно крутит над головой увесистый шар кистеня-мачуги.
   – Э-гей! Пан Освальд! Пан Вацлав!
   – Дядька Адам! Збыслав! Замелькали и прочие знакомые лица.
   – Какими судьбами, други?!
   За всех отвечал Дмитрий:
   – Как пропали вы с Агделайдой, мы обыскались всюду – не нашли ничего. Ждали – не дождались. Решили, сгинули в болотах оба. Следы-то ваши прямиком в топи уводили. В общем, схоронили мы уж и тебя, Василь, и ненаглядную твою. Кстати, а где полячка-то?
   – Сам бы хотел знать, – помрачнел Бурцев. – Ладно, дальше сказывай.
   – А чего тут сказывать-то… Погоревали, да делать нечего – пошли, куда шли. Збыслав провел нас по тайным тропам через ливонские земли. Выбрались к Пскову. Пристали к князю Александру. Отбили с ним изгоном город у немчуры. Александр Ярославович нас в бою заметил, обласкал. Бурангулка вон нынче опять в юзбашах ходит. Да и я тоже сотню возглавил. Збыслав и ватажники дядьки Адама пока с нами.
   – Что ж, большим человеком стал, Дмитрий. Поздравляю!
   – Да уж не маленькими. А у вас кто за воеводу? Ты или тот – с бунчуком?
   – Вообще-то Кербет. Только воеводствовать ему нынче не с руки. Помощь бедняге нужна, да поскорее.
   Горец в самом деле выглядел неважно. После длительного перехода раненый джигит едва держался в седле. Бледный, глаза закрыты, намотанный на руку повод обвис… Бедняга, казалось, спал, не воспринимая уже ничего из происходящего вокруг. Лишь благодаря многолетней военной выучке черкес еще не валился с коня.
   Краткий приказ – и два воина помогли раненому покинуть седло, аккуратно уложили на расстеленную попону. Прикрыли теплым плащом. Еще четверо спешно сооружали узкие носилки из копий и натянутого полотнища. Такие удобно вешать меж конями. С такими ушел к Взгужевеже отряд Шэбшээдея.
   Горец лежал неподвижно. Плохо, очень плохо…
   Дмитрий – помрачневший, посерьезневший – снова повернулся к Бурцеву:
   – Так это и есть бесстрашный Кербет? Наслышан, наслышан… По ведь он, коль не ошибаюсь, вместе с Домашем Твердиславичем в дальний разгон к Моосте отправился. А с ними немалый отряд ушел. Что там стряслось, Василь?
   – Нет, Дмитрий, больше ни Домаша, ни храбрецов его. Все в Моосте полегли. Лютой смертью погибли.
   – Ливонцы?
   – Хуже. Союзники у них появились новые. Опасные союзнички.
   Взглядом Бурцев указал на эсэсовца. Медведеподобная фигура Дмитрия склонилась над пленником. Отто испуганно замычал.
   – То-то я смотрю, одежда на нем не нашенская. И не немецкая вроде. Совсем уж чужеземная какая-то одежда… И телега, говоришь, тоже его?
   – Вообще-то, у этих ребят телеги поопаснее имеются… И не только телеги. Летающие машины, например.
   – В самом деле? Летала тут недавно какая-то тварь. В ельнике мы от нее спрятались, но рассмотреть успели. То ли змей поганый, о которых старики сказывают, а то ли сам дьявол…
   – «Мессер», – нахмурился Бурцев.
   – Что?
   – Долго объяснять. И лучше сделать это при князе. Слушай, Дмитрий, мне к Александру Ярославичу попасть надо. Срочно.
   – Да уж понял я, не дурак… И Кербета опять-таки спасать нужно. Носилки вон уже готовы.
   Новгородец рявкнул хорошо поставленным командирским голосом:
   – По ко-о-оням!
   Бурцев шагнул к мотоциклу – у него тут свой конь имелся. Пленника водрузили обратно в коляску, не особенно заботясь об удобстве эсэсовца. И плевать! Конвенция о правах военнопленных в тринадцатом веке не действует.

Глава 20

   Кербет все же не дотянул до лагеря. Совсем чуть-чуть не дотянул: по дороге скончался черкес. Горлом – обильно и вдруг – пошла кровь, и сделать уж ничего нельзя было. На носилках к новгородскому стану доставили теплое еще тело.
   Бурцева, Освальда, Сыма Цзяна и Ядвигу остановили лагерные дозоры. Забрали оружие, отвели подальше от мотоцикла и пленного эсэсовца в коляске. Правда, больше дозорные ни на что не позарились. Не тронули даже пухлый кошель Ядвиги. А Бурцеву позволили оставить при себе безобидный на вид футляр с биноклем фон Берберга. Видимо, приняли за ковчежец, вроде того, в котором под видом святых мощей фон Берберг прятал пистолет.
   Князь Александр Ярославич пожелал без промедления выслушать Дмитрия, потом позвал к себе в шатер Бурангула и Юлдуса. Затем прислал воинов за бывшим омоновцем, польским паном, кульмской красавицей и китайским мудрецом. Дмитрий шел рядом, по пути отвечая на вопросы спутников. А уж они спрашивать не стеснялись.
   Новгородская рать, по словам русича, состояла из множества крупных и мелких отрядов, с которыми непосвященному не враз и разобраться. Отдельное воинство собирали в поход уличанские и кончанские старосты. Выделяли и снаряжали оговоренное количество ратников для него улицы и городские районы – концы. Всего таких отрядов насчитывалось пять – по числу концов Торговой и Софийской стороны Новгорода: Славенский, Плотницкий, Неревский, Загородский и Гончарский. Над каждым кончанским полком стоял воевода, громче других прокликанный на вече.
   Кроме того, своя дружина имелась у князя. Часть собственной гвардии выделил для похода и новгородский епископ владыка Спиридон. Многие именитые бояре и богатые купцы тоже вели за собой малые дружинки. Да и за посадником шли вой-гриди из гарнизонных отрядов, получавших жалованье за службу. Плюс посадское ополчение. Плюс ватаги добровольцев-повольников всех мастей со своими вожаками.
   Немудрено, что при таком количестве военачальников и военачальнишек новгородцам приходилось приглашать со стороны авторитетного князя, хотя бы на время проведения военных кампаний. Управлять-то и торговать Новгородская республика моглa сама по себе. Силенок у местных олигархов на то хватало. Но вот воевать…
   Только княжеская фигура способна была создать подобном войске хотя бы видимость единоначалия. Впрочем, тут тоже все зависело от личности князя. Сильный духом, гласом и телом полководец превращал разношерстную гудящую толпу в дисциплинированное войско. Слабый же получал главенство над ней лишь формально.
   Судя по порядку, царившему в лагере, Александр был из сильных. Не без конфликтов – после Невской битвы строптивое боярство уже изгоняло Ярославича из вольного города, но он все же заставил считаться с собой даже самых непокорных, гордых и свободолюбивых представителей новгородской элиты. Да, было, да, прогоняли… Зато потом – как нависла немецкая угроза – униженно просили вернуться обратно, звали в голос на княжий стол. И ныне двадцатидвухлетний Александр мог отдавать приказы, не опасаясь, что они не будут исполнены.
   Бурцев слушал объяснения Дмитрия, шел меж костров и шатров, дивился… Дежавю какое-то получается. Год назад Дмитрий точно так же вел его по лагерю Кхайду-хана. И вот опять выступает в роли гида. Правда, теперь вместе с Бурцевым следуют поляк с полячкой и китаец. А позади бряцает оружием эскорт из настороженных княжеских дружинников: гостей вели корректно, но под охраной.
   Воинский стан новгородцев здорово отличался от татаро-монгольского лагеря. Степняки предпочитали разбивать стоянки на открытых местах. Русичи же лесов не боялись. Новгородцы умело расположились в густом ельнике, окружив себя невидимыми, неслышимыми, но зоркими и чуткими дозорами. Далеко вперед ушли разведывательные разгоны, по округе рыскали зажитные отряды, обеспечивающие прокорм войска.
   Лесной лагерь был компактнее татарского. Оно и понятно: Кхайду-хан пришел в Польшу с тремя туменами. Здесь же людей было раза в два меньше. И гораздо, гораздо меньше лошадей. Позволить себе биться в седлах могли лишь немногочисленные княжьи, боярские и купеческие дружинники, посадские гриди, вой владыки Спиридона да особо богатые и удачливые повольники.
   Но и среди воинской элиты редко у кого водилось хотя бы по одному запасному коньку. Исключение составляли разве что степные союзники Александра. Пять сотен татаро-монгольских лучников и нукеров, предводительствуемых нойоном Бату-хана Арапшой, держались особнячком. Лесу кочевники не особенно доверяли, поэтому даже на привалах не расставались ни с оружием, ни с лошадьми. При каждом кочевнике имелось как минимум три загонных конька. Мохнатые, низкорослые – карлики против рослых немецких рыцарских жеребцов, они, однако, отличались выносливостью в походе и резвостью в бою.
   И все же основную часть войска князя Александра составляли пешцы. В большинстве своем – бойцы непрофессиональные, оторванные от земли, привычного ремесла и промысла крестьяне да горожане. Вооружение у мирных оратаев, охотников, рыбаков, бортников и городских ополченцев – соответствующее: кожаные куртки, меховые тулупы, шапки потолще и поплотнее, рогатины, абы какие топоры, ослопы да изогнутые засапожные ножи, которыми при удачном стечении обстоятельств можно, поднырнув под ливонский меч или копье, вспороть вражескому коню брюхо или подрезать сухожилия. Многие были вооружены копьями с крюками – на татарский манер. Такими удобно валить рыцаря с седла даже без особых воинских навыков. Помимо татаро-монголов, к новгородцам примкнули и другие верные союзники. Карелы, ладожане, ижорцы… Серьезную силу представляли также владимиро-суздальские и переславские дружинники. Были тут и бойцы с земель Финского залива, именуемых русичами Водьской пятиной. Были и эсты-чудины, коим не по сердцу пришлась власть крестоносцев. Были уцелевшие в боях за родной город псковские воины.
   Княжеское знамя – нерукотворный Спас на червленом фоне развевался в самом центре лагеря возле просторного шатра. Там же расположился воинский «оркестр» – не меньше полусотни музыкантов, у которых помимо мечей, луков и копий имелись бубны, трубы, сопелки, накры и сурны. Нет, не ради услады в минуты отдохновения от ратных трудов держал их при себе князь. Вдохновлять войско перед сечей и подавать сигналы в бою – вот для чего требовались ему музыканты. Кстати, татарский сигнальный бунчук на длинной рукояти и большие конусовидные барабаны степняков находились тут же. Да и походная юрта Арапши возвышалась рядом с княжеским шатром.

Глава 21

   Они подошли ближе. Бурцев аж присвистнул от неожиданности: у входа в шатер стоял трофейный «цундапп». Дружинники, охранявшие покой Александра Ярославича, с опаской изучали мотоцикл. Интересно, когда его успели сюда доставить? И главное – как! Хотя понятно как: в стороне топтались несколько обозных крестьянских лошадок. От боков животных шел пар. Рядом валялись хомуты и упряжь. По затоптанному снегу змеились длинные ремни и веревки. И глубокий след от тяжелой машины. Надо же! Впрягли коняг и протащили «цундапп» через весь лагерь волоком! «Глупо, – подумал Бурцев, – попросили бы – я подогнал бы мотоцикл своим ходом прямо к шатру». Стоп, а где…
   – Отто Майх где, Дмитрий? Ну, тот пленный немец, которого я привез с собой?
   – Под охраной. Под надежной охраной. Не бойся – с ним все в порядке. Казнить твоего полонянина князь пока не велит.
   Пока, значит? Ну-ну…
   Дружинники из сопровождения перекинулись несколькими словами с охраной шатра. Те закивали: ждет, мол, Ярославич гостей.
   – Я уже о вас доложил, – шепнул Дмитрий. – Рассказал все как есть. Теперь княже Александр Бурангулку и Юлдуса выслушивает, а потом желает поговорить с вами.
   – Ну что ж, поговорим, – пожал плечами Бурцев.
   Сыма Цзян не произнес ни слова. Китаец смотрел вокруг с видом увлеченного этнографа, да все прицокивал языком. Ядвига тоже стреляла по сторонам глазками. Интерес и испуг читались в ее взглядах. Освальд зыркал хмуро, недружелюбно и прижимал полячку к себе. Рыцарь показывал, что готов рвать голыми руками любого, кто посмеет обидеть его возлюбленную. Да и вообще шляхтич здорово расстроился, когда их разоружили. От неминуемой ссоры с княжескими посланцами спасло лишь своевременное вмешательство Дмитрия. Новгородец объяснил, что на жизнь Александра неоднократно покушались убийцы, подосланные ливонцами и боярами-изменниками, а потому меры предосторожности, которые предпринимала бдительная княжеская охрана, вполне уместны.
   Из шатра вышли Бурангул и Юлдус. Оба кивнули ободряюще.
   – Ну, теперь ступайте и вы с Богом! – напутствовал Дмитрий. – Мы с Бурангулкой здесь подождем.
   Они вступили под полог шатра. Помедлили на пороге, осмотрелись… Никто не торопил, никто не бросал мордой в ковер, как во время первого визита к Кхайду-хану. Да и ковров под ногами не было. Внутреннее убранство княжеского шатра отличалось почти спартанской простотой. Ложе с наваленными поверху шкурами, оружие и доспехи, развешанные по столбам, открытый очаг в центре – под дымовым отверстием, да сбитые на скорую руку лавки.
   На лавках – люди. И людей немало. Сидят степенно, важно, как на боярском собрании. Разноликие, разновозрастные, многие – при оружии… Не у всех тут, оказывается, отбирают опасную сталь.
   В общей массе особенно выделялся азиат с непроницаемым скуластым лицом и кривой саблей на коленях. Союзник Арапша – не иначе. Еще один колоритный типчик – средних лет и в монашеской рясе – подслеповато щурил на вошедших близорукие глазки. Небольшая заостренная палочка в его Руках предназначалась никак не для смертоубийства. Для царапания бересты или навощенных табличек такая сгодится куда лучше. Да вон и грамотку берестяную нервно теребят иссохшие тонкие пальцы. Придворный писарь, наверное…
   Рядом – дюжий вояка в короткой кольчуге. Русый, угрюмый, страшный. Увесистая булава у ног. Желтые пижонские какие-то сапоги тонкой заморской работы плохо вязались с простецким обликом детины. Еще хуже – с нехитрым, но надежным оружием. «Трофейные, видать, сапожки-то», – подумал Бурцев.
   Подле воина с булавой примостился еще один здоровяк. Тоже – соплей не перешибешь. Особые приметы: пудовые кулаки, не очень трезвый взгляд, топор за поясом и рогатина на коротком толстом древке, удерживаемая между ног. С ней, блин, не войну воевать, а на медведя ходить. Впрочем, и войну воевать – запросто. Хотя этот громила и без рогатины – одними своими кулачищами – с кем угодно управится.
   Напротив пары богатырей сидел вояка гораздо более скромных габаритов. Доспехов – нет, из оружия – только короткий меч на богатом поясе. Не силой этот берет врага, а скорее хитростью и мастерством. Острый хищный взгляд, плотно сжатые губы. Интриги с таким крутить – себе дороже будет.
   Ну а который же здесь князь? В замешательстве, впрочем, Бурцев пребывал недолго. Вон тот, темноволосый, что восседает в центре, если смотреть прямо от входа, – и есть главный. К нему, собственно, уже и обратились в ожидании взоры собравшихся. Точно, – этот держался в шатре хозяином.
   Да, нехилый новгородцам достался князь. Здоровый, широкоплечий с небольшой курчавой бородкой. Молод, правда, – моложе Бурцева, наверное. Так ведь понятно: двадцать два годка должно быть сейчас Александру.
   В возрасте князю уступал, пожалуй, только безусый паренек с горящими очами и щеками. Сразу видно – храбр без меры, но горяч и ни выдержкой, ни воинской сметкой не отличается. Юнец щеголял дорогой одеждой и был схож ликом с Ярославичем.
   Собственно, это и объясняло его присутствие на собрании старших мужей и мудрых военачальников. Брательник никак, младшой. Помнится, имелся у Невского брат Андрей, князь Переславский.
   Даже здесь, в своем собственном шатре и среди ближайших соратников, князь не снимал кольчуги и не расставался с мечом. Видать, вправду опасается покушений. А может, просто сказывается многолетняя привычка прирожденного воина, чувствующего себя неуютно без звонкого металла на теле и в ножнах. Бывает и так…
   Поверх кольчуги на князе алеет плащ с золотой наплечной застежкой – гораздо более массивной, крупной и заметной, чем у покойного Домаша Твердиславича. Дорогие сапоги красного сафьяна не стоят неподвижно. Острый носок правого чуть заметно притопывает. Князь думает, князь размышляет… Умнющие карие глаза под густыми бровями внимательно изучали вошедших.
   Позади Александра застыл русоволосый воин при полном вооружении. Оруженосец? Телохранитель? Скорее, и то и другое в одном флаконе. Худой, жилистый, вроде невзрачный, однако Бурцев сразу распознал в нем опытного бойца.

Глава 22

   – Ну, гости дорогие, рассказывайте, кто такие да с чем пожаловали? – заговорил наконец Александр.
   Голос оказался под стать осанистому князю – уверенный, громкий.
   Ответил Бурцев. А кому еще? Не китайцу же и не поляку с полячкой? Он, конечно, знал, что Дмитрий и Бурангул уже поведали князю о цели их визита. Но таков этикет: князь спрашивает – отвечай.
   – Идем из польских земель. К тебе хотим присоединиться, княже. Немца бить.
   – Вместе с девкой, что ли? – усмехнулся Александр.
   Бурцев мысленно чертыхнулся. Действительно, странная ситуация. Но лучше не изворачиваться, а говорить правду, пусть дозированную, но правду. Тогда авось пронесет. И побыстрее, как можно быстрее, надо отвлечь внимание князя от бывшей шпионки ландмейстера фон Балке.
   – Она… Это Ядвига Кульмская – возлюбленная польского рыцаря благородного пана Освальда Добжиньского. Пан Освальд уже не первый год ведет лесную войну против крестоносцев и их польских приспешников из Куявии и Мазовии. Его ближайшие соратники – литвин Збыслав и прусс Адам уже примкнули к твоему войску вместе с Дмитрием и Бурангулом.
   – Да, мне известно об этом.
   Теперь голос Александра был бесстрастным. А глаза – колючими. «Пусть Збыслав, Адам, Дмитрий и Бурангул отвечают за себя, а вы – за себя», – говорили эти глаза.
   Бурцев вздохнул: много, ох много, видно, недругов у князя, раз так недоверчиво смотрит сейчас Ярославич.
   – А этот кто такой? – Александр, нарушив паузу, кивнул на китайца. Княжеские очи вдруг вспыхнули, озорно блеснули. – Тоже поляк, что ль?
   По лавкам прокатились негромкие смешки. Бурцев – и тот не удержался от улыбки.
   – Нет, княже. Китайский мудрец то, советник Кхайду-хана Сыма Цзян. Ходил с татарами на Польшу, строил для хана пороки и готовил огненный заряд. Потом…
   Он запнулся. Стоит ли вдаваться в подробности и рассказывать о поисках Сыма Цзяном в чужих краях башни ариев? Нужно ли вообще о ней упоминать? Нет, пожалуй, обойдемся. Все равно ведь не поверят. А поверят – сочтут, чего доброго, каким-нибудь колдуном. Фиг потом договоришься с православным князем.
   – … потом он отстал от войска. Во время битвы с богемским королем Венцеславом.
   – Допустим. Ну, а ты-то сам откуда здесь взялся? Где по-русски говорить научился?
   – Так я родился на Руси, – опустил глаза Бурцев. Уточнять дату рождения не будем… – Только скитался долго по миру. Странник я, княже, калика перехожий. Кличут Василием, а если на польский манер, то Вацлавом. Немцы под Сродо-градом меня живота лишить хотели, да юзбаши татарский Бурангул от лютой смерти спас. Так я и прибился к Кхайду-хану, а уж там попал в дружину к Дмитрию.
   – Прибился и в большие люди выбился, калика, – заметил Александр. – Дмитрий и Бурангул в один голос утверждают, будто именно под твоим началом была разбита немецкая «свинья» у польского града Легница.
   – Было такое, – не стал скромничать Бурцев, – за то мне ханская золотая пайзца дадена.
   – Да, о пайзце я тоже наслышан. И о том, как крепость немецкую вы взяли…
   – И такое было. Только не немецкая то крепость. На самом деле это замок пана Освальда. Крестоносцы его захватили. А мы отбили.
   – А еще Дмитрий с Бурангулом говорят, будто в том замке вы самого великого магистра орденского порешили.
   – Порешили, – согласился Бурцев.
   – И еще кое-что говорят…
   Он насторожился.
   – Они так тебя расхваливали, что ненароком обмолвились о колдовском оружии, которым ты, якобы, владеешь. Какие-то там диковинные самострелы, снаряженные смертоносными невидимыми стрелами, железная труба, извергающая разрушительный гром и пламя, сосуды, начиненные магическим огнем…
   Ну конечно! Переброшенные из будущего «шмайсер», ручные гранаты, фаустпатрон и пистолет эсэсовца-переговорщика – все это он действительно использовал в прошлогоднем бою за Взгужевежу.
   – Юлдус, унбаши верного нашего союзника Арапши, – князь кивнул на незнакомого и невозмутимого степняка, – тоже добавил к словам твоих друзей много интересного. Он рассказал, как погиб отряд Домаша и Кербета. Рассказал о бое в Моосте. Рассказал о гигантской летающей птице, убивающей сверху, и о ползающем драконе-колеснице, за железным панцирем которого прячутся люди. Юлдус говорит, тебе знакомы эти твари.
   Так вот оно что… Вот ради чего их пригласили в княжеский шатер. Да не их, собственно. Освальда, Сыма Цзяна и Ядвигу доставили сюда в качестве бесплатного приложения – до кучи. А основной разговор будет с ним, с Бурцевым.
   – И потом, – продолжал князь. – Ведь именно ты пригнал в мой лагерь эту… уж не знаю, как сказать… Не то заколдованную самоходную телегу, не то зверя невиданного. Да еще привез на нем никчемного юродивого немца в странных заморских одеждах, который несет всякую чушь, а о ливонском войске рассказать толком ничего не может. Юлдус утверждает, будто немец тот побывал в чреве железного дракона-ашдаха. Должно быть, там бедняга и повредился в уме. Еще Юлдус говорит, что пригнанная тобой зверь-телега тоже способна извергать гром и метать невидимые стрелы. И будто бы она во всем послушна тебе.
   Так-с, похоже, формальная часть допроса закончена. Князь приступал к основной – к тому, что его действительно интересовало и чего не могли объяснить ни Бурангул, ни Дмитрий, ни Юлдус, ни кто-либо другой.
   – Скажи, Василий, ты колдун?
   Тон князя переменился. Освальд, Ядвига и даже Сыма Цзян насторожились, почувствовали, что дело запахло керосином.
   – Нет, княже, – тихо, но твердо сказал Бурцев. – Я не колдун.
   Народ на лавках глухо зароптал.
   – Тогда объясни нам, откуда взялась вся эта дьволыцина и как тебе удается подчинять ее своей воле?
   Бурцев нутром почувствовал: вот он, момент истины! Сейчас необходимо убедить Александра, убедить во что бы то ни стало. Ибо другого шанса ему уже не дадут.
   Он прикоснулся к биноклю. Когда Дружининки из лагерного дозора изымали у них оружие, этот нагрудный футляр с закрытыми окулярами Бурцеву оставили, однако личный страж Александра оказался более бдительным. Едва потенциальный колдун тронул свою коробку, как неприметный телохранитель кошкой выскочил из-за княжеской спины, прикрывая собой господина. Мгновение – и обнаженный меч уткнулся заточенным острием Бурцеву в грудь. «Шустрый малый», – только и успел подумать тот.
   – Савва, назад! – приказал Александр. – Я пока еще сам способен себя защитить.
   Секьюрити с мечом нехотя отступил. Нехотя и недалеко – на расстояние, с которого опасного гостя в случае чего можно одним махом срезать клинком с вытянутой руки.
   Савва… Савва… Странное имечко, редкое. Уж не тот ли это Савва, что в Невской битве подрубил шатер шведского ярла Биргера? А что, очень даже может статься.
   – Я просто хотел показать, – пояснил Бурцев, стараясь не делать резких движений. – Это одна из тех вещей, которые легко принять за магические артефакты, но которые на самом деле таковыми не являются.
   Он открыл окуляры бинокля, протянул оптику князю. Александр взял, недоуменно и настороженно покрутил в руках…
   – Что там блестит? Магические кристаллы?
   Ну вот, опять двадцать пять!
   – Не магические и не кристаллы, княже, а лин… ну, специально обработанное стекло. В нем-то и кроется весь секрет. Искусных заморских мастеров то работа, – соврал Бурцев для пущей важности. Не таких уж, собственно, и заморских. Завременных скорее…
   – И что мне с этим делать?
   – Направь на меня, прислони к очам и взгляни, – проинструктировал Бурцев. – Там есть гм… два таких маленьких окошка для глаз.
   – Княже, не нужно этого делать! – встревожился Савва. – Если этот человек пришел со злым умыслом, ты можешь ослепнуть от его чар.
   – Тогда ты его убьешь, – распорядился Александр.
   И смело глянул в бинокль.
   И отпрянул, едва не выронив немецкую оптику. Князь был бледен.
   Савва взмахнул мечом.
   – Стой! – Ярославич едва успел остановить верного слугу.
   Князь проморгался, снова посмотрел в бинокль. Перевернул, взглянул с другой стороны. Мотнул головой, не понимая, не веря собственным глазам.
   – Ты, Василий, становишься то огромным, то маленьким, и вход в шатер позади тебя тоже, и люди, что сидят у входа… Как тебе такое удается?