Мельникова Валентина Александровна. Агент сыскной полиции

   - Оба кучера живут при конюшне в отдельном помещении. Но в ночь убийства они отпросились на крестины сына своего приятеля, лавочника Перфильева.
   Мои агенты проверили, они до сих пор в его доме, отсыпаются после вчерашних торжеств. - Тартищев на мгновение поднес к глазам один из листков бумаги. - Как явствует из допросов прислуги, все они, кроме кухонного работника, жили в доме фон Дильмаца с момента его приезда в Североеланск. Местом своим дорожили, пользовались большой свободой, к тому же князь платил им довольно крупное по нынешним временам жалованье. Кухонный работник Степан Фокин поступил на службу три месяца назад, но, как удалось выяснить, у него прекрасная аттестация от его прежнего хозяина - попечителя учебных заведений Васильева, у которого он прослужил десять лет вплоть до перевода господина Васильева в Иркутск.
   - Кто жил у князя до него? - спросил Батьянов.
   - Сам Фокин этого не знает. Но из бесед с прислугой выяснилось, что это Гурий Казначеев, который только что отсидел в тюрьме за кражу. Мои агенты пытаются разыскать его в городе, так как не прошло еще и недели, как он освободился из-под стражи. Я направил своих людей в адресный стол и в тюрьму, чтобы выяснить, кто посещал его во время заключения.
   - Так вы склоняетесь к мысли, что возможным убийцей князя был этот Казначеев? - изумился Лямпе. - У вас имеются на это веские основания?
   - Пока никаких оснований, но мы обязаны проверить каждого, - ответил Тартищев устало.
   - Присядьте, Федор Михайлович, - неожиданно заботливо сказал Хворостьянов, - а то на вас лица нет.
   - Спасибо, мне так удобнее, - ответил Тартищев и оглянулся на дверь. Задиреев заглядывал в приоткрытую створку и делал ему какие-то знаки. Простите, господа, я вынужден покинуть вас на некоторое время. Очевидно, открылись какие-то новые обстоятельства. - Кивком головы он приказал Алексею следовать за ним и вышел из гостиной.
   - Ваше высокоблагородие, - вытянулся перед ним Задиреев, - дворник по одежке опознал в убитом бывшего кухонного мужика его светлости. Вчерась вечером он заходил к нему в дворницкую и хвастался новым кафтаном и сапогами. Говорил, что прикупил их на жалованье, которое ему выплатили.
   - Давай сюда дворника, - сказал быстро Тартищев и строго уставился на кудлатого мужика, мнущего в руках облезлую заячью шапку. - Ты, что ли, дворник?
   - Я, вашскобродие, я, - дворник виновато развел руками, - кто ж знал, что Гурий - убивец...
   - Это не твоего ума дело! - прикрикнул на него Тартищев. - Давай рассказывай, когда ты видел в последний раз Казначеева, о чем говорили при встрече?
   - Да, почитай, ни о чем! - произнес растерянно дворник. - В первый раз это дня три назад было как будто...
   - Как будто или точно? - переспросил рассерженно Тартищев.
   - Точно, три дня назад, как раз в пятницу... Его светлость приказали выезд заложить. Оне с утра намеревались за город выехать, по делам, так сказать, но потом отложили на понедельник... Видно, не судьба ему была! вздохнул по-бабьи жалостливо дворник и, заметив яростный взгляд Тартищева, зачастил:
   - Впервые, значитца, Гурий появился в пятницу, хотел получить расчет за прежнюю службу, но его светлость были заняты и его не приняли-с, велели прийти в субботу. Приходил ли он в субботу, Об этом мне неведомо, но вот в воскресенье появился сразу после обедни, хвастался, что князь ему хорошо заплатил. Сказывал, что даже на часы с цепочкой хватит. Сам-то Гурий уже и жилет с карманом по такому случаю прикупил...
   - Про хозяина что-нибудь спрашивал?
   - Никак нет-с, вашскобродие, не спрашивал! Мы с ним недолго говорили. Я-то, по правде, не слишком его и раньше привечал. Злобный он по натуре человек.
   Кошка у меня вот-вот окотиться должна была, а он ее сапогом под живот. Умерла ведь кошечка, а такая ласковая была. Детки долго плакали потом...
   - Ладно, все ясно. - Тартищев повернулся к Алексею:
   - Запиши его показания. - И обратился к Задирееву:
   - Кто еще опознал Казначеева?
   - Никто боле, ваше высокоблагородие, шибко уж его скособочило. Дворник ведь тоже его только по одежке опознал. А остальные его в ней не видели, потому затруднялись сказать что-нибудь...
   - Кто еще видел его в доме князя?
   - В субботу его видел камельдинер... Но о чем он беседовал с барином, не ведает, потому что в кабинет не заходил. Правда, подтверждает, что Гурий из кабинета вышел веселый, пальцами щелкал и насвистывал...
   - А в воскресенье?
   - Нет, в воскресенье и в пятницу, окромя дворника, его никто не заметил.
   - Господин надворный советник, - на пороге появился агент Вавилов, посланный с утра в адресный стол и тюрьму, - разрешите доложить?
   - Докладывай, только быстро! Удалось что выяснить или нет? А то начальство уже икру мечет, что на месте без толку топчемся.
   - По свидетельству адресного стола, Казначеев на жительстве в Североеланске не значится. В тюрьме сидевшие с ним арестанты сообщили, что ни с кем он дружбу не водил, кроме, пожалуй, Мозалевского, который вышел на волю за неделю до Казначеева. Его приметы: роста высокого, плечистый. Лицо светлое, растительность на нем слабая. Глаза серые, маленькие, смотрит исподлобья. Навещать Казначеева в тюрьме навещали, но редко. Пару раз за те полгода, что он в остроге провел, женщина приходила, надзиратель говорит, что назвалась его женой, Екатериной Казначеевой.
   Живет она в кормилицах на Покровке, в доме капитана парохода "Витязь" Страшилова. Но, как удалось выяснить через проживающих в доме слуг, Казначеев у жены после отсидки не появлялся. Сама она из дома тоже в эти дни не отлучалась.
   - Та-ак-с! - пробарабанил пальцами по спинке кресла Тартищев. Кажется, запахло жареным! Алексей, - он весело подмигнул ему, - придется нам маскарад учинить. Оденься кем попроще, лакеем, полотером, да хоть чертом прикинься, но найди эту Екатерину и разузнай у нее в подробностях все о ее муже. Скажи, мол, приятель его давний и якобы присмотрел для него хорошее место. Возможно, она знает, кто его мог приютить на время. Только смотри не проговорись, что его уже в живых нет.
   - А если ничего не скажет, доставить ее к вам?
   - Нет, пока не стоит, посмотрим по обстоятельствам, - махнул рукой Тартищев и повернулся к Вавилову:
   - А тебе, Иван, будет задание пройтись по трактирам. Возможно, уже сегодня кто-то расплачивался французскими золотыми. Возможно, кто-то похожий на Мозалевского. Судя по приметам, он вполне мог спрыгнуть с крыши. Только зачем ему это надо было, ума не приложу! - Он озадаченно хмыкнул и опять направился в гостиную, где нетерпеливое начальство, похоже, рыло копытами землю от негодования.
   Глава 5
   В два часа пополудни к дому капитана Страшилова подошел высокий человек в старом плаще, разбитых сапогах и картузе, надвинутом на глаза. В нем с трудом можно было узнать Алексея, тем более что нижнюю часть лица он прятал за толстым шарфом, обмотанным вокруг шеи.
   Сначала он спустился в дворницкую, поговорил некоторое время с дворником, потом подошел к черному ходу и позвонил. Дверь отворила кухарка.
   - Позови-ка мамку Катерину, мне с ней повидаться надо на пару минут, сказал Алексей и окинул кухарку не совсем приветливым взглядом.
   Она недовольно поджала губы и прикрыла за собой двери. Правда, оставила небольшую щель, что позволило визитеру надеяться, что его просьба не пропадет даром.
   Через несколько минут на пороге появилась дородная белобрысая баба в красном платье и светлом переднике с орущим младенцем на руках. Она резво перебрасывала его с руки на руку, отчего младенец на какое-то время затихал и таращился на мир маленькими круглыми глазенками.
   - Чего надобно? - спросила Екатерина не слишком дружелюбно.
   - Мужа твоего, Гурия, - в тон ей ответил Алексей, - я его давний приятель.
   Екатерина окинула его подозрительным взглядом и нахмурилась.
   - Знать не знаю, где он сшивается. Срок освободиться ему уже поболе недели как вышел, но тута он не появлялся.
   - Ну, язви его в душу, - произнес с сожалением в голосе молодой человек, - а я для него место держу в мясной лавке. Пятнадцать рублей жалованья и на всем готовом. Пойду искать другого земляка. Хотелось, конечно, оставить это место для Гурия, но время не терпит.
   - Постой, мил человек, - схватила его за рукав Катерина, - он у дядьки своего Кондратия завсегда останавливается, когда без места.
   - Адрес скажешь?
   - Вторая Разъезжая, дом Огурцова. Кондратий Лексеич там в кухонных мужиках служит...
   ***
   Почти в то же самое время на грязной половине трактира "Три великана" появился один из лучших агентов Тартищева Иван Вавилов, юркий человечек с маленькими черными усиками и такой же бородкой.
   В старой фуражке со сломанной кокардой, в засаленном сюртуке и дешевых штучных брюках, он смахивал на мелкого чиновника, любящего заложить за воротник, и по этой причине внимания к своей особе не привлекал.
   В зале дым стоял коромыслом. За столиками со сбившимися грязными скатертями, на которых перемешались тарелки с закусками, пустые бутылки и пьяные рожи особо рьяных завсегдатаев, сидели и полулежали на стульях посетители, чей вид не оставлял никакого сомнения, каким образом они зарабатывают себе на жизнь. Проститутки успешно марьяжили <Завлекали.> своих клиентов, "коты" <Сутенеры.> и хипесники <Воры, грабившие мужчин, которых приводили к себе проститутки.> караулили проституток, тырбанили слам <Делили добычу.> "фортачи" <Воры, проникавшие в квартиры через форточки.> и "поездушники" <Воры, промышлявшие кражами с проезжающих экипажей.>, ширмачи <Воры-карманники.> и портяночники <Воры, срывавшие шапки или вырывавшие сумки из рук.>. Между столиками с подносами в руках сновали и огрызались на посетителей половые в длинных красных рубахах, в черных жилетах и таких же брюках с напуском на высокие сапоги. Из бильярдной доносились стук шаров и пьяные возгласы. Здесь вовсю шла игра в пирамиду и карамболь.
   Вавилов протолкался в бильярдную, сел за столик и заказал бутылку пива.
   Пьяный сброд все прибывал. Вонь от давно не мытых тел, запахи перегара и мочи, табачный дым, непрерывный мат и визги шлюх не помешали Вавилову справиться с одной бутылкой пива и заказать вторую.
   Одновременно он успевал держать в поле зрения и входную дверь в зал, и следить за перемещениями публики внутри бильярдной. Некоторые из вновь прибывших, не задерживаясь, проходили в незаметную, прикрытую занавеской дверь в противоположном от стойки углу комнаты. Вавилов знал: за ней начиналась лестница, ведущая на второй этаж соседнего с трактиром дома, где в крошечной комнате катрана <Карточный притон.> крутили мельницу <Игра шулеров между собой.> или разводили лоха <Вовлечь намеченную жертву в картежную игру.> известные в округе чесальщики <Шулеры.> Злоказов и Пилюкин.
   Сам катранщик <Содержатель карточного притона.> был давним агентом Тартищева, и поэтому сыскари заглядывали сюда редко, но точно знали, кого и когда раздели до кишок <Выиграть у жертвы все, вплоть до одежды.> и кто из "иванов" <Вор, работающий по-крупному, авторитетный вор.> вовсю сорил деньгами...
   Перебрав взглядом одного за другим всех посетителей этого зала, Вавилов удостоверился, что никого похожего на Мозалевского здесь нет, поэтому вернулся в общий зал и устроился за столиком недалеко от буфета.
   Все столы были заняты, и в соседях с ним оказались две проститутки ярко крашенные девки, которые были уже изрядно навеселе. Возле них увивались кавалеры - Гмызь и Чернуха, мелкие карманные воры, не брезговавшие ограбить пьяного или сорвать шапку с припозднившегося прохожего.
   Окинув взглядом гуляющую публику, Вавилов натянул фуражку и подошел к буфетчику.
   - Что скажешь?
   - Никого похожего, ваше благородие! - Буфетчик опасливо зыркнул глазами по сторонам и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. - Никого-с в помине!
   - Французскими монетами никто сегодня не расплачивался?
   - Хранцузскими? - удивился буфетчик. - Да мы и не знаем таких!
   - Постой, Данила. - Пробегавший мимо половой взгромоздил на стойку поднос с грязной посудой. - Сегодня поутру завалился один хмырь болотный, выпил три рюмки водки, закусил балыком и кидает мне в оплату золотой. "Получи, дескать, что следует". А я посмотрел и говорю: "Припасай, шляпа, другую монету, у нас такие не ходят!"
   - Что значит не ходят? - Вавилов почувствовал, как у него вспотели ладони.
   - Да какая-то она не такая мне показалась. Маленькая, и не по-нашенски написано.
   - И что же он ответил?
   - Засмеялся и пальцем по лбу себя постучал. "Деревня ты необразованная, - говорит, - во французском золоте ничего не понимаешь!" Золото назад взял и канареечку мне сунул. Я ему сорок копеек сдал.
   - Как он выглядел?
   - Высокий, плечистый, одет как барин, с тростью и в цилиндре.
   - Борода? Усы?
   - Бороды точно нет, а вот усы имеются. Слабые такие, словно недавно отпускать стали...
   - Ты случайно не заметил, куда он после трактира направился?
   - Заметил, - пожал плечами половой, - с утра народу мало, в окно хорошо все видно. Он на крыльцо вышел и извозчика взял. Я точно не разглядел, но, кажется, Ермолая, того, что завсегда у фонтана слева от тумбы стоит...
   ***
   На девять вечера Тартищев объявил общий сбор личного состава сыскного отделения.
   - Будем брать Мозалевского, - коротко определил он задачу и приказал Вавилову:
   - Доложите обстановку.
   Тот пригладил ладонью редкие волосы, которые кустиком топорщились на затылке, и обвел собравшихся серьезным взглядом.
   - На данный момент дело обстоит следующим образом. Выявлен адрес, по которому проживали Казначеев и Мозалевский. Они скрывались в комнате дядьки Казначеева Кондратия Бугрова. В портерной <Портер - сорт темного пива.> напротив дома установлено наблюдение с двух окон. Наши агенты, сменяясь через два часа, наблюдают за парадным подъездом и окнами, выходящими на улицу. Из дворницкой ведется наблюдение за черным ходом. Как показал извозчик Ермолай Гусев, он довез Мозалевского по адресу, заявленному клиентом, то есть туда, где он проживал прежде с Казначеевым. В дом тот вошел через парадный ход и, по сведениям агентов, до сей поры из него не показывался.
   - Что ж, будем брать! - повторил Тартищев и окинул взглядом свое воинство. - Чтобы застать его врасплох и отнять возможность сопротивления или сокрытия вещей, порядок действий будет таков...
   Более всего на свете Алексей боялся, что у него забурчит в животе от голода. Пироги Марии Кузьминичны были последним, что он съел за сегодняшний день.
   К тому же он опасался, что Тартищев вот-вот скажет:
   "Возвращаетесь к себе восвояси, молодой человек, в ваших услугах боле не нуждаются". Но день закончился, за ним потянулась ночь, Тартищев помалкивал и ничего не сказал даже тогда, когда Алексей сел в одну пролетку с агентами, выезжающими на задержание Мозалевского.
   В десятом часу вечера с двух сторон подъехали к дому, где укрывался Мозалевский. Остановились на некотором расстоянии. Вавилов и околоточный надзиратель подошли к воротам соседнего дома и звонком вызвали двух дворников, а по свистку околоточного явились два городовых.
   Под окнами, у парадного подъезда и у черного хода выставили караулы, и после этого Вавилов, Алексей, один из агентов, околоточный и старший дворник принялись взбираться по темной и захламленной лестнице черного хода на второй этаж. Алексею приказали занять нижнюю площадку, агент поднялся чуть выше по ступенькам, ведущим на третий этаж. Околоточный и Вавилов затаились справа и слева от входа в квартиру.
   На звонок дворника дверь открыла женщина и, похоже, совсем не удивилась столь позднему визиту.
   - Кондратий дома? - спросил у нее дворник и шагнул через порог, оставив дверь слегка приоткрытой.
   - Дома, дома, - зачастила женщина, - где ж ему быть?
   Дворник окинул взглядом кухню и подошел к невзрачному человеку, точившему кухонные ножи.
   - Послушай, мне бы Гурия повидать. Там его какая-то баба дожидается. Говорит, что жена.
   - Катька? - удивился Кондратий. - Какого лешего она в ночь примчалась?
   - Откель мне знать? - рассердился дворник. - Позови да позови, просит, а сама чуть не ревмя ревет.
   - А я ей что скажу? - Кондратий уставился на дворника. - Я и сам хочу знать, где он прохлаждается. Вчерась вечером как ушел с приятелем, так и не вернулся.
   - А приятель что ж?
   - Да он у меня в каморке валяется. С утра не просыхает. Сначала казенку <Водка заводского изготовления.> пил, а час назад Варьку, - кивнул он на одну из женщин, - в "шланбой" <Так называлась форточка, через которую с 11 вечера до 7 утра тайно торговали водкой, зачастую, как сейчас говорят, фальсифицированной.> посылал...
   Дверь распахнулась, и Вавилов, а следом за ним околоточный, быстрым шагом вошли в квартиру. Кухня замерла от изумления. Перестали стучать ножи, смолкли разговоры. Кухарка и две ее помощницы, одна из которых открыла дверь дворнику, казалось, онемели от ужаса, увидев двух человек с револьверами в руках.
   - Ни звука! - на всякий случай приказал громким шепотом Вавилов и кивнул головой Кондратию:
   - Веди в свою комнату!
   - Слушаюсь, - прошептал тот испуганно и засеменил к выходу из кухни.
   Его каморка находилась по соседству, но, когда полицейские ворвались в нее, там никого не оказалось.
   Только на грязном без простыни тюфяке, на котором совсем недавно лежал Мозалевский, валялся жилет, в кармане которого нашли тридцать рублей кредитными билетами. На трехрублевой ассигнации были видны следы крови. Кровь обнаружили и на грязном носовом платке, который преступник забыл на подоконнике.
   - Беда какая! Спугнули все-таки мерзавца! Через подвал ушел! - поскреб в затылке околоточный и набросился на дворников:
   - Что ж вы про угольную яму не упредили? Теперь ищи его свищи. Небось уже в другой конец города ускакал.
   Дворники сконфуженно разводили руками и переглядывались. Летом в доме углем не пользовались, и про этот дополнительный выход, ведущий из подвала, просто-напросто забыли.
   - Наверняка он в соседние дворы через дровяные сараи ушел, - заметил Вавилов, успевший сбегать на улицу и вернуться в компании с разъяренным Тартищевым.
   Начальник сыскного отдела окинул всех тяжелым взглядом.
   - Не отыщете к утру Мозалевского, пеняйте на себя! - И кивнул Алексею:
   - Поехали!
   У того екнуло сердце: вот и закончилась его недолгая карьера сыщика! Но виду не подал и лишь спросил:
   - В сыскное отделение?
   - Нет! - рявкнул в ответ Тартищев. - Ко мне домой! - И повернулся к побледневшему Вавилову:
   - Иван, рой землю, грызи зубами, но достань мне негодяя хоть с того света! Сроку тебе до десяти утра. В одиннадцать меня ждут с докладом у губернатора!
   - Ваше высокоблагородие! - Околоточный отошел от Кондратия, который, вжав голову в плечи, робко наблюдал за ними из закутка рядом с плитой. Бугров говорит, что у Мозалевского якобы полюбовница есть. Верка, по фамилии, кажись, Шашкова. Проживает в меблированных комнатах на Разгуляе. Мозалевский хвастался по пьяни, что шибко, дескать, красивая.
   И завсегда его принимает, даже без денег. А сейчас он при деньгах, так и вовсе рада будет.
   Тартищев крякнул и посмотрел на Вавилова.
   - Живо на Разгуляй! Верку выкопать из-под земли. Я не слишком верю, что он решит у нее укрыться, но засаду в квартире устроить непременно. Кроме того, осмотреть все трактиры, кабаки, распивочные, расспросить буфетчиков, половых, маркеров и завсегдатаев, не появлялся ли где человек, похожий на Мозалевского, предупредить городовых, обратить внимание на проституток... Он махнул рукой Алексею. - Поехали!
   Тот уточнил:
   - К вам домой?
   - Нет, в бордель! - ответил Тартищев и, заметив, как вытянулось лицо у Алексея, неожиданно рассмеялся:
   - Не обольщайся! Всего лишь проверим, не появлялся ли наш бегунок в сих злачных местах.
   Глава 6
   Ночь по календарю градоначальника до сих пор считалась лунной, и поэтому фонари опять не горели, хотя на город опустился туман, густой и липкий. Он окутывал здания сплошной пеленой, висел клочьями на кустах и деревьях, стлался под ноги запоздавшим прохожим и лошадям ночных извозчиков, громко перекликавшихся у городского фонтана - своей извечной стоянки.
   Подобные ночи - сущий подарок для обитателей трущоб и притонов, выползающих на свой ночной промысел. Редко кто из обывателей даже в дневное время осмелится на столь рискованный шаг - появиться в районе Хлудовских выселок, самого разбойного места в Североеланске. Ограбить, обыграть в карты, убить - на Хлудовке в порядке вещей. Крики о помощи или предсмертные стоны здесь так же обычны, как разудалые пьяные крики, визги проституток или отборная брань проигравшегося в пух и в прах "делового" <Дерзкий вор, который "работает" по-крупному, самый уважаемый в воровском мире человек>, спустившего за час игры всю свою ночную добычу...
   Здесь располагались самые дешевые, последнего разбора публичные дома. Подъезды их освещались красными фонарями, а на задворках прятались совсем уж отвратные притоны - "кузницы", где ютились пропащие женщины и их коты, которым было что скрывать от полиции. В этих гнездах порока и самого низкопробного разврата составлялись разбойничьи шайки и делилась награбленная добыча, здесь не гнушались раздеть подобранного на улице пьяного или отправить "в плаванье" очередной труп.
   Местные марухи <Девки.>, полупьяные, в отрепьях, шатались по окрестным кабакам и "марьяжили" еще более пьяных клиентов, которым предстояло зачастую лишиться не только платья, но и жизни. "Чистенькие" проститутки, косившие больше под гимназисток и бедных сироток, выглядывали себе "кредитных" <Кавалеров.> почище и подороже одетых, только дорога у всех была одна - в жалкую каморку с тремя-четырьмя убогими кроватями, разделенными ситцевыми занавесками. Но дело редко доходило до постели. "Пропащие, но милые создания" сбывали свою добычу в руки котов, которые следовали за ними по пятам до условного места. Здесь жертва расставалась с последними иллюзиями, хорошо, если не с жизнью, а коты уходили в темноту с чувством исполненного долга и пожитками очередного любителя плотских утех...
   - В кузницы нам соваться нечего! Судя по всему, Мозалевский не из портяночников. Если захочет отлежаться, то найдет себе девку поприличнее.
   Тартищев вышел из экипажа, окинул взглядом прибывших с ним на нескольких пролетках и телегах агентов, местного околоточного Грибанова, дюжину городовых и приказал:
   - Квартал окружить! Смотреть, чтобы из окон не сигали! Особое внимание тем, кто вздумает вдруг по крышам уходить! Всякая рвань коричневая мне ни к чему, тем более болдохи <Завсегдатаи притонов, ночлежек.> или зеленые ноги <Беглые с каторги.>. Ищите человека, похожего на Мозалевского.
   Ночная жизнь шла своим чередом, а обитатели Хлудовки, пока не подозревавшие о внеочередной облаве, продолжали веселиться на всю катушку: то и дело открывающиеся двери кабаков и те, что под красным фонарем, выпускали на волю дребезжащие звуки разбитого фортепиано, визгливой скрипки, отменную ругань или разудалые пьяные песни. Агенты и городовые оцепили квартал, и Хлудовка моментально притихла, почувствовав неладное.
   - Двадцать шесть <Сигнал об опасности, все равно что "Полундра!" для моряка.>! - И раздалась в ночи почти соловьиная трель полицейского свистка.
   - Двадцать шесть! - И отворились вдруг окна, и выпрыгнули из них прямо в объятия сыскарей самые нетерпеливые, а значит, и самые интересные для полиции обитатели Хлудовки.
   По железной крыше загрохотали сапоги. Тартищев кивнул Алексею:
   - Каторга отрывается. - И крикнул снизу в темноту:
   - Эй, болдохи, никого не возьму. Поговорить надо!
   - Чего ж тогда сусло <Кличка, произошедшая от аббревиатуры СУС Североеланский уголовный сыск. Ср.: МУР - Московский уголовный розыск "мусора".> свое привел? - справился сверху чей-то голос.
   - А чтоб было кому рожу тебе начистить, Червивый! - почти нежно ответил ему Тартищев. - Кому я велел в город больше не соваться? Где хочешь пропадай, а здесь не шатайся... Второй побег с каторги... Ты меня знаешь, если возьму, сгниешь на рудниках!
   - Да я уйду... - оправдывался Червивый, - отлежусь пару дней и на Москву рвану... Чево я тут забыл? .
   - Спускайся вниз! - приказал Тартищев. - Разговор есть...
   И здоровенный детина с выбритой наполовину головой вышел покорно из темноты и остановился, не доходя до Тартищева пару шагов:
   - Чевой-то?
   - Ближе подойди, рожа арестантская! - Тартищев поднес к его носу увесистый кулак. - Ты мой кулак знаешь, Червивый! Говори, кто вперед тебя в окно сиганул? Крапива? А ну отвечай!
   Червивый покосился на кулак начальника сыскной полиции, но промолчал.
   - Кто? Я тебя спрашиваю или нет? Крапива, ну?
   Или Хромой? Говори!
   Червивый продолжал молчать. Тартищев негодующе крякнул и, размахнувшись, влепил ему оглушительную затрещину.
   Червивый упал на колени, прикрывая лицо. Из разбитого носа хлынула кровь, пробиваясь струйками меж черных от грязи пальцев.
   - Так бы сразу и спрашивал, - процедил он сквозь зубы, - а то...
   Тартищев засучил рукав, и Червивый еще более мрачно выдавил из себя:
   - Ну, Крапива!
   - Передай сукину сыну, ужо пора отбегаться ему!
   Пусть ноги уносит из города! Придет бумага на розыск - в одночасье поймаю, ты меня знаешь! - Он ухватил здоровой рукой детину за шиворот и рывком поставил его на ноги. - Барин в цилиндре и с тростью здесь не появлялся?
   - С усиками? - быстро справился детина и по-волчьи пристально прошелся по Тартищеву взглядом. - Кажись, это его замастырили <Обыграть в карты с помощью шулерских приемов.> сегодня у Гришки на катране. Василиса не до конца выдоила, говорят, еще и пинтерам <Шулеры.> кое-что досталось.